355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вадим Старк » Наталья Гончарова » Текст книги (страница 21)
Наталья Гончарова
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 04:48

Текст книги "Наталья Гончарова"


Автор книги: Вадим Старк



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 42 страниц)

Машка, Сашка, Гришка, Наташка

За шесть лет жизни с Пушкиным Наталья Николаевна родила четверых детей – Марию, Александра, Григория и Наталью – Машку, Сашку, Гришку, Наташку, как ласкательно в рифму звал их Пушкин. Он мог бы еще раз стать отцом, если бы 4 марта 1834 года у Натальи Николаевны не случился выкидыш. Трое из четверых детей родились в мае, незадолго до дня рождения самого Александра Сергеевича, что всякий раз становилось для него лучшим подарком.

Первая дочь Пушкиных, Мария, появилась на свет 19 мая 1832 года. В этот день Александра Гончарова пишет брату Дмитрию: «Ты говоришь, любезный друг, что Таша полнеет. В ее положении так и должно быть. Мы должны в скором времени ждать маленького племянника или племянницу». День ее рождения совпал с переходящим праздником Вознесения Господня. Сам Пушкин родился в день Вознесения и, по рассказам сестры Ольги Сергеевны, считал, что с этим днем у него связаны важнейшие события в жизни. Так, праздник Вознесения совпал с днем высылки поэта из Петербурга 6 мая 1820 года.

Назвали новорожденную в честь бабушки Марии Алексеевны; она стала тезкой любимой дочери Николая I. Роды были тяжелыми; Пушкин, как рассказывал позднее Нащокин, «плакал при первых родах и говорил, что убежит от вторых». В этот день он был приглашен вместе с Вяземским на обед к Смирновым, но «прислал сказать, что… ему быть нельзя». Наталья Николаевна после разрешения от бремени долго болела, страдая от нарывов на груди.

Узнав о рождении у Пушкина дочери, Прасковья Александровна Осипова написала ему: «Привет вам, дорогой Александр Сергеевич, от души поздравляю вас с рождением милой малютки Марии и очень сожалею, что не могу расцеловать вас и ее прелестную молодую мамашу. Это отлично, маленький барон может быть когда-нибудь будет мужем прелестной Марии, ну а мы потанцуем на их свадьбе». (Этим предположениям не суждено было сбыться: 25 апреля 1833 года ее внук Саша Вревский скончался.)

В воскресенье 22 мая на Фурштатскую прибыл дед Натальи Николаевны Афанасий Николаевич, аккуратно отметивший у себя в записной книжке: «Мая 22 – Наташе на зубок положил 500».

От Николая Ивановича Гнедича Пушкин получает в день рождения 26 мая поздравительные стихи по поводу новоселья и рождения дочери:

 
Пушкин, прими от Гнедича два в одно время привета:
Первый привет с новосельем; при нем, по обычаю предков,
Хлеб-соль прими ты, в образе Гекзаметрической булки [101]101
  Гекзаметр – самый употребительный размер античной поэзии, шестимерный стих, которым были написаны поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея». Гнедич первым осуществил перевод «Илиады» именно торжественным гекзаметром, а не более легким александрийским стихом. (Прим. ред.).


[Закрыть]
,
А другой привет мой – с счастьем отца, тебе новым,
Сладким, прекрасным, и самой любви удвояющим сладость.
 

Вечером 4 июня, будучи у Вяземского, Пушкин делает приписку к его письму Вере Федоровне: «Кстати о самоотверженности: представьте себе, что жена моя имела неловкость разрешиться маленькой литографией с моей персоны. Я в отчаянии, несмотря на все мое самодовольство».

Во вторник 7 июня 1832 года новорожденную крестили в приходском храме Святого Сергия Радонежского. Восприемниками были Сергей Львович Пушкин собственной персоной, дед Афанасий Николаевич Гончаров и Екатерина Ивановна Загряжская, а заочно Наталья Ивановна Гончарова. На обеде у Пушкиных после крестин, помимо восприемников, гостями были мать поэта Надежда Осиповна, его сестра Ольга и брат Натальи Николаевны Дмитрий. В записной книжке Гончарова-деда появилась новая запись: «Июня 9 Мите на крестины к Пушкиной дано 100».

