Текст книги "Приключения 1984"
Автор книги: Валерий Гусев
Соавторы: Глеб Голубев,Владимир Киселев,Григорий Кошечкин,Валерий Винокуров,Леонид Щипко,Борис Шурделин,Айтбай Бекимбетов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
– Как?..
– Да ты постой, сказать кое-что требуется... – Мартынов взъерошил рукой светлые волосы и потом как гребешком зачесал их набок. – Видишь ли, какая петрушка получается. Пока ты пресненские подвалы обшаривал, мы получили данные о Душечкине. Оказалось, он действительно живет на Сретенке. Ему уже за шестьдесят, бывший полковник царской армии. Перед революцией вышел в отставку, занялся коммерцией. Как представитель торговых фирм неоднократно выезжал за границу. После революции год трудился в Центрутиле. В настоящее время нигде не работает. Имеет семью – жену, замужнюю дочь с ребенком.
Буробин, не скрывая охватившей его радости, глядел на своего начальника. «Живет все-таки Душечкин в Москве. Теперь-то уж этот коммерсант у меня не вывернется...»
Мартынов предостерегающе проговорил:
– Не обольщайся, Николай Николаевич. Тем и непонятней все это, что Душечкин не обманул тебя в самом начале. Значит, имеет дальний прицел... – У Мартынова над переносицей сошлись две складки. Он вытащил из кармана часы за металлическую цепочку, взглянул. – Однако тебе пора.
К Резцову Буробин шел терзаемый мыслями: «Начальник отдела вызывает меня, безусловно, по делу Душечкина. Неужели будет разнос, ведь просто так при своей занятости он не стал бы тратить на меня время».
Было уже восемь часов вечера. В приемной пришлось подождать минут пять.
Сергей Артемьевич поднялся Буробину навстречу.
Буробин ощутил крепкое пожатие его узкой холодной руки. В груди все замерло. «Быть разносу». И ошибся.
– Почему вы, Николай Николаевич, так вдруг переменились в лице? Рана беспокоит? – Резцов как-то мягко посмотрел на Буробина.
– Да уж нет, – успокаиваясь, сказал Буробин, – рана почти затянулась.
Разговор перешел на случай в управлении железной дороги.
– Занятно, – заметил Резцов, выслушав рассказ Буробина о Душечкине. – Для нас будет значительно проще, если он мошенник, но в его лице мы можем столкнуться и с более коварным врагом. Вы ведь не исключаете, что он пришел в управление с таким заманчивым предложением, чтобы приобрести там друзей, а может быть, и единомышленников.
Сергей Артемьевич задумался. Вид у него был усталый. Веки глаз покраснели, припухли. Буробин знал, что многие годы, проведенные в тюрьмах и ссылках, сильно подорвали здоровье Резцова.
– Сколько вам лет, Николай Николаевич? – прищурив глаза, спросил он.
– Двадцать три.
– Двадцать три, – повторил Резцов. – Если Душечкин действительно имеет дальний прицел, вам будет нелегко, ему ведь шестьдесят три. Будьте осторожны, Душечкин не так прост, как может показаться. И тем не менее, уж коль вы начали эту игру, вам ее и продолжать. Мартынов будет лишь помогать как начальник. Надеюсь, вы понимаете всю ответственность, выпавшую на вашу долю?
– Да.
– Вот и хорошо. Для пользы дела, мне кажется, вам следует побывать в административно-хозяйственном управлении Наркомата путей сообщения. Не исключена возможность, что Душечкин через вас попытается установить контакты с сотрудниками наркомата.
Резцов снял телефонную трубку, позвонил.
– Вадим Спиридонович, здравствуйте... Резцов. Как вы смотрите, если через десять минут к вам подъедет наш товарищ? Ему нужно помочь. Он расскажет...
Резцов положил трубку, задумчиво посмотрел на нее, сказал:
– Николай Николаевич, сейчас поедете в Наркомат путей сообщения к товарищу Межерову Вадиму Спиридоновичу – начальнику административно-хозяйственного управления, познакомитесь.
Буробин замялся.
– Вам что-нибудь неясно?
– Я могу ему рассказать о визите Душечкина в Смоленск?
– Даже нужно. Это старый большевик. Кстати, я уже с ним переговорил о временном назначении вас на должность начальника административно-хозяйственного отдела Смоленской железной дороги. Так что в Смоленском управлении каждый сотрудник уже знает, что вы начальник. Еще вопросы есть?
– Нет.
– Тогда не буду вас больше задерживать.
* * *
Наступил вторник, Буробин отправился к Душечкину. Дверь ему открыла женщина лет пятидесяти. Пышные седые волосы, словно туман, приятно обволакивали ее красивое с тонкими чертами лицо. Одета она была в яркий китайский халат.
– Я к Леониду Павловичу.
Женщина пропустила Буробина в коридор.
– Ленечка, к тебе пришли.
– Пускай пройдут, родная, – послышался из-за перегородки знакомый голос.
Буробин вошел в комнату. Душечкин стоял у зеркала, повязывал галстук.
– А, Николай Николаевич, – обрадовался он.
Они поздоровались как старые знакомые.
– Вы уж извините меня, я сейчас оденусь. – Он достал черный бостоновый пиджак, стал надевать. Но наткнулся на стул, чертыхнулся. – О боже, как надоела эта теснота! Вы понимаете, раньше мы занимали здесь целый этаж, теперь вот уплотнились в трехкомнатную квартиру.
– Что поделаешь. – Буробин вздохнул сочувственно и стал осматривать комнату. В ней было метров двадцать пять – тридцать, но вся она была заставлена мебелью. На стене висел портрет женщины, только что открывшей ему дверь, он был выполнен тушью. На молоденьком, необычно милом лице застыло удивление...
– Хорошая работа, не правда ли? – спросил Душечкин, заметив, с каким вниманием Буробин рассматривает портрет. – Жена моя, – с гордостью добавил он.
Душечкин сел рядом с Буробиным.
– Ну-с, Николай Николаевич, пора поговорить и о деле. А дело наше несколько осложняется... – Он тяжело вздохнул.
Буробин, готовый ко всему, насторожился.
– Страшного, конечно, ничего нет. – Душечкин добродушно улыбнулся, осторожно накрыв его руку своею: – Просто возникли новые обстоятельства. Я тут посоветовался с некоторыми товарищами... – Он замялся.
Буробину показалось, что Душечкин сейчас ему скажет о повышении гонорара за сделку, поэтому не без раздражения заметил:
– Леонид Павлович, если вы намереваетесь с меня получить нечто значительнее, о чем мы уже договорились, то знайте: я вам не дам больше ни копейки. Да притом мне просто не под силу добыть даже лишний рубль!
Душечкин смутился.
– Николай Николаевич, за кого вы меня принимаете, я же говорил вам, что всегда был честным коммерсантом...
«Коммерсантом», – подумал Буробин. Ему вспомнилось название этой операции, его предложил Мартынов – «Коммерсанты».
– Николай Николаевич, я хочу сказать, что в оформлении заказа я хотел обойтись без вашей помощи, но у меня это не получилось.
– Почему?
– Да видите ли, чтобы дать законный ход вашему письму, нужна резолюция НКПС, а я там, увы, ни родных, ни знакомых не имею. Так что начинать нам придется с вашего ведомства.
Буробин облегченно вздохнул.
– Леонид Павлович, зачем же так пугать? Резолюцию в моем наркомате нам добыть пара пустяков.
– Вот и отлично... тогда не будем терять времени!
На улице было холодно, моросил дождь, а Душечкин вдруг повеселел.
– Люблю дождь, – воскликнул он, – ибо все, что начинается с него, хорошо кончается.
До улицы Коммуны, где в доме два находилось административно-хозяйственное управление НКПС, решили идти пешком. Шли молча. Душечкин, изредка бросая рассеянный взгляд на сновавшие машины, пролетки, о чем-то думал. Буробин его не тревожил. Предстоящий визит в управление он считал проверкой, поэтому решил идти прямо к Межерову. Надо было сразу у коммерсанта рассеять всякие сомнения.
В приемной было много народу. Буробин, сославшись на то, что приехал из Смоленска по важному делу, попросил секретаря доложить о нем Межерову. В ожидании сели. Душечкин был серьезен и, чувствовалось, насторожен. Он внимательно разглядывал помещение, и было похоже, что старался запомнить в нем все и всех. Вскоре секретарь пригласила их к начальнику.
