Текст книги "За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге"

Автор книги: Валентин Башмаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

О кишмише, лимоннике и поразительных изменениях в характере Веры

На поиски отправились тут же. Петька с Юркой по плану должны были осмотреть склоны сопок левее ручья. Лян и Алешка двигались справа, а девчонки обшаривали самое дно долины и, чтобы по заблудиться, аукались.

Утро выдалось тихое, ясное и по-осеннему прохладное. Тайга стояла примолкшая, какая-то задумчивая и чуточку грустная. В воздухе там и тут медленно кружились первые оброненные липами листья, серебрились тонкие паутинки. Почти неслышно звенела деловитая перекличка синиц и поползней.

Петька и Юрка, с удовольствием вдыхая пропахший легкой прелью воздух, шагали по редколесью. Беспокоило отсутствие ягод. Сколько приятели ни рыскали – ни брусника, ни обещанная Ляном рябина не попадались. А виноградные лозы были без плодов. Вдруг Петька споткнулся и полетел в кусты. В ту же секунду раздалось громкое хлопанье крыльев, и с молоденькой, обвитой лианой пихты сорвалось несколько серых птиц.

– Уй ты, – забывая об ушибленном колене, закричал Петька. – Рябчики! Вот бы ружье!

Друзья подошли к дереву.

– Они клевали, наверно, вот это, – показал Юрка на лиану.

Вдоль светло-серого шершавого стебля, словно сережки, висели крупные зеленые ягоды величиной с небольшую сливу.

– Это ж волчьи ягоды!

– Почему волчья? Рябчики ели – значит, не ядовитые.

– Ага! Птицы да звери чего только не жрут. Ты медвежью черемуху пробовал?

– Какую медвежью?

– Да ту самую, что с бронзовой корой.

– А-а, ту? Конечно, пробовал.

– Ну вот. Видал, какая она горькая? И пачкается не хуже чернил. А медведи жрут да еще и облизываются.

Разговор прервали девчонки.

– Мальчишки-и-и! Иди-и-ит-е-е к нам! – закричала Людка. – Мы вошли лимо-о-о-онник!

– Лимонник? – глядя ни друга, переспросил Петька. – Какой лимонник?

– А такой! – махнул рукой Юрка. – Обскакали нас подружки.

Набрав в карманы ягод с лианы, друзья повернули к ручью. Когда приблизились к девчонкам, Лян с Алешкой были уже там. Людка тараторила:

– Вы обошли полянку справа. А мы шли сзади и напоролись. Глядим, и там лимонник, и там, и тут.

Нюрка стояла рядом и молчала, но в подоле у нее горел огонь – горка красных, будто зажженных солнцем, ягод.

– Да-а… А мы вот только и нашли, – протягивая горстку лесного крыжовника, хмуро произнес Петька. – Неизвестно даже, что такое.

Людка повернулась, по-куриному вытянула шею и вдруг, ни слова не говоря, начала хватать ягоды и совать в рот.

– Ну ты! Расклевалась! – пряча руку за спину, рассердился Петька. – Помрешь – отвечай за тебя.

– Помру? Вот сказал! – прыснула Людка. – Это ж кишмиш!

– Конечно, кишмиш, – подтвердил подходя Лян. – Попробуй сам.

Петька выбрал ягоду помягче и положил на язык. Она оказалась очень нежной, сладкой и пахучей.

– Вот дела! – удивился он. – С виду крыжовник, семечки, как у шелковицы, а пахнет ананасам… Значит, кишмиш можно собирать тоже? Да, Вера? Его можно есть?

– Еще и как, – улыбнулась девушка. – А много его там?

Петька посмотрел на Юрку.

– Кто знает? Но есть, наверно, и еще.

– А проверить нельзя, да? Это ж ерунда, – сказал Алешка и решительно зашагал по пробитой товарищами тропке.

За ним пошли и остальные.

