Текст книги "Нулевой след (ЛП)"
Автор книги: Уильям Гибсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
Гомункулы
Она нашла Хайди в баре Корпуса, монохроматически блистательную в куртке тамбурмажоретки которая могла бы нести постхолокостический барабан. Куртка представляла собой нарезку из почти черных тканей различных оттенков и текстур.
– Карточки придурка работают?
– Две, – сказала Хайди, поднимая исходящий паром стакан чистой, прозрачной жидкости в стакане для хайбола. Ее новая стрижка была тоже свеже-черной, так же разных оттенков и похоже в ее счет еще включили и макияж.
– Что это? – спросила Холлис, показывая на стакан.
– Вода, – сказала Хайди и сделала глоток.
– Хочешь поехать со мной в Париж завтра утром?
– Зачем?
– Это моя работа на завтра. Выставка винтажной одежды. Я там могу встретить кого-то, кто знает о вещах, которые Бигенд попросил меня разыскать. Ну или какую-то часть.
– И как ты их найдешь?
– Мне кажется у нее свидание с клавишником из Боллардс.
– Крошечный мир, – сказала Хайди. – И единственный красавчик, это он. Остальные гомункулусы.
– Гомункулы.
– Маленькие засранцы, – добавила Хайди. – Я пас. У меня горло болит. Долбанные самолеты.
– Не самолет. Евростар.
– Я имела в виду тот, на котором сюда прилетела. Когда ты возвращаешься?
Если я найду ее завтра, то вернусь послезавтра. Наверное со мной поедет Милгрим.
– Как он?
– Глубоко, мать его своеобразен. – Холлис осторожно подула на тонкий смуглый островок пены на поверхности ее полупинты Гиннеса чтобы посмотреть как она сдвинется, а потом сделала глоток. Гиннес для нее всегда был непостижимым напитком. Непонятно, зачем она заказала его. Ей больше нравилось как он выглядит, нежели какой он на вкус. Для нее было вопросом каким должен быть вкус у того, что выглядит вот так. Никаких идей. – Хотя возможно все не так уж плохо. Он же не виноват что Бигенд нашел его. Уж я то знаю что это такое.
– Роберт нашел мне тренажерный зал. Старой школы. На восточной стороне.
– Конце, а не стороне.
– Он симпатичный.
– Даже не думай. Гражданские лица неприкосновенны помнишь? Нарушение правила чревато невозможностью развода с засранцем.
– На себя посмотри. Долбоеб на ЁТьюбе, прыгающий с небоскребов в костюме белки-летяги.
– Но это же было твое правило, ты вспомни? Не мое. После боксеров, ты клеила музыкантов.
– Гомункулусы, – сказала Хайди кивая, – напыщеные придурки.
– Я могла бы тебе об этом рассказать, – сказала Холлис.
– Ты и рассказала.
Внезапно шум толпы ранних выпивох в баре затих. Холлис подняла взгляд и увидела Исландских близняшек и их одинаково сияющие блондинистые головы. За ними какой-то тревожно добродушный маячил Бигенд.
– Дерьмо, – сказала Холлис.
– Я сваливаю, – сказала Хайди, поставила свой стакан с водой и встала, раздраженно передернув плечами в своей новой куртке.
Холлис со своей полупинтой в руке покраснела. – Я поговорю с ним, – сказала она. – Про Париж.
– Это только твоя работа.
– Холлис, – сказал Бигенд. – И Хайди. Рад вас видеть.
– Мистер Бигенд, – сказала Хайди.
– Позвольте я вам представлю Ейдис и Фридрику Брандсдоттир. Это Холлис Генри и Хайди Хайд.
Ейдис и Фридрика одинаково, в жуткий унисон улыбнулись. – Очень приятно, – сказала одна. – Да, – сказала другая.
– Я ухожу, – сказала Хайди и мужчины повернулись, провожая ее взглядами, пока она шагала на выход через бар.
– Она себя не очень хорошо чувствует, – сказала Холлис. – После перелета заболело горло.
– Она поет? – спросила Ейдис или Фридрика.
– Она барабанщик, – сказала другая.
– Можно мне вас на минуточку Хьюберт? – Холлис повернулась к близняшкам, – Пожалуйста извините меня. Присаживайтесь.
