Текст книги "Край без Короля или Могу копать, могу не копать"

Автор книги: Вадим Барановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Глыба подалась, и нагромождение камней угрожающе затрещало и содрогнулось. Фонси не удержался и полетел вниз, в непроницаемую темноту.

Падать было невысоко, но довольно твёрдо – Фонси охнул, приземлившись. Рукоять топора больно стукнула хоббита по макушке.

Фонси пощупал вокруг себя руками и обнаружил, что находится на покатом каменном полу. Сверху заскрежетало, и хоббит быстро-быстро пополз вниз, прижимаясь к стене и волоча за собой мешок и палку, и чуть было не опоздал, потому что сзади донёсся грохот падающих камней. Убедившись, что камни не катятся вслед за ним, Фонси остановился и стал рыться в мешке в поисках чего-нибудь горючего. Нашёл на дне мешка кусочек свечки, оставшийся ещё с зимовки в смиале, стукнул ножом по топорику, раздул трут и запалил огарок.

При свете огарка Фонси увидел, что сидит в каменном проходе, уходящем вниз и прочь от Гундабада. Вход со стороны Гундабада совсем завалило камнями, помедли Фонси хоть миг – завалило бы и его.

«Я так полагаю», – рассудил Фонси, – «что это старый гномский подгорный ход. Орки, когда в Гундабаде поселились, его не нашли, а вот гномы во время войны про него вспомнили и лихой отряд послали. Только не успели как следует в городе укрепиться – Гългар троллей привёл, и они гномов камнями закидали, пока те вылезали из прохода. И дома вокруг выхода порушили для заграждения. Что-то подобное и Сосрыква рассказывал, кажется».

А ход, получается, ведёт куда-то вниз, в горы. Фонси выпрямился – потолок здесь был в гномий рост, так что хоббиту хватило ещё и с запасом, даже шапку можно было надеть. Но ветра тут не было, и Фонси решил оставить шапку в мешке, куда засунул её перед тем, как лезть в кучу камней.

Осматриваясь, Фонси нашёл на полу два старых просмолённых факела – гномы ночью видят хоть и получше, чем хоббиты, но в глубоких подземельях хоть какой-то свет нужен всякому, – зажёг один из них от свечки, а другой сунул за лямку мешка. Огарок задул и спрятал, мало ли когда ещё пригодится. И зашагал себе спокойно вниз, туда, откуда пришли когда-то гномы.

По дороге Фонси наткнулся на перегородивший весь проход огромный остов тролля – света в подземелье никогда не бывало, и чудище, зарубленное гномами, попросту сгнило и истлело, как всякая другая мёртвая туша, – и ему пришлось проползти сквозь троллеву грудную клетку. А больше ему по дороге ничего любопытного не встретилось.

Когда Фонси вышел наружу, он оказался среди беспорядочного нагромождения валунов и скал. Пройдя ещё несколько шагов и оглянувшись, он понял, что снова найти неприметную щель в земле будет непросто, разве что поискать на камнях какие-нибудь старые гномьи знаки.

Солнце почти зашло. Фонси поглядел на север, где против темнеющего неба вырисовывались далёкие очертания горы Гундабад, и улыбнулся. Гнаться за ним не станут – решат, что завалило камнями, а разбирать завал если и будут, то не раньше ночи, когда можно будет задействовать троллей. А это значит – снова один, снова на свободе и снова в дороге, и на этот раз не за какими-то там сказочными сильмарилами, а прямиком в Ривенделл, предупредить эльфов, а потом уже и домой в Шир.

Засмеявшись от таких мыслей, Фонси надел шапку – уши мёрзли – и зашагал на юг.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
в которой снова проявляется хоббитское гостеприимство

– На вершине ли холма... – сощурившись, прочитал Илъдерих Толстый, – в камышах ли низины, мы не сможем... нет, не не сможем, не смеем. Мы не смеем охотиться, страшась маленьких людей.

– Вот это умные большецы, – кивнул Фритигерн, наклоняясь к подаркам, разложенным под свежевыбитой на валуне надписью, – нас и надо бояться. Мы ли не риворы! Ух ты, да тут даже мёд есть, целый кувшин!

– Хоть наконец-то нас в покое оставят, – проворчал старый Хисарна, – а то сколько можно? Как там Дикки говорит – стреляешь их, ловушки роешь, головы на кольях ставишь, а они всё лезут. А ты что скажешь, воевода?

Фонси, которого снова звали Ветерих Ток, сидел на камешке неподалёку, одним глазом привычно поглядывая на вершины холмов, где, как обычно, затаились дозорные.