Добравшись до опутанной лианами пихты, ребята с лета, как воробьи, набросились на ягоды. А когда наелись, Вера рассказала про кишмиш.

– Кишмиш, – сказала она, – по-ученому называется актинидией и встречается в тайге трех видов. Самый замечательный вид – актинидия аргута, тот самый, который нашли ребята. Его ягоды любят все обитатели тайги. В августе – сентябре к местам, где растет лиана, собираются и рябчики, и бурундуки, и белки, и тетерева. Мелкоту спугивают косули, пятнистые олеин, а за ними являются и косматые увальни – медведи.

Люди варят из кишмиши варенье, компоты, выжимают сладкий сок, делают сиропы. Лет сорок назад приморские мастера сделали из актинидии вино и послали на всемирную выставку в Париж. Напитку присудили самую высокую награду. А советские ученые определили, что витаминов в актинидии втрое больше, чем в лимоне и винограде.

– Во! Поняла, что мы нашли? – щелкнул пальцами под носом у Простокваши Петька. – Кишмиш! Это тебе не какой-нибудь несчастный лимонник!

Людка промолчала. Но зато заговорила Нюрка:

– Ишь задавала какой! Думаешь, девочки нашли, так и ерунда? Если хочешь знать, так лимонник ничуть не хуже кишмиша. Даже лучше. Скажи ему, Вера!

Вера посмотрела на маленького удэге.

– Пусть скажет Лян.

Лян повел плечом.

– Нюра сказала правильно. Охотники знают: бежишь изюбром – сердца выскочить хочет. А съел лимонник – опять сильный, беги хоть сутки.

– Понял? – повернулась Вера к Петьке. – Лимонник, конечно, не такой вкусный, как кишмиш, но есть все-таки можно. И целебный. Дай ему, Нюра, попробовать.

Девчонка протянула несколько кисточек Луковкину. Петька взял одну и внимательно осмотрел. Кисточка была такая же, как у черемухи, но красные, с горошину, ягоды сидели на ней плотнее – совсем как виноград в гроздьях.

– Пробуй, пробуй! – подзадорила Вера. – Какой у ягоды вкус?

Петька сморщился, пошлепал губами.

– Кто знает? Немного сладко, немного горько, пихнет лимоном и душистым перцем. А больше всего кисло.

– Разобрался. Иногда люди так и называют лимонник: ягода пяти вкусов. Он служит хорошим лекарством…

Петька смотрел на бывшую вожатую и удивлялся: надо же, как она изменилась в последнее время! Нет, она ничуть не подросла и даже не загорела. Только стала проще. Если в лагере девушка на каждом шагу командовала да всех одергивала, то сейчас ее почти не слышали. Работая поварихой, она добросовестно колдовала над борщами и запеканками, следила за посудой, а кончив дела у плиты, шла помогать товарищам на прополке или на стройке. Единственно, где Вера подавала свой голос, – это на общих собраниях отряда да на беседах. Но это было ведь в порядке вещей.

На заготовке ягод Вера начальницу из себя не строила тоже – как и другие, лазила с ведром по кустам, охотно участвовала в соревновании, нередко от души хохотала над проделками мальчишек. Петька заметил, что она не одергивала ребят даже тогда, когда это требовалось. А между тем мальчишки то и дело затевали разные фокусы.

– Полезли, Коля, на липу! – предлагал Митька. – Там дятел что-то долбил.

– А что ж? Полезли! – недолго думая, соглашался Коля.

Бросив ведра, друзья шли к облюбованному дереву, но по дороге натыкались на Веру.

– Куда вы? – спрашивала она.

– Хотим на липу забраться.

– А-а, – кивала Вера. – Интересно. Только не упадите вместе с липой. Она трухлявая, а на земле сушняк. Еще выколете глаза.

Где-нибудь у болотца ребятам приходило в голову другое.

– Тут после наводнения осталась небось рыба, – говорили они. – Давайте полазим. В траве можно ловить руками.

Вера не запрещала к это.

– Рыба, конечно, пригодится, – говорила она. – Я бы тоже полазила. Да боюсь пиявок. Их тут тысячи. А, может, и змеи есть. Помните, какую мы видели вчера?

Узнав, что липа может свалиться и придавить верхолаза, мальчишки останавливались и, состроив кислые мины, поворачивали назад. Напоминание про змею пугало еще больше.

В тот день ребята, как ни старались, выполнить по две нормы все-таки не сумели. Ягод в лесу была много, но спелые попадались редко.

– Эх жизнь-жестянка! – брякнул ведром о землю Алешка. – Уж сегодня-то Тимка да Мишка на нас отыграются.

Возвратились на пасеку нарочно позднее. Однако ни Сережи, ни старшеклассников возле дома не оказалось. У печки, одиноко гремя кастрюлями, возилась Тамарка Череватенко (в этот день она подменяла Веру).

– Явились? – недружелюбно осведомилась она. Но, увидев, что ребята невеселы, тут же смягчилась: – Чего носы повесили? Боитесь получить нагоняй?.. Не бойтесь. Никакого нагоняя не будет.

– А что случилось, Тома? – спросила Вера. – Куда девались ребята?

– Куда ж им деваться? Ночуют под копнами. Чтоб завтра не тратить время на дорогу. Примчался Тимка, уволок с печки котел с кашей, и поминай, как звали. Готовь тут для вас отдельно…

Случай выручил карапузиков вторично. А потом из Кедровки примчался с новостями Митька, и дела завертелись так, что о временных неудачах звена никто уже и не заикался.

Глава VI. Берендеевы баловни

О Митькиных злоключениях, визитерах из поднебесья и новостях, которые можно обменять на прощение

Митька в Кедровке оказался не случайно.

В тот день, когда ребята выпроводили его из компании и отравили зарабатывать прощение у Андрюшки с Витенькой, белобрысый страшно оскорбился и решил не сдаваться. Можно пять раз призвать вину, если жучат родители, рассуждал он, можно покаяться перед сверстниками или попросить прощения у Веры с Матреной Ивановной, но лебезить перед Андрюшкой да бегать у него на посылках – извините! Чем терпеть такое, лучше уж бросить все и не вылазить с пасеки дяди Кузьмы. А то можно сделать и по-другому. Чай, пионеры, теперь в тайге не одни, найдется компания и без них.

Подумав так, Митька завернул корову я побрел к речке. Целый час, а то и больше сидел на берегу, швырял в воду камни и соображал, как лучше выйти из положения. Потом поднялся, принял независимый вид и приблизился к старшеклассникам, строившим изгородь у коровника.

План разработан был тонко: сначала последить за работой со стороны, поднести жердь, лопатку, а там незаметно втереться в доверие и войти в коллектив. Только события повернулись совсем не так, как хотелось. Старшеклассники притворялись, что не обращают на Митьку никакого внимания. А на самом деле следили за каждым его шагом. Стоило незваному помощнику взяться за дело, как рядом вырос Тимка.

– Займем у свинки белой щетинки, починим старенькие ботинки, – пропел он и, схватив лопоухого за вихор, с удовольствием дернул раз и другой.

Митька взвизгнул, шарахнулся в сторону, но сразу попал под ноги второму парню. От второго, схлопотав щелчок, пошел рикошетом к третьему, а у этого ладони уже были сложены в коробочку, и в коробочке раздавалось злобное жужжание.

– Добро пожаловать, ваша милость! – злорадно ухмыльнулся он. – Хочешь шершня за шиворот?

С трудом вырвавшись, Митька отбежал к кустам и, потирая темя, захныкал:

– Издеваетесь, да? Думаете, я меньше, так и бить можно? А еще комсомольцы. Вот придет Сергей, я ему скажу.

Парни, занявшись своим делом, повернулись спиной. Только Тимка, прилаживая к столбу жердь, нехотя бросал:

– Во-во! Скажи. Да не забудь сообщить, как сам издевался над Андрюшкой…

Визит к девчонкам, предпринятый немного позже, закончился не лучше, а, пожалуй, еще хуже. Когда Митька подошел к овчарне, где работали старшеклассницы, ни одной девчонки снаружи не было.

«Наверно, штукатурят внутри», – решил он и, ничего не подозревая, дернул за скобу. Дверь подалась почему-то не сразу, а когда подалась, из сарая вырвался неистовый визг и полетела такая дрянь, что и не придумать – комки земли я навоза, какие-то палки, клочки соломы. Ошеломленный, втянув голову в плечи, Митька застыл было на пороге, но уже в следующую секунду метнулся назад. Огромная лепешка сырой глины, сочно шмякнув, начисто залепила все лицо. Долго отплевывался. А когда открыл глаза, перед носом стояла сестра Любка. Припирая спиной закрытую дверь, она поправляла сарафан и зло смотрела на брата.

– Ты что, сова лупоглазая, подглядываешь? А ну катись отсюда подальше.

Спасаясь от жары, девчонки, оказывается, работали раздевшись. Митька этого не знал и вломился и сарай без стука.

Плюнув – теперь уже не от глины, а от злости, – мальчишка опять побрел к корове. История с шершнями была уже известна всем. Надеяться на сочувствие старшеклассников не приходилось. Единственно, что оставалось, – сбежать на пасеку к дяде Кузьме и не показываться, пока не позовут. Да разве можно было надеяться на то, что ребята смилостивятся и придут за тобой сами?

Уже к вечеру от Митькиной решимости остались только рожки да ножки. А следующий день мальчишка начал с того, что еще до восхода солнца явился к Матрене Ивановне и попросил у нее какое-нибудь пальтишко, шляпу с сеткой да ведро.

– Зачем они тебе? – удивилась пасечница.

– Для дела. Сейчас вот укутаюсь, чтоб не достать жалом, и пойду изничтожать шершней.

– Да как же ты их изничтожишь? Они ж поди еще и не вылетали.

– Вот и хорошо. Наберу в ведро глины да и залеплю все дупло. Пускай выгрызаются.

Расправившись с шершнями, он явился к друзьям и потребовал, чтобы ему разрешили вернуться в звено. Уж после такого-то подвига, рассуждал он, никакого отказа быть не может.

Но ребята встретили его насмешками.

– А Витюнькину соску сосал? – спросил Петька.

– А Андрюшкину характеристику принес? – хихикнула Простокваша.

Лопоухий надеялся на поддержку Юрки с Алешкой, но они промолчали. Нюрка же только хмыкнула и отвернулась. Такое равнодушие до того поразило Митьку, что он, не сдержавшись, всхлипнул, схватил хворостину и чуть не бегом погнал Белянку домой.

– Да ты что? Ополоумел? – неласково встретила мальчишку тетка Настасья. – Погляди, на что корова похожа – мокрая, будто на ней пахали.

– Ну и пускай! – буркнул Митька. – Больше я пасти ее не буду. Уезжаю к родителям.

Тетка покачала головой, но не удивилась.

– Видать, опять накуролесил в отряде… Ну и поезжай себе…

Так Митька опять оказался в Кедровке. Думалось, что тут-то уж от скуки не пропадешь: кругом люди, работа, всякие развлечения. А на поверку получалась ерунда. Мать почти сразу нашла сыну кучу дел – заставила чистить свинушник, лущить фасоль, таскать с огорода овощи. Отец смотрел хмуро, а на душе по-прежнему скребли кошки.

Переворачивая лопатой навоз или собирая на грядках колючие, будто литые, огурцы, Митька, сам того не желая, представлял, как ребята собирают в тайге ягоды. За обедом прикидывал, какое блюдо могли приготовить на пасеке на первое и второе, какой подали десерт.

Всякие мысли про отрядные дела лезли в голову и во время рыбалки, на которую Митька убегал, чтобы увильнуть от домашней работы. В первый же раз, как только он оказался на речке, на удочку стали попадаться самые мелкие гольяны и пескари. Многие рыбки были не больше мизинца. Митька терпеливо снимал их с крючка, пускал в воду, но скоро не выдержал, разозлился и, швырнув в речку и червей, и рыбу, выругался:

– Барахло! В Ляновом заездке разве такие?

Приунывший и похудевший мальчишка стал подумывать, не махнуть ли для развлечения в Мартьяновку. И, наверно, махнул бы, да, к счастью, помешало непредвиденное событие.

Утром, после завтрака, белобрысый сидел с Колюнькой на крылечке и лущил фасоль. Пересохшие на солнце стручья лопались от одного прикосновения. Белые, зеленые и красные в крапинку зерна разлетались в стороны, со звоном бились о стенки железной ванны и падали вниз. Колюнька ловил их, смеялся, пробовал что-то рассказывать. Но Митька не слушал. Внимание целиком было приковано к доносившемуся шуму мотора. «Откуда идет машина? Не удастся ли устроиться в кузове? – прикидывал мальчишка. – А почему звук такой странный? Будто стрекочет косилка или машинка для стрижки волос».

Ответ пришел сразу и неожиданно. Машина явилась не из Мартьяновки и не из Березовки, а откуда-то из-за дальней сопки. И не по земле, а по воздуху. Перелетев через речку, она снизилась, проплыла над высокими ветлами, сделала круг и начала опускаться у Поросячьего ручья. Свиньи и утки, нежившиеся на лужайке, опрометью бросились прочь. Задрав хвосты, помчались по улице бычки и телки, завыли и залаяли во дворах собаки.

– Вертолет! Ура Советской Армии! – заорал Митька и, забыв про брата и фасоль, со всех ног бросился за ворота.

Думал, что из машины выйдут солдаты, выгрузят пушку и начнется учение со стрельбой. Но вертолет оказался гражданским. Когда Митька подбежал, две женщины выносили из него и складывали на земле свернутые в тючки палатки, спальные мешки, рогожи и еще что-то. Им помогали пожилой летчик и молодой парень.

Пассажирки Митьку не заинтересовали. Он прилип к вертолету и околачивался возле него, пока пилоты не задраили дверь.

Только проводив железную стрекозу, мальчишка, наконец, обратил внимание на приехавших. Женщин было две: пожилая, полная в пестром платочке и совсем молодая, курносая – в синих шерстяных брюках со штрипками и в соломенной шляпе. Младшая, со штрипками, сложив вещи в кучу, уже сидела на какой-то корзине и перелистывала толстую книгу, а пожилая, отойдя в сторону, разговаривала с кузнецом, дедом Савелием.

– Митька!.. Эй ты, слышишь?! – крикнул дед. – Ну-ка, проводи гражданочку к своему батьке.

Показываться на глаза отцу белобрысому не хотелось. Кто знает, как отнесется родитель к тому, что ты бросил брата и работу? Но, поразмыслив, он все-таки решился.

Через десять минут они были уже в конторе. А там из разговора нежданно-негаданно выяснилось такое, отчего разом забылись все горести. Почетное возвращение в отряд и в звено благодаря новостям было обеспечено! Оставалось только найти транспорт и как можно быстрее добраться на пасеку.

Митька выскочил из конторы и заметался по селу в поисках автомашины, идущей в Березовку. Но ни машины, ни трактора, как нарочно, в тайгу не посылали. Отцовский велосипед еще с весны валялся в сарае без резины и спиц. А что можно еще придумать?

Мальчишка хотел уже сунуться за помощью к соседям, к дяде Грише, у которого был мотоцикл, но одумался и, разыскав братишку, только наказал:

– Колюшка! Скажешь дома, что я ушел на пасеку. Ночевать не вернусь.

Малыш уставился на Митьку.

– Посол, да? Песком?

– Ну да, пешком. Пешком! Не понял, что ли?

– Далеко с. Маманя лугаться будет.

– А! Ладно. Твое дело сказать: ушел на пасеку. Ясно?

В следующую минуту, поддергивая штаны и беспрестанно оглядываясь – но едет ли кто сзади? – Митька уже мчался в сторону пасеки и заранее прикидывал, что и как скажет приятелям…

О боровиках, сыроежках, Нюркиной лекции и свиньях-ищейках

А у ребят в это самое время было особенно весело. С утра, когда они собирались на работу, Сережа сказал, что тратить время на поиски ягод, пожалуй, не стоит.

– Позавчера прошел дождь, – объяснил он. – Ночи стояли теплые. Если пойти к заездку да поискать на опушках, можно набрать грибов. Дядя Гриша от них не откажется. Да и самим пригодятся.

Как только добрались до места, так сразу же разбрелись в разные стороны и завопили на все голоса.

– Ой, Нюра! – пищала Людка. – Иди скорее ко мне. Сколько тут разных грибов! И желтенькие, и красные, и бурые!

– Ага! Как же! – басила издали Нюрка. – Будто у тебя одной. Я сама такие нашла, что пальчики оближешь. Полюбуйся вот! Видишь, какой здоровенный? Как поросенок, толстый.

– А мне попадаются вроде бы одинаковые, а разноцветные, – удивлялся вслух Юрка. – Тут вот зеленый, тут красный, там лиловый.

Грибов было до того много, что даже Петька и Юрка, видавшие их раньше только в банках с маринадом, набирали ведро за какие-нибудь десять минут. Добычу таскали к ручью и ссыпали о общий ворох. Но Нюрка, увидев это, запротестовала:

– Чур, не так! Пусть каждый в свою кучу. Будем разбирать – узнаем, чья лучше.

Стриженая часто ходила по грибы с матерью, и теперь хотела похвастать своим умением.

Возражать ей не стали.

Когда грибов у каждого набралось по доброй копешке, объявили перерыв, и Нюрка приступила к делу. Стоя возле своей кучи, она подняла над головой тот самый гриб, какой показывала Людке.

– Как называется? Знаете?

– Знаем – боровик! – коротко бросил Лян.

– Нет, белый гриб! – запротестовал Алешка.

– Ну да! Какой же он белый? – подала голос Людка. – Белая только ножка, а шляпка коричневая.

Нюрка засмеялась.

– Вот знатоки! Заспорили! Белый же гриб и боровик – одно и то же. И белым называется не за ножку да шляпку, а за мясо. – Девчонка разломила гриб и показала товарищам мякоть. – Оно вон какое белое. Видите? А шляпка у боровика бывает разная. Вырос под пихтой – такая вот коричневая, а в другом месте – бурая или каштановая. Главное, надо глядеть, чтобы ножка книзу была толстенькая, а под крышечкой – губка.

Девчонка приказала всем отобрать боровики и снести в одно место. Так же поступили с рыжиками и груздями.

– Мы их потом обрежем, почистим – и в дело: какой посушим, какой посолим, а какой и замаринуем, – объяснила девчонка.

Других грибов, кроме боровиков, груздей да рыжиков, у Нюрки не оказалось. Поэтому она подошла к Петьке.

– А ну показывай, что набрал!.. Ой, мамочки! Да он же поморить нас хочет! Глядите, чего нахватал!

И тут же чуть не половина Петькиного богатства полетела в кусты и в ручей.

– Да ты постой! Чего швыряешься? – обиделся Петька, хватая девчонку за руки. – Не сама собирала, так не жалко, да?

Нюрка удивленно посмотрела на него, прыснула в кулак и показала ребятам большой белый гриб с тонкой ножкой и зеленоватой шляпкой.

– Знаете, что такое?.. Злющая поганка! Съешь – и гроб. Да! Все равно, что гадюка укусит. А вот этот, с красной головкой, поганкин братец. От него мухи с одного понюху дохнут.

