Текст книги "За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге"

Автор книги: Валентин Башмаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

О намерениях Маргариты Ивановны, переселении звена и Колином возвращении

Ученые были уже на пасеке. Они выехали из Кедровки вслед за Митькой и наверняка догнали бы его, окажись дорога длиннее.

Еще издали Петька рассмотрел телегу и деда Панкрата. Телега стояла у дома Матрены Ивановны. Старик достал воды из колодца и, разнуздав коня, поил его с рук. Тяжелые серебряные капли, стекая с ведра, словно звезды, разбивались о землю и кирзовые сапоги деда. На бревнах играла с Андрюшкой девушка в широкополой шляпе, а на телеге среди корзин, ящиков и свернутых в рулоны рогож возился Коля.

Маргариты Ивановны видно не было. Мальчишки заметили ее, лишь подойдя к самому дому. Женщина сидела на крылечке и толковала что-то Сереже.

– А вот и они, легки на помине! – обрадованно воскликнула гостья, заметив рыжий чуб Петьки к черную, как смоль, голову Ляна. – Ну-ка идите, берендеевы баловни, ближе, рассказывайте, как живется… Да не стесняйтесь, не стесняйтесь! Чай, не красные девицы!

Мальчишки, перескакивая с пятого на десятое, рассказали о жизни в отряде.

– Ишь, как! – удивилась Маргарита Ивановна. – Значит, жизнь стала совсем другая? Путешествовать уже не тянет? И убегать никуда не собираетесь?

– Ну! – мотнул головой Петька. – Некогда.

– Что ж, это хорошо… А работать со мной и Зиной хотите? Сережа вот вас рекомендует.

Мальчишки, недоумевая, уставились на Маргариту Ивановну.

– Работать у вас?.. Вы ж ученая, а мы что? Что мы умеем?

– Не беда, – улыбнулась женщина. – Чему нужно, обучитесь у Зины. Вы с ней еще не знакомы?.. Знакомьтесь.

Потом мальчишки узнали вот что.

Маргарита Ивановна и ее помощница, закончив работу в женьшеневом совхозе, получили задание изучать лекарственное растение элеутерококк. Это растение попадается в приморской тайге часто. Но самый лучший элеутерококк всегда находили возле Кедровки и Березовки. Маргарите Ивановне с Зиной поручили обследовать здешние леса, собрать гербарий и заготовить корни растения. Для этого давались деньги, палатки, разная упаковка и прочее. Не хватало только рабочих. Дядя Егор и Вася, перевозившие женщин на вертолете, уверяли, что их можно нанять в Кедровке. Но Митькин отец Маргариту Ивановну разочаровал. Единственно, что можно сделать, сказал он, это выделить лошадь да человека для перевозки вещей. О рабочих же нужно беспокоиться самим или обратиться за помощью к Сереже.

Вот об этой-то помощи и толковала Маргарита Ивановна с вожатым. Сережа только что предложил ей взять на работу пионеров. И Маргарита Ивановна охотно согласилась, особенно после того, как узнала, что вожатый вместо двух человек отдает ей все звено. Да еще и со взрослой девушкой – Верой…

Пока Сережа и Митькины сестры угощали гостей свежим борщом да варениками со смородиной, Петька вертелся возле Маргариты Ивановны. Вопрос про лекарство для матери раз двадцать навертывался на язык, да все кто-нибудь мешал. В конце концов женщина сама потрепала его по плечу и сказала:

– Ну ладно, ладно! Знаю, чего ты трешься возле меня. Не беспокойся. Я уж давно отослала все для мамы. Спроси вон у Зины. Она сама ездила в ваш город и отдала лекарство отцу.

Надо ли говорить, с какой радостью взялся Петька после этого за работу?

Место для заготовки элеутерококка ученые выбрили километрах в четырех от дома Матрены Ивановны. Сначала ехали по дороге на Березовку, потом свернули на тропу вправо, перевалили через пологую сопку и оказались на большой поляне у ручья.

– Тут и остановимся, – сказала Маргарита Ивановна. – Старая гарь – самое подходящее место для элеутерококка. Вон какие заросли на опушке! И для жизни тут тоже удобно – вода и дрова рядом, солнце светит весь день.