Старшую дочь Пушкиных с детства отличала экзотическая красота, получившаяся в результате смешения черт отца и матери. В письме Наталье Ивановне от 14 июля 1835 года зять шутя сообщал: «Маша просится на бал и говорит, что она танцевать выучилась у собачек. Видите, как у нас скоро спеют; того и гляди будет невеста». Пушкину не суждено было до этого дожить: когда он умер, ей было четыре года и восемь с половиной месяцев.

Шестого июля 1833 года у Пушкиных родился старший сын Александр, названный в честь прадедов, Александра Петровича Пушкина и Александра Артемьевича Загряжского. Традиция, по которой новорожденный получал имя в честь кого-то из предков по линии отца или матери, была соблюдена этим компромиссом, устроившим оба семейства. Тезка отца, «рыжий Сашка» стал его любимцем и надеждой.

Рождение сына, продолжателя рода, Пушкин отметил в компании с Нащокиным, который даже сохранил на память записку с заказом какому-то петербургскому ресторатору: «Пулярку и бутылку лафита. А. Пушкин». На другой день Пушкин сообщил родителям в Михайловское, а они 15 июля отписали дочери Ольге: «Мы только что получили от Александра известие о рождении сына, тоже Александра. – Натали и ребенок здоровы». В тот же день Пушкин отправляет письмо и теще, которая, в свою очередь, извещает сына Дмитрия Николаевича: «Пушкин написал мне, чтобы сообщить о благополучном разрешении Таши, она родила мальчика, которого нарекли Александром. Я полагаю, он известил также и тебя. Он рассчитывает через несколько недель приехать в Москву и спрашивает моего разрешения заехать в Ярополец навестить меня, что я принимаю с удовольствием». «На зубок» она послала новорожденному в подарок тысячу рублей.

Крестины Александра Александровича состоялись 20 июля в Иоанно-Предтеченской церкви на Каменном острове. Восприемниками были Екатерина Ивановна Загряжская и Павел Воинович Нащокин. Опоздал на крестины вернувшийся после пятилетнего путешествия Соболевский, записавший: «Я возвратился из-за границы 22 июля 1833 года, чуть ли не в день или на другой крестин Александра (Сашки) Пушкина juniuris [102]102
  Младшего (лат.).


[Закрыть]
».

Наталья Николаевна тяжело оправляется после родов. Рассказывая о том брату Дмитрию, она пишет: «…что поделаешь, у меня опять были нарывы, как и в прошлом году, они причинили мне ужасные страдания…»

Третий ребенок Пушкиных, Григорий, родился 14 мая 1835 года, когда его отца не было в Петербурге – он приехал днем позже. Так он последовал данному себе после тяжелых первых родов Натальи Николаевны слову, что больше не будет рядом во время ее родов, будучи не в силах наблюдать ее мучения. Этим, возможно, объясняется его внезапный отъезд на короткий срок из Петербурга, неожиданный для окружающих и показавшийся странным даже его родителям.

За время его отсутствия в доме была получена посылка от Натальи Ивановны – картонка с не понравившейся ей шляпкой. История с возвращением подарка была красочно описана Екатериной Николаевной брату Дмитрию: «Вообрази, какую штуку сыграла с нами мать. Эта несчастная шляпка, которую мы для нее заказали, помнишь? Так вот, она нашла ее слишком светлой и вернула нам с запиской к Таше, полной ярости. Но мы ничего не потеряли, так как тетушка у нас ее купила; так что мать и не подозревает, что она еще оказала нам услугу. Но какое своенравие». Пушкин распорядился не показывать записку роженице, чтобы не расстраивать. В письме теще о появлении на свет второго сына он сообщает: «Наталья Николаевна родила его благополучно, но мучалась дольше обыкновенного – и теперь не совсем в хорошем положении – хотя, слава богу, опасности нет никакой. Она родила в мое отсутствие, я принужден был по своим делам съездить во Псковскую деревню, и возвратился на другой день ее родов. Приезд мой ее встревожил, и вчера она прострадала».

