Текст книги "Пещера Лейхтвейса. Том третий"

Автор книги: В. Редер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 49 страниц)

Глава 138
ЗНАХАРЬ

Однако ни Лоре, ни Елизавете не удалось забыться настоящим глубоким сном. Всю ночь в стане индейцев царствовали шум, гам и оживленное движение. Апачи пировали. Громкий вой их не прекращался. Несколько раз пьяные ватаги подходили к самой палатке пленниц. Но Лютый Волк, поставив вблизи палатки трех храбрых молодых воинов, очевидно, дал им самые строжайшие приказания относительно охраны своих красавиц, так как они каждый раз отгоняли разгулявшихся буянов и не позволяли им тревожить бледнолицых женщин.

В течение всего следующего дня Лора и Елизавета видали только некрасивую старуху, которую приставили к ним в служанки. Утром она принесла им настойку какой-то древесной коры, которая должна была заменить чай, и несколько маисовых лепешек. Она сейчас же принялась рассказывать Лоре и Елизавете о том, что к предстоящему пиру делаются большие приготовления. Знахарь, говорила она, обещал устроить торжественные гадания и сообщить новые пророчества, от которых должны были зависеть следующие войны апачей.

– Кто этот знахарь? – спросила Лора, которая не могла забыть коварных взглядов своего отвратительного спутника по дороге в плен.

– Кто этот знахарь? – переспросила словоохотливая старуха. – Этого, моя дочь, я сама не могу тебе сказать, как не могу тебе сказать, сколько звезд на небе и кто отец луны.

– Так, значит, он не вашего племени?

– О нет.

– Но как же он попал к вам, и как же апачи терпят его присутствие в стане?

– Видишь ли, это очень странная история, – сказала мать Красной Гвоздики, – но пока вы будете пить и есть, я расскажу вам, как было дело. Дайте только посмотрю сначала, не подслушивает ли нас кто-нибудь из тех молодых воинов, которые приставлены стеречь вашу палатку; не дай Бог, если знахарь узнает про то, что я вам разболтала, несдобровать мне тогда.

– Разве он такой страшный? – спросила Лора.

– Каждый знахарь страшен, дочь моя, – ответила старуха. – Каждый знахарь легко может погубить того, кого он ненавидит, он может ускорить его смерть, может накликать на него страшные болезни и муки.

– Но как же так?

– Дочь моя, разве ты никогда не слыхала об индейских знахарях? – спросила старуха. – Разве ты не знаешь, что индейцы во всех важных делах, будь то война, или охота, или болезнь у лошадей, счастье и благополучие семьи, всегда испрашивают совета знахаря? По внутренностям некоторых животных, по полету птиц, по движениям змей он узнает, что готовит будущее. Если вождь внезапно заболевает и все наши целебные травы не могут ему помочь, тогда мы просим знахаря, чтобы он узнал у Великого Духа, что может исцелить больного и в чем причина его болезни. Тогда знахарь открывает книгу мудрости, вырезает печень благородного оленя и варит ее в змеиной крови. А после этого он возвещает: вождь не может выздороветь, потому что тот-то и тот-то его заколдовал.

И обыкновенно такое преступление приписывается женщине, в большинстве случаев какой-нибудь старухе. Колдунов же и колдуний у нас сжигают на кострах или же привязывают к хвосту коня, которого выгоняют в прерию. Ну, словом, навлечь на себя гнев и неудовольствие знахаря – опасная вещь; кто знает, чье имя прочитал он в печени благородного оленя, пожалуй, скорее всего имя того, которому он желает отомстить. Но этим я не хочу сказать, что знахари не были бы мудрыми людьми, о, они очень мудры. Они знают все целебные травы, знают, как надо лечить людей и животных, у них на все есть умный совет; ни одно племя не может обойтись без знахаря.