Пока они устраивались в креслах, в которых сидели Холлис и Хайди, Холлис вплотную шагнула к Бигенду. Он избавился от голубого костюма, в котором был утром, и сейчас был в чем-то странном, из черной ткани, светопоглощающем. Выглядело оно так, будь-то совсем не имело поверхности. Это было похоже на ничто, открывающееся куда-то, антиматерия скрещенная с мохером. – Я и не знал что Хайди здесь, – сказал он.
– Это сюрприз. Но я хочу вам сказать что завтра я еду в Париж, попробую поговорить кое с кем, кто может знать что-то о Хаундс. Милгрима я возьму с собой.
– Как у вас с ним?
– Более, менее, учитывая обстоятельства.
– Я скажу Памеле чтобы она написала вам сейчас. Она может зарезервировать все, что только можно.
– Не беспокойтесь. Я слежу за расходами. Но я не хочу отказываться от моего номера здесь, и вы можете оплатить его.
– Считайте уже оплатил, – сказал Бигенд, – плюс непредвиденные расходы. Вы можете мне что-нибудь рассказать о Париже?
– Возможно я найду там кого-то, кто кто знает или возможно принимал участие в создании Хаундс. Возможно. Это все, что я знаю. И это может быть неправда. Я вам позвоню оттуда. А компания у вас уже есть. – Она улыбнулась в направлении Ейдис и Фридрики свернувшихся в своих удобных креслах как серебристые арктические млекопитающие. – Спокойной ночи.
140
Нео позвонил как раз когда он все еще пытался разобраться с Твиттером. Он уже зарегистрировался как GAYDOLPHIN2. У него не было подписчиков, он тоже не подписывался ни на кого. Что бы это не означало. И все его несколько записей были защищенными.
Резкий, искусственно-механический голос рингтона привлек внимание девушки за стойкой регистрации. Он тревожно, как будь-то извиняясь улыбнулся со своего места на кожанной подушке скамьи, где обитал лэптоп и поднеся Нео к уху спросил – Да?
– Милгрим?
– Говорите.
– Это Холлис. Вы как там?
– Нормально, – автоматически ответил Милгрим. – А вы?
– Как насчет поездки в Париж завтра? На утреннем Евростар.
– Что это?
– Поезд, – сказала она. – Который в туннеле. Так быстрее.
– Зачем? – Ему показалось что прозвучало это с интонацией сомневающегося ребенка.
– Я кое-кого нашла и нам надо с ним поговорить. Она будет там завтра и еще послезавтра. А потом я не знаю.
– Мы надолго?
– Если все получится то на сутки. Выезжаем в семь тридцать с Сен Панкрас. Я скажу чтобы кто-нибудь из Голубого Муравья забрал вас из отеля.
– Хьюберт в курсе?
– Да. Я только что с ним говорила.
– Ну хорошо, – сказал он. – Спасибо.
– Я позвоню вам в номер как поеду утром.
– Спасибо.
Милгрим положил Нео и вернулся к веб почте и Твиттеру. Твиттер как раз спрашивал его, не желает ли он разрешить пользователю GAYDOLPHIN1 стать его подписчиком. Он желал. Он написал ей о Париже. Последовательностью сообщений из ста сорока символов.
Как только он закончил, кто-то, с ником CindiBrown32 попыталась стать его подписчиком.
Помня инструкции Винни, он ответил отказом. Затем закрыл Твиттер и вышел из веб почты. Закрыл МакБук.
– Спокойной ночи мистер Милгрим, – сказала девушка за столом, пока он шел в сторону лифта.
Он чувствовал как будь-то что-то новое и очень большое пытается поселиться внутри него. Как будь-то он меняет гражданство или получает новое. Или может быть он просто больше боится Винни, чем Бигенда? Или может быть он боится возможности потерять Бигенда?
– Институционализированный, – сказал он нержавеющему интерьеру лифта Хитачи, когда его двери закрылись.
Он подумал что вот теперь он сменил прежнее место обитания, которое казалось чрезвычайно маленьким и очень недружелюбным на что-то новое, более обширное пространственно, с этой его не совсем работой по выполнению поручений Бигенда, но таки оно к сожалению оказалось не намного больше. Эта последовательность номеров в отелях, которые выбирал не он. Простые задания, путешествия, анализы мочи и неизменно новая упаковка лекарств каждый раз.
Вспомнив о лечении он занялся рассчетами. На две ночи лекарств должно было хватить. Как бы то ни было.
Двери лифта распахнулись в холл третьего этажа.
Принять лекарство. Почистить зубы. Собраться в Париж.
