Текст книги "Наталья Гончарова"

Автор книги: Вадим Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 42 страниц)

В российской словесности за именем Наталья тянется шлейф литературной традиции, начатой Карамзиным повестью «Наталья, боярская дочь», написанной в 1792 году. В свое время она пользовалась почти такой же популярностью, как и «Бедная Лиза». Действие повести относится ко времени царя Алексея Михайловича. Дочь боярина Матвея, влюбившаяся в опального боярского сына Алексея Любославского и, послушная велению сердца, бежавшая с ним из родного дома – первый в русской литературе образ привлекательной русской девушки, натуры глубокой и непосредственной, предтечи пушкинской Татьяны. Ее разговор с верной няней как будто предваряет знаменитую сцену из «Евгения Онегина». Веселая беззаботность жизни Натальи прерывается появлением Алексея, тоскою сердца, которое сказало ей: «Вот он!» Сходным представляется ощущение Татьяны Лариной:

 
Давно сердечное томленье
Теснило ей младую грудь;
Душа ждала кого-нибудь,
И дождалась. Открылись очи;
Она сказала; это он!
 

Пушкин как будто отсылает своего читателя к Карамзинской повести: «Много цветов в поле, в рощах и на лугах зеленых. Но нет подобного розе; роза всех прекраснее; много было красавиц в Москве белокаменной, ибо царство русское искони почиталось жилищем красоты и приятностей, но никакая красавица не могла сравниться с Натальею – Наталья была всех прекраснее». Карамзин тут же приводит суждение Сократа о том, что «красота телесная бывает всегда изображением душевной», и заключает: «Нам должно поверить Сократу, ибо он был, во-первых, искусным ваятелем (следственно, знал принадлежности красоты телесной), а во-вторых, мудрецом или любителем мудрости (следственно, знал хорошо красоту душевную)». Данное Карамзиным описание внешности боярской дочери, в свою очередь, перекликается с известными описаниями красоты Натальи Гончаровой, единодушно называющими ее первой московской красавицей.

Позднее в стихотворении «Жених» [17]17
  Это произведение Пушкина вошло в составленный в 1827 году список стихотворений, предназначенных к печати, под названием «Наташа»; в подобном же списке 1828 года оно значится уже как «Жених».


[Закрыть], написанном в Михайловском, Пушкин дает имя Наталья героине, принадлежавшей к купеческому сословию, с уточнением в первых его строках:

 
Три дня купеческая дочь
Наташа пропадала…
 

В основе стихотворения, выдержанного в духе баллады, лежит русская народная сказка о царевне и разбойниках, записанная Пушкиным в 1824 году со слов няни Арины Родионовны (в первой публикации 1827 года стихотворение имело подзаголовок «Простонародная сказка»). Сказка была введена в сон купеческой дочери, имя которой дает сам Пушкин.

Мотивы сватовства и женитьбы связываются с именем Наталья у Пушкина неоднократно. В следующий раз у Пушкина невеста получает имя Наталья в романе «Арап Петра Великого». Она – дочь боярина Ржевского, просватанная царем Петром за его черного крестника Ибрагима. В этом сюжете отзываются как повесть Карамзина, так и реалии биографии Ганнибалов, предков автора. Прабабушка Пушкина действительно принадлежала к старинному боярскому роду Ржевских, но имя ее было Сарра Юрьевна, и она не была женой Абрама Ганнибала. Тот был женат дважды, но оба раза не на боярских дочерях. Его первой женой была Евдокия Андреевна Диопер, дочь капитана, грека на русской службе. Вторая жена, Христина Матвеевна фон Шеберх, – опять же «капитанская дочка», но прибалтийского происхождения. Только художественная задача «породнить» африканского уроженца со знатным российским дворянством заставляла Пушкина соединять, таким образом, факты биографий своих предков.

