Текст книги "За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге"

Автор книги: Валентин Башмаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

О таежной избушке, ее странном хозяине и мирной трапезе на лужайке

Миновав место ночевки, а затем поросшую кустарником луговину, друзья уже через двадцать минут оказались у цели. Избушка, как Коля и говорил, стояла на лесной вырубке у крутого берега речки. Рядом с нею на деревянных столбах возвышался бревенчатый амбар, а чуть поодаль из земли торчало несколько длинных жердей, скрепленных вверху перекладинами.

Определять издали, есть ли хоть одна живая душа в домике, было невозможно. Во дворе же бродили только собаки да темнело что-то похожее на серый пень. Неожиданно этот пень шевельнулся, подпрыгнул и сам собой передвинулся в сторону.

– Да это ж мальчишка! – присмотревшись, воскликнул Коля. – Он разглядывает чего-то на земле, вот и прыгает, как лягуха.

Так оно я было. Странный обитатель таежной избушки приближения гостей как будто не замечал – скакал на корточках из стороны в сторону, взмахивал локтями и задержался на секунду лишь тогда, когда собаки бросились на пришельцев.

– Та! Та! – сразу же раздался над поляной звонкий повелительный окрик.

После этого всякий нормальный человек, по мнению Петьки, должен был бы подняться, окинуть незнакомцев взглядом и спросить, что им надо. Однако мальчишка, убедившись, что собаки успокоились и уже начали ловить в своих шубах блох, спокойно вернулся к прерванному занятию.

Озадаченные таким приемом беглецы стояли на дорожке и растерянно хлопали глазами.

Наконец хозяин, как бы нехотя, повернулся и встал во весь рост.

– Здравствуй, – не очень-то смело произнес Петька.

– Здравствуйте, – кивнул мальчишка. Ни удивления, ни особого интереса на его лице не отразилось по-прежнему. – Где старшие?

– Старшие? Какие еще старшие? – не понял Петька.

– Которыми вы пришли, – обходясь почему-то без предлога, уточнил мальчишка.

– Мы? Так мы ж без старших. Сами! В дупле ночевали. Вон там!

В черных глазах мальчишки мелькнуло что-то похожее на улыбку.

– Дупле? – снова проглатывая предлог, переспросил он.

– Ну да. Если не веришь, можем показать.

– А штаны тоже дупле оставили?

Приятели посмотрели на свои обутые в сандалии ноги, провели руками по голым ягодицам и, смутившись, стали стаскивать с плеч мешки.

– Да нет. Это мы так. Роса ж…

Пока шло одевание, новый знакомый, как и раньше, занимался своим непонятным делом. Заинтересовавшись, Петька поскорее натянул штаны и осторожно подсел к нему.

– Я погляжу. Ладно?

Мальчишка кивнул и молча показал на порхавшее над дорожкой насекомое. Тельце у насекомого было длинное, узкое, а брюшко в ярких оранжевых и черных поперечных кольцах. Насекомое держало в лапках маленького паучка и непонятно почему рыскало то вправо, то влево.

– Оса? – догадался Петька.

– Угу. Наездник.

– Почему – наездник?

– Потому. Садится гусеницу верхом, ездит.

Петька живо представил себе осу сидящей в седле на волосатом червяке, подумал, как она щелкает хлыстом, и хихикнул. Мальчишка улыбнулся тоже. А когда рядом сел Коля, не поленился объяснить, что наездники взнуздывают пауков да гусениц не для забавы, а для того, чтобы кольнуть жалом и полуживых отнести на прокорм будущим детям.

Насекомое, за которым следили ребята, должно быть, потеряло норку и потому беспрерывно металось над дорожкой. Посмотрев на него еще немного, мальчишка поднялся, расправил плечи и спросил:

– Есть хочется?

Признаться, что они не завтракали и по-настоящему даже не ужинали, было, конечно, неловко. Однако под ложечкой сосало так, что Петька не утерпел и вздохнул:

– Так хочется, что в брюхе петухи кукарекают.

Мальчишка ушел в дом и через минуту появился на пороге с котелком и двумя чашками. Чашки он поставил на столик у стены избушки, а с котелком направился к костру, в котором еще дымилась головня.

– Ты что? Варить, да? – спросил Петька.

– Нет. Греть. Кашу мясом.