– Насколько я понимаю здешние обычаи, – сказал он, – нам уступили всю эту страну, признали местным племенем. Это хорошо. За подарки, – он кивнул на корзины, кувшины и тюки, лежащие под камнем, – надо будет отдариться – вывесить здесь же оленью тушу да выложить пяток черепах. И оставить в засаде кого пошустрей, пусть посмотрит, кто забирать придёт, да послушает, о чём они говорить будут. Ангмар нам больше не вражеская земля, мы тут соседи, а с соседями надо в мире жить.

– Слушай, Ветер, – сказал Ведук Водохлёб, – а когда всё это кончится? Мы два с половиной года по Северу бродим. Пока от гондорцев оторвались, пока зимовали, пока смиал рыли... Когда мы обратно пойдём? Я домой хочу, Ветер, ты же нам обещал.

– Ведук дело говорит, – прогудел Фритигерн, – сколько можно? Гондорцев уже и след простыл, северян здесь осталось с гулькин нос – кого на войне не убили, тот от голода помер, кто от голода не помер, того мор прошлым летом забрал – можно в Шир возвращаться. Я, может, жениться хочу, что мне – джаравку брать?

– Бери лучше эремтажку, – посоветовал Дикиней, – у них ноги длиннее.

Фонси взглянул на своих товарищей-старшин. Фритигерн, Илъдерих, Ведук, Дикиней, Гундерих и Хисарна – крепкие, быстрые, настороженные, как волки. Вроде бы и с онгами только что замирились, и дозорные сидят на холмах – а всё равно поглядывают старшины по сторонам, всё равно руки далеко от копий да луков не убирают. Зажужжит над холмами тревожная бы– черёвка, покажется издали одинокий всадник – мигом изготовятся к бою риворы.

Филимер Тихоня утонул, когда загнали их в болото рованионские седоки, и пришлось уходить ночью через топь, неизвестно куда. Балта Лучника зарезали эремтаги из дружины разбойника Пьен-Лийоны в стычке на развалинах Туонелы. Тарвар и Тидеульф погибли, попавшись в лапы оркам Однорукого; риворы после положили за них полдюжины орков, но до Однорукого так и не добрались. Сегериха заманили в ловушку местные в полузатопленной деревне близ Карн Дума и повесили на колодезном журавле. Фонси помнил, как он сам запалил деревню, и как Фритигерн бросил старосту в тот же самый колодец.

Из полугроша хоббитов, что вышли два с половиной года назад из Шира, оставалось ныне всего четыре дюжины, да сам Фонси, то есть Ветер.

– Ну так что скажешь, Ветер, – повторил Герн, не обращая внимания на подначки Дикки, – не пора ли нам в Шир возвращаться?

– Нет, – сказал Фонси, ещё раз оглядев старшин, – не пора ещё. Нельзя нам таким в Шир, Герн. Не примут нас там. Вы, скажут, столько в дальних странах бродили, что хоббитами быть перестали.

– Пусть попробуют! – рявкнул Дикиней Долгогрив, хватаясь за копьё. – Я им покажу, кто хоббитом быть перестал!

Герн, Ведук и Гундерих согласно закивали, прежде чем осознать, что именно сказал Дикиней и с чем они только что согласились. Хисарна и Илъдерих смотрели то на Фонси, то на товарищей. Илъдерих опустил голову. Хисарна пожал плечами.

Дикки застыл на месте с открытым ртом – видно, тоже понял, что ляпнул. Не говоря больше ни слова, ривор опустился на колени и беззвучно заплакал. Копья, впрочем, из рук не выпустил.

– Правильно сказал Герн, – покачал головой Фонси, – южане уехали обратно в свой Белый город, ангмарцев осталось мало, да и вроде вот помирились мы с ними. Останемся здесь, поживём в мире хоть до следующей весны. Убивать отвыкнем. Не отучимся, так хоть отвыкнем.

Воевода риворов подошёл к плачущему Дикинею, взял хоббита за плечи, рывком поставил на ноги и крепко обнял.

– Всё будет хорошо, Дикки. Вернёмся в Шир, не весной, так через год. Нору тебе вырыть поможем, девушку хорошую в жёны найдём, вот хоть младшую дочку Ригеулъфа, как раз подрастёт, пока мы вернёмся.

– Правда, Ветер? – поднял Дикки мокрое лицо.

– Правда, родной. Я вам тогда обещал и сейчас повторяю – мы вернёмся в Шир, когда-нибудь непременно вернёмся.

