Текст книги "Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы)."

Автор книги: Уильям Ходжсон

Соавторы: Роберт Уильям Чамберс,Эрнест Уильям Хорнунг,Жак Фатрелл,Фергюс Хьюм,Грант Аллен,Ричард Остин Фримен,Эмма (Эммуска) Орци (Орчи),Эрнест Брама,Элизабет Мид-Смит,Гай Бутби
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)

Я нервно зевнул. Стало ясно, что детектив из меня никудышный. Как же не похожи настоящие улики на улики в детективных романах, с горечью подумал я, потом встал, подошел к сундуку и поднял крышку. Вся внутренность сундука была застелена ржаной соломой, на которой покоились два странных стеклянных сосуда, парочка маленьких пузырьков, несколько пустых бутылочек с надписью «Хлороформ», цианистый калий и книга. В дальнем углу лежало несколько писем с английскими марками и разорванная оберточная бумага от двух посылок, и все это было адресовано Алому Адмиралу, точнее, «г-ну Луи-Жану Терреку, Сен-Гильдас, Моэлан, Финистер».

Все эти находки я перенес на стол, закрыл сундук и стал читать письма. Они были написаны на деловом французском, но явно англичанином. Вот примерное содержание первого письма:

Лондон, 12 июня, 1894.

Уважаемый сэр, Ваш запрос от19 числа прошлого месяца своевременно получен и принят к сведению. Последняя работа в области чешуекрылых в Англии – это книга Блауэра «Как ловить британских бабочек», с комментариями и схемами, а также вступлением сэра Томаса Сниффера. Стоимость этой книги (один том в кожаном переплете)– 5 фунтов, или 125 франков в пересчете на французские деньги. При получении почтового перевода мы немедленно высылаем книгу. Остаемся, и т. д., Фрэдли и Тумер

470 Риджент-сквер, Лондон, СВ.

Другое письмо было менее интересно. В нем сообщалось, что деньги получены и книга будет выслана. Третье письмо привлекло мое внимание, и я привожу его здесь в приблизительном переводе:

Дорогой сэр, Ваше письмо от тюля было в должное время получено, и мы немедленно передали его мистеру Фрэдли в собственные руки. Мистер Фрэдли чрезвычайно заинтересовался вашим делом и переслал письмо в Берлинское общество энтомологов профессору Швайнери, на которого ссылается Блаузер в своей книге «Как ловить британских бабочек», стр. 630. Мы только что получили ответ от профессора Швайнери, который перевели на французский (см. вложенный лист). Профессор Швайнери пожелал подарить вам два пузырька цитила, приготовленного под его личным наблюдением. Мы посылаем их вам и надеемся, что вы получите их в целости и сохранности. Остаемся искренне ваши, Фрэдли и Тумер.

На отдельном листке бумаги было написано:

Гг. Фрэдли и Ту меру.

Господа! Циталин, сложное углеводородное соединение, впервые был использован профессором Шноотом (Антверпен) в прошлом году. Примерно в то же самое время я вывел аналогичную формулу и дал ей название цитил. Я применял этот состав с большим успехом. Он действует совершенно как магнит. Я хочу передать вам три пузырька и буду рад, если вы перешлете два из них вместе с моими поздравлениями вашему корреспонденту из Сен-Гильдаса. Цитата Блаузера верна («Как ловить британских бабочек», стр. 630). Остаюсь, и т. д.,

Генрих Швайнери,

профессор философии,

профессор богословия,

доктор естественных наук,

магистр естественных наук.

Дочитав письмо, я свернул его и сунул в карман вместе с остальными, а потом открыл бесценный труд Блаузера и нашел страницу 630. Несмотря на то что Алый Адмирал получил эту книгу совсем недавно и все остальные страницы были первозданно чистыми, страница 630 оказалась замусолена и покрыта карандашными пометками, особенно последний абзац. Вот что там говорилось:

Профессор Швайнери пишет: из двух старых способов, используемых коллекционерами для поимки быстрокрылой и высоко летающей Apatura iris,она же лиловый император, первый, а именно применение сачка на длинной рукоятке, обещает успех лишь в одном случае из тысячи; а второй – размещение на земле приманки, как то: гнилое мясо, дохлые кошки, крысы и т. д. – не только неприятен даже для очень увлеченного энтомолога, но также и малоэффективен. только в одном случае из пятисот наша замечательная бабочка покинет вершину своего излюбленного дуба, чтобы покружиться над зловонной приманкой. Я обнаружил, что цитил – безотказное средство для привлечения этой великолепной бабочки. нескольких граммов цитила на желтом блюдечке, поставленном под дуб, достаточно для того, чтобы слетелись все Apatura irisв радиусе 20 миль. Поэтому, если у коллекционера есть хотя бы малое количество цитила, пусть даже в закупоренном сосуде на дне кармана, но при этом спустя час не появится ни одной apatura iris,он может быть уверен, что они вообще здесь не водятся.

Прочитав это письмо, я долго сидел в раздумье. Затем осмотрел обе емкости. На них было написано «Цитил». Одна была полная, другая – почти полная.«Цитил должен быть у Алого Адмирала, – подумал я, – пусть даже в закрытом сосуде».

Я убрал все обратно в сундук, аккуратно уложил на солому и закрыл крышку. Жандарм, охранявший калитку, уважительно меня приветствовал, когда я прошел мимо него, направляясь на постоялый двор Груа. Вокруг толпились возбужденные люди, в коридор битком набились жандармы и крестьяне. Со всех сторон я слышал искренние приветствия и уверения в том, что настоящий убийца пойман; но я молча протиснулся сквозь толпу и взбежал наверх в поисках Лис. Я постучал; она открыла дверь и обняла меня. Я прижал ее к груди и поцеловал, а потом спросил, будет ли она повиноваться мне во всем, что бы я ни приказал, и девушка с горделивой покорностью сказала, что будет.

– Тогда немедленно ступай к Иветте, – сказал я. – Попроси ее запрячь повозку и езжай в Кемперль-ский монастырь. Жди меня там. Не спрашивай меня пока ни о чем, хорошо?

Лис подняла голову.

– Поцелуй меня, – робко сказала она; через секунду ее уже не было в комнате.

Я осторожно вошел в комнату Императора и заглянул в закрытую марлей коробку, в которой лежала куколка Apatura iris.Я увидел именно то, что и ожидал. Кокон был раскрыт и пуст, на нем зияла большая продольная трещина, а в марле медленно шевелила своими блестящими лиловыми крыльями огромная бабочка. Кокон выпустил своего молчаливого обитателя, символ бессмертия. Я ощутил трепет и, нагнувшись над коробкой, снова услышал беспорядочный гул на улице, который завершился яростным воплем: «Отцеубийца!»; я услышал, как жандармы следуют верхом за повозкой, которая грохочет по каменистой дороге, и подошел к окну. В повозке сидел Ив Террек, связанный, с диким взором, его окружали конные жандармы, по двое с каждой стороны, и даже их обнаженные сабли с трудом удерживали толпу на расстоянии.

– Отцеубийца! – вопили люди. – Смерть ему!

Я отошел от окна и открыл коробку, аккуратно, но крепко ухватил великолепную бабочку за надкрылья и бережно вынул, держа большим и указательным пальцами. Убрав руку за спину, я спустился в кафе.

Из всех людей, что толпились там, требуя смерти Ива Террека, в кафе остались только трое. Они сидели у огромного камина. Это были бригадир Дюран, Макс Фортен (аптекарь из Кемперле) и Лиловый Император. Император был неприятно поражен моим появлением, но я, не обращая на него внимания, подошел к аптекарю.

– Месье Фортен, – сказал я, – вы разбираетесь в углеводородах?

– Это моя специальность, – с удивлением ответил он.

– А вы слышали о такой штуке, как цитил?

– Цитил Швайнери? Конечно. Его используют в парфюмерии.

– Отлично, – сказал я. – Значит, у цитила есть запах?

– Нет… впрочем… Его присутствие всегда ощутимо, хотя никто не сможет утверждать, что цитил обладает запахом. Странно, – продолжал он, глядя на меня, – очень странно, что вы меня об этом спросили, потому что весь день мне казалось, что где-то здесь есть цитил.

– И сейчас кажется? – спросил я.

– Даже сильнее, чем прежде.

Я пошел к двери и выпустил бабочку. Прелестное создание на мгновение зависло в воздухе, потом бабочка неуверенно порхнула туда-сюда, а потом, к моему удивлению, величественно вернулась в кафе и опустилась на каменную плиту у очага. Я пришел в замешательство, но стоило мне взглянуть на Императора – и меня осенило.

– Поднимите плиту! – крикнул я Дюрану. – Подденьте ее ножнами!

Лиловый Император внезапно рухнул в кресло, смертельно бледный, с отвисшей от ужаса челюстью.

– Знаете, что такое цитил? – закричал я, хватая его за руку, но он тяжело сполз с кресла на пол, и в то же самое мгновение я услышал вопль аптекаря и обернулся. Бригадир Дюран замер, одной рукой поддерживая плиту, а другой в ужасе на что-то указывая. Аптекарь Макс Фортен стоял, окаменев от испуга, а у его ног, в выемке, где прежде покоилась плита, лежала бесформенная кровавая масса, из которой выглядывал дешевый стеклянный глаз. Я подхватил Императора и поставил его на ноги.

– Посмотрите! – возопил я. – Посмотрите на своего приятеля, Алого Адмирала! – но он только рассеянно улыбался, качал головой и бормотал:

– Приманка для бабочек! Цитил! Нет, нет, нет… тебе этого не сделать, Адмирал, только у меня есть лиловый император! Я сам – Лиловый Император!

И та же самая повозка, которая доставила меня в Кемперле к моей невесте, увезла его в Кемпер, в оковах и с кляпом во рту, рычащего, свирепого, безумного.

Такова история Лилового Императора. Я бы мог рассказать вам о куда более приятных вещах, если б захотел; но что касается той рыбы, которую я тянул, будь то лосось или форель, то о ней я говорить не стану. Мы с Лис поклялись, что никакая сила на земле не вырвет у нас унизительного признания, что рыбку мы все-таки упустили.

МЕЛВИЛЛ ДЭВИССОН ПОСТ

1869–1930

CORPUS DELICTI

Перевод и вступление Александра Бердичевского

Уроженец Западной Виргинии Мелвилл Дэвиссон Пост знаменит прежде всего своими историями о дядюшке Абнере, а также циклами рассказов о Рэндольфе Мейсоне. Кроме того/Пост довольно успешно занимался публицистикой и юридической практикой, подвизался на политическом поприще.

Придумав первого из своих персонажей, адвоката Мейсона (сборники «Странные дела Рэндольфа Мейсона», «Последнее средство», «Человек, который исправлял судьбы»), Пост по сути создал особую разновидность детективного жанра, которую теперь принято называть судебной драмой. Основное действие Пост переносит в новую область. Совершение преступления, поиски злодея, разгадка тайны – все это второстепенные детали сюжета. Главное начинается потом, когда преступник оказывается на скамье подсудимых, а Мейсон пытается спасти его от правосудия, используя в качестве оружия закон. Вооруженный юридическими знаниями, острым умом и при этом лишенный нравственных принципов, Мейсон легко обнаруживает лазейки в законе и помогает своим клиентам использовать их, игнорируя дух закона, но строго соблюдая его букву.

Рассказы Поста оказали влияние на американскую литературу. «Можно нарушить любой закон и не поплатиться за это, если умело закрутить», – скажет через сорок три года после выхода первого сборника о Мейсоне детектив Дональд Лэм, а создавший его писатель Эрл Стенли Гарднер признается, что позаимствовал подобные идеи у Поста. Не исключено, что другой персонаж Гарднера, «зверюга-адвокат» Перри Мейсон, был назван в честь старшего коллеги. Некоторые исследователи отмечают, что элементы рассказов Поста использовал Уильям Фолкнер, когда для заработка решил попробовать себя в детективном жанре.

«Corpus Delicti», неоднократно издававшийся в разных сборниках, – самый известный из рассказов о Мейсоне. Пост – профессиональный юрист, в основе его рассказов – реальные законы. Теоретически каждый рассказ – готовая инструкция, как безнаказанно совершить преступление. Тем не менее мы не рекомендуем читателю пытаться самому воспроизвести какое-либо из странных дел Рэндольфа Мейсона. Во-первых, Пост стремился не обучить злодеев, а предостеречь друзей закона [50]50
  Даже бессовестный Мейсон, который, подобно Шерлоку Холмсу, был сочтен читателями «Последнего средства» погибшим и воскрес через десять лет в «Человеке, который исправлял судьбы», перестал защищать злодеев и стал помогать невиновным, пострадавшим из-за несовершенства законов.


[Закрыть]. Во-вторых, достоверность технических деталей, в частности химических процессов, описанных в «Corpus Delicti», вызывает сомнение. В-третьих, лазейка, существующая в одном законе, может быть закрыта в другом. Так, всего через год после выхода «Странных дел» некто по имени Адольф Лютгерт был судим в Чикаго за преступление, почти совпадающее с преступлением, описанным в «Corpus Delicti», однако законы штатов Иллинойс и Нью-Йорк различны – и суд вынес совсем другой вердикт.

Впервые рассказ был опубликован в 1896 году в сборнике «Странные дела Рэндольфа Мейсона».

Melville Davisson Post. Corpus Delicti. —Strange Schemes of Randolph Mason, 1896.

Corpus Delicti – состав преступления, букв, «тело преступления» (лат.).

А. Бердичевский, перевод на русский язык и вступление, 2008

МЕЛВИЛЛ ДЭВИССОН ПОСТ
ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ «СТРАННЫЕ ДЕЛА РЭНДОЛЬФА МЕЙСОНА»

Тот, кто рассказывает странные истории, – не последний из благодетелей человечества. Чашу с водой из Леты порой с благодарностью приемлют от него даже сильнейшие – когда taedium vitae [51]51
  Утомление от жизни (лат.).


[Закрыть]повседневности достигает своего апогея. Вода эта нередко приносит забвение несчастным жертвам злой фортуны.

Сегодня суровый критик, взывая к рассказчику, убеждает его оставить свое ремесло и вместо того рубить дрова и черпать воду [52]52
  «И сказали им начальники: пусть они живут, но будут рубить дрова и черпать воду для всего общества» (Иисус Навин, 9:21).


[Закрыть], поскольку новых материй для творчества нет, а те, что есть, – старые и сильно изношенные. Даже от величайшего из вас, вопит он, можно ожидать всего лишь перепевов старого, порой изящных, порой уродливых, но всегда утомительно скучных. Однако же писатель не внемлет критику, и мир продолжает весело вращаться.

Наверное, критик забывает, что если материи старые, то люди уже новые, что хотя засеянное поле остается неизменным, волны, которые прокатываются по нему под ветром, всегда разные. Новорожденный ребенок – лучшее тому подтверждение.

Читатель деспотичен и требователен. Он не удовольствуется бесплотными персонажами. Видение должно быть осязаемо, рука призрака должна быть теплой на ощупь, иначе читатель чувствует себя обманутым.

Пожалуй, больше всего на свете человеческий разум любит задачи. Не те, что решаются на счетах, но те, что разыгрываются живыми фигурами на шахматном поле. В задачах этих должны быть страсти и опасности, свежий ветер с гор и соленое дыхание моря. Писателю предлагается некая головоломка: создай, о волшебник, людей – хоть и порожденных воображением, но с живой кровью в жилах – и пусть им будет дано пожинать плоды труда, не трудясь, но и не полагаясь на волю Случая. Пусть они смогут то, чего не можем мы, но слепи их, добрый волшебник, из того же, из чего и мы слеплены. Мы знаем старые трюки наперечет, и мы устали от них. Дай нам новые.

Итак, писателю предъявляются строгие требования: он должен ловко соединять факт и фантазию, должен зачаровывать и изумлять, но без обмана. Он должен вдохнуть в задачу страсть и жизнь. Так и получилось, что труженики пера уже истоптали детективную ниву вдоль и поперек. Эдгар По и французы создавали шедевры на заре жанра. Затем хлынул поток «детективных рассказов» – пока читатель не захлебнулся. Вчера мистер Конан Дойл создал Шерлока Холмса – публика навострила уши и прислушалась с интересом.

Замечательно, что общий план историй такого рода никогда не менялся. Писатели, все как один, трудились – порой весьма успешно – над созданием криминальных головоломок, в которых, с одной стороны, цепь проницательных умозаключений позволяла бы обнаружить преступника и раскрыть его методы, с другой же стороны, эти методы были бы настолько хитры, а преступник настолько ловок, чтобы сделать это было совсем не просто. Интрига всегда заключается в том, чтобы провести преследователя, и как только личность преступника наконец удается установить, история заканчивается.

Высоты жанра пока не исследованы – на них даже еще не ступила нога рассказчика. Полки прогибаются под тяжестью книг, повествующих о том, как можно провести следователя – или сыскную власть государства. Но – и это воистину удивительно! – ни один писатель не пытался создать рассказ, в котором была бы сбита с толку наказующая власть государства.

Различие же, если на мгновение задуматься о нем, поразительно. Можно – и даже легко – спланировать преступление так, чтобы оно осталось нераскрытым или вовсе неизвестным. Но можно ли спланировать и совершить нечто такое, что по последствиям и по приносимой выгоде не уступит самым гнусным преступлениям и все же не окажется преступлением перед законом?

Пожалуй, нет ничего, в чем обыватель столь же несведущ, как в праве. Он привык полагаться на то, что ему нравится называть здравым смыслом. И правда, порой служители закона подхватывают его присказку: «Закон есть здравый смысл». Это серьезнейшая ошибка. Здравый смысл обычного человека является, мягко говоря, плохим советчиком в уголовном праве. В гражданском же праве он совершенно бесполезен.

В этом нет юридической ереси. Лорд Кук [53]53
  Эдуард Кук(Коук, Кок) (1552–1634) – видный английский политический, правовой и общественный деятель, лорд главный судья.


[Закрыть]в XVII веке заявил, что закон не подчиняется природной логике человека и что люди не могли бы, руководствуясь повседневным здравым смыслом, создать законы, подобные законам Англии. Законы, разумеется, не стали проще, и если они не были созданы при помощи повседневного здравого смысла, то он не поможет и разобраться в них. То, что люди имеют о законе лишь смутное представление, достойно всяческого сожаления. Заботясь о собственной защите, следовало бы знать законы, а в такой защите есть нужда. Отнюдь не все голоса слились некогда в великом вопле, первой мольбе о законе и порядке, и сейчас не все они звучат в унисон. Некоторые представители человечества всегда готовы поднять руку на ближнего – какая великая причина за этим стоит, никто не знает. У одних изъяны, наверное, – дело рук Горшечника [54]54
  Сравнение людей с глиняными сосудами, а Бога с горшечником – часто встречающаяся в Библии метафора. См., например, Иеремия 18–19.


[Закрыть], у других – вина злого Случая. Но, к счастью, труд – всегда и ум – как правило – на стороне закона. Тем не менее порой среди сынов Измаила [55]55
  Сыны Измаила —имеются в виду отверженные, изгнанники. «И еще сказал ей Ангел Господень: вот, ты беременна, и родишь сына, и наречешь ему имя Измаил, ибо услышал Господь страдание твое; он будет между людьми, как дикий осел; руки его на всех, и руки всех на него; жить будет он пред лицем всех братьев своих» (Бытие, 16:11–12).


[Закрыть]родится злой гений и, проникая глубоко коварным взглядом, отыскивает в законе слабые звенья и зияющие дыры, через которые и пролегает его путь, причиняющий страдания братьям его. А люди на рынках и площадях дивятся.

Мы склонны забывать, что закон – это не идеальная конструкция, что это всего лишь результат человеческого труда и человеческой мысли и что любые законы, созданные разумом ради защиты людей, другой изобретательный разум может обойти. Нельзя недооценивать Дух Зла, он столь же велик, сколь и Дух Добра.

Не все проступки – преступления. Преступлениями на самом деле считаются только те проступки, в которых присутствуют определенные формальные элементы. Закон мерит все преступления одним мерилом. Таким образом, чтобы стать преступлением, проступок должен в точности соответствовать этому мерилу – иначе преступления нет; если он сколь-нибудь отклоняется от правовой меры, то закон должен отказаться – и откажется – считать его преступлением, вне зависимости от того, какой вред был причинен. Ни мораль, ни справедливость, ни гражданские права неприменимы к конкретным случаям. Рамки закона нельзя ни расширить, ни сузить. Проступок либо укладывается в эти рамки, либо нет. Промежуточных вариантов не бывает.

Отсюда явствует, что если хорошо знать технические тонкости закона, то можно совершать ужасные деяния, которые будут приносить такие же плоды и иметь такие же последствия, как тяжелейшие преступления, и все же не подпадут ни под какие описания преступлений, известные закону. Следовательно, самые страшные преступления, в том числе убийство, могут быть совершены таким образом, что будь даже преступник известен и взят под стражу, закон не сможет наказать его. Вот так и получается, что в нынешнем году, в XIX веке от Рождества Господа Бога нашего, искусный законник дивится глупости того мошенника, что подвергает себя ненужной опасности, совершая преступления обычным способом, в то время как желаемый результат может легко быть достигнут другими методами, столь же быстро, но без угрозы уголовной ответственности. Это и есть та область, в которую автор отваживается вступить и которая кажется ему новой и чрезвычайно любопытной.

Чтобы приступить к составлению таких уголовных задач, автору пришлось глубоко задуматься над образом героя. Этот герой должен быть юристом – проницательным и умелым. Здесь возникает серьезное затруднение. Нельзя представить, чтобы служитель закона, если только он не отъявленнейший негодяй, подстрекал бы к совершению действий, влекущих за собой мучительные страдания невинных людей. Но нельзя и представить, чтобы способный на такие действия негодяй был достаточно умен и учен, чтобы их спланировать, и, несмотря на это, в них нуждался бы. Поэтому нужен герой, который лишен чувства добра и зла, но при этом обладает всеми необходимыми юридическими познаниями и остротой ума. Этот герой – Рэндольф Мейсон, и хотя такой человек, вероятно, кажется странным, он может существовать.

То, что великие потрясения и ужасные недуги могут повредить одну часть человеческого разума и пощадить другую, более того, могут изуродовать человеческую душу до того, что от нее останется лишь малая часть, – обычный урок, который нам преподносит больница или дом умалишенных. Интеллект – острый, могучий, но лишенный каких бы то ни было моральных обязательств – ни на мгновение не удивит умелого врача, ибо никто лучше его не знает, что во дворце человеческой души есть огромные залы, которые заперты и зарешечены, и целые галереи, которые скрыты во мраке. Никого не удивляет, что могучий ум, сконцентрировавшись на великой задаче, становится равнодушен к человеческим чувствам и не заботится ни о чем, кроме как о цели, к которой стремится. Химик забывает, что алмаз бесценен, и сжигает его; хирург забывает, что пациент – живой человек и что нож причиняет боль. Почему же великий юрист, без устали решающий людские задачи, не может в конце концов остановить свой взгляд только на задачах, считая людей фигурами на шахматной доске?

Можно возразить, что, создав данную книгу, автор подготовил пособие для хитроумного злодея. На это следует ответить, что, просвещая врагов, автор также предупреждает друзей закона и порядка и что Зло не становится сильнее, когда на него падают солнечные лучи.

Не надо забывать, что в этой книге рассматривается именно закон как он есть, а не какая-либо красочная его интерпретация. Яркие нити вплетены в серую основу древних устоявшихся юридических принципов, имеющих силу почти в каждом штате. Формула каждого злодеяния в этой книге столь же точна, как чертеж архитектора, и может быть использована любым ловким мерзавцем. Не следует считать, что представлен исчерпывающий список таких примеров. Автор рассмотрел лишь несколько самых простых и очевидных; можно привести и иные. Воистину остается только удивляться, что воры предпочитают красть ночью, в темноте.