Текст книги "Приключения 1984"
Автор книги: Валерий Гусев
Соавторы: Глеб Голубев,Владимир Киселев,Григорий Кошечкин,Валерий Винокуров,Леонид Щипко,Борис Шурделин,Айтбай Бекимбетов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)
– Почему вы так решили? – удивился майор наблюдательности женщины.
– Да как же! Мужчина за деньгами зовет к себе домой в сорок вторую квартиру, а сам отродясь в ней не жил. Честный человек разве выдаст чужое жилье за свое? Ничего у них не вышло. Алик понял, что его объегорить хотят, и бриллиант не продал. Уж как после вот этот, – она кивнула на Сергея, – Алика костерил. Дескать, хорошую цену давали. Чуть не подрались.
– Татьяна Герасимовна, вы не могли бы описать тех двух?
– Нет. Спиной ко мне они сидели... – Дворник виновато улыбнулась. – Уж простите меня, старую. Никак в толк не возьму. Охмуряли Алика, а в пострадавших другой оказался. Ишь ведь как бывает.
– Бывает, – коротко согласился Павел Васильевич, но объяснять ничего не стал.
Они вышли из сумрачного подъезда. Решетов неторопливо достал сигарету, прикурил и, сделав глубокую затяжку, попросил:
– Покажите, где торговались. – И уже на детской площадке поинтересовался: – Дрались здесь?
– Да не дрались мы!
– Будем считать, повздорили. Суть не в этом. Меня интересует причина ссоры.
– Из-за денег: почему, дескать, я иностранцу ни копейки не заплатил. Алик разорался и пригрозил: если я не внесу доли, то он, будь здоров, сам заплатит...
Последняя фраза заставила Решетова насторожиться. Взгляд резко уперся в Пыжлова.
– Как Алик сказал? Повторите? – разделяя слова, медленно переспросил он.
– Он сказал... если я не внесу своей доли, то он будь здоров...
– Что же вы раньше молчали? – внезапно раздражаясь, оборвал Сергея Решетов. – Я же спрашивал про их словечки, присказки... Едем в управление.
Вернувшись к себе, Решетов, не теряя времени, подготовил протокол опознания по фотографии, пригласил понятых, и Пыжлов опознал Алика. Им оказался дважды судимый за мошенничество Запрудный Петр Евдокимович по кличке Будьздоров. Информационный центр незамедлительно сообщил, что несколько месяцев назад он освобожден по отбытии срока наказания, однако к выбранному им месту жительства не прибыл до настоящего времени.
Решетов застал Купашова, когда следователь собирался в научно-технический отдел. Увидев инспектора, капитан воскликнул:
– Павел Васильевич, у меня для тебя новость! Из районов на нашу ориентировку подвезли два уголовных дела. Оказалось, есть еще такие же случаи. Способ мошенничества аналогичен. Та же цепочка: студент, иностранец, ювелир, женщина – уборщица подъезда.
– «Бриллианты» исследовались?
– По заключению экспертов, это мастерски ограненные и отшлифованные осколки хрусталя. Исходным материалом послужила пепельница.
– Ловкачи! – засмеялся Павел Васильевич. – Если их не остановить, они всю пепельницу продадут таким вот пыжловым.
– Кстати, как твоя поездка? Вспомнил Пыжлов что-нибудь?
– Представьте себе, вспомнил. – Майор протянул следователю протокол опознания по фотографии и справку информационного центра. Прочитав, Купашов одобрительно хмыкнул.
– Как ты вышел на Запрудного?
– Его подвела привычка к месту и не к месту говорить «будь здоров». Из-за этого и кличка прилипла.
– Ты с ним встречался раньше?
– Довелось. Я его арестовывал несколько лет назад. Задержали при попытке сбыть поддельные доллары.
– Что он собой представляет?
– Проходимец, – убежденно ответил Павел Васильевич, – пробы негде поставить. Да и дружки в ту пору у него подобрались такие же...
– А кто, по твоему мнению, в его компании сейчас?
Майор оживился.
– Скорее он в чьей-нибудь. Запрудный по натуре исполнитель. Им нужно обязательно руководить. У меня сложилось впечатление, что лидером является ювелир, называющий себя Федором Борисовичем.
– У тебя есть предположения, кто это может быть?