Долгое время у нас был один вещий старец, которого Великий Дух исполнил мудрости и слава которого гремела во всех долинах гор. Мудрый Габри называли его. Он гадал не только для нас; со всех концов приезжали к нему индейцы дружественных нам племен, чтобы испросить у него совета. Но мудрый Габри был уже очень стар. Ему исполнилось сто четыре года. Однажды его нашли мертвым в вигваме, в котором он всю ночь провел в гаданиях и в молитве. Его похоронили вон там наверху, где гребни скал поднимаются к самому небу, а над могилой поставили тяжелый камень. И вот наше племя оказалось без знахаря. Старик Габри не посвятил в тайны никого из наших соплеменников; его мудрость погибла вместе с ним.

Необходимость в новом знахаре давала себя чувствовать сильно, но где же взять знахаря, когда его нет? Апачи остались без врача, а главное – без пророка. Но вот в стане вдруг распространился странный слух. Стали поговаривать, что старый Габри каждую ночь выходит из своей могилы и расхаживает по стану. Несколько почтенных воинов, никогда в жизни не осквернивших свои уста ложью, клялись, что видели его совсем близко. На нем, говорили они, был тот самый наряд, в котором его похоронили; на голове чучело совы, которое он всегда носил, с пояса свисала шкура лисицы, а грудь украшали скрещенные лапы пантеры – словом, все, как было в жизни. Как раз в это время случилось так, что Лютый Волк опасно заболел. Он в жару напился воды из источника, на дне которого, быть может, лежал разлагавшийся труп какого-нибудь животного. Он отравился, и жизнь его висела на волоске, и все племя апачей трепетало при одной мысли, что оно может потерять любимого вождя.

Надо вам сказать, что Лютый Волк с самых молодых лет совершал чудеса храбрости; он – потомок славного рода Хузов, который вот уже девяносто восемь лет стоит во главе апачей. Каждый индеец произносит его имя не иначе, как с глубоким благоговением. А знахаря не было. Не было человека, который принес бы ему целебных трав, а настойки, которые ему приготавливали старухи, он не принимал, помня древний индейский закон: «Лучше умри, хоть юношей, не испытавшим жизни, только не давай себя спасать женщине».

И вот случилось чудо. Наутро после тяжелой ночи, в течение которой Лютый Волк, изнуренный лихорадкой, бледный и обессиленный, видимо, уже начинал прощаться с жизнью, у входа в его палатку, на земле, вдруг нашли какой-то пузырек, а возле него начерченное на песке слово – Габри. Значит, это была правда. Мудрый Габри, действительно, приходил к апачам и, сжалившись над умирающим вождем, принес ему спасительное зелье. Сам Лютый Волк ни минуты не колебался и разом опорожнил поданный ему напиток. С этого же момента он почувствовал себя лучше и, да будет восхвален Великий Дух, быстро оправился от тяжелой болезни. Лихорадка перестала его мучить, тело его окрепло, он снова стал силен, как лев, и ловок, как олень.

Тогда Лютый Волк решил отпраздновать свое исцеление торжественной и пышной охотой. Решено было отправиться травить медведя. Дело в том, что как раз в это время в окрестностях появилось несколько медведей небывалых размеров и до такой степени кровожадных, что они сделались настоящим бичом для стад и людей. Так, например, один из этих медведей напал на двух игравших у источника детей, одного убил ударом тяжелой лапы по голове, а другого – загрыз.

Во главе своих воинов торжественно выехал Лютый Волк на охоту за этим медведем. Храбрый и гордый, он никому не хотел уступить чести убить хищника; сделать это подобало только ему. Действительно, он первый и напал на след медведя. По этому следу он стал все более и более углубляться в дебри дремучего леса. Вдруг что-то огромное зашевелилось за одним из деревьев: конь вождя шарахнулся в сторону и задрожал. Лютый Волк увидел себя лицом к лицу с гигантом – медведем. Вождь не медля бросил в противника копье. Он прицелился в глаз зверя, надеясь, что копье пройдет прямо в мозг, но в решительное мгновение испуганный конь сделал неожиданное движение, и копье пролетело над головою медведя, не причинив ему ни малейшего вреда. Зверь бросился на коня. Могучими когтями он вцепился ему в бока и вырвал ему внутренности; конь упал и тут же испустил дух.