– Кашу с мясом? – У Петьки даже скулы свело. – Знаешь что? Не грей. Ну да! Мы ее так, холодную… Правда, Коля?

Коля, проглотив набежавшую слюну, только кивнул. После того, как друзья вышли из лесу, он опять как-то сжался, угас и не произносил почти ни слова.

Во время еды разговаривать было неудобно: язык едва успевал управляться с кашей. Зато после завтрака Петька разошелся вовсю. Расстелив плащ на траве и улегшись животом кверху, он рассказал мальчишке и о том, как они убежали из деревни, и о рыбной ловле, и о поисках жилища. Не постеснялся вспомнить даже о страхах, которые пережили ночью.

Мальчишка сидел на кедровой чурке, строгал палку и до поры молчал. Вообще Петька заметил, что в поведении нового знакомого с самого начала чувствовалось что-то серьезное, даже чуть-чуть снисходительное. Парнишка слушал, смотрел, а сам как будто посмеивался.

Когда Петька кончил рассказ, мальчишка покрутил головой и прыснул:

– Ох, путешественники! Пошли тайгу, а боятся. Бурундуки норах хохочут.

Петька обиделся.

– Ага! Тебе-то в избушке хорошо. А будь на нашем месте, небось штанами потряс бы!

– Штанами? Потряс?

Парнишка опять засмеялся, отложил нож и вдруг, сунув в рот пальцы, свистнул. Свист получился точь-в-точь такой, какой раздавался в лесу ночью. Петька от неожиданности вздрогнул и даже сел. Вытаращил глаза и Коля. Шутник же, не обращая внимания на удивление ребят, приладил к губам ладони, нагнулся и заревел тигром.

– Ух ты! Здорово! – восхитился Петька. – Значит, это ты пугал нас вечером?

Мальчишка хмыкнул, и лицо его снова стало серьезным.

– Нет. Лесу пугает дурак. Я не дурак.

– А кто же тогда ходил возле дупла. Кровожадные?

– Угу. Кровожадные.

– Кто?

– Да кто ж? Сначала пятнистый олень. Потом козел.

Это было настолько невероятно, что беглецы не поверили. Можно ли, в самом деле, поверить, что олень свистит, как разбойник, а козел ревет страшнее тигра? «Заливает, – решил про себя Петька. – Хочется похвастать, вот и выдумывает».

Однако вслух свои соображения он не высказал. Зачем портить отношения с человеком? Мальчишка же, подметив сомнения ребят, разубеждать их не стал. Доказательства и споры по пустякам, судя по всему, были у него не в чести. Любую мысль он излагал коротко, двумя-тремя фразами. Зато деловито и толково.

Точность и разумность замечаний мальчишки Петька оценил уже во время своего рассказа о побеге. Узнав, например, что беглецы насовали в мешки хлеба, пряников да печенья, парнишка скептически улыбнулся и назвал их телятами. Он считал, что настоящему охотнику или туристу надо брать в лес муку, крупу, сало, а вместо конфет да печенья запасаться сахаром и солью. Петька с Колей над этим сначала посмеялись, но потом подумали и согласились, что мальчишка прав. Стакан пшена ведь не то, что килограмм пряников – места в мешке занимает самую малость, если же сварить из него кашу, можно наесться сразу двоим. А крохотный кусочек сала заменит по питательности не то что килограмм пряников, а даже хорошую банку консервов.

Услышав, что Петька и Коля не смогли из сырых дров разложить костер, мальчишка поднял с земли несколько палочек.

– Такие кругом были?

– Были, – кивнул Петька. – Сколько угодно.

– Тогда смотри.

Он очистил палочку от коры и начал быстро строгать ножиком так, что стружка не отлетала, а постепенно закручивалась колечком. Получился похожий на цветок венчик. Когда таких деревянных цветков набралось штук пять, мальчишка сложил их на куске бересты, прикрыл тонкими веточками и поднес горящую спичку.

– Видали?

Огонь разгорелся самое большое за две минуты.

О древнем племени лесных людей, таежных промыслах и хозяйстве охотников

Все, что ни делал мальчишка, получалось ловко, скоро и красиво. Петька почувствовал к нему уважение.

– А тебя как зовут? – спросил он. – Ты кто?

Мальчишка улыбнулся, но ответил охотно.

– Лянсо Кэмэнка. Вот кто. Ребята зовут меня просто Лян. Я удэге.