– К сожалению, только одни предположения.
– На чем они основаны?
– Когда ничего конкретного нет, говорят – на интуиции. Впрочем, кто бы этот ювелир ни был, у нас есть более реальная зацепка – Будьздоров. Через него выйдем на остальных.
– Его самого еще нужно искать.
– Найдем, – по-житейски просто ответил майор. – А для начала наведаюсь-ка я к одной своей старой знакомой.
К вечеру похолодало. Редкие просветы на небосводе затянуло тучами, накрапывал дождь. Выйдя из автобуса, Решетов поднял воротник плаща и зашагал по бульварной аллее. Затем свернул на неширокую улочку. Здесь стало потише, донимавший ветер ослаб.
Пройдя два квартала, майор скользнул взглядом по верхнему этажу большого серого здания. Из знакомой квартиры сквозь плотные шторы пробивался свет. Хозяйка была дома. Высокие и оттого казавшиеся узкими окна напомнили Решетову, сколько бессонных ночей провел он со своими товарищами в окрестных переулках, чтобы установить, а потом и обезвредить долго орудовавшую группу мошенников. Хозяйка квартиры Наталья Супрягина оказалась связанной с ними.
Беда к ней нагрянула неожиданно. В автомобильной катастрофе погибли отец и мать. Трагедия настолько потрясла девушку, что ее пришлось положить в больницу. Лишившись дорогих людей, Наташа затосковала, целиком уйдя в неизбывное горе. Помогли друзья, одноклассники, педагоги школы. Ее навещали в больнице, после выписки помогли поступить в профессионально-техническое училище.
Казалось бы, все складывалось нормально. Но как-то вечером, когда она направлялась домой, к ней подошел симпатичный парень, попробовал вступить в разговор. Наташа попросила оставить ее в покое. Ухажер оказался настырным. На следующий день он встретил девушку возле автобуса, преподнес скромный букетик подснежников. Потом коробку недорогих конфет. Петр – так звали нового знакомого – представился аспирантом. Постепенно Наташа привыкла к тому, что она нужна, что ее ожидают в любую погоду. Однажды Петр пригласил ее в ресторан. Возвращались поздно. В эту ночь он впервые остался у нее.
Вскоре Петр познакомил ее со своими друзьями, стал часто приглашать в их дом. Выпивки от случая к случаю превратились в попойки. «Красивая» жизнь выбила Наташу из колеи. За прогулы и неуспеваемость исключили из училища. Пошла работать, но и там не удержалась. Незаметно для себя Супрягина превратилась в тунеядку... Похмелье оказалось горьким. Только у следователя она узнала, что ее Петя никакой не аспирант, а мошенник.
Она не была причастна к совершавшимся преступлениям, но среда засосала ее крепко. Надо было заставить Наташу взглянуть на себя со стороны, показать глубину падения и помочь выкарабкаться из ямы, в которую столкнул ее Запрудный. Помог ей в этом инспектор уголовного розыска Решетов.
Любил ли ее Запрудный? Майор был убежден, что нет. Запрудному нужна была лишь Наташина квартира, где бы он мог время от времени скрываться после очередного преступления. Но, находясь в местах лишения свободы, Петр продолжал переписываться с Наташей. Не мог он ее миновать и после освобождения.
На это и рассчитывал Решетов, направляясь к Супрягиной.
Наташа опешила от неожиданности. В старом халатике, в стоптанных тапочках на босу ногу, она стояла перед майором, прижав ладони к щекам.
– Что ж не приглашаешь? – улыбнулся Решетов.
– Павел Васильевич, родной, да вы что! Заходите. Прямо к чаю угодили. С хворостом. Сама приготовила.
Опомнившись от минутного замешательства, она решительно забрала у него шляпу, помогла снять плащ.
– Мокрый-то! Давайте в ванную повешу, хоть немного подсохнет. Я уж к вам собиралась.
– Никак стряслось что-нибудь?
– Да нет. Похвастаться. Меня на доску Почета сфотографировали. В сентябре, – радостно сообщила она, появляясь из ванной уже в темном платье, – октябрьский план выполнила. На месяц с опережением. Таких на комбинате раз, два и обчелся. В нашем цеху всего шесть человек. Так что я, – Наташа горделиво передернула остренькими плечиками, – передовик производства. При всем честном народе премию вручили. Ее получить – ого-го! И вообще вы мной гордиться можете. Не подвела вас. Ой! Что же мы стоим!
