Текст книги "Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы)."
Автор книги: Уильям Ходжсон
Соавторы: Роберт Уильям Чамберс,Эрнест Уильям Хорнунг,Жак Фатрелл,Фергюс Хьюм,Грант Аллен,Ричард Остин Фримен,Эмма (Эммуска) Орци (Орчи),Эрнест Брама,Элизабет Мид-Смит,Гай Бутби
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)
В конце деревни Лавди неожиданно оказалась перед большим и красивым помещичьим домом из красного кирпича. Он был обращен фасадом к дороге, а позади него начинался большой ухоженный парк. Справа за домом виднелось какое-то строение – по всей видимости, вместительная и удобная конюшня. К ней примыкала, вероятно с недавних пор, низкая пристройка из красного кирпича. Эта пристройка возбудила необычайное любопытство Лавди.
– Скажите, этот дом, случайно, не Норт-Кейп? – спросила она садовника, проходившего мимо с лопатой и мотыгой в руках.
У входа в гостиницу толпились любители охоты.
Тот ответил утвердительно, и Лавди задала следующий вопрос: не может ли он сказать, что это за маленькая пристройка вблизи от дома – выглядит она как помпезный коровник – так что же это такое? Лицо садовника просветлело, он будто только и ждал этого вопроса. Садовник объяснил, что это – электростанция, где вырабатывается и запасается электричество, которое освещает Норт-Кейп.
С особой гордостью – словно это было его личной заслугой – садовник отметил тот факт, что Норт-Кейп на всю округу один-единственный дом с таким освещением.
– Провода, полагаю, идут к дому под землей? – осведомилась Лавди, тщетно поискав их взглядом.
Садовник восторженно во всех деталях объяснил и это. Он сам помогал прокладывать два провода – по одному электричество идет туда, а по другому обратно, – они проложены на глубине трех футов под землей, в коробах, залитых дегтем. На электростанции провода подключаются к банкам, где электричество накапливается, и, пройдя под землей, попадают в особняк сквозь отверстие в полу в западной части здания.
Лавди внимательно выслушала все эти объяснения, а потом подробно и неторопливо оглядела дом и все вокруг него. Покончив с осмотром, она повернула обратно и снова прошла через деревню, ненадолго задержавшись у «Почтовой и телеграфной конторы», чтобы отправить телеграмму инспектору Ганнингу. Телеграмма была шифрованная и содержала следующий текст: «Сегодня полагайтесь на аптекаря и угольщика». Затем Лавди ускорила шаг и примерно через три четверти часа вернулась в гостиницу.
Там было оживленней, чем ранним утром, когда мисс Брук выходила оттуда.
В паре миль от гостиницы нынче происходила встреча «Суррейских охотничков», и у входа в нее слонялось немало молодых людей, обсуждавших шансы на удачную охоту после ночного заморозка. Лавди неспешно пробралась сквозь толпу – при этом ни один человек не избежал внимательного, изучающего взгляда ее зорких глаз. Нет, тут подозревать было некого – все до единого являлись теми, кем и казались: громогласными любителями охоты, привыкшими день-деньской не покидать седла. Но – взор Лавди скользнул со двора гостиницы к противоположной стороне дороги – что там за старичок с садовым ножом у живой изгороди? Мелкие и тонкие черты лица, сутулый, в шляпе с широкими, загнутыми вниз полями? Не слишком ли опрометчиво было бы считать, что шпионы убрались восвояси, предоставив ей свободу действий?
Что там за старичок с садовым ножом у живой изгороди?
Мисс Брук поднялась к себе. Ее номер располагался на втором этаже, и из окон хорошо было видно дорогу. Встав поодаль и чуть в стороне от окна, так, чтобы ее не могли увидеть снаружи, Лавди долго и очень внимательно разглядывала человека у изгороди. И чем дольше глядела, тем больше убеждалась: он занят вовсе не той работой, какую можно было предположить, судя по садовому ножу. Изгородь мнимый садовник обрезал кое-как, а вооружившись мощным биноклем, Лавди перехватила вороватые взгляды «садовника», брошенные из-под шляпы в сторону ее окна.