Лютый Волк успел соскочить на землю; он высоко поднял томагавк и со всего размаха бросил его в медведя, так, что лезвие глубоко вонзилось в его тело; но могучие кости зверя были крепки, как железо, и удар томагавка только ранил мягкие части, не причинив ему серьезного вреда. До сих пор зверь обращал все свое внимание на коня, теперь он повернулся и в бешенстве набросился на Лютого Волка. У него осталось только одно оружие – охотничий нож. Ружье выскользнуло у него из рук, когда он соскочил с коня, а томагавк торчал в туловище медведя. Однако Лютый Волк не знал страха; с ножом в руке встретил могучего зверя.

Он знал, что все зависело от одного-единственного мгновения; пропустить его – значило наверняка погибнуть. Когда медведь поднялся на задние лапы, вождь нагнулся и в один момент вонзил ему нож в сердце. Да, в самое сердце. Зверь дико заревел и упал как подкошенный. Лютый Волк едва успел отскочить, иначе могучий хищник похоронил бы его под собой. Лютый Волк торжествовал. Он приставил пальцы ко рту, чтобы призвать воинов, показать им сраженного врага и… в этот самый момент кровь застыла у него в жилах.

За спиною его хрустнули ветви; он обернулся и, на выступе скалы, всего в нескольких шагах от себя, увидал медведицу, ужасную в своей кровожадной ярости, огромную, страшную. А у Лютого Волка оружия уже не было: ружье лежало под павшим конем, достать его не было времени, а томагавк и нож торчали в теле медведя. Лютому Волку оставалось одно – бежать. И Лютый Волк пустился бежать. Но медведица бросилась за ним. Он слышал за собой ее тяжелый храп и бешеный рев. Лютый Волк – герой, трусость ему не знакома. Но что значила вся его отвага, когда у него не было даже ножа, не было даже времени нагнуться и поднять камень, чтобы бросить его в разъяренного зверя. Несчастный чувствовал, что силы начинают ему изменять, а медведица нагоняла его. Все ближе, ближе – Лютый Волк, казалось, погиб. В глазах его помутилось; к довершению несчастья, он наступил на какой-то острый шип, который вонзился ему в ногу и больно ранил подошву. Теперь он лишился последней возможности спасения: он был во власти ужасного зверя. Воины его были далеко, кругом только суровые скалы Сьерра-Невады. Вождь уже начинал соображать, не лучше ли ему броситься с обрыва, на краю которого он находился, чтобы не даться в когти зверя, но сознание начало его покидать, и он упал на колени, медведица же была от него шагах в двадцати.

В эту минуту Лютый Волк почувствовал, что чьи-то руки схватили его и стащили вниз в какую-то пещеру, такую низкую, что человек мог влезть в нее, только лежа на животе. Таким образом, медведица должна была оставить преследование. С диким ревом она стала бросаться на стены скалы, внутри которой находилась пещера. Ослепленная яростью, она уже не видела края обрыва и, потеряв равновесие, кубарем слетела в пропасть. Там она и осталась лежать.

А Лютый Волк тем временем с удивлением увидел, что пещера стала все более и более расширяться, своды ее раздались; когда он пришел окончательно в себя, он увидал себя в высоком обширном помещении, а у ног своих заметил какого-то человека, который вытаскивал у него из подошвы занозу и смазывал раны благовонною мазью. Ужас охватил вождя при виде того, кто сделался спасителем его жизни. Это был Габри – только Габри не старик, каким знал его Лютый Волк, а такой, каким он был, должно быть, в молодости. Одежда во всяком случае была одеждою Габри: то же чучело совы, та же лисья шкура, те же лапы пантеры. Лютый Волк протянул руки и, не зная, дух ли перед ним или настоящий живой человек, сказал дрожащим голосом:

– Это ты, благородный Габри, ты начал снова жить и снова сделался юным? Скажи, великий Габри, ты вернулся из вечных долин Великого Духа, потому что твои краснокожие дети не могут без тебя жить?