Схватив Решетова за рукав, она потащила его в комнату.
Довольный и встречей, и тем, что у его бывшей подшефной все в порядке, он опустился в кресло возле журнального столика. Наташа мигом расстелила крохотную скатерку, поставила чашки, сахарницу, блюдо с хворостом. Убежала на кухню и оттуда все продолжала рассказывать о торжественной церемонии вручения премии во время обеденного перерыва.
Пользуясь ее отсутствием, Решетов удивленно огляделся. Когда-то в этой квартире все было не так. Повсюду следы неухоженности, грязь, обшарпанная мебель. По углам батареи пустых бутылок. Насколько здесь все изменилось! Вокруг новая обстановка, за стеклом в горке хрусталь. На стене репродукции левитановской «Осени» и «Материнства» Пикассо. Инспектор уголовного розыска смотрел и не узнавал. «Неужели сюда опять вернется Запрудный? – подумал он недобро и с опасением потер ладонью крепкий подбородок. – Пусть только попробует... Не допущу!»
Наташа появилась с кипящим самоварчиком.
– Что за книги у тебя? – Он кивнул в сторону смежной комнаты.
– Ой! – просияла Наташа. – Совсем забыла! Я ведь в текстильный техникум поступила, по вечерам учусь. На втором курсе уже.
Восторженным восклицаниям не было конца. Ее рассказ с лекций перескакивал на ткацкие машины, челноки, затем на семинары, а с них на пряжу, используемую для основы. Но чем дальше слушал Решетов, тем больше убеждался, что Наташа что-то недоговаривает. Настораживала несколько излишняя веселость, нервная возбужденность.
– Учеба-то – дело нужное, – вставил он, уловив паузу. – Нынче без нее нельзя. Сейчас тебя учат, потом, глядишь, и ты наставником для других будешь. – И как бы невзначай добавил: – А замуж-то когда?
От него не ускользнуло, как дрогнула в ее руке ложечка, которой она размешивала сахар.
– Не собираюсь, мне и одной неплохо, – ответила Наташа каким-то чужим, сразу охрипшим голосом.
– Почему это одной? А Петька? Разве ты его не ждешь?
– Ждала. Думала устроить жизнь, как у всех людей... Да толку...
– Что так?
– Выгнала я его. – Не сдержавшись, она зарыдала, по-детски кулачком размазывая побежавшие слезы. – С другой спутался...
Решетов почувствовал себя беспомощным при виде ее слез. Он полез за сигаретами, но не закурил, а положил перед собой. Наташа все не могла остановиться. Чтобы ее успокоить, майор спросил:
– Откуда знаешь? Застукала, что ль?
– Нет. Гляжу, пропадать начал неделями. Поначалу сказал, устроился проводником на железную дорогу. Проверила – оказалось, обманул. Как до объяснений дошло, изворачиваться начал. Потом пошли то рыбалка, то охота. Последний раз мотался где-то с полмесяца. Спрашиваю, уж не за тиграми ли ездил? Засопел и говорит: «Пятнадцать суток отбывал». А сам в свежей рубашке с золочеными запонками. Не выдержала я, психанула, скандал ему устроила... С тем и выставила за дверь. – Наташа подняла покрасневшие глаза. – За что мне такое, Павел Васильевич? Неужели я заслужила?
– Кто же она, эта разлучница?
– Симка Халюзина.
– Халюзина? – удивленно протянул инспектор. – Не может быть!
– Может, Павел Васильевич. Я сама видела, как он к ней в дом входил. Противно, конечно, следить, но пришлось...
Они еще посидели некоторое время. Майор, отхлебнув остывшего чая, взглянул на часы, поднялся.
– Спасибо, Наташенька, за угощение. Мне пора.
– Не за что. На здоровье. – Женщина грустно улыбнулась. – Заглядывайте, вы совсем меня забыли.
– Зайду. Выберу минутку посвободней и загляну. – И уже в коридоре, принимая волглый плащ, одобрительно произнес: – Петьке правильно от ворот поворот показала. Поверь мне, он тебе не пара.