Когда он последний раз был в Париже? Похоже что никогда не был. Он был где-то когда ему было около двадцати. Этими таинственными деталями его давней прежней жизни безжаластно интересовался его врач в Базеле. Молодой, он гипотетически был самим собой. До того как все пошло не так, затем стало еще хуже, и еще, и в какой-то момент большую часть объективного времени жизни он просто был в отключке. Настолько большую, насколько это вообще возможно.
– Прекрати подглядывать, – сказал он портновскому манекену, как только вошел в комнату. – Мне нужна книга. – Как же давно у него не было ничего, что можно было бы с удовольствием почитать. Действительно ничего, аж с момента этого его выздоровления. Ему попались здесь несколько дорогих наборов странно нарезанных не то книг, не то журналов, ежедневно перекладываемых домохозяйками. Просмотрев их он понял что это была мягкая реклама пропагандирующая идею богатства и обогащения в терминах глубоко увядшего воображения.
Он поищет книгу в Париже.
Его врач предположил что чтение похоже было его первым наркотиком.
Присутствие
Бросая косметику и туалетные принадлежности в сумку, она обратила внимание что фигурки Голубого Муравья, потерявшего с ее точки зрения всяческий авторитет в качестве тотема для отвода нанимателей, уже нет на стойке. Наверное фигурку куда-то убрали во время вчерашней уборки в номере. Она застегнула сумку с косметикой. Посмотрела на свои волосы в зеркале. Голос БиБиСи ровно вещал какую-то бессмыслицу из-за декоративной сетки стены.
Вышла, оставив позади покрытые паровом стеклянные плиты и никелированные пластины душевой в стиле Герберта Уэльса, в настоящий момент многослойно задрапированные полотенцами.
Оглядывая Номер Четыре в надежде найти что-нибудь, что она забыла упаковать, обнаружила четыре неоткрытые коробки Британского издания своей книги. Вспомнила Милгрима, когда она в первый раз его увидела по пути в закусочную, и заинтересовалась им. Его конечно привез Бигенд. Идея с Милгримом скорее всего родилась в течение нескольких секунд, так же как ее идея написать книгу.
Она решила что должна дать один экземпляр книги Милгриму.
Она с трудом подняла забавно тяжелую коробку на разобранную кровать и используя приспособления для срезки фольги на Викторианском штопоре, найденном в номере, разрезала прозрачную пластиковую ленту. Из коробки высвободился запах книжного магазина, не очень приятный кстати. Сухой и химический. В коробке лежали книги, квадратные, каждая в отдельности была упакована и обернута, «Присутствие» Холлис Генри. Она взяла верхнюю и втиснула ее в боковой карман дорожной сумки на колесах.
Вышла из номера, прошла сквозь запредельно зеленые коридоры, спустилась вниз в лифте в пахнущее кофе фойе, где молодой человек в очках с черепаховой оправой выдал ей кофе с молоком в хрустящем белом бумажном стакане, закрытом сверху белой пластиковой крышкой и предложил ей фирменный зонтик с эмблемой Корпуса.
– Машина здесь?
– Да, – ответил он.
– Мне не нужен зонтик, спасибо.
– Он донес ее сумку и положил ее в багажник черного БМВ, багажник которого откинулся при их приближении. За рулем БМВ сидел молодой бородатый человек, который встречал ее в Голубом Муравье.
– Якоб, – сказал он улыбаясь. На нем была мотоциклетнкая куртка из вощеного хлопка. Этим дождливым утром, куртка придавала ему какую-то пост-апокалиптическую пылкость. Из реквизита не хватало только пулемета Стена, или какого-нибудь другого оружия, которое выглядело бы как комплект разнокалиберных трубопроводов.
– Конечно, – ответила она. – Спасибо что приехали за мной.
– Пробок еще нет, – он открыл дверь.
– Мы заберем мистера Милгрима? – Она обнаружила у него беспроводную гарнитуру, когда он скользнул за руль.
– Не беспокойтесь, его уже забрали. Вы готовы к поездке в Париж?
– Надеюсь да, – ответила она, когда он отъехал от обочины.
– Они въехали на Глочестер Плэйс. Если бы она шла пешком, она бы пошла по Бэйкер Стрит, о которой так мечтала в детстве, и от которой до сих пор, не смотря на то, что она уже была взрослой, сохранился легкий оттенок разочарования. Хотя возможно все дело было в том, что сейчас она поедет в Париж практически на метро, просто поездка будет значительно более долгой.