– Это тот самый смиал, родич? – спросил Фонси, когда перестал быть Ветером и ощутил, что Ветер где-то рядом. – Куда ты меня тогда привёл?

– Да, родич, тот самый смиал. Мы выкопали два. Распахали земли там на склоне, посадили картошку. Только нынче там пусто и одиноко.

– Что ж ты не пришёл ко мне, родич? – спросил Фонси. – Ты бы мне в пути мог славно пригодиться.

– А я пригодился, – отвечал Ветер, – кто, по-твоему, напомнил тебе припугнуть нечисть Оральдовым именем тогда, в пещере? Кто нашептал тебе ответ на загадку старика Однорукого? Кто, пока ты лежал в горячке, заставил тебя говорить, как говорил бы королевич Аранарт? Всё я, родич, всё я.

– Вот оно как! Ну спасибо тебе, родич. Я бы без тебя пропал.

– Непременно пропал бы, – согласился Ветер, – но и ты близок к тому, чтобы помочь мне, я это чувствую. Главное – не испугайся, когда придёт время, и не подведи меня.

– Я не подведу. Скажи, Ветер, а что случилось потом? Кто пришёл к вам за помощью, кого вы защищали от врагов?

– Тсссс! – Ветер приложил палец к губам. – Это потом, а тебе сейчас пора просыпаться. Здесь неподалёку ходит медведь после спячки, голодный и злой, не дело, если он найдёт тебя спящим.

Фонси открыл глаза и выполз из расселины между двумя скалами, где провёл ночь. Едва-едва светало и было очень холодно – Фонси поспешил накинуть тёплый плащ.

Медведя хоббит увидел не сразу – большой, грязно-жёлтого цвета зверь в полутьме и утреннем тумане почти сливался со скалами. Недовольно ворча, он рыл лапой землю и что-то подбирал пастью.

Хоббит прижался к скале, выискивая взглядом, куда бы в случае чего залезть, но медведь не обращал на него никакого внимания, а всё копался в земле.

«Любопытно», – подумал Фонси, – «чего это он там ищет. Картошку, что ли? Хорошо бы и мне картошечки, а то последний раз я обедал как следует в Гундабаде, ой-ой-ой, это, выходит, я уже два дня как не обедал...»

Собираясь бежать из Гундабада, Фонси прихватил с собой пару чёрствых лепёшек, испечённых орками не пойми из чего, да по пути удалось ему подбить камнем какого-то тощего, жёсткого и невкусного зверька, после зимней спячки медлительного. Снедь скудная даже по меркам Кардуна или Гундабада, а про Тукборо и говорить нечего.

Медведь между тем перестал копаться в земле, облизал запачканную морду и неспешно вразвалочку удалился куда-то в сторону от тропы. Фонси подождал, пока он уйдёт, и спустился посмотреть, что же зверь там раскапывал. Оказалось – какие-то корни, с виду напоминающие толстые бусины, нанизанные на нитку. Перезимовали, видать, под землёй, а новых всходов дать не успели. Медведь съел не все, оставил одну целую нитку да две половинки. Хоббит осторожно поднял корень, вытер о штаны, разломил и съел одно из утолщений, размером с небольшую картофелину. На вкус корень был чуть сладковатый, довольно приятный, вкуснее сырой картошки. Поплевав на ладони, хоббит взялся за лопату и вскоре накопал себе таких корней, которыми с удовольствием закусил остатки позавчерашнего невкусного мяса.

Фонси шёл осторожно и часто оглядывался по сторонам. Тропа шла между скал и нагромождений камней, и ничего, радующего глаз, видно не было – небо снова заволокло тучами, и от них отслаивался и спускался на горы белесый туман.

Здесь и там на склонах из щелей между скалами пучками торчала бледно-жёлтая прошлогодняя трава. Было тихо – здесь не пели птицы и не квакали лягушки, только иногда откуда-то доносился вой ветра.

Фонси внимательно смотрел на тропу перед собой. Следопыт из него был неважный, не чета, скажем, Шенти Северян-Туку, и даже братцу Сумбо, более всех прочих братьев любившему поохотиться, но ни следов обутых ног большецов или орков, ни огромных босых следов троллей заметно не было. И очень хорошо.

Вскоре начался дождь, мелкий и частый, и стало совсем плохо. Фонси упрямо брёл вперёд, кутаясь в тяжёлый меховой плащ и надвинув на самые глаза шапку, по мокрой и скользкой тропинке. Один раз со склона горы прямо перед хоббитом сполз на тропу целый небольшой холм из камней и грязи – хорошо, что не придавило. Пришлось прокладывать дорогу с помощью лопаты.