Майор сосредоточенно шел по вечерним улицам, не обращая внимания на спешивших мимо людей. Дождь перестал. Очистившись от туч, небо мерцало холодной россыпью звезд.
Обдумывая сказанное Супрягиной, Решетов пришел к выводу: Запрудный скрывает от нее свое знакомство с Халюзиной. И неспроста. Но вовсе не потому, что он любовник Серафимы. Причина иная: в преступной шайке верховодит давнишний сожитель Халюзиной – Штихин Яков Иванович, матерый мошенник, по профессии ювелир. Давая ей заработать, Штихин вполне мог привлечь ее к исполнению в его сценарии роли уборщицы подъезда.
Все как будто было логичным. А раз так, то неизвестным оставался только «иностранец». Но придет и его черед – в этом инспектор уголовного розыска не сомневался.
С планом ликвидации преступной группы Решетов познакомил следователя Купашова поздно вечером, когда к проведению операции все было готово. Инспектор выложил перед капитаном тощую папку, уместившую в себе плоды напряженной трехсуточной работы оперативной группы.
– Читай. Узнаешь, почем черный хлеб уголовного розыска, – пошутил он.
В тишине кабинета отчетливо слышался шелест переворачиваемых страниц. За полузакрытыми окнами угадывались звуки отходившего ко сну города. Перелистнув последнюю страницу, Купашов захлопнул обложку и, положив на нее руку, спросил:
– Выходит, Штихин – мошенник со стажем?
– Еще с каким! И ведь наказывали его не раз, да крепко, но...
– По-твоему, он у них руководитель?
– Убежден. Штихин привык подчинять себе людей, да и по характеру их общения другого не предположишь. К тому же он виртуоз в ювелирном деле. Кто, кроме него, так мастерски изготовит «бриллианты»?
– Ты установил, где он живет?
– После выхода на свободу Штихин перешел на нелегальное положение. Использует подложные документы, по которым значится инженером Мартыновым Иннокентием Гавриловичем, находящимся у нас в командировке от медеплавильного комбината из Казахстана. Держит отдельный номер в гостинице «Турист». На всякий случай. В основном же пропадает у Серафимы Халюзиной.
– Значит, Супрягина вывела тебя на нее без ошибки?
– Как по компасу. Не она – когда бы мы еще задержали Запрудного.
– А с ним что?
– Ему можно «позавидовать». Подыскал себе пассию, осел у нее на правах жениха, выдает себя за молодого ученого, доцента. В общем, все пришло на круги своя. Новая квартира совершенно безопасна.
Майор неторопливо прошелся по кабинету и испытующе посмотрел на следователя.
– Тебя, конечно, интересует «иностранец»? Меня тоже. К сожалению, о нем мы знаем меньше, чем о других. Известно лишь, что у него «Жигули» цвета белой ночи. Номерные знаки – за последние дни их было два – городской автоинспекцией не выдавались. Документы же проверять ни к чему. С ними наверняка такая же чехарда, как и с номерами. Что нам от того – «Иванов» он или «Сидоров»?
Решетов сердито потер подбородок и, чмокнув по привычке губами, добавил:
– За эти дни Штихин, Запрудный и «иностранец» в поисках подходящего подъезда для квартиры «ювелира» обшарили один из микрорайонов на Успенке. «Ювелир» с Будьздоровом побывали домах в пятнадцати...
– Чего же ты не сгреб «квартиросъемщиков»? – удивился следователь. – Все трое были в руках. Подняв бровь, майор сощурился в усмешке.
– Были?! Пока те шастали по этажам, «немец» из машины носа не показал. Прикажешь устраивать с ним гонки по ночному городу? Авантюра. Завтра Алик выйдет на поиски очередного любителя джинсов. Вот тогда и возьмем всех с поличным после выполнения каждым своей роли в спектакле. Другого не дано. Понял, коллега?
– Неплохо придумал, – согласился Купашов.
Оба засмеялись, затем следователь, беспокоясь за исход операции, поинтересовался:
– Павел Васильевич, сколько человек в твоей группе?
– Вместе со мной четверо. Двоих ты знаешь: Казанов и Перегонов. Ребята опытные, не подкачают. Третий – стажер, курсант школы милиции Садовников.
При упоминании о курсанте следователь откровенно засомневался:
– Может, заменить... попросить назначить другого?