Дед Панкрат разгрузил телегу, повернул коня и, попрощавшись, поехал назад. А вожатый с женщинами и мальчишками принялся устраивать лагерь.

Занятый своими заботами Петька раньше не мог перемолвиться с Колей ни словом. Теперь же, оставшись с другом наедине – они вырубали колышки для крепления палатки, – спросил:

– Ну как дела? Рассказывай.

– Ничего… Родители помирились.

– Точно? Откуда знаешь?

– Маргарита Ивановна привезла письмо бабке. От матери…

Голос мальчишки звучал ровно. Но Петька заметил, как порозовели его щеки. Это сдержанное ликование друга сразу же передалось ему.

– Вот видишь? – вскочил он на ноги. – Все получается, как надо. Будет отец! Будет опять катать вас на тракторе, будет делать Андрюшке игрушки!..

О грамотеях-медведях, докторе-пингвине и Галиной радости

В тот же день, а вернее, в тот же вечер произошло и еще одно событие.

Возвращаясь в сумерках от Маргариты Ивановны, Коля, Петька и Лян заметили, что все ребята почему-то толпятся в столовой. На столе горит фонарь «летучая мышь», а кто-то – не то Тимка, не то Мишка Закваскин – размахивает руками и с жаром расписывает какую-то историю.

– Ребята! А ребята! – раздавалось в вечерней тишине. – Знаете, кого я видел нынче в тайге? Медведя! Да!

– Ну-у! – гудели в ответ. – Что же он делал?

– Да что? – продолжал шутник. – Сидит себе на пеньке, нога за ногу, и читает. В левой передней лапе – газета, а правой скребет за ухом и ворчит.

– А чего ворчит? Ты не спрашивал?

– Спрашивал! Чем, говорю, недоволен, Михаила Потапыч? В газете сводка плохая? Не выполняете план по лесозаготовкам? А он поворачивается и лапой машет. По заготовкам, творит, косолапая команда два плана дала. Тут какой-то умник накатал статью, что в нашей чаще плохая спортивно-массовая работа. А того и не знает, что мы вчера специальное собрание проводили и решили организовать всякие секции, проводить шахматные турниры, футбольные встречи. Видал, какой у меня булыжник вместо ядра? Пуда три будет… Вот какие медведи в тайге стали. А почему? Кто знает?

Мальчишки и девчонки дружно развели руками.

– Откуда ж нам знать?

– А догадаться трудно? Я тоже не догадывался. А Михаила Потапыч на вопрос только усмехнулся. Это ж, говорит, всякому ясно. У нас тут одна девчонка объявилась. Сначала обучала всех грамоте, раздавала газеты да книжки. А теперь обещает организовать хор и радио провести в берлоги. Ушлая такая, даром что с пуговку от моей рубахи.

– Радио в берлоги! С пуговку от рубахи! – снова залились смехом ребята. – А как же зовут ее? Откуда взялась?

Рассказчик укоризненно покачал головой:

– Ай-ай-ай! До сих пор не догадались?.. Да Галька ж Череватенко это! Кто другой к медведям подладится?..

– Галя приехала! – догадался Коля. – Старшеклассникам делать нечего, вот они и разыгрывают ее.

Галя, и правда, сидела у фонаря, штопала чью-то рубашку и вместе со всеми хохотала над выдуманной историей.

Друзья забросали ее вопросами:

– Ну как съездила?

– Отпустили в отряд снова?

– А что сказал доктор? С кем приехала?

Галя отмахивалась, хохотала – видно было, что радуется встрече, а потом уселась поудобнее и начала рассказывать про свое путешествие в район.

– Ой, ребята! Что со мной было! Что было!

– Ну уж! – усмехнулся Коля. – Будто мы не знаем, как осматривают больных доктора!

– А вот и не знаете! И не знаете! – затрясла косичками Галя. – Раньше у нас было как? Приедем мы с мамой к Анне Ивановне, она пощупает мои ноги, побьет молоточком и садится записывать. Долго пишет. И заключение всегда одно: как ни грустно, говорит докторша, а все остается по-старому, приезжайте на осмотр через три месяца. Из-за этого я и не хотела к ней ездить. Думала, бесполезно. А вчера получилось совсем по-другому.