Не оставалось никаких сомнений: за всеми ее действиями ведется пристальная слежка. А между тем Лавди было крайне важно сегодня же выйти на связь с инспектором Ганнингом, но как? – вот вопрос И Лавди ответила на него самым не ожиданным образом. Она открыла ставни, раздвинула занавески и уселась за маленьким столиком у подоконника на самом виду. Потом вытащила из сумочки походную чернильницу, стоп ку писем и принялась быстро писать.
Уайт, явившийся часа через полтора, чтобы дать Лавди отчет, застал ее все перед тем же окном, однако уже не с письменными принадлежностями, а с иголкой и ниткой – молодая женщина штопала перчатки.
– Завтра утром я первым же поездом возвращаюсь в Лондон, – сказала она, когда он вошел, – а с этими несчастными перчатками работы не оберешься. Ну, давайте, отчитывайтесь.
Уайт, похоже, находился в приподнятом состоянии духа.
– Я видел ее, – вскричал он, – мою Энни! Они заполучили ее, эти жуткие сестры, но им ее не удержать, нет, пусть даже мне придется освобождать ее силой!
– Что ж, теперь вы знаете, где она, так что вам и решать, когда ее оттуда вытащить, – промолвила Лавди. – Надеюсь все же, вы не нарушили данное мне слово и не выдали себя, попытавшись заговорить с нею – в этом случае мне придется искать себе нового помощника.
– Помилосердствуйте, мисс Брук! – вознегодовал Уайт. – Я свято исполнил свое обещание, хотя мне и нелегко было видеть, как Энни возится там с этими детьми, сажает их в тележку, а самому даже словца ей не сказать, даже рукой не махнуть.
– Значит, сегодня она отправилась с тележкой?
– Нет, только укрыла ребятишек одеялом и подоткнула его, а сама ушла назад в дом. С ними отправились две старые сестры, страшные, как смертный грех. Я следил из окна, как они дотащились до угла и скрылись из виду. После чего я спустился по лестнице, в мгновение ока сел на велосипед, пустился вдогонку и часа полтора за ними следил.
– И куда они держали путь сегодня?
– В Вуттон-холл.
– Ага, так я и думала.
– Как вы и думали? – изумился Уйат.
– Да, я совсем забыла, вы же не знаете, в чем подозревают сестер и почему я считаю, что Вуттон-холл в это время года может иметь в их глазах особую привлекательность.
Уайт удивленно глядел на нее.
– Мисс Брук, – наконец произнес он изменившимся голосом, – в чем бы ни подозревали этих сестер, готов жизнью поклясться – моя Энни ни в каких гнусностях не замешана.
– О да, конечно. Более чем вероятно, что вашу Энни обманом завлекли в общину, ее просто взяли для прикрытия – как этих маленьких калек.
Она открыла ставни, раздвинула занавески и уселась за маленьким столиком у подоконника на самом виду.
– Вот именно! – возбужденно вскричал Уайт. – Так я и подумал, когда вы заговорили о них, а в противном случае, уж будьте уверены…
– Они получили что-нибудь в Вуттон-холле? – перебила его Лавди.
– Да. Одна старушенция осталась за воротами караулить тележку, а вторая красотка в одиночестве отправилась в дом. Провела там, наверное, с четверть часа, а когда вернулась, за ней следом шел слуга с каким-то узлом и корзиной.
– Ага! Не сомневаюсь, они увезли с собой еще что-то, кроме старой одежды и остатков еды.
Уайт стоял перед Лавди, не сводя с нее серьезного, пристального взгляда.
– Мисс Брук, – произнес он столь же серьезным тоном, – как вы думаете, зачем эти женщины ходили сегодня утром в Вуттон-холл?