Человек в одежде мудрого Габри ответил:

– Я не Габри, я знахарь чужого вам племени, пришедший к вам из далеких, чужих стран. Спасаясь от диких зверей, я залез в какую-то пещеру, но, о диво! Пещера чем дальше, тем становилась шире и выше и, пройдя по ней приблизительно полчаса, я очутился наконец в могильном склепе, где находился труп, видимо, недавно только похороненного там человека. Я услышал голос Великого Духа, который приказал мне надеть на себя платье Габри и спуститься в стан апачей, ибо вождь их лежал больной и не получал исцеления. Ночью я пришел к твоему ложу и увидел тебя умирающим от тяжкой лихорадки, тогда я пошел и приготовил тебе лекарственное зелье, поставил его у входа в палатку, а на земле начертил слово «Габри», чтобы быть уверенным в том, что ты действительно выпьешь напиток.

– Так, значит, это я тебе обязан жизнью? – воскликнул Лютый Волк. – Чужестранец, ты два раза спас меня! Раз ты спас меня от злой болезни, а сегодня, не будь тебя, я сделался бы жертвою разъяренного зверя.

– Я видел тебя, – ответил знахарь, – как ты бежал по скалам, как за тобой гналась медведица. И я решил тебя спасти. Я вовремя втащил тебя в эту пещеру, в которую, как я знал, медведица залезть не могла. Нога твоя тоже будет здорова, великий вождь. Я знаю, ты – Лютый Волк. Встань на ноги, попытайся – ты увидишь, боли не будет.

Знахарь сказал правду. Рана, вызванная занозой, была чудесно исцелена.

На следующий же день Лютый Волк вернулся в стан апачей. Воины и все племя встретили его с ликованием, так как все уже считали его погибшим. А теперь слава его стала еще громче – победа над медведем, труп которого разыскали в лесу и с торжеством втащили в стан, снова доказала великую отвагу и силу Лютого Волка; его подвиг был честью для всего племени апачей. Но Лютый Волк вернулся не один. Он привел с собою своего спасителя, чужестранца – знахаря, который и остался у нас.

Сначала его приняли с недоверием, но когда Лютый Волк рассказал воинам его историю, рассказал им, как этот человек два раза спас его от верной смерти, то к нему стали относиться лучше. К тому же знахарь был необходим, ведь стан страдал без мудреца – теперь мудрец нашелся, надо было радоваться его появлению. Вскоре новому знахарю представился и случай оказать апачам очень важную услугу. Великий Дух разгневался на нас и послал на наших детей какую-то странную глазную болезнь, так что мы боялись, как бы они все не ослепли. Но знахарь отправился в лес, нарвал там каких-то трав, выжал из них сок и этим соком стал закапывать глаза больных детей, после чего они вскоре выздоровели.

Так он и стал знахарем нашего стана. Но что-то таинственное в нем мне кажется странным; правда, я старуха и не могу судить о людях, как судят лучшие воины нашего стана, только, признаюсь, я ему не доверяю. Зачем он не скажет открыто и просто, какого он племени и откуда явился? Разве он стыдится своего отца? А ведь это плохой знак: кто не чтит своего рода, тот не чтит самого себя, – так гласит слово Великого Духа. Но апачи верят в него. Его пророчества слушают, его самого уважают. Так недавно еще он гадал по внутренностям буйвола и сказал, что всему стану предстоит какое-то большое счастье. И вот вскоре после этого была одержана победа над обитателями Лораберга. Он предсказал, что в стан наш будет приведена бледнолицая женщина – как видите, сбылось и это.

