Текст книги "Пещера Лейхтвейса. Том третий"

Автор книги: В. Редер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 49 страниц)

Во время этого рассказа Лейхтвейс попеременно то бледнел, то краснел. Его охватило такое волнение, что даже он, человек такой сильный, отличающийся вообще режим самообладанием, не мог справиться с собой. Несколько раз, пока кузнец рассказывал о бедствиях, обрушившихся на Доцгейм и Бибрих, рука Лейхтвейса протягивалась то к шпаге, то к кинжалу, лежавшим на столе у подножия распятия, точно он хотел с этим оружием броситься на виновника всего этого горя несчастных деревень. Простой, искренний рассказ кузнеца произвел, по-видимому, глубокое впечатление и на остальных разбойников, неоднократно прерывавших его восклицаниями негодования.

Когда Филипп Ронет кончил, кругом воцарилось молчание. В пещере стало так тихо, что был слышен треск дров в пылавшем очаге.

– Великий Боже! – воскликнул вдруг Лейхтвейс. – Я не верю своим ушам, я просто не могу поверить тому, что ты нам рассказал, представитель Доцгейма. Возможная ли это вещь, чтобы герцог до такой степени забыл свой долг и обязанности, чтобы за презренные деньги продать своих собственных подданных, которых он, при восшествии на престол, клялся оберегать и защищать? Можно ли допустить, чтобы отец продал своих собственных сыновей, господин своих верных слуг? Возможно ли, чтобы человек взял на свою совесть столько чужого несчастья и горя? Я до сих пор не был личным врагом герцога, хотя ко мне он был очень несправедлив: я был ему верным и преданным слугой, а он по одному только подозрению, без всяких документов, присудил поставить меня к позорному столбу. Но с сегодняшнего дня я делаюсь его заклятым врагом и объявляю ему войну не на жизнь, а на смерть. И будь он защищен пушками и целым войском солдат, будь он окружен сонмищем чиновников, за которыми мог бы укрыться, как за живой стеной, все-таки он убедится, что с ненавистью Генриха Антона Лейхтвейса справиться не так-то легко. Вам же, друзья мои, я дам добрый совет и твердое обещание. В настоящее время ничего не нужно делать, – было бы чистым безумием противиться герцогу; мы с товарищами только напрасно и бесполезно пожертвуем собой, к тому же ухудшим ваше положение и сделаем его еще тяжелее. Поэтому советую вам: подчинитесь воле герцога и предоставьте ему гнать вас в Бремен, как стадо, окруженное его солдатами.

– Но там нас ждет корабль… он поднимет паруса и увезет нас в Америку… И ты можешь это советовать нам, Генрих Антон Лейхтвейс! – прервал его кузнец, побледневший при словах атамана разбойников. – Наши матери должны будут пролить слезы, наши жены смотреть на наш уход, не шевельнув рукой?.. Неужели Доцгейм и Бибрих должны погибнуть? Когда они будут лишены молодой рабочей силы, они придут в упадок; цветущая страна, покрытая посевами и ожидающая богатой жатвы, страна, в которой теперь царствует довольство и изобилие, превратится в жалкую пустыню. Этого-то именно и добивается герцог, этим способом он хочет наказать нас за то, что мы в ту ночь стояли за тебя.

– Слушай меня и дай мне докончить! – воскликнул разбойник, глаза которого метали искры. – Делайте то, что я сказал; делайте вид, что подчиняетесь его воле, ни в чем не противодействуйте ему; но здесь, на этом месте, между этими скалистыми стенами, перед лицом этого распятия, на крест которого я возлагаю свою правую руку, я клянусь вам: этот первый транспорт людей, которых недостойный герцог отправляет как невольников в Америку, никогда не дойдет до своего назначения. Нет, честные жители Доцгейма и Бибриха, вы не будете служить пушечным мясом для американцев. Корабль, который повезет вас, никогда не достигнет берегов Нового Света. Я вас освобожу: я вырву вас из когтей ваших мучителей.

Кузнец и его товарищи снова воспряли духом при этих словах, и глубокий вздох облегчения вырвался из их груди.

– И ты это, действительно, сделаешь! – воскликнул Филипп Ронет, с благодарностью пожимая руку Лейхтвейсу. – Ты поклялся, и, значит, дело уже наполовину сделано. До сих пор Генрих Антон Лейхтвейс никогда не нарушал своего слова. Хотя я еще не могу уяснить себе, как ты воспрепятствуешь нашей высадке в Америке, хотя смысл твоей речи для меня еще несколько темен, но я и все мы непоколебимо верим в тебя, возлагаем все надежды на твое обещание, мы не сомневаемся, что ты сдержишь свое слово.