На другой день, 16 мая, Пушкин навестил родителей, чтобы сообщить о рождении внука и поездке в Тригорское. При разговоре присутствовала Анна Николаевна Вульф, в приписке к письму родителей сообщившая Ольге: «Александр на несколько дней съездил в Тригор<ское> и, воротившись, нашел жену свою разрешившуюся сыном – он говорит, что здесь ему невозможно жить и что ему надобно на несколько лет уехать в деревню, – но я не думаю, чтоб Натали на это согласилась».

Двадцать третьего мая Вяземский, которому после смерти дочери было тяжело посещать свою прежнюю квартиру, написал жене: «У Пушкина жена родила сына. Не могу собраться с духом и пойти к нему на нашу квартиру. Мне надобно было бы сходить туда сперва одному и выплакаться на свободе во всех углах, а особенно же в двух или трех. А теперь при родильнице нельзя». Наталья Николаевна в эти дни была совсем слаба, так что Пушкин даже отменил некоторые намеченные визиты. Так, 25 мая запиской он просит извинения у С. С. Хлюстина, что не может прийти к нему обедать, так как Наталья Николаевна вдруг почувствовала себя совсем плохо. Только в начале июня ей стало лучше, и она начала строить планы на лето, которое, как и в 1833 году, предстояло провести на Островах.

Последнего ребенка, дочь Наталью, жена Пушкина родила 23 мая 1836 года на Каменном острове, а через несколько часов, в полночь, когда все закончилось и роженица уснула, вернулся Александр Сергеевич. Появление на свет дочери совпало с днем рождения ее деда Сергея Львовича. На следующий день, в воскресенье, Пушкин поздравил жену и «вместо червонца» преподнес ей ожерелье, переданное Нащокиным.

Наталья Александровна стала последним ребенком Пушкиных. Теперь отец, рифмуя, мог перечислять своих чад: «Машка, Сашка, Гришка, Наташка». Еще в середине января Пушкин писал князю Вяземскому: «Мое семейство умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились». Так в прозе Пушкин, по сути, повторяет и развивает то, что сказал в элегии«…Вновь я посетил…», обращаясь к «трем соснам»:

 
Они всё те же,
Всё тот же их, знакомый уху шорох —
Но около корней их устарелых
(Где некогда всё было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зеленая семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети. А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ,
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему всё пусто.
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое!
 
Денежные проблемы

Светские расходы требовали больших средств, которых не было. 27 января 1832 года Пушкин дал присягу и дважды – как коллежский секретарь и как титулярный советник – подписал «Клятвенное обещание», а также «Обязательство о непринадлежности к тайным обществам» и «Расписку в чтении указа Петра 1» о неразглашении служебных тайн. Служба должна была в какой-то мере решить его материальные дела, но до получения первых денег из казны было еще далеко. Пушкин вынужден был занимать.

В январе того же года он обращается к М. О. Судиенко с просьбой ссудить ему 25 тысяч рублей на три или по крайней мере на два года. Ранее Пушкин уже брал у него деньги в долг, который он возвратил два года назад. Вновь обращаясь к нему, Пушкин вводит его в курс дела: «От карт и костей отстал я более двух лет; на беду мою я забастовал, будучи в проигрыше, и расходы свадебного обзаведения, соединенные с уплатою карточных долгов, расстроили дела мои».

Двадцать третьего февраля в Петербург приехал дед Натальи Николаевны – хлопотать о получении субсидии или права продать Полотняный Завод. В его записной книжке значится: «Февраля 23 – Наташе Пушкиной купил 32 фунтов разного варенья по 1 за фунт – 32 р.». Вскоре приехал и ее старший брат Иван Николаевич, и 3 апреля Пушкин дал воскресный праздничный обед в честь Гончаровых. Сохранился счет на отпущенное в тот день вино из погреба известного петербургского виноторговца Рауля на 57 рублей.