Фонси давно доел остатки неизвестного корнеплода, а поймать какую-нибудь добычу при такой погоде было смешно и надеяться – попрятались и звери, и птицы, а лягушек тут не водилось.

Дождь долго не переставал. На смену ему явился туман, такой, что Фонси не видел даже конца выставленной вперёд палки. Спать пришлось сверху на камне – хоббит рассудил, что лучше промокнуть в тумане, чем в луже. К счастью, гундабадский плащ был на диво добротен и насквозь не промокал.

В животе ныло и щемило от голода; через день или два Фонси перестал это замечать, но начал замечать, что слабеет. Он шёл всё медленнее и медленнее, берёг силы, часто отдыхал.

– Долго я так не протяну, – сообщил Фонси в туман, опираясь на палку, чтобы подняться, – помру здесь от голода и холода, и найдут меня разве что гундабадские бойцы по дороге в Ривенделл. Если Гългар их теперь вообще пошлёт сюда – у него там с Болгом, верно, пребольшой вышел переполох.

Вдруг Фонси замолчал и прислушался. Где-то далеко впереди шумела вода.

– Это что, уже Ривенделл? – спросил хоббит у своей палки и сам же ответил. – Нет, не мог я за такое короткое время добраться до Ривенделла. Это, верно, шумит ручей, текущий в ту долину, что я видел в шаре. Пойду– ка я туда, а то где ручей, там и рыба, или лягушки, или раки, или хоть какие-нибудь улитки.

Мысли о еде приободрили хоббита, и он прибавил шагу, прошёл сквозь туман и вскоре подошёл к удивительному месту.

Ручей, бегущий с гор, наполнял каменный котёл и переливался через его край красивым водопадом, а внизу под водопадом камни выглядели так, словно кто-то взял огромные куски сыра – не белого плотного сыра, какой делают в Кардуне, и не желтоватого мягкого сыра, что привозят из Бри, и что так славно запекает в тесте Боффо Тук, а настоящего ширского сыра, твёрдого и жёлтого, как вечерняя луна, с большими красивыми дырками, пахнущего так, что с голодухи голова может закружиться от одного только о нём воспоминания, – так вот, словно кто-то взял огромные куски сыра, положил их в беспорядке друг на друга, а потом превратил в камень. Слоистое каменное подножие водопада было усеяно дырками разного размера: иные в поперечнике имели локоть, иные два, а кое-какие походили по размерам на вход в богатую хоббитскую усадьбу.

Каменный сыр тянулся насколько хватало глаз – а в этом тумане их хватало хорошо если шагов на двадцать, – а ручей стекал по нему вниз со слоя на слой, разделяясь на несколько протоков.

Фонси осторожно спустился по камням на поверхность «сыра». В одной из дыр что-то плеснуло. Фонси подошёл поближе и увидел вяло плавающую в дыре – мелкой и узкой, размером всего-то с большой котёл – крупную пятнистую рыбину.

– Эх, приготовить не на чем, – расстроился хоббит, – ну да ладно, Сосрыква говорил, что на севере рыбу и сырьём едят, и ничего, не болеют.

Стукнув по рыбине несколько раз палкой для пущей уверенности, Фонси ухватил её за жабры, выдернул из воды и швырнул подальше от ручья. Вытащив из чехла гномий нож, Фонси отсёк рыбе голову, подождал, пока обезглавленное туловище перестанет шевелиться, и распластал его на две половины.

– А ничего себе, есть можно, – поделился Фонси с ножом, прожевав и проглотив первый кусок, – но вот в чём я точно уверен, так это в том, что никогда и нигде ни один хоббит, кроме меня, с таким удовольствием сырую рыбу не ел. На что хочешь спорим.

Спорить с ним нож не стал. Съев половину рыбы, Фонси выкинул внутренности и голову в ручей – пускай едят другие рыбы – и решил, что теперь можно ещё немного и пожить.

Тем временем туман рассеялся, и хоббит увидел, что стоит на краю той самой вытянутой долины, что видел в шаре. Именно туда стекал ручей, скрываясь в лесу, росшем там, где кончались дырчатые каменные слои.

Лес! После долгих странствий по болотам, снежным равнинам, горам и ущельям, наконец-то снова лес! Здесь можно нарубить хвороста на костёр, согреться, высушиться, испечь остатки рыбы. Здесь можно выкопать под корнями сосны или разлапистыми ветвями ели, такими густыми, что никакой дождь под них не пробьется, узкую спальную нору и переночевать так, как полагается ночевать хоббиту, если его застигла ночь далеко от дома.