– Да, я сдержу его, друзья мои, – ответил Лейхтвейс, пожимая поочередно руку каждому уполномоченному. – А теперь возвращайтесь в ваши деревни. Не болтайте громко, но будьте уверены, что избавление ваше близко, что Генрих Антон Лейхтвейс дал слово встать поперек дороги бесчеловечным намерениям герцога и привести все к доброму концу. Милая Лора, наполни снова наши стаканы: мы выпьем за благополучное исполнение наших планов. Представители Доцгейма и Бибриха, я поднимаю этот стакан за ваше освобождение, которое обеспечиваю моим честным словом.

Снова радостно и весело зазвенели стаканы, и с глубокой благодарностью в сердце расстались Ронет и его товарищи с благородными разбойниками. Прежде чем уполномоченные покинули пещеру, им опять завязали головы черными платками; затем Рорбек и Бенсберг с величайшими предосторожностями вывели их из пещеры, и опять целый час разбойники водили их кругами, так что те окончательно потеряли всякое понятие о местности, куда были приведены.

Вдруг проводники внезапно остановились. Кузнец и его друзья простояли молча около четверти часа, ожидая, что разбойники заговорят с ними, но они молчали. Кузнец первый снял с головы черный платок и увидел, что разбойники покинули его и его товарищей. Тогда Крюгер и Радмахер тоже сняли черные платки, и к своему великому удивлению, увидели, что находятся вблизи Доцгейма. С облегченным сердцем вернулись они в свою деревню. Конечно, они сдержали слово, данное Лейхтвейсу, и ничего не сказали своим односельчанам о том, что видели и испытали. Но все трое были исполнены гордости, потому что собственными глазами видели разбойника Лейхтвейса, стояли перед ним в его пещере, в его таинственном, для всех запретном жилище, в котором разбойники столько лет укрывались от всякой опасности.

Глава 110
ВОЛШЕБНАЯ КРАСАВИЦА НА СКАЛЕ ЛОРЕЛЕИ

С некоторых пор по берегам Рейна стали ходить слухи до такой степени странные и невероятные, что многие только смеялись над ними и утверждали, что страсть к разным сагам, преданиям лежит в крови прирейнских жителей, унаследовавших ее от своих прадедов. Стали рассказывать, что с некоторого времени на скале Лорелеи стало показываться по ночам привидение, и всегда в определенный час, именно в полночь, и что это привидение не кто иной, как сама Лорелея.

Первыми увидели сказочную прекрасную женщину рыбаки, закидывавшие ночью свои сети. Они рассказывали, что ночью увидели вдруг на скале Лорелеи, на краю ее крутого обрыва, женщину, которая, впрочем, была не совсем похожа на легендарную Лорелею. Во-первых, нынешнее видение было одето, тогда как Лорелея древнего предания появлялась во всей прелести своей девственной наготы. Но хотя современная Лорелея и была одета, ее одежда была так легка и свободна и из такой прозрачной белой ткани, что сквозь нее можно было хорошо разглядеть чудные формы ее пышного, розового тела. Главное различие между древней и столь неожиданно появившейся нынешней Лорелеей заключалось в том, что эта последняя имела чудные густые черные волосы, тогда как древняя рейнская ундина отличалась, как говорит предание, роскошными золотыми кудрями.

Рыбаки рассказывали далее, что чудесная женщина, появившись на вершине скалы, стояла неподвижно на краю ее, над обрывом, и задумчиво смотрела вдаль на реку. Сначала люди думали, что это просто обман зрения, причудливая игра облаков, образуемых медленно поднимавшимся с поверхности реки туманом; рыбаки были настолько отважны, что однажды погнали свои челноки к самой скале, рискуя быть опрокинутыми буруном, но в ту же минуту сверху их окликнул голос:

– Что вы делаете, несчастные… Разве вы не знаете, что приближаетесь к Лорелее? Мне стоит протянуть руку, и ваши маленькие суденышки будут разбиты в щепки бушующим буруном, унесены в глубину, и сами вы погибнете безнадежно. Но на этот раз я не накажу так строго ваше любопытство. Уходите отсюда, уходите скорей, говорю вам, и никогда не возвращайтесь к скале Лорелеи в этот час. Предупредите ваших товарищей и друзей; скажите им, что Лорелея вновь восстала. В каждое столетие ей дозволено возвращаться на землю на три месяца, и затем она снова погружается на дно Рейна, чтобы в следующее столетие вернуться в назначенный ей день. Уходите, несчастные рыбаки, пока еще не поздно.