Счетам не было конца, Пушкин издерживал явно больше, чем зарабатывал. Эти счета – не только документальные свидетельства расходов; на них, как и на рукописях пушкинских стихотворений, появляются порой рисунки, запечатлевшие облик жены. Так, на обороте счета издания альманаха «Северные цветы на 1832 год» Пушкин изображает Наталью Николаевну в платье с пышными рукавами, с высокой прической. Этот рисунок схож с тем акварельным портретом, который как раз завершил Александр Павлович Брюллов. Еще когда они жили в Царском Селе, Нащокин от письма к письму требовал изображение Натальи Николаевны; Пушкин оправдывался тем, что «портрета не посылает за неимением живописца». Когда же Пушкин недолго гостил в Москве, то оттуда уже спрашивал Наталью Николаевну в письме от 8 декабря: «Брюлов пишет ли твой портрет?» Видимо, Пушкин уже договорился с художником, но тот приступил к работе, вероятно, только в январе. Тогда же были доставлены, наконец, выкупленные Нащокиным по поручению Пушкина бриллианты жены, с которыми она и позировала Брюллову. Он представил ее в открытом бальном платье с прической по тогдашней моде, с ниткой жемчуга с подвеской на лбу и с длинными бриллиантовыми серьгами в ушах. Это единственный известный портрет Натальи Николаевны, исполненный при жизни Пушкина. Сравнивая его с более поздними ее портретами, можно в полной мере оценить робкую прелесть и очарование девятнадцатилетней Пушкиной. Когда жена бывала в отъезде, Пушкин особенно часто глядел на это изображение и вспоминал ее. Так было летом 1834 года, когда писал он из Петербурга в Калугу: «Целую твой портрет, который что-то кажется виноватым…»

Начало долгой переписке по поводу установления суммы жалованья Пушкину положило его письмо от 3 мая 1832 года, адресованное Бенкендорфу, без которого еще долго никто не стал бы задумываться о содержании чиновника Пушкина. Бенкендорф дал указание министру иностранных дел К. В. Нессельроде как непосредственному начальнику Пушкина. Тот официальным письмом от 14 июня просил графа Бенкендорфа «почтить его уведомлением, в каком количестве прилично бы было определить жалование Пушкину». Бенкендорф ответил 20 июня, что Пушкину следовало бы дать жалованье в пять тысяч рублей. Д. Н. Блудов, тогдашний министр внутренних дел, в присутствии Пушкина на именинах Вяземского 29 июня рассказывал, что Нессельроде не хочет платить жалованье Пушкину. Действительно, 4 июля Нессельроде рапортовал самому императору: «…г. Бенкендорф объявил мне Высочайшее повеление о назначении из государственного казначейства жалования титулярному советнику Пушкину. По мнению г. Бенкендорфа, в жалование Пушкину можно было бы положить 5000 руб. в год. Я осмеливаюсь испрашивать по сему Высочайшего повеления Его Императорского Величества». Оно последовало, видимо, незамедлительно, хотя и в устной форме, так что уже 6 июля Нессельроде обращается к министру финансов графу Е. Ф. Канкрину с просьбой выдать под расписку казначея Министерства иностранных дел Губина «причитающиеся из означенной суммы с 14 ноября 1831 года по 1 мая сего года деньги всего 2319 руб. 44 ¼ коп.; впредь же отпускать из оной по третям…». При этом имя Пушкина не упоминается.

Заведено было особое дело № 1 «Об отпуске в Министерстве иностранных дел из Государственного казначейства ежегодно по 5000 р. ассигнациями из сумм на известное Е. И. В. употребление и о выдаче этой суммы титулярному советнику Александру Пушкину». Управляющий департаментом хозяйственных и счетных дел Министерства иностранных дел Поле нов извещает казначея Губина, что деньги на жалованье Пушкину приняты в приход к общим суммам министерства. 21 июля деньги были отпущены; еще через несколько дней, 26 июля, Пушкин получил особую повестку, которой приглашался в хозяйственный департамент 27 июля в 11 часов утра для сообщения, как значится в документе, «некоторых сведений до службы касающихся». Тогда только Пушкин и получил свое первое жалованье. 9 сентября он исправно получил жалованье за вторую треть 1832 года в сумме 1666 рублей 66 ½ копейки, дав в том расписку.