До дня весеннего равноденствия должно быть ещё далеко: сейчас, верно, только-только добрались посланцы Гългара до одинокой горы далеко на востоке, где обитает дракон Смог, а значит, гундабадские бойцы появятся здесь не раньше, чем через три-четыре дня, если Фонси правильно помнит, что говорил ему гундабадский владыка. Ну, а это, в свою очередь, значит то, что Фонси может пойти в лес и там пару дней отдохнуть перед дальнейшей дорогой.

Фонси сполоснул в ручье пропахшие рыбой руки, привязал остатки тушки за хвост к заплечному мешку и зашагал вниз по течению ручья в лес, время от времени наклоняясь и подбирая с берега гладкий обкатанный камень для пращи.

– Жалко, для грибов рано, – пожаловался он праще, – может, только если сморчки уже повылезали...

Но для грибов в этом лесу было действительно рано. Тут до сих пор кое-где лежал грязный весенний снег. Фонси усмехнулся, вспомнив старую присказку про то, как бриец по грибы ходил, и пошёл в глубину леса, вдоль берега ручья, высматривая хорошее место для норы.

В лесу росли в основном ели и сосны, не такие высокие, как в лесах южного Ангмара, но из-за тумана, повисшего в их ветвях, казалось, что они достигают облаков. Мягкая, усыпанная прошлогодней хвоей земля так приятно пружинила под ногами, что хоббит даже подумал, не разуться ли ему, но потом решил, что и так холодно. Хотя здесь было заметно теплее, чем на горной тропе, вероятно, из-за безветрия.

Большая разлапистая ель привлекла внимание хоббита – она росла на небольшом пригорке, что как нельзя лучше подходил для того, чтобы выкопать спальную нору на ночь или две. А вон с того поваленного ствола можно будет нарубить веток на костерок.

Вдруг с Фонси слетела шапка, отлетела на пару шагов и упала наземь. В шапке торчала стрела. Фонси схватился за палку, несколько раз огляделся по сторонам, но никого не увидел.

– Ты добре стехнаш по лясу, хундабадеск, – прозвучал откуда-то голос на незнакомом, но достаточно понятном наречии. – Спокыйне стехнаш, непочутне. Токмо каплух бялый навздел да япанчу бялу, зело повзырне. Стый спокыйне да стучок рони, а то друха стрель во холову слетит.[40]40
    – Ты хорошо ходишь по лесу, гундабадец. Тихо ходишь, неслышною Только шапку белую надел да плащ белый – очень заметно. Стой тихо и палку брось, а то следующая стрела полетит в голову (ривор.)


[Закрыть]

– Не гундабадец я, – отозвался Фонси на Западном Всеобщем, выпуская из рук палку, – это просто одежда на мне гундабадская.

– Хундабадеска воздежа со дровей ся не роныт, – раздался откуда-то ещё один голос, и Фонси заозирался ещё испуганней. – То хундабадеск молодень. Стрялым его, да укопым.[41]41
    – Гундабадская одежда с деревьев не падает. Это гундабадский ребёнок. Застрелим его и закопаем.


[Закрыть]

– Орчески молодни поедыне не стехнат, – отозвался первый голос, – да молодня стрялыть непочесне.[42]42
    – Орчьи дети поодиночке не ходят, и стрелять в ребёнка недостойно.


[Закрыть]

– Никакой я не молодень! – возмутился Фонси. – Мне уже давно за три дюжины. Я всего-то, почтенные, не имею чести ни знать вас, ни даже видеть, хотел отдохнуть и немного поохотиться в вашем лесу, потому как спешу на юг по важному делу и очень устал.

– Изкуда стехнаш?[43]43
    – Откуда идешь?


[Закрыть] – полюбопытствовал второй голос.

– Из Гундабада я бежал, – отозвался Фонси, – да вы, джентльхо... тьфу, вы, почтенные, показались бы. Несподручно так разговаривать-то.

В ветвях росшей неподалёку сосны зашуршало, и на землю спрыгнул кто-то очень невысокий, с луком в руках. Из-под ели, соседней с той, что Фонси присмотрел для ночлега, выбрался ещё один такой же, а третий, до того участия в беседе не принимавший, поднялся из-за валуна, лежащего на берегу ручья. «Поди ж ты», – подумал Фонси, – «как я их ни одного не заметил».