Рыбаки не заставили себя просить два раза; их весла никогда не работали так быстро, и точно стрелы мчались прочь от скалы Лорелеи маленькие челноки по речной поверхности. Они гребли до тех пор, пока скала Лорелеи не осталась далеко позади, утонув в тумане и ночном мраке, и пока они не ускользнули от взоров прекрасной, но опасной рейнской волшебницы.

Рыбаки рассказали на следующее утро то, что они видели, но им никто не поверил. Их заподозрили в том, что они перед уходом на ловлю пропустили лишний стаканчик.

Но несколько дней спустя телеграфист, несший депеши по дороге, проходившей близ Лорелеевой скалы, рассказал, что видел то же самое. Он также утверждал, что видел на скале обворожительную женщину в белой одежде, задумчиво смотревшую на воду. Телеграфист, конечно, не мог быть пьян, иначе он не разнес бы так внимательно все депеши в ту ночь. Добрые люди на Рейне были сильно удивлены.

Прошло еще несколько дней. Вдруг однажды, в полночь, в главную комнату трактира в Доцгейме стремительно позвонил, едва переводя дыхание, облитый потом охотник, стрелявший дичь на берегах Рейна. Бедняга не мог прийти в себя. Ему понадобилось долгое время, чтобы отдышаться и быть в состоянии рассказать, что с ним случилось. И что же он рассказал? Ту же историю про встречу с Лорелеей.

Он подстрелил утку и заметил, что она с разбитым крылом опустилась на скалу Лорелеи. Не желая лишиться добычи, охотник стал взбираться на скалу, но, не добравшись еще до ее вершины, он вдруг остановился, точно прикованный к земле. Наверху, на выступе скалы, отвесным обрывом спускавшейся к реке, сидела женщина такой поразительной красоты, что охотник не находил слов для ее описания. Ничего подобного он не видал во всю свою жизнь. Какая роскошь волос… Какая белизна кожи, какая царственная осанка. Охотник стоял так близко от этой волшебницы, что мог отлично рассмотреть ее чудные, блестящие, темные глаза, способные свести с ума человека.

– Несколько минут я стоял, как очарованный, – продолжал охотник, которого теперь окружили все посетители трактира, стараясь не проронить ни слова из его взволнованного рассказа. – Я не мог понять, что со мной делается… меня бросало в жар и холод… женщина эта была так прекрасна, что я был готов броситься к ее ногам в восторге и упоении. Но, черт побери, перед такой женщиной этого нельзя было сделать. Она была такая строгая, недоступная, такая величественная, что слова восторга застряли у меня в горле и пропала смелость подойти к ней на три шага. Когда же она, подняв руку, повелительным жестом приказала мне удалиться, то у меня душа ушла в пятки: если б на ее скале лежала утка из чистого золота, я и тогда бросил бы ее; я понял, что человек, который приблизится к этой очаровательнице, должен будет отдать черту свою душу. Я повернулся, большими прыжками слетел вниз и без оглядки пустился бежать все дальше и дальше, пока, наконец, с облегчением не увидел огни Доцгейма и не очутился перед гостеприимной дверью нашего трактира.

Охотник умолк, совсем измученный. Ему поднесли полный стакан, чтобы подкрепить его силы.

Хорошо ли он рассмотрел эту очаровательницу? Была ли она действительно существом из плоти и крови, с лицом, как у всех женщин? Или, может быть, под ее густыми иссиня-черными волосами росли рожки, без которых люди не могут представить себе посланницу ада? В том, что эта соблазнительница не имела ничего общего с Небом, в этом добродушные рейнландцы не сомневались ни минуты. Это должна быть одна из представительниц ада, которых царь тьмы рассылает по всему свету на соблазн слабым людям. Вероятно, эта женщина лежит на скале Лорелеи и каждую ночь подстерегает мужчину, который, может быть, уже давным-давно предался ей телом и душой, но которого она теперь хочет завлечь в преисподнюю и предать геенне огненной.

Это мнение доцгеймцев, бибрихцев и других прирейнских жителей, ломавших головы над странным привидением скалы Лорелеи, было уж не так далеко от истины. Красавица, появлявшаяся каждую ночь на высокой скале, действительно поджидала человека, предавшегося ей телом и душой, которого она хотела увлечь в преисподнюю греха бесчестия и сладострастия. Эта женщина была чернокудрая Лорелея, прелестная соблазнительница, опутавшая Курта фон Редвица своими сетями, заставившая благородного юношу бросить жену и будущего ребенка и воровским образом сбежать из своего дома, чтобы никогда не вернуться в него. Черная Лорелея, как помнит читатель, уговорилась с Куртом встретиться пятого октября на скале Лорелеи.