Однако размер жалованья был несопоставим с тратами. Его едва хватало на оплату городской квартиры, а дачная жизнь требовала дополнительных расходов.

Пушкину приходилось больше рассчитывать на самого себя и свои труды. Он затеял издание газеты под названием «Дневник», которое, впрочем, провалилось, не начавшись, так и не принеся ему никакого дохода. Пушкин подал Бенкендорфу прошение с образцами нового издания, ответ на которое, ввиду отсутствия шефа жандармов, он получил только в октябре.

Незадолго до вторых родов Натальи Николаевны Пушкин делает еще одну попытку привести свои денежные дела в порядок, на этот раз с помощью Дмитрия Николаевича Гончарова, к которому он обратился с письмом, обнаруженным только в 1970 году, о «затруднениях в связи с предстоящими родами Наташи и деньгах». Пушкин узнал (скорее всего, от Ивана Николаевича Гончарова), что Дмитрий Николаевич собирается просить взаймы денег у князя Владимира Сергеевича Голицына. В результате родился пушкинский проект, заключавшийся в том, чтобы Гончаров из денег, занятых у Голицына, которому «совершенно всё равно одолжить 35 или 40 000, и даже больше», одолжил бы ему на шесть месяцев шесть тысяч рублей, «в которых я очень нуждаюсь и не знаю где взять». «Семья моя увеличивается, служба вынуждает жить в Петербурге, расходы идут своим чередом, и так как я не считал возможным ограничить их в первый год своей женитьбы, долги также увеличились. – Я знаю, что в настоящее время вы не можете ничего сделать для нас, имея на руках сильно расстроенное состояние, долги и содержание целого семейства, но если бы Наталья Ивановна была бы так добра сделать что-либо для Наташи, как бы мало то ни было, это было бы для нас большой помощью. Вам известно, что, зная о ее постоянно стесненных обстоятельствах, я никогда не докучал ей просьбами, но необходимость и даже долг меня к тому вынуждают, – так как, конечно, не ради себя, а только ради Наташи и наших детей я думаю о будущем. Я не богат, а мои теперешние занятия мешают мне посвятить себя литературным трудам, которые давали мне средства к жизни. Если я умру, моя жена окажется на улице, а дети в нищете. Все это приводит меня в уныние. Вы знаете, что Наташа должна была получить 300 душ от своего деда; Наталья Ивановна мне сказала сначала, что она дает ей 200. Ваш дед не смог этого сделать, да я даже и не рассчитывал на это; Наталья Ивановна опасалась, как бы я не продал землю и не дал ей неприятного соседа; этого легко можно было бы избежать, достаточно было бы включить оговорку в дарственную, по которой Наташа не имела бы права продавать землю. Мне чрезвычайно неприятно поднимать этот разговор, так как я же не скряга и не ростовщик, хотя меня в этом и упрекали, но что поделаешь? Если вы полагаете, что в этом письме нет ничего такого, что могло бы огорчить Наталью Ивановну, покажите его ей, в противном случае поговорите с ней об этом, но оставьте разговор, как только увидите, что он ей неприятен».

Появление на свет очередного ребенка, аренда дорогих дач приводили к дополнительным расходам. Так, в июле 1833 года после рождения сына Александра, живя на даче в Новой Деревне, Пушкин более всего был озабочен приисканием денег: вел переписку с переводчиком Морского министерства А. А. Ананьиным о получении взаймы полутора-двух тысяч рублей, берет в долг у книгопродавца И. Т. Лисенкова три тысячи рублей на полгода. Тут вовремя подоспели деньги, посланные тещей. Пушкин пишет ей, тщательно подбирая слова: «Милостивая государыня матушка Наталия Ивановна. Вчера получили мы письмо ваше и сердечно благодарим вас за…» На этом черновик письма обрывается, а чистовик не сохранился.