– А скажите-ка мне, почтенные, – обратился Фонси к троим, не обращая внимания на направленную ему в грудь стрелу, – не бывал ли кто из вас в кардунской бане зимой? Потому что, сдаётся мне, я кого-то из вас там видел.

– Наши стехнат в Карнедум, – осторожно ответил лучник, – некучне, да стехнат. А ты сам карнедумнеск? И какыво порода? Несвядомне. Джарав? Скререфенн?[44]44
    – Наши в Кардун нечасто ходят. А ты кардунец? Какого племени? Жарв? Скрефен?


[Закрыть]

– Хоббит я, – сказал Фонси, решив, что терять ему нечего, – хоббит из Шира.

– Хоббит? – недоверчиво спросил тот, что вылез из– под ёлки. – Я хоббитов вперечёт вядыю, что в Быкосмиле, что в Сарнисмиле, что у нас.

У Фонси быстро-быстро застучало сердце. Неужели в этой затерянной среди Туманных гор долине живут потомки тех самых хоббитов, кого увёл когда-то на север Ветерих Ток? Потомки, которых Ветер просил разыскать?

– Родич, это они? – негромко спросил Фонси и ощутил совсем рядом с собой – даже не рядом, а где-то внутри, как тогда на помосте среди болота – присутствие Ветера, и от его радости зазвенело в ушах – это они, они, они, ты нашёл их, родич!

Фонси не успел заметить, как трое – нет, четверо (пока Фонси разговаривал с лесными жителями, к ним присоединился ещё товарищ) переглянулись и бросились на него. Один напрыгнул сзади и повис у Фонси на плечах, а остальные пытались ухватить за руки и за ноги, но мешали друг другу.

– Узи его! – услышал Фонси над самым ухом. – Узи подлазеня!

«Тебе помочь, родич?» – усмехнулся в голове Фонси Ветер. Фонси мысленно кивнул и почувствовал, как мир словно отступает назад, как бывает во время сна или лихорадки, когда перестаёшь чувствовать собственное тело и наблюдаешь за происходящим словно со стороны или глубоко изнутри.

А происходящее стоило того, чтобы за ним понаблюдать. Лесовик слетел со спины Фонси и кувырком покатился по земле, а Фонси, или скорее уж Ветер, шагнул навстречу остальным троим. Его движения были быстры и в то же время неторопливы, и Фонси с самого начала понял, что четверо лесовиков ввязались в неравную потасовку – Ветер был бойцом не хуже Кончага или Сосрыквы.

Фонси понимал, что Ветер щадит давно потерянную родню – захват и бросок, после каких противнику положено лежать со сломанной рукой, если не со свёрнутой шеей, всего лишь отшвыривали его прочь, а удар костяшками пальцев в кадык в последнее мгновение оборачивался толчком открытой ладони в грудь.

Немного спустя изрядно помятые четверо сидели у пригорка, а перед ними стоял Ветер, поигрывая отобранным у одного из них копьём.

– Позачем натекли? – сурово спросил Ветер. Похоже, он легко понимал язык жителей долины. Да и в Фонси его знание начало просачиваться, он не сразу осознал, что Ветер спросил «позачем натекли», а не «почему напали».

– Рекаш ты чужеск, карнедумнеск, – ответил один из четверых, тот, кто предлагал застрелить Фонси и закопать, как маленького орка, – ан вядыш про хоббитов. Чужески про хоббитов не вядут, так повзырне ты подлазень хундабадеск. Узить тя да хоббитам взить.[45]45
    – Говоришь, что ты чужак из Кардуна, а знаешь про хоббитов. Чужаки не знают про хоббитов – ясно, что ты гундабадский разведчик. Вязать тебя надо, да к хоббитам вести.


[Закрыть]

Ветер чуть усмехнулся. Плетеная кожаная верёвка, которой его собирались «узить», была до сих пор намотана вокруг шеи и руки одного из напавших.

– Вот что, – сказал Ветер, – взотребне мне ветхознатески ваши да старысты. Ко ним мя взите.[46]46
    – Мне нужны ваши мудрецы и правители. Отведите меня к ним.


[Закрыть]

– Изчего ране тако не взрек? – обиженно отозвался лучник. – Те ж и суть хоббиты.[47]47
  В языке Риворшира слово «хоббит» изменило смысл и стало значить «старейшина». Видимо, сдвиг смысла произошёл лет через сорок после заселения Риворшира, когда понятия «хоббит» в смысле «чистокровный широкий хоббит» и «старейшина» стали взаимозаменяемы.