В назначенное число она была пунктуально на месте, и с тех пор ждала свою жертву; но и в нынешнюю ночь, так же, как и во все прошлые ночи, ей пришлось разочарованной уйти домой. Так страстно ожидаемый человек не появлялся. Но чернокудрая Лорелея была убеждена, что он придет, хотя его отсутствие и продолжалось так долго. Она как бы накинула ему на шею бечевку, конец которой крепко держала в своих белых ручках; освободиться от этой бечевки было не так-то легко. Это была любовь, но не любовь, наполняющая целомудренное сердце, нет, это была жгучая страсть, которая превращает в огонь кровь самого холодного человека и делает его бессильным и безвольным перед любимой женщиной.

Это очень хорошо понимала Лорелея и потому ждала терпеливо. Она сняла Кровавый замок, пользовавшийся у суеверных людей дурной славой, вследствие чего все избегали его. В этом замке, между прочим, жила раньше Гунда. Поселившись в нем, черная Лорелея стала выдавать себя за графиню Вальдерн. Чтобы не обнаружить себя и не дать людям догадаться, что графиня Вальдерн и черная Лорелея, стоящая каждую ночь на скале и наблюдающая Рейн, – одно и то же лицо, она из предосторожности носила в Кровавом замке белокурый парик, что делало ее неузнаваемой для немногочисленных лиц, приходивших в замок по хозяйственным надобностям. Кроме того, из прислуги, кроме преданной ей камеристки, у нее был лишь привезенный ею немой лакей гигантского роста, который, конечно, не мог выдать тайн своей госпожи. Но хотя у него не было языка, зато он был такой необыкновенный силач, что никому не пришло бы в голову сразиться с ним: быстрая победа была бы, несомненно, на его стороне.

Таким образом, прошло полных четырнадцать суток, а Курт фон Редвиц все еще не появлялся на скале Лорелеи. Очевидно, с ним что-нибудь случилось дорогой, думала черная Лорелея и этим утешала себя. Снова появилась она на пятнадцатую ночь в своей соблазнительной одежде на вершине скалы и опять стала всматриваться вдаль по реке. Освещенная луной вода, как серебряная лента, развертывалась у ног Лорелеи. Наконец она увидела вдали лодку с сидящим в ней одиноким гребцом. Он действовал веслами с такой баснословной быстротой, точно ему каждая минута была дорога, точно от своевременного прибытия к цели зависело счастье всей его жизни.

– Это он, – радостно воскликнула Лорелея в сильном волнении, прижимая руки к груди, – это Курт фон Редвиц, муж Гунды. Наконец-то мое долготерпение будет вознаграждено. Война, которую затеял против меня Андреас Зонненкамп и в которой я была побеждена, теперь снова разгорится. Но нынче победа мне обеспечена, потому что теперь я держу в руках то, что для Зонненкампа дороже всего на свете, – счастье его дочери.

Лодка, плывшая по течению и подгоняемая попутным ветром, быстро подошла к скале. Теперь предстояла трудная задача: благополучно проскочить через бурун, крутившийся у подножия скалы; но человек, сидевший в лодке, по-видимому, был подготовлен. Ловким поворотом руля он избежал опасности и благополучно ввел лодку в тихую бухту, образуемую двумя рифами, торчавшими из воды, как открытая пасть. В следующую минуту отважный пловец, стройный, красивый, темноволосый молодой человек, укрытый широким плащом, бросил в лодку весла, крепко привязал ее и устремился с раскрытыми объятиями наверх скалы. Красавица наверху стояла неподвижно; она не сделала шага навстречу прибывшему, но по лицу ее скользнула торжествующая улыбка.

– Лорелея, обожаемая Лорелея! – воскликнул юноша, и голос его дрожал от волнения. – Как я счастлив, что наконец добрался до тебя… Дорогая… ненаглядная… теперь мы никогда не расстанемся.

Чернокудрый юноша бросился на колени перед своей богиней, обнял ее пышный стан и прижал к нему свое пылающее лицо. Лорелея подняла своего возлюбленного, прижала к себе его лицо, прильнула губами к его губам и долгим, бесконечным страстным поцелуем довела его до безумия. Обняв его еще крепче, она подвела его к обрыву скалы, на котором сама только что сидела. Здесь они оба опустились наземь, крепко и страстно обнимая друг друга, снова упивались поцелуями. Лорелея прижалась своей, точно выточенной из мрамора, грудью к груди влюбленного юноши.

