Текст книги "Забавы придворных"

Автор книги: Вальтер Мап

XVI. О КУПЦАХ СЦЕВЕ И ОЛЛОНЕ [723]723
  О купцах Сцеве и Оллоне. – Либрехт (Liebrecht 1879, 52) сравнивает эту новеллу с пьесой датского писателя Иеронимуса Юстесена Ранха «Скупой плут» («Karrig Niding», 1598). По замечанию А. Варваро, персонаж, убежденный в том, что он – больше не он, – мотив, восходящий к античности и типично комический: он разработан в «Амфитрионе» Плавта, а во времена Мапа – в элегической комедии Виталия Блуаского «Гета» (Varvaro 1994, 167).


[Закрыть]

Сцева и Оллон, равные летами, неравные нравами, отроки из простонародья, одновременно получив небольшое имение, в наши дни принялись торговать вразнос мелким товаром, а затем, благодаря неизменному успеху, уже и большим. Из коробейников они сделались перевозчиками, из перевозчиков – хозяевами множества возчиков, всегда оставаясь верными товарищами. С расширением торговли, как где-то сказано, любовь к деньгам возросла, насколько взросло богатство[724]724
  …любовь к деньгам возросла, насколько взросло богатство. – Ювенал. Сатиры. XIV. 139.


[Закрыть]. Уже узы товарищества и общие средства им не по нраву, мила им раздельная собственность: делят все, бросают жребий, каждый забирает, что ему выпало, и они расстаются, сказав друг другу «прощай». Сцева, человек великодушный и для своего положения обходительный, слезно увещевает Оллона, чтобы не был редок меж ними обмен вестями, в какой бы деревне или городе они ни поселились, чтобы их, хотя и в разлуке, все же объединяло частое воспоминание о приязни.

Сцева выбрал жить в Равенне и, долго оставаясь холостым, занимался меной товаров; Оллон в Павии нашел себе красивую жену. Первое время частые вестники сновали меж ними, но наконец это стихло. Сцева отправляется в Павию навестить Оллона с большой ватагой слуг и добрым скарбом – и встречает Оллона с нагруженными подводами, спешащего на отдаленную ярмарку. Они обменялись поцелуями; Оллон спрашивает: «Откуда и куда?»[725]725
  «Откуда и куда?» – Ср.: Гораций. Сатиры. II. 4. 1.


[Закрыть], хотя по старинной любви должен бы вернуться и принять у себя столь близкого друга. Но даже слыша, что он – единственное, ради чего явился Сцева, он отговаривается ярмаркой, прибавляет, что Сцева никак не может остановиться у него по многим причинам, и покидает его, двинувшись за подводами. Сцева, скорбя, что обманулся, случайно разговорился близ Павии с Оллоновым пастухом, не зная его, и, услышав, кто он таков, спрашивает о состоянии Оллона, движимом и недвижимом, и, сведав все тайны его дома, сообщает их жене Оллона как пропуск, чтобы ему оказали гостеприимство. Его принимают, и он не позволяет ни своей, ни Оллоновой челяди довольствовать себя из домашних средств, хотя и обширных; он велит доставить всякую роскошь – по его словам, привычную для него, – со стороны и готовит из собственных припасов такую блестящую и пышную трапезу, что вызывает изумление даже у соседей. Он зовет стоящих на торжище[726]726
  …зовет стоящих на торжище… – Мф. 20: 3.


[Закрыть], прохожих удерживает, расточает такое обилие яств и напитков, что и жена Оллонова, и все прочие желают, чтобы Оллон отсутствовал вечно, а Сцева оставался. Так идет много дней – пиршество все возрастает; он приглашает всех; кто приходит, тех чествуют с ненасытной щедростью, кто не идет, тех нагружают посланными подарками.

Слетается вся область поглядеть на то, о чем слышит, разлетается по городам и весям изумление, настигает и Оллона, держащего путь оттуда. Ошеломленный, он решает не возвращаться, покуда тот из его дома не уйдет. И так как он неистовствует в ревнивой тревоге о жене и не меньше того снедается завистью, то уже не горит обычной алчностью, сбывая свои товары. Не печалится от убытков, не радуется прибыли, не думает, как стяжать и сберечь деньги; он становится расточителен на имение и скуп на жену, и когда обеспокоенным умом гадает о ней и Сцеве, что там у них, то по случайности натыкается на правду. Ибо Сцева ударился в то, чего Оллон страшился, и всеми доступными ему ухищрениями принялся склонять женщину к своему желанию: а когда своего добился и насладился недозволенным, не удовлетворился этим нечестием, но прибавил еще: «Дорогая моя, избранная и паче души моей любимая! ты можешь, если твоему сердцу то угодно, унять мое сердце, растревоженное и горящее любовью, сделав так, чтобы впредь мы жили вместе в полном спокойствии: а именно, если не пустишь Оллона, когда он вернется, и отречешься от него, будто в удивлении, отвергнешь его и отречешься, что знаешь этого человека[727]727
  …отречешься, что знаешь этого человека. – Ср.: Лк. 22: 34.


