355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вадим Старк » Наталья Гончарова » Текст книги (страница 7)
Наталья Гончарова
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 04:48

Текст книги "Наталья Гончарова"


Автор книги: Вадим Старк



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц)

Дом на Никитской

Для Натальи Николаевны старая столица была так же дорога воспоминаниями детства, как и для Пушкина, родившегося в Москве и жившего в ней до двенадцати лет, покуда его не увезли в Петербург в 1811 году, за год до начала Отечественной войны и рождения будущей жены.

Во время пожара Москвы 1812 года дом на Никитской сгорел, и Гончаровы поначалу снимали жилье. В доме Кошелева 11 февраля 1815 года у них родился третий сын, Сергей [19]19
  Сергей Николаевич Гончаров начал службу унтер-офицером Киевского гренадерского полка в 1832 году. Прожив небольшую жизнь, он скончался в Москве, где и был похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря.


[Закрыть]
. Крестили его в церкви Симеона Столпника, что на Поварской. Крестным на этот раз был дедушка Николай Афанасьевич, а крестной – как всегда, прабабушка Екатерина Андреевна. После ее смерти в 1816 году принадлежавший ей дом перешел во владение Николая Афанасьевича. На одном из писем деда, Афанасия Николаевича, отправленном в год смерти его матери, обозначен адрес: «Дмитрию Николаевичу Гончарову в Москве. На Никитской в Доме бывшем Г-жи Навасильцевой В приходе Вознесенья». Это письмо без всяких комментариев говорит о его отношении к внукам: «Благодарю тебя, любезный друг Митенька, за письмо. А на Ишку я очень сердит: он так заспесивел, что и имя сваво не приписывает. И ты его за меня не цалуй, а сестер всех перецалуй. Наташу и мамашу поздравь от меня с их днями рождения…»

Письмо свидетельствует, что в тот год на Натальин день мать взяла четырехлетнюю Ташу в Москву.

В 1818 году у Гончаровых родился последний ребенок – Софья, скончавшаяся в том же году.

К этому времени на содержание семьи Афанасий Николаевич выдавал сыну приблизительно по 30 тысяч рублей в год, а также деньги для детей и на провизию, не считая того, что натурой доставлялось из деревни.

Разросшемуся семейству было тесно в старом доме. К 1820 году он был отремонтирован, а рядом выстроен новый, также деревянный, на каменном фундаменте. После пожара Москвы 1812 года почти вся Пречистенка была отстроена заново. Как выразился грибоедовский Скалозуб, «пожар способствовал ей много к украшенью». Новый гончаровский дом, одноэтажный, с двускатной кровлей и мезонином, деревянный, выходил на Большую Никитскую торцом в три окна. Справа от дома ворота прорезали длинный сплошной забор, отделявший от улицы двор с хозяйственными службами, тянувшимися вдоль Скарятинского переулка и Малой Никитской улицы. Под мезонином располагалось крыльцо с навесом, по сторонам от него – соответственно три и шесть окон.

В этом доме и прошло все московское девичество Натальи Гончаровой. Известен всего один портрет, запечатлевший ее в возрасте 10–11 лет. Кто был его автором, неизвестно. Другие, карандашные, портреты всех детей Гончаровых находились некогда в Полотняном Заводе у Афанасия Николаевича. О них, скорее всего, и идет речь в его письмах внукам. Так, 1 ноября 1821 года он пишет в постскриптуме письма старшему внуку: «Р. S. К пяти вашим милым рожицам не достает у меня Сережиной рожицы, то не худо бы тем же форматом мне ее доставить в карандаше и одного мастерства, а что будет стоить – я заплачу».

В следующем письме Афанасий Николаевич развивает тему портретов: «Письмо твое получил и мерачку к тем пяти портретам, кои я имею, при сем посылаю. Я желаю иметь в карандаше не для того, что дешевле, а потому, что уже пятерых имею и коллекция вся в рамках, то и нужно, чтоб и шестой был им одинакой и той же величины. Для чего и Денги за него 75 а<лтын> при сем тебе вълагаю. А рамки мне не нала, я зделаю дома одинакою с моими».

