Текст книги "Край без Короля или Могу копать, могу не копать"

Автор книги: Вадим Барановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ
в которой наш герой выясняет, что может не копать

– ..Давно, когда ещё и Шира-то толком не было, молодые хоббиты – как правило, младшие сыновья и добери, кому мало доставалось наследства,—ходили к большецам на заработки.

– Могу копать, могу не копать? – улыбнулся Фонси собеседнику.

– Да, – ответил тот. – Это тех времён присказка, так говорил хоббит, когда приходил наниматься на работу. «Могу копать» – значит, может работать садовником или огородником, «могу не копать» – значит, поваром или пекарем. «Могу копать, могу не копать» – значит, на все руки мастер.

– Большецы, – продолжал собеседник, – нас ценили. Нанять хоббита было недёшево – когда большецы про кого-то говорили «у него в доме дюжина перианов», имелось в виду, что сад у него роскошный, кормят гостей вкусно, и сам он большей, зажиточный. А чтобы похвастаться, что за садом смотрят перианы, или просто сделать вид...

– А кто такие перианы? – спросил Фонси.

– Мы, – отозвался собеседник. – Это значит – полурослый человек, в два раза ниже большеца. Правда, мерилась эта половина по артедайнцам, а они среди большецов самые высокие. Бывают большецы только на треть или на четверть выше хоббита. Ну так что они делали, чтобы похвастаться, что у них хоббиты работают?

– Ставили в саду изваяние хоббита... – собеседник протянул руку, и холодные пальцы его крепко схватили Фонси за запястье.

Фонси дёрнул рукой и открыл глаза. Во сне он откатился от сопевшего рядом мальчика-большеца и слишком натянул цепь. Позвякивая цепью, хоббит перевернулся на другой бок и уснул снова. Он спал беспокойно, мучаясь от холода и пытаясь свернуться в клубок, ему снилось что-то страшное, но собеседник с лицом пустоградского каменного хоббита больше не посещал его.

Завтрак был обычный – комок твёрдо-слизистой каши из неизвестной крупы, успешно заменивший ощущение тянущей пустоты в желудке ощущением того, что там находится и перекатывается туда-сюда средней величины камень. А потом – снова идти. Фонси с его мозолистыми хоббичьими подошвами было хорошо, а многие его товарищи по обозу сбили себе ноги в кровь.

Впрочем, настоящих товарищей Фонси здесь не имел. Маленькие большецы – их было здесь больше двух дюжин – знали каким-то чутьём, что Фонси – не ребёнок, как они. На первом привале у него попытались отобрать кашу, но хоббит так отпихнул самого наглого мальчишку, что тот отлетел на несколько шагов назад, докуда позволила цепь. С тех пор с Фонси не связывались.

Дети все были разные. Одни – светловолосые; другие – смуглые и черноволосые, и словно бы прищурившиеся; третьи – белокожие и рыжие; четвёртые – и вовсе странного вида, с низкими лбами и скошенными подбородками, но всё равно не такие страшные, как пятые, серокожие и зубастые. Большинство были мальчики. Одна из немногих девочек была прикована к общей цепи неподалёку от Фонси; вот кому приходилось хуже всего – ей было тяжело идти, кашу у неё часто отбирали, а по ночам Фонси слышал её плач. Иногда хоббиту удавалось заступиться за девочку —он заслонял её собой и смотрел на обидчика исподлобья – подойти к нему не смели.

– Пхри! – раздался голос надсмотрщика, и обоз начал подниматься, чтобы тронуться в путь. Где-то впереди запрягали лошадей, поправляли вьюки и проверяли сбрую; на незнакомом языке перебранивались стражники – их было, как прикинул Фонси, с десяток.

Дети поднялись последними. Длинной и печальной вереницей, прикованные кто за левую, кто за правую руку к одной общей цепи, они тронулись в путь. Сзади ехали два стражника на низкорослых мохнатых лошадках, почти пони. Они лениво переговаривались между собой всё на том же непонятном шипяще-хрипящем языке.

Стражники тоже были разные, разве что низколобых среди них не попадалось. Было трое или четверо с тёмносерой кожей и сильно выступающими зубами – Фонси сомневался в том, что они вообще люди.