– Не беспокойся, он самбист. Да и... откуда иначе смену себе возьмем, если молодежь готовить не будем?
Против такого довода Купашов возражать не стал, но в душе с майором не согласился.
Из дома Запрудный вышел в шесть пятьдесят три. Казанов, находившийся неподалеку, привычно отметил время. Знакомство с Будьздоровом, разумеется, одностороннее, состоялось трое суток назад, когда тот вместе с Халюзиной покупал билеты в кино.
Запрудный шел стремительно. Вот он пересек проезд, срезал угол газона по тропинке. Игорь перевел рычажок переносной миниатюрной рации на режим передачи.
– «Шестой», я «Тула»... С Аликом встретился. Одет – зеленая куртка на «молнии» с двумя белыми поперечными полосками на рукавах, серые брюки. Через плечо синяя сумка с надписью «Аэрофлот».
Казанов увидел, как, приняв его сообщение, Перегонов отделился от киоска возле соседнего дома. Оба, и Перегонов и Запрудный, скрылись за углом.
«Теперь не отставать!» Игорь прошел вдоль низенькой изгороди и оказался на улице. Краем глаза заметил Перегонова и Алика, ждущих на остановке приближающийся трамвай. Будьздоров и не отстающий от него работник уголовного розыска сели в прицепной вагон. Казанов в последний момент ухватился за поручни переднего.
Сквозь грохот несущихся вагонов оба инспектора услышали голос Решетова:
– Я «Нара»... двигаюсь за вами в пределах видимости.
Сообщив о себе, майор опустил микрофон и, обращаясь к Садовникову, шутливо сказал:
– Итак, операция «Бриллиант раджи» началась. – Затем, не спуская глаз с качавшегося из стороны в сторону трамвая, вполне серьезно продолжил: – Ты, Алексей, только начинаешь работать в милиции. Сразу приучай себя к внимательности, старайся всегда быть готовым к любым неожиданностям. Понял?
– Ясно, товарищ майор.
– Но главное – наблюдательность. Примечай, казалось бы, самую ненужную деталь. Прошляпил – напряженная работа, твоя и твоих товарищей, пойдет насмарку. В борьбе с преступниками мелочей не бывает... Почему молчит «Донецк»? – безо всякого перехода вдруг спросил он.
Под этим позывным работали еще два инспектора – Канищев и Лаптев. В последний момент, уступив настойчивому требованию Купашова, Решетов решил увеличить численность группы. По плану на этих сотрудников возлагалось блокирование квартиры Халюзиной, откуда, как предполагали, Штихин вместе со своей сожительницей должен был направиться в условленное место для встречи с жертвой.
Решетов включил микрофон.
– «Донецк», я «Нара». Сообщите результаты визита в гости. Перехожу на прием.
В ответ послышался низкий с хрипотцой голос:
– «Нара», я «Донецк». Хозяев нет дома. Жду указаний.
– Будьте на месте.
«Неужели не ночевали? – озадаченно подумал майор. – Где же тогда они болтались? В гостинице Штихин в эту ночь не появлялся». Решетов досадливо кашлянул. Оборвалась одна из ниточек, зримо тянувшаяся к задержанию с поличным. Оставался Запрудный.
...Будьздоров, словно почувствовав неладное, сделал несколько пересадок с трамвая на трамвай. Видимо, на всякий случай. В последний момент к нему успел подсесть Казанов. Вагон все больше наполнялся пассажирами. Зажатый со всех сторон, Запрудный оглядывал стоявших вокруг людей. Трамвай медленно поднимался из-под железнодорожного моста. На повороте Алик вдруг вытянул шею и закричал:
– Ой! Да я же проехал! Граждане, пропустите. – Работая локтями, он проложил себе дорогу к двери и, рывком отжав ее, спрыгнул.
Сотрудник уголовного розыска оказался в невыгодной ситуации. Прыгать за ним с трамвая нельзя – заметит, а из вагона не видно, куда он побежал. Из машины его тоже не увидят: она пока еще за перекрестком.
К тому же Запрудного от нее закрывает поворачивающий вагон. Казанов подал по рации сигнал тревоги. Павел Васильевич поймет... Но куда может бежать Запрудный? Конечно, туда, где больше прохожих. Справа бензоколонка, там скрыться трудно.
Слева обувной магазин, киоски и рынок. Возле них много народу. В последнюю секунду Казанов успел заметить: Запрудный мчался к рынку. Мгновение – и его поглотила рыночная толчея.
...Сигнал тревоги прозвучал неожиданно.
До медленно поворачивающего трамвая было метров триста. Автомобиль резко набирал скорость. В поле зрения вновь появился вихляющий задний вагон.
В эфире послышался голос Казанова:
– «Нара», я «Тула», Алик на рынке.
...Осмотрены павильоны, оживленные ряды, магазины, проверены все закоулки. Рынок для Запрудного не конечная цель, на нем не пробудет и лишней минуты. Но все надеялись – вдруг задержался.
Однако в буднях уголовного розыска чудес не бывает. Запрудный скрылся. Сотрудники собрались поодаль от выхода. Решетов обвел взглядом понурые лица и, ни к кому не обращаясь, сказал:
– Почувствовали школу Штихина? Натаскал парня, ничего не скажешь.
Майор потер жесткий подбородок. Все ждали, какое решение он примет.
– Ну вот что. Остается единственный худший вариант, при котором мы выпускаем из поля зрения потерпевшего. Другого выхода у нас нет.
Майор помолчал, собираясь с мыслями.
– Где сегодня будет разыгрываться спектакль с продажей «бриллианта», нам неизвестно. Зато известно, что Запрудный избавляется от жертвы последним, не зная, где и когда должна наступить развязка. Поскольку Штихин в отличие от своих коллег по промыслу не пьяница, он, зная их слабинку, прежде всего требует от них свою долю и причитающуюся его сожительнице. Раньше дележ происходил на квартире Халюзиной. Скорее всего так будет и на этот раз. Такие, как Штихин, не меняют своих привычек. Задержим всех у нее.
Халюзина жила на третьем этаже девятиэтажного дома в глубине двора. Перегонов, знакомый с расположением комнат, не выходя из автомобиля, набросал план ее квартиры.
Заканчивая расстановку, майор повернулся к Казанову:
– Канищева и Лаптева я возьму с собой. Поэтому тебе придется остаться в скверике. Имей в виду, мы не знаем, что за птица этот «иностранец». Нужно предполагать самое худшее. Он может пойти на все, лишь бы остаться на свободе. Твоя задача – пресечь попытку побега. – Решетов обернулся к Садовникову. – Ты, Алексей, будешь находиться в помещении лифтера. Твоя задача в случае нужды подстраховать Казанова. Задерживать придется возле дверей. От них ни на шаг. Понял?
– Понял.
Майор еще хотел что-то сказать, но в это время в эфир вышел «Донецк». Лаптев сообщал, что Халюзина вернулась домой. С веником.
– «Донецк», я «Нара». Находитесь на месте, ждите нас.
Опустив микрофон, майор посмотрел на часы.
– Ну что ж, компания начала собираться. Надо звонить Купашову.
На звонок Серафима откликнулась сразу.
– Одну минутку... иду-у! – игриво пропела она, спеша в прихожую.
Дверь распахнулась. Увидев незнакомых людей, Халюзина растерялась, по лицу ее мгновенно разлилась бледность. Инстинктивно она сделала попытку захлопнуть дверь. Но было поздно. Один из мужчин уже перенес ногу за порог. Только сейчас она узнала в нем инспектора уголовного розыска Перегонова.
– Милиция, Серафима Андреевна.
– Да я уж вас признала, Василий Степанович. – Голос ее дрогнул, опустился до шепота. Не раз уж сводила ее с инспектором судьба скупщицы краденого. «Зачем они здесь? Неужто пронюхали? Что им известно?» Мысли путались. А может, зря она трясется? Что, если пришли только по ее грешки, без связи с Яшкой? Догадка вспыхнула крохотной искрой надежды, но действительность тут же ее погасила. Ей показалось знакомым лицо пожилого мужчины, вошедшего вслед за Перегоновым. Где она его видела?