Особо пишет он о портрете Натальи, младшей и любимой внучки, копию с которого он сделал сам и послал ей: «Ташке скажи, что я с ейо портрета сам срисовал этот образчик, который у сего влагаю».

На позднейшей фотографии кабинета Афанасия Николаевича нетрудно усмотреть эти шесть портретов, расположенных в один ряд в «одинаких» рамках.

Пушкин, будучи в Полотняном Заводе, конечно же видел их, в том числе и портрет Натали. Во вторую болдинскую осень, разлученный с женой, Пушкин на листе с черновиками «Медного всадника» несколько раз рисует ее. Один из набросков представляет ее в образе девочки, какою поэт ее никогда не видел. Распознать, кто именно изображен на рисунке, было бы конечно же невозможно, если бы не нахождение его рядом с другими изображениями Натальи Николаевны, которые не вызывают никакого сомнения. Этот рисунок не только передает общее сходство с другими ее портретами, выполненными Пушкиным, но и сходен с единственным ее детским портретом. Хотя этот портрет представляет Натали в фас с легким поворотом вправо, а Пушкин изображает ее в профиль с поворотом влево, как выполнено большинство его портретных рисунков, он сумел по памяти воспроизвести ту же прическу: с челкой, разделенной пробором.

Наталья Гончарова в детстве. А. С. Пушкин. 1833 г.
Наталья Ивановна и Наталья Николаевна Гончаровы. Рисунок А. С. Пушкина на листе с черновиком поэмы «Медный всадник». 1833 г.

Так что Пушкин дважды попытался представить себе Наталью Николаевну в ее детские годы. Позднее, уже супругами, они могли делиться друг с другом воспоминаниями своего московского детства – довоенного для Пушкина, послевоенного для Натальи Николаевны.

Московская барышня

Надежда Михайловна Еропкина, хорошо знавшая Наталью Гончарову той поры, вспоминала: «Натали еще девочкой-подростком отличалась редкой красотой. Вывозить ее стали очень рано, и она всегда окружена была роем поклонников и воздыхателей. Участвовала она и в прелестных живых картинах, поставленных у генерал-губернатора кн. Голицына, и вызывала всеобщее восхищение. Место первой красавицы Москвы осталось за нею».

Эта картина, конечно же написанная уже после гибели Пушкина и оттого учитывавшая произошедшую трагедию, тем не менее важна для нас, поскольку отражает взгляд человека, знавшего Наталью Гончарову с детства. То, как Еропкина описывает ее внешность, не могло быть навеяно ни портретами, которых она не знала, ни позднейшими встречами, о которых нам ничего не известно. Она передает воспоминания своей московской юности: «Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении, помимо ее воли, покоряли ей всех. Не ее вина, что всё в ней было так удивительно хорошо. Но для меня остается загадкой, откуда обрела Наталья Николаевна такт и умение держать себя? Все в ней самой и манере держать себя было проникнуто глубокой порядочностью. Все было „comme il faut“ – без всякой фальши».

При этом мемуаристка не находит объяснения этому феномену ни в родителях, ни в сестрах Гончаровых: «Сестры были красивы, но изысканного изящества Наташи напрасно было бы искать в них. Отец слабохарактерный, а под конец и не в своем уме, никакого значения в семье не имел. Мать далеко не отличалась хорошим тоном и была частенько пренеприятна».

Свои рассуждения Еропкина заканчивает словами: «Поэтому Наталья Гончарова явилась в этой семье удивительным самородком. Пушкина пленила ее необычайная красота и прелестная манера держать себя, которую он так ценил».

