Текст книги "Край без Короля или Могу копать, могу не копать"

Автор книги: Вадим Барановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

– Пустяки, – махнул рукой Бунго, – у меня переночуешь. Я тут недалеко живу.

 – Вот спасибо, – сказал Фонси, – а ты вообще как меня узнал?

– Как тебя не узнать? – усмехнулся Бунго. – Одет ты богато, но в Хоббитоне так уже лет десять не одеваются, значит, ты не местный. А плащ у тебя обшит тесьмой, которой только Туки одежду обшивают, да не просто Туки, а Туки старшей ветви.

– Эту тесьму Доннамира плетёт, – сказал Фонси, – и сама нам одежду обшивает. А я думал, в Хоббитоне по узорам разучились род распознавать.

 – Разучились, ты правильно думал, – ответил Бунго, – у меня просто книжка есть.

 – И хорошо, что разучились, – сказал Фонси, – а то бы быстро поняли, что этот парень никакой не я. Он оглянулся проверить, не следует ли кто за ними, но на дороге никого не было. Через большой пустырь, отделяющий Уводье от Хоббитона, два хоббита прошли молча.

– А что, – заговорил Фонси, когда по сторонам дороги снова появились дома, – быстро по Ширу сплетни расходятся. Да ещё какие разнообразные.

– Я две разновидности слыхал, – сказал Бунго, сворачивая в переулок, – и ни в одну, разумеется, не поверил.

– Какие разновидности? – полюбопытствовал Фонси. – А то натворишь дел, а сам потом не знаешь, чего натворил.

– Да ты уже слышал, – пожал плечами Бунго, – одна – что ты соблазнил дочку Бодо Чистолапа по имени Глициния, а когда её братья решили заставить тебя на ней жениться, отколошматил их обоих не то оглоблей, не то кочергой. А потом кто-то рассказывал, как ты решил во что бы то ни стало заполучить девушку, украл пони у своего брата Лонго и хотел ворваться верхом в усадьбу Чистолапов, но Том и Барт Чистолапы тебя остановили и сами тебя избили. Не знаю уж чем.

– Понятно, – хмыкнул Фонси, – а кто был этот, прилизанный такой, в трактире?

– Одо Саквиль, – махнул рукой Бунго, – пустомеля и спесивый болван. Терпеть его не могу. Если бы народу было поменьше, я бы тебе и мешать не стал – ему бы полезно по роже получить.

 – Да, я бы там и настоящую драку мог затеять, – согласился Фонси, – то-то подтвердил бы слухи. Спасибо, что не пустил.

– Не за что, господин Тук, не за что. А вот мы и пришли. Заходи.

 В норе Бунго Бэггинса пахло душистым трубочным листом и старыми книгами. Фонси повесил плащ в передней и прошёл в гостиную вслед за хозяином.

– Садись, – пригласил Бунго, указывая на кресло, – вон там трубочный лист, на столе за книгами. А я пойду чайник поставлю. Фонси придвинул к себе тяжёлый бронзовый горшочек с куревом, ухватил щепоть душистых, чуть липких листьев и начал набивать трубку, осматривая гостиную Бунго.

Обстановка была старинная, тяжёлая, хорошо сколо– ченная, богатая. На столе, на стульях и на диване лежали книги, самые разные: на бумаге и на пергаменте, пере– плетённые верёвочками через корешок, и в тиснёных кожаных переплётах, и в деревянных, из тонких дощечек. На стенке висел рисунок, изображающий какой-то лиловый с жёлтым цветок, подписанный эльфийскими резами «тарх бэйнбренниль». Повсюду лежали мелко исписанные листы бумаги.

 Так почему же ты, господин Бэггинс, не поверил в эти слухи? – громко, чтобы Бунго услышал из кухни, спросил Фонси. – Я вон какой опасный, а ты меня в гости позвал.

Он чиркнул спичкой и затянулся трубкой, раскуривая её. В это время вернулся Бунго. – Ну как я поверю в такую гадость, – пожал он плечами, садясь напротив Фонси и беря со стола свою собственную трубку, – когда ты, господин Тук, любимый брат Белладонны?

Фонси поперхнулся дымом.

– А ты знаешь мою сестру? – спросил он, откашлявшись. – Что-то ты не похож на её поклонников, шатунов-страдальцев.

– Да я и не поклонник, – вздохнул Бунго. – Мы с ней обычно только про книги и разговариваем. Но должен тебе сказать, что она – самая умная и красивая девушка, которую я встречал в жизни. И когда я увидел, что ты тут совсем один скрываешься, я решил тебе помочь, чем могу.

