Текст книги "Край без Короля или Могу копать, могу не копать"

Автор книги: Вадим Барановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Белладонна застыла на месте, не донеся лопату до земли. Лицо её так стремительно побледнело, что Фонси даже испугался, что она сейчас лишится чувств.

– Ты что, сестрёнка?

– Так они что, не хотели убивать тебя?

– Да нет, что ты. Хотели, ещё как, и убили бы непременно. Ещё бы и помучили перед тем, как убивать. Кзаг и Кончаг были самые страшные головорезы на всём севере, я даже представить себе не могу, сколько у них убитых на совести, и сколько ещё было бы. Ты не только меня спасла, Белладонна. Ты спасла ещё много людей. И орков тоже.

Белладонна часто заморгала, чтобы прогнать выступившие слёзы, благодарно кивнула Фонси и снова принялась копать.

Какое-то время брат с сестрой работали молча, и Фонси вспоминал, как странно и страшно было путешествовать в обществе двух орков.

– Скажи мне, Белладонна, а ты знаешь, что такое ядовитая красавка?

Белладонна перестала копать и на мгновение задумалась, опершись на лопату.

– Кустарник такой, с ядовитыми ягодами, по-эльфийски бэйнбренниль. Растёт у воды и там, где в почве известняка много. В Белых Холмах в Шире, например. А ещё так меня называет... один мой знакомый... – лицо девушки чуть порозовело.

– Как?

– Бэйнбренниль, – улыбнулась Белладонна, – так моё имя переводится на эльфийский. А почему вдруг ты спросил?

– А Кзагу, – Фонси указал за плечо большим пальцем, – один старый колдун смерть предсказал от ядовитой красавки. Он всё отравы боялся.

– Ох... – Белладонна снова принялась за работу, – значит, это судьба была у него такая?

– Значит, судьба, – кивнул Фонси, – если бы не судьба, ты бы его одной стрелой наповал не уложила.

– Фонси, – спросила девушка после ещё нескольких взмахов лопаты, – а этот, другой, который...Кончаг?

– Да. Который пониже. Почему он не убежал? Почему он сам себя зарезал?

– Орки, – подумав, сказал Фонси, – плохо умеют переживать радость и горе. Если у них сильное какое-то чувство, им нужна боль.[54]54
  Это одно из объяснений специфики поведения орков, о которой мы знаем из исторических источников, например, из «Падения властелина колец и возвращения Короля». Также эта теория объясняет быстрое размножение орков при сильной власти: если правитель создаёт способы сброса агрессии,– например, ставит провинившихся на перекрёстках, чтобы с ними любой мог подраться – уменьшается частота вымещения агрессии на детях, и за счёт этого падает детская смертность.


[Закрыть] Чужая или своя. Вот Кончаг вместо того, чтобы расплакаться, нож в себя и всадил.

Белладонна судорожно вздохнула и закрыла глаза.

– Фонси, – сказала она, помолчав, – а когда ты ел последний раз?

– Ой, я и не помню, – ответил Фонси, – но кажется, что очень давно.Тогда, может быть, этой глубины хватит?

– Хватит, я думаю, – сказал Фонси, посмотрев на получившуюся у них яму, – места им тут будет достаточно. Я сейчас позову дядю Гэндальфа, мы с ним их сюда перенесём. Не надо тебе на них лишний раз смотреть. А там уже вон костерок развели.

...Над походным котелком поднимался пар. Лилия достала из сумки несколько чёрствых лепёшек и мешочек с орехами. Когда она передавала половину разломленной лепёшки Фонси, тот взял её за руку и отпустил не сразу. Девушка не стала отнимать руку, лишь взглянула на Фонси строго и укоризненно, как смотрела когда-то давно, в самом начале их знакомства.

– Лепёшки из Карн Дума, – сказал Гэндальф, оглаживая бороду, – орехи из Быкосмила, а вот чай мы сберегли. Чай из самого Шира, только это последний.

Он протянул Фонси тонкую деревянную чашку, Фонси зачерпнул из котелка и вдохнул хорошо знакомый, родной запах крепкого чая.

– Мммм, как я давно чая не пил, – сказал хоббит и посмотрел на Лилию. Та улыбнулась и отвела глаза.

– Фонси, – спросила вдруг Белладонна, – а Гундабад отсюда видно?

– Должно быть видно, – Фонси на мгновение задумался, вспоминая свои прогулки по волшебному шару, – да, вон там, на северо-востоке отсюда. Вон, смотри, откуда дым поднимается...

– Дым? – спросил Гэндальф и поднялся на ноги.

Над виднеющейся вдалеке вершиной горы Гундабад тонкой струйкой вился дым.

– Странно, – сказал волшебник, – когда мы проходили мимо Гундабада, плавильни ещё не работали.

– Это дым не из плавилен, а оттуда, где должна быть башня Гългара... – бледнея, произнёс Фонси, – она выдаётся... выдавалась наружу из горы.

– Смотрите! – воскликнула Белладонна, указывая рукой куда-то чуть левее вершины Гундабада.

Какая-то птица описывала над горой медленные круги, то взлетая кверху, то ныряя вниз, подобно большой ласточке. Очень большой ласточке. Фонси попытался представить, каких размеров должна быть эта птица – и не поверил сам себе.

– Что это? – спросила Лилия.

– Гм. Хгхм, – прокашлялся Гэндальф, – мне кажется, что это... дракон.

– Дракон? – Белладонна даже подпрыгнула.

– Дракон, – кивнул Фонси, – это дракон Смог, союзник Гългара...

– Смог? – волшебник развернулся к Фонси и опустился на одно колено, чтобы быть с хоббитом вровень. – Откуда ты знаешь?

– Гългар говорил, – сказал Фонси, – он письма ему посылал. Дракон должен был на закате дня весеннего равноденствия напасть на Уютный Дом. А орки в Ривенделл шли, чтобы на выходах из долины стать, и всех, кто от дракона побежит, перехватывать.

– Старая орчья уловка[55]55
  Подобную тактику применили в древности орки при взятии эльфийского города Гондолина.


[Закрыть]... – нахмурился Гэндальф, – а как ты об этом узнал? И почему он прилетел не в Ривенделл, а в Гундабад?

– Мне Гългар рассказал, – Фонси присел на камень и обхватил ладонями голову, – он меня от клещовицы излечил и при себе держал, хотел меня ширским дурбагом назначить. А я...

– Что? – Гэндальф ободряюще положил руку хоббиту на плечо. Фонси вздохнул.

– Я взял золотую плашку, на которой было написано письмо дракону. И выцарапал напильником вместо «Грозный Смог» – «Грязный Снага», а «снага» – это такая у орков обидная кличка. Я думал, что Смог обидится и не полетит никуда, а он...

Фонси ещё крепче стиснул голову.

– Я не хотел, – еле слышно произнёс он, – не хотел.

Гэндальф наклонился к Фонси.

– Драгоценный мой Тук, – сказал волшебник, – я хорошо понимаю, почему ты огорчаешься. Но подумай о том, что ты спас не только Ривенделл – ты, скорее всего, спас и Шир...

– Я знаю, дядя Гэндальф, – пробормотал Фонси, – я знаю. Но всё равно... тётка Хавага никого не собиралась убивать, а она, наверное, тоже сгорела...

– Дядя Гэндальф, – спросила Белладонна, – а куда дракон полетел?

– Самое главное, дитя моё, чтобы не сюда, – ответил ей волшебник, – а судя по направлению, он полетел назад в своё логово, далеко на востоке отсюда.

Лилия присела рядом с Фонси на корточки и взяла его за руку, заставив перестать сжимать виски. Её тёплые ладони крепко сжали ладонь Фонси, и когда молодой хоббит встретился с ней взглядом, Лилия не отвела глаз. И только Фонси открыл рот, чтобы сказать Лилии, что он её любит и очень по ней соскучился, как Заливай громко залаял, и девушка беспокойно обернулась.

– Кто-то идёт, – сказала она.

Со стороны леса послышалось ржание пони.

– Кто это может быть? – спросил Фонси, поднимаясь на ноги. – Я думал, тут с лошадьми никого, кроме нас, нет.

– Кто идёт? – крикнул волшебник.

– Свои, вашество! – отозвался смутно знакомый голос. – Старейшина Вультуш ребят в разведку отправил, а я с ними махнул, олифан его жри!

– Гуго? – отвлеклась от своих раздумий Белладонна.

– Какой Гуго? – потряс головой Фонси.

Из леса на склон холма выехал на вороном пони крепкий хоббит, которого Фонси явно где-то видел. На северной заставе? Или, может быть, раньше...

Следом за ним быстрым шагом шли семеро вооружённых копьями риворов.

– Да Гуго Кучкорой же, – сказала Белладонна, – помнишь, который ухаживал за Герберой Тук, дочкой Лонго? Ты сам попросил Грима, чтобы тот позаботился о нём и о Гербере. А Грим сказал мне, и я позвала Герберу к себе в горничные, а когда мы решили тебя искать, они оба пошли с нами.

– А Лонго ты заодно не прихватила? – присвистнул Фонси. – А Бунго Бэггинса?

Лилия вдруг хихикнула.

– Нет, только Шенти Северян-Тука, – прикусив губу, чтобы не рассмеяться в голос, сказала она.

Белладонна возмущённо развернулась и уперла руки в бока, сурово наклонив лоб.

– Вот уж кого я точно с нами не звала!.. – начала было она, но тут Гуго и риворы уже приблизились, и Гуго соскочил с пони. Он подошёл к хоббитам и Гэндальфу, а риворы остались стоять кучкой чуть поодаль.

– Вашество, – поздоровался он с Гэндальфом, – госпожа Тук, госпожа Чистолап.

Стригаль посмотрел на Фонси и широко, приветливо улыбнулся.

– Э, господин Тук! – сказал Гуго, качая лохматой головой. – Ну, ты нас и погонял по этой, олифан её жри, Глухомани. Хорошо ещё, что живой остался, не сгинул.

– Я и сам так думаю, – ответил Фонси и протянул Гуго руку.

– А где Гербера? – сдвинув брови, спросила Лилия. – Ты её оставил одну?

Гуго выпустил руку Фонси и вежливо кивнул Лилии.

– Так она, госпожа Чистолап, и сама не поехала, олифан... – метнув на Лилию опасливый взгляд, про олифана Гуго решил не договаривать, – у неё уже подружки из местных появились. Ничего с ней, Герберой, не сделается, честное слово...

– Мы хотели бы перемолвиться с тобой парой слов, Ветайрих, – сказал подошедший Хизмай, – но только с тобой.

Фонси оглянулся на Гэндальфа, Белладонну и Лилию, пожал плечами и подошёл туда, где стояли, опираясь на копья, риворы.

– Ветайрих, – обратился к Фонси незнакомый высокий ривор, и прежде чем Фонси успел сказать, что он не Ветер, продолжил, – хоббиты послали нас узнать, не будет ли у тебя для них каких-либо повелений.

– Что прикажет могучий богатырь? – добавил ещё один ривор, про которого Фонси смутно вспомнилось, что он, вроде бы, внук старика Амая.

Фонси вздохнул.

Риворы стояли перед ним полукругом, напряжённо ожидая ответа. Хизмай зачем-то оглянулся на соплеменников.

– Ветерих Ток, – сказал Фонси, – передаёт достопочтенным риворширским хоббитам привет и поклон. Ветерих Ток покинул Средиземье и отправился в царство мёртвых, как и положено старинному богатырю.

– Но, Ветайрих... – начал было Торизмуш, но Фонси перебил его.

– Я не Ветерих! Я не водил в бой лучников, но я в одиночку прошёл от Пустограда до страны холмов. Я не прогонял ангмарцев из Шира, но я освободил невольников из обоза. Я не резал голов большецам, но я обыграл в загадки старика Хийси! Я – Хильдифонс Тук из Тукборо, строитель и землекоп!

Фонси перевёл дыхание. Тогда, на уступе под откосом, он чуть не позволил Ветеру задавить себя и теперь, отводя душу, почти кричал, надвигаясь на семерых вооружённых риворов, которые так полукругом и отступали перед ним.

Он широко расправил плечи и выпрямил спину, и упрямо, по-туковски, набычил лоб. Каждый из риворов был выше его на полголовы, но сейчас ширский хоббит казался рослее их.

– Нету больше Ветериха, и каждый, кто скажет, что он Ветерих, будет обманщиком и самозванцем! А я – Хильдифонс! Фонси! Хоньша, по-северному! Понимаете?! Я не герой и не убийца, я люблю копать норы, и рассказывать смешные сказки, и петь песни, и вкусно есть! А больше всего на свете я люблю вон ту девушку, Лилию! Поняли?! А хоббитам вашим передайте, чтобы они не искали больше Ветериха, а управлялись бы сами, как и раньше. И никого не спрашивали!

Послышался топот, и между Фонси и риворами неожиданно вырос Заливай. Могучий ку-шет ощетинился и зарычал на риворов.

– Всё хорошо, Заливай, – Фонси потрепал пса по холке, успокаивая. – Это свои. Свои.

– Ветайриха боятся собаки, – кивнул Амаев внук, – это Хильдейфонс.

– Дай я тебя обниму, Хильдейфонс! – воскликнул Хунрай, бросая наземь копьё.

– А что тут произошло? – спросил другой незнакомый ривор, указывая в сторону обрыва. – Тут же раньше большая глыба лежала.

– Я под неё подкоп сделал, – сказал Фонси, освобождаясь от объятий Хунрая и Хизмая, которые всё ещё хлопали его по плечам, – и она упала.

– А предупредить эльфов в Ривенделле? – спросил Торизмуш. – Ты ведь собирался...

– Уже не надо, – вздохнул Фонси, – уже незачем.

– Землекоп... – уважительно покивал головой внук Амая.Землекоп, – согласился с ним Хунрай.

– Меня всё ещё примут как гостя в Кинейсмиле? – спросил Фонси. – Даже если со мной не будет Ветера?

– Ты, Хильдейфонс, всегда желанный гость в Кинейсмиле, – сказал Торизмуш.

– И в Сарнисмиле тоже, – добавил незнакомый ривор.

– Тогда вы идите, – сказал Фонси, указывая туда, где Гуго помогал Гэндальфу закинуть чересседельные сумки на спину серого пони, а Белладонна снимала тетиву с лука, – а мне нужно ещё кое с кем поговорить.

Хоббит развернулся и быстрыми шагами направился туда, где стояла, беспокойно смотря на него, Лилия. В голове стучала кровь – не то от беседы с риворами, не то от снявшего усталость эльфийского мёда.

Фонси остановился напротив Лилии, и на этот раз она встретила его взгляд прямо, сверкнула сталью – в этом освещении её глаза казались почти серыми.

– Ты тоже думаешь, что я – не я, а кто-то другой? – спросил Фонси. – Кто-то чужой и страшный? Меня все, стоило мне уехать из Тукборо, постоянно принимают за кого-то другого, и вот теперь ты?

– Я не принимаю тебя за кого-то другого, – спокойно ответила Лилия, – я знаю, что ты кто-то другой. Надеюсь, что не чужой, но страшный.

Фонси так и застыл на месте, даже приоткрыв рот от изумления и возмущения. Как Лилия могла узнать про Ветера и почему она считает, что Ветер победил?

– Нет. Это я. Это действительно я, – заговорил он, – хочешь, я расскажу тебе что-нибудь, что знаем только мы с тобой?

Лилия удивлённо приподняла брови.

– Я не имею в виду, что ты оборотень, или что в тебя вселился злой дух, – сказала она, – это было бы нелепо. Я говорю о том, что я не видела тебя больше полугола, и всё это время ты провёл, странствуя в Глухомани, убивая троллей, сражаясь с орками и совершая прочие великие подвиги. А я...

– Да не совершал я никаких подвигов!

– А я сама достаточно странствовала в Глухомани, – спокойно продолжила девушка, – чтобы понимать, что Глухомань меняет всех. Ты уже совсем не тот хоббит, в которого я когда-то влюбилась.

Фонси почувствовал, как всё его тело тяжелеет, и сел на камень, опустив голову.

– А ты, – спросил он, – та же самая?

– Никто не тот же самый, – Лилия села на другой камень, напротив, – когда мы только выехали, Белладонна даже голубя не могла заставить себя подстрелить, а сегодня...

– Ей очень тяжело от того, что она сделала сегодня! – вскинул голову Фонси.

– Я знаю, – ответила Лилия, – и она спасла тебя. Но она всё равно стала другой.

Девушка вздохнула и опустила глаза.

– Гуго и Гербера были такие влюблённые, – продолжила она, – а им хватило тридцати пяти дней, чтобы рассориться, и теперь они видеть друг друга не могут... Шенти был весёлый, непоседливый и смешной, а в Кардуне убил на поединке большеца и даже глазом не моргнул. Да и я сама... я сама изменилась. Я натравила Заливая на этого второго орка, а я видела, что может сделать Заливай. И самое страшное, что я не подумала о том, что и Заливая могут убить. Я боюсь и тебя, и себя, Фонси. Я не знаю, кем мы стали.

Лилия смотрела на Фонси, и в её взгляде, несмотря на её слова, больше не было страха, а только боль и усталость.

– Когда я шёл на север, – тихо сказал Фонси, – я повстречался с духом, старинным духом моего родича, Ветериха Тока. Здешние жители, риворы – потомки его друзей. Но это неважно. Важно то, что он захотел отобрать у меня мое тело, а меня стереть, как будто меня и не было.

Лилия застыла, не дыша.

– И единственное, что меня спасло – это ты. То, что я тебя люблю. Я зацепился за это, как за край пропасти, и удержался. Так что я знаю, кто я. Помнишь, когда мы только начали видеться, я первый сказал тебе, что люблю, а ты не могла мне ответить ещё месяца два?

– Шестьдесят четыре дня, – выдохнула Лилия, – мне надо было точно убедиться. Узнать тебя...

– Давай снова? – улыбнулся Фонси. – Нам же не в первый раз. Как будто я тебе вот только сейчас сказал, что люблю, и мгновенного ответа не жду. Лилия Чистолап, – Фонси встал и выпрямился, – я люблю тебя. Я ушёл искать для тебя сильмарил, – Фонси пошарил в жилетном кармане и вытащил прозрачный шестигранный хрусталец, подобранный когда-то в Пустограде, – но нашёл только вот. Ты уж не обижайся.

– Глупый какой, – выдохнула девушка, поднялась на ноги, шагнула вперёд и прижалась к груди хоббита. И так и осталась, прильнув к нему, а Фонси гладил её спину и волосы одной рукой, а другой рукой обнимал, но хрусталец выбросить было жалко, а положить некуда, так что он действительно чувствовал себя дурак дураком, зато самым счастливым дураком на всём белом свете.

...В первый раз за многие месяцы Фонси сидел верхом на пони – Белладонна настояла, чтобы Фонси и Лилия ехали на её Репке, а сама переместилась к Гэндальфу, едущему во главе. Рядом с Репкой трусил чуть уступающий ей в росте Заливай, впереди ехал на своей Бузине Гуго Кучкорой, а по бокам, то забегая вперёд, то отставая, легко бежали семеро риворширских охотников.

Фонси держал одной рукой поводья, а другой обнимал прильнувшую к нему девушку.

– А Шенти мы встретили в Уютном Доме, – говорила Лилия, – и, честное слово, без него было бы спокойнее. Он из кожи вон лез, чтобы понравиться Белладонне, два раза чуть не затеял драку с какими-то глухоманскими прохожими, храбрость показывал. Я после этого вздохнуть спокойно не могла, всё ждала, что он ещё выкинет. А тут ещё Гуго!

– А что Гуго? – спросил Фонси.

– Все эти выходки Белладонне понравиться, конечно, не могли, – Лилия кивнула в сторону Белладонны, – а вот Гербера очень ими впечатлялась и всё хвалила Шенти, какой он смелый. Уххх! – Лилию даже передёрнуло, и Фонси обнял её покрепче, чтобы она не упала с пони.

– И Гуго начал из ревности то подражать Шенти, то наоборот, пытался задирать его. И стало ещё хуже, даже вечером у костра стало неуютно...

Лилия замолчала, прижавшись к груди Фонси.

– А что случилось в Кардуне? – спросил хоббит через некоторое время.

– В Кардуне было страшно, – поёжилась Лилия, – я никогда так много большого народа сразу не видела. И все шумные, все злые... и говорят, как будто с набитым ртом, я с трудом их разбирала. Мы к тому времени уже расстались с Элладаном и Элрохиром, они сказали, что с ними в Кардуне будет только опаснее. Гэндальф стал как будто чужой совсем – растрепал бороду, ходил ссутулившись, говорил резко и хрипло, и от этого становилось ещё страшнее. И Шенти тоже стал держаться, как кардунец. А потом один большец как-то мерзко пошутил про Белладонну, я даже не поняла, в чём там была суть, но Шенти понял и вызвал его на поединок, на виду у всех. Большец сначала смеялся, а потом перестал и сказал, что он лучше наймёт поединщика.

– Потому что если бы он убил Шельмеца, над ним бы смеялся весь Кардун, – подхватил Фонси, – а если бы Шельмец его убил, то и весь Север.

– Да, Гэндальф так и сказал, – согласилась Лилия, – и большец стал искать поединщика ростом поменьше и нашёл этого... Сорковку? Сартыкву?

– Сосрыкву, – поправил Фонси.

– Без разницы, – отмахнулась девушка, – а тот, как узнал, что Шенти твой родственник из Шира, то отказался драться с ним, и наоборот, предложил Шенти, что за него подерётся с большецом. Но Шенти уже окончательно скардунился и убил большеца сам. Правда, тот успел стукнуть его по голове, так что с нами Шенти не поехал, остался у Сое... у этого странного гнома, лечиться. Я, конечно, очень злая, – вздохнула Лилия, – но я обрадовалась, что он остался.

– Шенти неплохой парень, – задумчиво произнёс Фонси, припоминая произошедшее в Пустограде, – но его иногда заносит.

Лилия кивнула.

Они подъехали к развилке двух троп: одна из них вела в Кинейсмил, и там среди деревьев уже виднелись похожие на корзинки хижины.

– Э-эй! – крикнул Хизмай. – Мы пойдём предупредим хоббитов, что Хильдейфонс вернулся!

Риворы свернули с тропы и побежали в Кинейсмил, вскоре пропав из виду за деревьями.

Гэндальф придержал лошадь и полуобернулся в седле.

– Милые мои хоббиты, – сказал он, – вы поезжайте в Кинейсмил, а у меня есть дела в Кардуне.

Он подхватил Белладонну под мышки и опустил её на землю.

– То есть как это, дядя Гэндальф!? – возмутилась Белладонна. – Какие дела?

– Не волнуйся, дитя моё, – ободрил её старый волшебник, – я вернусь дней через восемь-десять. Мне нужно поговорить с Гернотом и послать кое-кому весточку насчёт дракона. Да и мастеру Северян-Туку я обещал за ним приехать после того, как мы найдём Фонси.

Белладонна, Лилия и Гуго одновременно тяжело вздохнули.

– Ожерелье моё не забудь забрать у Гернота, дядя Гэндальф! – наказала волшебнику Белладонна, садясь верхом на Заливая.

– Заберу непременно. Фонси, мальчик мой, Лилия, Гуго, счастливо оставаться! Увидимся через десять дней!

Гэндальф пустил лошадь рысью и вскоре тоже исчез из вида. Хоббиты долго смотрели ему вслед.

– Какой это Гернот? – спросил Фонси. – Торговец с востока, что ли?

– Этот Гернот, – охотно ответила Белладонна, – обещал нам, что вытащит тебя из Гундабада, если ему дадут хорошую цену. Я думала, что всё серебро придётся отдать, которое мне для тебя братья собрали, но он попросил моё жемчужное ожерелье.

– А потом, бродяга косоглазый, пришёл и сказал, что ты, господин Тук, исчез с треском и блеском у него на глазах, а ожерелье, олифан его жри, так и не отдал,[56]56
  По всей видимости, Гуго оказался прав. Существует портрет жены (уже к тому времени бургомистра) Гернота, на котором она изображена в ожерелье из морского жемчуга, который в Эсгароте крайне редок даже сейчас.


[Закрыть] – хмыкнул Гуго.Ничего, – сказала Белладонна, – отдаст, когда дядя Гэндальф его вежливо попросит.

Фонси посмотрел в сторону Кинейсмила и тряхнул поводьями.

– Я очень устал, – пожаловался он, – давайте поедем уже домой.

И они поехали в Кинейсмил, и никто даже не подумал возразить Фонси, что дом всё-таки не там.

Фонси потянулся и перевернулся с боку на бок. Пахло мехом, сухими травами и жареной рыбой.

Хоббит сел, протирая глаза. Лежащий рядом Заливай тоже заворочался, приподнял заднюю часть тела и шумно зевнул, показывая длинные клыки и изящную розовую завитушку языка.

Фонси погладил собаку и поднялся на ноги. Сквозь дверной полог хижины внутрь пробивался золотой закатный свет, но Фонси чувствовал себя отдохнувшим и выспавшимся. Он отодвинул полог и вышел наружу.

– Ну ты и соня, брат! – помахала ему рукой Белладонна, прервав разговор с какой-то сурового вида пожилой риворкой.

«Белладонна, поди, без всякого Ветера местную речь подхватила, она такая», – подумал Фонси.

– А что, неужели уже завтра? – спросил он, подходя поближе и кланяясь сестриной собеседнице.

– Да, ты целые сутки проспал, – кивнула Белладонна.

– Очень устал, Хильдейфонс, – улыбнулась риворка и сразу перестала быть суровой, – с хундабадесками воевал, Ветайриху помогал. Как тут не поспать. И проголодался, наверное. Пойдём со мной. Я Винхея, хоббита Вультуша жена. Пойдём, накормлю.

Винхея поманила Фонси и Белладонну за собой, и брат с сестрой послушно последовали за нею. Вслед за ними потрусил и Заливай, догадываясь, должно быть, что кого-то будут кормить.

По дороге риворка разговаривала, казалось, сама с собой, обсуждая то какой отличный охотник Хизмай, то какой сильный и решительный парень Торизмуш, и изредка оглядываясь на Белладонну.

– Это она меня замуж выдать хочет, – шепнула Белладонна Фонси, – я по здешним меркам завидная невеста.

– Да ты и дома завидная невеста, – пожал плечами Фонси, – тебе не привыкать.

– Мне не привыкать, – усмехнулась девушка, – а вот Гербере она голову совсем вскружила. Гербера ведь тоже Тук и чистокровная ширка.

– Тётка Винхея, – позвала Белладонна, – а Гэндальфа вы женить не хотите?

– Хоббит Хандайф, конечно, мудрый и сильный, – невозмутимо ответила риворка, – но ширской крови в нём нет, это видно сразу, а с чужаками мы не роднимся.

– Вот-вот, – сказал Фонси, – и коровы у него нет. Кто за него, старика-нищеброда, пойдёт?

– Хоббит Хандайф, – хихикнула Белладонна, – а сколько лет притворялся!

Попадавшиеся по дороге риворы приветливо здоровались с Фонси, Белладонной и Винхеей, любопытствовали, куда это они идут, и желали приятно перекусить. Это было так похоже на Тукборо, что Фонси не мог удержать улыбки.

– Винхея! Винхея, ты не видела мою дочку!? – послышался вдруг женский голос, и их догнала риворка, на вид чуть помоложе Винхеи. – Она с ребятами пошла играть, и её до сих пор нет! Нигде нет!

Глаза женщины были широко раскрыты, волосы растрёпаны, казалось, она вот-вот разрыдается.

– Спокойно, – сказала Винхея, – что значит «нигде нет»? Где ты искала?

– На озере нет, и в лес они не ходили, и ни у кого дома их нет, я всех обежала.

Винхея на мгновение задумалась.

– Вот что, – сказала она, – беги к Тарваю, пускай он приходит к нам. И пускай захватит с собой Торизмуша и Хизмая. Что стоишь? Беги!

Женщина, подобрав юбки, поспешила прочь.

– ...А вот и Гербера тут как тут, – кивком указала Белладонна, когда они подошли к хижине.

Гербера, высокая и тонкая для хоббички, смотрела на Фонси во все глаза, и когда тот улыбнулся и поклонился по всем правилам ширского вежества, зарделась и потупилась. Белладонна с трудом удержалась от смеха.

– Про тебя Сосрыква рассказывал много чудесных сказок, – шепнула она брату, – а Гербера у нас девушка впечатлительная.

Винхея подошла к вышедшему ей навстречу мужу и что-то объясняла ему, когда вновь появилась женщина, искавшая дочку. Она вела за руку маленькую рыженькую девочку, которой, будь она хоббичкой, Фонси дал бы лет двенадцать.

– Вот она последняя видела мою Анавейшу! – воскликнула женщина. – А где, не говорит!

Девочка выглядела перепуганной. Присмотревшись, Фонси заметил, что её ручки перепачканы желтоватой глиной. Сердце широкого землекопа на мгновение замерло.

Отстранив подошедших поближе Винхею и Вультуша, он присел перед малышкой на корточки.

– Как тебя зовут, маленькая? – спросил Фонси.

– Радавейша, – хлюпнула носиком девочка, – только я уже большая.

– На языке наших давних предков тебя звали бы Рагнасвенда, – сообщил ей Фонси первое, что пришло в голову, и пока девочка примеряла на себя старинное имя, спросил: – а во что вы играли, когда твои друзья потерялись?

– В давних предков, – помедлив, ответила Радавейша и подняла на Фонси ясные зелёные глаза. – В тебя, Ветайрих.

Фонси прикрыл глаза. В голове его застучало однообразно: только не это, только не это...

– Спасибо, милая, – Фонси чмокнул Радавейшу в лоб и выпрямился.

«Только не это, только не это, только не это» – тупо стучала в висках мысль.

– Мне кто-то говорил, – обратился он к Вультушу, – что здесь где-то на окраине есть старая нора, в которую запрещено ходить.

– Я говорил, – выдохнул подбежавший Торизмуш, – они там?

– Похоже на то, – кивнул Фонси.

Вультуш, не говоря ни слова, побежал вдоль по улице, а за ним – и остальные риворы.

– Белладонна, – повернулся Фонси к сестре, – и ты, Гербера, бегите седлайте пони, зовите Гуго, зовите Лилию и скачите туда – он махнул рукой туда, куда побежали риворы, – и лопату мою обязательно найдите. А я за ними, пока они не наделали дел.

Он свистнул Заливая, вскочил псу на холку и пустил ку-шета следом за риворами.

«...только не это, только не это, тольконеэто, тольконе– этотольконеэтотольконеэто... так не может быть, так не должно быть, когда собственный дом убивает и калечит, добрая земля становится врагом, когда она пожирает детей – три локтя сырой земли, пять локтей сухой земли – уже не раскопаться, уже не вздохнуть, только не это, тольконеэтотольконеэто... придавленный частично – всё равно что мёртвый, если не отрезать вовремя руку или ногу, от мёртвой руки в кровь проникает трупный яд, только не это, только не это, только не это...»

Хоббит смотрел перед собой невидящими глазами. До его слуха едва доносились хриплые, отчаянные голоса...

«...детей, они зовут детей, Хисамай, Анавейша, Хизмуш, Валдава, тольконеэтотольконеэтотольконеэто...»

Фонси словно летел над тропой сам по себе, не чувствуя под собой спины Заливая. Скоро он поравнялся с риворами, а потом и обогнал их.

Вот он, смиал, где веками никто не жил.

Вот чёрная глубокая щель входа.

И холм, холм посередине просел, как переломанный горбатый хребет.

Скатившись с собачьей спины и подбежав к входу в смиал, Фонси встал, расставив руки, поперёк чёрной дыры. Риворы подбежали к холму и остановились.

– С дороги, Хильдейфонс! – крикнул Торизмуш, кидаясь к входу и чуть не сбивая Фонси с ног. – Там наших детей засыпало!

– Сунешься в нору – их завалит совсем! – рявкнул Фонси. – Не мешай! Помогай!

Ривор отступил на шаг и смерил ширца взглядом.

– Что делать? – спросил он.Говори, что делать, Be... Хильдейфонс! – потребовал Тарвай.

– Подпорки, – сказал Фонси, – жерди вот такой примерно высоты, – он показал рукой, – чтобы поставить наискосок. Чем больше, тем лучше.

Послышался стук копыт, и на поляну перед смиалом выехала Белладонна, запыхавшаяся, на фыркающей и прядущей ушами Репке.

– Держи, брат! – девушка бросила Фонси лопату, которую он поймал на лету.

– Старейшина Вультуш, – сказал Фонси, крутанув в руке лопату, словно боевой топор, – поставь тут кого-то, мимо кого никто не пройдёт и не сунется в нору.

– Винхея! – гаркнул Вультуш.

– Не глухая, – ответила Винхея и, развернувшись спиной ко входу в смиал, встала посреди поляны, скрестив на груди руки.

– Старейшина Тарвай! – продолжил Фонси. – Мне, кроме подпорок, нужны корзины.

– Корзины? – переспросил Тарвай. – Какие? Сколько?

– Большие. Три или четыре, оттаскивать землю. Белладонна! Возьми с собой Торизмуша и скачи за подпорками. Хизмай! Сейчас сюда подъедет Гуго – поедешь за подпорками с ним.

Фонси обвёл всех собравшихся строгим взглядом из– под набыченного лба.

– Всем всё понятно?

– Понятно, хоббит землекоп, – сказал Тарвай.

– Тогда за работу. А я посмотрю, нет ли здесь другого выхода.

Белладонна помогла Торизмушу взобраться на круп Репки, и они ускакали прочь, а Фонси, перехватив поудобнее лопату, пошёл в обход холма.

Вот здесь когда-то был отнорок, но он обвалился много лет назад. Копать здесь – это наверняка обрушить весь смиал. Анавейша, Хисамай, Валдава, Хизмуш, только бы вы играли в глубине смиала, детки, а не у входа, только бы вы не попали под завал...

Фонси воткнул лопату в землю и прижался к черену ухом – иногда так можно услышать голоса тех, кто сидит под землёй. Нет, ничего не слышно, вот была бы обученная собака...

Три отнорка, и все завалены. На вершине холма обязательно должно быть окно для света и воздуха, но на холм забираться нельзя.

Фонси услышал топот копыт и побежал обратно.

Его встретили Хизмай и Гуго, привезшие охапку жердей. Вокруг смиала начала собираться толпа,

– Что там? – спросил Гуго.

– Отнорков нет, сзади не подкопаться, – махнул рукой Фонси, – давай сюда жерди.

Фонси ухватил шесть длинных палок и нырнул в полутьму смиала. Пять, шесть, семь, восемь шагов – а дальше всё. Сырая, плотная, тяжёлая, безжалостная земля. Фонси поставил жердь наискосок, одним концом уперев её в потолок, а другим концом в землю возле стены прохода. Потом сделал то же самое со второй жердью, но с другой стороны, крест-накрест, потом установил остальные подобием шалаша. Подпорки вышли хлипкие, но лучше, чем ничего.

Надоедливое «только не это» перестало стучать в голове. Теперь это была работа. Плохая, скверная работа, самое страшное, что приходится делать ширским землекопам, но работа, которой учится даже самый зелёный подмастерье.