– Удэге? А это что такое? Народ, что-ли?

– Ну да. По-русски – лесные люди.

Лесные люди! Отец когда-то рассказывал, что в тайге живут нанаи, тазы и другие народы. Петька слушал его рассказ, как увлекательную повесть о каких-нибудь племенах Африки или Австралии. Но вот теперь рядом с ним сидел настоящий удэге. И не взрослый, а мальчишка.

Сообразив, что на его долю выпала неслыханная удача, Петька мигнул Коле и начал рассматривать Ляна еще внимательнее. По глупости думалось, что в нем откроется что-нибудь особенное, совсем не такое, как в других людях. Но Лян оказался, конечно, мальчишкой, как все. Ростом он был примерно с Петьку, разве чуть-чуть стройнее да худощавее. Смуглым лицом с черными смышлеными глазами смахивал на Колю. А одежду и обувь носил и вовсе обыкновенные – кирзовые сапоги с широкими голенищами, простые штаны да ситцевую рубаху. Единственное, что отличало его от беглецов, это головной убор. Вместо кепки или тюбетейки маленький удэге носил накомарник. Задний матерчатый клапан накомарника, как матросский воротник, спускался на спину, а сетка была заброшена на затылок.

В иное время, в другой обстановке такой неромантичный вид лесного человека Петьку, наверно, разочаровал бы. Какой же это лесной житель, если он почти в точности похож на городских мальчишек? Но в эту минуту было не до разочарований.

Пока ребята таращили на него глаза, Лян рассказывал о колхозе «Таежный следопыт», где работают его родители. Входят в этот колхоз, говорил мальчишка, только удэге да нанаи. Занимаются они охотой да рыболовством и живут не где-нибудь возле города, а в самом глухом районе края, у большой речки. В зимнюю пору охотники – и молодые и старые – уходят на сотни километров от дома, ловят в тайге капканами соболей, стреляют белок, бьют на мясо медведей да кабанов. Всю добычу сдают потом государству, а государство обеспечивает их хлебом, одеждой и прочим.

Летом, по закону, охотиться не полагается. Однако мужчины-удэге без дела не сидят: ремонтируют в лесу зимовья, заготовляют продукты. Заодно изучают звериные тропы, – узнают, где держатся белки, соболь.

Нынешней весной правление артели решило построить зимовья в той самой долине, где находились ребята. Лет двадцать назад здесь рубили лес, и зверя из-за этого водилось мало. Но потом заготовки древесины прекратились, и, когда охотники приехали сюда на разведку, они увидели, что в распадках развелись и соболя, и норки, и даже редкостные пятнистые олени. Тут же, у речки, была старая избушка. Охотники привели ее в порядок, завезли снаряжение, а потом уехали по делам домой. Вот уже с неделю, дожидаясь их возвращения и охраняя колхозное добро, Лян жил в домике один.

– Ты, наверно, член бригады? – полюбопытствовал Петька.

– Сказал! Я ж учусь школе.

– А почему приехал с охотниками?

– Так. Выпросился отцом каникулы.

– И не боишься один? Ночью же темно, кругом звери. И речка ворчит.

– Хо, ворчит! Я ж сколько раз ночевал тайге без крыши.

– Ну да! Зачем?

– Ходил охоту. Домой далеко, вот и ночевал.

Беглецы спросили, сколько километров до удэгейского поселка.

– Прямиком – двести, может, двести пятьдесят, – сказал Лян. – Плыть речками – семьсот будет. Только это ерунда: хорошей лодке мотором три дня ходу.

По словам мальчишки, в прежние времена удэге передвигались по таежным речкам, как черепахи: стоит человек в лодке-бате, отталкивается шестом и идет куда надо. Даже сильный молодой охотник проплывал таким способом пятьдесят километров в день. Да и то по течению. А теперь у каждого удэге и наная на бате подвесной мотор. Поставил его, закрепил как следует на корме и несись птицей.

Еще быстрее и проще переезжают лесные люди с места на место в холода. Поздно осенью, когда пройдет праздник Октябрьской революции, в поселок прилетает вертолет. Охотники грузят в кабину ружья, собак, садятся сами, и их развозят по зимовьям. В каждой таежной избушке остается четыре-пять человек. А потом вертолет время от времени наведывается к ним – привозит продукты, забирает пушнину. Прошлой зимой в каникулы Лян летал в гости к отцу. Доводилось ему кататься и на самолете.