Имена по крайней мере четверых представителей «роя поклонников и воздыхателей» Натальи Гончаровой известны нам по позднейшим письмам Пушкина к жене. Главным содержанием одного из этих посланий оказывается шутливый рассказ Пушкина о Давыдове, ее «несчастном любовнике», как он его называет: «Здесь о тебе все отзываются очень благосклонно. Твой Давыдов, говорят, женится на дурнушке. Вчера рассказали мне анекдот, который тебе сообщаю. В 1831 году, февр. 18 была свадьба на Никитской в приходе Вознесения. Во время церемонии двое молодых людей разговаривали между собою. Один из них нежно утешал другого, несчастного любовника венчаемой девицы. А несчастный любовник, с воздыханием и слезами, надеялся со временем забыть безумную страсть etc. etc. etc. Княжны Вяз<емские> слышали весь разговор и думают, что несчастный любовник был Давыдов. А я так думаю, Петушков или Буянов, или паче Сорохтин. Ты как? не правда ли, интересный анекдот?» Рассказав анекдот о собственной его с Натальей Николаевной свадьбе, Пушкин переводит его в шутку упоминанием Петушкова и Буянова – гостей Лариных в пятой главе «Евгения Онегина». Буяновым ранее был назван герой поэмы его дядюшки-поэта Василия Львовича «Опасный сосед», отчего Пушкин зовет его в романе «Мой брат двоюродный Буянов».

До настоящего времени оставалось непроясненным, какой же это Давыдов. Указывался только инициал его имени – «В». По всей вероятности, речь шла о Владимире Петровиче Давыдове, родившемся в 1809 году, то есть бывшем на три года старше Натальи Гончаровой. Он был весьма состоятелен, а значит, по мнению московских матушек, в том числе и Натальи Ивановны, являлся завидным женихом. Только его юный возраст мог служить препятствием к браку, да и сам он тогда еще не стремился связать себя узами [20]20
  Мать В. П. Давыдова принадлежала к роду князей и графов Орловых, и после ее смерти он в 1856 году получил титул своего деда, генерал-поручика Владимира Григорьевича Орлова, и стал именоваться граф Орлов-Давыдов. Н. М. Языков назвал его «князь Давыдов», потому что знал о его происхождении от пресекшегося по мужской линии рода Орловых. Никаких других князей Давыдовых в России не существовало. Он женился на княжне Ольге Ивановне Барятинской, и в 1837 году появился на свет их первый ребенок. Ничем особенным он не отличился, дослужился до чина действительного статского советника и умер в 1882 году отцом троих сыновей и двух дочерей.


[Закрыть]
.

Пушкин поддразнивал Наталью Николаевну, упоминая ее былых поклонников Давыдова и Сорохтина, ставя их к тому же в один ряд с вымышленными литературными персонажами.

В 1832 году, когда Пушкин провожал траурный кортеж с телом умершего в Петербурге Афанасия Николаевича Гончарова, на другой день по приезде в Москву, 22 октября, он получил сразу три письма от Натальи Николаевны, в ответ на которые сообщил: «Здесь я живу смирно и порядочно; хлопочу по делам, слушаю Нащокина и читаю Mémoires de Diderot». Выпив кофе, принесенного ему слугой Ипполитом, Пушкин продолжил писать жене, припомнив былого ее поклонника Давыдова: «Сегодня еду слушать Давыдова, не твоего супиранта, а профессора; но я ни до каких Давыдовых, кроме Дениса, не охотник – а в Московском университете я оглашенный. Мое появление произведет шум и соблазн, а это приятно щекотит мое самолюбие».

Другой поклонник Натальи Николаевны, Федор Фоминский – по выражению Пушкина, «студент дурак, твой обожатель», – поднес ему «роман Теодор и Розалия,в котором он описывает нашу историю». Полное его название – «Неведомые Теодор и Розалия, или Высочайшее наслаждение в браке. Нравоучительный роман, взятый из истинного происшествия». Этот роман в письмах вышел в 1832 году. Он посвящен «Ольге Львовне Турчаниновой, урожденной княжне Грузинской, и Александре Николаевне Неведомой». Вероятно, под «Неведомой» автор скрыл Наталью Гончарову. В романе нет ничего общего с историей Пушкина и Натальи Николаевны, кроме описания венчания героев в церкви Вознесения с такими реальными подробностями, которые свидетельствуют о том, что Фоминский присутствовал на венчании Пушкина с Гончаровой. Есть в романе и прямое обращение к поэту: «Бесподобный автор Онегина! Ты превосходно изобразил Истомину, но живописующая кисть твоя должна упасть к ногам твоей богини». И далее дается описание наружности Розалии, сбивающееся на описание внешности Натальи Николаевны.