[Закрыть]

...Фонси и Ветер шли по лесной тропе вслед за четырьмя побеждёнными лесовиками. Оружие Ветер у них отобрал и теперь рассматривал.

«Смотри, родич», – подумал он Фонси, – «у стрел наконечники из обломков костей и когтей ястреба. А у копья каменный наконечник к древку примотан. А вот нож зато хороший, железный».

«Нож в Кардуне куплен», – подумал Фонси в ответ, – «гундабадской работы. Раньше такие ножи на продажу Хийси ковал и у Гългара на еду выменивал, но потом у него в долине руда закончилась и Гългар его просто так подкармливал».

«Славно кончил Однорукий», – злорадно подумал Ветер, – «рабом у своих же. Самая для него подходящая участь, после того, что он в Ангмаре творил».

«Но видно, железо тут дорогое», – вернулся Фонси к раздуму об оружии, – «и сами они ковать не умеют».

«И немудрено», – подтвердил Ветер, – «был у нас кузнец, Андела Палёный, да сгинул в болоте вместе со снарядом своим кузнечным – всё не хотел наковальню бросить, да так и потонул. Да и не кузнец он был, а так, подмастерье, всё больше ножи нам точил да котелки чинил».

Перед внутренним взором Фонси встало лицо Анделы Палёного: широкое, мрачное лицо с густой щетиной – Андела был чистокровным крупнем, и у него росла борода, везде, кроме левой щеки, где была красная неровная корка – память о том, как он оступился в кузнице и получил своё прозвище.

«Жалко Анделу», – подумал Фонси, и они с Ветером замолчали.

Тропа, где они шли, вела вдоль ручья, не подходя к нему слишком близко. Тёмный ельник сменился светлым березняком, потом снова начались ели вперемешку с невысокими соснами.

В одном месте тропу пересекала другая тропа, и близ их пересечения лежал большой плоский валун с выдолбленной посередине ямкой.

– Изкуда стежка? – строго спросил Ветер, указывая копьём. – И что та хлыдина?

– Та зерномятна хлыдина, – отвечал Хунрай, тот лесовик, что сшиб с Фонси шапку. Победив лесовиков, Ветер заставил их представиться: того, кто хотел застрелить Фонси, звали Андават, а остальных двоих Хизмай и Торизмуш. Имена для Фонси звучали непривычно и чуждо, непохоже на хоббитские.

– А стежка из Быкосмила до речья, – продолжил Хунрай.

– А мы куда идём? – спросил Фонси. – То есть, вкуда стехнам?

– В Кинейсмил стехнам, – сказал Хизмай, – уж недальне.

«Кинейсмил, Быкосмил, Сарнисмил», – довольно подумал Ветер. – «Всё понятно».

«Ничего не понятно», – пожал плечами Фонси, – «но ладно. Скажи мне, родич, а что ты хочешь, чтобы я теперь делал с этими дремучими лесовиками? Я же тут надолго задержаться не смогу, мне в Ривенделл надо».

«Забери их в Шир», – подумал Ветер, – «когда-то давно я обещал их предкам, что мы вернёмся в Шир».

«Им сейчас в Шир нельзя точно так же, как тогда твоим бойцам», – возразил Фонси, – «не приживутся. Дай мне сперва на них посмотреть как следует».

«Придём в селение», – попросил Ветер, – «пусти меня поговорить со старейшинами. А дальше – делай как знаешь, но помни, что ты обещал мне помочь».

На подходе к селению их, конечно же, первыми заметили собаки. Небольшой стаей они выбежали навстречу путникам; ластились к четверым лесовикам, а на Фонси только лаяли издали, не смея подойти близко – не то от Фонси пахло орками, не то псы чувствовали незримое присутствие Ветера.

В сопровождении собак Фонси и четыре лесовика вошли в селение.

Ручей здесь заканчивался в небольшом озере, а за ним начинались холмы и продолжались до самого края неба, перерастая в Туманные горы. На берегу озера стояли дома или, скорее, хижины, сплетённые из веток наподобие корзин и прикрытые сверху вывернутой наизнанку берестой. В отличие от деревни орков, здесь не было ни частокола, ни заборов, и дети бегали от хижины к хижине, играя в пятнашки, а не охотясь друг на друга.

Дети заметили пришельцев и устремились к ним, радостно галдя.

– Что в лясу повзырне?[48]48
   – Что в лесу замечательного?


[Закрыть]

– Стрыйко Хизмай, стрыйко Хизмай, ты что мне взвес от лясу?[49]49
    – Дядька Хизмай, что ты мне из лесу принёс?


[Закрыть]

– Эй, Андават, то кто тако изряднен?[50]50
    – Название «Шир» нам знакомо. Но почему ты одет по-гундабадски?


[Закрыть]

К детям присоединились и женщины, оторвавшись от домашних дел, а после и мужчины, оставив свои занятия, и вскоре вокруг Фонси и Ветера образовалась целая толпа.

Они были в среднем повыше, и лица их были более вытянутыми и скуластыми, чем у ширцев, но у Фонси не осталось ни малейшего сомнения – это тоже хоббиты.

– Хоббиты стехнат, хоббиты стехнат! – раздался откуда-то звонкий голос, и толпа расступилась, пропуская вперёд пятерых хоббитов, одного совсем старого, опирающегося при ходьбе на посох, и четверых помоложе, но тоже почти совсем седых.

– Мы хоббиты порода риворов, – обратился к Фонси один из них. – Кто ты, чужнестёх, и чего у нас взысками?

Фонси скинул с плеч мешок, положил на землю оружие и расправил плечи.

– Я хоббит, меня зовут Хильдифонс Тук, – промолвил он, – и я пришёл к вам из Шира, что покинули ваши предки тысячу лет назад, и где посейчас живёт мой народ в тишине и благоденствии. А привёл меня к вам обитающий во мне дух ваших предков-хоббитов.

– Звание Шир повядомне нам, – сказал старший из хоббитов, – но поначто вздет ты хундабадеско?[51]51
   –  Говорят, гундабадский правитель – искусный колдун. Вдруг это западня?


[Закрыть]

– Рекат, хундабадеск холовач волхыват предюжне, – склонился к старику один из его помощников. – Како то не яма взрытна?

– Како твердиш, Хильдифонс, – обратился к Фонси старец, – что взрек повярне?

«А ну, Ветерих Ток», – мысленно позвал Фонси, – «поговори-ка с ними!»

Фонси почувствовал, как сознание Ветера выдвигается вперёд, вытесняя его собственное, как меняется его поза и выражение лица, и это было всё, что он успел ощутить, прежде чем перестал чувствовать собственное тело. Ветер заговорил, но Фонси не услышал его, а потом и видеть окружающее перестал – умерший тысячу лет назад хоббит был ныне полным хозяином тела Фонси. На какой-то миг у Фонси осталось только ощущение падения куда-то в темноту, и неким странным знанием, какое бывает во сне, Фонси знал, что темнота эта знакома ему, что он там уже бывал не раз.

Давным-давно, когда северные земли ещё никто не называл ни Андан-маа, ни тем более Ангмаром, жили-были в лесной стране среди множества озёр два соседних народа. Те, кто повыше, звались чариарами, те, кто поменьше – лесными, или малыми, онге, чтобы отличаться от просто онге или высоких онге, что жили на северо-востоке, по пути к горам. Жили эти два народа не в мире и не в дружбе, а в постоянных стычках и раз в год или два – даже небольших воинах, за охотничьи ли угодья, за рыбные ли озёра, за места ли для возделывания земли – неважно.

Шли год за годом, поколение за поколением, и вот на землях севера появился новый правитель, построивший свою столицу в Горячей Долине, и начал собирать под руку северные земли. К лесным онге с чариарами тоже пришли гонцы от Бессмертного Короля, и сулили многие блага, и звали заключить дружеский союз на вечные веки.

Чариары сказали, что им и так хорошо живётся, и прогнали королевских послов обратно в Карн Дум. А лесные онге рассудили и решили, что лишние друзья никому пока не мешали.

Король был щедр. Взамен звериных шкур, сушёной рыбы и рыжих болотных камней, что стали добывать для него лесные онге, люди Короля дарили прочные кольчуги, острые ножи и наконечники для копий и стрел. А когда подошла пора очередной раз пободатъся с вороватыми чариарами, Король прислал вождю искусного в военных делах советника, а с ним полусотенный боевой отряд орков. Да обошлись бы и без орков – несподручно костяными острогами по стальным кольчугам бить, а стальным мечом по кожаному нагруднику куда как сподручно. Три селения чариарских тогда сожгли, мужчин перебили, а женщин да детей в плен угнали, на земли королевские продали.

Чариары в долгу не остались – ночью из болот напали, да орк-советник хитёр был, болотных орков, грязью измазанных, в засаду у берега положил. Орки ночью хорошо видят, а самих от грязи не отличить– половина чариа– ров и на сушу ступить не успела.