А внизу, у их ног, бурлил Рейн; его волны одна за другой старались взобраться на скалу, точно им было любопытно посмотреть, чем забавляются там наверху эти двое, послушать, что они рассказывают друг другу. Но Водяной не хотел, чтобы за влюбленными подсматривали, поэтому он сейчас же возвращал обратно в свое лоно любопытных. Они должны были бежать дальше и могли только рассказывать шепотом встретившимся волнам, что там наверху снова появилась Лорелея и душит в своих объятиях новую жертву – прекрасного бледного юношу.

– Ты долго заставил меня ждать, Курт, – говорила Лорелея, нежно гладя своей мягкой ручкой темные кудри Редвица, – они, вероятно, задержали тебя, потому что на проезд тебе не могло понадобиться больше недели.

– Это так бы и было, – ответил Редвиц, – если бы со мной не случилось дорогой в маленькой деревушке одного приключения, которое чуть совсем не помешало моему приезду. В одну темную, душную ночь, будучи не в состоянии выносить жары и духоты моей комнаты, я захотел выйти на свежий воздух, но, спускаясь по темной лестнице, я оступился, упал и повредил ногу. Я сначала не хотел обращать на это внимания и намеревался продолжать путь, но к утру нога сильно распухла, и врач, которого я был вынужден призвать, объявил, что вследствие разрыва кровеносного сосуда образовалось внутреннее кровоизлияние и что я должен выждать довольно долгое время, прежде чем пуститься в дорогу, если не желаю совсем остаться без ноги. Я проклинал судьбу, но это не помогло: я не мог ступить ни шагу и волей-неволей должен был подчиниться лечению, прописанному мне врачом. Но, к счастью, моя здоровая натура справилась с делом скорей, чем того ожидал старый доктор, и через две недели я уже настолько поправился, что мог сесть в почтовую карету и продолжать путь. И вот я здесь… с тобой, моя милая, дорогая, желанная Лорелея! Теперь ты моя, я сдержал свое слово, твоя очередь сдержать свое. Я бросил все, что имел, я принес тебе в жертву все, что любил и что было мне дорого: жену, ребенка, честное, уважаемое имя…

Красавица быстро закрыла ему рот своей ручкой, она не хотела, чтобы он вспоминал, к каким жертвам его принудила ее любовь.

– Не думай о прошлом, – шептала она ему страстным голосом, – оно умерло как для тебя, так и для меня. Теперь мы навеки принадлежим друг другу. Возьми меня, я – твоя, делай со мной, что хочешь. Я дам тебе такое счастье, Курт, какого до тебя ни один человек не испытывал.

Услышав эти слова, пылкий юноша крепко обнял ее и притянул к себе на колени, несмотря на ее сопротивление. Он взял ее голову, прижал губы к ее устам в долгом страстном поцелуе, в котором он, казалось, хотел упиться ее любовью. В страстном упоении опустились они на землю, и задумчивая луна накинула на них свой серебряный покров.

– Будь моей, – вздыхал Курт, – будь моей сейчас же, не теряя ни минуты. Мне все кажется, будто между нами должно произойти что-то такое, что разлучит нас навеки. При мысли о том, что я могу умереть, не изведав обещанного блаженства, не полежав на твоей груди, не подержав тебя в своих объятиях, как держит человек свою жену в упоительные минуты брачной ночи, о, Лорелея, при одной этой мысли я схожу с ума. Пусть уж лучше я умру раньше, чем ты будешь отнята у меня.

Но возлюбленная освободилась из его объятий и, тяжело вздыхая, поднялась с земли. Прошло несколько минут, прежде чем она была в состоянии заговорить, – она также была сильно возбуждена.

– Только не здесь, милый Курт, – сказала она. – Эта скала небезопасна. Рыбаки, шныряющие мимо в своих челнах, могут увидеть нас. Полное и безмятежное счастье не должно иметь свидетелей. Пойдем со мной, недалеко отсюда находится мой замок, там нас ждет наша брачная комната.

– Пусть будет по-твоему, – проговорил Курт сдавленным голосом, – веди меня, Лорелея, веди, куда хочешь, только скорей; страсть скоро лишит меня рассудка.

Несчастный не догадывался, как много рассудка он уже утратил, и не подозревал, какая ужасная ночь ожидает его впереди.