– Мистер Уайт, если бы я желала помочь шайке грабителей нынче ночью проникнуть в Вуттон-холл, не думаете ли вы, что мне было бы крайне интересно узнать, что хозяин дома в отъезде, а двое слуг-мужчин, ночующих в доме, недавно уволились и замены им пока еще не нашли; а кроме того, что собак никогда не спускают на ночь с цепи и привязаны они не на той стороне дома, где находится буфетная? Все эти подробности я узнала прямо здесь, в гостинице, не вставая с кресла, и, должна отметить, они, скорее всего, правдивы. С другой стороны, будь я профессиональным взломщиком, я бы не удовлетворилась «скорее всего правдивой» информацией, а послала бы сообщников проверить ее.
Уайт скрестил руки на груди.
– И что вы намерены предпринять? – спросил он отрывисто.
Лавди посмотрела ему в лицо.
– Как можно скорее связаться с полицией, – отвечала она, – и я была бы крайне признательна, если бы вы незамедлительно доставили мою записку инспектору Ганнингу в Рейгет.
– А что станется с Энни?
– Не думаю, что вам стоит тревожиться на ее счет. Не сомневаюсь, когда следствию станут известны обстоятельства ее вступления в общину, обнаружится, что она была обманута, впрочем, как и хозяин дома номер восемь, Джон Мюррей, который столь опрометчиво предоставил кров этим сестрам. Помните, Энни может рассчитывать на то, что миссис Коупленд скажет словцо-другое в защиту ее честного имени.
Уайт некоторое время стоял молча.
– И какую записку я должен отнести от вас инспектору? – осведомился он наконец.
– Если хотите, можете прочесть ее, – ответила Лавди, достала из ящичка с письменными принадлежностями почтовую открытку и написала карандашом следующее:
Вуттон-холлу грозит опасность – сосредоточьте на нем внимание. Л.Б.
Уайт заглядывал ей через плечо, пока она писала, на его красивом лице было начертано любопытство.
– Да, я доставлю письмо, даю ело во, – промолвил он столь же отры висто, – но вам передавать ответа не стану. Не хочу больше шпионить для вас – мне это занятие не по душе. Честные, прямые дела надо так и делать – честно и прямо, именно такой – и никакой иной путь – я изберу, чтобы вытащить мою Энни из этого логова.
Лавди запечатала записку, Уайт взял ее и вышел из комнаты.
Сыщица из окна наблюдала, как он садится на велосипед. Померещилось ли ей, или, выезжая со двора, молодой человек и правда украдкой обменялся с садовником у изгороди быстрым взглядом?
Судя по всему, Лавди твердо вознамерилась облегчить работу своему соглядатаю. Короткий зимний день уже подходил к концу, и в комнате стало слишком темно, чтобы можно было что-то разглядеть снаружи. Лавди зажгла свисавшую с потолка газовую люстру и, не закрывая ни занавесок, ни ставней, заняла прежнее место у окна, разложила перед собой письменные принадлежности и принялась за составление длинного детального отчета шефу в Линч-корте.
Лавди зажгла свисавшую с потолка газовую люстру.
Примерно полчаса спустя, как бы невзначай бросив взгляд на противоположную сторону дороги, Лавди увидела, что садовник исчез, зато у изгороди, которой его нож не нанес сколь-либо заметного урона, сидят и жуют хлеб с сыром двое бродяг самой неприглядной наружности. Судя по всему, противник не собирался упускать ее из виду, покуда она остается в Редхилле.
Тем временем Уайт доставил записку Лавди инспектору в Рейгет и укатил назад на своем велосипеде.
Ганнинг с непроницаемым лицом прочитал послание, затем подошел к камину и поднес открытку насколько возможно близко к прутьям решетки, чтобы при этом не подпалить ее.