Так болтала старая индеанка, покамест Лора и Елизавета пили теплый напиток, который должен был им заменить чай. Затем старуха ушла и вновь пришла только к обеду. Она опять заговорила о приготовлениях к предстоящему торжественному пиру. Она рассказывала, что вигвам Лютого Волка уже роскошно убран венками и цветами, что женщины приготовили внутри его роскошное ложе из душистых цветов.

Елизавета закрыла лицо руками и с тяжелым вздохом упала на подушку.

– Умоляю тебя, Лора, – проговорила она, – дай мне кинжал, который ты получила от старухи. Лучше я собственноручно лишу себя жизни, но не дам этому индейцу даже дотронуться до меня.

– Нет, кинжал останется у меня, – сказала Лора, – но если хочешь, я дам тебе пузырек с ядом, так как он может послужить тебе для другой цели. Если найдешь случай дать этот яд опьяненному страстью индейцу, так не сомневайся и отрави его.

С этими словами она передала Елизавете пузырек с ядом, который та спрятала у себя на груди.

Последние лучи заходящего солнца горели над станом апачей, разливая кроваво-красный свет. На краю котловины кипела и пенилась река Гила. Свежий вечерний ветерок всколыхнул полог жилища бедных пленниц и приласкал их разгоряченное чело. Но вот полог распахнулся шире, и у входа в палатку появилось десять индейских воинов. Все они были в праздничных нарядах. Раскрашенные груди их были увешаны гирляндами цветов. Впереди всех стояли тот индеец, которого звали Ползущей Змеей, и знахарь.

– Час настал, – сказал Ползущая Змея не без некоторой торжественности. – Вождь апачей зовет белую женщину к себе в вигвам. Встань, белая женщина, иди со мной. Вождь апачей ждет тебя, сердце его горит огнем любви.

– Час настал, – сказала и Елизавета на немецком языке. – Прощай, Лора, мы более никогда не увидимся. Но если, по счастливой случайности, тебе удастся спастись, то передай моему мужу, моему дорогому Зигристу мой последний привет, скажи ему, что индеец не меня опозорит: он может опозорить только тело. Мое сердце же останется нетронутым и чистым, оно принадлежит ему, моему дорогому мужу, ему одному.

Она обняла Лору, поцеловала ее и сказала, обращаясь к индейцу:

– Я готова.

– Не забудь о яде, – шепнула Елизавете Лора, – воспользуйся первым же мгновением для того, чтобы употребить его в дело.

Елизавета только молча кивнула головой.

Перед палаткой раздался барабанный бой и звон металлических тарелок. То были музыканты, которые ждали выхода Елизаветы, чтобы торжественным шествием отвести ее в вигвам своего вождя. Супруге Зигриста казалось, что ее ведут на казнь. Бледная, с опущенными глазами, шла она, окруженная вооруженными дикарями.

Знахарь один только остался в палатке у Лоры. Последняя, когда увели Елизавету, повернулась, чтобы дать волю слезам. Вдруг на плечо ее легла чья-то тяжелая рука. Лора вздрогнула и обернулась. Перед нею, точно отвратительное каменное изваяние, неподвижно стоял знахарь. На густо раскрашенном лице коварно горели темные глаза.

– Моя сестра умеет читать по-английски, не правда ли? – спросил наконец знахарь.

– Да, – сказала Лора. – Но к чему этот вопрос: уж не хочешь ли ты достать мне английскую книгу, чтобы я в чтении могла бы все забыть и рассеять тоску одиночества?

– Нет, книг у нас в индейском стане нет, – сказал знахарь.

Он говорил по-английски с каким-то странным акцентом.

– Но зато, прекрасная красавица, я дам тебе другое чтение, пожалуй, более интересное, чем самая интересная книга. Не хочешь ли прочесть вот эту рукопись?