Межеров встретил Буробина так, будто и не было у них вчерашней встречи.
– Что оторвало вас от насущных дел и привело в столицу? – спросил он.
– Нужда, Вадим Спиридонович. – Буробин тяжело вздохнул и протянул письмо, которое Душечкин сунул ему еще в приемной со словами: «Тебе будет удобней – я же здесь человек новый».
Межеров быстро пробежал письмо, сочувственно посмотрел на просителей.
– Ну и мудрецы, и кому же, интересно, на ум пришла такая идея – из утиля сделать столь важные для нас инструменты?
Буробин показал на Душечкина.
– Это вот он. Вы уж простите меня, что я не представил... Леонид Павлович – старший инспектор нашего отдела, это он подсказал такой ход...
Душечкин застенчиво улыбнулся, Межеров с восхищением посмотрел на него.
– Да вам, Леонид Павлович, с такой головой разве в Смоленске надо работать... – И вдруг замолчал. – Но знаете, товарищи, я вам эту бумагу просто так не подпишу.
– Как так? – невольно вырвалось у Буробина.
С лица Душечкина разом скатилась улыбка.
– Я подпишу вам ее только при одном условии – половину заказа вы отдадите наркомату.
Буробин насупился. Он не знал, что делать. Вчера они не говорили об этом. Молчал и Душечкин, о чем-то сосредоточенно думая.
– Вы поймите меня правильно, товарищи! Как большевик, учитывая острую нужду в пилах и топорах других дорог, я просто не могу поступить иначе...
Наступила неловкая пауза. Нарушил ее Душечкин.
– Николай Николаевич, – осторожно, будто отрывая от себя кровный кусок, заговорил он, – Вадим Спиридонович прав, он же руководствуется государственными соображениями.
Буробина взорвало. Он так глянул на Душечкина, что тот осекся. «Тоже мне, добренький нашелся. Смоленская дорога ему заплатит, а что за это получит?» – было во взгляде Буробина.
Межеров взял ручку, выжидательно уставился на Буробина.
И опять не выдержал Душечкин. Он умоляюще проговорил:
– Николай Николаевич! Я думаю, нам на первое время хватит и половины, а там...
Буробин не дал ему договорить.
– Я, Леонид Павлович, не привык жить по принципу: лишь бы на первое время.
Лицо Душечкина покрылось красными пятнами. Буробин хотел еще что-то сказать, но его жестом остановил Межеров.
– Николай Николаевич, вы уж простите меня за резкость, но Леонид Павлович, чувствуется, куда лучше вас понимает сложившуюся ситуацию.
И Буробин, словно припертый к стенке, поиграв желваками, сдался.
– Подписывайте...
В неприятном молчании покинули просители кабинет начальника управления.
– Да не сердитесь вы на меня, Николай Николаевич, – уже на улице сказал Душечкин.
Эти слова оказались той каплей, которая наконец переполнила душу Буробина гневом. Он остановился и, зло глядя на коммерсанта, сказал:
– Леонид Павлович, да кто вы такой, в конце концов, чтобы вмешиваться в мои дела?! Кстати, Смоленская дорога вам не дойная корова.
– Николай Николаевич, зачем так? – Душечкин взял чекиста под руку. – Хочу вам заметить, грош была бы мне цена как коммерсанту, если бы я не предвидел такого оборота дела.
– А мне-то что из этого?
– Николай Николаевич, я сбавлю вам цену наполовину.
Буробин, удивленный, уставился на Душечкина.
Они поймали проезжавшую пролетку и, успокоенные, притихшие, покатили в Центрутиль, где коммерсант намеревался навести кое-какие справки. У Никольских ворот остановились.
– Вы не составите мне компанию? – спросил Душечкин, кивнув на часовню. – Я, признаться, верующий, и у меня вошло в привычку сюда заходить...
В часовне стоял полумрак. Помолившись, коммерсант вынул из кармана монету, бросил в ящик для приношений.
– Вот и все, долг отдали, теперь к намеченной цели!
На Старой площади они вошли в здание Центрутиля.
– Николай Николаевич, обождите меня здесь, я сейчас. – Душечкин исчез в коридоре за лестничной клеткой.
Буробин достал книжку, сел на подоконник. Душечкин не появился ни через пять минут, ни через тридцать.
Буробина стали одолевать неприятные мысли. И вдруг он почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся. На него пристально смотрел мужчина средних лет с прилизанной головой, одетый в защитного цвета френч и галифе. Перехватив взгляд Буробина, он торопливо примял папиросу об урну и ушел в коридор...
Буробин невольно стал осматривать ожидающих, входящую, выходящую публику. Ему показалось, что им интересовались по меньшей мере еще двое...
Наконец появился Душечкин. Лицо его было сияющее.
– Вижу, что заждались, Николай Николаевич, но что я мог поделать?
Буробин усмехнулся.
– Это что ж такое получается, Леонид Павлович: я вас к самому начальнику управления водил, а вы меня два часа держите в вестибюле.
– Николай Николаевич, голубчик вы мой, разве я вас хотел чем-нибудь обидеть?! Конечно же, нет. Но поймите меня правильно, у нас с вами разные возможности: я ведь человек со стороны, если вы можете требовать, то я – только просить, да притом как просить... Вот и не хотел, чтобы вы видели, как я работаю. – Он добродушно и искренне улыбнулся. – Ради бога, не волнуйтесь и, пожалуйста, верьте мне – все будет хорошо.
Буробин сделал вид, что Душечкин его убедил.
– Ну вот и прекрасно, – сказал коммерсант. Он достал из бокового кармана часы, в удивлении выпятил губы. – Опять к обеду опоздал. Будет же мне от жены нагоняй. Ну да ладно! – Опять улыбнулся. – Вообще-то я доволен сегодняшним днем – встретился почти со всеми, от кого зависит металл. Завтра будет легче.
Они вышли на площадь, договорились о новой встрече и расстались. Душечкин пошел к Мясницкой, Буробин – в сторону Замоскворечья, сразу на Лубянку идти было небезопасно. И вскоре почувствовал, что поступил правильно.
При переходе Варварки его внимание привлек мужчина, который шел за ним. Буробину показалось знакомым лицо. «Неужели?» Буробин схватился за голову и, будто что-то забыл, пошел обратно. Мужчина нервно дернулся. Похоже было, что он искал, куда бы скрыться, но возле него была глухая стена дома. Тогда он надвинул шапку на глаза и торопливо прошел мимо.
«Так и есть: жировик на щеке, ямочка на подбородке...» Это был один из тех, кто бросился Буробину в глаза в вестибюле Центрутиля. «Новость!»
Буробин зашел в магазин, купил соли. Когда стал спускаться на Софийскую набережную, опять заметил этого же мужчину – он шел по Москворецкому мосту.
Дома Буробин раздеваться не стал, взял ведра, пошел за водой. Мужчина стоял в парадном соседнего дома. Сомнений не было – за ним следили. О Лубянке нечего было и думать.
* * *
На следующий день, отправляясь на встречу с Душечкиным, Буробин решил посмотреть, нет ли за ним слежки. Его сопровождал уже другой из Центрутиля. Дело оборачивалось значительно серьезней, чем он предполагал. Душечкин был рад встрече.
– А, Николай Николаевич, дорогой вы мой, пришли...
Буробин нехотя пожал ему руку.
– Что это сегодня с вами? – встревожился коммерсант.
– Да так, рана спать не давала.
– А я уже думал, не случилось ли что...
Опять пошли в Центрутиль. По дороге Душечкин заглянул в часовню...
В Центрутиле сразу поднялись на второй этаж. Остановились у двери, на медной дощечке которой было написано: «Драгин И. В.».
– Только будьте молодцом, – непонятно зачем сказал Душечкин и, подбадривающе похлопав Буробина по плечу, открыл дверь.
– Игорь Владимирович, это мы...
– А, входите, входите, – встретил их вчерашний мужчина во френче, которого Буробин видел в вестибюле. От него пахло какими-то очень приятными духами.
Познакомились.
– А я вас вчера в нашем вестибюле видел, – улыбаясь, сказал Игорь Владимирович. – Вы, наверное, Леонида Павловича ждали? – Он гостеприимно предложил раздеться.