Обоз медленно полз по размытой дождями тропе между холмов. Фонси потуже затянул пояс – из одежды у него отобрали только плащ; штаны, рубашку и жилет оставили, даже в жилетных карманах не порылись – и забылся, смотря невидящими глазами в спины прикованных детей, думая только о следующем шаге. В такой полудрёме он шёл, слушая незнакомый говор болыпецов.

– Ситт скръфън ндерьф, йпильтсук нкъторрм ситт. Идьт мымырч, грьтму уптошш. Ушшл, а скръфънъдъплилсук и грхнльсь. Смтритыр чувсльд игрьт кльдундако!

– Ах-ха-ха-ха! Кльдундако!

Хоббит усмехнулся. Эту шутку в Шире рассказывали про Гэндальфа и арчетца (или брийца). Впрочем, в Бри и Арчете про широких хоббитов ходили не менее забавные присказки, вроде загадки «почему ширцы простокваши не пьют»...

Фонси застыл на месте. То есть, левая нога Фонси застыла на месте, а правая продолжала идти и вскоре наткнулась на левую. Хоббит споткнулся и с трудом удержался на ногах, сильно дёрнув за цепь.

– Тъшо! – гаркнул стражник. – Протк захътър?

И это Фонси тоже понял. «Ты что, плётки захотел?» – сказал ему стражник. А до этого рассказывал старую шутку про отпиленный сук, но только вместо арчетца и Гэндальфа там действовали какие-то «скръфън» и «ырч».

Хоббит втянул голову в плечи, чтобы не получить, чего доброго, плёткой, и продолжил идти. Впервые за эти несколько дней – сколько точно, он не знал, первый день или два, а может быть и три, превратились в его памяти в серый и мокрый, как каша, слипшийся комок времени – впервые он обрёл ощущение настоящести происходящего. Теперь у него появилось занятие – слушать.

Язык обозников[17]17
  Описан так называемый Нордрон, общий язык народов Севера, на котором и сейчас на севере Арнора многие говорят. Считается, что он произошёл от смешения Вестрона с языком северных орков и был основным языком Ангмара.


[Закрыть] был очень похож на Западный Всеобщий: предложения строились точно так же и одинаковых слов было десяток на дюжину, вот только произносились эти слова, как будто говорящий держал в зубах суковатую палку, да ещё при этом тяжко маялся насморком. Кое-какие звуки отсутствовали вовсе, зато «р» и «х» было несколько разных видов. Фонси прислушивался и к детям, и к стражникам и скоро стал понимать почти всё сказанное. Не то чтобы там было много чего понимать – стражники в основном беседовали о деньгах, выпивке и женщинах (тут было больше всего незнакомых Фонси слов), а дети пугали друг друга и самих себя рассказами о том, куда и для чего их ведут. Самыми распространёнными были страшилки о том, что их ведут на съедение ужасному чудовищу, и о том, что их всех  заставят крутить на затерянной пустоши огромный мельничный ворот, пока в живых не останется кто-то один, а из этого одного потом сделают великого воина, потому что он здорово поднаберётся силы, вращая ворот. Из разговоров стражников Фонси узнал, что обоз движется на север, и конечная его цель – место под названием Кардунское Зимовье.

Узнав, что обоз и так идёт на север, Фонси даже успокоился. В конце концов, так его не загрызут по дороге дикие звери, и не убьют разбойники.

Он перестал считать дни. Голод и боль во всём теле от спанья на голой земле, мерное позвякивание цепи, плач детей, чёрные холмы на серой завесе неба – всё было одинаково. Даже погода не менялась – холодный туман от озера утром, а днём – или постоянная морось, или редкие дождики.

Несколько раз Фонси видел большеца, ударившего его тогда по голове. Большеца звали Роръхън, он был начальником стражи и сыном старого Кърмахъна, хозяина каравана. Из обрывков разговоров на привалах Фонси узнал, что Кърмахън каждое лето выходит из Кардуна[18]18
  Сейчас этот город называется Кир-Форност, а в старину именовался Карн Дум и был столицей Ангмара.


[Закрыть] и следует вдоль берега, торгуя с какими-то племенами, а потом делает крюк и поздней осенью возвращается в Кардун на зимовье. Детей он, как получалось, тоже покупал по дороге, наравне с прочим товаром. Кърмахън старый и хитрый, говорили про него стражники – он знает, когда и где следует идти, чтобы не наткнуться на таркъров. Каждый год весной Кърмахън и Роръхън вдвоём уходят на разведку и по возвращении знают, где будут кочевать в этот год таркъры и какими тропами лучше всего вести обоз. Что такое таркъры, Фонси не знал.