С этими словами отвратительный индеец с совиным чучелом на голове вытащил из-под плаща какой-то пергаментный свиток, развернул его и стал держать его перед Лорой, не выпуская его из рук, точно это была какая-то необыкновенная драгоценность, которую он ни на одну секунду не мог отдать в чужие руки. Лора взглянула на рукопись, прочла несколько строчек и вскрикнула: она прочла на пергаменте свое собственное имя и подпись.

То была подпись Лютого Волка, вождя апачей.

– Что это? – едва проговорила она.

– Прочти – тогда поймешь, – зловещим голосом ответил знахарь.

И Лора стала читать, смертельная бледность покрыла ее лицо, в глазах ее появилось выражение ужаса, она вся задрожала. Вот, что она прочла:

Лютый Волк, вождь апачей, представитель Великого Духа на земле, владелец земли от реки Гилы до склонов Сьерра-Невады, дарит своему другу, великому знахарю апачей, ту белую женщину, которая отправилась в стан апачей провожать свою сестру. Ее будут звать Белокурой Розой. Белокурая Роза будет принадлежать знахарю. Он имеет право взять ее к себе в вигвам и сделать ее своею женою. Никто из воинов апачей не смеет ее у него отнимать. Пусть она будет его любовницей, его рабыней, все равно: он полный властелин Лоры, жены белого вождя. Он может убить ее, если хочет, может оставить ее жить, если угодно будет насладиться ее красотой. В этом поклялся именем Великого Духа

Лютый Волк.

– О! Какая подлость! – воскликнула Лора. – Продана, продана, как рабыня. Так вот как держит клятву вождь апачей! Вот какова хваленая верность индейцев! Ведь он обещал Барберини пощадить меня, моего мужа и шестерых наших товарищей. А теперь он распоряжается моей жизнью, как своей собственностью. Он отдает ее в руки человека, который – я это вижу – не желает мне добра, в глазах которого я читаю непонятную мне ненависть. Но страшитесь, апачи, страшитесь мести моего мужа. Он отомстит за меня. Лейхтвейс нагрянет на вас, как гроза, разражающаяся среди ночной тишины. Он уничтожит вас, ваших жен, детей и лошадей, он истребит вас всех до одного, если только мне будет сделано малейшее зло.

– Пусть идет, – ответил знахарь, медленно свертывая рукопись и пряча ее под своим белым плащом. – Наши воины настороже. Они не дремлют. Больше ничего и не надо. Слушай, бледнолицая. Сейчас мне нужно вернуться в свой вигвам, чтобы совершить некоторые заклинания, о которых меня просил Лютый Волк: он жаждал блаженства в объятиях твоей подруги и поручил мне просить Великого Духа, чтобы он на эту ночь был к нему особенно благосклонен. Когда я окончу заклинания, я вернусь сюда и тогда – тогда ты будешь моя.

Лора невольно схватилась за грудь, где у нее был спрятан кинжал. Нежная ручка ее крепко обхватила рукоятку.

– Приходи, – ответила она. – Я буду тебя ждать.

Знахарь медленно повернулся и направился к выходу вигвама. Но, еще не выходя из него, он вдруг обернулся и быстрым движением сорвал со своей головы совиное чучело и бобровый хвост, который окружал его шею в виде воротника и своим густым мехом совершенно закрывал нижнюю часть лица.

– Вот! – закричал он по-немецки и подошел к Лоре так близко, что она почувствовала на своем лице его горячее дыхание. – Наконец-то настал давно желанный час возмездия. Лора фон Берген, ты будешь моею. Ты бежала от меня в брачную ночь, а теперь ты отдана мне, как рабыня. Ты теперь в моей власти и душою и телом.

Лора испустила душераздирающий крик. Она в ужасе отшатнулась, ноги у нее подкосились.

– Боже праведный! – воскликнула она. – Это он – демон моей жизни! Граф Сандор Батьяни!