Давыдов, Фоминский, Сорохтин да Новомленский – вот имена былых поклонников Натальи Гончаровой времен ее московской юности. Ни от кого другого, кроме как от нее самой, Пушкин не мог их знать, и это свидетельствует о том, что между ними установились те доверительные отношения, которые исключали какие-то секреты в отношении их прошлой жизни. Впрочем, Пушкин, как мы знаем, был менее откровенен с женой, не желая вызывать ее ревность.

Лето 1828 года

В семействе Гончаровых фамилия Пушкиных была, как говорится, на слуху, и не только в связи со стихами дяди и племянника. Летом, когда Гончаровы выезжали в Ильицыно, одно из своих поместий в Зарайском уезде Рязанской губернии, Пушкины оказывались их соседями. Они издавна числились среди помещиков Зарайского уезда. Еще в 1690 году Петр Петрович Пушкин поменял свои ярославские земли на зарайские. Позднее, в XVIII веке, дед Пушкина Лев Александрович числится владельцем поместий Латыгори, Ананьина Пустошь, сел Саблино, Лобково и др. Упомянутые Латыгори и кроме них Чернятина Пустошь состояли даже в совместном владении Льва Александровича Пушкина и Афанасия Абрамовича Гончарова. Последний, скорее всего, и купил эти земли у деда Пушкина. Могли ли они предполагать, что их потомки породнятся? Хотя такого рода браки между соседями по имениям были в ту пору в порядке вещей, но Пушкин, как мы знаем, никогда не был в этих местах. Зато его отец неоднократно посещал их.

По соседству с гончаровскими поместьями расположены были земли Матвея Михайловича Сонцова, полученные им в качестве приданого за Елизаветой Львовной Пушкиной. Сонцовское имение Плуталово располагалось всего в двух верстах от гончаровского Ильицына. Сергей Львович не однажды гостил у своей сестры в Плуталове и даже помянул одну из поездок в поместье шурина в письме П. А. Вяземскому от 2 августа 1837 года: «Любезнейший князь Петр Андреевич! Возвратясь из деревни Матвея Михайловича, я нашел письмо ваше…»

Ильицыно постоянно упоминается в письмах сестер Гончаровых. В детстве Наталью Гончарову часто возили туда. На одной из своих ученических тетрадок она аккуратно выводит: «Ильицыно». Лето не прерывало занятий, надо было выполнять домашние задания, за чем следили гувернантки, обучавшие барышень языкам и манерам. Сохранились некоторые тетради Натальи Гончаровой, исписанные ее аккуратным почерком: по географии, истории, русскому языку, литературе.

Лето 1828 года Наталья Гончарова провела с матерью, братьями и сестрами в Ильицыне, где сохранились старинный парк и церковь Ильи Пророка, выстроенная в XVIII веке [21]21
  Господский дом сгорел еще до революции, но сохранился флигель, в котором жили последние владельцы усадьбы.


[Закрыть]
. Оттуда было отправлено трогательное письмо пятнадцатилетней Натальи Гончаровой деду Афанасию Николаевичу:

«Любезный Дединька!

Я воспользоваюсь случаем, дабы осведомиться о вашем здоровии и поблагодарить вас за милость, которую вы нам оказали, позволив нам провести лето в Ильицыно. Я очень жалею, любезный дединька, что не имею щастия провести с вами несколько времени, подобно Митиньки. Но в надежде скоро вас видеть, целую ваши ручки и остаюсь на всегда ваша покорная внучка

Наталья Гончарова.

Ильицыно, сего 17 июня 1828 года».

Для Пушкина же это последнее лето перед встречей с Натали, проведенное в Петербурге, было насыщено различными событиями и переживаниями, к числу которых относится прежде всего неудачное сватовство к двадцатилетней дочери Алексея Николаевича Оленина, президента Академии художеств и директора Императорской публичной библиотеки. После сватовства к Софье Пушкиной это была вторая попытка поэта устроить свою семейную жизнь. С Аннет Олениной связан цикл лирических стихотворений, который отразил всю гамму переживаний новой любви: ее взлеты и падения, надежды и разочарования.

