Текст книги "Край без Короля или Могу копать, могу не копать"

Автор книги: Вадим Барановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Фонси посмотрел вниз, на город. Листья деревьев и кустов уже начинали желтеть, краснеть, а какие-то даже и лиловеть. Внизу, неподалёку от башни, из земли торчали верхушки больших колонн, расположенных четырёхугольником. Вокруг каждой колонны рос венец из каких-то побегов как раз с ярко-лиловой листвой. Фонси никогда ещё не видел ничего подобного.

Улицы Пустограда то бежали прямо, то начинали петлять и извиваться. Рядом с домами, полностью заросшими зеленью, красовались дома, почему-то совсем ею не тронутые, – видно, сделанные из того же камня, что и башня. Фонси видел площади, украшенные одряхлевшими изваяниями; покосившиеся венцы дворцов; несколько круглых куполов, похожих на ширские обитаемые холмы; уходящую дальше к озеру главную улицу, по которой неспешным шагом ехали три всадника на небольших мохнатых лошадях; крыши домов и верхушки башен, торчащие из озера – оно тоже вело своё наступление на город, высылая впереди себя стройные полки берегового рогоза; чудом сохранившуюся ветреницу в виде парусного корабля на одной из крыш... что?

– Шенти, хвастаться ловкостью будешь перед ширскими красотками! – воскликнул Фонси. – Смотри, сюда кто-то едет!

– Что? – Шельмец, всё это время старавшийся сохранить равновесие, стоя на заборе спиной к краю, вздрогнул, покачнулся и прыгнул вперёд, чтобы не упасть. – Ты что, с ума сошёл? Кто едет?

– Вон. – Фонси показал пальцем в сторону трёх всадников.

– Болышецы! – прошипел Шельмец и пригнулся, потянув за собой и Фонси. – Наклонись, чтобы не увидели! И давай быстро к лошадям!

Хоббиты на четвереньках доползли до входа в башню и побежали вниз по лестнице. Фонси не удержался, споткнулся и покатился по ступенькам, остановившись только в конце пролёта.

– Ты жив? – наклонился к нему Шенти.

– Жив, – прокряхтел Фонси, поднимаясь. – Я круглый, мне ничего не сделается.

– Тогда бежим дальше!

Они выбрались через истлевшую дверь и отвязали Пегого и Горошка. Шенти осторожно выглянул из-за угла башни.

– Едут сюда, – сказал он. – Давай вон там спрячемся, – хоббит указал на стоящий на краю башенной площади небольшой, с провалившейся крышей, запеленутый в несколько слоев плюща дом.

Когда хоббиты скрылись внутри, на площади уже звучало цоканье копыт. Фонси и Шенти, не сговариваясь, подошли к окну и стали смотреть сквозь переплетения стеблей, что будут делать большецы.

Большецы были одеты в кожаные штаны, замшевые рубашки и кожаные с меховой оторочкой накидки. Длинные волосы большецов были завязаны сзади на манер конского хвоста. На поясах у них висели длинные ножи; у двоих к сёдлам были прицеплены луки и тулы со стрелами.

– Слушай, а почему они такие маленькие? – спросил Фонси шёпотом.

– Это совсем ещё молодые большецы, – ответил Шенти. – Дети.

– Дети? – изумился Фонси. – Кто их одних пустил в Пустоград?

– Тише, тише, послушаем, что они говорят, – сказал Шенти и для чего-то сорвал со стены пучок перепутанного плюща.

Большецы тем временем спешились и заспорили.

– Я точно тебе говорю, Торн, я видел кого-то на башне. А потом я слышал цоканье копыт.

– Тебе показалось, Лунг, – тот, кого назвали Торном, вытащил нож и повертел им перед носом товарища. – Видишь, клинок не светится, значит, орков поблизости нет.Так это могут быть и не орки, – возразил Лунг.

– А кто? – усмехнулся Торн, пряча нож в ножны. – Половинцы, что ли?

Третий болыпец ухмыльнулся.