– Это же таркър? – прозвучал над головой хоббита голос Кърмахъна, и Фонси проснулся. За его спиной, совсем близко, он услышал чьё-то хриплое дыхание.

– Не твоё дело. Может и таркър, – ответил незнакомый, чуть сипловатый и угрожающий голос. – Твоё дело довести его до Кардуна.

– В Кардуне, – раздался третий голос, низкий и гулкий, как будто из бочки говорили, – ты продашь его либо одному из нас, либо тому, кто скажет, что его послали мы двое. И всё, больше тебе ничего знать не надо.

Фонси заворочался и чуть приоткрыл глаза. В отсветах костра он увидел Кърмахъна и двух... нет, всё-таки это были не большецы. Один высокий и тонкий, похожий на хлыст, другой – низкий и широкий, смахивающий на очень высокорослого хоббита, – если хоббита одеть в кожаный доспех с железными клёпками, кожу выкрасить бурой глиной, а во рту вырастить пару клыков толщиной с палец. Оба были клыкастые и длиннорукие, с глазами, сдвинутыми назад к вискам. От обоих неуловимо веяло опасностью. Орки, решил Фонси.

Все трое говорили на северном наречии, но Фонси уже совсем хорошо его понимал.

– Это таркър, – сухо отметил Кърмахън. – Я их иногда беру или покупаю, чаще всего через вторые-третьи руки. Но таркър, которого ко мне посреди ночи притаскивают Кончаг и Кзаг – это не простой таркър. И если его захотят выручить...

Высокий орк шагнул вперёд и схватил хозяина обоза за одежду на груди, так что старик едва устоял на ногах.

– Ты что, не слышал, что Кончат сказал?

– Погоди, Кзаг, – произнёс толстым голосом низкорослый орк. – Объясни ему, пускай он не боится. Никакой погони за твоим обозом не будет, старик.

– Погоня будет за нами, – покивал головой Кзаг, отпуская Кърмахъна. – А пока таркъры гоняются за Кончагом и Кзагом по всей Глухомани, ты спокойно доставишь мальчишку в Кардун.

– А уж мы тебя не обидим. Вознаградим щедро, – заверил Кърмахъна Кончаг.

– Вот, возьми задаток, – Кзаг протянул Кърмахъну какой-то длинный свёрток. – За этот ножик в Кардуне тоже щедро заплатят.

– Только смотри, чтобы тебя с этим ножиком не застукали какие-нибудь уруки, – вставил Кончат. – Продавай только людям и только кому-нибудь издалека.

– Нам пора, – сказал Кзаг. – До встречи на Зимовье, старик.

– До встречи, – буркнул Кърмахън, разворачивая свёрток. Когда Фонси разглядел, что было в свёртке, он чуть не сел от удивления. В руках старика мерцал бледно-голубым светом длинный, чуть расширяющийся посередине кинжал с витой рукояткой. Фонси был уверен, что где-то уже видел этот кинжал.

Хоббит перевернулся на другой бок, как бы во сне, и осторожно посмотрел, кто это так хрипло дышал. Его подозрения оказались справедливыми. Рядом с Фонси на земле, прикованный к цепи следом за хоббитом, лежал мальчик-большец, ещё недавно – или уже очень давно, Фонси сбился со счёта дней – гнавшийся за Фонси с кинжалом по улицам Пустограда.

Торн открыл мутные глаза и посмотрел на Фонси.

– Ешь, – сказал хоббит и сунул мальчику в рот ложку с кашей. – Скоро идти.

В своё время Фонси помогал нянчить маленькую Мирабеллу, а потом маленького Гарри, когда матушка умерла. Так что опыт у него был немалый. Тем более, что парень лежал и не дёргался; не хватал Фонси за волосы и не пытался выковырять глаза. А Исенгар, когда ему было года четыре, ткнул Фонси в лицо вилкой и продырявил любимому братцу верхнюю губу. Нет, большей вёл себя гораздо приличнее.

– Тебя что, не кормили совсем всё это время? – спросил Фонси и зачерпнул, брякая цепью, ещё одну ложку каши. Скоро надо было опять подниматься и идти, а хоббит не знал, сможет ли ходить большей – уж очень тот был слаб.