Когда Петька услышал, что Лян летал по воздуху и что у него есть знакомый пилот, сердце заныло от зависти. Что, в самом деле? Мальчишка-таежник, не видавший ни паровоза, ни автомобиля, курсирует за облаками, как у себя дома, ты же всю жизнь провел в городе, с утра до вечера провожаешь глазами всякие ТУ да ИЛы, а пощупать руками, что оно за такое, и не можешь. Если так пойдет дальше, космонавтом разве станешь?

Рассказывая о своем житье, о колхозе, Лян показал гостям и хозяйство охотников.

В амбарушке, куда мальчишки заглянули, забравшись по приставной лесенке, лежали пузатые мешки с продуктами, под крышей белели перекладины для подвешивания оленьих туш. На разлившейся речке у берега, будто горячий конек на привязи, танцевала легкая оморочка. А о жердях, вкопанных в землю за домом. Лян сказал сначала коротко:

– Это вешала. Сушить рыбу.

Однако, увидев, что Коля с Петькой ничего не поняли, объяснил подробнее.

Промышляя рыбу, лесные люди особенно много ловят кеты – морской рыбы, которая поднимается по Амуру, заходит в Уссури и потом нерестится в мелких речках. Сейчас, правда, кеты стало меньше, чем раньше. Чтобы она не перевелась, приезжим жителям Приморья ловить ее в речках запрещают. Но удэге жить без рыбы, конечно, не могут и ловят ее по-прежнему. Только не где и как попало, а по специальным разрешениям.

«Таежный следопыт» в этом году добудет пять тысяч рыб. Из них пятьсот штук заготовят Лянов отец и его товарищи. В сентябре, когда кета подойдет к нерестилищам, охотники выловят рыб, разрежут на пласты, подсолят и развесят на вешалах для просушки. А потом вяленую рыбу перевезут домой и разделят между семьями.

– Фи! Пятьсот штук! Разве ж это много? – скривил губы Петька.

Ляна это задело.

– А мало, да? Каждая кетина – пять килограмм. Четыре охотника – две тонны. Понял? Потом будут звериные шкурки, орехи, мясо…

В сенях избушки ребята увидели капканы. Тут были и небольшие плашки для бурундуков, и хитроумные приспособления для ловли каких-то других животных покрупнее, и даже здоровенные пасти с зазубренными стальными дугами для волков. В углах стояли и висели остроги, багры, ловчие сети, проволочные решетца. Каждую такую вещь можно было рассматривать без конца.

А вот обстановка самой избушки, к великому Петькиному разочарованию, оказалась самой обыкновенной. Входя в домик, он думал о чучелах, тигриных шкурах и коллекции охотничьего оружия, а увидел всего-навсего стол со скамейкой, вешалку да широкие нары. Из оружия на стене висела одна-единственная старенькая двустволка, а из шкур, если не считать облезлой шкурки на полу перед нарами, не было ничего и вовсе.

Вздохнув, Петька повернулся и хотел уже выйти, но натолкнулся на Колю. Мальчишка стоял на пороге я не сводил глаз с ружья.

– Это чье?

– Да чье же? – стараясь казаться равнодушным, но явно гордясь, ответил Лян. – Мое, конечно. День рождения подарили.

– Но-о? Насовсем?

– Ну да.

– И ты уже стрелял?

– Сто раз!

– А в кого? Просто так, в воздух?

– Зачем воздух? Воздух стрелять – патроны тратить.

Мальчишка, оказывается, владел ружьем уже два года. Не раз ходил на промысел, убил сорок белок, много рябчиков, а прошлой зимой подкараулил даже козу и енота.

– Выходит, ты уже настоящий охотник, – с завистью сказал Коля. – Можешь промышлять сам.

– Нет, – покачал головой Лян. – Настоящий считается, когда убил медведя, кабана. А мне отец не разрешает. Говорит, рано.

О лесном озере, ловкости маленького удэге и метровых ленках

Пока завтракали, говорили да осматривали охотничье хозяйство, промелькнуло, должно быть, часа три. Выйдя опять во двор, ребята увидели, что солнце уже поворачивает к западу. Однако до вечера было еще далеко.

– А теперь что? – спросил Петька. – Может, спать?

