Текст книги "Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы)."

Автор книги: Уильям Ходжсон

Соавторы: Роберт Уильям Чамберс,Эрнест Уильям Хорнунг,Жак Фатрелл,Фергюс Хьюм,Грант Аллен,Ричард Остин Фримен,Эмма (Эммуска) Орци (Орчи),Эрнест Брама,Элизабет Мид-Смит,Гай Бутби
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 42 страниц)

– Я только что послал за местным адвокатом для кузена. Боюсь, что это не звезда первой величины, но он единственный, кого можно было найти за столь короткий срок.

– Очень разумно с вашей стороны, ей-богу разумно. Впрочем, в таких делах от адвоката не очень-то много пользы. Есть улики, – которыми нам придется руководствоваться, а улики эти, к сожалению, однозначны. Теперь, если позволите, – продолжал он, оживляясь и движением руки как бы отметая неприятную тему, – я бы с большим удовольствием поужинал – вы, кажется, говорили об ужине?

Мистер Бек основательно закусил парой куропаток (это был последний охотничий трофей покойного), запивая бургундским. Он был в отличном настроении и непринужденно болтал с Эриком – рассказал ему несколько примечательных случаев из своей практики, очевидно желая отвлечь юношу от мрачных мыслей насчет дяди и кузена. Джон Невилл в то же самое время сидел взаперти в своей комнате, а у двери сторожил констебль.

Следствие началось в половине первого на следующий день в комнате библиотеки. Коронер, тучный багроволицый толстяк с весьма обходительными манерами, сразу взял быка за рога. Присяжные хладнокровно и бесстрастно «произвели осмотр тела», явно даже получив удовольствие от этого мрачного действа. Каким-то неуловимым образом мистер Бек сразу зарекомендовал себя знатоком подобных процедур и сделался чем-то вроде советника при коронере.

– Лучше всего будет, если вниз принесут ружье, – сказал он коронеру, когда они вышли из кабинета покойного.

– Конечно-конечно, – отвечал тот.

– И бутылку с водой.

– Вы подозреваете отравление?

– Как говорится, не всегда стоит хватать то, что само идет в руки, – назидательно отвечал мистер Бек.

– Несомненно, если вы так считаете, – угодливо сказал коронер. – Констебль, захватите с собой бутылку.

Обширное помещение библиотеки битком было набито любопытными; в большинстве своем это были местные фермеры и мелкие деревенские лавочники. На самом почетном месте поставили стол для коронера и стул для вездесущего корреспондента местной газеты. Двойной ряд стульев справа от стола предназначался для присяжных. Присяжные только что окончили осмотр тела, когда снаружи послышался стук ко пыт и скрип колес; легкий фаэтон остановился у входа. Минутой позже в комнату вошел человек с военной выправкой, сопутствуемый молодой особой, которую он вел с трогательным выражением нежности и заботы. Девушка была бледна как полотно, но, несмотря на это, прелестна, ее взгляд был испуганно-доверчив, как у молодой лани. Не имело смысла объяснять мистеру Беку, что это полковник Пейтон с дочерью. Он заметил робкий, сострадательный, любящий взгляд, предназначенный Джону Невиллу, который сидел за столом, обхватив голову руками; на долю секунды лицо детектива потемнело, преисполнившись некоей твердой решимости, но в следующий миг он вновь обрел свой обычный добродушный вид. Коронер кратко допросил садовника, лесничего и дворецкого, а затем мистер Уогглс, адвокат которого Эрик предусмотрительно нанял для кузена, подверг их доволь но неуклюжему перекрестному до просу. По мере того как над Джоном Невиллом сгущались тучи, девушка в дальнем углу все больше бледнела и, вероятно, упала бы без чувств, не поддержи ее отец.

– Имеет ли Джон Невилл что нибудь сообщить следствию? – спро сил коронер, окончив записывать по казания дворецкого, в которых речь шла о давешней ссоре.

– Нет, сэр, – сказал мистер Уогглс. – Я выступаю здесь в каче стве защитника мистера Джона Не вилла, обвиняемого, и мы пока отло жим наши объяснения.

– Мне и в самом деле нечего доба вить к тому, что уже было сказано, – негромко произнес Джон Невилл.

– Мистер Невилл, – важно провозгласил мистер Уогглс. – Я убедительно прошу вас всецело довериться мне.

– Эрик Невилл, – вызвал коронер. – Думаю, что это последний свидетель.

Эрик встал перед судьей и положил руку на Библию. Он был бледен, но спокоен и сдержан, и только во взгляде его темных глаз и звуках негромкого голоса сквозила такая неподдельная скорбь, которая растрогала всех – кроме одного человека… Эрик говорил сжато и ясно. Всем было понятно, что он старается защитить своего кузена. Но, несмотря на это (а возможно, именно из-за этого), все были настроены против Джона Невилла. Ответы на вопросы, касающиеся Джона, коронер буквально вытягивал у Эрика.

– Ваш кузен сильно вспылил? – спрашивал он.

– Было бы трудно удержаться при таких оскорблениях.

– Что он сказал?

– В точности всего не помню.

– А не говорил ли он дяде: «Ты долго не заживешься»?

Молчание.

– Мистер Невилл, вспомните, что вы поклялись говорить только правду.

Эрик почти беззвучно прошептал:

– Говорил.

– Мне жаль огорчать вас, но я обязан выполнить свой долг. Когда вы услышали выстрел, то, полагаю, побежали в дядину комнату?

– Да.

– Кого вы увидели над убитым?

– Кузена. Уверяю вас, он был в глубоком горе…

– Кого-нибудь еще вы видели?

– Нет.

– Ваш кузен, как я знаю, наследник – а точнее сказать, уже владелец поместья?

– Полагаю, что так.

– Довольно, можете сесть. Публика, битком набившаяся в комнату, с огромным интересом выслушала этот обмен вопросами и ответами, каждый из которых все туже затягивал петлю на шее Джона Невилла. Когда допрос был окончен, пронесся общий глубокий вздох. Сомнений уже не было, но возбуждение не спадало. Эрик хотел было вернуться на место, когда встал мистер Бек.

– Вы сказали, будто полагаете, что ваш кузен является наследником сквайра, – а разве вы этого не знали?

Тут вмешался мистер Уогглс.

– Ваша честь, – обратился он к коронеру, – я протестую. Это совершенно против правил. Этот человек не является профессиональным юристом. Он не представляет ничьих интересов. У него вообще нет никакого locus standi [70]70
  Букв, местонахождение (лат.),здесь: право присутствовать в суде.


[Закрыть].

Никто лучше самого мистера Бека не знал, что он фактически не имеет права и рот раскрыть, но его взгляд, полный спокойной уверенности и непоколебимого сознания собственной правоты, окончательно убедил коронера.

– Мистер Бек, я полагаю, был вызван сюда из Лондона специально по этому делу, – сказал коронер, – и я, разумеется, не могу запретить ему задавать любые вопросы, какие он сочтет нужным.

– Благодарю вас, сэр, – сказал мистер Бек тоном человека, полностью утвержденного в своих правах, и снова обратился к свидетелю: – Вы не знали, что Джон Невилл является прямым наследником поместья Беркли?

– Знал, конечно.

– А если Джона Невилла повесят, то владельцем станете вы?

Всех поразила откровенная грубость этого вопроса, заданного при этом вкрадчивым тоном. Мистер Уогглс нервно подскочил, но Эрик отвечал спокойно, как и прежде:

– Очень жестоко с вашей стороны спрашивать об этом.

– Но это так?

– Да, это так.

– Сменим тему. Когда вы вошли в комнату после убийства, вы осматривали ружье?

– Я хотел, но кузен меня остановил. Да будет мне позволено добавить, что им двигало только желание сохранить улики нетронутыми, как он сам сказал, и я ему верю. Он запер дверь и унес ключ. С тех пор я не входил в эту комнату.

– Вы близко видели ружье?

– Не очень.

– Вы заметили, что оба курка были взведены наполовину?

– Нет.

– Вы заметили, что в правом стволе, из которого стреляли, не было капсюля?

– Нет, конечно.

– То есть вы не заметили? – Да.

– Вы видели короткую, выжженную на дереве черточку от приклада до правого бойка?

– Нет.

Мистер Бек передал ему ружье:

– Посмотрите ближе. Теперь вы ее видите?

– Сейчас вижу – впервые.

– Я полагаю, вы неповинны в ее появлении?

– Нет.

– Уверены?

– Абсолютно уверен.

Все присутствующие, затаив дыхание, с неугасающим интересом следили за этим странным и как будто бессмысленным обменом репликами и весьма туманно представляли себе его истинное значение. Эрик отвечал спокойно и четко, но тем, кто сидел ближе, было видно, что у него дрожит нижняя губа – единственно от усилия воли, которым поддерживалось это спокойствие. Он ощущал едва уловимую неприязнь, скрытую за мягким голосом и вкрадчивыми манерами мистера Бека, и волновался.

– Сменим тему, – снова сказал мистер Бек. – Вы побывали в комнате вашего дяди незадолго до выстрела; зачем вы сняли с полки книгу и положили ее на стол?

– Не припомню, чтобы я делал что-то подобное.

– Зачем вы взяли с окна бутылку с водой и поставили ее на книгу?

– Я хотел пить.

– Но из бутылки никто не пил.

– Наверное, я хотел убрать ее в тень.

– И вы поставили ее на стол, куда падал солнечный свет?

– В самом деле, я не помню всех этих мелочей.

Самообладание стало изменять Эрику.

– Сменим тему, – в третий раз сказал мистер Бек. Он вытащил из жилетного кармана клочки бумаги с прожогами и протянул их свидетелю: – А об этом вы что-нибудь знаете?

Секунду стояла тишина. Эрик стиснул зубы, как будто от внезапного приступа боли. Но ответ его был тверд:

– Нет, не знаю.

– А не доводилось ли вам развлекаться с зажигательным стеклом?

От этого невинного на первый взгляд вопроса свидетель вздрогнул, как будто у него над ухом выстрелили из пистолета.

– Ну, знаете, – вмешался мистер Уогглс, – это просто пустая трата времени.

– Вопрос, по-моему, действительно не относится к делу, – мягко заметил коронер.

– Взгляните на свидетеля, сэр, – сурово отозвался мистер Бек. – Он, кажется, иного мнения.

Все взгляды обратились на Эрика. Он стоял без кровинки в лице, безвольно открыв рот, и смотрел на мистера Бека глазами, полными мольбы и ужаса.

– Вам приходилось когда-нибудь развлекаться с зажигательным стеклом? – неумолимо повторил мистер Бек.

Молчание.

– Вы знаете, что бутылка с водой, вроде этой, представляет собой гигантское зажигательное стекло?

Молчание.

– Вы знаете, что в старину с помощью зажигательного стекла палили из пушки?

И тут наконец Эрик заговорил, как будто против воли, и этот голос – пронзительный, резкий и почти невнятный – ничуть не был похож на его обычный голос: такой вопль мог огласить в старые времена камеру пыток, когда боль в вывернутых на дыбе суставах становилась уже нестерпимой.

– Ты чертова ищейка! – закричал он. – Будь ты проклят, будь проклят – ты меня поймал! Признаюсь – я убийца! – И Эрик повалился наземь без памяти.

– А вашим сообщником было солнце! – как всегда невозмутимо закончил мистер Бек.

ГАЙ БУТБИ

1867–1905

БРИЛЛИАНТЫ ГЕРЦОГИНИ УИЛТШИРСКОЙ

Перевод и вступление Игоря Мокина

Биография Гая Ньюэлла Бутби достойна настоящего плутовского романа. Неудивительно, что многие его герои – это ловкие мошенники, скрывающиеся под личиной джентльменов.

Гай Бутби родился в городе Аделаида в Австралии. Еще в детстве он уехал с матерью и братьями в Англию, где учился в школе, а затем вернулся домой. Работая мелким чиновником, он попутно начал сочинять комедии и водевили, однако ни одна пьеса не получила признания. Провал следовал за провалом.

Полный решимости изменить свою судьбу, Бутби вместе с другом отплыл в Англию. Но уже на Цейлоне у них кончились деньги; оставалось только вернуться назад, однако путешествие заняло несколько месяцев, в течение которых друзья побывали на Яве, заходили в Сингапур и на Борнео; им приходилось везде наниматься на черную работу, а на одном из островов Индонезии Бутби даже попробовал ремесло ловца жемчуга.

Вернувшись в порядком поднадоевшую ему Аделаиду, Бутби вновь взялся за перо и записал историю своих странствий. Ее он решил отвезти в Англию, и на этот раз судьба благоволила ему. В Англии 27-летний писатель наконец добился успеха: автобиография разошлась немалым тиражом, и тогда Бутби решил попытать счастья в жанре авантюрного романа, повествующего о жизни в Австралии. Этот ход оказался невероятно удачным, и вскоре Гай Бутби стал писать по пять романов в год, так что с 1894 по 1905 гг. издал более пятидесяти романов и несколько сборников рассказов.

Плутовские романы о невероятных приключениях, в том числе серия книг о маге и оккультисте докторе Николя, приносили Бутби фантастический доход, сравнимый с доходами его героев, мошенников из высшего общества. Он завел конный завод и держал в своем особняке коллекцию редких рыб. Но его необыкновенная жизнь оказалась коротка – писатель умер от воспаления легких, прожив всего лишь 37 лет.

Рассказ «Бриллианты герцогини Уилтширской» впервые был опубликован в 1897 году в журнале «Пирсон».

Guy Boothby. The Duchess of Wiltshire Diamonds. – Pearson, 1897.

® И. Мокин, перевод на русский язык и вступление, 2008

Фотография Гая Бутби любезно предоставлена Государственной Библиотекой Южной Австралии Image courtesy of the State Library of South Australia. SLSA: В 11286/5/19 – Prominent South Australians: G. Boothby, 1865

ГАИ БУТБИ
БРИЛЛИАНТЫ ГЕРЦОГИНИ УИЛТШИРСКОИ

Та скорость, с которой обыватели величайшего города мира набрасываются на новое имя или новую идею и пускают их в оборот, у мыслящего человека может вызвать, пожалуй, только удивление. Для примера позвольте мне рассказать историю Климо – ныне прославленного частного сыщика, который завоевал себе право стоять в одном ряду с Лекоком и даже с недавно покинувшим нас Шерлоком Холмсом.

Вплоть до одного прекрасного утра даже имя его в Лондоне не было известно, и никто не имел ни малейшего представления о том, кто он такой и что из себя представляет. Город пребывал в надменном неведении, и Климо волновал лондонцев не больше, чем обитателей Камчатки или Перу. Но за двадцать четыре часа положение дел изменилось в корне: всякого, кто еще не видал его объявлений или не слыхал его имени – будь то мужчина, женщина или ребенок, – клеймили невеждой, недостойным привилегии общения с разумными существами.

Имя Климо звучало в кортеже королевской семьи, ехавшей в Виндзор на завтрак с ее величеством; аристократы отпускали по поводу сыщика замечания, проезжая по городу; его имя попадалось на глаза торговцам и иным деловым людям, пока они добирались омнибусом или метрополитеном до своих многочисленных магазинов и контор; уличные мальчишки играли в «сыщика Климо»; артисты мюзик-холла включили его имя в репризы; а еще ходил слух, что даже на бирже остановились сделки в самом разгаре торгов, чтобы сочинить каламбур с именем Климо.

Было ясно, что Климо зарабатывал своим трудом немало: во-первых, реклама наверняка обошлась ему в кругленькую сумму, а во-вторых, он нанял особняк у самого Порчестер-хауса, на Бельвертон-террас, Парк-лейн, где, к неудовольствию своих благородных соседей, намеревался принимать и консультировать клиентов. Его объявления вызвали ажиотаж, и с того самого дня от полудня и до двух часов тротуар на всю длину Бельвертон-террас был заставлен экипажами, в каждом из которых сидел очередной посетитель, желавший лично убедиться в способностях этого великого человека.

Таково было положение дел на Бельвертон-террас, Парк-лейн, накануне прибытия в Англию Саймона Карна. Если мне не изменяет память, в среду, 3-го мая, граф Эмберли подъехал на вокзал Виктория, чтобы встретить Саймона, с которым он познакомился в Индии при весьма необычных обстоятельствах и чьим обаянием он и его семья были совершенно околдованы.

Прибыв на вокзал, его сиятельство вышел из своего экипажа и направился к платформе, куда должен был прибыть Континентальный экспресс. Он шел с беспечным видом и, казалось, был в высшей степени доволен собой и жизнью в целом, вряд ли подозревая о той ловушке, к которой спешил в блаженном неведении…

Будто приветствуя его приход, в конце перрона тотчас показался поезд. Граф встал в удобном месте, чтобы не пропустить своего приятеля, и стал терпеливо ждать его появления. Однако Саймон появился не сразу, и графу пришлось долго вглядываться в толпу пассажиров.

Впрочем, Карна нельзя было не заметить даже в самой густой толпе. Он выделялся как уродством фигуры, так и своеобразной красотой лица. Возможно, после долгого пребывания в Индии лондонское утро показалось ему холодным, поскольку на нем было длинное пальто на меху, а воротник он поднял, прикрывая уши, так что его тонкое лицо оказалось в подходящем обрамлении. Увидев лорда Эмберли, он устремился вперед, чтобы поприветствовать его.

– Вы так любезны, – говорил он, пожимая руку графу. – Такой чудесный день, и лорд Эмберли встречает меня! Что может быть лучше!

Пока он говорил, подошел один из его индийских слуг и поклонился на восточный манер. Саймон Карн дал ему какое-то поручение, и тот ответил на хиндустани [71]71
  Хиндустани – разговорный язык Северной Индии; лег в основу литературных языков хинди и урду.


[Закрыть], после чего Саймон снова повернулся к лорду Эмберли.

– Можете представить себе, как мне не терпится взглянуть на свое новое жилище, – сказал он. – Мой слуга говорит, что экипаж уже подан, и я надеюсь, что вы не откажетесь составить мне компанию и посмотреть, как я собираюсь устроиться.

– Буду очень рад, – сказал лорд Эмберли, которому очень хотелось увидеть все своими глазами.

Они вместе вышли на привокзальную площадь, где стоял закрытый экипаж, заложенный парой великолепных лошадей, а на козлах сидел Hyp-Али в ослепительно-белых одеждах и в тюрбане с плюмажем и ожидал прихода господ. Граф отпустил свою карету, Джовур Сингх занял место рядом с первым слугой, и они выехали с привокзальной площади в сторону Гайд-парка.

– Полагаю, ее сиятельство в добром здравии, – вежливо осведомился Саймон, когда они поворачивали на Глостер-плейс.

– О да, разумеется, – ответил граф. – Она просила поздравить вас с приездом, а также передать, что надеется вас увидеть.

– Очень любезно с ее стороны, и я буду счастлив нанести ей визит, как только позволят обстоятельства, – отвечал Карн. – Прошу вас, передайте ей мою искреннюю благодарность за внимание к моей особе.

Пока они обменивались любезностями, экипаж их приблизился к большой афишной тумбе, на которой был вывешен плакат с именем того самого знаменитого сыщика Климо. Саймон наклонился, чтобы поближе рассмотреть его, а когда они проехали мимо, снова обратился к другу:

– Я повсюду здесь вижу это имя, да еще написанное огромным буквами. Ради бога, объясните, что это значит?

Его сиятельство рассмеялся:

– Вы задаете тот самый вопрос, который месяц назад был на устах у девяти из десяти лондонцев. И только недели две тому назад мы узнали, кто же такой этот Климо.

– Умоляю, скажите, кто это!

– Что ж, все оказалось очень просто. Он, вообразите себе, необыкновенно проницательный частный сыщик, сумевший раструбить о себе так, что половина Лондона стала его постоянными клиентами. Я с ним дела не имел, но один мой друг, лорд Орпингтон, стал жертвой невероятно дерзкого ограбления. После того, как полиция потерпела неудачу, он обратился к Климо. Так что мы скоро увидим, на что способен этот Климо. Впрочем, я думаю, вы в ближайшее время узнаете о нем больше, чем любой из нас.

– Неужели! И почему же?

– По той простой причине, что он обосновался на Бельвертон-террас, номер один, по соседству с вами, и там принимает посетителей.

Саймон Карн поджал губы, как будто о чем-то раздумывая.

– Надеюсь, он не доставит мне неудобств, – проговорил он наконец. – Комиссионеры, которые подыскали мне дом, должны были сообщить об этом соседстве. Частные сыщики любого сорта – едва ли самые приятные соседи, в особенности для такого любителя покоя, как я.

Тем временем они уже приближались к цели. Когда их брогам проехал Бельвертон-террас и остановился, лорд Эмберли указал на вереницу экипажей, выстроившуюся у дверей частного сыщика.

– Вот, полюбуйтесь, – сказал он. – Это все экипажи его клиентов, и, вероятно, еще вдвое больше их пришло пешком.

– Я непременно укажу на это комиссионеру, – сказал Карн, и на лице его промелькнула тень недовольства. – Полагаю, соседство с этим человеком – существенный недостаток дома.

С козел сошел Джовур Сингх и открыл господам дверь, а представительный Рам Гафур, дворецкий, спустился с крыльца и поклонился им с восточной почтительностью. Карн снисходительно поприветствовал слуг и, сопровождаемый графом, бывшим вице-королем Индии, вступил в свое новое обиталище.

– Полагаю, вы можете поздравить себя с тем, что в вашем распоряжении оказался Порчестер-хаус, самый завидный дом в Лондоне, – сказал граф минут через десять, после того как они осмотрели главные комнаты.

– Я очень рад, что вы так считаете, – ответил Саймон. – Надеюсь, ваше сиятельство, вы будете помнить, что я всегда рад вас видеть в этом доме.

– Вы очень добры, – с теплотой ответил ему лорд Эмберли. – Нам предстоят несколько месяцев приятного общения. А теперь мне пора. Может быть, завтра, если у вас не найдется лучшего занятия, вы доставите нам удовольствие и отобедаете у нас? Ваша слава уже распространилась повсюду, и мы пригласим нескольких приятных людей, в том числе моих брата и невестку, лорда и леди Гельпингтон, а также лорда и леди Орпингтон и мою кузину, герцогиню Уилтширскую, чья любовь к китайскому и индийскому искусству, как вы, вероятно, знаете, уступает разве что только вашей.

– Буду очень рад посетить вас.

– Итак, мы ждем вас на Итон-сквер в восемь?

– Если буду жив, то, разумеется, приду. Вам в самом деле пора? Что ж, до свидания, и большое спасибо за встречу.

Когда его сиятельство удалился, Саймон Карн отправился наверх в гардеробную, которую, надо сказать, нашел без помощи слуг; там он трижды позвонил в электрический звонок у камина. Ожидая слугу, он встал у окна и стал рассматривать длинную очередь экипажей на улице.

«Дела идут восхитительно, – сказал он себе. – Никто ни о чем не догадывается, и Эмберли меньше всего. Напротив, он приглашает меня отужинать завтра вечером вместе со своими братом и невесткой, двумя близкими друзьями и, главное, с ее светлостью герцогиней Уилтширской. Я конечно же пойду туда и после ужина, прощаясь с ее светлостью, наверняка уже буду на шаг ближе к тому, чтобы вернуть долг Лиз, даже с лихвой…»

В это мгновение дверь открылась, и в комнату вошел его камердинер Бельтон, человек солидный и важный. Карн обернулся и нетерпеливо кивнул ему.

– Ну же, Бельтон, – сказал он, – надо спешить. Сейчас без двадцати двенадцать, и скоро там внизу забеспокоятся. Тебе удалось сделать то, о чем я просил вчера вечером?

– Я все сделал, сэр.

– Рад это слышать. А теперь запри дверь и начнем работать. Можешь рассказать мне свои новости, пока я одеваюсь.

Бельтон открыл дверцу массивного гардероба, полностью занимавшего одну стену комнаты, и извлек из него несколько вещей: заношенный бархатный пиджак, мешковатые брюки – такие старые, что их мог себе позволить лишь самый последний нищий или же, напротив, миллионер, – а кроме того, фланелевый жилет, воротничок а la Гладстон [72]72
  См. Глоссарий, 8.


[Закрыть], мягкий шелковый галстук и пару расшитых домашних туфель, за которые не дал бы ни единого полупенса и старьевщик с базара на Петтикоут-лейн [73]73
  Петтикоут-лейн (дословно «улочка юбок») – обиходное название улицы Мидлсекс-стрит и прилегающих переулков, где устраивались базары по продаже дешевой, бывшей в употреблении одежды.


[Закрыть], даже будь дела его в самом плачевном состоянии.

– Теперь подай парик и расстегни ремни на горбу, – сказал Карн, когда слуга положил всю упомянутую одежду на стоявшее рядом кресло.

Бельтон принялся выполнять поручение, и тут произошло нечто невероятное: он расстегнул два ремня на плечах Саймона, просунул руку ему под жилет и вытащил большой горб из папье-маше, после чего бережно положил горб в ящик бюро. Освободившись от этого груза, Саймон Карн стал выглядеть вполне статным мужчиной, сложенным не хуже любого подданного ее величества. Уродство, из-за которого многие, включая графа и графиню Эмберли, так часто жалели его, оказалось всего лишь трюком, средством хитроумной маскировки.

Сняв горб и тщательно приладив седой парик, так чтобы ни единая прядь его собственных кудрявых волос не выбивалась наружу, Саймон прикрепил себе на щеки фальшивые бакенбарды, надел уже упомянутые фланелевый жилет и бархатный пиджак, сунул ноги в туфли, нацепил на нос дымчатые очки и объявил, что готов приступать к делам. Теперь узнать в нем Саймона Карна мог бы лишь человек, столь же проницательный, как… ну, скажем, как сам частный сыщик Климо.

– Вот-вот пробьет полдень, – сказал он, бросив последний взгляд в трюмо над туалетным столиком и поправив галстук. – Если кто-нибудь придет, вели Рам Гафуру сказать, что я ушел по делам и вернусь не раньше трех.

– Конечно, сэр.

– А теперь открой дверь и дай мне войти.

Услышав приказ, Бельтон подошел к большому гардеробу, закрывавшему собой, как я уже сказал, целую стену, и открыл среднюю дверцу. Внутри на вешалках висели кое-какие вещи, он вынул их и одновременно отодвинул вправо часть задней стенки. Таким образом в стене между домами открылся проем. Карн вошел в него, закрыв за собою дверцу.

В доме номер один по Бельвертон-террас, где жил знаменитый сыщик, чьим соседством был так недоволен Карн, этот проем был скрыт своего рода исповедальней, в которой Климо неизменно принимал посетителей; ее задние панели открывались тем же манером, что и панели в шкафу в гардеробной. Карн вошел, сел и позвонил в электрический звонок, сообщая домоправительнице, что он готов; ему оставалось только приветствовать входящих посетителей.

Ровно в два часа пополудни прием закончился, и Климо, пожав изрядный урожай гонораров, вернулся в Порчестер-хаус, чтобы снова стать Саймоном Карном.

Возможно, все дело было в том, что граф и графиня Эмберли неустанно расточали ему похвалы, а может, помог слух о его несметных богатствах; одно было очевидно – через сутки после того, как граф Эмберли встретил Саймона Карна на станции, последний стал предметом обсуждения не только великосветских, но и совсем не светских кругов Лондона.

Самые безобидные «утки», выпущенные на волю с появлением Карна, возвещали, что его домочадцы – все, кроме одного, родом из Индии; что он заплатил сумму с четырьмя нулями за аренду Порчестер-хауса; что он – величайший из ныне живущих знатоков китайского и индийского искусства; наконец, что он прибыл в Англию в поисках подходящей пассии.

На следующий день за ужином Карн приложил все усилия для того, чтобы произвести приятное впечатление. Его посадили по правую руку от хозяйки, рядом с герцогиней Уилтширской. Последней он оказывал особое внимание, и с таким успехом, что, когда дамы впоследствии вернулись в гостиную, ее светлость отзывалась о нем чрезвычайно лестно. Они беседовали о фарфоре всех возможных видов, и Карн пообещал герцогине некую вещицу – предмет ее давних мечтаний; в благодарность герцогиня предложила показать ему украшенную причудливой резьбой индийскую шкатулку – в ней обыкновенно находилось знаменитое ожерелье, о коем он, несомненно, наслышан. Герцогиня сказала, что через неделю дает бал и собирается надеть ожерелье, так что если Саймон пожелает взглянуть на шкатулку, когда украшение привезут из банка, то ее светлости доставит большое удовольствие показать ему эту диковину.

Отправляясь домой в своем роскошном экипаже, Саймон улыбался про себя при мысли о том, каким успехом увенчались первые же его усилия. Двое из гостей, распорядители Жокей-клуба [74]74
  Жокей-клуб – ведущий устроитель скачек в Британской империи и современной Великобритании. Клуб лишился своих функций только в 2006 г.


[Закрыть], были рады слышать, что он намеревается купить лошадь и выставить ее на Дерби. Другой гость, узнав, что Саймон хотел бы приобрести яхту, предложил представить его к членству в Королевском яхт-клубе графства Корк [75]75
  Королевский яхт-клуб графства Корк – один из престижнейших яхт-клубов мира, старейший яхт-клуб на планете (основан в 1720 г.). В 1890-е гг. в регатах клуба участвовали члены британской королевской семьи.


[Закрыть]. И в довершение всего самое важное – герцогиня Уилтширская обещала показать ему свои знаменитые бриллианты.

На следующий день за ужином Карн приложил все усилия для того, чтобы произвести приятное впечатление.

«Ровно через неделю, – сказал он себе, – деньги будут у меня почти в кармане, и я смогу отдать долг Лиз. Все пока что идет прекрасно, но как же мне завладеть камнями? Их привезут из банка только в день бала, а наутро его светлость отвезет их обратно.

Снять ожерелье прямо с шеи герцогини весьма затруднительно. Когда же его снова положат в шкатулку и поместят в сейф, встроенный в стену комнаты, смежной с покоями герцогини, там на ночь останутся дворецкий и один из лакеев, а единственный ключ от сейфа будет у самого герцога. Так что и тут ни малейшего шанса на успех предприятия… Просто ума не приложу, каким образом бриллианты могут перейти в мою собственность.

Ясно одно – их нужно заполучить во время бала. А пока есть время составить план».

Назавтра Саймон Карн получил приглашение на упомянутый бал, а через два дня, когда план его был готов, нанес визит герцогине Уилтширской в ее особняке на Бельгрейв-сквер. С собой он взял небольшую вазу, которую обещал ей на ужине у графа. Герцогиня приняла гостя в высшей степени любезно, и беседа их сразу же вошла в уже привычное русло. Саймон осмотрел ее коллекцию, очаровав герцогиню парой тонких замечаний, и попросил разрешения включить фотографические снимки нескольких сокровищ из коллекции ее светлости в книгу, которую он пишет; после чего исподволь завел разговор о драгоценностях.

– Поскольку речь зашла о драгоценных камнях, мистер Карн, – сказала герцогиня, – вам, возможно, будет интересно взглянуть на мое знаменитое ожерелье. По счастью, оно сейчас здесь, в доме, – мои ювелиры переделывали оправу одного из камней.

– О, я страстно хочу его увидеть, – ответил Карн. – Мне несколько раз выпадало счастье взглянуть на драгоценности могущественнейших индийских правителей, и я был бы рад добавить к этому списку знаменитое ожерелье герцогини Уилтширской.

– Что ж, я окажу вам эту честь. – Герцогиня улыбнулась. – Позвоните, пожалуйста, вот в этот звонок, и я пошлю за ожерельем.

Карн позвонил, вошел дворецкий; герцогиня дала ему ключ от сейфа и велела принести шкатулку в гостиную.

– Через час оно уже должно быть в банке, – заметила она, когда дворецкий удалился.

– Мне чрезвычайно повезло, – ответил Карн, после чего стал рассказывать о некоей любопытной индийской резьбе по дереву, которой собирался посвятить отдельную главу в своей книге. Он упомянул, что зарисовывал для книги двери индийских храмов, ворота дворцов, старую чеканку и даже резные кресла и шкатулки, найденные в самых разных уголках Индии. Герцогиня слушала с большим интересом.

– Удивительное совпадение, – сказала она. – Если для вас представляют интерес резные шкатулки, то вы, быть может, обратите внимание и на мою. По-моему, я вам говорила на ужине у леди Эмберли, что эта шкатулка из Бенареса и на ней вырезаны изображения едва ли не всех богов индуистского пантеона.

– Вы еще больше подстегиваете мое любопытство, – ответил Карн.

Через несколько мгновений слуга принес деревянную шкатулку, длиной примерно в шестнадцать, шириной в двенадцать и высотой в восемь дюймов, поставил ее на столик рядом с креслом герцогини и удалился.

– Вот она. – Герцогиня опустила руку на шкатулку. – Взгляните, какая изысканная резьба.

Едва сдерживая волнение, Саймон Карн подвинул кресло поближе к столу и стал разглядывать шкатулку.

Герцогиня не преувеличивала – шкатулка и вправду была настоящим шедевром. Карн не мог определить, из какого дерева она сделана: темная и тяжелая, она казалась сделанной из тика, но это было только внешнее сходство. Всю ее поверхность покрывала затейливая резьба, выполненная с большим искусством.