– Спасибо тебе ещё раз, господин Бэггинс. Я бы тебе сказал, что и ты у меня в норе будешь желанным гостем, да вот только норы у меня больше нет.

– Ой, – не понял Бунго, – а что с ней случилось? – Нет, нора-то на месте, да вот только меня батюшка наследства лишил и из списков рода вычеркнул. Я, наверное, и тесьму-то туковскую носить не имею права больше.

– И ты об этом так спокойно говоришь? – ахнул Бунго. – Да как же ты теперь?

– В старину, я слышал, уходили изгнанники из Шира на Север, – Фонси затянулся трубкой и попытался выпустить колечко, у него не получилось, – вот уйду и я. Но не насовсем – есть у меня на Севере одно дельце, устрою его и вернусь. Вот тогда всё будет по-другому.

– В старину, – с лёгкой укоризной произнёс Бунго, – на Север было куда уходить. Там был Артедайн, а в Артедайне был король. А теперь там Глухомань, в которой ничего не стоит сгинуть. Ты бы подумал хорошо, прежде чем соваться в воду, не зная броду.

– Я подумал, – Фонси чуть наклонил вперёд голову, – и решил, что мне туда очень надо. Так что не отговаривай меня, господин Бэггинс, бесполезно.

Господин Бэггинс усмехнулся.

– Да сам вижу, – сказал он, указывая на Фонси чубуком трубки, – когда Белладонна этак вот лоб набычивает, с ней тоже спорить становится бесполезно.

– Да ты хорошо знаешь Белладонну, – одобрительно хмыкнул Фонси, – любопытно мне, почему она ни разу о тебе не обмолвилась. Про ухажёров своих она всегда что-нибудь смешное рассказывает…

Он вдруг замолчал и широко улыбнулся.

– А, нет, теперь, кажется, всё понятно. Скажи мне, господин Бэггинс, – Фонси попыхал трубкой, чтобы она не погасла, – вот я вижу на тебе подтяжки. У тебя, случайно, не было раньше таких же, только не с жёлтыми кругами, а с зелёными?

Бунго слегка покраснел.

– О! – воскликнул Фонси. – Расскажи, расскажи, как ты их потерял! Это одна из наших семейных загадок, и я очень-очень хочу наконец узнать на неё ответ!

– А Белладонна ничего не рассказывала? – недоверчиво спросил Бунго.

– Молчала как рыба, – уверил его Фонси, – как мы её ни расспрашивали.

– Да там и рассказывать-то особо нечего, – пожал плечами Бэггинс, – мы с Белладонной обычно встречаемся в Уводье, в переплётной мастерской. Ну, я не имею в виду, что мы нарочно там встречаемся, – он покраснел ещё сильнее, – просто так иногда бывает, что я туда отвожу книжку, а она забирает, ну или наоборот… в общем, так получается, что я её там встречаю…

– Понял, – Фонси успокаивающе развёл ладони, – всё понял, продолжай.

– Я обрадовался, что её увидел, и предложил её проводить и заодно про книжку поговорить, я её как раз читал недавно, «Сочинения Вальрасиана, купца из Гондора»,[9]9
    Известная в своё время книга, ходившая во множестве списков. Автор рассказывает об истории своего древнего купеческого рода и описывает многочисленные и невероятные приключения наиболее ярких его представителей.


[Закрыть] очень хорошая книжка… а Белладонна мне говорит, что она в Зелёные холмы едет, из лука стрелять. Я ещё тогда удивился, что она стрелять умеет, я даже сам не умею…

Фонси кивнул. Белладонна стреляла не хуже любого из братьев, кроме разве что Барри.

– Вот… – продолжил Бунго, – я её тогда спросил, можно ли с ней поехать, и она согласилась. Ну, ехали, ехали, разговаривали, и потом вдруг смотрим – на лугу между холмов огромная белая птица! Фонси широко улыбнулся и затянулся трубкой. – Я сначала думал, Белладонна её застрелит. Даже расстроился, я ещё не знал, что она не охотится, а просто так стреляет. А она соскочила с пони и к птице. Смотрю, а это лебедь. Огромный такой, выше меня ро– стом. А она – прямо к нему. Я перепугался и за ней – вдруг он её клюнет или крылом стукнет? Подбежали, смотрю, а у лебедя крыло сломано. Белладонна плащ скинула и давай его плащом ловить. Я спрашиваю, зачем? А она говорит: «Ты что, не видишь, он летать не может, его здесь лисы съедят». Я тогда второй край плаща схватил и мы вместе лебедя плащом накрыли. А он шипит! Белладонна меня так глазами всего смерила, и говорит: «А ну-ка снимай подтяжки!» Я и снял. Помог ей подтяжками лебедя перевязать, чтобы он крыльями не хлопал, и на седло пристроить. Белладонна с ним уехала, а я остался, и что дальше было, не знаю.