– Половинцы, кто же ещё! Вот только половинцев тут и не хватало, – он надул щёки, выпятил живот и начал переваливаться с ноги на ногу, – Бу-бу-бу, сейчас как раз время второго завтрака! Бу-бу-бу, как бы мне не лопнуть!

Торн и Лунг захохотали, складываясь вдвое и хлопая себя по бёдрам.

– Кто такие половинцы? – спросил Фонси, думая про себя, что время близится к обеду, а второй завтрак они давно пропустили.

– Мы, – сердито буркнул Шельмец. – Это значит «недомерок ростом в пол-большеца». Ну погодите у меня... – он принялся рыться по карманам.

– Шшшш! Шенти, не делай глупостей!

– Я глупостей не делаю, – отрезал Шельмец, извлекая из кармана ладный берестяной чехольчик. – Ай!

Стоящему неподалёку Пегому, видимо, что-то попало в нос – пони чихнул и громко фыркнул. Шенти подскочил на месте от неожиданности. Снаружи большецы перестали смеяться.

– Что это было? – спросил Лунг.

– Кто-то рычал, что ли, – промолвил третий парнишка, чьего имени ещё никто не назвал.

– Здесь могут быть и не только орки, – хмурясь, сказал Торн. – Медведи могут быть, а то и тролли от солнца прятаться в пустых домах.

Мальчики беспокойно заозирались.

– Ну, сейчас вы у меня попляшете, – пробурчал Шенти, вынимая из берестяной коробочки две половинки яичной скорлупы.

– Шенти, нет!.. – только и успел крикнуть Фонси.

– А вот чего ещё было, джентльхоббиты. Как-то раз молодой Ферди Крякинс из Ивовой Низины – знаете его, нет? – решил жениться и прикупил себе за рекой ма-аленькии хуторок. И всё хорошо, да только там такие сложности были с землёй, что даже хоббитонский стряпчий не распутает. И примыкал к его землям славный прудик, болотистый такой. А хозяином пруда был старый хрен Шебри Ройдавай, и совсем он этим прудом не пользовался. А Ферди только и мечтал, чтобы купить этот прудик и развести там гусей да карасей. Пошёл он к Ройдаваю, а тот возьми да и заломи за пруд два гроша!

– За пруд? Что там, эль был вместо воды? – хмыкнул рыжий Бонго Бигмеус.

– Ах, если бы! – мечтательно улыбнулся Шенти. – Нет, вода, и довольно-таки мутная. Двух грошей у Ферди не было, он только что за хутор двенадцать грошей выложил, так что был он весь из себя скучный. А старый Шебри, как назло, стал каждый вечер притаскиваться на пруд и сидеть там с удочкой.

Шенти затянулся трубкой и продолжил:

А поскольку Ферди мой хороший приятель, а старик Ройдавай меня как-то раз отстегал в детстве крапивой, то я решил Ферди помочь. Сделал себе вот такие вот глазки, – Шенти извлёк на свет половинки скорлупы с нарисованными зрачками и просверленными дырками для глаз, – обмазал их мучным клеем для прочности и залёг там, в пруду, на дальней стороне от того места, где Ройдавай сидел с удочкой.

– A-а, помню! – обрадовался Табби Заступ. – Это когда пошёл слух, что в устье Ширейки появилось пучеглазое чудище!

– Да-да! – кивнул Шенти. – Это как раз было там, где Ширеика сливается с Чертополошником. Эх, братцы, видели бы вы лицо Ройдавая, когда я показался ему с той стороны пруда. У него глаза стали вот точно такими же! И через два дня он продал эту несчастную лужу за десять пенсов и ещё спасибо сказал Крякинсу.

Шенти вставил скорлупки в глаза, оскалил зубы и оглядел присутствующих. Вид его был настолько потешен, что никто не смог удержаться от хохота, даже Морти Лапошлёп, приходящийся Шебри Ройдаваю четвероюродным племянником...

– Шенти, стой!..

Но Шенти уже вставил скорлупки в глаза, нахлобучил на голову копну содранного со стены плюща и вышел из развалин, втянув голову в плечи и угрожающе подняв руки.

– Уууу-ыыыыы-эээээН – низким, как из кувшина, голосом, провыл он. – Ы-ыыыы-уууу-аааа!

Будь на месте трёх маленьких большецов Шебри Ройдавай, или даже и сам Фонси – пожалуй, кто угодно из знакомых Фонси, кроме разве что батюшки или Гэндальфа, затея Шельмеца непременно увенчалась бы успехом, так он был страшен.

На какое-то мгновение трое оцепенели, потом отшатнулись. Потом – пришли в себя и перешли к действиям.

Торн и третий большец выхватили ножи и побежали навстречу пучеглазому лохматому чудовищу. Лунг сорвал с седла лук. Шенти развернулся и бросился бежать.

– Стойте! Не стреляйте! – закричал Фонси, выбегая на площадь, но Лунг успел натянуть на лук тетиву и, увидев нового врага, выстрелил. Стрела просвистела над головой Фонси и вонзилась в плющ. Фонси взвизгнул и побежал следом за Шельмецом. Ещё одна стрела просвистела мимо уха Фонси и сбила с головы Шенти зелёные космы. Под ногой Фонси хрустнула яичная скорлупка.

Молодой Тук никогда не думал, что может так бегать. Тело словно никогда не знало усталости: быстрые ноги несли его по каменным плитам вдоль улиц Пустограда. «Вниз нельзя, там озеро» – подумал хоббит. Сзади приближался топот трёх пар ног – Лунг, конечно же, не мог не присоединиться к погоне.

Бегущий впереди Шенти вдруг приостановился, и когда Фонси поравнялся с ним, махнул рукой вправо, а сам побежал налево. Фонси оглянулся: на него бежал Торн со свирепой улыбкой на раскрасневшимся лице; в руке мальчишка сжимал отсвечивающий синевато-белым кинжал. Хоббит свернул направо, в узкий переулок, и припустил с новыми силами, то и дело сворачивая в какой-нибудь новый переулок, надеясь только на то, что следующий не окажется тупиком.

...В правом боку безжалостно кололо, ноги болели, дыхания не хватало. «Упаду», – подумал Фонси, – «упаду, пускай убивают. Сил больше нет». С отчаянным, сдавленным воплем «Пощадите!!» он остановился и обернулся назад.

Сзади никого не было.

Хоббит прислонился к стене и начал медленно сползать по ней вниз, держась за бок и пытаясь перевести дыхание. В горле что-то дрожало, вдохнуть никак не получалось. В висках оглушительно стучало. С огромным трудом переведя дух, Фонси сел. Было тихо, даже птицы молчали.

Фонси смутно припоминал, что топота ног за спиной не слышал уже давно, а бежал просто от страха. Вероятно, все три большеца погнались за беднягой Шенти. И что? Не могли же дети его зарезать. Добрый старый Шенти, наверняка он уже объяснился с мальчишками, и они успели стать лучшими друзьями.

– Надо пойти и поискать их, – сказал хоббит сам себе. – Только вот один вопрос – куда?

Тут-то он и сообразил, что заблудился совсем один в пустом городе.

...Свет заходящего солнца едва пробивался сквозь толщу зеленоватой воды. Волна вздымалась кверху;[15]15
  Памятник, изображающий последний день Нуменора, затонувшей прародины дунедайн – арнорцев и гондорцев, был создан в самом начале Третьей эпохи, простоял три тысячи лет и стоит до сих пор. Теперь, разумеется, его каждый год подновляют и чистят.


[Закрыть] её пенистый гребень навис над хоббитом – вот-вот холодный поток обрушится сверху, проволочёт по камням, раздавит зелёной прозрачной тяжестью...

Фонси потряс головой и оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что находится в безопасности. В древнем здании было сухо, словно в пивной бочке после дня рождения Большого Тука. Волна была сделана из какого-то полупрозрачного зеленоватого камня и вставлена в покатый купол, словно оконное стекло. Морская же пена представляла собой хрустальную груду, слепленную из отдельных кусочков: несколько осыпалось на пол. Хоббит подобрал три прозрачных хрустальца, шестигранных и продолговатых, и спрятал в карман.

Рядом с большой волной на стене были видны волны поменьше, выложенные из мелких лощёных камешков, тоже кое-где повыпавших. Наверху, на жёлто-багровом небе были выложены очертания каких-то больших птиц с распростёртыми крыльями. Сзади же, откуда Фонси пришёл в это странное сооружение, напоминающее круглый холм, каких много было в Тукборо, были точно так же выложены из камешков стены и крыши неведомого города, накрытого бушующей грозой – из тёмно-серых туч прямо в город ударяло несколько молний.

Фонси встал посреди пустого зала, разглядывая картину. Он бродил по городу больше часа, пытаясь вернуться туда, откуда прибежал, но никак не мог найти дорогу. Блуждая то среди груд камней, то среди зарослей кустов и деревьев, то среди целых или полуобвалившихся домов, он наткнулся на этот купол тоски – другого названия Фонси придумать не мог. Вся картина навевала грусть, уныние и чувство неведомой утраты: хотелось оказаться там, в этом городе, на этой печальной земле, взглянуть наяву на грозовые тучи, на невиданных огромных птиц – и грудью встретить набегающую волну, и умереть без страха и жалости, зная, что пришло время. Это ощущение тоже было новым – Фонси редко случалось задумываться о смерти, а если и случалось, то в мыслях этих жил страх. Сейчас его не было.

Постояв на месте, хоббит успокоился. Нужно просто выйти на достаточно просторное место, может быть, подняться повыше – и оттуда наверняка можно будет увидеть башню. А потом – просто идти в ту сторону. Легче лёгкого.

– Спасибо, – сказал Фонси, обращаясь не то к волне, не то к птицам, не то к грозовому городу. – Я пойду.

На улице начинало темнеть и холодать. Поёживаясь, Фонси трусил по каменной мостовой, перескакивая через корни деревьев. Заметив краем глаза что-то знакомое, он остановился.

На каком-то возвышении, спиной к Фонси, стоял, подбоченясь, Шельмец Северян-Тук: очертания его головы и туловища чётко выделялись на светлом ещё небе.

– Не видит меня, – сказал сам себе Фонси. – Ну сейчас я на тебе отыграюсь за дурацкие шуточки!

Подкравшись к неподвижно стоящему Шенти, молодой Тук прыгнул на него сзади, рассчитывая повиснуть у него на плечах и свалить наземь, как в детской потасовке. Но Шенти не шелохнулся. Он остался стоять неподвижно, а Фонси взвыл от неожиданности и боли – всем телом он ударился о неожиданно твёрдого и холодного Шельмеца. Не удержавшись на его скользких плечах, хоббит соскользнул наземь и по дороге ещё ударился носом о твёрдый каменный локоть. Брызнула кровь.

– Ай! – Фонси зажмурил вмиг налившиеся слезами боли глаза, а рукой схватился за нос. – Больдо!

Проморгавшись, ушмыгнув кровь и убедившись, что нос не сломан, Фонси поднялся на ноги. Шельмец, каким-то недобрым чудом обращённый в камень, так и стоял на одном месте. Фонси обежал его вокруг и заглянул в лицо.

Он вздохнул с облегчением – это был не Шенти. Если каменный хоббит[16]16
  Сейчас эту статую в Аннуминасе называют просто «Фродо», хотя она явно стояла там задолго до Войны Кольца. Одна из теорий, объясняющих происхождение подобных статуй, изложена в начале пятой главы, однако относительно «Фродо» интересен тот факт, что он, во-первых, стоит посреди города, а во-вторых, в то время, когда в Аннуминасе жили люди, Шира, как такового, ещё не было.


[Закрыть] и походил на кого-то знакомого, то разве что на братца Барри. Изваянный из того же камня, что и пустоградская башня, он стоял, чуть наклонив голову и с одобрительной хозяйской улыбкой обозревал густые заросли кустарника перед собой.

– Родич... – восхищённо-уважительно протянул Фонси. – Родич! – он погладил истукана по каменному локтю. – Что ты здесь делаешь, родич, как тебя занесло сюда?

Каменный хоббит ничего не ответил, чему Фонси не удивился. Но тут послышался голос, и это был самый прекрасный голос на свете. Фонси встрепенулся, хлопнул изваяние на прощанье по плечу и пустился бежать по улице в направлении этого самого голоса. Горошек соскучился по хозяину и с пустынную башенную площадь оглушительным тоскливым рёвом.

Вот и площадь, вот и башня, вот и дом, где привязаны Горошек и Пегий. И Шенти, должно быть, уже ждёт внутри.

Фонси добрался до двери в дом и юркнул внутрь. Шенти не было. Горошек приветствовал хоббита радостным рёвом, а Пегий дружелюбно фыркнул.

Фонси извлёк из перемётной сумы светильник, нашарил в кармане спички и зажёг его. При тусклом свете нашёл мешок с овсом и бурдюк с водой; накормил и напоил животных. Услышал стук лошадиных копыт снаружи и вдруг похолодел.

Лошади. Все три лошади до сих пор бродили по площади – значит, на них никто не уехал. Даже если бы случилось самое страшное, и молодые большецы убили или ранили Шенти, – они бы давно вернулись к лошадям и уехали отсюда. Вряд ли они станут искать Шенти до темноты, если он убежал и спрятался. Значит, и Шенти, и мальчики исчезли бесследно...

Дрожа от страха, Фонси достал из сумки банку варенья и хлеб, отрезал гномьим ножом два толстых ломтя, густо намазал их вареньем и наконец-то пообедал – или поужинал, всего-то второй раз за день. Попил воды из бурдюка и снова успокоился.

– Утро вечера мудренее, – сказал он Горошку. – Надо достать плащ и лечь спать.

Спал он на удивление крепко – дала себя знать усталость.

Проснувшись, приведя себя в порядок и накормив животных, Фонси вышел на площадь, где обнаружил, что из трёх лошадей там осталась только одна.

Утром Пустоград был гораздо менее страшен – ярко светило солнце и чирикали какие-то птички.

– Хорошо, – сказал птичкам Фонси. – А что делать дальше? Шенти мне собирался рассказать всё, что знает о дорогах к северу отсюда, а теперь он сам куда-то пропал.

Лошадь подошла к хоббиту совсем близко и фыркнула. Фонси потрепал её по морде и снова задумался.

– А с тобой что делать? – спросил он у лошади. – Ну, уздечку я с тебя сниму, удобнее пастись будет. И, знаешь что, седло я с тебя тоже сниму. Больно ты с ним несчастно выглядишь.

Разговаривая с лошадью, хоббит зашёл ей под брюхо и возился со сбруей, пока седло не сползло со спины лошади и не упало на землю.

– А вот это я, пожалуй, позаимствую, – сказал Фонси, отцепляя от седла лук и тул. – Как раз мне по росту. А седло затащу в башню. Чтобы дождём не попортило.

Порывшись в кошеле, он достал из него на полпенса медяков – хороший ширский лук со стрелами больше не стоил – и высыпал их в кожаную сумку, прицепленную с другой стороны седла.

– Так, – продолжил хоббит свои рассуждения. – Если сегодня до полудня Шенти не вернётся, то значит, с ним что-то случилось. Надо будет ехать его искать. А что делать с Пегим? Взять с собой заводной лошадью – а что, если мы с Шенти не встретимся или разминёмся по дороге? Оставить здесь – а что, если Шенти не вернётся? Бедняга помрёт с голоду. Отпустить? А вот хотел бы я знать, куда он побежит, если его отпустить? Хм...