– Как же по-другому? – поинтересовался Митька (пользуясь всеобщим весельем, он как ни в чем не бывало пристроился к ребятам).

– А вот так. В этот раз у Анны Ивановны был в кабинете старичок – в белом халате и вроде пингвинчика.

– Толстенький, значит. Ручки коротенькие и вперед торчат, – уточнил Петька, вспомнив, какими рисуют пингвинов.

– Ага! – улыбнулась рассказчица.

– Ну ладно. При чем тут пингвин? – буркнул Алешка. – Дальше-то что?

– А что? Анна Ивановна смотреть меня не стала, а показала старичку. Он, как и докторша, долго бил везде молоточком, колол иголочками. Потом начал читать бумажки, которые дала Анна Ивановна. А когда кончил, улыбается и спрашивает меня: «Хочешь, говорит, мы тебе одну ногу вылечим?» Я от неожиданности даже вздрогнула. «Как же это?» А он смеется: «Это, говорит, уж наше дело. На то я и профессор».

– Старичок, значит, был профессором? – озадаченно кашлянул Петька. – Откуда же он взялся в районе?

– Вот еще! Откуда! – фыркнул Митька. – Из края приехал или из Москвы.

– Ну да, – подтвердила Галя. – Потом я все узнала. В Москве специальная больница есть. Таких ребят, как я, свозят туда со всех, всех концов Советского Союза, а, бывает, и из-за границы. В больнице им делают всякие процедуры, а в свободное время учат. Да! Классы сделаны прямо в палатах, ведь некоторые живут там по три года.

– И тебя тоже пошлют туда? На три года?

– Нет. Профессор сказал: на два. За это время, говорит, хоть одну ногу тебе вылетим. А дальше посмотрим. Если мне вылечат хоть одну ногу, я уже человеком буду! Скорее приходила бы путевка.

О заготовке дикого перца, уроках ботаники и обкусанных крыльях Митьки-Трутня

Нечего и говорить, что после возвращения в компанию Коли и Гали и приезда в тайгу ученых дела в звене пошли лучше. Мальчишки и девчонки опять с жаром взялись за работу и за короткое время наверстали упущенное.

Заготовка корней элеутерококка оказалась делом не таким уж мудреным. Первый раз, придя с ребятами на поляну, Зина остановилась возле куста и повернулась к Петьке:

– Видишь это растение? На что оно похоже?

Петька осмотрел куст и шмыгнул носом:

– Листья как у женьшеня. Только поменьше и растут не зонтиком, а от корней до макушки. И ветки длинные.

– Правильно, – подтвердила девушка. – Этот кустарник – родственник женьшеня. Потому листья и похожи… А какой стебель? Заметили?

– Колючий. За такой, если взяться, сразу сто заноз получишь.

– Тоже правильно, – согласилась Зина. – Только вам занозы, конечно, ни к чему. Если попадется куст без колючек или с колючками только на молодых веточках, его не копайте. Это другой родственник женьшеня, его корни нам не нужны.

– И как он называется?

– Акантопапакс. А это – элеутерококк колючий, или, попросту, дикий перец. Слыхал такое название, Лян?

Людка Простокваша, решив под шумок выкопать корень первой, отошла в сторону, обмотала стебелек элеутерококка косынкой и дернула вверх. Но стебель, конечно, не поддался, а шипы прокололи платок и впились в руку.

– Ой-ой-ой! Ай-ай-ай! – завопила девчонка.

Зина испугалась, но, осмотрев ладонь, убедилась, что ничего страшного не случилось.

– Так тебе и надо, сороке непоседливой. Не суй носа в щель раньше старших.

И тут же стала объяснять, как нужно копать элеутерококк.

Подойдя к самому крепкому и большому стеблю, она отгребла от него сухие листья, вырвала траву и ковырнула ногой. Когда в земле показался желтоватый корень, девушка подсунула под него руку и не очень сильно потянула вверх. Корень поддался. Зина потянула еще. Скоро она уже стояла у нового стебля.