– Дальше привезла она этого лебедя домой, в плащ завёрнутого и подтяжками, – Фонси отложил трубку в сторону, – заметим, чужими подтяжками перевязанного. Выпустила его нам в утиный пруд. Он у нас уток всех распугал, Одо-свинаря покусал, а где-то через месяца два крыло у него зажило, он улетел себе куда-то и более уж к нам не возвращался.

– Белладонна не расстраивалась? – спросил Бунго.

 – Нет, конечно, – ответил Фонси, – она его спасала не для того, чтобы он у нас в пруду всё время жил, а для того, чтобы он мог улететь по своим лебединым делам, куда ему там надо.

– Ну да, – кивнул Бунго Бэггинс, – она такая.

– А вот что же ты ей лебедя до Больших Смиалов не довёз, – полюбопытствовал Фонси, – раз уж вызвался помочь?

– А ты, господин Тук, когда-нибудь пробовал ловить в холмах трёхлетнего пони, когда у тебя на каждом шагу падают штаны? – спокойно и невозмутимо осведомился Бунго.

Фонси расхохотался.

 – У меня добротный походный наряд есть, – сказал Бунго, когда Фонси перестал смеяться, – в прошлом году пошил, когда в Бэкланд ездил, в Старый лес за грибами ходить. Тёплая одёжка, прочная. И тесьма на ней хоббитонская, неприметная. Хочешь, отдам? Роста мы с тобой одного, да и статью похожи.

– О, вот это было бы славно, – обрадовался Фонси, – только давай я тебе заплачу за него. Серебро у меня есть.

– Серебро оставь себе, – поджал губы Бунго, – будешь в Глухомани от орков с троллями откупаться. Да и наряд-то уже ношеный.

– Не хочешь серебра, – сверкнул глазами молодой Тук, – так я иначе отдарюсь. Слушай.

Бунго вопросительно приподнял бровь.

– Мы, Туки, – продолжал Фонси, – народец скрытный, особенно в сердечных делах. Так уж повелось у нас в семействе. До вчерашнего дня никто из моих домашних про Лилию слыхом не слыхивал, кроме Гарри, которого я подрядил за её знаками следить. И Белладонна, думаю, тоже такая.

– И что?

– А вот что, господин Бэггинс. Сколько мы ни выспрашивали её, с кого это она сняла подтяжки, сколько ни дразнили, она ни словечком о тебе не обмолвилась. Скрывает она тебя от семьи, понял?

– Чайник! – вдруг вспомнил молодой Бэггинс, – давно кипит, поди. Ты извини, я сейчас!

Он выбежал из гостиной, и Фонси услышал вопль восторга, стук, грохот и сдавленный стон – видимо, почтенный господин Бэггинс подпрыгнул от радости в воздух и не то сбил в полёте вешалку для шляп, не то на обратном пути встретил полочку для обуви.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
в которой проявляется хоббитское гостеприимство

– Свирели перекликались уже совсем близко. Между деревьев Фонси различил тени неведомых игрецов, сидящих на краю поляны. Он подошёл ещё ближе и остановился, прислонясь к дереву – хотел дослушать. Нежные голоса свирелей зазвучали в последнем перепеве, затем слились в один – и замолкли.

Один из игравших поднялся. Он был высокий – пожалуй, головы на две выше Фонси, а в плечах пошире раза в полтора точно.

– Ну что? – раздался его густой, низкий, чуть хрипловатый голос. – Подай секиру мне, Нори. Хвороста сечь надо, кулеша варить.

– Кулеша... – отозвался другой, – что без мяса кулеш, название одно. Кабы хоть сальца кусочка с собой взять.

– Потерпи, – буркнул первый гном, а Фонси уже разглядел, что это были именно гномы, – вот завтра продадим товара – будет тебе и сало, будет тебе и мясо. Будет и брага с пивом. Пошёл за хворостом!

Фонси кашлянул. Его не услышали. Тогда он вышел на поляну и вежливо поклонился гномам.

– Что? – третий гном вскочил на ноги с неожиданной для его немалых размеров лёгкостью; в руке его сверкнул нож.