Фонси покопался в своих сумках и извлёк на свет походный пенал и несколько листов бумаги. На одном из них он подробно изложил всё, что случилось с ними в Пустограде. На другом – написал письмо Лилии, сложил его, надписал адрес и запечатал. Оба письма положил в чересседельную сумку Пегого.

– Беги обратно на заставу, – велел он пони, – а там ширрифы пускай прочтут письмо и приедут сюда большим отрядом искать Шенти.

Фонси долго ездил по улицам на Горошке, громко звал Шенти, заглядывал в развалины домов, но не нашёл никаких следов и ничего не услышал. Поднялся на башню, но никого сверху не увидел, кроме дикой свиньи с полосатыми поросятами, неторопливо роющихся в земле между четырёх колонн, так глубоко ушедших в почву, что остались от них одни торчащие верхушки. Шенти нигде в городе не было.

Фонси пристально смотрел с башни во все стороны, и ему показалось, что на севере к небу поднимается едва заметная тонкая струйка дыма.

– Поехали туда, – промолвил Фонси, спустившись с башни и гладя Горошка по серой шее, – вдруг Шельмец убежал на север и теперь жжёт там костёр?

Выехав из города через узкие воротца на северо-западе, Фонси обнаружил некую трудность. На севере от Пустограда лежало озеро – кажется, оно называлось Вечерним. К востоку же, как Фонси видел ещё с башни, из озера вытекал Бренди-да-вин.

– Придётся ехать вдоль озера на запад, а потом на север, – сказал Фонси Горошку, оглянулся напоследок на Пустоград и тронулся в путь.

Фонси ехал вдоль берега озера. Дорог здесь, как и обещал многомудрый Марципан Бубль, никаких не было, но «осёлька» это ни капли не смущало: он легко карабкался по холмам. Отличный был вид на озеро с холмов: гладкая, тёмная поверхность воды докуда хватало глаз и лес, растущий по берегам. Кое-где деревья начали желтеть и краснеть, и это делало вид ещё красивее. Вот только никаких признаков того, что здесь недавно проходил Шельмец или вообще кто угодно, Фонси так и не увидел.

Хоббиту захотелось размяться; он слез с ослика и пошёл пешком, ведя Горошка в поводу, опираясь на батог, словно на посох. Слой опавшей хвои приятно пружинил под ногами.

– Эй! – послышался окрик откуда-то слева. Фонси повернулся на голос, перехватывая батожок поудобнее.

– Эй, малыш! – огромный большец широкими шагами приближался из леса к Фонси. На голове большец носил нескладную войлочную шапку, а одет он был в овчинную безрукавку мехом внутрь поверх длинной рубахи. На поясе большеца висело с полдюжины мешочков и кисетов, а впридачу – длинный кривой нож. – Что ты делаешь совсем один в этих краях?

Фонси остановился, взяв батог наперевес.

– Не подходите, добрый человек, – предупредил он. – Ступайте себе своей дорогой, Глухомань большая.

– Да что ты, малыш, боишься, что ли? Где твой папа? – большей зорко огляделся по сторонам. Глаза у него были ярко-синие, лучистые. Широко улыбаясь, он приблизился к Фонси. От улыбки на плохо выбритых щеках большеца появились ямочки.

– Не подходите, – Фонси принял боевую стойку, крутанул батог так, что он свистнул в воздухе.

– Нету папы? – ласково кивнул большей и шагнул вперёд.

Хороший удар окованного батога легко разбивает коленную чашечку, неважно, хоббит ты или большец. Перебить голень тоже ничего не стоит. И то и другое – очень больно. А есть ещё запретные удары, их можно отрабатывать только на соломенном чучеле – под ложечку, в кадык, в висок. Большой Тук хорошо учил своих сыновей. Фонси ударил – резко, правильно, в прыжке.

Батог сам собой больно вывернулся из пальцев хоббита, взлетел высоко в небо и вернулся откуда-то сбоку и сзади, звонко треснув Фонси по голове. В ушах хоббита зазвенело, лес куда-то качнулся, и наступила ночь.