– Видите? От одного корня у дикого перца отходит несколько стеблей. Теперь я отрежу стебли ножом, разрублю корень на куски и делу конец. Остается только промыть их в ручье да хорошенько высушить.

Через десять минут, вооружившись ножами, заостренными палками и расстелив на берегу ручья чистые рогожи, мальчишки и девчонки уже вовсю орудовали на поляне. Летели в стороны комья земли и листья, трещал валежник. Как всегда, к делу и без дела визжала Людка, плескалась в берегах взбаламученная вода, кричали встревоженные кедровки.

Работали без перерыва минут сорок – пятьдесят. А потом Алешка давал свисток и все стремглав неслись к Маргарите Ивановне и Гале, которая помогала ученым срисовывать листья растений. Кто-нибудь задавал взрослым вопрос, и на полянке начинался самый настоящий урок по ботанике. Особенно интересно рассказывала о растениях Маргарита Ивановна. Один раз она продолжила Верин рассказ про выращивание грибов, в другой – сообщила, как Мичурин высаживал в саду приморский кишмиш и ягоды, потом объяснила, чем отличается орех маньчжурской лещины от его собрата – ореха лещины разнолистной.

Между прочим она ответила и на вопрос, который уже давно интересовал Петьку.

– Маргарита Ивановна, – обратился он к ученой, – а вы помните день, когда приехали на пасеку и мы прибежали к вам?

– Ну конечно помню.

– А почему вы тогда назвали нас… как это?.. Ну вот… Брындеевыми баловнями? Кто это – Брындей?

– Брындей? – засмеялась Маргарита Ивановна. – Не Брындей, дружок, а Берендей. Так назывался у славян, наших предков, их добрый бог – хранитель и хозяин лесных богатств. Посмотрите-ка, сколько вы у него взяли: и смородину, и грибы, и элеутерококк.

Нечего и говорить, что в компании ученых ребята не скучали, хотя и жили отдельно от отряда. Из всего звена не работал только Митька. Как ни расписывал он приезд Маргариты Ивановны, как ни юлил перед товарищами, а пионеры его не простили и наложенное наказание не отменили. И, как ни странно, Митька на этот раз спорить не стал. Правда, он как-то скис, горестно скривился, но тут же повернулся и побрел играть с Витюнькой и Андрюшкой. Три дня его не видали. А когда истек положенный срок, малыши пришли к Алешке. Впереди, как старший, с картонной коробкой в руках выступал Андрюшка. За ним семенил и спотыкался Витюнька, а Митька, потупив взгляд, смиренно плелся сзади.

Подойдя к звеньевому, Андрюшка поставил коробку на землю и сказал:

– Вот!

Потом подумал, почесал круглый, как арбуз, живот и добавил:

– Митя сделал.

В коробке лежали игрушки – дудки и свистульки из ивовой коры, бузиновые прыскалки, легкие кораблики с мачтами и парусами, крохотные тележки. Была даже машинка с гвоздиками для запуска «еропланчиков» и катушечный трактор с резиновым моторчиком.

Звеньевой осторожно перебрал ребячьи богатства, поиграл на дудочках и подмигнул малышам:

– Как? Стоящие игрушки? Подходящие?

– Подходящие, – кивнул Андрюшка. – Ишшо есть бумажные самолетики, змеи и чертики. Только их носить нельзя – мнутся.

– А как Митька вел себя? – спросил Алешка. – Слушался вас?

Андрюшка посмотрел на Митьку.

– Ага, слушался. И обещал ремонтировать игрушки, когда поломаются.

Выходило, что наказанный испытание выдержал. Звеньевой предложил решить, что делать с Митькой дальше.

– А чего решать? – сказала Нюрка. – Решали ж раньше. Принять в звено опять. Только пускай помнит: крылышки ему, как трутню, уже отгрызли. Еще раз набаламутит – дадим жала, выгоним!

Ребята засмеялись. А Митька стоял в стороне и молчал.

С этого дня всерьез он уже не баламутил.

О кедровых шишках, предложении Ивана Андреевича и генеральной экспедиции в лес

Эх, время-времечко!