– Прошу вас, достопочтенные господа гномы, не беспокойтесь! – Фонси выставил руки перед собой, позволяя гномам убедиться, что у него нет оружия. – Я проходил мимо и услышал звуки свирелей.

– А, вот как, – кивнул первый гном, держащий в руке топор: то ли за хворостом собрался, то ли приноровился огреть по голове нежданного гостя, – ну что, игра себя понравила?

– Понравилась, – кивнул Фонси, бросая взгляд на отложенные гномами в сторонку свирели – замечательно красивые, изящные, серебристые, отделанные чем-то чёрным и блестящим. В Шире Фонси видел только простые деревянные и глиняные дудочки, а это была настоящая гномья работа. – Ах да, простите меня, я не представился. Фонси Тук, к вашим услугам.

– Ори, к твоим услугам, – наклонил голову первый гном.

– Нори, к твоим услугам, – подал голос второй гном, – наш брат Дори, – он кивнул в сторону самого рослого и широкоплечего из троих. Дори тоже кивнул хоббиту и что-то густо прорычал сквозь бороду.

– Присядь с нами, Фонси Тук, будь ныне вечером гостем у нашего костра, – Ори не то предложил это сам, не то перевёл то, что сказал брат.

– По нашим широким обычаям, – сказал Фонси, – ходить в гости с пустыми руками не принято. Если, конечно, идёшь не на день рождения. Соблаговолите, уважаемые Дори, Ори и Нори, принять от меня вот этот, – он скинул заплечный мешок и быстро нашарил в нём то, что было нужно, – кусок солонины как гостинец.

В глазах Дори мелькнула довольная искорка улыбки – сама улыбка столь надёжно и глубоко пряталась в прегустейших его усах, что о ней приходилось только догадываться.

...Наскоро собранные Фонси грибы были почищены, вымыты в протекавшем неподалёку мелком ручейке и покрошены в большой котёл гномов, где и варились теперь вместе с мелко нарезанной солониной и гномьими припасами – кое-какими овощами и крупой. Хоббит помешал в котелке длинной ложкой, взял с земли палку и пошевелил дрова в костре, чтобы горели равномернее.

– Завтра ярмарка в Хоббитоне, – продолжал начатый разговор Нори, – туда идём. Топоров несём, вил, лемехов, скобянку всяку. И кузню походну поставим для малой всякой починки, пони подковать, ещё что.

– А ты, достопочтеннейший хоббит, как себя тут оказал? – спросил Ори. – Не в обиду сказать, хоббиты в такое время сидят дома, а не по лесам в одиночку себя шатают.

Фонси задумчиво посмотрел в костёр.

– Путешествую я. Хочу повидать свет, не всю же жизнь провести мне в Шире.

– Подожди-ка! – воскликнул вдруг Нори. – Ты, почтенный Фонси Тук, не родичем ли здешнему тэну?

– Так и есть, господин Нори. Отец мой, Геронтий Тук – тэн ширский.

– Эй, братцы! – широкую улыбку Нори было видно даже сквозь усы и бороду. – Смотрите, перед нами – сын правителя, себя отправивший искать приключение! Как в балладе!

– А и правда! – согласился Ори. – Не часто тако увидишь в наше-то время, паче у хоббитов. Это добра примета, братцы, добра примета.

– Достопочтенные господа гномы, похлёбка готова! – заявил Фонси, которому этот разговор нравиться перестал. – Прошу всех откушать.

– Очень вкусен вышел кулеш! – Ори вытер бороду рукавом потрёпанного кафтана. – Всем кулешам кулеш! Вот что бы тебе, Нори, себя не выучить так готовить?

– Угу, – хмыкнул Норм, выскабливая свою миску, – прямо на наковальне. Кто молотом по миске попадёт – без обеда себя оставит.

– Достопочтенные господа гномы, – Фонси достал кисет с куревом, – не желаете ли побаловаться трубочкой после ужина?

– «Старый Тоби»! – воскликнул, пыхнув трубкой, Ори. – С яблоком! Тукландская смесь, сразу видать!

– Выдержанный «Старый Тоби», с примесью «Листика» огневой сушки, с яблочным вкусом, – кивнул Фонси. – И не просто тукландская смесь, а курево из личных запасов Исенгрима Тука Третьего, наследника ширского тэна и моего старшего брата.

– Оно и видно... – блаженно протянул Нори и выпустил из носа густую струю белого дыма. Дым обвился вокруг внушительных усов гнома, на мгновение сделав их седыми, и растворился в бороде.

Уже почти совсем стемнело, и поляну освещали только тлеющие угли догорающего костра да красноватые отсветы из четырёх трубок. Было хорошо.

– Само время сейчас для страшного сказа, – заметил Нори. – Я бы рассказал, да вы мои уже все знаете. У тебя, братец Дори, нет ли чего нового?

Дори приподнял косматую бровь и глянул на брата строго.

– Понял, – сказал Нори, – Фонси, мы с тобой недавно знакомы, тебе по обычаю перву рассказывать. Знаешь чего-нибудь страшного?

– Страшное? – переспросил Фонси и оглянулся на тёмный лес. – Ну, давайте страшное. Только в стихах.

– В стихах – это ещё лучше, – важно кивнул Ори, – рассказывай, – и он придвинулся поближе к Фонси.

Вкрадчивым, хрипловатым голосом Фонси начал читать:

 
В чернильно-мокрой темноте Исхлюпы собрались,
И в колокол звонят по тем,
Кто провалился в слизь.
Утонет в чёрной слизи всяк,
Кто к ним явился в дом,
Где скорбно ветки ив висят
Над гнилостным прудом,
Где каменных уродцев ряд
Расселся на стене,
Где над трясиной враны спят
И каркают во сне.
 
 
Через Мерлочьи горы твой путь тебя привёл
В поросший серым лесом заплесневелый дол.
В стоячем чёрном омуте – ни ряби, ни волны;
Тут прячутся Исхлюпы от солнца и луны.
 
 
В подвалах, там, где холодно
И стены дали течь,
Они считают золото
При свете хилых свеч.
В сырой глуби подземных ям
Исхлюпы слышат стук,
Легко прошлёпают к дверям,
Протянут пальцы рук
И хитренько, исподтишка,
Посмотрят на гостей...
...и сохранят на дне мешка
Остатки их костей.
 
 
Через Мерлочъи горы тяжёлым был поход,
Паучьей тёмной тропкой до Смертвенных болот,
И дальше хмурым лесом, где тропок вовсе нет.
Ты здесь нашёл Исхлюпов. Они нашли– обед.
 

Гномы зачарованно молчали и только кивали головами, не спеша спугнуть повисшее в воздухе ощущение жути – для чего же ещё рассказывать у ночного костра страшные сказки? – а потом Нори заговорил.

– Много всякого странного себя водит в мире, и в горах, и под горами. Только вот откуда в Шире про это знают, вы же домоседы?

– Не всегда мы домоседами были, – отозвался Фонси, – когда-то давно, когда ещё и Шира не было, наши предки бродили по разным краям. Оттуда, наверное, и стихи.

Гномы ещё покивали и помолчали.

– Все эти кости, омуты и тихошлёпанье в темноте, – раздался голос Ори, – напомнили мне одну воистину страшну быль. Её мне рассказали два Камненога; я с ними себя повстречал вскоре после войны. Возвращали себя они с осады Гундабада...

– Да пожрут тебя горы, Болг, – прогудел Дори себе под нос.

– А кто такой Болг? – спросил Фонси.

– Это вожак орков, он обманом заставил Камненогов снять осаду с Гундабада, – ответил Нори, – но ты, Фонси, напрасно перебиваешь.

Дори пыхнул трубкой и движением чубука предложил Ори продолжать.

– Так вот, себя возвращали они с осады Гундабада, – продолжил Ори, – и по дороге их отряд решил обследовать одного орчьего города – себя показало им, что там ещё кто-то есть, а я думаю, что просто решили поискать, как они себя выражают, «на предмет жальтишка». Эти двое с ещё одним товарищем отстали от отряда и пришли в глубоку-глубоку пещеру, к большу подземну озеру. Темень така, что себя пришло зажечь факелы. Смотрят – посреди озера островок, а на нём чего-то блестит. Не иначе, думают, жальтишко себя виднеет. Тут им себя слышит какой-то плеск, и вот, видят они – плывёт по озеру лодка, маленька така лодочка, а в ней – никого. И плывёт сама, только невидимы вёсла по воде плещут. Тут их третий приятель – Бадыноко его звали; странны имена у этих Камненогов – берёт копьё, заходит в воду и лодку за борт зацепляет. Сейчас, говорит, я за жальтишком мигом сплаваю.

Так вот, стоит этот Бадыноко в лодке, факелом светит, а копьём ото дна себя отталкивает. И тут он заозирал себя, наклонил себя резко вперёд – и в воду головой вниз прыгнул.

– Что, сам прыгнул? – удивился Нори, очевидно, тоже слышавший эту быль впервые.

– A-а, вот в том-то и дело... Камненоги показали, как это себя смотрело со стороны, и мы поняли, каким образом может такое себя случить.

– Каким? – наклонился вперёд Нори.

– А вот каким, – зловеще-тягучим голосом проговорил Ори. – Если кто-то сзади между ног руку протянет, за бороду схватит – а борода у этого Бадыноко была така, что любой Долгобород позавидует, так Камненоги сказали, – да и дёрнет сильно назад и вверх.

Он замолчал. Молчали и слушатели, представляя себе, каково это. Хуже всех представлялось безбородому Фонси; по тому, как все три гнома раздумчиво потянули себя за бороды, можно было сказать, что они такое вообразить могли запросто. Особенно Нори: у него бородища была не такая густая, как у старшего брата, но такой длины, что он и сам на неё, пожалуй, наступить мог.

– И что дальше? – спросил Нори, не желая, видимо, думать о том, как его кто-то дёргает за бороду и скидывает в воду.

– А вот что. Бадыноко в кольчуге был, стало быть, потонул сразу. Побегали они по берегу, покричали, факелами посветили – ничего, никого. Только себя собрали обратно идти, слышат – словно бы шуршит что– то. Посмотрели – ползёт из воды на островок мёртвый Бадыноко, совсем голый. Выполз и лёг, лежит, не двигается. Они кричат ему, Бадыноко, Бадыноко! – и тут кто-то там, на островке, захрипел, зашипел, зарычал и начал шумно сглатывать.

– И что? – ахнул Фонси.

– Ну и дёрнули они оттуда со всех своих каменных ног. И потом долго не могли снова найти эту пещеру, а когда нашли, – уже вместе с остальными из отряда – то на островке посреди озера лежал один только череп с ошмётками бороды да груда обглоданных костей. Что-то сожрало беднягу Бадыноко, а что это было – никто не знает, и не узнает никогда, тем более что дело было давно, и в том городе, поди, снова шастают орки.

– Да пожрут их всех горы! – веско закончил Дори.

...Потом гномы ещё поиграли на свирелях, а потом ещё поговорили про войну, – как понял Фонси, ту самую большую войну орков и гномов, которая закончилась, когда Геронтий Большой Тук был совсем ещё маленьким, – про какие-то горы с пещерами, какого-то Азога, поделом ему, паскуднику, и какого-то Смога, чтобы у него все зубы сгнили и из пасти повысыпались, – но этого Фонси почти не запомнил; он уснул, закутавшись в плотный, уютный дорожный плащ Бунго Бэггинса, и даже не пожелал гномам спокойной ночи.

Проснулся он от звона и бряканья. Утро было пасмурное и холодное, в воздухе висела мелкая-мелкая морось. Нори суетился поблизости, возясь с огромными коробами гномьей поклажи – это они брякали и звенели.

– С добрым утром, Нори, – сказал хоббит, – вы уже на ярмарку собираетесь? Не скажешь, где здесь умыться?

– Ручей вон там, внизу, – показал Нори.

Хоббит сбежал в неглубокий овражек к ручью. Навстречу ему поднимался Ори, с бородой, закинутой за плечо, и помытым котелком в руке.

– Утро добро, – толстым голосом поздоровался он.

– И тебе доброго утра, Ори, – приветствовал гнома Фонси. Обращение на «господин» и «достопочтенный» куда-то пропало – странно величать «достопочтенными господами» тех, с кем травил байки у ночного костра.

Фонси зачерпнул из ручья ледяной воды, сполоснул лицо и направился обратно.

– Ну что, – сказал он гномам, – хорошо вам поторговать, и спасибо за гостеприимство.

– Пожалуйста, пожалуйста, – широко развёл руками Нори, – мы всегда гостям рады.

Дори подошёл к брату сзади и отвесил ему крепкий подзатыльник.

– За что? – взвыл обиженно гном.

– За что? – спросил Дори у Ори.

– Не знаю... – сказал тот и тоже получил подзатыльник.

– Обычаев позабыли, – рявкнул старший брат, – короля у вас нет! Это у вас вокруг что?

– Ну, Шир, – неуверенно ответил Ори.

– Ну, Шир, – согласился Дори, указывая толстым коротким пальцем на Фонси, – а это у вас тут кто?

– Ну, хоббит, – сказал Нори.Фонси, – одновременно с ним сказал Ори, и оба гнома втянули головы в плечи, потому что брат снова выдал им по подзатыльнику. Фонси смотрел на всё это и ничего не понимал.

– «Хоббит», – передразнил братьев Дори, – «Фонси». Это сын тэна ширского! Это не он у нашего костра гостевал и нашего кулеша ел.

Это мы в его стране гостевали, курили его табака и ели его солонины.

– Да вы что... – начал было Фонси, но Дори так зыркнул на него из-под насупленных косматых бровей, что он сразу замолчал.

– Что говорит обычай? – сурово спросил старший гном.

– В гости с пустыми руками не ходят, – ответил Ори.

– Так что стоите? Помните обычая!

Нори и Ори со звоном и грохотом поставили перед Фонси коробы с товаром и открыли их.

– Прости, сын тэна, – сказал Дори, – но пока ты спал, я взглянул на твоего ножа – и нашёл его прескверным. Не примешь ли ты от нас даром замену ему? Да и топорик тебе в лесу пригодил бы себя.

Фонси взлохматил себе волосы.

– Дори! – сказал хоббит. – Я вот что подумал. Мне очень нужна в моём походе одна вещь. Если у вас найдётся что-нибудь похожее, то я был бы очень рад принять её в подарок, если, конечно, вы не будете против. А нож с топориком я у вас в любом случае куплю. Хорошо?

– Хорошо, – ответил Дори, чуть помедлив. – А что нужно тебе в твоём походе, сын тэна?

– В походе моём, – Фонси, не желая того, заговорил так же торжественно и тяжеловесно, как и Дори, – мне бы очень пригодилось что-нибудь, режущее железо.

Косматые брови гнома поползли вверх. Он хотел было что-то сказать, но оборвал себя на полумысли, склонил голову и задумался, оглаживая бороду.

Ори потянул Дори за рукав и забормотал брату в ухо. Фонси расслышал только слова «никогда не пригодит себя» «настояще серебро» и «коза дум». Что такое коза дум, Фонси не знал.

Дослушав брата, Дори покивал головой, отошёл и, порывшись в одном из небольших коробов, вытащил из кожаного чехла невзрачный серый ножичек и протянул его Фонси.

– Возьми этого напильника, сын тэна, – сказал гном. – Он разрежет всяка железа, точно масла. Только береги его – немного осталось в Средиземье ему равных. Это напильник для работы с настоящим серебром, а настояща серебра больше нет нигде, так что нам, как сказал мой брат Ори, он вряд ли уже себя понадобит.

– Но, Дори, я... может быть, он вам всё-таки самим ещё нужен?.. – неуверенно произнёс Фонси, вглядываясь в лицо гнома. Что-то было застывше-твёрдое в этом лице, как будто Дори прощался с чем-то очень дорогим для себя.

– Возьми, возьми, – повторил Дори, вкладывая напильник в руку Фонси. Напильник был шероховатый и очень холодный на ощупь. – Если он себя пригодит тебе в твоих странствиях, нам будет приятно, – гном вздохнул и улыбнулся, лицо его смягчилось, – только спрячь его хорошенько.

– Вот и славно! – воскликнул Нори, когда Фонси убрал напильник в чехол, а чехол – в потайной карман жилета. – А теперь посмотри ножей и топориков, а то нам надо уже идти, скоро начнётся ярмарка.

Фонси выбрал себе новый нож и новый топорик и показал Нори.

– Это великолепные вещи, – сказал Нори. – Они никогда не заржавеют и не сломают себя. Видишь, на клинке ножа вырезаны резы – это старинные чары гномов. Ножик никогда не соскользнёт и никогда не порежет хозяина. А топорик, смотри, резы на обушке – никогда не попадёт хозяину по ноге. Лучша гномья работа. И оба эти сокровища – твои всего за три серебряных пенса!

«Дороговато», – подумал Фонси. – «Но, с другой стороны, настоящая гномья работа, да ещё и зачарованная». Отвязав от пояса кошелёк, он нашарил там три монетки.

– Это что? – мрачно спросил Нори, глядя на поблёскивающее на ладони у хоббита серебро.

– Как что? – отозвался Фонси. – Три пенса, разумеется.

– Ты, видно, нас обидеть хочешь, – почесал бороду Ори, – удачу отвести от нас решил?

– Да никакой я от вас удачи отводить не собираюсь! – растерялся хоббит. – О чём ты говоришь?