Петька попытался возразить, что, если грибы не годятся людям, так их можно скормить свиньям. Но Нюрка просмеяла его опять.

– А свиньи, думаешь, не подохнут? Не надейся. Подохнут, как миленькие. Слон и тот сдохнет.

Так Нюрка обошла всех ребят. Только промашек, вроде Петькиной, больше не заметила. Алешка и Лян разбирались в грибах неплохо. Не уступала им в знаниях и Вера. А Людка и Юрка не зевали и под шумок выбросили поганки еще до проверки. Посмеялась Нюрка только над очкариком. Показывая свои разноцветные, как флаги, трофеи, он думал, что хвастает по крайней мере пятью видами грибов. А на самом деле вид оказался один – сыроежки. Во всей куче замешалось только несколько подосиновиков да пара лисичек…

После того как мальчишки и девчонки набрали по новой куче грибов, все сели передохнуть.

– А знаете, ребята? На свете есть грибы, за которыми охотятся с собакой, – сказала Вера.

– Ну-у! Шутишь? – не поверили мальчишки. – Собака ж ищет по следам, а грибы разве бегают?

Вера улыбнулась.

– О том, бегают или нет, не знаю. А что ищут их с собакой – точно. Бывает доже, что ходят за грибами с поросенком. И он ищет не хуже собаки.

Это сообщение показалось и вовсе невероятным. Мальчишки повалились на траву и захохотали.

– Ой, уморила! – дрыгая ногами, кричал Петька. – Гриб скачет на одной ножке, а хавронья следом: нос пятаком, хвост винтиком!

– Ага! – утирая слезы, поддакнул всегда сдержанный Лян. – Гриб, как белка, прыгнул ветку, а свинья сидят задних запах, лает.

Дождавшись, когда мальчишки нахохочутся, Вера продолжала:

– Смешно, да? Я, когда узнала, тоже хохотала. А все, оказывается, просто. Грибы, о которых я говорю, называются трюфелями. Ни ножек, ни шляпок у них нет. С виду такие грибы похожи на картошку и растут в земле. Из-за этого люди и приспособились искать их со свиньей или с собакой – по запаху…

Вера хотела рассказать о том, как во Франции выращивают трюфели на грядках, но тут как раз на поляне появился Митька.

Потного и запорошенного пылью первым его заметил Алешка.

– Ты что, баламут? Из Кедровки бежал, да?

– А что ж? И бежал, – выпалил Митька. И тут же по своему обыкновению насел на звеньевого: – Хочешь, скажу новость? Да, новость! Такую, от какой глаза на затылок. Вот!.. На пасеку едут ученые. Будут собирать лев… лев… левтеракок. Понял? И они знакомые с Колькой и Петькой… И с Ляном тоже.

Петька насторожился и глянул на Ляна.

– Наши знакомые? Вот здорово!.. Может, кто-нибудь ваш, из поселка?

Маленький удэге покачал газовой:

– Нет. Нашем поселке ученых нету.

– И правда. Но тогда кто же? Лесорубы, к которым мы летали? Геологи? – Петька хотел что-то еще сказать, но вдруг захлебнулся, хлопнул себя по лбу и запрыгал на одном месте: – Знаю, знаю! Это же Маргарита Ивановна и, наверно, Васина невеста! Митька, ну-ка расскажи еще раз, какая девушка? А старушка? А пилоты, которые их привезли?

Все сходилось тютелька в тютельку. И Петька тут же засобирался на пасеку. Что, в самом деле, если Маргарита Ивановна привезла лекарство для матери? А вести от отца? Не встречалась ли она с ним о городе?

Ребята удерживать Луковкина не стали.

– Валяй! – тряхнул головой звеньевой. – Можешь прихватить с собой даже Ляна. Только предупредите Сережу, чтобы приготовили новые бочки. Эти уже полные, видишь?