– Утром я получил от мисс Брук телеграмму, – пояснил он своему помощнику, – где говорится, чтобы я полагался на аптекаря и угольщика – это, разумеется, означало, что она напишет мне невидимыми чернилами. Не сомневаюсь, сообщение насчет Вуттон-холла написано лишь для отвода глаз… Так! Посмотрим! Он отстранил от огня открытку, на которой проступило подлинное письмо Лавди, написанное четкими крупными буквами между строк фальшивого письма. Вот что там значилось:
Сегодня будет совершено нападение на Норт-Кейп. Шайка отчаянная – будьте готовы к схватке. Превыше всего охраняйте электростанцию. И не пытайтесь связаться со мной – за мной так бдительно следят, что любая попытка может начисто загубить ваши шансы схватить негодяев.
Л.Б.
Той ночью, когда за Рейгет-хилл зашла луна, у Норт-Кейпа разыгралась драматическая сцена. «Суррей газетт» на следующей день описала произошедшее под заголовком «Жестокая схватка с грабителями».
Минувшей ночью Норт-Кейп, особняк мистера джеймсона, стал полем сражения между полицией и отчаянной шайкой грабителей. как известно, норт-кейп освещается электричеством. Четверо злоумышленников разделились на две группы – двоим было велено идти грабить дом, двое остались у будки, в которой вырабатывается электричество, чтобы, если понадобится, по условному сигналу отъединить провода и, повергнув обитателей дома в темноту и смятение, дать возможность грабителям сбежать. Однако мистер Джеймсон заранее получил предостережение полиции о готовящемся нападении и вместе со своими двумя сыновьями, хорошенько вооружившись и выключив свет, засел в холле, поджидая воров. полицейские тоже заняли свои места – кто в конюшне, кто в хозяйственных постройках, кто вдоль ограды поместья. Преступники заранее выяснили местоположение буфетной, где в сейфе хранится фамильное серебро, и проникли в дом по приставной лестнице. Однако не успели злоумышленники влезть туда, как полицейские, выскочив из укрытий, вскарабкались на лестницу вслед за ними, тем самым перекрыв им путь к отступлению. Мистер Джеймсон и два его сына в тот же момент атаковали воров, выскочив им наперерез; мошенники, оказавшись в меньшинстве, сопротивлялись недолго. Основная борьба развернулась на электростанции. едва появившись, воры на глазах укрывшейся в засаде полиции взломали дверь фомками, и когда одному из взятых в доме злоумышленников удалось подать свистком сигнал тревоги, дежурившие двое грабителей ринулись внутрь дома, чтобы отсоединить провода. в этот момент вмешалась полиция. Завязалась драка, и если бы не своевременная поддержка мистера джеймсона и его сыновей, которым пришла в голову счастливая мысль, что они могут быть там полезны, одному из грабителей, отличающемуся могучим сложением, скорее всего, удалось бы бежать.
Арестованных зовут Джон Мюррей, Артур и Джордж Ли (это отец и сын), у четвертого же задержанного имен столько, что понять, какое из них настоящее, весьма затруднительно. Ограбление было искусно и тщательно спланировано. по всей видимости, в роли главаря выступал старший Ли, недавно освободившийся после отбытия срока за аналогичное преступление. у него есть сын и дочь, которым друзья помогли найти хорошие места: сын работал электриком в Лондоне, дочь – гувернанткой в Вуттон-холле. Освободившись из Портленда, Ли вознамерился найти своих детей и направить их на тот же губительный путь. Первым делом он наведался в Вуттон-холл и попытался заставить свою дочь помочь ему ограбить дом. Это так напугало девушку, что она бросила свою работу и вступила в недавно обосновавшуюся в округе религиозную общину. Тогда мысли Ли приняли иное направление. Он уговорил сына, у которого были отложены небольшие сбережения, оставить работу в Лондоне и стать его сообщником. Молодой человек отличается приятной наружностью, но, судя по всему, обладает всеми задатками закоренелого преступника. Он был знаком с Джоном Мюрреем, дела у которого, по слухам, в это время шли из рук вон плохо. мюррей – владелец дома, снятого общиной, в которую вступила мисс ли, и, судя по всему, трем негодяям пришла в голову мысль, что эту общину, прошлое которой весьма загадочно, можно использовать, чтобы оттянуть внимание полиции от них и того конкретного дома, который они замыслили ограбить.