Ряд произведений, связанных с именем Аннет Олениной, открывается стихотворением «То Dawe Esg-r.» («Зачем твой дивный карандаш»), созданным, вероятнее всего, экспромтом 9 мая 1828 года на борту пироскафа [22]22
  Так в то время называли колесные пароходы (от греч. pur —огонь и skaphos —судно).


[Закрыть]
в Финском заливе по пути из Петербурга в Кронштадт. Оно обращено к английскому художнику Джорджу Доу (1781–1829), автору портретов генералов для Военной галереи Зимнего дворца, отбывавшему из России. В его проводах участвовал А. Н. Оленин с семейством, там же присутствовал и влюбленный поэт. Позднее Пушкин включил воспоминание об этом плавании в очерк «Участь моя решена, я женюсь», написанный во время напряженного ожидания ответа на сватовство уже к Наталье Гончаровой: «Если мне откажут, думал я, поеду в чужие края, – и уже вообразил себя на пироскафе. Около меня суетятся, прощаются, носят чемоданы, смотрят на часы. Пироскаф тронулся: морской, свежий воздух веет мне в лицо; я долго смотрю на убегающий берег – My native land, adieu [23]23
  Моя родная земля, прощай (англ.).


[Закрыть]
. Подле меня молодую женщину начинает тошнить; это придает ее бледному лицу выражение томной нежности… Она просит у меня воды. Слава богу, до Кронштадта есть для меня занятие».

Ухаживание Пушкина за Олениной стало предметом салонных пересудов, докатившихся и до Москвы. П. А. Вяземский в письме жене от 21 мая дал отчет о совершённой им вместе с Адамом Мицкевичем поездке в оленинскую усадьбу Приютино: «Там нашли мы и Пушкина с его любовными гримасами». Ситуация в целом напоминает сцену из романа «Арап Петра Великого», когда влюбленному Ибрагиму его приятель Корсаков говорит: «С твоим ли пылким, задумчивым и подозрительным характером, с твоим сплющенным носом, вздутыми губами, с этой шершавой шерстью бросаться во все опасности женитьбы?..»

В июле того же года Аннет Оленина начала писать роман, озаглавив его «Непоследовательность, или Надо прощать любви», где речь шла о Пушкине. Если нам ничего не известно о том, что думала о влюбленном в нее поэте Софья Пушкина, то Оленина высказалась вполне определенно: «Арапский профиль, заимствованный от поколения матери, не украшал лицо его. Да и прибавьте к тому ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, ногти, как когти, маленький рост, жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин, которых он отличал своей любовью, странность нрава природного и неограниченное самолюбие – вот все достоинства телесные и душевные, которые свет придавал русскому поэту XIX столетия». В этих словах звучит приговор света, слышится «свист Мефистофеля», который преследует поэта всю жизнь. Остается только радоваться за Пушкина, что родители Олениной отказали ему.

Этой любви сопутствовали другие – литературные – переживания: по поводу распространения запрещенных цензурой отрывков из «Андрея Шенье» и «богопротивной» поэмы «Гавриилиада». Сватовство явно не носило публичного, официального характера. Неопределенное политическое положение Пушкина, недавно возвращенного из ссылки, к тому же не состоявшего на службе, литературные неприятности, установление над ним полицейского надзора – всё это вместе взятое предрешило неудачный исход сватовства. После того как Пушкину дали понять, что он нежелательный жених, наступило обострение его отношений с семейством Олениных. Оно отразилось в едких строфах черновиков восьмой главы «Евгения Онегина», где среди гостей на петербургском балу под именем Лизы Лосиной выводится Аннет Оленина:

 
Тут Лиза Лосина была
Уж так жеманна, так мала,
Так неопрятна, так писклива.
Что поневоле каждый гость
Предполагал в ней ум и злость.
 

Говорить в сослагательном наклонении – дело неблагодарное; но женись Пушкин на Олениной или хотя бы получи он согласие на этот брак, покидать Петербург не было бы необходимости, а значит, он не оказался бы в Москве. Неудача с Олениной вела к встрече с Натальей Гончаровой.