– Кормили, – неожиданно отозвался мальчик. – Только мало и всё на ходу. Где я?

– Глухомань, – услужливо подсказал Фонси. – По дороге на какую-то Кардунскую зимовку.Это что, невольничий караван?Да.

Торн вскочил на ноги и ожесточённо дёрнул цепь. Цепь не поддавалась, тонкий обруч наручника врезался в кожу. Торн рванулся ещё раз, и ещё. На него начали оглядываться.

– Перестань, – сказал Фонси. – Не сейчас. Сейчас надо поесть. Сам удержишь ложку?

– Не надо мне никакой ложки, половинец! Лучше умереть, чем жить рабом! Клянусь Гламдрингом, я...

– Сиди тихо! – рассердился Фонси. – Стражник идёт!

Стражник действительно подошёл и многозначительно поиграл плёткой. Торн дёрнулся ещё несколько раз, но поняв, что ничего у него не выйдет, злобно покосился на стражника и уселся на землю рядом с Фонси.

– Меня одного притащили? – спросил мальчик.Одного, – ответил Фонси, доедая свою кашу.

– Значит, Лунга и Бера убили... – большец ударил кулаком по земле. – Всё из-за вас, половинцев!.. – он повернулся к Фонси, – ...Ты! ты там был, я тебя видел! Из-за тебя!..

– Что из-за меня? – не понял Фонси. – Я-то тебе что сделал?

Цепь дёрнулась – пора трогаться в путь. Всю дорогу Торн тащился следом за Фонси и рассказывал ему, что это он, Фонси, виноват в его, Торна, теперешнем положении, а также в смерти Лунга и Бера. Из слов мальчика Фонси составил себе примерную картину произошедшего.

Потеряв из виду Фонси, мальчики продолжили погоню за Шельмецом до самых городских ворот, где Шенти юркнул в кусты и исчез – молодец, Шенти! Поглощённые поисками хоббита, молодые большецы не заметили, как на них напали. Перед Торном внезапно оказался толстый приземистый орк – вероятно, Кончат, подумал Фонси – и стукнул мальчика по голове. Следующие несколько дней прошли для Торна, вероятно, как в сплошном лихорадочном бреду: его волокли на себе, перекидывая с плеча на плечо, передавая из рук в руки, время от времени роняя на землю. В сознание он приходил во время дороги редко и ненадолго.

Резкий звук рога донёсся откуда-то из головы обоза, и Торн врезался прямо в спину остановившегося Фонси. Хоббит развернулся и схватил мальчика за плечи.

– Когда мы с Сумбо гонялись по всей норе за котом и разбили матушкину супницу, то батюшка надрал задницу вовсе не коту, а Сумбо и мне, – сказал Фонси, глядя снизу вверх в лицо Торну. – Если твои друзья убиты, в их смерти виноваты только их убийцы, и никто больше. Понял?

– Что ты знаешь об убийцах и убийствах, половинец?

– То, что меня не так давно чуть не застрелили из лука, а потом чуть не закололи кинжалом. – Фонси толкнул Торна ладонями в грудь. – И запомни, я тебе не половинец! – он вытянулся во весь рост, стараясь казаться выше. – Я периан!

Торн отступил на шаг и как-то весь осунулся, ссутулясь и опустив руки. Постояв так, мальчик опустился на землю и закрыл лицо руками. Плечи его задрожали.

– Смотри, вон твой муж, – издевательски сказал сосед Фонси светловолосой девочке. – Такой же плакса, как ты.

Он говорил на северном наречии и не слишком разборчиво – во рту у него недоставало зубов, – но Фонси его понял.

– Кашу мне отдашь, поняла? А то опять побью, и этот толстый увалень тебе не поможет, – дружелюбным голосом сказал мальчишка.

Фонси похолодел. Вот почему он последние пару дней не слышал, чтобы с девочкой говорили грубо. Маленькие поганцы обманули его, зная, что он не понимает языка и может только различить угрозу или презрение в голосе. Но кого это мальчик назвал толстым увальнем? Его, что ли?

Девочка кивнула и опустила голову, так что упавшие волосы закрыли ей лицо.

Фонси не знал, что делать. Заговорить с мальчишкой на северном наречии? И что сказать? Ай-яй-яй, нельзя? Или побить? Но он же ребёнок совсем, хоть и ростом с Фонси.