В этот момент вмешалась полиция.
С этой целью Мюррей обратился в полицию с просьбой установить наблюдение за сестрами и, чтобы его подозрения выглядели убедительней, вместе со своими сообщниками изобразил попытки ограбить дома, в которых сестры просили подаяния, Остается лишь поздравить нашу доблестную полицию с тем, что хитроумный план преступников с самого начала был успешно раскрыт, в чем главная заслуга принадлежит инспектору Ганнингу и его умелым помощникам. проявившим во всем этом деле похвальную бдительность и быстроту действий.
Лавди зачитала эту заметку вслух, грея ноги на каминной решетке в конторе на Линч-корт.
– Что ж, все верно, – промолвила она, откладывая газету.
– Но хотелось бы знать больше, – сказал мистер Дайер. – И в первую очередь что заставило вас снять подозрения со злополучных сестер?
– То, как они обращались с детьми, – без колебаний отозвалась Лавди. – Мне не раз доводилось видеть, как преступницы обращаются с детьми, и я замечала, что хотя порой – пусть и редко – они проявляют к ним своеобразную грубоватую доброту, но на настоящую нежность не способны. Должна признать, сестра Моника отнюдь не радует глаз, но было что-то невыразимо трогательное в том, как она вынула маленького калеку из тележки, положила его тонкую ручонку себе на шею и понесла его в дом. Кстати, хотелось бы мне спросить какого-нибудь скорого на выводы физиогномиста [22]22
Физиогномика – модное в XIX в. учение о связи между внешним обликом человека и его характером. На основе физиогномики итальянский ученый Чезаре Ломброзо (1836–1909) создал позитивистскую криминологическую школу. Эта школа утверждала, что преступные наклонности являются врожденным, наследственным качеством и выражаются в ряде внешних признаков, таких как тяжелая челюсть, ястребиный нос и пр.
[Закрыть], как бы он в данном случае расценивал несомненную уродливость черт сестры Моники в противоположность столь же несомненной привлекательности младшего Ли.
– И еще вопрос, – продолжил мистер Дайер, не обращая внимания на отступление Лавди от главной темы, – почему вы начали подозревать Джона Мюррея?
– Это случилось не сразу, хотя мне с самого начала показалось странным, что он так стремится выполнить за полицию ее работу. Увидев Мюррея в первый и единственный раз, я успела обратить внимание на одну деталь: он на своем велосипеде явно угодил в какую-то аварию – на стекле фонаря в правом верхнем углу виднелась характерная звездочка, на самом фонаре с той же стороны была вмятина и не хватало крючка, так что фонарь крепился к велосипеду обрывком электрического провода. На следующее утро по пути к Нортфилду ко мне обратился молодой человек на том же самом велосипеде – ни тени сомнения: звездочка на стекле, выбоина, провод – все совпадало.
– Ага, это была важная улика, и она заставила вас немедленно углядеть связь между Мюрреем и младшим Ли.
– Вот именно, к тому же это послужило бесспорным доказательством того, что Ли лжет, утверждая, будто в этих краях недавно, и подтверждало мое наблюдение: в его речи нет никакого северного акцента. Впрочем, в его манерах и поведении хватало и других весьма подозрительных неувязок. К примеру, он выдавал себя за профессионального репортера, а руки у него заскорузлые и огрубелые – типичные руки механика. Он заявил, что питает пристрастие к литературе, однако Теннисон у него в кармане был совершенно новенький, частично с неразрезанными страницами и никоим образом не напоминал зачитанный томик любителя изящной словесности. Ну и наконец, когда он безуспешно пытался спрятать мой ключ в карман жилета, я заметила, что карман был уже занят мотком электрического провода, кончик которого высовывался наружу. Для электрика такой шнур – вещь обычная, Ли мог почти машинально сунуть его в карман, но ни газетчику, ни журналисту провод ни к чему.
– Точно-точно. И без сомнений, этот обрывок электрического шнура навел вас на мысль о единственном доме в округе, который освещается электричеством, а также предположить, что электрик обратит свои таланты именно в этом направлении. А теперь скажите, что на этой стадии расследования заставило вас телеграммой уведомить инспектора Ганнинга об использовании вами невидимых чернил?
– Это была просто-напросто предосторожность, я не стала бы пускать их в ход, если бы увидела иные безопасные методы сообщения. Я чувствовала, что меня со всех сторон окружают шпионы, и не могла предсказать, какая возникнет ситуация. Пожалуй, мне не приходилось ранее вести столь сложную игру. Во время нашей прогулки и разговора с молодым человеком на холме мне стало совершенно ясно: чтобы успешно выполнить свою роль, мне необходимо усыпить бдительность шайки и притвориться, будто я попалась в расставленную ими ловушку. Я видела, как упорно меня заставляют обратить внимание на Вуттон-холл. Поэтому я притворилась, что мои подозрения устремлены именно в ту сторону, и позволила злоумышленникам льстить себя надеждой, будто они обвели меня вокруг пальца.
– Ха-ха! Вот это здорово – вы от платили им той же монетой. Чудесная идея – заставить юного мошенника самого доставить письмо, которое его же вместе с дружками засадит за решетку! А он еще посмеивался в кулак и думал, что вас одурачил. Ха-ха-ха!
И стены конторы задрожали от раскатов смеха мистера Дайера.
– Во всем этом деле мне жалко только бедную сестру Анну, – с состраданием в голосе заметила Лавди. – И все же надеюсь, учитывая все обстоятельства, что ей будет не так уж плохо в общине, где единственный закон – принципы христианства, а не религиозные истерики.
ИЗРАЭЛЬ ЗАНГВИЛЛ
1864–1926
ОБМАНУТАЯ ВИСЕЛИЦА
Перевод и вступление Анны Родионовой
Израэль Зангвилл, подданный Ее Величества, был сыном польских эмигрантов. В 1880 году он окончил бесплатную еврейскую школу, позже получил степень бакалавра гуманитарных наук в Лондонском университете. Работал учителем, занимался журналистикой, основал сатирическую газету «Ариэль», участвовал в шестом и седьмом конгрессах сионистов и предлагал образовать государство Израиль на территории Уганды, Ливии, Канады или Австралии. Дружил с Гербертом Уэллсом и Джеромом К. Джеромом, был постоянным автором журнала «Айдлер».
Литературную репутацию Зангвилла составили в основном произведения, посвященные еврейской тематике: романы «Дети гетто» и «Повелитель нищих», серии очерков «Мечтатели гетто», «Комедии гетто», «Трагедии гетто» широко обсуждались в печати и переводились на иностранные языки (нам известно о существовании французских, немецких, идиш и русских переводов).
Огромной популярностью пользовалась его пьеса «Плавильный котел» – на премьере в Вашингтоне, состоявшейся в 1909 году, президент Теодор Рузвельт выкрикнул, перегнувшись через перила ложи: «Отличная пьеса, мистер Зангвилл! Отличная пьеса!»
Как публицист Зангвилл отстаивал идеи пацифизма и поддерживал суфражистское движение. Его жена, Эдит Айртон, была писательницей и феминисткой, а сын Оливер стал знаменитым психологом.
Нельзя, однако, недооценивать вклад Зангвилла и в развитие детективного жанра. Так, в романе «Загадочное происшествие на Биг Боу» он довел до совершенства такую его разновидность, как «тайна запертой комнаты»: преступление совершается в комнате, запертой изнутри, и сыщик должен не только вычислить преступника, но и объяснить, каким образом было совершено преступление. В предисловии к этому роману Зангвилл сформулировал, пожалуй, главный принцип детектива: «Непременное условие хорошей загадки – читатель одновременно и может и не может разгадать ее самостоятельно; авторское решение должно его удовлетворить».
Рассказ «Обманутая виселица» был впервые опубликован в 1893 году в журнале «Айдлер».
Israel Zangwill. Cheating the Gallows. —The Idler Magazine, 1893.