Первая встреча

Пушкин впервые увидел Наталью Гончарову в декабре 1828 года на балу в доме танцмейстера Иогеля. Но этой встречи могло не произойти, если бы не неудачное сватовство к Аннет Олениной. Получив отказ и отметив лицейскую годовщину, поэт в ночь на 20 октября уезжает в Тверскую губернию, в Малинники, в лоно семейства Прасковьи Александровны Осиповой. Для него этот побег из Петербурга был и лечением сердечных ран, и возвращением к воспоминаниям о годах михайловского изгнания, когда поэзия и тригорские обитатели спасительным образом воздействовали на него. Оказавшись среди тех, кто нашел отражение в деревенских главах «Евгения Онегина», Пушкин возвратился к роману: к 4 ноября был перебелен текст седьмой главы.

Дельвиг писал Пушкину 3 декабря: «Город Петербург полагает отсутствие твое не бесцельным. Первый голос сомневается, точно ли ты без нужды уехал, не проигрыш ли какой был причиною, второй уверяет, что ты для материалов 7-ой песни отправился; третий утверждает, что ты остепенился и в Торжке думаешь жениться; четвертый же догадывается, что ты составляешь авангард Олениных, которые собираются в Москву».

Старицкая барышня Варвара Васильевна Черкашенинова на следующий день после встречи с Пушкиным сделала запись:

«Ноября 23 дня 1828 года. День назад я с Катей была в Малинниках… Собралось много барышень из соседних имений. Тут были сестры Ермолаевы, Катя Казнакова, Катя Вельяшева, Маша Борисова, Аня Вульф, Сушкова и другие. В центре этого общества находился Александр Сергеевич. Я не сводила с него глаз, пока сестра Катя не толкнула меня локтем: „Ты что глаза пялишь на него или влюбилась безумно?“ А ведь и верно: я полюбила своего поэтического кумира. Катя Казнакова спела два романса, все ей аплодировали, а Пушкин, хлопая в ладоши, восклицал: „Замечательно! Превосходно!“ Меня обуяла ревность: „Противная выскочка, подумаешь, диво какое, пропищала пару романсов и стала чуть ли не героем дня! Мы тоже не лыком шиты!“ И я решительно вышла на середину комнаты.

Когда я кончила петь, мне тоже громко аплодировали, мой же кумир, кончив хлопать, подошел ко мне и, восторженно смотря мне прямо в глаза, сказал: „Чудесно и бесподобно!“ Зардевшись, я ответила: „Я не певица, но Ваша похвала для меня весьма приятна“.

Сейчас двенадцатый час ночи, гости уехали. Продолжаю свою запись. После меня барышни начали просить Александра Сергеевича прочитать какое-нибудь свое новое стихотворение. Он, улыбаясь, отшучивался и говорил, что нового он ничего не написал. Тогда Аня Вульф (мне кажется, что она влюблена в него) попросила прочитать хотя бы экспромт.

– Экспромт, но о чем же? – спросил Пушкин.

– Ну, хотя бы выразите свое заветное желание.

Пушкин немного задумался, потом, тряхнув вьющимися кудрями, громко продекламировал:

 
Теперь одно мое желанье,
Одна мечта владеет мной.
У ног любимого созданья
Найти и счастье и покой.
 

Мы в восхищении восторженно разом воскликнули: „Браво! Браво!“ Этот экспромт перепишу крупными буквами на хорошую бумагу и помещу в рамку. Счастливый радостный день».

Ни к одной из тверских барышень не могли относиться эти стихи, выражавшие внутреннее устремление, обострившееся после очередного неудачного сватовства. Они были обращены к еще неведомому идеалу.

С 4 на 5 декабря Пушкин выехал из Малинников в Москву – как оказалось, навстречу своей судьбе. Он приезжает в Москву с седьмой главой «Онегина», то есть вместе с Татьяной «на ярманку невест». Именно зимой, на Рождество, Москва, славившаяся своими невестами, устраивала им смотрины, на которые съезжались дворяне со всех российских губерний себя показать и других посмотреть.