Имя Наталья поначалу предназначалось и героине «Евгения Онегина». Впервые оно встречается в черновике XXI строфы первой главы романа в сцене появления Онегина в театре. Первоначальные варианты десятого стиха «В большом рассеяньи взглянул» выглядели так: «Своих Анют, Наташ, Аннет» или «Наташ знакомых». Пушкин сначала отказался от перечисления знакомых Онегину актрис, а затем и от Наташ,их заменивших.

В следующий раз имя Наташа появится в черновиках XXIV строфы второй главы «Онегина», чтобы тут же навсегда исчезнуть со страниц романа: «Ее сестра звалась… Наташа». К этому имени относятся варианты следующей строки: «Мне жаль, что именем таким» и «Мы нынче именем таким». Но когда концовкой третьего стиха становится слово романв родительном падеже, то появляется наконец в рифму с ним имя Татьяна. Дело, конечно, не только в рифме, хотя и в ней тоже. Замена имени дала поэту возможность заметить:

 
Ее сестра звалась Татьяна.
Впервые именем таким
Страницы нежные романа
Мы своевольно освятим.
 

Имя Татьяна Пушкин счел более подходящим для главной героини. Если с именем Наталья в сознании поэта по-карамзински связывались «воспоминанья старины», боярства, то в окончательной редакции, где укрепилось имя Татьяна, к нему добавилось уточняющее: «иль девичьей!». В черновом варианте строфы Пушкин рассуждает по поводу выбора имен, которые давались в России при крещении:

 
Всегда признаться мы должны,
Что вкуса очень мало
У нас и в платьях, и в домах,
И на крестинах, и в стихах.
 

Именины в России традиционно отмечались более торжественно, чем день рождения, бывший скорее семейным домашним праздником. День ангела знали все – для этого достаточно было заглянуть в календарь. В шутливом именинном стихотворении, обращенном к Анне Николаевне Вульф, Пушкин, отмечая популярные имена и первым называя имя Наталья, признается:

 
Хотя стишки на именины
Натальи, Софьи, Катерины
Уже не в моде, может быть;
Но я, ваш обожатель верный,
Я в знак послушности примерной
Готов и ими вам служить.
 

Имя Наталья – «природная» – по смыслу устраивало Пушкина по отношению к выросшей в деревне героине «Евгения Онегина». Однако в русской традиции пушкинского времени оно считалось простонародным, и им редко называли дочерей в дворянских семьях, хотя так звали мать, сестру и одну из дочерей Петра I. Именами Тишайшего царя Алексея Михайловича и его супруги, боярской дочери Натальи Кирилловны, Карамзин назвал героев своей повести, дав новую жизнь имени Наталья. Но в семье, к которой принадлежала Наталья Гончарова, оно задолго до Карамзина было освящено фамильной традицией. Наталью Ивановну назвали в честь ее тетки Натальи Кирилловны Загряжской, а та конечно же была названа с учетом имени царицы и Натальи Демьяновны Разумовской, своей бабки.

Заменив в романе имя Наталья на Татьяну, Пушкин всё же воспользовался им, когда параллельно с деревенскими главами «Онегина», в иронической перекличке с романом писал в Михайловском поэму «Граф Нулин»:

 
К несчастью, героиня наша…
(Ах, я забыл ей имя дать!
Муж просто звал ее Наташа,
Но мы – мы будем называть
Наталья Павловна)…
 

* * *

Пушкин, переживший войну 1812 года в Царском Селе, в Натальин день, 26 августа, участвует в репетиции пьесы «Роза без шипов» [18]18
  Название пьесы восходит к «Сказке о царевиче Хлоре», сочиненной некогда императрицей Екатериной II для внука Александра, один из героев которой дает толкование розы без шипов: «Сей цветок не что иное значит, как добродетель; иные думают достигнуть косыми дорогами, но никто не достигает окроме прямою дорогою; счастлив же тот, который чистосердечно твердостию преодолевает все трудности того пути».