[Закрыть]. Я позабочусь, чтобы все соседи и знакомые так сделали, и шерифа и его служителей склоню к этому замыслу, если только ты мне пособишь, и кто бы ни пытался уверить судей или других должностных лиц, что Оллон был твоим мужем или владельцем этих богатств, сразу умолкнут, когда меня услышат, а если будет нужно, поклянутся в обратном, так что он сам в себе усомнится и околдованным умом будет думать, что он не Оллон, а что-то другое». Она соглашается, хотя и без надежды на удачу. И вот Сцева, повсюду раздав награды и прибавив посулы, добивается своего от всех знакомых Оллона, ведь не крепка дружба при кривых нравах. Он приступается к князю и судьям и совращает к обычному их дурачеству. Всем кажется его лукавство добрым, а насмешка – остроумной, а кроме того, они считают полезным вырубить бесплодную смоковницу и насадить плодоносную маслину.

Живет Сцева в этом доме с женой, как законный супруг, и не перестает этот учитель лжи наставлять всех, как им следует отвечать Оллону. Оллон же предусмотрительно, как ему кажется, тянет с возвращением, пока не удалится соперник, чтобы отмстить свои обиды на жене, лишившейся помощника, и чтобы не смотреть на расточение своего добра, о чем он наслышан: ибо меньше уязвляет скупцов ущерб, когда они его не видят.

Видя наконец, что промедлил, и боясь опасности, он отправляется домой, стучит в дверь, раздражается, что ему не отворяют тотчас; упорствует, поднимает шум, закипает; негодует, разражается угрозами. Заносчиво кличет по имени Николая, которого поставил своим привратником. Тот подходит и с такой же надменностью отвечает: «Ты кто? Чего бесишься? Какой демон тебя нудит? Почему мы должны страдать, если ты на голову скорбен? Почему ты не даешь покоя моему хозяину? Ты лунатик или еще какой-нибудь полоумный? Если ты разум потерял, мы тебе его живо вернем; если не угомонишься, дубинка тебя угомонит». А тот: «Раб мой, разве я – не я?» Николай: «Я знаю, что ты – это ты, а ты сам этого не знаешь?» Оллон: «И ты не знаешь, что ты – мой раб?» Николай: «Я знаю, что ты – раб, а насчет того, что ты мной владеешь, так это ты не в своем уме»[728]728
  Я знаю, что ты – раб: а насчет того, что ты мной владеешь, так это ты не в своем уме. – В оригинале не вполне понятная фраза: Te scio servum; possessionem furis. Следуем переводу Тапера и Огла (Walter Map 1924, 250). Джеймс: «Я знаю, что ты раб; ты спятил из-за имущества» (Walter Map 1983, 399); Ригг: «Я знаю, что ты раб, имущество вора» (Rigg 1985, 181).


[Закрыть]. Оллон: «Живо открой мою дверь». Николай: «Твою? Разве это не доказательство, что ты сумасброд? Ей-богу, или замолчи, или я этим жезлом наложу на тебя вечное молчание». Оллон: «Раб лукавый[729]729
  Раб лукавый… – Мф. 18: 32; Лк. 19: 22.


[Закрыть], разве я не тот Оллон, что поставил тебя стражем этого двора?» Николай: «Ты, убогий шут? Конечно, Оллон здесь, внутри, и лежит с моей хозяйкой в постели». Оллон: «С какой хозяйкой, дьявол?» Николай: «Сам ты дьявол Конечно, с моей прекрасной хозяйкой Библидой». Слыша имя Библиды, тот, как безумный, валится с коня и некоторое время остается в помрачении, а потом говорит: «Выйди, Николай, и погляди на меня как следует, опомнись и признай меня, твоего хозяина и мужа Библиды». Тут Николай с громким хохотом: «Мне достаточно тебя видно через мою скважину; может, ты и Оллон, да не каждый Оллон – муж Библиды». Оллон: «Да я тот самый Оллон, который в твоем присутствии принял ее в жены от отца ее Мелы и матери Балы». Николай: «Никогда я не видел, чтоб хмельные и безумные были такими памятливыми; эти имена ты узнал от кого-нибудь и накрепко усвоил – и Мелу, и Балу, и Николая. Может, слыхал и о нашей служанке Кристине?» Оллон: «Мне нет нужды о ней слышать, я ведь кормлю ее, и тебя, и всех ваших, я и дом этот выстроил, и все, что есть в нем, – мое». Николай: «Кристина, Кристина, эй, Кристина! Поди-ка погляди на несчастнейшего безумца, который все знает, всех кормит, всем владеет; впрямь остроумное помешательство его изводит, ибо оно сделало его королем. Посмотри, не тот ли это, которого недавно вели вешать за убийство, а он ускользнул в убежище? И после этого он величается нашим кормильцем! Как тебе кажется?» Кристина: «Я и хотела сказать тебе, что это он; но надобно с ним полегче, что бы он ни делал: кто под властью меланхолии, тому все позволено». Оллон, сам себе: «Сколь дерзостна и строптива гордыня рабов! Они набрались этого от Сцевы: он заплатил им, чтобы они от меня отреклись, а когда он удалится, насытившись моей роскошью, они повалятся мне в ноги и станут просить прощения, говоря, что заблуждались по неведению. Но пропади пропадом Оллон, коли не покажет им, что у него острые зубы[730]730
  …коли не покажет им, что у него острые зубы. – Буквально: «если не покажет им волосатый зуб» (si non ostenderit eis pilosum dentem). Ср. немецкую идиому «Haare auf den Zähnen haben», «быть зубастым, за словом в карман не лезть».


[Закрыть]». Николай: «Бурчи себе, несчастный безмозглый, а коли не хочешь быть битым, убирайся поскорее». Кристина: «Эй, ты, что зовешься Оллоном! Ты называешь нас помешанными, а мы тебя безумным; позови своих соседей, и когда они тебе скажут то же, что и мы, поверь, что ты одержимый».

Он зовет соседей и рассказывает о претерпенных обидах. Те отрицают, что видели этого человека и даже слышали о нем, смеются над ним, подбивают друг друга связать его и вернуть в разум; он настаивает, они же камнями гонят его вон с площади. Подобным образом и судьи его прогоняют. Найдя всюду один прием и схожие речи, он всего себя оглядывает и допытывается у своих людей, кто он и откуда, и как обстоит дело, и, идя наперекор собственному мнению, меньше верит на свой счет себе, чем другим. А они, как и все остальные, кого Сцева соблазнил, говорят голосом его кошеля. Молвит один из них, по имени Барат: «Господин, мы знаем правду, но ты с нами так суров и такие насупленные брови нам показываешь, что нам, хоть мы и знаем правду, из боязни приходится притворяться. Твой дом и Библида, которую ты ищешь, – в Равенне; если угодно, пойдем туда, чтоб ты там нашел то, что, по-твоему, ты видел здесь». Так они уходят из Павии, и в первую же ночь покинутый всеми, кто с ним был, Оллон от стыда почти вправду делается безумным. Он видит, что все запасы его, кроме того, что было при нем, растрачены; идет к своим пастухам, выгоняет их из овчарен и уволакивает все движимое, на которое ему удается набросить крючок. Слыша новости, Сцева следует за ним, нагоняет и возвращается, связав его, как вора своего добра. Оллон страшится судей и, стыдясь грядущего осмеяния, отказывается от всех обвинений против Сцевы.

Верь мне, подарки дарить – дело, где надобен ум[731]731
  Верь мне, подарки дарить – дело, где надобен ум. – Овидий. Любовные элегии. I. 8. 62.


[Закрыть].

КОНЧАЕТСЯ ЧЕТВЕРТЫЙ РАЗДЕЛ ЗАБАВ ПРИДВОРНЫХ.

НАЧИНАЕТСЯ ПЯТЫЙ

ПЯТЫЙ РАЗДЕЛ

I. ПРОЛОГ

Плоды усердия древних у нас в руках; собственное прошлое они делают для нас настоящим, а мы немы; таким вот образом память о них жива в нас, а о своем мы беспамятны. Вот славное чудо! Мертвые живут, живые вместо них погребаются! Может статься, и наши времена располагают чем-то достойным Софоклова котурна[732]732
  …достойным Софоклова котурна. – Ср.: Вергилий. Буколики. VIII. 10.


[Закрыть]. Однако пренебрегаются отменные дела современных героев и превозносится никчемная бахрома древности. Это несомненно оттого, что порицать мы умеем, а сочинять – нет, сгораем от желания разорвать – и заслуживаем, чтоб нас разорвали. Так причиною редкости поэтов – раздвоенные языки хулителей[733]733
  …причиною редкости поэтов – раздвоенные языки хулителей. – Ф. Таппер цитирует Горация (Послания. II. 1. 88 и след.) и прибавляет: «Вальтер Мап, хорошо знающий Горация, играет на той же струне в прологе к пятому разделу De Nugis Curialium» (Tupper 1917, 571).