В самом конце декабря 1828 года на одном из детских балов, которые ежегодно давал на Рождество для своих учеников и учениц танцмейстер Петр Андреевич Иогель. Пушкин впервые увидел Наталью Гончарову. В детстве Пушкина также водили на бывшие в ту пору знаменитыми детские балы к Иогелю, «переучившему столько поколений в Москве». О первой встрече Пушкина и Натали мы знаем со слов ее подруги, княгини Екатерины Алексеевны Долгоруковой, урожденной Малиновской, дочери директора Московского архива Коллегии иностранных дел А. Ф. Малиновского: «Увидел он ее в первый раз у Иогеля на балу около 1826». Как видим, рассказчица, будучи на год старше Гончаровой, вспоминая детские балы уже в старости и связывая их с собственным четырнадцати-пятнадцатилетием, ошиблась годом. Наталье тогда исполнилось 16 лет, а в этом возрасте барышень начинали вывозить на «большие» балы. Зима 1828/29 года стала для нее первым светским сезоном. Бал у Иогеля был одним из многих, устраиваемых на Рождественской неделе. Знаменитый танцмейстер приглашал на него не только тогдашних, но и прежних своих учеников. Пушкин, также бывший его учеником, посетил этот бал, следуя убеждению, выраженному им в тот год в стихах, посвященных Аннет Олениной:

 
Лишь юности и красоты
Поклонником быть должен гений.
 

Иогель устраивал балы в разных московских домах, на этот раз – у Кологривовых на Тверском бульваре [24]24
  Дом 22 на Тверском бульваре принадлежал генералу А. С. Кологри-вову, участнику Аустерлицкого и Бородинского сражений. Он был построен в 1823 году, возможно, по проекту Д. Жилярди. В 1830-х годах дом купили городские власти, и в нем разместилось полицейское управление Москвы. Дом был снесен в 1930 году, сейчас на его месте находится здание МХАТа имени Горького. (Прим. ред.)


[Закрыть]
. Танцмейстеру было в ту пору уже 60 лет, но он был все еще легок, как юноша. Л. Н. Толстой, который как раз в тот год появился на свет 28 августа, на следующий день после шестнадцатилетия Натальи Гончаровой, явно с учетом ее первой встречи с Пушкиным писал в «Войне и мире»: «Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцевать и веселиться, как хотят этого тринадцати– и четырнадцатилетние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцевали даже pas de châle лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своей грациозностью…»

До нас дошло совсем немного рассказов о первой встрече Пушкина с Гончаровой, да и те оставлены не очевидцами, а переданы с чужих слов. Так, сын князя П. А. Вяземского Павел, в описываемую пору бывший восьмилетним мальчиком, писал позднее: «Пушкин поражен был красотою Н. Н. Гончаровой с зимы 1828–1829 годов. Он, как сам говорил, начал помышлять о женитьбе, желая покончить жизнь молодого человека и выйти из того положения, при котором какой-нибудь юноша мог потрепать его по плечу на бале и звать в неприличное общество… Холостая жизнь и несоответствующее летам положение в свете надоели Пушкину с зимы 1828–1829 г. Устраняя напускной цинизм самого Пушкина и судя по-человечески, следует полагать, что Пушкин влюбился не на шутку около начала 1829 г.».

А. П. Арапова, дочь Натальи Николаевны от второго брака, в своих воспоминаниях писала в свойственной ей манере, расцвечивая рассказанное матерью: «Нат. Ник. Гончаровой только минуло шестнадцать лет, когда они впервые встретились с Пушкиным на балу в Москве. В белом воздушном платье, с золотым обручем на голове, она в этот знаменательный вечер поражала всех своей классической, царственной красотой. Ал. Сер. не мог оторвать от нее глаз. Слава его уж тогда прогремела на всю Россию. Он всюду являлся желанным гостем; толпы ценителей и восторженных поклонниц окружали его, ловя всякое слово, драгоценно сохраняя его в памяти. Наталья Николаевна была скромна до болезненности; при первом знакомстве их его знаменитость, властность, присущие гению, не то что сконфузили, а как-то придавили ее. Она стыдливо отвечала на восторженные фразы, но эта врожденная скромность только возвысила ее в глазах поэта».

Сам Пушкин писал позднее теше Наталье Ивановне: «Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась».