[Закрыть], которую сочинил Алексей Николаевич Иконников, лицейский гувернер, по отзыву поэта «странный человек», «чудак», «беден, горд и дерзок». Сюжет пьесы связан с событиями Отечественной войны. Спектакль был показан 30 августа, в день именин венценосного тезки Пушкина, императора Александра I. В этот же день в Александро-Невской лавре военный министр князь А. И. Горчаков в присутствии императорской четы зачитал донесение Кутузова от 27 августа. Лицеисты прочли его 31-го в газете «Северная пчела», узнав, таким образом, о происшествиях, случившихся в Натальин день.

Мы не знаем, в какой роли выступал Пушкин в пьесе «Роза без шипов», но очевидно, что не в главной, доставшейся, как вспоминают, лицеисту Маслову, нетвердо выучившему свои слова; его по ходу действия заменил сам автор Иконников, текст роли знавший основательно, но зато нетвердо державшийся на ногах. Министр просвещения граф Разумовский выразит свое неудовольствие по поводу спектакля директору Лицея В. Ф. Малиновскому.

Лицеисты, в вывороченных шинелях игравшие ополченцев, через два дня после представления, 3 сентября, провожали проходившие через Царское Село войска – шесть дружин петербургского ополчения и эскадроны гродненских гусар и Польского уланского полка:

 
Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались.
 

Каждому из лицеистов предстояло пройти свой путь служения отечеству, путь Пушкина ясно обозначился в тот памятный для России год. Война 1812 года, всколыхнув Россию, вызвала невиданный патриотический подъем, поспособствовав тем самым развитию национальной русской литературы. Пушкин, сын своих родителей, появился на свет в Москве; Пушкин-поэт родился в Царском Селе. Знаменитая французская писательница Жермена де Сталь, гонимая Наполеоном и посетившая Россию в 1812 году, предсказала появление в русской литературе Пушкина: «Россия еще не имеет оригинальной литературы, но необычайные происшествия нашего времени обещают появление в России необычайного гения». Фамилия первого национального русского поэта могла быть иной, но он должен был явиться, и им стал Пушкин. Тогда же в далекой русской провинции родилась та, которой суждено было стать его женой.

П. К. Губер, комментируя Дон-Жуанский список Пушкина, задался вопросом, почему замыкающая первую половину списка вторая Наталья, то есть Гончарова, не была обозначена литерой «II», как это сделано в том же списке по отношению к имени Катерина, вплоть до Катерины IV. Он находит ответ в том, что под знаком «NN», следующим в списке уже после Катерины II, сокрыта Наталья Кочубей, а потому Наталью Гончарову Пушкин оставил без всякого номера. Возможно, все гораздо проще и вместе с тем значительнее. Думается, что даже если бы в этом списке вовсе не было загадочной NN, Пушкин все равно оставил бы Наталью Гончарову без номера. Наталья Гончарова не могла иметь номера – ни второго, ни третьего, никакого; она была вне всяческих сравнений, выбивалась из ряда, будучи единственной в своем роде. Мечта, идеал не может иметь порядкового номера, как и «роза без шипов».

Самое имя Наталья вошло в сознание поэта с первой любовью и первыми стихами. Судьба как будто играла с Пушкиным, в отрочестве и в ранней юности подставляя ему на пути носительниц этого имени. Его как бы само собою выводило пушкинское перо – но лишь до той поры, пока он не встретил Наталью Гончарову. С этого времени поэт больше не называл так своих героинь. Он обрел реальную Наталью, жену. И только младшую дочь, родившуюся незадолго до его гибели, он наречет Натальей.

Жизнь у деда

Около года прожив в Кариане, семейство Гончаровых возвратилось в Полотняный Завод. Если бы не война, то именно здесь родилась бы Наталья Гончарова. В этом родовом их имении прошло ее раннее детство. Николай Афанасьевич, управлявший поместьем в отсутствие отца, сумел было привести в порядок пошатнувшиеся дела, но вернувшийся Афанасий Николаевич отстранил сына и вновь стал бесконтрольно распоряжаться доходами. С 1814 года, после удара головой во время неудачного падения с лошади, у Николая Афанасьевича начинает развиваться душевная болезнь. Наталье Ивановне пришлось принять на себя весь груз забот о семействе. Вскоре они переезжают в Москву – все, кроме младшей, любимой внучки, которую дед оставил при себе. До шести лет прожила она в Полотняном Заводе, где дед, а вослед ему и все обитатели имения, вплоть до дворни, обожали и баловали ее. Афанасий Николаевич всегда любовно называл ее Ташей, как и все в семье, а ласкательно – Ташенькой и Ташкой.

Красота Таши была унаследована от отца и матери. Ее отличие от старших сестер во многом определилось тем, что она провела первые, самые восприимчивые годы на лоне природы, вне той сложной ситуации, которая сложилась в родительском доме благодаря строгой матери и слабохарактерному и полусумасшедшему отцу. Наталья Ивановна со старшими детьми приезжала по приглашению тестя погостить летом в Полотняный Завод, иногда брала младшую дочь в Москву, но большую часть года она оставалась у деда.

Как и о детстве Пушкина, о первых годах жизни Натальи Гончаровой почти не сохранилось воспоминаний, кроме разве что рассказа подруги ее отрочества и юности Надежды Еропкиной:

«Наташа была действительно прекрасна, и я всегда восхищалась ею. Воспитание в деревне на чистом воздухе оставило ей в наследство цветущее здоровье. Сильная, ловкая, она была необыкновенно пропорционально сложена, отчего и каждое движение ее было преисполнено грации. Глаза добрые, веселые, с подзадоривающим огоньком из-под длинных бархатных ресниц. Но покров стыдливой скромности всегда вовремя останавливал слишком резкие порывы. Но главную прелесть Натали составляли отсутствие всякого жеманства и естественность. Большинство считало ее кокеткой, но обвинение это несправедливо».

Несомненно, Полотняный Завод сыграл для Натальи Гончаровой ту же роль, что для Пушкина – подмосковное Захарово. Первые впечатления ее детства были получены именно там. Туда устремляла она позднее свои воспоминания и делилась ими с Пушкиным. Полюбив ее, он загодя полюбил и места ее детства.

Конечно же «милое Захарово», как называл его поэт, могло идти в сравнение с Полотняным Заводом разве что по степени привязанности к ним Пушкина и Натальи Николаевны. Скромное благоприобретенное Захарово с небольшим деревянным домом и садом было для Пушкиных местом летнего времяпрепровождения, дохода практически не приносило, а затрат требовало. Полотняный Завод же был не только крупной усадьбой с множеством строений, но основой благосостояния всего гончаровского семейства.

В одном ряду с заводскими постройками высился огромный трехэтажный барский дом в 21 окно по фасаду, с парадным подъездом под центральным балконом второго этажа. В первом, служебном, этаже помещались людские, кухня, всякого рода подсобные помещения и кладовые. Здесь же в особой комнате за железной дверью помещался гончаровский архив.

Поднявшись из просторного вестибюля по главной дубовой лестнице, оказываешься на площадке парадного этажа. Она составляет центр восточной анфилады дома, обращенной к подъездному двору. Следуя от нее на север через прихожую и бильярдную, попадаешь в зал, расположенный в выступающем ризалите и открывающий собою северную боковую анфиладу. За залом располагается лакейская, предваряющая кабинет хозяина и примыкающую к нему угловую комнату. Окна этих комнат выходят на завод, так что хозяин мог всегда наблюдать за тем, что там происходит.

Западная парадная анфилада начинается кабинетом, за ним следуют столовая и большая гостиная в пять окон. Этот фасад обращен к нижнему саду с его плотинами и искусственными прудами с соединяющими их мостиками и клонящимися к воде плакучими ивами. Расположенная по центру большая гостиная делит западную анфиладу на половины хозяина и хозяйки. С северной стороны от нее располагаются комнаты хозяина (в пушкинские времена – Афанасия Николаевича), с южной – китайская диванная, предваряющая парадную екатерининскую опочивальню и комнаты хозяйки, выходящие окнами к южному боковому фасаду. К ним примыкают детская, служебная лестница и еще один угловой кабинет, завершающий анфиладу лицевого фасада. Через сообщающуюся с ним комнату и проходную можно вновь попасть на площадку главной лестницы.

Скорее всего, именно эта детская вблизи апартаментов деда Афанасия Николаевича, в парадном этаже, стала той комнатой огромного гончаровского дома, в которой под наблюдением нянек и гувернанток прошли шесть лет детства любимой внучки хозяина.

Для остальных обитателей дома, прислуги и гостей отводились комнаты третьего этажа. В правой, выступающей по фасаду части дома одну из комнат занимал в середине октября 1812 года М. И. Кутузов. Гости всегда поражались величине дома, многочисленности комнат и роскоши убранства. Один из посетителей Полотняного Завода вспоминал: «Палаты, куда меня привезли, поразили меня огромностью, богатством и великолепием».

Некоторых гостей – но только не хозяев – смущало соседство завода. Парк же располагался как бы сбоку от главного дома. Парковые ворота с двумя эффектными башенками, хотя и расположены по оси парадного подъезда, но, пройдя через них, можно было только пересечь узкую часть парка и выйти к реке. Чтобы попасть в парк, надо за воротами повернуть направо, в главную его аллею. Подковообразно изгибается река Суходрев в новом русле, обходя парк, прорезанный главной Елизаветинской аллеей, которую позднее стали называть Пушкинской. Она оказывается центральной осью регулярного парка, на площадках которого высажены фруктовые деревья. Далее аллея переходит в пейзажную часть парка; дойдя до изгиба реки, дорога плавно поворачивает вместе с ней и далее идет вдоль берега. Образовавшуюся дугу стягивают три малые аллеи, ответвляющиеся от главной и сходящиеся у площадки на развилке. Она отмечена ныне памятником Пушкину, обращенным к месту, где некогда была беседка, также «пушкинская», от которого открывается один из лучших видов на окрестности. На месте пейзажного парка в XVIII веке, при первых владельцах, в излучине Суходрева была роща со зверинцем. Парк здесь разбил только Афанасий Николаевич в конце XVIII – начале XIX века, а для собак была устроена особая псарня.

С детских лет, проведенных в Полотняном Заводе, Наталья Николаевна полюбила всякую живность, особенно собак.

Не случайно в первый год семейной жизни в Царском Селе она завела себе собаку. Когда та однажды пропала, Пушкину пришлось обратиться за помощью к поэту и переводчику Николаю Михайловичу Коншину, состоявшему правителем канцелярии главноуправляющего Царским Селом. Когда пропажа была возвращена, Пушкин запиской поблагодарил Коншина: «Собака нашлась благодаря вашим приказаниям – жена сердечно вас благодарит, но собачник поставил меня в затруднительное положение, я давал ему за труды 10 рублей, он не взял, говоря: мало, но по мне и он и собака того не стоят, но жена моя другого мнения».

Кажется, именно эту собаку сочно описал В. А. Жуковский в письме князю П. А. Вяземскому: «С тех пор, как ты сказал мне, что у меня слюнки текут, глядя на жену его, я не могу себя иначе и вообразить, как под видом большой датской лягавой собаки, которая сидит и дремлет, глядя, как перед ней едят очень вкусно, и с морды ее по обеим сторонам висят две длинные ленты из слюней».

В будущем прекрасная наездница, Натали берет первые уроки верховой езды в Полотняном Заводе: покуда ей седлают пони, которого в поводу водит грум, а рядом семенит гувернантка.

За воспитанием и образованием внучки Афанасий Николаевич наблюдал лично. На первом месте, естественно, стоял французский язык, который, несмотря на прошедшую войну с Францией, оставался господствующим в среде русского дворянства. Сам дед французским языком владел лучше, нежели русским, в котором на письме допускал очевидные погрешности. Как некогда отец Натали в этих стенах получал уроки французского языка и словесности от Давида де Будри, так теперь француженки-бонны обучали его дочь.

Богатейшая хозяйская библиотека включала множество изданий. А. П. Бутович, товарищ Николая Афанасьевича по учению, вспоминал: «У нас также была большая библиотека из русских и французских книг, в которых нам дозволялось рыться…»

«Деяния Петра Великого» И. И. Голикова, «Панорама Парижа и летописание сего города и его достопримечательностей» Льва Цветаева в двух частях, «Histoire de M-me d’Emeville écrite par elle-même» в двух томах, книги с пометками Николая Афанасьевича «История России от древнейших времен» М. М. Щербатова, «Ядро Российской истории, сочиненное ближним стольником и бывшим в Швеции князем Андреем Яковлевичем Хилковым» 1791 года, «Юридические рассуждения о разных понятиях, какие имеют народы о собственности…» С. Десницкого – это только малая толика тех книг, что составляли библиотеку Полотняного Завода.

Из французских книг – сочинения Расина, Мольера, Лафонтена, Корнеля, Грессе… Часть томов подписана Gantscherofили Гончаров,на некоторых стоит штамп с родовым гербом Пушкиных и подписью «Theodore de Pousckine». Очевидно, это память посещений Гончаровых Федором Алексеевичем Пушкиным, отцом Софьи Федоровны, который в 1798 году был губернатором Калуги. Были в библиотеке и рукописные книги, в основном учебники, и среди них – история французского языка Левекка, автора «Histoire de Russie». По ним учили еще отца Натальи Николаевны, а потом и ее.

В свое время Пушкин познакомился с тамошней библиотекой настолько хорошо, что со знанием дела наставлял жену, проводившую в Полотняном Заводе лето 1833 года: «…в деревне не читай скверных книг дединой библиотеки, не марай себе воображения, женка». Но в пору детства она читала в оригинале под присмотром гувернанток разве что басни Лафонтена и сказки Шарля Перро, а если и представляла себя литературной героиней, то Золушкой в изящных башмачках, с тыквой, обращавшейся по мановению волшебной палочки в роскошную золотую карету.

Конечно же бонны преподавали ей и русскую грамматику, но в стихию разговорного языка она погружалась, общаясь с няньками и дворовыми девочками. Среди последних у нее появились и подружки – Параша и Таня, к которым она была очень привязана. Потом Наталья Николаевна попросит отдать их себе в приданое; они будут нянчить всех ее детей, как от Пушкина, так и от Ланского, и останутся с ней до конца жизни. Застольные и свадебные песни, гадания, пословицы и поговорки, «преданья старины глубокой» – все то, что составляло мир девичьих в русских усадебных домах, не могло не отложиться в памяти Натальи Гончаровой.

Болдинской осенью 1833 года, будучи в разлуке с женой, которую он вывез из Полотняного Завода в Петербург, Пушкин в черновиках «Родословной моего героя» набрасывает портретный профильный рисунок, представляющий ее девочкой с короткой стрижкой. Не раз из-под его пера рождались подобные воображаемые портреты, но этот – самый ранний по возрасту изображенной, шести-семи лет, соответствующий концу ее детства, проведенного под опекой деда в Полотняном Заводе.

К тому времени, как Наталье пришло время продолжать образование, не ограничиваясь учителями, приглашавшимися в деревню, можно сказать, закончилось и ее детство, шесть радужных лет, прошедших в Полотняном Заводе, когда еще ничто не омрачало ее впечатлений, а будущее составляло тайну за семью печатями.