Буробина поразила обстановка кабинета. В нем был массивный письменный стол, обтянутый мягким бордовым сукном, такого же цвета кожаное кресло, вдоль стен, выкрашенных в нежный розовый тон, стояло с дюжину полумягких кресел в бордовой обивке с резными подлокотниками, в углу у стола – сейф, отделанный под красное дерево, по бокам большого окна висели бордовые бархатные шторы, из-под них виднелись кипенно-белые тюлевые. В кабинете было просторно и светло.
«Да!» Невольно вспомнился кабинет Резцова, его обстановка. Скромный письменный стол, на нем простенький чернильный прибор, телефон, жесткий стул с высокой спинкой, справа от стола небольшой сейф, слева у окна маленький столик, около него два венских стула, в углу за коричневой раздвижной шторкой темная железная кровать, аккуратно заправленная светлым пикейным одеялом, переносная деревянная вешалка...
– Располагайтесь, товарищи, – сказал Игорь Владимирович и провалился в мягкое кресло.
Разговор начался как-то сам собой. Игорь Владимирович поинтересовался у Буробина, где он остановился в Москве, не нуждается ли в гостинице или еще в какой помощи. Потом поговорили о трудном положении на фронтах.
– А вы, если не секрет, где служили в армии? – спросил Игорь Владимирович. – Я ведь тоже всего год как снял военную форму.
Буробин с нескрываемой укоризной глянул на Душечкина: «Мы зачем сюда пришли, металл выбивать или?..»
Душечкин, внимательно следивший за разговором, улыбнулся: «Не глупи...»
Буробин стал терпеливо рассказывать.
– Подумать надо, – оживился Игорь Владимирович, – вы командовали пешей разведкой! И в тыл врага, естественно, ходили?
– За «языком», – с достоинством ответил Буробин.
– Весьма интересно, я вот в боях участвовал и с белополяками, и с кайзеровцами, но то, знаете, в боях, когда у тебя за спиной свои... А ходить в тыл, где надеяться можно, как говорится, только на свои силы, не доводилось, да я, наверное, с этим и не справился бы – духу б не хватило. – И сдержанно улыбнулся. – Ну а как попали в Управление Смоленской дороги?
Буробин смутился. Он даже вроде бы покраснел.
– Выходит, по знакомству...
– Ну-тке, ну-тке, это уже совсем интересно. – У Игоря Владимировича заблестели глаза.
– Да после того, как меня полоснуло в живот и потом подштопали, об армии, естественно, думать было нечего. Тогда командир полка и написал письмо старому своему другу Межерову. А тот меня направил поближе к дому... – Видя, с каким восторгом воспринял это сообщение Игорь Владимирович, Буробин не без улыбки подумал: «А как бы ты приятно сейчас выглядел, если бы вдруг узнал, куда меня направил командир полка на самом деле?»
Когда наконец вопросы у Игоря Владимировича иссякли, он попросил письмо. И, даже не читая его, наложил резолюцию.
Прощались приятелями.
– Для вас дверь моего кабинета всегда открыта, – говорил Игорь Владимирович, – и, если появится еще какая-нибудь нужда, заходите. Мы же Центрутиль – у нас только птичьего молока нет.
Уже в коридоре Буробин с усмешкой спросил у коммерсанта:
– Леонид Павлович, а вы не находите, что Игорь Владимирович человек со странностями?
– Это почему?
– Мы к нему за металлом пришли, а он замучил меня посторонними вопросами.
Душечкин укоризненно покачал головой.
– Удивляюсь я, Николай Николаевич, совсем несведущий в коммерции вы человек. Игорь Владимирович ответственное лицо, и как он может, не узнав, кто вы, вступать с вами в сделку. А он, если уж говорить откровенно, человек весьма осторожный. До него на этом месте чекисты троих расстреляли, а он, видите, держится – да и как держится! А все почему? Да потому, что голова! Но ты мне, скажу откровенно, сегодня понравился, держался молодцом. Ну да ладно, это, батенька вы мой, пройденный этап, давайте-ка лучше подумаем, с чего начнем завтрашний день в ВСНХ. – И стал рассказывать, кого им предстоит еще одолеть...