На минуту в палатке воцарилась гробовая тишина. Батьяни любовался ужасом и страданием своей несчастной жертвы. В самом деле, никогда Лора не переживала подобной минуты. Она спрашивала себя, не сон ли все это. Или, может быть, злое колдовство? Она не могла понять, каким образом Батьяни попал сюда, в среду индейцев, каким образом ему удалось выдать себя за их соплеменника и обмануть их зоркие глаза. Но она вспомнила рассказ старухи индеанки, и ей стало ясно, что все это был заранее обдуманный план, приведенный в действие с невероятной дерзостью и дьявольским коварством.

– Батьяни! Батьяни! – все только повторяли ее дрожащие губы. – Он… это он!

– Да! – с торжествующим злорадством подтвердил венгр. – Да. Это он, тот самый, от которого ты бежала, как подлая изменница, которого ты повергла в несчастье, лишила почета и положения при дворе герцога Нассауского. С тех пор вся жизнь моя была посвящена желанию отомстить, в особенности ему – разбойнику, твоему мужу, Лейхтвейсу. Уж сколько раз я был у самой цели, сколько раз мне казалось, что наконец-то я удовлетворю свое страстное желание мести. Но каждый раз вам снова удавалось выскользнуть из моих рук. А теперь, Лора фон Берген, ты видишь сама – спасения нет. Отсюда, из стана индейцев, тебе не уйти, разве только у тебя вырастут крылья и ты перелетишь через скалы, обернувшись голубкой. Сегодня же, Лора фон Берген, ты будешь в моих объятиях. Сегодня же Генрих Антон Лейхтвейс будет лишен высшего счастья своей жизни. Его белую голубку, которую он берег как зеницу ока, будет ласкать хищный коршун – приласкает и разорвет. Да, Лора фон Берген. Знай же: после позора тебя ждет ужасная смерть. Сначала тебя будут жечь мои поцелуи – потом тебя сожгут индейцы, привязав к столбу пыток. Вот она – судьба, которая ждет тебя.

– Дьявол в образе человека! – воскликнула Лора фон Берген. – Даже в девственных американских лесах не укроешься от тебя, даже море, в которое мы бросили тебя, с отвращением выбросило тебя обратно: оно не хотело тебя. Не хотело осквернить свои чистые волны твоим подлым телом и выбросило тебя на берег.

– Как поэтично ты выражаешься, прекрасная Лора, – насмешливо сказал Батьяни. – На самом деле все было очень просто; хочешь, я расскажу тебе свою судьбу. Вскоре после того, как твой муж привязал меня к мачте «Колумбуса», судно окончательно было разбито бурей, и я вместе с обломавшейся мачтой был унесен волною. Я думал, что настал мой последний час. Меня охватила бешеная злоба потому, что я мог умереть, не отомстив тебе и Лейхтвейсу. Однако в самый момент падения в воду мне удалось высвободить руки. Итак, я уцепился за мачту, которую волны бросали вверх и вниз, как всадника на дико скачущем коне. Я видел, как ты и твои друзья неслись на плоту; видел, что вы имели надежду спастись от гибели. И эта именно мысль, мысль, что ты, Лора фон Берген, будешь жить, безумно терзала меня: если ты должна была остаться в живых, то хотел жить и я, чтобы наконец-то когда-нибудь свести с тобой счеты. Страшная жажда жизни дала мне силу бороться с грозной стихией. Мачта вместе со мною все неслась по Немецкому морю. Целых два дня и две ночи провел я в таком положении. Что я выстрадал тогда, Лора фон Берген! Я записал на твой счет и эти безумные муки. Сегодня ночью ты расплатишься и за это, как за все другое, что я перенес из-за тебя. Но наконец мне улыбнулось счастье.

Я встретил большое американское судно. Оно шло на всех парусах; я стал кричать, махать платком. Наконец, когда я уже отчаялся в возможности быть замеченным, с судна спустили лодку, которая поплыла ко мне. Меня подобрали, и я был спасен. Меня отвезли в Америку; здесь я прожил некоторое время в Нью-Йорке. У меня были кое-какие притязания к американскому правительству. Но оно отказало мне в удовлетворении того, что я считал своим правом, и мне пришлось начать судебный процесс. Он тянулся долго, и в конце концов я проиграл. Я был нищий. Бывали дни, прекрасная Лора, когда я не знал, куда преклонить усталую голову, когда у меня не было ни крова, ни пищи.