Память воскресила августовский вечер на Кавказе. Ресторан в горной расселине, интимный полумрак. По скалам, омывая причудливо изогнутые корневища, струится вода. На уступах сработанные из огромных плах столы, чурбаки вместо стульев... Яшка провернул тогда какое-то дело. Был в ударе. Под звуки «Тбилисо» он обнимал ее и что-то шептал, еле прикасаясь губами к мочке уха. Ничто не предвещало беды. Слушая его, она даже не заметила сразу официанта, который, виновато извиняясь, попросил Яшку зайти к администратору. Узнав, что от него хотят, Яшка поднялся, обнажил в улыбке крупные зубы: «Я мигом, роднуля». Кто знал, что оброненное им «мигом» продлится долгих десять лет! Из кабинета администратора его вывели двое. Был среди них и этот седой. Он и сейчас пришел за Яшкой. Другой цели его визита она и представить не могла. Подтверждались худшие предположения.
Вошедший последним представился:
– Следователь Купашов. Вы одни дома?
– Да.
И от того, как она жестко произнесла это коротенькое слово, вдруг пришла решимость не говорить ни слова правды. Что, впервой, что ли, ей расхлебывать конфликты с милицией?
– Я должен произвести у вас обыск, – продолжал Купашов. – Попрошу ознакомиться с постановлением и расписаться.
Серафима прочитала и молча расписалась.
– Попрошу выдать имеющиеся у вас деньги и ценности.
С каменным выражением лица Халюзина взяла с тумбочки сумку и, приблизившись к столу, демонстративно вытряхнула из нее три рубля с мелочью.
– Берите. До получки на хлеб осталось.
Оставив без внимания ее ответ, следователь продолжил:
– Покажите нам вашу квартиру.
Она, не протестуя, повела по комнатам. Повсюду ковры, хрусталь, серебро, в гостиной огромная, не вписывающаяся в интерьер люстра.
– Вот, смотрите, никого у меня нет.
Она не задумывалась над тем, что говорит непрошеным гостям. В голове роились наставления Штихина. «В случае опасности ты никого не знаешь, ни в чем не участвовала. Подопрет – в первую очередь уничтожай вещественные доказательства». Значит, сначала Яшкин портфель, что лежит на антресолях. Но как его взять?..
Ей предложили присесть возле стола в гостиной,
– Штихина Якова Ивановича знаете?
– Нет.
Серафима сразу увидела – ей не верят. «Ну и черт с ними. Пусть не верят».
– И о Петре Запрудном не слышали?
– Впервые от вас слышу.
– В таком случае, может быть, знакомы с лицом по кличке Будьздоров?
– У меня и своих друзей хватает.
Не обращая внимания на ее вызывающий тон, следователь задал следующий вопрос:
– Вы ждете кого-нибудь?
– Меня ждут! – зло бросила она. – Уходить мне надо, а я тут с вами рассиживаю.
– Придется визит отложить, – вмешался в разговор пожилой. – Пока вы будете находиться вместе с нами. И вообще, изберите правильный тон. Нам с вами еще работать и работать.
Она прекрасно знала, о какой работе он говорит, потому тут же отпарировала:
– Не на ту напали, не дура. Никаких показаний давать не буду.
– Ваше дело, – спокойно, несколько даже флегматично отозвался он.
Из головы не выходил Яшкин портфель. Серафима разнервничалась, на глазах появились слезинки. Достав платок, она долго всхлипывала, затем, найдя момент подходящим, скорбно промолвила:
– Разрешите воды... хоть глоток.
Халюзина пригубила из поданного ей стакана, а возвращая его Перегонову, выронила. Стакан разбился, во все стороны полетели брызги.
– Простите, я взволнована, – объяснила она свою неловкость и подобрала край ковра, под который натекла лужица.
Сопровождаемая Перегоновым, она принесла из ванной тряпку, промокнула им мокрое пятно, замела в нее осколки. Прибравшись, поспешила на кухню, рассчитывая выкинуть в мусоросборник если не портфель, то хотя бы его содержимое – ювелирный инструмент, которым Яшка шлифовал «бриллианты». Она было потянулась к нему, но тут же отдернула руки, увидев вошедшего следом Перегонова. Обозленная неудачей, она швырнула в сердцах тряпку с осколками в угол.
Потянулись минуты томительного ожидания. Халюзина, вжавшись в угол широкого кресла, покусывая ногти, невидяще смотрела перед собой. Сотрудники разместились кто где. Слышно было, как о стекло бьется одинокая пчела.