В том же 1833 году, когда Пушкин отправился в Болдино, накануне 1 сентября, дня очередных выплат по счетам, он беспокоился, как жена переживет его, – и как в воду глядел. В этот день Наталья Николаевна пишет брату Дмитрию письмо с утешительными словами по поводу неудачного сватовства к Чернышевой и просит денег: «По поводу денег у меня к тебе просьба, которая, возможно, удивит тебя, но что делать, я сейчас в таком затруднительном положении и не могу обратиться к мужу, местопребывания которого не знаю, потому что он путешествует по России и только в конце сентября или начале октября будет в своем Нижегородском поместье, вот почему я беру на себя смелость умолять тебя помочь мне в том стесненном положении, в каком я нахожусь, прислав по крайней мере несколько сот рублей, если, конечно, это тебя не обременит, в противном случае откажи мне наотрез и не сердись, что я обратилась к тебе с этой просьбой. Будь уверен, дорогой друг, что только необходимость вынуждает меня прибегнуть к твоему великодушию, так как иначе я никогда бы не решилась беспокоить тебя в то время, когда ты чуть ли не собираешься застрелиться».

Дело в том, что, сняв новую квартиру, Наталья Николаевна должна была при заключении контракта с хозяином дома Оливье уплатить вперед, что не входило в ее расчеты: «Муж мой оставил мне достаточно денег, но я была вынуждена все их отдать хозяину квартиры, которую только что сняла; я не ожидала, что придется дать задаток 1600 рублей, вот почему я теперь без копейки в кармане. Ради бога, ответь мне поскорее; до 15 числа этого месяца твое письмо еще может застать меня на Черной речке,а позднее я буду уже в городе. Я дала бы тебе адрес моего нового дома, но я сама еще точно его не знаю; мне кажется, это дом некоего г-на Оливье, но вряд ли это тебе поможет».

Это сообщение является единственным указанием на время переезда Натальи Николаевны на новую квартиру. Две недели ушло на то, чтобы перевезти вещи и обставить ее. Какое-то время Наталья Николаевна жила на два дома – новый городской и старый дачный. Судя по сумме задатка, который вносился, как правило, за треть года, годовая плата составляла 4800 рублей, то есть квартира была дороже предыдущих. Из писем Пушкина мы знаем, что он предпринимал все возможное, чтобы дополнительно прислать жене денег. На издателя и книгопродавца Смирдина, с его выплатами по существовавшим у него с Пушкиным договорам, надежда была плохая. Однако Наталья Николаевна явно не хотела семейные проблемы делать достоянием посторонних, даже если этот посторонний – ее родной старший брат и фактический глава семейства, к которому она принадлежала по рождению.

Дмитрий Николаевич ответил сестре, разрешив ей занять 500 рублей под его гарантии. Уже с новой квартиры Наталья Николаевна благодарит его 27 сентября: «Я уже их нашла, но с обязательством уплатить в ноябре месяце. Как ты мне уже обещал, ради бога, постарайся быть точным, так как я в первый раз занимаю деньги и еще у человека, которого мало знаю, и была бы в очень большом затруднении, если бы не сдержала слова. Эти деньги мне как с неба свалились, не знаю, как выразить тебе за них мою признательность, еще немного, и я осталась бы без копейки, а остаться в таком положении с маленькими детьми на руках было бы ужасно».

Обрисованная ситуация представляется более чем затруднительной. Скорее всего, Наталья Николаевна не слишком разумно распоряжалась оставленными ей деньгами. Кажется, понимая это, она вновь повторяет почти дословно свой прежний довод: «Денег, которые муж мне оставил, было бы более чем достаточно до его возвращения, если бы я не была вынуждена уплатить 1600 рублей за квартиру; он и не подозревает, что я испытываю недостаток в деньгах, и у меня нет возможности известить его, так как только в будущем месяце он будет иметь твердое местопребывание».