– Встретить перва покупателя до начала ярмарки – больша удача, – сказал Нори, – а вот продать перва товара этак запросто это больша, наоборот, неудача. Ты бы уважил нас, Фонси.

– Чего-то я не понимаю... мало вам трёх пенсов, что ли? Так ведь сами столько запросили.

– Запросить мы запросили... – загадочно произнёс Ори, – да вот только не дороговато ли будет, а?

Фонси недоверчиво прищурил один глаз.

– Вы что, поторговаться хотите, что ли? – спросил он.

– Какая там торговля? – сердито буркнул Ори, нахмурив брови и подмигивая хоббиту. – За таких отличных ножа да топорика трёх пенсов ещё и маловато будет. Даром, почитай, отдаём.

– Ну хорошо, – сказал Фонси, выставил вперёд подбородок и воскликнул возмущённо: – Да за три пенса можно лошадь купить, в смысле пони, не то что железяки ваши!

– Сказал тоже – пони! Твой пони споткнётся и ногу вывихнет, или облысеет на коленях, или сапом заболеет – и всё, нету пони, а точнее, нету трёх пенсов, – радостно ответил ему Нори.

– Вот это себя называет Шир! – пробасил Дори. – Пони три пенса стоит, а корма ему уходит на тридцать пенсов ежегодно.

– А нож с топориком, наоборот, кормят своего хозяина, – поучительным голосом заметил Ори, подбрасывая топорик и ловя его в воздухе. – Ножиком ты и шкурку с кролика снимешь, и выпотрошишь его, и картошечки порежешь. А топориком хвороста насечёшь. А видишь, паз в рукоятке ножа? В паза кремешка вставляешь и об топорика стук – вот тебе и огонь жарить кролика.

– Пенс, – твёрдо сказал Фонси. – Серебряный пенс и ни медным пенсом больше. Огонь разводить у меня спички есть.

После четверти часа яростной торговли Фонси отсчитал улыбающимся до ушей гномам серебряный пенс и десять медяков. Гномы хлопали друг друга и Фонси по спинам и, казалось, несказанно радовались потерянным деньгам.

– Странно как-то, – пожаловался им Фонси, – и непонятно. Я же вам три пенса хотел дать.

– У вас в Шире бывают состязания? – спросил Ори. – Догонялки какие-нибудь, кто дальше бревна закинет, метание топоров?

– Бывают, – кивнул Фонси. – Метание дротиков, накинь-колечко, рытьё на скорость.Так вот вообрази, – продолжал гном, – что ты хочешь поиграть со своим братом в дротиков, на кружку пива. Выиграешь ты этого пива, проиграешь ли – кака тебе разница, вы же всё равно с братом выпьете пива и сыграете в дротиков.

– Вот точно так и с торговлей, – подхватил Нори. – Взял себя торговать – ну так торгуй себя! Это така игра.

– К тому же, – добавил Ори, – себя поторговать с первым покупателем ещё перед ярмаркой – это добра примета, значит, на ярмарке удача будет.

– Ну разве что так, – улыбнулся Фонси. – Спасибо вам.

– Пользуйся на здоровье, – ответил Дори. – Пускай твои покупки сослужат тебе добру службу, сын тэна! Удачи тебе!

– Вам хорошо поторговать на ярмарке! – сказал Фонси, подхватывая на плечи мешок.

– У нас был славный почин! – ответил Нори, взваливая на плечи короб размерами больше себя и сгибаясь подего тяжестью. – Бывай здоров, Фонси!

– Прощай, Фонси! – с трудом проскрипел Ори; у него было ещё больше поклажи, чем у Нори. – Бывай здоров! Береги напильника!

– Счастливого пути! – крикнул хоббит вслед уходящим гномам, развернулся и бодро зашагал сквозь лес по направлению к ведущей на север тропе.

В Северной Доле Шира хоббиты расселились значительно реже, чем в остальных трёх. Возможно, потому, что здесь было не так много холмов и крутых речных берегов, удобных для постройки нор – речка Северная по весне заливала свои низкие берега. Это был пастуший край, где привольно паслись на зелёной траве стада коров и овец. Сторожили их, как правило, весёлые молодые хоббиты и их визгливые собачонки.

Хоббиты здесь жили в основном в домах; иногда, правда, скромный на вид домик служил просто навесом, чтобы в настоящую подземную нору не затекал дождь. Когда Фонси проходил через Тугострой, – в этой деревне земля была твёрдая и жёсткая, отсюда и название – он видел там целую подземную усадьбу, с окнами, торчащими из земли, словно низенькие колодцы.