На Святках, когда Пушкин впервые встретил Наталью Гончарову, произошедшие в нем перемены не прошли не замеченными для окружающих. Первым обратил внимание на необычное поведение друга Вяземский, 9 января сообщивший жене: «Пушкин на днях уехал. Он все время собирался написать к тебе письмо вроде разговора у камина при каштанах или моченых яблоках. Он что-то во все время был не совсем по себе. Не умею объяснить, ни угадать, что с ним было или чего не было. Постояннейшие его посещения были у Корсаковых и у цыганок; и в том и другом месте видел я его редко, но видел с теми и другими, и всё не узнавал прежнего Пушкина». Написано это было тогда, когда Пушкин вновь убыл в тверские края, как, вероятно, обещал Прасковье Александровне Осиповой. Она с семейством еще на Рождество переехала из деревни в ближайший уездный город.

«В Крещенье приехал к нам в Старицу Пушкин.<…> Он принес в наше общество немного разнообразия. Его светский блестящий ум очень приятен в обществе, особенно женском», – записал в дневнике сын Осиповой Алексей Николаевич Вульф, который к тому времени прибыл на праздники в Тверскую губернию. Именовавший себя «Тверским Ловеласом», а Пушкина «Санктпетербургским Вальмоном» [25]25
  Ловелас —герой романа С. Ричардсона «Кларисса» (1747–1748), Вальмон– персонаж романа Ш. де Лакло «Опасные связи» (1782). Эти имена стали нарицательными для обозначения повес и соблазнителей. (Прим. ред.)


[Закрыть]
, теперь, приехав в Старицу, он не узнавал своего любвеобильного приятеля. Весело проводя праздники в кругу старицких барышень, Пушкин уделял внимание всем, но никому в особенности. «Все барышни были от него без ума», – рассказывала позднее Екатерина Евграфовна Синицына, тогда еще Смирнова, дочь берновского священника. Она впервые увидела Пушкина в Старице на балу у тамошнего исправника В. И. Вельяшева. Уже в Павловском, когда шли к обеду, Пушкин предложил одну руку Смирновой, а другую Евпраксии Николаевне Вульф. Ее мать Прасковья Александровна явно была недовольна тем, что Пушкин, как она выразилась, «какую-то поповну поставил на одной ноге с нашими дочерьми». За обедом, сидя между двумя барышнями, он с «одинаковою ласковостью» угощал обеих, а когда начались танцы, танцевал с ними по очереди. Дошло до того, что Осипова рассердилась и уехала, а Евпраксия ходила с заплаканными глазами. В те дни Евпраксия и ее мать, кажется, потеряли надежду на осуществление своих матримониальных планов в отношении Пушкина. Впрочем, Евпраксия выйдет замуж только после его женитьбы на Наталье Николаевне.

Та же поповна, чуть ли не первая и единственная из тех, кто описывал внешность поэта, заметила, что он был красив: «…рот у него был очень прелестный, с тонко и красиво очерченными губами, и чудные голубые глаза. Волосы у него были блестящие, густые и кудрявые, как у мерлушки, немного только подлиннее». Влюбленность, казалось, преобразила Пушкина, он сиял.

На обратном пути в Петербург Пушкин, возвращавшийся вместе с Алексеем Вульфом, в разговорах с ним все чаще сворачивал на тему, тогда особенно его волновавшую. Уже по прибытии в столицу, в самый день приезда, 18 января, Вульф, остановившийся у Пушкина в гостинице Демута, записал в дневнике: «На станциях, во время перепрягания лошадей, играли мы в шахматы, а дорогою говорили про современные отечественные события, про литературу, про женщин, любовь и пр. Пушкин говорит очень хорошо; пылкий, проницательный ум обнимает быстро предметы; но эти самые качества причиною, что его суждения об вещах иногда поверхностны и односторонни. Нравы людей, с которыми встречается, узнает он чрезвычайно быстро; женщин он знает как никто. Оттого, не пользуясь никакими наружными преимуществами, всегда имеющими большое влияние на прекрасный пол, одним блестящим умом он приобретает благосклонность оного».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю