Текст книги "За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге"

Автор книги: Валентин Башмаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

О незадавшейся рыбалке, спешных поисках пристанища и королевском ужине

Когда друзья прошли по просеке километра три и оказались в настоящем лесу, Петька сказал:

– Знаешь что, Коля? Давай-ка поудим. Пока рыба наловится, сколько пройдет времени! А нам еще на ночь устраиваться.

Река была рядом. Ее глухой шум слышался не дальше чем в двухстах метрах слева. Туда же стекали и ручейки, пересекавшие изредка просеку. Отыскав что-то похожее на тропку, беглецы начали спускаться вниз. Некоторое время шли прямо, потом повернули, сделали замысловатую петлю и, только перебравшись через небольшое болотце, уткнулись, наконец, в поросший ивняком берег.

– Кедровка, да? – взглянув на товарища, не очень уверенно сказал Петька.

Коля с сомнением покачал головой.

– Нет. Течет-то не туда, откуда мы шли. И шире.

Для рыбной ловли полагалось найти подходящее место. А это было не просто. У тропы, где стояли друзья, река имела слишком малую глубину. Выше по течению в русле торчали коряги, а ниже нельзя было забросить удочку из-за кустов. Удобную полянку присмотрели, лишь пройдя километра полтора по берегу. Зато тут было все: и перекат, и глубокие омутки, и даже теплый заливчик, в котором можно искупаться.

Сложив на траве вещи и предоставив Коле вырезывать удилище, Петька бодро направился за наживкой. Для начала ковырнул землю у берега, там, где рос тальник. Не найдя ничего, выбрался на обрыв и покопался в корнях у тополя, потом перевернул несколько камней. Казалось бы, что такое червяки? Ерунда! Когда не надо, они лезут в руки десятками. А тут будто нарочно не попадалось ни одного. Можно было даже подумать, что такая живность в здешних местах и не водилась.

Встревоженный Петька сказал о неудаче товарищу.

– Ни одного? – удивился Коля. – Вот так да! А черная земля есть?

– Есть-то есть, да мало. Посмотри сам.

Несколько минут безрезультатно рыхлили дерн вдвоем. Устав, Коля плюнул:

– Хватит! Они ж, паразиты, живут в черной земле да в навозе. А тут что? Одна галька с песком.

Посоветовавшись, решили ловить рыбу на оводов. Но, к сожалению, ни оводы, ни кузнечики, ни тем более стрекозы пескарей не соблазняли. Что же касается таких деликатесов, как жуки, бабочки или сороконожки, то на них речные обитатели чихали и вовсе.

Часам к восьми вечера на ивовом куканчике у Коли болтались лишь три несчастные рыбешки, да и те были не больше пальца. Жалкого улова не хватило бы, наверно, даже на закуску заморенному котенку. А между тем солнце клонилось уже к закату. В глубоких таежных распадках легли суровые тени. Холодный ветерок поддувал под рубашку и нет-нет да и заставлял зябко ежиться.

Погода быстро менялась. Чистое до того небо покрыли белые облака. Эти облака постепенно сбивались в стайки, поднимались выше и незаметно превращались в серые тучи. Остро запахло речной тиной, травой и цветами.

Рыбаки заметили приближение ненастья только после того, как над сопками зарокотал гром.

– Слышишь, Петька? Гроза! – гляди на друга широко открытыми глазами, воскликнул Коля. – Не зря парило!

Петька, с трудом сообразив, в чем дело, кинулся одеваться.

– Так бежим! Чего сидишь?

– А куда бежать-то?

– Да куда ж? На дорогу, конечно.

– А на дороге что? Дворец с пуховыми перинами, что ли?

Замечание было резонное. Петька испуганно заморгал и вдруг со всей отчетливостью представил себе, что ни единой живой души вокруг нет. Справа, слева и сзади – горы и тайга. Над головой неласковое вечернее небо, а под ногами сырая земля. Весело, да?

У Коли на душе было не легче. Однако, заметив волнение друга и чувствуя ответственность перед ним (кто придумал бежать в тайгу?), он постарался, должно быть, взять себя в руки и, насупив брони, решил:

– Ладно. Нюни распускать нечего. Будем искать крышу.

– Какую крышу? Откуда она тут возьмется? – уставился на приятеля Петька.

– Может, и возьмется. Дед говорил, что на тутошних ключах в войну жили солдаты – стерегли от японцев небо. А еще раньше ваши городские рубили лес. Авось, какая халупа и осталась.

Не теряя времени, они собрали вещи и торопливо пошагали от берега. Днем, когда искали червей, Петька заметил недалеко что-то похожее на поляну или на луг. Было решено сначала осмотреть это место, а потом уже идти дальше.

Усердие, с каким друзья искали убежище, впору сравнить с усилиями людей, спасающихся после кораблекрушения. Мальчишки без устали рыскали из стороны в сторону, и, надо сказать, нашли в конце концов многое. В лесу и на полянах валялись срубленные деревья, то там, то здесь попадались расчищенные от кустарника площадки, вырытые кем-то ямы. Возле вывернутого с корнями дуплистого тополя Коля наткнулся даже на старое кострище. Видимо, люди бывали в долине не так уж редко. Но какого-либо жилья или хотя бы плохонького навеса после них не осталось.

Убедившись, что дальнейшие поиски бесполезны, приятели в унынии присели на подвернувшуюся валежину.

– Куда теперь? – с трудом сдерживая в голосе дрожь, спросил Петька. – Пошли назад.

– Какое назад! – отмахнулся Коля. – Может, ты скажешь, где тут зад, а где перед?

И правда, после того, как они столько мотались туда-сюда, определить нужное направление было не просто. Тем более, что в лесу все больше темнело.

На минуту-две установилось тягостное молчание. Коля что-то сосредоточенно обдумывал, потом схватил друга за руку и решительно потянул через поляну.

– Бежим к пихтам. У них ветки – все равно что крыша. Если дождь небольшой, не промочит. Можно и костер разжечь – дров много.

Однако ночевать под пихтами не пришлось. Когда до намеченной цели осталась сотня шагов, Петька вдруг остановился: в полутьме глаз нащупал что-то похожее на крутой холмик.

– Может, землянка?

Коля, не отвечая, пошел к холмику и – надо же! – уткнулся в… копну. Да! Это была старая, слежавшаяся и обдерганная со всех сторон копна. Два, а может быть, и три года назад кто-то косил на поляне траву. Все заготовленное сено потом вывезли, а одну копешку почему-то забыли или просто бросили. Месяцами ее мочили дожди, ерошили злые ветры. В зимние ночи даровым сенцом не раз подкармливались пугливые косули или кабарожки. И все же это была настоящая, сложенная человеческими руками копна! Разве не удивительно?

– Ур-р-ра! Живем! – закричал Петька. – Пускай теперь хоть дождь, хоть что. Сделаем в сене нору, заберемся и – спать. Люди ж так и зимой ночуют. Читал в книжках?

Но Коля особого восторга не проявил. Сначала ткнул ногой в сено, прислушался. В ответ на толчок внизу что-то пискнуло, зашуршало.

– Видал? Тут одних мышей тыщи. А может, есть и гадюки.

Петька представил, как обвивается вокруг шеи змея, и содрогнулся. А что, если под рубашку вместе с гадюкой залезет еще и мышь?

– Но-о, гадюки! – растерянно и боязливо протянул он. – Что ж нам тогда делать?

– А вот то. Надевай плащ! – распорядился Коля. – Теперь рюкзак. Да не на одно плечо, а на два, чтоб руки свободные… Дергай сено. Во! Да не сверху, а из середины…

Когда набралось две добрые охапки, друзья подхватили их и молча пошагали туда, где только что были.

Разглядев в сумерках кострище и сваленный тополь, Коля бросил ношу на землю, взял камень и постучал им по валежине. Потом зашел со стороны комля и принялся осматривать выгнившее в нем отверстие. В дупле валялись пустая консервная банка, раздавленная спичечная коробка, клочки бумаги. Косари или охотники, должно быть, складывали сюда свои вещи да продукты. Но дупло с успехом могло служить и для других целей. Похожее спереди на огромную граммофонную трубу, оно постепенно сужалось и было длиной метра в три.

Обследовав колоду на ощупь и поковыряв ножом, Коля повернулся к другу.

– Тащи сено.

– Будем ночевать внутри, да? – обрадовался Петька.

– А чего ж? Чем хуже землянки? Тепло, сухо.

– А змей тут нету?

– Может, и были, да теперь уползли. Разведем костер – вовсе разбегутся.

Петька с энтузиазмом принялся за работу. Пока Коля очищал дупло да расстилал в нем сено, он набрал валежнику, сбегал к ручейку за водой, разжег огонь.

Плохо ли, хорошо, а к наступлению полной темноты бивак был оборудован. Для пробы друзья тут же забрались в дупло и решили, что в нем и уютно, в довольно просторно: если не забиваться очень глубоко, можно даже сидеть. Вздохнув, Коля пожалел только об одном: нечем прикрыть на ночь вход, а сделать это не мешало потому, что в тайге бродили звери.

– А что, если сделать дверь из плетня? – предложил Петька.

– Из какого еще плетня? – не понял Коля. – Его ж всю ночь плести будешь.

– Зачем плести? В кустах ость готовый. Я собирал дрова – видел.

– Видал, а молчишь! Пошли!

Плетень оказался небольшим, легоньким. Собственно, это был даже не плетень, а связанный из мелких жердей щит. Он лежал на шести вбитых в землю колышках и, видимо, служил когда-то столом.

Ребята живо сорвали плетень с кольев, подтащили к валежине и прислонили стоймя к входу. Затем оба взобрались наверх и крепко привязали щит к обломкам тополевых корней. Полностью закрыть широченное отверстие дупла плетень, конечно, не смог – с боков остались довольно широкие щели. Но это были уже пустяки.

– Порядок! – стряхивая со штанов труху и кусочки коры, сказал Коля. – Сидеть будем как за каменной стеной.

– А ужинать, как короли, – повторяя полюбившееся выражение и весело суетясь у костра, подхватил Петька.

Желая чем-нибудь отличиться, он решил напечь картошки, а в котелке вскипятить чай. Разве плохо, в самом деле, поработав, закусить горячей картошечкой или похлебать чаю? Но, как это ни досадно, приготовление даже такого простого ужина потребовало и умения и сноровки. Уже раскладывая костер, Петька обнаружил, что у них нечем разрубить дрова. Целиком же толстые сучья не горели. Без топора не удавалось забить и рогульки, чтобы повесить котелок. В конце концов пришлось поставить котелок с чаем в костер. Прямо в огонь бросили и картошку.

– Ничего, – сказал Петька. – Обойдемся как-нибудь без топора и без рогулек. Не так уж важно.

Коля не возражал. Однако картошке до рассуждений поваров дела не было. Сколько ее ни переворачивали, она так и не испеклись. Сверху клубни покрылись угольной коркой, а внутри оставались такими же твердыми, как и раньше. Явно издевался над голодными путешественниками и закоптившийся котелок. Вода в кем долго не закипала, а когда наконец закипела, радоваться было нечему тоже: от кипятка невыносимо разило дымом, а сверху плавал пепел и угольки.

Недовольно сопя и стараясь не глядеть друг на друга, друзья вывернули мешки. По расчетам, а них было еще много вкусных вещей. Но судьба-злодейка, словно в насмешку, приготовила сюрприз и здесь. После тщательных поисков на разостланную газету рядом с хлебом легло лишь три пряника, два огурца да горстка леденцов. От сахарного печенья, завернутого в газету, остались одни крошки. Перемешавшись с мусором и землей от геологических образцов, которые Петька совал в мешок, они годились в пищу разве только рыбам.

Так в первый же день тайга отказала беглецам почти во всем: ужине, чае, дровах. Коварно внесла поправку даже в пословицу о том, что летом каждый кустик кочевать пустит.

Угрюмо пожевав хлеба с огурцом и закусив конфетами, друзья собрали пожитки и полезли в дупло спать.

О ночевке в дупле, хищных зверях, разбойниках и всякой нечисти

В дупле улеглись так, чтобы головы приходились к выходу. В изголовье приспособили завернутые в куртки вещмешки, а вместо одеяла накрылись Петькиным плащом. Получилось тепло и удобно.

– Ну вот. Теперь дрыхни, – буркнул Коля.

Петька вздохнул и прикрыл глаза. Уставшие за день ноги ныли, в висках постукивало, щеки горели. Заснуть, конечно, было бы хорошо. Но дрема не брала. Настороженное ухо почему-то улавливало каждый звук, каждый шорох.

Сначала душу пронзило комариное пение. Проникнув в дупло, комары толклись в неподвижном воздухе и без перерыва тянули одну и ту же щемящую ноту. Звон крохотных крыльев был до того тонкий и нудный, что хотелось скрипеть зубами и топать ногами.

Будоража ночную темень, где-то у реки грохотал гром. Злые раскаты его, казалось, били в вершины сопок, с треском раскалывали камни и тут же сметали их в пропасть. За каждым ударом на минуту наступало полное безмолвно, а потом мгла наполнялась таинственными шорохами, возней и непонятными всхлипываниями. Слышался приглушенный топот, крик разбуженной или погибающей птицы, чье-то глухое бормотанье, визг.

Где-нибудь в зверинце или в кино, когда показывали всяких хищных зверей, страху перед ними не было. Они казались безобидными. Но вот здесь, в тайге, лежа в дупле старого, гнилого тополя и прислушиваясь к загадочным голосам ночи, Петька понял, что это совсем не так. Лес жил и в темноте. Звери рыскали по нему, нападали на слабых и неосторожных. И это пугало. После каждого хруста чудилась оскаленная морда медведя. При всяком непонятном вздохе в воображении рисовался пирующий над жертвой волк, и даже безобидный шелест травы на поляне наводил вдруг на мысль о легких шагах зеленоглазой рыси или пятнистого леопарда…

Как нарочно, в голову стала лезть еще всякая чертовщина. Несколько дней назад, бродя по Кедровке, Петька случайно подслушал один разговор. Деревенский мальчишка захлебываясь рассказывал, какие ловушки расставляет деду в тайге лесовик. А босоногая вихрастая девчонка клялась, что ее душил домовой. Лапы и тело у домового, рассказывала девчонка, косматые и черные, морда с зубами – собачья, а живет он на чердаке за старыми оконными рамами и выходит на прогулку только ночью.

Не веря ни в бога, ни в черта, Петька ребят, разумеется, высмеял. Однако сейчас их рассказы почему-то припомнились и показались не такими уж глупыми. Нет, он, конечно, понимал, что никакой нечисти на свете быть не может. Но одно дело понимать, а другое – чувствовать. Кто не знает, что даже дома, когда идешь в темную комнату, и то страшновато? А тут тебе не дом и не комната, а самая настоящая лесная глухомань. Если лешие в ней и не водятся, то кто же тогда шуршит и бесится на поляне? А вот вскочил на дерево, безжалостно треплет ветки и воет: «Во-о-о-он из моего дупла! З-з-задуш-ш-шу! Пр-р-рочь! Пр-р-рочь!»

От такой чепухи Петьке стало до того жутко, что он открыл глаза и, повернувшись, нарочно толкнул Колю локтем. Тот лениво потянул плащ и зашлепал губами – не лезь, мол, сплю. Но Петька догадался, что это только притворство.

– Ну и ладно, представляйся, – проворчал он и, немного успокоившись, прополз вперед, чтобы посмотреть, что делается снаружи.

Сквозь щели в плетне виднелся костер. Сейчас он еле-еле тлел. Лишь изредка, когда вспыхивали мелкие сучья, можно было различить порхающих в воздухе бабочек. Несколько раз над самым огнем бесшумно пронеслась летучая мышь. Петька рассмотрел кожистые крылья, загнутый ковшиком хвост и широко разинутую зубастую пасть. Мышь была уродливая и противная, но вовсе не страшная, потому что Петька видел ее и знал, что это за существо. А когда что-нибудь видишь и знаешь, страха уже меньше.

Не так получилось, когда взгляд оторвался от костра и качал обшаривать подступы к поляне. На первых порах увидеть, правда, ничего не удавалось: впереди стояла сплошная черная стена. Но постепенно в стороне реки на фоне неба медленно проступили едва различимые силуэты гор, замельтешили вершины деревьев. Присмотревшись к ним и окончательно успокоившись, Петька хотел уже отползти назад, как вдруг почувствовал, что покрывается холодным потом. В чернильной тьме неожиданно загорелся и потух золотой огонек. Через две секунды вспышка повторилась несколько ближе. Что это? Рысий глаз? Но почему тогда один? Волки? Тоже нет. Ой ты! Так это же… Это же папироса! Ну да! Человек крадучись идет по тропинке и время от времени затягивается папиросой! Не исключено даже, что таким способом подает сигналы сообщникам.

– Разбойники, Коля! Окружают!

– Какие еще разбойники? – Коля старался казаться спокойным, но голос его дрогнул. – Откуда им взяться?

– А я знаю? Смотри сам: идет и курит…

Коля придвинулся к щели и, поглядев во тьму, недовольно фыркнул:

– Вот заяц-то косоглазый! Это ж светлячок летает. Их в тайге другой раз тыщи бывает.

Он хотел сказать что-то еще, но неожиданно вздрогнул, осекся. В лесу совсем недалеко раздался свист. Ну да! Точнехонько такой свист, каким обмениваются разбойники с большой дороги – не очень громкий, отрывистый и многозначительный.

Шарахнувшись в глубину дупла, друзья, как по команде, хватились за ножи.

«Вот тебе и светляки!» – с ужасом подумал Петька.

В томительном ожидании прошло минут двадцать. Однако разбойники почему-то не появились. Вместо них пришел дождь. Крупные я тяжелые капли, взметая золу и шипя на угольях, щедро посыпались в костер, забарабанили по голым бокам валежины, зашуршали в траве. Постепенно монотонный шум льющейся и хлюпающей воды, смешавшись с завываниями ветра, поглотил все звуки. Не стало слышно даже, как поют над головой комары.

Переволновавшиеся мальчишки незаметно для себя смежили веки и начали похрапывать. Однако тот, кто сочтет, что на этом их ночные волнения закончились, будет неправ.

Часа через полтора после того, как прошел дождь, Петька проснулся, услышав какое-то царапанье. Неизвестный зверь, боясь заглянуть в дупло со стороны костра, пытался проникнуть в него сзади. Когтистая лапа скребла валежину то сбоку, то сверху, но делала это как-то осторожно и, пожалуй, даже робко. Немного позже, когда зверь ушел и ребята успокоились, ни с того ни с сего раздался ужасный треск. Что-то огромное с силой хлестнуло по земле, колода, в которой лежали мальчишки, дрогнула, покачнулась, и почти в ту же секунду по лесу, отдаваясь эхом, прокатился дикий звериный рев. Ничего похожего на вой волка, злобный рык медведя, а тем более не верещанье кабана или мяуканье рыси в нем не было.

– Тигр! – решили беглецы и чуть по час дрожали в ожидании того, что вот-вот в дупло сунется усатая морда и раздастся сопенье полосатого хищника. – Что теперь делать?

О том, как легко бывает забраться в лес и как трудно из него выбраться

Из-за всех передряг проснулись наутро поздно. Когда Коля глянул наружу, было уже совсем светло. Дождь перестал, но по небу по-прежнему неслись серые тучи. В траве стояли лужи, а над рекой и в распадках плавал туман.

Осторожно, стараясь не стряхнуть на себя дождевые капли, беглецы отодвинули плетень, выбрались из дупла и, оглянувшись, застыли в изумлении. Колоды, приютившей их на ночь, больше не существовало. Вместо нее на поляне валялось три обломка, поверх которых немного дальше того места, где прятались мальчишки, лежал толстый ствол упавшего ильма. До вчерашнего вечера сухое дерево стояло, должно быть, еле-еле. Когда пошел дождь, земля под ним отсырела, и великан под напором ветра с размаху грохнулся на поляну. Большой сук, сломавшись, ударил валежину в бок и перебил ее на части. Вокруг во множестве валялись гнилушки, обломки ильмовых ветвей, куски содранной коры.

– На пять метров левее – и нам бы по ногам, – поеживаясь и боязливо шмыгая носом, сказал Петька.

Коля нахмурился.

– Если бы да кабы… Собирай лучше дрова. Будем разводить огонь.

Стащить к костру сучья упавшего ильма и сунуть под них зажженную бумажку дело нетрудное. Однако бумажка, пыхнув, сгорела, а дрова даже не занялись. Пытаясь оживить гаснущее пламя, друзья сунули в него сена, разыскали под валежиной клочок сухого мха, но это не помогло. Костер, чем бы его ни пичкали, некоторое время дымил, а потом гас снова.

– У-у, чтоб вам! – обозлившись, пнул сучья Коля. – В коробке пять спичек осталось. Грейся, Петька, физзарядкой, потом в дупло. Будем ждать, когда прояснится.

Попрыгав и нехотя поборовшись, они опять нырнули в убежище.

Жуя под плащом сухую хлебную корку (конфет и пряников уже не было), Петька с грустью думал о завтраках и обедах, которыми потчевала ребят тетя Поля. Перед глазами, как во сне, проплывали то тарелка жирных щей, то поджаренная и пахнущая чесноком котлета, то большая чашка какао с пенкой.

Не забывалось и пережитое ночью. В ушах опять и опять звучали звериные крики, грохотал гром, раздавался треск падающих деревьев. Сплетаясь и путаясь, мелькали тревожные мысли о пяти спичках, оставшихся в коробке, о неудачах на рыбалке, разбойниках. Сколько страхов за один день и одну ночь! А что будет дальше?

Петька хотел было спросить об этом товарища, но не успел. Выглянув из дупла, Коля неожиданно дрыгнул ногами и полез наружу.

– Солнышко. Айда греться!

Небо, и правда, прояснилось. Серые тучи и поднявшийся из распадков туман медленно уползали вправо. Веселое солнце, взобравшись на самую высокую сопку, пригоршнями разбрасывало свет и тепло, а обрадованные пичуги подняли в лесу такой трезвон, что хоть в пляс. Похорошевшими, свежими и праздничными выглядели и деревья. На каждом листике, на каждой веточке, словно жемчужины, дрожали и переливались всеми цветами радуги крупные капли дождя.

– Хорошо! – взбираясь на исходящую паром колоду и поворачиваясь спиной к солнцу, вздохнул Петька.

– Хорошо-то хорошо, да ведь есть же надо? – буркнул Коля. – Что будем делать?

Подумав, решили вернуться к речке, пройти по знакомой тропке к дороге, а оттуда без задержки топать к Колиной бабке. Ночевка в дупле, рыбная ловля и другие таежные удовольствия больше не соблазняли.

Времени на сборы потребовалось немного. Закинув мешки за плечи и нахлобучив на головы кепки, приятели уже через минуту были в пути.

Приободрившийся и повеселевший Петька попробовал даже затянуть знакомую песенку:

 
– Друзья шагают в ногу широкою дорогой…
 

Однако допеть до конца не удалось. Уже в сотне метров от валежины – там, где кончалась вытоптанная людьми площадка, – Коля остановился. Высокая, чуть не по пояс, трава, покрывавшая поляну, была, как и деревья, осыпана бисером. Холодные, словно каленные на льду, капли роем обжигала тело не хуже крапивы.

– А знаешь что? – подумав, сказал Петька. – Давай разденемся.

– Как разденемся? Догола, что ли?

– Ну да. Оставим одни рубашки.

– Так замерзнем же.

– И пусть. Зато выйдем на дорогу – одевайся в сухое. А росу можно сбивать палками…

Размахивая хворостинами и на каждом шагу увертываясь от летящих во все стороны брызг, спустились в ложбинку, обошли рощицу черемух. Еще один поворот – и впереди должна открыться знакомая поляна. Но… ни поляны, ни омутка, ни вчерашнего переката мальчишки не увидели. Вместо небольшой ворчливой реки их встретил бешено ревущий, клокочущий и плюющийся пеной поток. Высокие кусты тальника, стоявшие раньше на берегу, сейчас, сгибаясь и трепеща, окунались в мутную воду чуть не на самой середине реки…

Это было неожиданно, страшно, но понятно. Ночью, во время дождя, над сопками вылились миллионы бочек воды. Она скатилась в долину, и река, выйдя из берегов, залила не только тальники, но и тропинку, которая вела к людям.

Друзья в растерянности постояли на пригорке, поглазели по сторонам, а потом возвратились на валежину и, как лягушата на щепке, еще долго грелись, подставляя бока солнцу.

При дневном свете приютившая их поляна казалась больше, чем в сумерках. У самого края ее, огибая колоду, тянулось что-то похожее на старую заброшенную дорогу. Во многих местах эта дорога поросла уже мелким кустарником и осинками. Однако высокая трава на твердом грунте укоренялась плохо. Мягкий гусятничек будто специально оттеснял ее в сторону, чтобы случайный прохожий, заметив это, мог догадаться, где ездили люди.

– Может, двинем по этой дороге? – предложил в конца концов Петька.

Коля сначала промолчал. Потом цыркнул сквозь зубы слюной и согласился. Да и как было не согласиться? Выбора ведь не оставалось.

Когда прошли с полкилометра и старая заросшая колея начала избираться на косогор, Петька уловил какой-то странный звук.

– Ну-ка, постой, Коля. Слышишь?

Коля прислушался, и в черных его глазах мелькнул огонек.

– Ух ты! Собаки! Честное слово, собаки! Грызутся, наверно. И тявкают.

– А может, не собаки? Другой какой зверь?

– Какой же еще?

– Да лисицы, например…

– Ага, говори! Я ж лисиц как облупленных знаю. Они и Кедровку кур воровать приходят. Лисицы лают не так – звонко, заливисто.

Лай прекратился я больше не повторялся. Не зная, что предпринять, путешественники оглянулись, и их глаза, будто по команде, остановились на старом мохнатом кедре. Вершина пристроившегося на косогоре дерева высоко поднималась над лесом и над долиной. Можно было подумать, что великана специально посадили тут для наблюдения за таежной мелюзгой.

Торопливо сбросив мешок и сандалии, Коля попробовал вскарабкаться по стволу. Раза два сорвался, расцарапал живот и руку, но до ветвей так и не добрался: они торчали высоко, а толстый ствол дерева был мокрый и скользкий.

Неудача заставила избрать кедр поскромнее. Он рос чуть ниже, был меньше, но имел своеобразную подпорку – тонкий и хилый стол другого кедра, поднимаясь от корней, дотягивался вершиной до нижних ветвей и вполне мог послужить верхолазу лестницей.

Осмотреть окрестности с дерева было тоже не просто. Коля долго шнырял между ветвями, искал место поудобнее. Но зато, когда нашел, чуть не свалился на землю от неожиданности.

– Ой, Петька! Да там же избушка!

– Ну-у! Какая еще избушка? – не поверил Петька.

– Да самая настоящая. С трубой и окнами.

– А люди есть?

– Людей нету. Одни собаки мотаются, да костер горит.

– Если костер, значит, есть и люди. А где избушка?

– Да где же ей быть? В том самом месте, где мы ночевали. Лезь сюда. Сам увидишь.

– Ой и врешь же ты! – снова усомнился Петька. – Мы ж там облазили все кусты.

– Ага! Так уж и все! – возразил Коля. – Дальше-то поляны с валежиной разве ходили? А избушка за поляной. По течению речки.

Нечего и говорить, как рады были путешественники. Шутка ли, в самом деле, после всего пережитого попасть сразу к людям?

Они уже шагали назад, как вдруг Петька дернул товарища за рукав.

– Постой. А что, если в избушке разбойники?

– Но-о! Какие еще разбойники?

– Да вчерашние. Те, что свистели.

Коля нерешительно почесал переносицу: должно быть, показалось, что Петька прав. Но над головой сияло солнце, в кустах щебетали птицы, и лес и горы выглядели так мирно, что ни о каких разбойниках не хотелось и думать.

– А, ерунда! – махнул мальчишка рукой. – Пошли!