* * *
На ВСНХ ушла целая неделя. Душечкин таскал Буробина по кабинетам, суетился, делал вид, что изо всех сил старается пробить заказ, но чекист чувствовал, что он специально тянет время. Кстати, все эти дни за Буробиным продолжали ходить тени. Стоило ему только расстаться с коммерсантом, как тут же появлялся соглядатай. Приходилось всячески изощряться, чтобы показать им, что он не только не видит, но даже и не подозревает об их существовании. Однако время шло, и Буробину надо было повидаться с Мартыновым, рассказать о своих злоключениях, посоветоваться... Он искал момент.
Однажды, после крупного разговора с Душечкиным о волоките с заказом, Буробин возвращался домой. Коммерсант успокоил его, пообещав, что все решится завтра, якобы после возвращения из командировки какого-то важного товарища. Чтобы не тратить времени на лишние переходы, встречу назначили после обеда прямо в вестибюле ВСНХ.
Буробин шел по Никольской и думал, как бы уйти от назойливого хвоста. Где-то далеко за спиной послышалось цоканье копыт. Вот и выход. Буробин захромал, сделав вид, что споткнулся о крышку колодца водостока... Едва с ним поравнялась единственная на всей улице пролетка, сел в нее. Преследователь беспомощно заметался.
Ехать на Лубянку было рискованно. Поэтому по пути Буробин забежал на служебную квартиру, позвонил по телефону. И был рад, что застал Мартынова у себя. Начал торопливо рассказывать, почему до сих пор не зашел к нему. Хотел перечислить фамилии всех тех, с кем его познакомил Душечкин, но начальник остановил:
– Работай спокойно, потолкуем при встрече...
Когда приехал в Спасоболвановский переулок, преследователя не было. Он появился спустя несколько минут. Все получилось, как хотелось...
В ВСНХ Буробин опоздал. Дядя, готовясь к зиме, ремонтировал, утеплял окна, перестилал пол. Буробин ему помогал и был рад, что эта помощь заняла у него весь вечер и потом все сегодняшнее дообеденное время.
Душечкин нервным шагом расхаживал по вестибюлю здания ВСНХ.
– Наконец-то, – укоризненно сказал он. – Да где это вы пропадали?
– Ремонтом занимался, – виновато ответил Буробин, а про себя подумал: «И чего спрашивает, соглядатаи все равно доложат».
В гардеробе разделись. Буробина поразил праздничный вид Душечкина. На нем был новый серый в большую клетку костюм, кипенно-белая рубашка с крепко накрахмаленным воротничком, яркий модный галстук, новые коричневые полуботинки.
– Что это вы сегодня вырядились?
– Узнаете, – заговорщически ответил коммерсант.
Они остановились у двери с табличкой: «Заместитель начальника отдела по распределению заказов Ракитин Иван Федорович».
Душечкин перевел дух, торопливо осмотрел Буробина, стряхнул с гимнастерки какую-то пылинку, дал свою расческу.
– Возьмите, причешитесь получше, – и постучался.
В углу небольшой приемной за столом сидела пожилая женщина с бледным худым лицом и полировала ногти.
– Это со мной товарищ, Анна Петровна, – деловито сказал Душечкин и, пропустив Буробина вперед, прошел в кабинет.
За большим столом, заваленным бумагами, сидел пожилой мужчина. Волосы у него были всклокоченные, и весь он был какой-то неприбранный.
– Иван Федорович, здравствуйте! – Душечкин замер в ожидании и, когда Ракитин, не глядя на него, протянул руку, заискивающе и легонько пожал ее. – А это Николай Николаевич, – Душечкин сделал шаг в сторону, давая возможность Буробину подойти к столу, – начальник административно-хозяйственного отдела Смоленской железной дороги.
– Очень приятно, – Ракитин блеснул очками в роговой оправе, – рад приветствовать коллегу в своем кабинете. Присаживайтесь. Вы уж извините, но я сейчас просмотрю горящую бумагу и тогда займусь вами.
Душечкин торопливо сел, показал Буробину, чтобы он сделал то же самое.
Иван Федорович прочитал очередной лист, расписался на нем, вызвал секретаря и молча отдал ей большую кипу бумаг... Когда секретарь ушла, он снял очки и, подслеповато щурясь, стал молча рассматривать Буробина. В его взгляде проглядывались одновременно и кошачья настороженность, и детское любопытство, и сдержанность много повидавшего человека.
– Я вас слушаю, товарищи, – сказал он. Голос у него был низкий и очень приятный.
Душечкин стал рассказывать о причине визита. Ракитин его не слушал. Он продолжал рассматривать Буробина.
– Так, так, – наконец сказал он с сожалением, – обеднела ваша дорога... Подумать только – нет даже несчастных топоров и пил.
– Что поделаешь, – вздохнул Буробин.
На лице Ракитина выступила улыбка, и взгляд от этого сделался совсем липким.
– Допустим, мы сейчас как-то решим вашу проблему, а что потом? Вагонный парк у вас в негодном состоянии, локомотивы уже давно отработали свое.
Буробин, посчитав вопрос провокационным, промолчал.
– Не завидую я вашему креслу, – продолжал Ракитин.
– А вы думаете, я им доволен? Но работать где-то надо, – сказал Буробин, – а тут как-никак начальник административно-хозяйственного отдела. Звучит?
Ракитин, подслеповато глядя на чекиста, молча протер очки, надел их снова.
– Да не глядите на меня с упреком, я и отказаться от этой должности могу.
– А вот это мне уже не нравится, – в голосе Ракитина послышались недовольные нотки. – Революционер и называется революционером потому, что он непохож на других людей, он рожден для того, чтобы бороться с трудностями, преобразовывать жизнь. А вас я, Николай Николаевич, считаю революционером. И уж коль вам доверили такой пост, постарайтесь оправдать надежды, В конце концов, люди придут на помощь, в частности, и мы не останемся в стороне, да, собственно, в этом и есть одна из задач ВСНХ – оказывать помощь предприятиям и учреждениям. – Он подумал и попросил показать письмо.
Душечкин с проворством лакея достал свой бумажник.
Ракитин повертел в руках письмо, внимательно прочитал все резолюции на нем и молча вышел.
– Наш благодетель... – с почтением произнес Душечкин, глядя на закрывшуюся дверь.
– Обыкновенный проходимец, – с издевкой сказал Буробин.
Лицо Душечкина как-то сразу вытянулось, покрылось красными пятнами.
– Да что вы, Николай Николаевич, господь с вами, как же так можно!.. – Он говорил шепотом, настороженно прислушиваясь к тишине за дверью. – Светлейшая голова. Организатор... – Душечкин осекся – из приемной донеслось глухое покашливание.
Вошел Ракитин. Вид у него был задумчивый. Отдавая письмо Буробину, он с чувством собственного достоинства заметил:
– Вот видите, как сам начальник узнал, что топоры и пилы нужны для железной дороги, тут же подписал и вдобавок дал указание, чтобы ваш заказ вне очереди пустить на заводе «Бари». Так что все, что от меня требовалось, я сделал. – Он вновь посмотрел на Буробина с нескрываемой укоризной. – А мысль о дезертирстве с железной дороги выкиньте – не время. Вы нужны дороге.
Уже на улице Душечкин не без удовольствия заметил:
– Теперь, Николай Николаевич, заказ, можно сказать, у тебя в кармане. – И, вздохнув, мечтательно добавил: – А у меня денежки... Кстати, Николай Николаевич, – он осторожно взял Буробина под руку, заглянул в глаза, смутился.
– Что такое?
– Ну да ладно, отложим до лучших времен, а сейчас, я думаю, батенька вы мой, нам не мешало бы и отметить получение последней визы. Может, на радостях ко мне махнем?
У Душечкина дома они были в седьмом часу. Его жена встретила их упреками.
– Ленечка, разве так можно меня терзать? Я не знала, что и подумать. С утра ведь ушел. Слава богу, вернулся. А дочка с мужем так и пошли расстроенные в театр.
Душечкин виновато чмокнул жену в лоб.
– Лапонька, мы страшно голодны, дай нам что-нибудь поесть.
– Ох, господи! – Жена пошла на кухню.
Душечкин, глядя ей вслед, вздохнул.
– Милый мой человек, она заботится обо мне, переживает. Как все-таки приятно иметь преданного друга. – Задумался. – Ну да ладно, Николай Николаевич, вы французский коньяк пили?
Буробин пожал плечами.
– Да как вам сказать, русский самогон пробовал, немецкий шнапс видел, а вот французский даже не нюхал.
Душечкин от души рассмеялся. Они прошли в комнату.
– Сегодня попробуете, я недавно по случаю приобрел несколько бутылок. – Он достал ключ, вставил его в еле заметное отверстие в стене около портрета жены, повернул. Портрет дрогнул, подался вперед, за ним открылась ниша, уставленная множеством бутылок с яркими этикетками. Душечкин взял одну из них, поставил на стол.
В комнату с подносом вошла жена. На столе появилась лиловая фарфоровая супница с борщом, тарелочки с колбасой, сыром, ветчиной.
У Буробина к горлу подступила тошнота. Он не ел со вчерашнего вечера – у дяди не было даже хлеба. На душе стало противно.
– Э-э-э, мы еще не выпили, а вы уже размякли. – Душечкин наполнил рюмки.
– За отличный сегодняшний день! – И медленно, словно дегустируя, начал пить. Выпив, он закрыл мечтательно глаза, повел носом. – Слышишь, какой аромат?! – Нехотя ткнул вилкой в тарелку с ветчиной. – Жалость какая, лимончика нет.
Буробин промолчал. Он думал о том, где мог сегодня с утра пропадать коммерсант.
– Да что ты, Николай Николаевич, как похоронил кого? – Налил еще.
Жена поставила второе. Душечкин заглянул в сковородку, в соусницу, радостно воскликнул:
– Мое любимое – фасолевые котлеты под грибным соусом. – Притянул жену к себе, чмокнул в щеку. – Спасибо, родная моя. – Положил котлетку на тарелочку, полил соусом, поставил перед Буробиным. – Отведай, Николай, и ты узнаешь, что это за божественное кушанье... – На него словно нашло, он ел, пил и почти не хмелел. Временами доставал платок, вытирал раскрасневшееся лицо, шею. Опорожнив одну бутылку, достал вторую. – Эх, Коленька, пей, пока пьется... А все-таки мы удачно провернули дельце, ой как удачно!
Он из бумажника вытащил письмо, бережно разгладил его, засмеялся.
– Подумать только надо, этот листочек стоит пять миллионов!.. – С благоговением и нежностью поцеловал бумагу. – Ты, наверное, смотришь на меня, Николай, и думаешь: – Старый ты дурак, помешался на деньгах. Нет, я в здравом уме. Деньги для меня все... – Он осторожно накрыл руку Буробина своею. – Уж и не знаю, как лучше сказать. Ну да ладно, я заговорил о деньгах сейчас потому, что у меня туговато с ними. Ты не мог бы мне, ну, допустим, под честное слово, дать половину стоимости заказа. Понимаешь какое дело, надо немного задобрить своих людей в Центрутиле, ВСНХ – они все-таки старались, к тому же у них семьи. Да и на заводе «Бари» мне без них не обойтись. Уж будь великодушен.
Буробин, дивясь вдруг прорвавшемуся славословию коммерсанта, его смелым «ты», «Коленька», «Николай», терялся в догадках. Действительно, к чему бы это разговорился старик? Делал разные предположения, но такого не ожидал.
– Так мы же, Леонид Павлович, расчет произвести договорились после изготовления и отгрузки всей продукции.
На лице Душечкина появилась виноватая гримаса.
– Это верно, конечно, но куда от нужды денешься...
Буробин задумался. Но откуда ему было взять такие деньги? Это же не тысяча, не две. Он чувствовал, что Душечкин с нетерпением ждет ответа. А что может сказать он, человек, никогда не видевший денег больше своей получки. Сказать, что не имеет возможности достать такую сумму? Тогда коммерсант может заподозрить неладное. Пообещать – попробую, мол, достать. А где их взять?
– Ну так как же, спаситель ты мой, Николай-угодник?
– Да уж и не знаю как... Сам-то я такой вопрос решить не могу.
– А ты съезди в Смоленск.
* * *
С неприятным чувством покинул Буробин квартиру Душечкина.
«Неужели это провал?» Надо было как-то выкручиваться.
Буробин посмотрел, нет ли за ним «хвоста». Улица, по которой он шел, была тиха и безлюдна.
Дошел до дома – преследователей не было.
«Странно?!» Подумал о Лубянке – грех было упускать такой момент. «Но кого там ночью застанешь? Мартынов, если не дома, то, безусловно, на задании...»