Событие сменялось событием, дело делом, а лето между тем уходило. Уже во второй половине августа на склонах сопок там и тут стали появляться золотые плешинки. Сначала очень редкие и едва заметные, они постепенно множились, увеличивались в размерах и, сливаясь в островки, спускались по горам все ниже и ниже. Легкий ночной заморозок, случившийся в начале сентября, пройдясь по долине, расцветил тайгу еще больше. Среди прозрачно-желтых берез и лип розовым огнем затрепетали клены, в багряно-красные плащи оделись осины и груши, бурым и темно-лиловым засветились хрупкие черемухи и старые дубы. В воздухе, несмотря на погожие дни, все ощутимее тянуло прохладой, а над рекой по утрам, когда ребята прибегали умываться, пластами висел плотный белый туман.

Приближение зимы, казалось бы, должно было огорчать: как ни жарко днем, а уже не бросишься с разбегу в воду, не поваляешься голышом на земле, не соберешь, как раньше, пахучий букет. Вечером, хочешь, не хочешь, надо было натягивать на себя теплый свитер и чулки, а, ложась спать, плотнее прикрывать двери комнаты и закутываться в одеяло. Только ни Петьку, ни его друзей это не удручало. Наоборот, осенняя тайга нравились им еще больше, чем летняя. Да и как не нравиться? Комаров и клещей в лесу почти нет, дышится легко, крикнешь – голос летит на десяток километров, звенит, дробится, а потом долго еще повторяется эхом. Если присесть на пенек и помолчать, можно услышать, как срываются с деревьев листья, шуршит за валежиной мышь, попискивают, сбиваясь в стайки, крохотные синицы. А сколько радостного и манящего для глаза совсем рядом и под ногами?! В цветистые одежды рядятся не одни деревья, а и травы, кустарники. Стоит озорному ветерку ворваться на поляну или протанцевать вдоль опушки, как вслед за ним взметается целое облако: сотни мелких лепестков и листьев кружатся в воздухе, устилают поверхность ручьев и речек, ложатся ковром на землю. А на их месте среди полуобнаженных ветвей, как по волшебству, вырастают новые украшения. В одной стороне жарко рдеют тяжелые кисти калины и бузины, и другой – синеют подернутые восковым налетом гроздья винограда, в третьей, будто вырезанные из драгоценных камней, – дрожат на ниточках-подвесках сказочно красивые сережки бересклета, а у самой земли оранжевыми каплями горят крупные, с добрую вишню, ягоды ландыша…

Однажды ребята заговорили о красоте тайги при Иване Андреевиче. Директор школы приехал на пасеку еще до завтрака. Пока все занимались утренней гимнасткой, умывались да убирали в спальнях (девчонки уже давно переселились с сеновала в дом), он вместе с Сережей обошел сараи, осмотрел стога и поленницы, замерил вспаханный под зябь участок. Вернулся веселый и улыбающийся.

– Садитесь завтракать, – предложила Вера, – угостим жареным верхоглядом и кишмишевым киселем.

– Ух ты! – с удовольствием потер ладони Иван Андреевич. – Давненько я не пробовал таких яств. А рыба чья? Из собственного заездка?

– Конечно.

За завтраком как раз и состоялся упомянутый разговор.

– Значит, тайга вам нравится? – спросил директор.

– А как же? – первым откликнулся Петька. – Пойдемте с нами, посмотрите.

– Это, пожалуй, можно бы. А домой вас не тянет?

– Ха! Что там делать? – запивая компотом пряник, оттопырил губу Тимка. – Картошку с бабкой копать? За свиньями ухаживать?

– Факт, – поддержала его Тамарка Череватенко. – Выбивать подсолнухи да ломать кукурузу? Кому охота?

– Ишь! Выходит, что нам на домашние дела наплевать? – укоризненно взглянул на девчонку Иван Андреевич. – Пусть домашние управляются, как хотят?

Тамарка, сообразив, что сболтнула лишнее, покраснела, но вывернулась.

– Да нет, Иван Андреевич. Сколько у нас той картошки да подсолнухов? Десять соток. И свиней не стада тоже. На все про все дня три хватит. А до занятий, сами знаете, полторы недели. Чем болтаться дома, мы лучше тут поработаем. И польза будет, и веселее.

К концу завтрака вернулись из тайги парни, бегавшие на прогулку. У одного в руках на широком листе лопуха синела куча прихваченного морозом винограда, а другой вытряхнул из кепки на стол с десяток кедровых шишек.

– Уй ты!.. Дай сюда!.. И мне! – загалдели мальчишки и девчонки.

Шишки расхватали мгновенно. Только две, самые большие, остались на столе. Вера подвинула их к Ивану Андреевичу и Сереже. Директор с интересом взял шишку, подбросил на ладони и улыбнулся.

– Эх и красавица! Добрых полфунта… А форма? Гляди, Сережа: ни единого изъяна, ни одной червоточинки! Каково только семечко? – Потом раскусил орешек и удивился: – Совсем нормальное. Полное и зрелое… Эй, ребята! Вы как брали шишки? Сбивали палками?

– Да нет, Иван Андреевич, собирали под кедрами, – откликнулся Пашка Вобликов.

Директор положил шишку на стол и взглянул на Сережу.

– Странно. Серьезных заморозков не было, а шишка валится.

Вожатый предположил:

– Это, наверно, от ветра. Вчера весь день дуло.

– Ребята! Есть идея, – сказал директор. – Вы хорошо поработали и, конечно, устали. Что, если устроить теперь отдых? Недельку погулять по тайге, между прочим, если будет охота, и пособирать шишки. А?

В ответ на это раздалось дружное «ура». Девчонки сразу же кинулись за мешками и рогожами. Но произошла заминка с выбором места работы. Сережа хотел вести отряд к заездку, а старшеклассники запротестовали.

– Там же шишек немного, – сказал Пашка Вобликов. – И пяти кулей не наберем.

Комсомольцы стали прикидывать, какие места богаче и удобнее.

– А не попытать ли счастья там, где копают элеутерококк? – предложила Варя. – Там по ручью кедра как будто много.

– А что? Это ведь идея, – обрадовался Сережа. – Только далековато. Захотите ли вы шагать ежедневно по четыре километра туда и обратно?

– Да зачем шагать? – возразил Лян. – Надо жить тайге. Сделать шалаши и жить. Дождей нету, комаров мало.

– Правильно! – поддержал друга и Коля. – На нашей пасеке и у дяди Кузьмы есть палатки.

Через час отряд в полном составе явился в лагерь ученых.

Маргарита Ивановна сначала удивилась, а потом обрадовалась.

– Смотри-ка, Зиночка. Мы тут ломаем голову, на кого оставить имущество, а сторожа – вот они! Лучше и не придумаешь.

Оказывается, по плану научных исследований женщинам нужно было выехать на две недели во Владивосток, а потом возвратиться и продолжать сбор элеутерококка после того, как опадут листья. Выехать-то было, конечно, просто. Да куда девать палатку с имуществом? Возить туда и обратно или оставить на пасеке у Матрены Ивановны? Это ж столько мороки! А ребята могли покараулить добро на месте.

– Мы едем завтра, – сообщила женщина. – Имущество сложим в ящики, закроем в маленькой палатке, а в большой можете жить. И удобно, и шалаши ставить не нужно.

– Нет, Маргарита Ивановна, – сказал Сережа. – Нам удобнее вон там, возле ручья, где колоды… Вот если девочки?.. Хочешь, Вера, устроиться тут с подругами? Не побоитесь ночевать одни на отшибе?

– А чего бояться? Маргарита Ивановна с Зиной жили здесь вдвоем, а нас сколько?

Часть ребят тут же убежали в тайгу за шишками, а остальные вооружились лопатами, топорами и принялись за работу на месте: очистили край поляны от травы и сухих листьев, натянули палатку, вбили в землю рогульки для котла. Когда шишкобои, нагруженные добычей, возвратились из леса, лагерь был уже оборудован. В палатке мальчишек ожидала постель из еловых веток, перед входом подковой пылали костры, а в стороне, возле небольшого огонька, возилась Любка. От черного, покрытого сажей котла по поляне и далеко вокруг распространялся аппетитный запах разваренного пшена и свиного сала.

– У-ух, здорово! – потянул облупившимся носом Митька. – Медведи в берлогах от аппетита слюнки глотают.