Текст книги "Вольфганг Амадей. Моцарт"

Автор книги: Валериан Торниус

XII

От нужды эти симфонии его не спасают: не находится ни мецената, готового заплатить ему «гонорар признания», ни издателя, который согласился бы напечатать ноты. Никогда ещё ближайшее будущее не было закрыто от Моцарта такой непроницаемой пеленой тумана, как в начале этой осени. Он опять вынужден давать много уроков. Это Вольфгангу Амадею претит, но на двести гульденов композиторского оклада в квартал не только не разбежишься, их не хватает на самое необходимое для его маленькой семьи. Лучший из учеников Моцарта, маленький Хуммель, добивается таких поразительных успехов, что перед ним открывается карьера концертирующего пианиста. И в конце осени он оставляет своего маэстро и отправляется с отцом в турне. Из одарённых учеников у него остаётся лишь Тереза фон Траттнерн и Зюсмайер. А где найти других таких?

Некоторым успехом его усилия всё же увенчиваются. По рекомендации графини Вильгельмины Тун у него начинает брать уроки её зять, князь Карл Лихновски. Он из числа тех аристократов, которые музыку любят, но способностями обделены. Правда, у князя есть одно бесценное достоинство: он преклоняется перед гениальностью маэстро и за уроки платит щедро. Следует упомянуть ещё об одной ученице: Магдалене, дочери советника юстиции Франца Хофдемеля, особы внешне очень привлекательной, умеющей кокетливо стрелять глазками и импонирующей своему наставнику не столько беглостью пальцев на клавиатуре, сколько своими телесными прелестями. В результате этого уроки с ней теряют необходимую серьёзность, превращаясь сначала в невинный флирт, а затем шалости и ласки выходят далеко за пределы принятых приличий. На сей раз ухажёр осмотрительнее, в присутствии Штанцерль не проговаривается и опрометчивых посвящений на нотах не делает.

К исходу зимы князь Лихновски объявляет в один прекрасный день Моцарту, что ему предстоит срочная поездка в Берлин, и спрашивает, не согласится ли маэстро сопроводить его туда в качестве гостя; он надеется оказать Моцарту всяческое содействие при дворе короля Пруссии, что, не исключено, поможет многоуважаемому учителю поправить свои дела.

В данный момент дружеское предложение князя для Вольфганга Амадея – подарок небес. Он согласен, ещё бы! А Констанца огорчена тем, что не может отправиться в Берлин вместе с ним: в коляске князя нет свободных мест. Супругу стоит немалых трудов утешить её. Она чувствует себя обиженной и долго на него дуется. Чего не удаётся добиться при помощи красноречия, возможно, удастся добиться, взнуздав своего Пегаса. За обедом Констанца находит рядом с суповой тарелкой записку. Читает:

 
Когда я в Берлин поеду,
Я наверняка обрету там славу.
Но как бы я этому ни радовался,
Ты, жёнушка, на все мои похвальбы молчишь.
Когда мы при встрече поцелуемся,
Ты, о терпеливая моя, обрадуйся!
А слёзы, слёзы горечи не проливай,
Чтобы от них в груди сердце не разорвалось.
 

И смеётся от всей души, говоря:

– Ты мошенник, каких мало! Разве могу я на тебя долго обижаться?

Но мошеннику одного этого поэтического излияния мало. Перед отъездом он, призвав на помощь духов юмора, сочиняет шутливый квартет «Саrо mio – глотай и давись». В нём на грубоватой помеси итальянского с немецким воссоздаётся семейная сцена на почве ревности, в которой участвуют два кавалера. Как будто безобидный пустячок, а сколько в нём искорок гениальности! Жизнелюбие творца непоколебимо, какие препоны перед ним ни ставь... Он дарит квартет Констанце со словами:

– Разучи его! Споёшь мне, когда я вернусь!

Но тут Моцарт спохватывается: как он может ехать в Берлин без единого талера в кармане? Полагаться только на милость князя? Никогда! Он немедленно пишет письмо советнику юстиции Хофдемелю с просьбой дать в долг сто гульденов. Хофдемель в средствах ограничен, но, будучи человеком тщеславным и рассчитывая благодаря рекомендации господина придворного композитора быть принятым в ложу, даёт своё согласие. Однако из осторожности просит подписать вексель на шесть месяцев. Но как бы там ни было, с такой суммой в кошельке Моцарт не чувствует себя рядом с богатым спутником бедным приживалой.

XIII

Восьмого апреля 1789 года князь и композитор в запряжённой цугом роскошной карете с двумя ливрейными лакеями на запятках покидают Вену, где на зелёных клумбах распускаются первые цветы. В обществе князя Моцарт сам себе тоже кажется магнатом: с такими удобствами ему не доводилось путешествовать ни разу в жизни. Из Будейовиц, где меняют лошадей, он посылает первое письмецо «любимой жёнушке»: «Не тревожься за меня, в этой поездке я никаких неудобств не имею, и никаких неприятностей, кроме твоего отсутствия, тоже нет. Но раз этого изменить не дано, так тому и быть».

После короткой остановки в Праге путешественники в первую пасхальную пятницу прибывают в Дрезден, где никто так не радуется неожиданной встрече, как Йозефа, опередившая их на несколько дней. Она, как всегда, трогательно опекает Вольфганга Амадея, знакомит его со знатными и влиятельными господами, вводит в литературные салоны, в том числе в дом председателя верховного апелляционного совета Кернера. Ему здесь поначалу неуютно, потому что приходится постоянно слышать такие имена, как Гете и Шиллер, которые при незначительном интересе Моцарта к молодой немецкой поэзии для него пустой звук. Однако невестка Кернера Дора Шток так подробно и увлекательно рассказывает о них, что он заинтригован. Ей хочется нарисовать его портрет серебряным карандашом, и она просит Моцарта позировать ей у инструмента. А лучше всего – сыграть что-нибудь! Вольфганг Амадей сразу соглашается. Скоро в салоне собираются все члены семьи и приглашённые, которые внимают его импровизациям, тихонько присев в некотором отдалении. А обед тем временем стынет. Дора Шток подходит к ушедшему в свои мечты пианисту, мягко кладёт ему руку на плечо и говорит:

   – Господин Моцарт, мы пойдём к столу; не желаете ли присоединиться к нам?

   – Сейчас приду, милостивая госпожа, – кивает он и продолжает играть.

Все переходят в соседнюю комнату, а Моцарт никак не оторвёт рук от клавиатуры. Гость так и не появляется за столом, но хозяевам редкостно повезло: кто и когда обедал под аккомпанемент музыки такого звучания? Когда семья опять собирается в музыкальном салоне, Моцарт встаёт и удивлённо смотрит на вошедших.

   – Извините меня, – говорит он, – время ускользнуло из-под моих пальцев. Надеюсь, суп ещё не остыл?

   – О-о, суп и жаркое давно съедены, – смеётся Дора. – Но вы, маэстро, получите всё с пылу с жару. И если вы не возражаете, я продолжу работу над портретом.

Вот так и возник один из последних и лучших портретов Вольфганга Амадея, на котором он выглядит задумчивым и немного грустным.

Открытого концерта Моцарт в Дрездене не даёт. Но состоялась его академия в присутствии семьи курфюрста, во время которой он исполняет недавно написанный блестящий клавирный концерт. В награду он получает дорогую золотую шкатулку, о чём с гордостью сообщает своей Штанцерль, умолчав, однако, что в ней оказывается ещё сто золотых дукатов. Письма Моцарта к жене, в которых он отчитывается о своих дорожных впечатлениях, это трогательные свидетельства нежной супружеской заботы, а в данном случае – его прекрасного настроения. В одном из них он пишет: «Если бы я только мог рассказать тебе, что я делаю с твоим дорогим портретом, ты бы очень смеялась: достаю я его, например, из заточения в сафьяновой папке и говорю: «Бог тебе в помощь, Штанцерль! Бог тебе в помощь, плутовка-чертовка-крохотуля-смешинка! Проглоти и не подавись!» А когда кладу на место, я говорю: «Ну!-ну!-ну!-ну!» – но с разной протяжностью и значением, потому что вкладываю в каждое «ну» свой смысл, а при последнем быстро добавляю: «Спокойной ночи, мышка, спи себе на здоровье».

Музыкальная жизнь Дрездена сильного впечатления на Моцарта не производит. Оперу он находит «попросту жалкой», а мессу придворного капельмейстера Наумана, которой автор дирижирует в его честь, «весьма посредственной».

Зато Лейпциг, где он задерживается всего на полдня, даёт ему гораздо больше. Он посещает церковь Святого Фомы, где его радушно принимает престарелый кантор Долес, в далёком прошлом ученик Иоганна Себастьяна Баха. К восторгу старика, Моцарт почти час музицирует на органе – Долесу мнится, будто это играет его великий учитель. А потом Моцарт слушает, как хор мальчиков исполняет для него мотет[95]95
  Мотет (фр.) – в XII—XIV вв. – многоголосная песня, сочетавшая несколько самостоятельных мелодий, иногда с различным текстом. Впоследствии – название разнообразных многоголосных произведений.


[Закрыть] «Спойте Господу новую песню», и с восторгом восклицает:

– Учиться можно бесконечно – вот этому, например!

Когда Долес рассказывает ему, что сохранились все до единой мотеты, расписанные на голоса, он просит разрешения взглянуть на них, раскладывает на полу, на стульях, у себя на коленях и уходит в них с головой, забыв обо всём на свете. И так до самого обеда. Как вдруг появляется камердинер князя и торопит с отъездом: карета уже заложена. Все присутствующие огорчены, что встреча оказалась такой недолгой, но Моцарт утешает их – на обратном пути он задержится в Лейпциге подольше и постарается дать публичный концерт. Вообще говоря, он твёрдо рассчитывает на это, потому что на прощанье пообещал Йозефе выступить в Лейпциге вместе с ней.

Двадцать пятого апреля Лихновски с Моцартом прибывают в королевскую резиденцию. Фридрих Вильгельм II унаследовал любовь к музыке от своего дяди. Он сам играет на виолончели и, подобно большинству монархов, симпатизирует итальянцам – совсем недавно он назначил придворным композитором Боккерини, – но очень высоко ставит Генделя, Глюка и в особенности Гайдна. Из чего следует, что ни одному направлению в музыке он предпочтения не отдаёт.

Князь Лихновски представляет своего спутника королю. Тот произносит несколько лестных для Моцарта слов как о «Похищении из сераля», так и о его камерной музыке, давая понять, что имя Моцарта ему хорошо знакомо, и приглашает Вольфганга Амадея помузицировать с его домашним оркестром в кругу королевской семьи и ближайших придворных. После одного из таких интимных концертов король спрашивает его:

   – Какого вы мнения о моём оркестре?

   – Ваше величество! Это самый большой подбор виртуозов в мире, – говорит Моцарт. – Но когда эти господа играют вместе, они могли бы делать своё дело ещё лучше.

Король надувает щёки, а потом с улыбкой отвечает Моцарту:

   – Вы откровенный человек. Ценю!

В Потсдаме они проводят всего неделю; Лихновски ни с того ни с сего начинает торопиться с отъездом.

Моцарту внезапная поспешность не по нраву, и он прямо говорит князю, что берлинская антреприза пока не принесла ему никаких реальных плодов и знакомые советуют остаться здесь подольше.

   – Ну, тогда проводите меня, по крайней мере, до Лейпцига. Вы как будто пообещали друзьям выступить там с концертом? А оттуда вернётесь в Берлин...

Лейпциг прочно приковывает Моцарта к себе. Сюда же из Дрездена приезжает Йозефа со своими друзьями, и Моцарт отнюдь не испытывает в Лейпциге чувства одиночества, наоборот, число его почитателей день ото дня растёт.

Двенадцатого мая он даёт открытую академию. На репетиции оркестр играет аллегро его концерта слишком медленно.

   – Ancora! – кричит Моцарт. – Ещё раз! – И показывает им на клавире нужный темп.

А поскольку это не помогает, отбивает такт ногой с такой силой, что серебряная пряжка на туфле разлетается на куски. И снова он кричит «Ancora!», пока после третьей попытки не добивается желаемого результата. После репетиции он обращается к присутствовавшим на ней любителям музыки:

   – Не удивляйтесь, прошу вас. Это не каприз. Я не мог не заметить, что большинство из господ музыкантов уже в годах. Репетиция затянулась бы Бог весть на сколько, не начни я подстёгивать и сердить их. А когда они рассердились, они сделали всё, как надо.

Увы, в зале оказывается много свободных мест. Это ему не нравится, он не любит играть перед пустыми стульями. И велит впустить всех стоящих перед закрытой дверью любителей музыки, которые надеялись, что хоть кому-то из них повезёт и они получат свободный доступ в зал. Он исполняет два своих клавирных концерта, Йозефа поёт свои любимые арии, а потом он ещё импровизирует за клавиром. Аплодисментам нет конца, но он почему-то расстроен. В музыкальной уборной он подзывает к себе скрипача-солиста Карла Готтлиба Бергера и шепчет ему на ухо:

   – Пойдёмте ко мне! Я буду играть для вас. Вы разбираетесь в музыке лучше, чем все собравшиеся здесь, вместе взятые.

И он действительно импровизирует для Бергера до самой полуночи. А потом срывается с места и протягивает ему руку:

   – Так! Теперь вы слышали Моцарта. А остальное умеют и другие. Спокойной ночи.

Когда Моцарт девятнадцатого мая возвращается в Берлин, его ждёт сюрприз. По высочайшему повелению возобновляют «Похищение из сераля». А так как весть о его приезде быстро проносится по городу, постановку оперы назначают на тот же вечер. Композитор несколько запаздывает к её началу и тихонько становится в партере рядом с оркестровой ямой. Больше всех ему нравится исполнительница роли Блондхен с её на редкость приятным тембром голоса и грациозными движениями. Он видит и слышит её одну. И вдруг замечает, что вторые скрипки в арии Педрилло «На бой! Вперёд!» постоянно вместо «dis» дают «d». Разозлившись, он кричит вниз, в яму:

   – Черти полосатые, когда же вы правильно сыграете «d»?!

   – Это мог быть только Моцарт! – пробежало по оркестру.

А когда занавес опускается, о его присутствии в зале узнают все солисты. Двадцатилетняя Генриетта Бараниус чуть не падает в обморок и объявляет, что петь во втором акте не сможет. Дирижёр в отчаянии приводит за кулисы Моцарта.

   – Однако, мадам, – говорит тот с укоризной. – Что это за комедию вы ломаете? Вы пели чудесно, да, просто чудесно пели, а чтобы в другой раз вы спели ещё лучше, я пройду с вами эту роль.

Певица успокаивается понемногу, и второй акт проходит без сучка и задоринки. Прелестная Блондхен, которая вдобавок ещё и маленькая Цирцея, в последующие дни послушно берёт уроки у композитора, и сведущие люди вскоре не сомневаются, что в её волшебные сети попался не только Педрилло, её сценический любовник, но и сам создатель оперы. Зато она исполняет свою роль с такой страстью, что все поклонники примадонны неистовствуют.

До публичного концерта Моцарта в Берлине дело не доходит. Якобы по той причине, что королю такие представления не по вкусу. Но за два дня до отъезда Вольфганга Амадея призывают ко двору, где он музицирует перед королевой. Программу он выбирает обычную, большей частью это свободные импровизации. Принимают его сдержанно, без особых эмоций. Однако в знак признания король велит передать Моцарту сто фридрихдоров (семьсот талеров) и заказывает шесть скрипичных квартетов для себя и столько же клавирных сонат для своей старшей дочери, принцессы Фридерики.

Двадцать девятого мая Моцарт отправляется домой, в Вену, проездом через Дрезден. На сей раз он едет один в почтовой карете. С дороги он пишет Штанцерль, чтобы она больше радовалась встрече с ним самим, чем деньгам, которые он получил. Если вдуматься, за два месяца почти беспрерывных выступлений получил он не слишком много, да и траты были немалые. Вдобавок ко всему случайный попутчик «облегчил мой кошелёк на сто гульденов», как он пишет в письме. Обокрал зазевавшегося Моцарта, только и всего. После двух месяцев духовного раскрепощения на горизонте снова грозовые облака.

XIV

Лето, чудесная погода, супруги как будто забот не знают, но безмятежность им не суждена. Констанца не вполне здорова, у неё болят ноги. Недуги телесные одно, душевные – другое. Доктор Клоссет рекомендует лечение на водах. «Очень хорошо, – думает Моцарт, – а где взять деньги?» В очередной раз на помощь приходит Пухберг, настойчивые просьбы Моцарта он без внимания не оставляет, но всей суммы, как обычно, не даёт.

Констанца попадает на курорт, где развлечений тьма. После нескольких месяцев, когда супруг был далеко и она скучала в одиночестве, от чего успела отвыкнуть, ей не под силу отказаться от всех радостей бытия. Хочется немного рассеяться, а кавалеры и ухажёры, как водится, тут как тут. Однако кавалеры эти не из самых благородных и бескорыстных.

Некий венский джентльмен свидетельствует в письме своему приятелю, что поведение Констанцы в её пользу не говорит. Слухи и сплетни быстро долетают до Вольфганга Амадея и разжигают его ревность.

Он без промедления отправляется в Баден, чтобы напомнить вероломной о её обязанностях. Зная, что в присутствии болящей, которая покорно опустит очи долу, он растеряется, Моцарт за день до приезда посылает Констанце письмо, взывая к её совести.

Да, при встрече удаётся навести мосты, готовые вот-вот рухнуть. Констанца кается, признается, что зашла далеко, и обещает исправиться, но тут же укоряет мужа: разве он сам ей не изменяет?

Моцарт возвращается домой, не зная точно, помирились они или нет. Заказов столько, что голова идёт кругом. Но этим летом ему не работается.

Из шести квартетов, заказанных королём Пруссии, готовы только три, которые по своему уровню гораздо ниже квартетов, посвящённых Гайдну, а вместо шести клавирных сонат для принцессы есть лишь одна.

Август приносит надежды: возобновляют «Фигаро». Успех не меньше того, что был три с половиной года назад. А осенью ему снова сопутствует удача: он получает заказ от самого императора написать к началу карнавала оперу в лёгком жанре. Есть настоятельная просьба, чтобы либретто не было написано по известному литературному источнику и чтобы её героем не был знаменитый исторический персонаж. Гонорар – двести дукатов.

Моцарт, само собой разумеется, обращается к Да Понте. В данной ситуации ловкий либреттист сразу готов услужить ему. Во-первых, сейчас он заказами не пере гружен, а во-вторых, у него появляется новая пассия, Адриана Феррарези дель Бене, для которой ему не терпится написать новую роль.

Да Понте недолго теряется в догадках, он находит подходящий для оперы сюжет в «Декамероне» Боккаччо. О чём он? О женской верности.

Два кавалера желают испытать, останутся ли им верны их невесты, родные сёстры. Они притворяются, будто их призывают под знамёна короля. Расставшись с возлюбленными, они возвращаются к ним, переодевшись в одежды албанцев, ухаживают за ними и добиваются взаимности.

Старый холостяк дон Альфонсо этому не нарадуется: он, усомнившись в верности красавиц, выигрывает пари у обманутых кавалеров. Но, согласившись с доводом «Cosi fan tutti» («Так поступают все»), примиряется с ними.

Получив от Да Понте либретто, лишённое всякой фантазии, но предлагающее ряд канонических ситуаций, Моцарт от него не отказывается. В нём есть свой смысл и привкус. Почему ему, после оперы о любви наивной («Похищение из сераля»), галантной («Свадьба Фигаро») и демонической («Дон-Жуан»), не написать о любви легкомысленной? С такими вот мыслями он приступает к работе.

Вольфганг Амадей смело вторгается в отзвучавший мир эпохи рококо, начало конца которой положили политические, страсти в Париже. Он как бы перенимает её легкомысленные жизненные принципы, её сверкающее остроумие и её лёгкую грациозную поступь, насыщая внешние атрибуты того времени полнокровием своего сегодняшнего мироощущения и мастерства. Поскольку действующих лиц всего шесть, он вынужден писать в основном дуэты, терцеты, квартеты, квинтеты и секстеты – все они впоследствии становятся редкостными образцами искусства обобщённой музыкальной характеристики.

Эта опера ещё одно яркое доказательство того, как мастерство композитора преодолевает пустоту либретто. Каким мощным внутренним видением надо обладать, чтобы почти на ровном месте создать столь впечатляющие картины! Необходимо добавить ещё, что Моцарт пишет «Cosi fan tutti» в состоянии, творчеству совсем не способствующему. И дело даже не в денежных затруднениях, есть более важные причины для тревог. Пребывание Констанцы на водах её здоровье укрепляет. В начале осени она возвращается в Вену посвежевшей и в прекрасном расположении духа. Но в середине ноября она рожает мёртвого ребёнка. Роды протекают так тяжело, что у неё вновь появляются симптомы прежней болезни. Забота о больной болезненно отягощает его душу. Вот в каком незавидном настроении вынужден он создавать искромётно-весёлую оперу. И что же? К концу года она готова!

В сочельник днём Моцарт, успев одолжить у Пухберга очередные триста гульденов, исполняет её на клавире перед купцом и Йозефом Гайдном. Пухбергу музыка очень нравится своей мелодичностью; слушая её, он никак не может понять, почему человек с таким божественным даром не получает от высокопоставленных особ вознаграждения, позволившего бы ему отрешиться от материальных забот? А Гайдн, наслаждающийся как гурман множеством гармонических и мелодических вкусностей, мысленно досадует: ну почему надо проматывать свой талант, решая задачи отнюдь не первостепенной важности?

Когда Моцарт поворачивается к своим слушателям, Пухберг поднимается и говорит:

   – Я благодарю вас, дорогой брат, за полученное мною несравненное удовольствие. Теперь я на премьере буду, как говорится, во всеоружии.

А Гайдн лишних слов терять не привык. Он коротко замечает:

   – Напиши ты одного «Дон-Жуана» – с тебя этого за глаза хватило бы!