Наконец прозвучал всеми ожидаемый звонок. Капитан Купашов выразительно глянул на майора – при проведении операции действиями сотрудников всегда руководил Решетов. Не ожидая приказания, Лаптев занял место возле входной двери. Перегонов встал в коридоре, ведущем из прихожей на кухню.
– Серафима Андреевна, – глухо произнес Решетов. Услышав свое имя, Халюзина напряглась. – Вы сейчас откроете дверь и молча, ни о чем не предупреждая, впустите идущего к вам человека.
Халюзина испуганно заморгала. Она ждала и боялась этого момента. Как быть? Если она откроет дверь, то Яшка, ничего не подозревая, войдет, потреплет по щеке, чего доброго, полезет целоваться. Доказывай тогда, что они незнакомы. Решение пришло неожиданно: увидев посторонних, Яшка сам сообразит, что делать.
– Я не буду открывать. Вам надо – сами и отпирайте.
По квартире вновь разнесся длинный требовательный звонок. Решетов сделал знак Лаптеву. Скрипнула открываемая дверь.
Штихин вошел уверенно, как хозяин, хотел что-то сказать по поводу долгого ожидания на площадке, где его могли видеть соседи, но припухшие глаза ювелира встретились с насмешливым взглядом Лаптева.
Ювелир понял, что попался. Он судорожно перебирал варианты спасения, а их было до обидного мало. Бежать – глупо, не тот возраст. Остается хитрить. Он облизнул предательски пересохшие губы, но усилием воли взял себя в руки.
– Я могу видеть Григория Семеновича? – назвал он первое пришедшее на ум имя и, не ожидая ответа, с учтивой готовностью попятился назад. – Простите, я, кажется, не туда попал.
И тут в прихожую вышел Решетов. При виде майора Штихину стало не по себе. Он был готов встретиться с кем угодно, только не с инспектором. Но и на сей раз быстро сработала защитная реакция. На лице ювелира расплылась добродушная улыбка, он всплеснул руками:
– Кого я вижу? Павел Васильевич!
– Поистине мир тесен, Яков Иванович!
– Ох и не говорите! Сколько лет, сколько зим!
– Поди, по десять будет, Яков Иванович, тех и других, а может, и больше.
– Да-да, не меньше. – Штихин снял шляпу, покачал изрядно поседевшей головой.
– Что ж мы в дверях стоим? – спохватился Решетов и хлебосольно добавил: – Проходите.
Штихин сделал несколько неуверенных шагов навстречу майору.
– Между прочим, Яков Иванович, не понял вашего юмора. Объясните: пришли к Халюзиной, а спрашиваете бог знает кого.
– Вы правы, действительно не знаю никакого Григория Семеновича. Но не думайте, что я хотел вас надуть.
– А как считать иначе?
– Я все объясню! – с готовностью воскликнул Штихин. – Тут вот какое дело. Перед моим освобождением в колонию попал Квасов Колька. Вы его знаете. Ну вот от него я узнал, что Симка моя замуж вышла. Нашла какого-то залетного приятеля. Обиделся я на нее. На волю вышел, к ней даже не пошел. – Штихин нахмурился, переживая случившееся. – А тут решил заглянуть. Сердце-то гложет. Решил хоть глазком посмотреть, как она живет.
– Вы хотите сказать, что навестили Серафиму Андреевну первый раз за много лет?
– Именно, дорогой Павел Васильевич. – Штихин рассказывал громко, рассчитывая, что Халюзина услышит и, конечно, подтвердит его слова. – Звоню. Открывает незнакомый мужик. Меня как пыльным мешком из-за угла – не соврал Колька. Откуда мне было знать, что он... – Штихин кивнул в сторону Лаптева, – ваш сотрудник, а не Симкин муж. На лбу у него не написано. Вот я и придумал Григория Семеновича. Пусть, думаю, Симка будет счастлива. А вы, Павел Васильевич, если не секрет, чего здесь у нее делаете? Или попалась? Не поверите, сколько я ей говорил, направляя на путь истинный.
Решетов ничего не ответил словоохотливому гостю. Не желая, чтобы встреча Штихина с Халюзиной произошла раньше, чем нужно, майор прошел с ним в маленькую изолированную комнату.