– Прости, – раздался голос у хоббита за спиной, и Фонси обернулся. Торн смотрел на него красными глазами, но лицо его было сухим. – Меня Торн зовут, а тебя?

– Фонси. Хильдифонс Тук.

– А меня – Араторн, сын Арадора, внук Аргонуи. Прости, что мы тогда погнались за вами, – мальчик усмехнулся. – Мы просто очень испугались.

– А ты прости Шель... Шенти, что он вас напугал. Мы сначала думали просто спрятаться.

– А что этот сказал про меня? Я на их тарабарщине не понимаю.

Фонси передал Торну слова соседа. Молодой большец шагнул вперёд, тронул соседа за плечо и, как только тот обернулся, ударил кулаком в нос. Пока ошеломлённый сосед в слезах утирал брызнувшую кровь, Араторн подошёл к девочке, обнял её одной рукой за плечо, ударил себя кулаком в грудь, а соседу и всем любопытным – посмотреть на то, что происходит, подтянулось человек пять прикованных поближе – этим самым кулаком погрозил.

Бормоча проклятия, сосед попятился, обернулся к подошедшим поглазеть и прикрикнул на них, что смотреть тут не на что.

– Не бойся ничего, – сказал Араторн девочке. – Я беру тебя под свою руку.

Девочка посмотрела на него и в первый раз за всё время улыбнулась.

С появлением в обозе Торна Фонси стало несколько веселее. Торн знал много сказок и былей и охотно рассказывал хоббиту разные случаи из жизни своих предков – вождей полукочевого народа таркъров или Разъезжей Стражи, или, как они называли себя сами, дунедайн. Девочка – она так и продолжала молчать – подсаживалась к ним поближе и тоже слушала – видимо, Западный Всеобщий был ей знаком.

– Так ты говоришь, этот Малбет даже мечам судьбы предсказывал? – сказал Фонси, вытирая рот от каши.

– Да, – кивнул Торн. – Например, меч моего дяди упокоится в могиле великого короля, а меч моего отца сразит древнее чудовище. Жаль только, что прежде того эти мечи уйдут из нашего рода.

– Славно, – кивнул Фонси. – У нас никто никому ничего не предсказывал, разве что матушка, когда жива была, умела здорово предсказать урожай картошки. Или один раз Гэндальф...

– Ты знаешь Гэндальфа? – удивился Торн.

– Знаю, как не знать, – пожал плечами Фонси. – У нас его все знают. Вот помнится, недавно за завтраком...

– Гэндальфа, – перебил Торн. – Старый такой волшебник, в сером плаще.И в шляпе, и с посохом таким корявым. Здорово умеет запускать огненные забавки. А что, бывает какой-то другой Гэндальф?

Араторн ничего не ответил, но посмотрел на Фонси с большим уважением. Хоббит улыбнулся и завёл длинный рассказ о том, как молодой Геронтий Тук впервые повстречался с Гэндальфом Серым.

По ночам теперь было очень холодно. Больших костров Кърмахън разводить не разрешал, и дети жались друг к другу для тепла.

Фонси, как обычно, не мог заснуть и вслушивался в разговор часовых у крохотного костерка. Сейчас там сидел сам Кърмахън и поучительным голосом рассказывал что– то молодому охраннику, делящему с ним первую стражу.

– ...никогда не связывайся ни с Кзагом, ни с Кончагом, и самое главное – никогда не становись у них поперёк дороги. Они служат Гългару Гундабадскому. Я видел их работу года два-три назад.

– А что они наработали, дядя Кърмахън?

– В одной деревне на берегу моря рыбаки выловили что-то из воды. Какую-то таркърскую кудесину, стародавнее колдунство. И давай рядить, куда девать её. Кто-то проболтался об этом деле на Зимовье, и дошло до Гългара. Когда Кзаг и Кончаг туда пришли, то кудесину отобрали сразу, старосте рыбаков выпустили кишки – зачем сам кудесину в Гундабад не отнёс – ну, это всё понятно, это порядок. А вот потом заставили они всю деревню искать в море ещё одну такую же кудесину – с чего уж они решили, что там ещё есть, не ведаю. И за каждую неудачную попытку резали по рыбаку или рыбачке. Извели так полдеревни, плюнули и ушли обратно в Гундабад.

– А с остальными что стало?

– А остальные, если бы не я, передохли бы с голода – мало их осталось, да и все большие лодки им Кзаг перепортил. А я как раз проходил тогда мимо с обозом и имел с собой на продажу мучицы, да ячменя, да сушёной зелени, да солёной оленины, да грибов – я у них на эти припасы скупил всех сироток, сколько было, да ещё несколько вдовиц забесплатно увязались с парнями.

Кърмахън сладко потянулся и зевнул.

– Это был мой лучший год. Сиротки нынче идут в хорошую цену, особенно мальчики. У меня всех взял торговец с юга. Так что учись, Банша, учись. Из всего можно извлечь хороший навар, так что всем будет хорошо. Сироткам хорошо – они с голоду не померли, а то – кто этих скрефенов знает – и в суп не попали. Скрефенам-рыбакам хорошо – не пришлось им ни с голода помирать, ни своих сироток кушать. Вдовицам хорошо – ну, ты мужик молодой, сам знаешь, как это бывает. И нам с парнями хорошо – я в том году два обоза сводил, очень славно приподнялся, и у парней двойное жалованье.

Хозяин обоза пустился в длинные, и, скорее всего, весьма поучительные рассуждения о том, что, где и как можно продать или обменять повыгоднее. Фонси больше не прислушивался. Он лежал, чувствуя спиной тёплую спину Торна, и смотрел в темноту, и в голове его продолжали звучать слова «скупил всех сироток, сколько было», сказанные спокойным, чуть хвастливым голосом, как будто братец Грим хвалился удачно прикупленным пони.

– Знаешь, почему мы плетёмся, огибая каждый холм? – спросил Торн, спотыкаясь и хватаясь за Фонси, чтобы не упасть, и тут же сам себе ответил. – А для того, чтобы нас не заметили. Если бы мы поднимались на холмы, нас было бы видно – небо-то светлое. Мой отец и дядя...

– Я боюсь тебя огорчить, – пропыхтел Фонси, – но твой отец и дядя гонятся сейчас за Кзагом и Кончагом по ложному следу. Мы следов оставляем – будь здоров; если бы за нами была погоня, нас уже давно бы догнали.

Дорога, по которой тащился обоз, огибала высокий холм – ещё совсем недавно Фонси назвал бы такой холм горой. Справа от дороги был крутой обрыв вниз, в заросший овраг; слева возвышался каменистый склон холма. Время близилось к привалу.

– Вот увидишь, половинец, вот увидишь, – Торн прибавил шагу, – нас освободят со дня на день. Ты даже последний жирок не успеешь растрясти – когда я тебя видел в Аннуминасе, ты был куда потолще!

– Я не половинец, – по привычке гордо заявил Фонси, – я периан. А похудел я и вправду безобразно – он на ходу охлопал себя по бокам, и вдруг его рука наткнулась на что-то твёрдое.

– Вот оказия, – вслух удивился хоббит, – что это у меня в кармане?

– Где? – спросил Торн.

– В кармане, – сказал Фонси.

– А что это такое?

– Ты что, карманов никогда не видел? – удивился хоббит и вдруг вспомнил, что действительно, ни у кого в Глухомани – ни у самого Торна, ни у Кърмахъна с Роръхъном, ни у охраны в обозе – карманов на одежде не было. Всё своё добро они носили в привязанных к поясу или висящих на шее мешочках, кошелях и кисетах. – А ведь и правда...

Хоббит запустил руку в карман – это был внутренний потайной карман жилета – и нащупал там плоский кожаный чехольчик.

– Араторн, сын Арадора, – изрёк Фонси. – Если даже нас и не освободят твои соплеменники, мы убежим сами, в ближайшее же удобное время.

– Молодец, Фонси! – Торн хлопнул хоббита по плечу. – Вот так и надо себя держать в плену.

Они замолчали и прошли с полсотни шагов молча, потом Торн сказал:

– Только я без неё никуда не побегу. Она из моего народа, она под моей защитой. Скверным я вырасту вождём, если брошу её.

– Я понимаю, – кивнул Фонси. – Если ты сын правителя, с тебя и спросу больше всех, за всех тебе отдуваться приходится, если что не так.

– Правильно говоришь, периан, откуда столько знаешь?

– Всё-то тебе расскажи, дунадан. Много будешь знать, скоро состаришься.

Спереди раздались крики, свист и ещё какой-то шум. Дети прошли ещё шага два-три и остановились в растерянности. Охранники-замыкающие – Роръхън и Банша – соскочили со своих лошадёнок, настороженно озираясь. Мимо вереницы детей проскакал один из обозных мулов, со звоном и грохотом рассыпая по дороге колья для палаток, котелки и прочую навьюченную на него утварь, включая топор и две лопаты. Крики впереди стали ещё громче.

«Ну, сейчас как раз самое время», – решил Фонси, вытаскивая из кармана чехол, а из чехла – подарок гномов, и потянул за цепь, соединяющую его с Торном. Мальчик дёрнулся и удивлённо посмотрел на хоббита.

«Рзы!» – сказал напильник, – «взы! Рррзы-взы!» Звено цепи, соединявшее наручник дунадана с общей цепью, лопнуло, и Торн шатнулся назад, свободный.

Фонси перехватил напильник поудобнее, и – рзы-взы! рзы-взы! – освободился и сам. Сосед Фонси взглянул хоббиту в глаза и умоляюще протянул ему руку.

Рзы-взы! рзы-взы! – спасибо, Дори! рзы-взы! рзы-взы! – спасибо, Нори! рзы-взы! рзы-взы! – спасибо, Ори! – дети столпились вокруг Фонси, путаясь в цепи, толкая друг друга, и хоббит пилил и пилил звенья, стараясь не задеть рук, промахивался и попадал детям по запястьям, они вскрикивали, но терпели. Фонси сосредоточился на этой работе так, что не заметил, как оставшиеся скованными маленькие большецы отшатнулись от него.

– Ты что это делаешь, подонок? – на Западном всеобщем осведомился Роръхън, надвигаясь на хоббита. – Ты что делаешь?

– Цепи ваши поганые пилю, – честно ответил Фонси, быстро пряча на место напильник и оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь тяжёлого.

– Иди сюда! – велел Роръхън, подходя ещё ближе.

Фонси наклонился и поднял с земли лопату. Это была средних размеров большецовая лопата: для Фонси – чуть поменьше заступа.

– Не подходи, – сказал хоббит.

– Зачем ты лопатку-то схватил, маленький? – ухмыльнулся большей, видимо, не забывший, как огрел Фонси его же собственным батогом. – Могилку себе собрался копать?

– Могу копать, – Фонси посмотрел на Роръхъна исподлобья, – могу не копать.

В этот миг Роръхън внезапно понял, что перед ним не тот румяный толстый мальчишка с какими-то странными ступнями, что повстречался ему тогда в Глухомани. Вместо мальчишки перед ним с лопатой в руках стоял очень маленький, но тем не менее явно взрослый мужик, смотрящий твёрдо, спокойно и оживлённо-готово. Коренастый, с широкими плечами землекопа. Опасный.

Но понял это Роръхън слишком поздно. Фонси не стал применять ни один из приёмов батожного боя, завоевавших ему в своё время первое место на ярмарке в Хоббитоне. В руках хоббита был не батог, а лопата, и Фонси всадил эту лопату в дорожную грязь, как втыкал когда-то свой заступ в добрую ширскую землицу – вскапывая ли огород, соревнуясь ли в скоростном рытье. А что по дороге попалась обутая в мягкий кожаный сапог нога – до того ни заступу, ни Фонси дела не было.

Роръхън, взвыв, упал на одно колено, что было и совсем уже для него печально, – тем самым он поставил себя на один уровень с Фонси. Второй удар большей получил по всем батожным правилам – хоббит перехватил лопату и лезвием плашмя закатил Роръхъну такую оплеуху, какую не то что Геронтий Тук, но навряд ли и сам Бандобрас когда-либо кому-либо закатывал. Большец повалился лицом наземь. Добивать его тычком вниз – такой удар всегда обозначался по упавшему противнику, но никогда не доводился до цели – у Фонси не поднялась рука. «А надо бы», – подумал хоббит, перепрыгивая через поверженное тело и с лопатою наперевес устремляясь туда, где Торн отчаянно отбивался от Банши, – «лопата хорошая, острая, в самый раз корни подрубать».

Увидев скорую расправу над товарищем, Банша отшвырнул Торна в сторону. Торн упал мягко, прокатился по земле и оказался рядом с поверженным Роръхъном. А Банша метнулся к своей лошади, схватил висевший у её седла боевой топор и кинулся на Фонси. Хоббит попятился, защищаясь лопатой, но первый же удар топора разрубил черен лопаты напополам.

Второго не случилось. Фонси почувствовал, как что-то взъерошило ему волосы, и Банша тут же сделал удивлённое лицо, выронил топор и печально посмотрел на торчащее из груди оперение стрелы, прошившей его насквозь. Потом упал и не двигался больше.

– Отличный выстрел, Элладан! – послышался голос Торна. Обернувшись, Фонси увидел мальчика, присевшего на корточки у тела Роръхъна и снимающего у того с пояса свой кинжал. Из Роръхъна тоже торчала стрела – видно, он успел встать.

– Выстрел действительно был сносный, – ответил другой голос, и Фонси увидел приближающегося к ним высокорослого молодого болыпеца – или не болыпеца? – в блестящей кольчуге и шлеме. – Только я Элрохир.

А за большецом бежали, перепрыгивая через телеги и тела обозников, другие большецы, не похожие на него, но очень похожие на Торна, и глаза их светились свирепою радостью; а в руках их сверкали светлые мечи, запятнанные яркой, блестящей кровью. И Торн, вскочив на ноги, бросился им навстречу; и они смеялись, и плакали вместе с ним, и обнимали, и целовали его, и хлопали его по спине и плечам, и вновь и вновь заверяли его, что малая дружина дома Элронда не оставляет своих в беде. А стоящему в стороне Фонси было и радостно, и грустно.

Впрочем, ни грустить, ни радоваться времени не было – нужно было присматривать за детьми, перепуганными до полусмерти. Все они, даже бывший сосед Фонси по цепи, битый Торном за приставания к девочке, бросились к Фонси, ища у него защиты.

Хоббит засмеялся. Какие же они на самом деле маленькие – по-большецки, верно, им и десятка не стукнуло, а это значит, они как хоббитские пятнадцатилетние дети. И дикие совсем. Ещё вчера они казались угрюмой и озлобленной стаей чужаков, а теперь стали снова детьми.

– Тише, тише, – повторял хоббит на северном наречии. – Вас никто не обидит. Никто не обидит. Давайте-ка сюда руки, и отпилим эту треклятую цепь.

Меж тем Элрохир решил призвать отряд к порядку.

– Брегалад! Остохэр! Воронгил! – странный был у начальника голос, высокий и звонкий, но в то же время повелительный и грозный. – Припасы разобрать, к варке обеда приступить! Дети голодные!

– Есть, командир! – вразнобой ответили три большеца и бодро потрусили, подхватывая на ходу лежащие на земле топоры, на полянку – на этой полянке покойник Кърмахън и собирался устроить привал.

Был вечер, близилась ночь, и обоз отдыхал. Отдыхали животные, в том числе и развьюченный, почищенный и приласканный хозяином Горошек. Отдыхали дети, наконец-то снятые с цепи и сытно накормленные из обозничьих припасов. Отдыхали от суровой своей жизни, полной лишений и опасностей, и сами обозники, заботливо уложенные рядком: голова одного возле ног другого, чтобы помещались лучше. Всего их было девятнадцать – девять стражников, считая Роръхъна, и десять обозников, считая Кърмахъна. Марвегил и Итильмир – Фонси успел перезнакомиться со всеми десятью большецами – закидывали землёй и камнями их неглубокую могилу чуть в стороне от полянки, там, где начинался овраг. Снятое с тел оружие и ценности лежали в куче неподалёку.

Если считать Элрохира, то большецов было не десять, а одиннадцать, но Элрохир, оказывается, был не просто большей, а самый настоящий эльф из Последнего Уютного Дома.

Торн спал, во сне обнимая спасённую им девочку, тоже спящую – она отказалась отходить от него далеко и даже прошептала что-то ему на ухо. Фонси смотрел на них с улыбкой.

Кое-кто из воинов тоже ложился спать, устраиваясь подле догорающего костра. В стороне Элрохир о чём– то, кажется, спорил с одним из своих людей, который то и дело указывал рукой в сторону той телеги, где, укрытые обозничьими одеялами, спали освобождённые дети. Фонси подошёл поближе.

– Но что же с ними ещё делать? – недоумевающе говорил большец. – Орки же!