Лян ответил не сразу. Посмотрев на небо, на речку, что-то прикинул, сощурился и только после этого ответил:

– Зачем спать? Можно рыбачить.

– Рыбачить? – посмотрел на него Коля. – В такое половодье? В речке ж одна грязь.

– Ничего. Пусть.

– Да как же «пусть»? Может, ты думаешь, острогой или сеткой?

– Нет. Острогой надо ночью, чистой воде. Будем ловить удочкой.

Коля с Петькой заявили, конечно, что ничего не выйдет – вода мутная, червей нет. Но Лян в ответ на это только посмеивался. Потом наловил кузнечиков, взял удочку и, закрыв избушку, зашагал вдоль речки.

Тропинка была узкая и неровная. Они то и дело натыкались на скрытые в траве валежины и корни, попадали и оставшиеся от дождя лужи, скользили в раскисшей глине. Петька два раза шлепнулся, Коля наколол ногу, разорвал штаны.

Когда, наконец, добрались до небольшой полянки, Лян сделал знак остановиться, а сам нырнул в кусты и пропал. Вернулся бесшумно, махнул рукой.

– Ползите пузе сюда. Тихо! Так… Теперь лежите. Я буду там, – показал он и тут же исчез опять.

Улегшись, друзья примяли траву и осмотрелись. В нескольких шагах за стеной лещинника был обрыв. Под ним, слоимо в огромном тазу, колыхалась вода, а по ту сторону открывался пологий, усыпанный галькой и поросший кустами бережок. Петька думал, что Лян привел их к старому речному руслу. Но скоро понял, что это не так. Справа в гуще зелени звонко пел небольшой ручей. Почти такое же, только более глухое журчание доносилось и слева. Видимо, это была крохотная таежная речка. Под обрывом она вымыла в грунте яму, и яма, наполнившись до краев, превратилась в озерко. Вода и нем даже после дождя была чистая и прозрачная, как стекло.

Петька вытянул шею и стал высматривать, нет ли где-нибудь под обрывом кувшинок. Неожиданно среди листьев и травинок, кружившихся внизу, блеснула яркая полоска. Казалось, кто-то пустил зеркальцем зайчика. Через минуту зайчик мелькнул опять, но уже ближе. Поперек озерка метнулись синие тени…

– Ой, Коля! – шепнул Петька. – Это же рыбы!

– Ага! – восторженно и так же тихо отозвался Коля. – Здоровые, как кони!

– Наверно, сазаны, да?

– Ну, нет! Скорее хариусы или ленки.

Перешептывание прервал шорох на другой стороне озера. Пригибаясь и осторожно раздвигая кусты, Лян медленно подходил к берегу. Вот до воды осталась метра три-четыре. Не выходя на открытое место, мальчишка осторожно присел, размотал леску и начал насаживать на крючок приманку.

– А вдруг зацепится рыбина на полпуда? – прошептал опять Петька. – Разве удочка выдержит?

– Не знаю. Может, и нет. Видишь, Лян думает?

И правда, приготовив снасть, Лян сидел на корточках, смотрел на воду, но удочку не забрасывал.

Прошло минут пять. Заедаемый комарами, Петька начал уже ворчать, как вдруг Лян размахнулся и ловко послал леску вперед.

Шлепнувшись в воду и шевеля лапками, насаженный на крючок кузнечик погнал волну. Испуганные рыбы прыснули в стороны. Однако уже через секунду одна из них как будто одумалась и, сделав петлю вокруг приманки, сверкнула серебряным боком. За ней мелькнула вторая, третья. Кузнечик ушел ко дну, леска натянулась, и под обрывом раздался плеск.

Сообразив, что рыба попалась на удочку, Петька вскочил на колени, хотел заорать, но получил тумака и лег снова.

– Тебя шилом колют, да? – зашипел Коля. – Надо орать под руку?

Тумак был, конечно, заслуженный, обижаться не приходилось. Но молча следить за тем, как Лян борется с рыбой, сил не хватало. Она ведь могла сорваться, уйти и оставить всю кампанию без ухи! В азарте Петька бил кулаком о кулак, дрыгал ногами и даже скрипел зубами.

К счастью, Лян действовал хладнокровно. Он не тащил рыбу к берегу, а дал ей сначала пометаться. Чего она только не выкидывала – и ныряла в глубину, и прыгала в воздух, и била хвостом! А мальчишка только старался не ослаблять леску да не давал подвести ее под корягу.

Наконец рыбина выдохлась, и Лян без труда выволок ее на траву.

– Ну, все! – облегченно вздохнул Петька. – Теперь насаживай нового кузнечика и начинай сначала.

Но Лян сделал почему-то иначе. Он снова притаился в кустах и стал выжидать.

– Хочет, чтобы рыба успокоилась, – догадался Коля. И не ошибся. Леска легла на воду второй раз лишь минут через десять. И все повторилось как по писаному.

– Вот здорово! – восхищенно шептал Петька. – Он же до вечера наловит столько, что вари ухи хоть бочку!

Но Лян, вытащив вторую рыбу, поднялся и начал сматывать леску.

– Выходите дорожку! – крикнул он. – Я сейчас.

Встретив мальчишку, приятели первым долгом бросились к рыбам. Это были и в самом деле ленки. Темные, с серебристым отливом, они трепыхались в траве. На солнце сверкали то оранжевые плавнички, то малиновые жабры, то молочно-белые брюшки. Ленок, пойманный первым, уже засыпал. Движения его были беспорядочные, вялые. Зато второй боролся еще изо всех сил. Лежа в нескольких шагах от речушки, он норовил скатиться к воде, извивался, юлил. Когда же Петька нагнулся, чтобы рассмотреть его поближе, вдруг прыгнул и мазнул его хвостом по губам.

– У-у, чтоб тебе! – плюнул Петька, вытираясь ладонью. – И угодит же!

Коля измерил большего ленка пядью и заявил, что он по крайней мере с полметра. На вес же рыба, по его мнению, тянула чуть ли по килограмм.

– Вот это великанище! – восхитился Петька. – А я думал, что ленки больше селедки не бывают.

– Ага, великанище! – усмехнулся Лян. – Отец наш ловит разве таких?

– А каких? Еще больших, да?

– Конечно. Попадаются восемьдесят сантиметров. Три килограмма. Видал?

Ребята спросили, почему Лян поймал всего две рыбины.

– Да зачем больше?

– Ну, чтоб хватило на завтра, на послезавтра.

– Хо! – махнул рукой Лян. – Завтра придет – поймаем опять. Живую, как эта.

– А вдруг не поймаешь? Не каждый ведь раз удача.

– Каждый раз. Голова, руки есть – тайге голоду не помрешь.

– Ага, не помрешь! – продолжал упираться Петька. – Вот не попадись эти ленки да не будь у тебя крупы на кашу, что бы нам есть?

– Не знаю. Может, сома, может, рябчика.

– А если бы не добыли ни сома, ни рябчика? Тогда что?

– Тогда козла, дикого голубя, ягоду. Мало что!

Выходило, что пищи в лесу хоть отбавляй. Надо только уметь ее взять да быть настоящим хозяином – не стрелять самок и молодых животных, не пугать зверей зря.

Назад, к избушке, Лян повел гостей не вдоль реки, как шли раньше, а звериной тропой по склону. Правда, при этом пришлось сделать солидный крюк, но мальчишки в накладе не остались. В глубокой ложбинке, полазив среди бурелома и камней, Лян показал им барсучью нору. В густых зарослях бузины разыскал птичье гнездо и спугнул колонка. По пути набрали ягод жимолости.

Не забыли беглецы и о своем деле, из-за которого оказались в тайге. В одном месте Петька подобрал кусочек цветного мрамора, в другом – тяжелый, будто налитый свинцом голыш. Коле попалась черная, похожая на стеклянную, галька, потом осколок какого-то странного камня.

Узнав, что мальчишки решили открыть залежи ископаемых, Лян взялся помогать им – сводил к ближайшей каменной осыпи, показал яму с глиной. Но по-настоящему камнями не заинтересовался.

– Охотнику они зачем? – сказал мальчишка. – Это городским да геологам нужно. Нашем поселке геологов целый отряд…

Возвратились с рыбалки уже в сумерки. Голодные и продрогшие, поскорее сварили уху, поели и полезли на нары. А как только оказались на нарах, откуда-то сразу навалился сон. Петька, правда, пробовал было противиться, хотел рассказать что-то Ляну, но не успел. За стеной, как и вчера, гулял ночной ветер, ревели и ухали звери, а он себе посвистывал носом и до утра даже не перевернулся с боку на бок.