Под «твердым местопребыванием» подразумевается конечно же Болдино; но, как мы знаем, между Пушкиным и Натальей Николаевной было условлено, что промежуточным адресом, по которому она может направить свои письма, был Симбирск, где губернаторствовал ее родственник А. М. Загряжский. Наталья Николаевна отослала на его имя для передачи мужу два письма, которые Пушкин и получил 10 сентября 1833 года по прибытии в Симбирск. Почта между Петербургом и Симбирском шла неделю, так что письма были ею написаны до 1 сентября (во всяком случае, первое). Хотя они и не дошли до нас, но по ответам Пушкина ясно, что Наталья Николаевна ничего не писала о своих денежных затруднениях. С одной стороны, ей не хотелось признаваться в том, что она уже истратила оставленные деньги, с другой – не хотелось беспокоить мужа. Она пишет о пребывании у нее младшего брата Сергея, о своем здоровье, о найме новой квартиры, но ни слова о деньгах, хотя и нуждается в них. Другое дело, что Пушкин в ответном письме беспокоится о том, что оставил мало денег и что жена наделает новых долгов, «не расплетясь со старыми». Наталья Николаевна также никогда не призналась мужу ни в том, что она обратилась за деньгами к брату, ни в одолженных пятистах рублях.

Когда же Пушкин вернулся из Болдина, то делился с друзьями, по выражению Вяземского, «своею странническою котомкою» и пристраивал, что мог, Смирдину, следуя некогда им самим сказанному: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Смирдин даже жаловался, что за «пьески, в которых де не более трех печатных листов будет, требует Александр Сергеевич 15 000 рублей». Наталья Николаевна, как могла, помогала мужу. Сохранился забавный рассказ, записанный А. Я. Головачевой-Панаевой со слов Смирдина: «Я пришел к А. С-чу за рукописью и принес деньги-с: он поставил мне условием, чтобы я всегда платил золотом, п.<отому> ч.<то> их супруга, кроме золота, не желала брать других денег в руки. Вот А. С. мне и говорит, когда я вошел в кабинет: „рукопись у меня взяла жена, идите к ней, она хочет сама вас видеть“, и повел меня; постучались в дверь; она ответила: „входите“. А. С. отворил двери, а сам ушел… – „Я вас для того призвала к себе, – сказала она, – чтобы вам объявить, что вы не получите от меня рукописи, пока не принесете мне сто золотых вместо пятидесяти. Мой муж дешево продал вам свои стихи. В шесть часов принесите деньги, тогда получите рукопись… Прощайте“… Я поклонился, пошел в кабинет к А. С-чу и застал его сидящим у письменного стола с карандашом в одной руке, которым он проводил черту по листу бумаги, а другой рукой подпирал голову, и они сказали мне: „Что? С женщиной труднее поладить, чем с самим автором? Нечего делать, надо вам ублажить мою жену; ей понадобилось заказать новое бальное платье, где хочешь, подай денег… Я с вами потом сочтусь“.

– Что же, принесли деньги в шесть часов? – спросил Панаев.

– Как же было не принести такой даме?»

Приведя этот рассказ, Н. О. Лернер предположил, что торг шел по поводу стихотворения «Гусар». Платье же, которое так срочно понадобилось, – возможно, то самое, сшитое по случаю траура при дворе, в котором увидел Наталью Николаевну 25 ноября 1833 года на вечере у Одоевского правовед Вильгельм Ленц, пораженный ее красотой: «Входит дама, стройная, как пальма, в платье из черного атласа, доходящем до горла. Это была жена Пушкина, первая красавица того времени. Такого роста, такой осанки я никогда не видывал – incessu dea patebat [103]103
  Казалось, что видишь богиню (лат.).


[Закрыть]
… Благородные… черты ее лица напоминали… Евтерпу Луврского музея».

В переписке Пушкина с женой одной из главных тем, постоянно обсуждавшейся, было состояние болдинского имения, особенно после того, как Александр Сергеевич взял управление им на себя. Наталья Николаевна считала, что он совершает ошибку, взявшись за дело, в котором не был достаточно сведущ, и, как со временем признал Пушкин, она оказалась права. Ему хотелось спасти Болдино от угрозы разорения, до которой довел его отец. Сам Пушкин ничего не брал себе от болдинских доходов, но думал о будущем своих детей. Однако никакие доходы не могли покрыть даже расходов, в которые вводил семейство Лев Сергеевич, позволявший себе снимать в Петербурге лучшие номера в гостинице Энгельгардта по 200 рублей в неделю, занимать тысячи рублей, ссылаясь на старшего брата, и тут же проигрывать их.