И вот, я услыхал о том, что на западе Америки находят все новые и новые россыпи золота. Я познакомился с людьми, которые уезжали в Аризону и Новую Мексику, не имея ни гроша за душой, а возвращались оттуда миллионерами. Тогда и у меня появилась охота попытать счастья; кое-как я собрал небольшую сумму денег на дорогу и вот попал сюда. Много времени я работал в рудниках Сьерра-Невады. Но земля, в которой я копался в поте лица, казалось, не хотела поделиться своими сокровищами, я не находил ничего. Однажды я познакомился с человеком, который пришел из Лораберга. От него я узнал историю этого поселения, которое в течение трех лет достигло такого блестящего расцвета. Он описал мне человека, основавшего этот город в самом сердце Аризоны, рассказал мне о его белокурой, прелестной жене. Я узнал, что ее звали Лорой и что поселение было названо ее именем – Лораберг. Ха! Ха! Я понял все. Я понял, что бурное море не поглотило вас, что вы попали сюда, в Новый Свет, и тут нашли себе новую родину. И вот я составил план мести.

Я поехал в ближайший город и там напечатал то воззвание, в котором я изложил всю вашу биографию, чтобы обитатели Лораберга узнали, кто был основателем их города, чтобы они узнали, что человек, которого они выбрали своим главой, на самом деле не кто иной, как разбойник, бродяга, преследуемый германскими властями. С большим запасом этих печатных воззваний я отправился в Лораберг, и здесь, переодетый коробейником, я стал ходить от дома к дому, чтобы хорошенько присмотреться ко всему, а ночью, когда все спали, прибивал воззвание ко всякой двери. Успех оказался полным. Ведь человек ничему не верит так легко, как клевете. Надо только умеючи взяться за дело, пустить яд умно и осторожно. Я сделал свое дело, пошатнул положение твоего мужа и удалился в горы. Я решил соединиться с индейцами для того, чтобы уничтожить Лораберг. Ты же, твой муж и его товарищи должны были умереть от рук кровожадных апачей.

Счастье улыбнулось мне. Я случайно разыскал в одной пещере труп умершего индейского мудреца Габри. Я нарядился в его плащ и стал разыгрывать ту комедию, при помощи которой я приобрел доверие индейцев. А теперь, прекрасная Лора, я пользуюсь среди них и властью, и почетом. Теперь даже сам Лютый Волк уже не может стать для меня опасным… Я рассказал тебе всю эту историю, Лора, чтобы ты поняла, что сами боги берегли графа Батьяни и верной, сильной рукой все время вели его к цели отмщения. Твоя подруга Елизавета в эту минуту в руках вождя индейцев; она опозорена, ее женская честь втоптана в грязь. Сегодня же очередь дойдет и до тебя, моя голубка. Когда же вы обе покончите жизнь у столба пыток, тогда я найду средства, чтобы заманить в ловушку и Лейхтвейса с его товарищами; тогда и ему будет придумана позорная, мучительная казнь. И тогда я буду спокоен. Цель моей жизни будет достигнута, я опять вернусь в Европу и заживу на славу.

Итак, до свидания, красавица Лора. Брачная спальня, из которой ты когда-то убежала, сегодня ночью снова откроется перед тобой, с той разницей, что я введу тебя в нее не в качестве своей супруги, а в качестве рабыни, с которой я волен сделать все, что хочу.

Батьяни дьявольски засмеялся и, оставив близкую к обмороку Лору, вышел из палатки, снова надев на себя совиное чучело и бобровый хвост.

Полог закрылся за негодяем.

Но в ушах несчастной Лоры все еще звенел его дьявольский злорадный смех.