[Закрыть]. Так цепенеют души, пропадают дарования; так уныло угасает благородное рвение этого века, и не от скудости топлива тмится лампада, но сникают искусники, и к нашим сочинителям нет внимания. Цезарь у Лукана, Эней у Марона живы в великих хвалах, не больше своими заслугами, чем неусыпным рвением поэтов. У нас же ватага скоморохов народными виршами поддерживает божественную славу Карлов и Пипинов, но никто не скажет о нынешних Цезарях, хотя их нравы, полные мужества и воздержности, вызывающие общее изумление, готовы для пера. Александр Македонский, проклинавший тесноту подчиненного ему мира, при виде могилы Ахилла вздохнул и молвил: «Счастлив ты, юноша, что обрел такого глашатая твоим заслугам», имея в виду Гомера[734]734
  …вздохнул и молвил: «Счастлив ты, юноша, что обрел такого глашатая твоим заслугам», имея в виду Гомера. – Цицерон. В защиту Архия. 24; ср.: Julius Valerius. Res gestae Alexandri Macedonis. I. 47; Galterus de Castellione. Alexandreis. I. 478—485.


[Закрыть]. Сей великий Александр мне свидетель, что многие, кто удостоился жить среди людей по смерти, живы лишь в описании сочинителей. Но что значит вздох Александра? Несомненно, он печалится о своих заслугах, коим надобен был великий поэт, дабы последний час не уничтожил его целиком. Но кто осмелится занести на страницу что-нибудь из нынешнего или хотя бы написать наши имена? Действительно, если в каком-нибудь новом сочинении упоминается Генрих, Вальтер или даже твое собственное имя, ты презираешь это и высмеиваешь, но не из-за их изъяна и, надеюсь, не из-за твоего. Если же замечаешь Ганнибала, Менестрата[735]735
  …Ганнибала, Менестрата… – Среди «пышно звучащих имен древности», по выражению Бредли, появляется некий Менестрат, идентифицировать которого трудно. М. Р. Джеймс (Walter Map 1914, 269) указывает на некоего Менекрата, упомянутого у Ливия (История Рима от основания города. XLIV. 24), – однако он, по замечанию самого Джеймса, не настолько известное лицо, чтобы фигурировать в этом перечне, к тому же, как прибавляет Бредли, нет свидетельств, что Мап читал Ливия. Сам Бредли (Bradley 1917, 397f.) приводит знаменитых скульпторов Менестрата и Менекрата, упомянутых в одном пассаже Плиния (Естественная история. XXXVI. 4. 32, 34). См. еще: Nauta 1931, 196. Решительное обобщение разысканий по этому вопросу: «Кто такой Менестрат? По всей вероятности, изобретение Мапа, намеренная мистификация в духе Гальфрида Монмутского и Иоанна Солсберийского, не говоря уже об авторах романов» (Walter Map 1983, XXXV).


[Закрыть] или еще какое-то имя из сладкой древности, поднимается дух, ты волнуешься и трепещешь, горя вступить в баснословную годину золотого века. Нероново самовластье, алчность Юбы[736]736
  …алчность Юбы… – Нумидийский царь и союзник Помпея, совершивший самоубийство в 46 г. до н. э. М. Р. Джеймс (Walter Map 1914, 204) указывает на Лукана (Фарсалия. IV. 670 и след.) как возможный источник сведений о Юбе; но это не объясняет, почему нумидийский царь оказался у Мапа образцом алчности.


[Закрыть], все, что ни предложит древность, ты принимаешь благоговейно; кротость Людовика, щедрость Генриха отметаешь. Но если ты не веришь, что нашим присуща древняя добродетель, и бежишь этого утверждения как басни, послушай о древней злобе у наших, какую обычно находишь в Нероне и подобных; ибо никогда зависть не уклонялась так от себя самой, чтобы, отказывая современным в старинном благородстве, не уступить им по крайней мере старинную подлость. Здесь ты найдешь изображенной в современных делах честность с ее любезностью и гнусность – с ее ненавистными преступлениями. Эту мы предложим тебе, чтоб избегать ее отрав; ту – чтобы избрать ее ради ее наград; не отводи же взора ни от одной из них, пока не рассмотришь и не уразумеешь: ведь тебе надлежит прочесть и исследовать каждую страницу, которую увидишь, чтоб ни одну не почел ты неважной, пока не дочел до конца.

Водится в Дунае рыба узула[737]737
  Водится в Дунае рыба узула… – «Возможно, алоза (Alosa), которая, по словам Геснера, восприимчива к музыке» (Walter Map 1914, 269).


[Закрыть], которая следует за музыкальными ладами даже сквозь вражьи оружья и от ран не останавливается, но, расточая свою жизнь и алча органных звуков, стремится даже до смерти за медвяными приманками своей души. Такова торжествующая настойчивость благородного и ревностного мужа, которого ни кашель, ни чахотка, ни иная тягота не отпугнет от ученых занятий. Свое изнуренное тело он обременит трудами мученичества, ибо мудро считает благороднее излить пред Богом душу, обогащенную светом мудрости, чем баловать ее для себя, напитанную бездельем и праздностью. Так и ты будь узулой.

II. О КОРОЛЕ АПОЛЛОНИДЕ [738]738
  О короле Аполлониде. – Делалось много предположений о том, какого короля Мап скрыл за этим псевдонимом. М. Р. Джеймс выдвигал Генриха II; упоминались также Вильгельм Лев, Филипп Фландрский и др. Г. Бредли (Bradley 1917, 398), дав сводку мнений, сам предлагает кандидатуру Генриха Молодого Короля – на основании того, что Мап говорит о нем в IV. 1, а также того, что «Аполлонид» значит «сын Аполлона» (т. е. Фаэтон, амбициозный юноша, которому отец доверил бразды правления, и результат оказался плачевным). Однако оговорка «в западных краях» и жизнь, проводимая в грабежах, говорят, скорее, о каком-то валлийском вожде (на которого, возможно, намекает и начальное «Ап»). См.: Walter Map 1983, XXXVI.


[Закрыть]

Аполлонид, король в западных краях, опустошив вражеские земли, отправился домой с несметной добычей. На дороге священник закричал вслед ему, что среди своей добычи он увел и двадцать его животных; король заставил его поклясться в этом и сказал: «Забирай свое и ступай с миром». А когда священник выбрал лучшее из каждого стада, радея больше о пользе, чем о правде, Аполлонид, хотя и осведомленный о том, что он делает, из почтения к нему смолчал. Они еще дивились этому, как вдруг подбегает другой священник и другие два десятка подобным образом себе требует, и, принеся ложную клятву, уводит их, как первый, а король, хоть и раздражается, однако не возражает; когда же появляется и третий, предлагая поклясться только за двух, король ему говорит: «Клянись за двадцать, как те, которые только что ушли». А тот в ответ: «Господин, я не поклянусь лживо». Тогда король, желая вознаградить его верность, прибавил к его двум еще сотню, молвив: «Этот человек, что предпочел многого лишиться, лишь бы не лжесвидетельствовать, более достоин владеть моей скотиной, чем достойны владеть своей те, кто предпочел лжесвидетельствовать, лишь бы не лишиться». Вот, ей-богу, речь и дело, что мнятся мне достойными Гомерова стиля, – я же недостоин предмета столь изысканного.

Тот же король, услышав, что его королевство тревожит иноземный король, посылает разведчиков и узнает, что владыка этот роскошно живет на дорогих яствах и что во всем его войске не пьют ничего, кроме вина, хотя в тех краях вино – вещь весьма редкая. Предполагая, что ему и его народу достанет воды, он говорит: «От века не слыхано, чтобы вино побеждало воду». И когда в течение долгого похода одни пили вино, а другие – воду, победа досталась воде. Ибо когда вино в тех местах иссякло, иноземцы вернулись к вину восвояси.

Этого короля я видел, знаю его и ненавижу, но не хочу, чтобы моя ненависть очерняла его доблесть, и не намерен замалчивать чью-либо добродетель из зависти. Этот человек доставил съестные припасы неприятелям, осажденным и опасностью голода принуждаемым к сдаче[739]739
  …принуждаемым к сдаче… – В оригинале: sub hastam ire coactis, «принуждаемым пройти под копьем», – намек на «прохождение под игом», известное Мапу из римской классики (Цицерон. Об обязанностях. III. 109 и пр.): на два копья, воткнутых в землю, клали третье, и сдавшиеся воины без оружия, поодиночке, пригибаясь, проходили под этой перекладиной. Ср.: Алан Лилльский. Плач Природы. IX. 53.


[Закрыть], дабы победить их своей силой, а не скудостью в пище, и тем увеличил славу своей победы, хотя и отсрочил ее. Кроткий и мирный с соседями, он одолевал войной отдаленные народы, подобно ястребу, который никогда не нападает на птиц, живущих близ его гнезда, но миротворными когтями отгоняет их врагов и делает своей добычей тех, что живут в отдаленье.

III. О ПРОИСХОЖДЕНИИ ГРАФА ГОДВИНА И ЕГО НРАВАХ

В лето от Воплощения Господня 1054-е был захвачен сарацинами Иерусалим[740]740
  В лето от Воплощения Господня 1054-е был захвачен сарацинами Иерусалим… – В середине XI в. Иерусалим прочно находился в руках мусульман; нелегко понять, какие события лежат за этим предполагаемым захватом 1054 г. В 1056 г. людям с Запада было запрещено входить в храм Гроба Господня, и более трехсот христиан были высланы из Иерусалима. Стихи принадлежат не Мапу; двустишие о комете цитируют Ордерик Виталий и Генрих Хантингдонский. Комета Галлея в 1066 г. рассматривалась как знаменье нормандского завоевания (ср.: Генрих Хантингдонский 2015, 290, 303) и изображена на Ковре из Байе; Иерусалим был захвачен крестоносцами в 1099 г., отвоеван Саладином в 1187 г.


[Закрыть] и удерживаем 45 лет. За двенадцать лет до того[741]741
  За двенадцать лет до того… – В рукописи ante, по смыслу должно быть post, «после».


[Закрыть], как Иерусалим был порабощен сарацинами, Англия досталась норманнам.

 
Как совершилася тысяча сто и десятков седмина,
Год по десятке седьмой ввел в Ерусалим Саладина[742]742
  …ввел в Ерусалим Саладина. – В оригинале – рифмованный гекзаметр.


[Закрыть].
 
 
Год шестьдесят шестой по тысяче круглой свершался:
Англов края в это лето увидели кудри кометы.
 
 
В год же тысяча сотый, и вычесть еще единицу,
Франки Ерусалим захватили доблестью мощной.
 

За тридцать три года до того, как Иерусалим был отнят у сарацин, была пленена Англия и гневом Всевышнего предана норманнам. Примерно за три года до разорения Иерусалима Константинополь, одряхлевший в многолетнем мире, был захвачен с помощью многочисленных и даже бесчисленных козней Андронием[743]743
  …был захвачен с помощью многочисленных и даже бесчисленных козней Андронием… – Возможно, речь об Андронике Комнине, императоре в 1183—1185 гг.; ср.: II. 18.


[Закрыть], равным в беспутстве Нерону, если не превзошедшим его. Так оба эти разорения пророчили и предвещали два разорения Иерусалима. Но чтобы их причины не пропали для потомства, надо их отметить, а для того – небольшое отступление.

Эдгар, король англов[744]744
  Эдгар, король англов… – Эдгар Миролюбивый, умерший в 975 г., оставил двух сыновей от разных матерей, Эдуарда (Мученика), наследовавшего отцу, и Этельреда. Эдуард был убит в замке Корф в марте 978 г.; королеву Эльфреду, мать Этельреда, подозревали в соучастии. Этельред вторым браком женился на Эмме, сестре Ричарда II, герцога Нормандского. Из его сыновей Альфред был убит во время визита в Англию в 1036 г., а Эдуард (Исповедник) в конце концов стал королем (1042—1066).


[Закрыть], преславный родом, нравом и державой, со своею супругою прижил Эдуарда, подобного ему и следующего по отцовским стопам, а когда его мать умерла, от второй законной жены родил Этельреда, чья мать, не желая уступить королевство Эдуарду, дала ему отравы, но, не добившись своего, наняла воинов и убила его в Шефтсбери. Наследовал Эдгару король Этельред, которого англы прозвали Несмысленным[745]745
  …король Этельред, которого англы прозвали Несмысленным… – В рукописи: quem Anglici Consilium uocauerunt, добавление Nullum предложено Бредли (Bradley 1917, 399): таким образом, здесь у Мапа прямой перевод знаменитого прозвища Этельреда Unræd (по-русски его принято называть «Этельред Неразумный»). Мап – самый ранний автор, упоминающий прозвище Этельреда.


[Закрыть], ибо он никаким делом не занимался. У него от сестры графа или герцога Нормандии было двое сыновей, Альфред и Эдуард. Во времена этого бесславного Этельреда из-за его бессмыслия и бездействия короли близлежащих островов брали и добычу от Англии, и от Этельреда дары ради мира.

В ту пору возвысился один муж таким образом. На охоте Этельред отбился от спутников. Была зима, и он, блуждая в одиночестве, вышел к дому какого-то пастуха королевских коров, просил пристанища и получил его. Живо выскакивает сын сторожа, отрок по имени Годвин[746]746
  …отрок по имени Годвин… – Годвин Уэссекский (1001—1053), наиболее могущественный магнат во времена Эдуарда Исповедника, отец последнего англосаксонского короля Гарольда II. Имя его отца было Вульфнот, и он, возможно, был уэссекским тэном; в XII в. возникают разные легенды о происхождении Годвина; Мап – не единственный, кто делает его сыном пастуха. См.: Walter Map 1983, 413.


[Закрыть], более пригожий и добрый, чем обещало его родословие. Он стаскивает с короля сапоги, чистит, ставит назад; моет коня, вываживает, скребницей обходит, дает подстилку, заправляет корм; все устраивает опрятно, быстро и чисто. Явный любимец отца и уставщик скудного дома, он ставит на огонь самого жирного гуся и приставляет сестру за ним следить. Отец велит приготовить одну курицу; он тотчас ставит трех на огонь. Отец подает один кусок соленой свинины и овощи; тот расторопно добавляет три и, не спрашиваясь у отца с матерью, прибавляет подсвинка, то есть молодую непокрытую свинью[747]747
  …подсвинка, то есть молодую непокрытую свинью. – В оригинале: nefrendem, id est adolescentem et uirginem suem. Дж. Б. Смит видит в этом пояснении к слову nefrens (у классических авторов означающему «не способный кусать, не имеющий зубов») глоссу, причем не вполне корректную (Smith 2017, 70).


[Закрыть]. Раздувает огонь, зажигает свечи, рассказывает побаски, чтоб скоротать время; короля потешит, матери польстит, отца поторопит; чего недостает, он заботливо восполнит; не ляжет, не сядет, не облокотится, не остановится; весь он в движении. Трудов не жалеет, не радеет о своей пользе, не заботится о поощрении, весь внемлет королю, всего себя ему посвящает. И хотя он не знает, что это король, но с такой полнотой оказывает ему королевскую почесть, смотрит на себя пренебрежительно, между тем как на него смотрят пристально, о себе не радеет, но другими избран, себя не разумеет, но другие его разумеют, не имеет ни желания, ни надежды, не из корысти служит, не забрасывает крючок, чтобы вытянуть что-нибудь, но издерживает всего себя радушно и носится с открытым сердцем, не ради прибытка или выгоды, и нежданно налетает на прибыток и выгоду. Пленяется король его рачением, принимает его, как своего сына, чтобы поставить управителем над великими богатствами. Так уж ведется: кто с алчным хитроумием забрасывает крючок заботы, ничего не выловит, а на простодушное усердие льется с небес нечаянная милость. Ибо король, вообще туповатый, тут все примечает, впивает и одобряет, и хотя сам ленивый, благосклонно принимает проворную заботливость и расторопную службу, как многие хвалят то, чему подражать не торопятся.

Итак, ввел его король в свой чертог, а с течением времени вознес над всеми князьями королевства[748]748
  …вознес над всеми князьями королевства… – Ср.: Есф. 3: 1; 5: 11.


[Закрыть], вместе с рыцарским поясом пожаловав ему графство Глостерское[749]749
  …пожаловав ему графство Глостерское. – Годвин был эрлом Уэссекса; ни он, ни кто-либо из его сыновей не был эрлом Глостера.


[Закрыть]. Годвин объезжал все гавани Англии, по суше и по морю, истребляя всех пиратов, и его трудами Англия сделалась страшна всем окрестным странам, быв прежде для них грабежом и добычей. Она упокоилась и передохнула, а сам граф, не терпя мира и покоя, всем сердцем пылая страстью к войне, подвизался в заморских бранях, столь великих и столь отдаленных, что имя его сделалось известно и сарацинам, и христианам и слава его нигде не обретала совместников. Исполнилось при его возвращении ликованьем королевство. Вся обходительность, остроумие, щедрость, коих справедливо ждут от вельможи или королевского сына, с полнотой и весельем обнаруживаются в сыне волопаса, и от внезапности это еще удивительней. Кто бы поверил, что селянин будет чужд сельской простоте и овеян таким благоуханием доблестей? Не говорю, что он добрый человек, но удалой и беззастенчивый[750]750
  …удалой и беззастенчивый. – Probum et improbum. В переводе Таппера и Огла «человек с большой способностью к добру и к злу». Той же словесной игрой Мап характеризует валлийцев: probitatem et improbitatem, «об истовой и неистовой доблести» (II. 11), sola … improbitate probi, «одной недобротой добрые» (II. 20).


[Закрыть]. Благодушие – дочь родовитости, и мудрость запрещает безродным обладать ее высотой; но удаль бывает и в добром человеке, и в дурном. Благодушие творит только благого, удаль же – и того и другого. Я и не называю его добрым, ибо знаю, что он безродный, но удалым, ибо он силен в деяниях, дерзок в опасностях, ухватывается за открывшиеся случаи, свершает дела непобедимо, в сомнениях выбирает быстро, крепкий поборник и правды, и неправды. Этими-то достоинствами своего нрава граф, благой и учтивый с виду, прикрывал изъяны, присущие его происхождению, и могучей силой сдерживал бесстрашность своего беспутства[751]751
  …бесстрашность своего беспутства… – Снова игра словами militia—malitia (ср. примеч. 710).


[Закрыть]; без отважной борьбы не превзойдет других тот, кто не в ладах с природой. Однако он возвысился, и жадность, насилу вырвавшись из рук доблестей, подняла голову, и алчность приползла помогать его щедрости, ибо он желал всеми способами наживаться[752]752
  …всеми способами наживаться… – Гораций. Послания. I. 1. 66.


[Закрыть], чтобы быть способным на обильные дары, и не стыдился похищать то, что мог бы раздать, хотя щедрость не должна превосходить меру способности и не велика слава – дарить, что добыто лукаво[753]753
  …хотя щедрость не должна превосходить меру способности и не велика слава – дарить, что добыто лукаво. – О. Бычков (Bychkov 1995) указывает на зависимость этого рассуждения от Цицерона: Об обязанностях. I. 42—45.


[Закрыть]. Несравненно превосходящий всех, по удали и беззастенчивости умеющий легко добиваться от вялого и богатого господина чего угодно, он добился от господина своего короля графства, и еще полграфства, да еще полюбившихся ему имений там и сям, как от короля, так и от других.

Беркли на Северне[754]754
  Беркли на Северне… – Несомненно, что в XI в. в Беркли был монастырь и Годвин извлек выгоду из его закрытия; но, по всей вероятности, Мап смешивает эту историю с упразднением Леминстерского аббатства после того, как его аббатису Огиву (Eadgifu) соблазнил старший сын Годвина, Свен (1046).


[Закрыть], селение в пятьсот фунтов, принадлежало живущим там монахиням, и была у них аббатиса, благородная и красивая. Сказанный муж осматривает все с тонким коварством, не ее самое желая, но ее добро, и при проезде оставляет на ее попечение своего племянника, юношу весьма пригожего, под предлогом его болезни, покамест граф не вернется, и велит этому недужному не выздоравливать, пока навещающим его аббатисе и монахиням, скольким сможет, не сменит он честь на тягость[755]755
  …не сменяет он честь на тягость. – Fecisset de honestis onustas, т. е. «сделает их беременными».


[Закрыть]. А чтобы юноша добился от них благосклонных посещений, он вручает ему кольца, пояски, оленьи шкуры, распещренные самоцветами, дабы раздаривать их с коварным намерением. Тот с охотой и проворством вступает на путь удовольствия, легко этому научается, ибо в Аверн спуститься нетрудно[756]756
  …в Аверн спуститься нетрудно… – Вергилий. Энеида. VI. 126 (перевод С. А. Ошерова).


[Закрыть], и рассудительно безрассудствует в том, что ему по вкусу. В нем обретается все, что желанно неразумным девам[757]757
  …неразумным девам… – Мф. 25: 2.


[Закрыть], – красота, богатство услад, обходительность; и дьявол трудится, чтоб каждой из них дать удобный случай. Так он изгнал Палладу и ввел Венеру, из священной церкви Спасителя и святых сотворил гнусный пантеон, из святилища – блудилище и агниц обратил в волчиц[758]758
  …агниц обратил в волчиц. – Lupa («волчица») означает также «проститутка».


[Закрыть]. Когда же вздулось чрево у аббатисы и многих монахинь, изможденный и побежденный соблазнитель ускользает и господину своему немедля несет победительных орлов[759]759
  …победительных орлов… – Ср.: Лукан. Фарсалия. V. 238.


[Закрыть], стяжанных ценой беззакония. Тот живо приступает к королю, разглашает, что аббатиса и ее монахини – беременные блудницы, и, отправив людей расследовать это дело, по их возвращении удостоверяет истину всего сказанного; монахинь изгоняют, он просит себе Беркли и получает его от владыки своего, а лучше сказать – от тупицы своего.

Он увидел Бошем[760]760
  Бошем несомненно принадлежал Годвину; это зафиксировано в «Книге Страшного суда» (I, 16); начальные сцены Ковра из Байе показывают, что это было любимое владение его сына. Но нет оснований предполагать, что Бошем когда-либо принадлежал архиепископу. Мап, видимо, примешал сюда историю ссоры Годвина с Робертом Жюмьежским, архиепископом Кентерберийским, в 1051 г.


[Закрыть] под Чичестером и возжелал его. Сопутствуемый большой станицей вельмож, он, посмеиваясь, сказал как бы в шутку архиепископу Кентерберийскому, тогдашнему владельцу этого места: «Господин, даешь мне Бошем?» Архиепископ в изумлении повторяет его слова вопросительно: «Я даю тебе Бошем?» А тот тотчас со всем своим воинским отрядом падает к его ногам, будто добился своего, и целует их с обильными благодарностями. Он отъехал к Бошему и силою завладел им; поддерживаемый свидетельством своих людей, он перед королем восхвалил архиепископа как дарителя и владел этим местом мирно.

Из сих случаев узнается его дух, гибельный в стяжании, расточительный в даянии. Он был ловец всякой прибыли от всякого человека – ради того, чтобы каждому достало у него даров. Для всех он был страх и надежда, горесть и радость.