Так же беспардонно вел себя и Николай Иванович Павлищев, женатый на сестре Пушкина, постоянно требовавший денег, ссылаясь при этом на нужду, которую испытывает Ольга Сергеевна, вне зависимости от того, жил он с ней вместе или находился за тысячу верст. Ольга не однажды писала мужу, что его письма брат сжигает не читая. Тем не менее все они дошли до нас. Первое, относящееся как раз ко времени отъезда Натальи Николаевны в Полотняный Завод, было послано им Пушкину на Святой неделе 26 апреля 1834 года без какого-либо, хотя бы формального, поздравления с Пасхой, а с одними лишь денежными претензиями.

Болдино приносило 22 тысячи рублей в год, но одного казенного долга на нем числилось 190 тысяч, требовавших уплаты 12 процентов в год, так что чистого дохода оставалось едва десять тысяч. Из них по полторы тысячи рублей Сергей Львович полагал платить в год Ольге и Льву. Ему с Надеждой Осиповной доставалось в лучшем случае семь тысяч рублей. Этой суммы, по мнению Пушкина, родителям вполне хватило бы, если бы не частные долги, в основном Льва Сергеевича. Еще не получив от Сергея Львовича доверенности на управление Болдином, Пушкин в один месяц уплатил за него 866 рублей и за Льва Сергеевича 1330 рублей. Изложив все это в письме Н. И. Павлищеву, Пушкин заключает: «Состояние мое позволяет мне не брать ничего от доходов батюшкина имения, но своихденег я не могу и не в состоянии приплачивать».

Заканчивая одно из писем жене в начале мая 1834 года, Пушкин признается: «Лев Серг. и отец меня очень сердят, а Ольга С. начинает уже сердить. Откажусь ото всего – и стану жить припеваючи».

В день своего рождения в 1834 году поэт пишет Наталье Николаевне: «Хлопоты по имению меня бесят; с твоего позволения, надобно будет, кажется, выдти мне в отставку и со вздохом сложить камер-юнкерской мундир, который так приятно льстил моему честолюбию и в котором, к сожалению, не успел я пощеголять. Ты молода, но ты уже мать семейства. И я уверен, что тебе не труднее будет исполнять долг доброй матери, как исполняешь ты долг честной и доброй жены. Зависимость и расстройство в хозяйстве ужасны в семействе; и никакие успехи тщеславия не могут вознаградить спокойствия и довольства. Вот тебе и мораль».

Восьмого июня Пушкин разъясняет задержку денег, хотя, судя по всему, жена и не беспокоит его по этому поводу: «Денег тебе еще не посылаю. Принужден был снарядить в дорогу своих стариков. Теребят меня без милосердия. Вероятно, послушаюсь тебя и скоро откажусь от управления имением. Пусть они его коверкают, как знают; на их век станет, а мы Сашке и Машке постараемся оставить кусок хлеба». В следующем письме, сообщая о том, что отправил родителей в деревню, он повторяет: «Уж как меня теребили; вспомнил я тебя, мой ангел. А делать нечего. Если не взяться за имение, то оно пропадет же даром, Ольга Серг.<еевна> и Лев Серг.<еевич> останутся на подножном корму, а придется взять их мне же на руки, тогда-то наплачусь и наплачусь, а им и горя мало. Меня же будут цыганить. Ох, семья, семья!»

Около 19 июня 1834 года в очередном письме жене Пушкин снова возвращается к этой теме: «Здесь меня теребят и бесят без милости. И мои долги и чужие мне покоя не дают. Имение расстроено, и надобно его поправить, уменьшая расходы, а они обрадовались и на меня насели. То – то, то другое».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю