Текст книги "Край без Короля или Могу копать, могу не копать"

Автор книги: Вадим Барановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

 Не Тукам позор, – прогудел Геронтий, – а тебе позор, лентяй и пустомеля! Подойди, Фонси, – махнул он рукой, – посмотри на троюродного брата Лонго. У него на глазах собственная дочка с худородным батраком крутит, а он за ней сам уследить не может. Большой Тук ему надобен, за дочерью присматривать. А братья твои ему надобны, чтобы овец стричь. Такой вот занятой джентльхоббит наш родственник Лонго. Ты, Фонси, чего хотел? Говори.

– Я, батюшка, лучше потом с вами побеседую, – вздохнул Фонси, – я смотрю, вы заняты.

– Видал? – бросил Геронтий нахмурившемуся Лонго и поманил Фонси поближе. – Нет, ты говори, говори. У меня для родного сына всегда время есть. «То-то ты, батюшка, меня с собой позвал хозяйство обхо– дить, а сам один ушёл», – подумал Фонси, но вслух ничего говорить не стал, а шагнул вперёд и поклонился, являя для непутёвого Лонго образец сыновней почтительности.

– Братцу Хлимми к зиме новый погреб для яблок нужен, батюшка. Просил меня с артелью ему погреб вы– копать. Если у вас для меня к концу лета других дел не будет, я тогда ему скажу, что сделаем.

– А сам-то ты что думаешь?

– А что мне думать-то, батюшка? Хлимми у нас старший над садоводами, ему и думать. А я как тот хоббит в сказке, где он к большецу в батраки пришёл наниматься. Могу, говорит, копать, могу не копать. Место для погреба там есть, отчего не выкопать?

– Выкопаешь, значит. Хлимми парень толковый, я ему доверяю, – ещё один взгляд в сторону Лонго, – но ты, Фонси, не о том со мной говорить хотел. Ты ещё за завтраком о чём-то всё думал.

– А о том, батюшка, я лучше с вами наедине поговорю, – сказал Фонси, отвешивая неглубокий поклон и Лонго, – а то троюродный братец Лонго, как вы уже говорили, занят. Не станем его пуще задерживать.

– Говори, – Геронтий сдвинул густые брови, – троюродный братец подождёт, правда, Лонго?

– Да я вам мешать не стану, – замахал руками Лонго, – я лучше пойду на овечек погляжу, пока вы тут всё уладите. Во-он там я буду, вон за тем загоном, Геронтий. Мы после с тобой договорим.

– Я, батюшка, хочу вашего благословения жениться просить… – заговорил Фонси, и Большой Тук невольно глянул через плечо туда, куда ушёл Лонго.

– …на Лилии Чистолап, дочери Порто Чистолапа из Раздорожья, – закончил Фонси.

На мгновение стало тихо.

– Ты что же это говоришь такое? – Геронтий затряс головой, как будто ему что-то попало в ухо, а потом уставился на сына так, будто хотел пробуравить в нём дырку.

 – На какой такой дочери Порто Чистолапа?

– На третьей, – не отводя глаз, пояснил Фонси, как будто полагал, что батюшку действительно интересует именно это, – у Порто Чистолапа их всего четыре, и все очень славные девушки, а особенно – моя Лилия.

Такой ответ привёл Большого Тука в ярость.

– Ты что же, насмехаешься надо мной? Вот я тебя отучу насмехаться!

– Я, батюшка, не смеяться пришёл, – возразил Фонси, – я жениться собираюсь. С вашего, батюшка, благословения, или без него.

– Нет тебе благословения! – рявкнул Геронтий, сжимая здоровенный кулак, расправляя плечи и нагибая по-бычьи голову. И думать даже не моги! Чтобы мой сын… на Чистолапихе!

– Её зовут Лилия! – крикнул Фонси, делая шаг вперёд. – А мне всё равно, как бы ни звали! – лицо Геронтия покраснело от гнева, глаза страшно выпучились. – Я тебе ещё и ремня всыплю, жених! Думаешь, большой вырос, так и ремня не получишь?

– А сдачи, батюшка, получить не боитесь? – огрызнулся Фонси.

– Сдачи, сопляк?! – Геронтий шагнул вперёд и сильно ударил Фонси по уху, тот даже увернуться не успел. Голова молодого хоббита мотнулась в сторону, и тут же вторая оплеуха вернула её на место.

– Ну, где твоя сдача?

– Будешь знать, сопляк, как не слушаться старших! – злорадно выкрикнул Лонго, появляясь из-за ближайшего угла, где он всё это время прятался и подслушивал. – Говорил я тебе, Геронтий! Говорил! Честь рода, Геронтий! Чистота крови!

Большой Тук глухо заворчал, схватил Фонси за грудки и втолкнул его внутрь шерстяного склада с такой силой, что Фонси не устоял на ногах и упал спиной прямо на тюки с шерстью. Не успел молодой хоббит опомниться, как дверь склада захлопнулась, и снаружи лязгнула задвижка.

– Посиди пока здесь, мальчишка! – рявкнул Геронтий. – Разберусь с Лонго – возьмусь за тебя. Лонго, а ну-ка поди сюда!..

Его голос затих в отдалении – видимо, Лонго решил, что разумнее будет удрать, а батюшка погнался за ним. В ушах у Фонси звенело, потолок и стены кружились перед глазами. На состязаниях приходилось ему получать по голове батогом и побольнее, но сейчас он с трудом поднялся на ноги.

«Ничего себе побеседовал с батюшкой», – подумал Фонси. Надежды на пышное сватовство таяли на глазах.

ГЛАВА ВТОРАЯ
в которой происходят неожиданные встречи

Когда в голове прояснилось, а в ушах перестало звенеть, Фонси подошёл к двери склада и с силой потряс её. Заперто. Постучал в дверь кулаком, потом повернулся и постучал пяткой – вдруг услышит кто-нибудь. Но никто не услышал.

Окон на складе не было, а большие ворота на другом его конце были, судя по звуку, замотаны цепью. Но смирно сидеть и ждать, пока вернётся отец, Фонси не собирался.

Заметив стоящую в углу старую лопату, Фонси подумал, не подкопаться ли ему под стену склада и не вылезти ли наружу таким способом. Но подкапываться под стену – дело опасное, можно стену обрушить. И постройку испортишь, и самого, того гляди, придавит. А лопата и для другого сгодится.

Подсунув лезвие лопаты под дверь так, что черен под небольшим углом поднимался над полом, хоббит наступил на черен обеими ногами, чуть приподнимая дверь на петлях. Покачавшись на лопате несколько раз туда-сюда, чтобы расшатать дверь, Фонси ударил раскрытой ладонью туда, где с другой стороны двери находилась задвижка.

После четвёртого удара задвижка выскочила из паза, и дверь открылась. Но снаружи не было уже ни батюшки, ни Лонго.

 …Прорыскав в поисках Геронтия около часа, Фонси забрёл в картофельное поле и заметил издали стайку девушек, обирающих с кустов золотого полосатика.[4]4
    Полосатый жучок, картофельный вредитель.


[Закрыть]

 – Добрый день, девушки! – помахал он им рукой. – Вы Большого Тука случайно не видели?

Молоденькая Резеда Тук, узнав Фонси, отчего-то взвизгнула и захихикала.

– Девочки, девочки, а вот и он сам! – позвала она подруг, и те, со смехом и перешёптыванием, показали ему, в какую сторону ушёл батюшка. Видно было, что они что– то хотят у Фонси спросить, но не решаются. Фонси решил не задерживаться. Если понадобится – догонят и спросят.

То ли девицы из озорства указали Фонси не в ту сторону, то ли по какой другой причине, но солнце пере– валило за полдень, а Большого Тука он всё ещё не отыскал и наконец развернулся, чтобы вернуться домой – уж на обед-то батюшка скорей всего явится.

Из-за живой изгороди выехал братец Барри верхом на гнедой кобыле.

– О, вот ты где! – бросил он Фонси вместо приветствия, останавливая пони и спешиваясь.

– Мы тебя по всей усадьбе ищем. В голосе брата слышалась отчуждённость, как будто он не знал толком, как именно следует с Фонси разговаривать.

– Здравствуй, брат, – нарочито вежливо сказал Фонси, – вот ты меня и нашёл. А зачем искал?

– Батюшка велел, – не смотря брату в глаза, ответил Барри, – он сказал, что запер тебя в чулане, а ты сбежал.

– Не сбежал, – сказал Фонси, – а ушёл. Я в детстве от– сидел своё в чулане, хватит.

– Угу, – хмыкнул Барри, глядя куда-то в сторону, – а сейчас-то ты здорово повзрослел. Возмужал, можно сказать.

– Эй, – Фонси дёрнул брата за плечо, разворачивая к себе лицом, – ты говори прямо, если сказать что хочешь.

– Вот от кого-от кого, а от тебя я такого точно не ожидал, – покачал головой Барри, – и никто не ожидал. Как ты мог?

– Что как я мог? – взвился Фонси. – Как это я девушку полюбить посмел не из той семьи? И ты туда же, с чистотой крови и честью рода?

– Для меня честь рода не пустой звук! – разозлился и Барри. – Не то что для некоторых! Девушку он полюбил! Так и сватался бы, если полюбил!

– Сватался бы?! – крикнул Фонси так, что лошадка всхрапнула и мотнула головой, чуть не вырвав поводья у Барри из рук. – А я, по-твоему, что сделал?

– Уж не знаю я, что ты такое сделал, что Чистолапы тебя теперь жениться хотят заставить, – нехорошо прищурясь, произнёс Барри, – молодой я ещё, наверное, знать такие вещи.

– Чистолапы… Жениться заставить? – Фонси широко распахнул глаза. – Это что, батюшка тебе сказал такое?

– Батюшка только про сарай говорил и что ты ему дерзил, – ответил брат, – а про Чистолапов мне сказал Боффо, которому сказал Лонго, а ему уж, наверное, батюшка сказал.

 Ты, Барри, – вздохнул Фонси, отбирая у брата поводья, – дурак. Передай батюшке, чтобы он был здоров, а я и без него как-нибудь женюсь. А Лонго передай, что я ему его язык поганый вокруг шеи узлом завяжу.

Пока Барри стоял в задумчивости, пытаясь вообразить завязанный на шее язык, Фонси отодвинул его в сторону и вскочил на пони. Если до Барри болтовня Лонго добралась в таком перевранном виде, то неизвестно, во что превратится она, когда сплетницы и трепачи донесут её до ушей Лилии. Надо добраться до Лилии раньше сплетни.

– Эй, ты куда? – только и успел вопросить Барри, а Фонси уже развернул кобылу и стукнув её пятками в бока, поскакал прочь.

…Фиорелла Сдобкинс, урожденная Чистолап, вдова, стояла на пороге своей норы, скрестив руки на груди, и сверлила презрительным взглядом переминающегося с ноги на ногу Фонси.

– Её нет. Она уехала. И вообще её здесь никогда не было. И с незнакомыми хоббитами она не разговаривает, – сказала она и захлопнула дверь.

Значит, всё-таки не успел. Или это она просто так ска– зала, а на самом деле Лилия и не уезжала никуда? Надо обойти холм с другой стороны и стукнуть в окно – вдруг она там?

Обходя холм, Фонси вступил левой ногой во что-то мягкое. Тьфу! Конский навоз, совсем ещё свежий. Ага, подумал хоббит, шаркая подошвой по траве, значит она всё-таки уехала.

 Фонси побежал туда, где оставил гнедую кобылку.

От изящных строчек, начертанных такой знакомой, такой любимой рукой, веяло холодом, словно из ледника.

«Фонси Тук…»

Он не догнал повозку, в которой увезли Лилию – на втором поприще[5]5
    Старинная мера длины, равная 2000 человеческих шагов (около 1500 тысяч метров).


[Закрыть] непривычная к такой скачке лошадка тяжело задышала и начала спотыкаться – пришлось спешиться и вести её шагом. Фонси понял, что так он не скоро доберётся до Раздорожья, отпустил лошадку – пускай бежит домой – и пошёл быстрым шагом, временами переходя на бег. Достиг Раздорожья ещё до заката, пробежал через весь посёлок к усадьбе Порто Чистолапа,  забарабанил в ворота. Любопытные раздорожцы столпились поодаль – все уже слышали сплетню, всем хотелось посмотреть, что будет дальше.

«…Вы не послушались меня и впутали моё имя в отвратительный скандал…»

Ворота заскрипели, открылись, и выглянула Лилия… нет, не Лилия. Одна из её многочисленных незамужних тёток, молодая, красивая и так похожая на племянницу, что у Фонси кольнуло где-то внутри.

«…Я буду до самой смерти вспоминать эти десять месяцев и двадцать два дня…»

Тётка смерила Фонси цепким, любопытным, блестящим взглядом, оценивая сумасбродника-Тука от тёмных, с едва заметной рыжинкой, коротких кудрей на голове до гладкой, почти такого же цвета шерсти на ступнях.

«…но встречаться мы более никогда не должны…»

Усмехнулась, стрельнула глазами – а что, ничего себе сумасбродник-Тук, будет о ком с сёстрами посплетничать – и протянула сложенный вчетверо листок бумаги. Наверняка прочитала записку, прежде чем отдать.

«…я не хочу Вас более ни видеть, ни знать…»

«…не хочу Вас более ни видеть, ни знать…»

«…ни видеть…»

«…ни знать…»

«…с уважением, Лилия Чистолап.»

«…с уважением…»

«…с уважением…»

«Лилия Чистолап»

Он шёл, забыв про всё на свете, и в голове стучали эти строчки, он словно слышал, как Лилия произносит эти слова своим нежным голоском, преисполненная негодо– вания и ощущения собственной несокрушимой правоты, красивая и до спазмов в животе любимая. Фонси брёл на юг, прочь из Раздорожья, сам не понимая, куда, как, и главное, зачем он идёт. Мыслей не было, вместо мыслей было письмо, снова и снова читающее само себя любимым голосом.

Из этого полуобморочного состояния хоббита вывел резкий оклик.

– Эй, Тук!

Фонси вздрогнул. Уже темнело, и он был на самой окраине посёлка. В стороне от дороги темнела куча деревянного мусора, а в ней торчали какие-то старые мётлы и поломанные скамейки.

– Эй, Тук! Подойди-ка сюда, парой слов перекинемся, – снова раздался голос, и из-за кучи хлама вразвалку вышел крупный молодой хоббит; светлая шерсть на его ступнях была хорошо заметна в сумерках. Выставив перед собой сжатые кулаки, он направился к Фонси.

– Парой слов, Том? – спросил Фонси. – Или парой зуботычин? А то вон ты какой суровый.

– А это уж как получится, – прозвучал другой голос, и к Тому присоединился его кузен, Барт Чистолап.

– Если ты, Тук, не дашь нам повода…

– То вы его и сами найдёте? – усмехнулся Фонси.

– Найдём-найдём, Тук, ты не бойся, – раздался третий голос.

– А чего мне бояться? – Фонси шагнул к куче мусора, протянул руку и выдернул из кучи гладкую палку от метлы; не батог, но сойдёт.

– Тебя, Билли Хаггинс?

– Слушай меня, Тук, – сказал Том угрожающе, – держись подальше от нашей двоюродной сестры, понял? А не то смотри – мы тебя бить не будем. Мы тебя высечем. Ты понял?

Фонси не ответил, только крутанул в руке палку.

– Он не понял, – объяснил Билли Хаггинс. – Эй, Тук, ты что, не понял? Тебе же сказали. И палку брось, а то ещё споткнёшься об неё, – он сделал шаг вперёд, – синяков себе наставишь.

 Милый Томми, – заговорил Фонси сладким голосом, – и славный Барти. Вы мне почти что родственники, и я вас бить не стану. А вот вашему другу не так повезло. Ему я сейчас башку отшибу и скажу, что так и было, – он развернулся в сторону Билли, и палка от метлы загудела, рассекая воздух.

– Эй, Тук, ты чего?! Ты чего? – Билли отступил, прикрывая руками голову.

– Это ж мы поговорить хотели, выяснить, чего не так… ты чего, Тук?

– Стой, Тук, стой! – закричал Барт. – Не бей его!

– А я его и не бью, – Фонси остановил вращение палки прямо перед носом Хаггинса, отчего тот подался назад и полетел в канаву.

– Зачем мне кого-то бить? Это вы вот меня собирались высечь? А? Что?! – голос его сорвался на крик, палка задрожала в руках. Он шагнул к Чистолапам.

– Ты, Тук, полегче… – Том пытался говорить грозно; у него не получалось. – Ты полегче, а то мы тебя быстро… Полегче тут, понял? Тук! Ту-ук!

Фонси хрипло заорал и побежал на кузенов с палкой от метлы наперевес. Том и Барт развернулись и, как на состязаниях в беге, припустили обратно в Раздорожье. Фонси не стал их догонять. Билли Хаггинса в канаве уже не было – видать, выкарабкался и тоже сбежал, не попадаясь Фонси на глаза.

«Стыдно», – думал Фонси, шагая по дороге на юг. – «Они же всё-таки её родственники. Вдруг бы успел догнать и ударить – никогда бы себе не простил. Они и так, небось, растреплют на весь Шир, что проклятый Тук исколошматил их окованной шипами палицей. Ну, хоть батюшка порадуется; не остыла кровь Бандобрасова![6]6
   Двоюродный прадед Фонси, Бандобарас Тук, прославился тем, что ударом дубинки отшиб голову Гольфимбуля, вождя орков, вторгшихся в Шир.


[Закрыть] И на том спасибо».

Когда он дошёл до поворота на Тукборо, стемнело окончательно, и Фонси понял, что страшно устал; не столько от ходьбы, сколько от всех сегодняшних переживаний.

Сойдя с дороги, он присел на пригорок и взглянул на звёзды. Вспомнил Лилию и завыл, вцепившись зубами в рукав. А потом лёг на землю лицом вниз и разрыдался. Когда иссякли слёзы, он остался лежать, пока не заснул, и проснулся глубокой ночью от стука собственных зубов.

 – Холодно-холодно-холодно! – Фонси вскочил и заскакал на пригорке, хлопая себя по бокам и плечам руками, чтобы хоть как-то согреться, и с сожалени– ем понимая, что тёплого плаща он не надел, и спички ему вряд ли помогут, потому что собирать хворост для костра не имеет смысла – до рассвета осталось совсем не– долго: вон уже восходит Эарендил.

Фонси перестал прыгать и посмотрел на Утреннюю Звезду, рассчётливо прищурясь. Глаза его засверкали; он улыбнулся весело и отчаянно. С коротким «Х-ха!» Фонси сбежал с пригорка и зашагал на восток, продолжая стучать зубами от холода.

На холме впереди, на розоватом ободке восходящего солнца показались два всадника. Фонси прищурился, приложил руку ко лбу, защищая глаза от света. Навстречу ему ехали два хоббита на пони. Кого это вынесло в такую рань верхом?

Оказалось, что в такую рань вынесло братцев Грима и Сембо. Узнав их, Фонси остановился, уперев кулаки в бока, и стал ждать, когда братья подъедут поближе.

– Что это ты пешком? – спросил Грим, останавли– вая лошадь, в то самое время, как Сембо сказал «Доброго утра».

– Доброго утра и вам, братцы, – кивнул Фонси, – а что, Барри за лошадь волнуется? Я её с полдороги домой отпустил.

 – Репка умная, дорогу найдёт, – кивнул Грим, слезая с пони.

 – Давайте только без лишних разговоров, – сказал Фонси, – а то мне некогда. Домой я с вами не поеду. Я не знаю, что вам кто наговорил про меня и Лилию, но если вы в это верите – нам говорить не о чем.

– Ты, Фонси, постоянно называешь меня занудой, – ответил, спешиваясь, Сембо, – и я вынужден признать, что иногда ты бываешь прав. И поэтому тебе следовало бы знать, что такой зануда, как я, не поверит никаким слухам, пока не выяснит, откуда они пошли и кто их распространяет.

– Ты что, на земле спал? – спросил подошедший Грим, отряхивая с одежды Фонси кусочки земли и за– сохшие травинки.

– Спал, – охотно согласился Фонси. – Видите, братцы, как я низко пал. Скоро совсем одичаю, мыться перестану, и буду в вонючей шкуре ходить.

– Это нездорово, – сказал Грим, не обращая внимания на язвительное замечание Фонси. – Ты мог заболеть, братец.

– Это правда, – кивнул Сембо, снимая плащ и накидывая его брату на плечи, – если спать на сырой земле, можно простыть.

 Фонси недоверчиво посмотрел на братьев, заглянул в их озабоченные лица. Зануда Сембо и бука Грим вдруг, ни с того ни с сего, смотрят на него с такой нежностью и заботой, как будто он, Фонси, помирать собрался… что– то здесь не так.

– Выкладывайте, братцы, – сказал хоббит, – с чего это вы такие заботливые. Что случилось?

– Не здесь, – остановил Грим уже раскрывшего было рот Сембо, – поехали в Туков Откос. Там я знаю одно местечко, где можно получить превосходный нектар…

– Превосходный нектар с утра? – поднял брови Сембо. – Я, конечно, не буду тебе указывать, Грим, но тебе надо бы знать…

– Кружечка с дороги не повредит. Тем более Фонси наверняка не завтракал. Ты ведь не завтракал, Фонси?

– Я и не ужинал, – ответил Фонси. – А если подумать, то и не обедал. Я как вчера ушёл после завтрака, так и не ел нигде.

Толстяк Грим, который, должно быть, и не помнил, когда последний раз обходился без обеда и обходился ли вообще когда-либо, даже отшатнулся, услышав такое.

– Ужас! – воскликнул он. – Садись скорее на моего пони, поедем в Откос. И не спорь. Я могу и пешком пробежаться – мне полезно.

Заспанный хозяин крошечного безымянного трактирчика в Туковом Откосе разогрел братьям вчерашнего жаркого, нацедил вина и удалился, ворча себе под нос что-то нелестное.

– Батюшка пришёл вчера весь чёрный от злости, – рассказывал Грим. – Я уж боялся, удар его хватит. Послал за тобой Барри, а он сказал, что ты уехал в Раздорожье. Тогда батюшка ещё больше рассвирепел.

– Он, может, и отошёл бы вскорости, – добавил Сембо, – но случился тут, как назло, Грубб из Хоббитона, этот отвратительный стряпчий… – он опустил глаза и замолчал.

 – Фонси, отец вычеркнул тебя из списков рода, – быстро, словно желая поскорее избавиться от тяжёлого бремени этих слов, проговорил Грим, – и из своего завещания.

– Мы пытались его отговорить, Фонси, но он был не– преклонен… – начал Сембо.

– То есть проявил наше туковское упрямство, – закончил за него Фонси. – Я так полагаю, дома мне появляться и не надо?

– С недельку, – мрачно сказал Грим. – Убьёт, чего доброго. Вытащил из маттом-кладовки[7]7
    «Маттом» у хоббитов – интересная, но бесполезная игрушка, безделушка, диковинка.


[Закрыть] гномий топор и точит его, бормоча о сыновней неблагодарности. С Гэндальфом разругался вдребезги; тот назвал его старым глупцом, а батюшка швырнул в него кочергой.

– Попал?

– Гэндальф поймал кочергу в воздухе и согнул вдвое.

– Волшебством?

– Руками.

– А отец что?

– Разогнул кочергу и обозвал Гэндальфа старым серым бродягой.

– А Гэндальф?

– Сказал, что вернётся, когда батюшка научится себя вести, как подобает почтенному старцу, главе рода и тэну всего Шира. И хлопнул дверью. Белладонна сказала, что ненавидит всех на свете, разревелась и заперлась в своей комнате.

– В общем, скандал, – заключил Сембо, – не хуже, чем у Лонго.

– Так вот, братец, – сказал Грим. – Пока старик не угомонится, тебе лучше дома не показываться. Хотя… ты же всё равно собираешься жениться на этой своей Лилии и ни на ком другом?

– Ни на ком другом, Грим, это ты точно сказал, – вздохнул Фонси.

– Тогда, – покачал головой Грим, – дело сложнее. Он тебя не восстановит в завещании и в списках рода тоже.

Фонси пожал плечами.

– Но братьев, – Сембо хлопнул Фонси по плечу, – он тебя лишить не может. Как я узнал от Грубба, будь он неладен, состояние нашего батюшки составляет, помимо недвижимости и скота, сто тридцать три золотых гроша. [8]8
  В то время в Шире пользовались следующей денежной системой:
  24 медных пенса – 1 серебряный пенс.
  6 серебряных пенса – серебряный грош (слово "грош" или "гросс" обозначало также число 144, т.е. серебряный грош равнялся 144 медным пенсам)
  и 24 серебряных гроша (144 серебряных пенса) – золотой грош. Золотые гроши были монетами очень редкими и престижными, в обычных расчётах практически не использовались.


[Закрыть]

Фонси присвистнул.

– Это в серебряных грошах будет где-то восемьсот, – вмешался Грим. – Из этих денег сёстры получают по сто грошей на приданое или в наследство, а остальные пятьсот грошей делятся поровну на вось… то есть уже на семерых.

 Итого получается примерно по семьдесят грошей на брата. На восемь грошей больше, чем если бы делили на восьмерых, – продолжал Грим. – Значит, каждый из нас должен тебе по восемь грошей и ещё по несколько пенсов, и не спорь!

– Вот наши, – Сембо достал увесистый кошелёк. – Этого тебе хватит на первое время.

– Я бы тебе посоветовал вот что: – Грим повысил голос, видя, что Фонси собирается протестовать, – поезжай куда-нибудь в Арчет и купи себе там нору. Пошлёшь весточку, и мы вышлем тебе остальные деньги. А потом заберёшь к себе Лилию…

– Эх, братец, – Фонси посмотрел Гриму в глаза, – ну неужели ты думаешь, что если бы я мог забрать к себе Лилию, я бы сейчас сидел тут с вами один? Лилия не желает меня видеть. Меня чуть камнями не закидали в Раздорожье.

Сембо охнул. Грим зажмурился, словно его ударили.

– Лонго… – пухлые руки Грима сжались в кулаки, – вот ведь гадючий язык, ну он у меня крепко пожалеет, ох, как крепко…

– Ему надо бы знать, – мрачно сказал Сембо, – что распространение гадких слухов о сыновьях Большого Тука даром не проходит. Ты, Фонси, сам с ним не разговаривай, у тебя на это старшие братья есть.

– Я в вас, братцы, не сомневаюсь, – улыбнулся Фонси. – А на Лилии я всё равно женюсь. У меня есть план. Только пока это план тайный.

– Что ты собираешься делать и как тебе помочь? – Сембо собрался, словно тотчас готов был сорваться с места и участвовать в тайном плане.

– Я ухожу из Шира. Не знаю, когда вернусь. Так что деньги мне пригодятся – нужно будет кое-чем запастись на дорогу. А ещё, когда всё успокоится – через месяц-другой – передай Лилии письмо, я тебе его пришлю в запечатанном виде. А то, боюсь, ей прямо не доставят.

– Через месяц-другой? Фонси, ты так надолго собрался уйти? Куда? – Грим даже вскочил из-за стола. – Брат, я прошу тебя, не делай глупостей!

– Я всё продумал, Грим, – Фонси тоже встал и обнял брата, – я всё хорошо продумал, и я очень надеюсь вернуться. Может быть, через год или через два…

– Вот так просыпаешься однажды утром, – Грим сглотнул, подавляя подступающие слёзы, – и узнаёшь, что родной братик уходит из Шира на год или два, и неизвестно, вернётся ли…

– Фонси, ты обязательно присылай о себе вести, – строго велел Сембо, когда они все втроём вышли из трактира, – из Тарбада на юге в Шир пригоняют пони, так что письмо могут прихватить с собой торговцы лошадьми. Из Синих гор на западе приходят гномы, приносят всякие железные изделия. С севера Разъезжие привозят меха. А в Бри и обратно постоянно кто-то ездит, там много хоббитов живёт. Так что отовсюду можно в Шир письмо передать.

– Я, Фонси, тоже когда-то жениться хотел без позволения батюшки, – сбивчиво заговорил Грим, – молодой был совсем, а она из бедной семьи. Батюшка купил её семье нору в Белых холмах и велел туда переехать. А меня женил на Фиалке. Молодой я был, младше тебя… – старший брат беспомощно развёл руками, и Фонси стало отчаянно его жалко.

– Знаешь что, Грим, – сказал он, – ты одну хорошую вещь можешь сделать. Присмотри за Герберой и за Гуго, чтобы Лонго им не напакостил. А то он сейчас совсем распояшется.

– Верно говоришь, Фонси, – закивал Грим, – всё сделаем, правда, Сембо?

– Братцы, – сказал Фонси, сжимая братьям руки, – я пойду, пока дороги пустые. Вы за меня не бойтесь. Я, как-никак, сын Большого Тука, правда, Сембо? Сестёр за меня обнимите, особенно Белладонну… и ладно, пойду я, братцы, прощайте и не поминайте лихом.

Сембо и Грим долго стояли у обочины и смотрели вслед уходящему брату. А Фонси свернул с дороги в месте, показавшемся ему удобным, и зашагал на северо-запад, по направлению не то к Уводью, не то к Хоббитону.

В трактире «Зелёный Дракон», что в Уводье, было, как всегда, шумно и дымно. День клонился к вечеру, и добрые жители Уводья и соседнего Хоббитона сидели в трактире, наслаждаясь вкусным пивом, обильной закуской и доброжелательным обществом приятелей.

Фонси подул на свою кружку. Белая и пушистая шапка пены подалась назад. Полюбовавшись медово-янтарным цветом напитка, хоббит сделал большой глоток и почувствовал, как растекается по телу прохлада, свежесть и блаженство. Кто не припадал к живительной влаге после нескольких часов пешей ходьбы, тот не поймёт этого чувства.

Фонси откинулся на спинку стула, вытянув под столом усталые ноги. Мягкие опилки, густо устилающие пол «Дракона», ощущались под нахоженными ступнями очень приятно. Хоббит закурил трубку и прикрыл глаза, вслушиваясь в неровный гул разговоров, изредка вылавливая какие-то их обрывки.

 «А Вилли ему: А чего ж ты раньше-то не сказал, что это козёл?»

 «Ха-ха-ха-ха-ха!..»

«Послезавтра на ярмарке в Хоббитоне купишь…»

 «И тут, значицца, выскакивает на них из темноты сам Фонси Тук, в чешуйчатой кольчуге, и весь обвешанный оружием…»

«Н-даа… чудные они, в Тукборо-то.»

 Фонси вздохнул и отхлебнул ещё пивка. Скоро о нём ещё и не так заговорят в добром старом Шире…

 Вдруг Фонси услышал своё имя и поднял голову.

– Ох ты! Смотрите, да это же сам Хильдефон Тук! – воскликнул какой-то хоббит, указывая, правда, не на Фонси, а на сидящего через два стола от него незнакомца.

– Ух ты! – подхватил сосед незнакомца, вглядываясь в него.

– А расскажи, как ты шестерых Чистолапов палкой от метлы избил!

– Чего? – опешил хоббит.

– Кто кого избил?

– А, так это они тебя отметелили, – к столу подтянулся третий хоббит, – а нечего было за их сёстрами ухлёстывать.

– Вы меня за кого-то не того приняли, – мнимый Фонси заоглядывался по сторонам, – как вы сказали? Сигизмунд Тук?

– Хильдефонт!

– Да нет, Хильдифонс!

– А не Хильдигард? По-моему, он был Хильдигард.

– Да вот у него и тесьма туковская на отворотах, как же не Тук?

Тесьма у незнакомца действительно походила на семейную вышивку Туков, но только цветами, узор был совсем другой.  Ну да это Хоббитон, тут в таких вещах никто не разбирается. Фонси на всякий случай сложил свой плащ так, чтобы тесьмы не было видно, и начал подворачивать рукава.

Стоящий у трактирной стойки темноволосый хоббит, по виду ровесник Фонси, вдруг направился прямо к нему, и Фонси понял, что его возня с рукавами от того не ускользнула. Повернув голову, чтобы не встретиться с темноволосым глазами, Фонси сделал вид, будто увлечён происходящим через два стола.

– А пони ты у брата зачем угнал? – продолжал кто-то наседать на ни в чём не повинного лже-Фонси. – Нехорошо!

– А про Чистолапку расскажи, – подлез какой-то про– тивный, с гладко прилизанными волосами, – какая она на ощупь-то? Мягонькая?

Фонси почувствовал, как кровь приливает к лицу, и встал, готовясь попробовать кулаком, каков на ощупь нос прилизанного, но тут темноволосый заступил ему дорогу.

– Хильдифонс, – спокойным голосом сказал он, – не надо. Фонси застыл на месте.

– Ты кто такой? Темноволосый вместо ответа оглянулся – в дверь трактира зашло ещё несколько хоббитов, и эти устремились уже прямо к столу, где лже-Фонси начал уже сердиться и громко отказываться от чужой славы.

 Давай лучше выйдем отсюда, – предложил он Фонси, – а то сейчас набегут, и тебя ещё кто-то узнает.

 Противный прилизанный хоббит тем временем пошёл встречать кого-то из вновь прибывших, и добраться до него стало не так просто.

– Ну, давай выйдем, – согласился Фонси с предложением темноволосого.

– Давай через поварню, – ответил тот, снова оглянувшись на толпящихся возле входа хоббитов, – а то тут народа много.

В поварне было жарко. Запах жареного мяса с жареной картошкой, стук ножей по доске, голоса поваров на мгновение ошеломили Фонси. Толстый хоббит в белом поварском колпаке преградил было им дорогу, но, увидев спутника Фонси, поклонился и отступил в сторону.

– Сюда, – сказал темноволосый и открыл перед Фонси ещё одну дверь, за которой оказались ведущие вниз ступени. Внизу, в погребе, было холодно, особенно после жара стряпни, но пахло столь же умопомрачительно – копчёными колбасами и окороками. Таинственный спаситель Фонси безошибочно направился через погреб к маленькой дверке.

– Ты что, строил этот трактир, что ли? – полюбопытствовал Фонси, когда они прошли ещё через несколько дверей и проходов, мимо бочек с солёными грибами и большущего ледника с кувшинами масла и сметаны. – Хотя постройка-то вроде старая.

– Это наш трактир, бэггинсовский, – ответил темно– волосый, открывая совсем уже неприметную дверь, – я тут играл в детстве.

– Так ты Бэггинс? То-то я думаю, где я тебя видел!

– На свадьбе своего брата ты меня видел, четыре года назад, – сказал Бэггинс.

– Бунго меня зовут.

– Хильдифонс Тук, можно Фонси, – без нужды представился Фонси, – к твоим услугам. А что, трактирщик здешний тоже Бэггинс?

– Нет, конечно, он просто наш съёмщик, – Бунго улыбнулся, – у нас в Хоббитоне не так, как у вас в Тукборо, у нас дела не только по родству ведутся.

– У нас тоже не только по родству, – начал было Фонси, поднимаясь вслед за Бунго по наклонному ходу, но Бэггинс обернулся и приложил палец к губам. Открыв дверь, ведущую на улицу, он высунул наружу голову, посмотрел туда-сюда и только потом вышел и поманил за собой Фонси.

– Вот хорошо, – сказал Бунго, когда они оказались в узком, пахнущем почему-то грибами переулке, – сейчас на дорогу выйдем, а там до Хоббитона рукой подать. Ты в наши края надолго?

– Совсем ненадолго. Думал переночевать в трактире и идти дальше, да вот в трактире, видать, уже не получится.