В плотном потоке машин на Мэрилебон Роад, где они все время останавливались и затем трогались, внимание ее привлек курьер на мотоцикле, как будь-то бронированном самурайскими пластиковыми щитками. Задняя поверхность его желтого шлема была украшена шрамами, как будь-то кто-то огромный из семейства кошачьих прихлопнул его лапой и чуть не выпустил. Его стекловолоконный обтекатель был перехвачен и скреплен серебристой лентой. Складывалось ощущение что мотоциклист следует за ними, не смотря на то, что он постоянно перестраивался между полосами и уезжал вперед. Она никогда не понимала как такое возможно.
– Надеюсь я найду Милгрима на вокзале.
– Не беспокойтесь, – сказал Якоб. – Они приведут его к вам
* * *
Голубое небо за переплетом стальных балок. Звук разносится как в башне. Наглые голуби нагло занимаются собственными голубиными делами. Никто больше не делает таких вокзалов для поездов, как Европейцы и особенно Британцы, их вокзалы лучше всех, подумала она. Вера в инфраструктуру в сочетании с подстегивающей потребностью в модернизации.
Один из долговязых и элегантных водителей Бигенда, держа руку возле наушника проталкивался к ней через толпу, буксируя Милгрими как воскресную лодку. Милгрим оглядывался вокруг как ребенок, а лицо его сияло детской радостью, подсвеченной голубым сквозь стальные балки, великолепной и изящной как игрушка вокзальной станции.
Одно из колес ее сумки защелкало как только она направилась к ним.
Наложенные
Милгрим оторвался от квадрата глянцевых страниц «Присутствие: Локативное Искусство Америки», и увидел что Холлис тоже читает. Одета она во что-то вязаное, черное, без куртки.
Сейчас они ехали где-то под Каналом, расположившись в премьер-бизнес классе, который подразумевал наличие Wi-Fi сети и завтрака с круассанами. Ну или не Wi-Fi, а скорее что-то похожее на сотовую сеть, для которой была необходима штука, которую она назвала «донгл», и которую затем вставила в край своего МакБука. Он взял его до того как начал читать книгу, странно тонкий, с названием Эйр, и открыл Твиттер, чтобы посмотреть ответила ли ему Винни, но она не отвечала.
Он написал «Едем сейчас через Кент», затем стер. Затем он набрал в Гугле «Холлис Генри» и нашел страницу о ней в Википедии. Странно было читать ее в момент когда Холлис Генри сидит прямо перед тобой, с другой стороны стола, хотя и не видит что он читает о ней. Сейчас они уже ехали в тоннеле и телефон не работал.
В Википедии, первая запись о ней датировалась 2004 и повествовала в ретроспективе о том как выглядела Холлис во время гастролей, когда она была как «заряженная версия Франсуаз Харди». Он не совсем понял что это значит точно, и стал гуглить Франсуаз Харди чтобы сравнить. Франсуаз Харди была красива в традиционном понимании как ему показалось, и он не совсем понял что в данном контексте означало «заряженная». Он предположил что автор пытался охватить что-то что увидел во время живого выступления Холлис.
Холлис в глазах Милгрима совсем не выглядела рок певицей, по меньшей мере так, как это себе представлял он. Она выглядела как кто-то вполне обычный, у кого есть работа, но в офисе ему разрешено одеваться так, как нравится. Ему казалось что у нее есть офис, там же где и у Бигенда.
Когда он закончил пользоваться ее компьютером, она предложила ему экземпляр книги, которую она написала.
– Боюсь только, что там одни картинки, – сказала она, открывая молнию бокового кармана ее сумки и извлекая оттуда плитку в блестящей обертке.
На обложке красовалось цветное фото нескольких высоких и очень тонких обнаженных женщин с маленькими грудями, с одинаковыми, похожими на шлем стрижками и браслетами. Женщины как будь-то росли из чего-то похожего на небольшой цветник. Сделаны они были из материала, напоминающиего затвердевшую ртуть, восхитительно отражающего все, что было вокруг. На оборотной обложке была та же самая фотография, только без героически-эротических хромово-жидких статуй, что позволяло прочитать скрытую ими подпись: Шато Мармон.
– Это мемориал Хельмута Ньютона, – сказала Холлис, – Он какое-то время жил здесь.
– А на обратной стороне фото до того как? – спросил Милгрим.
– Нет, – ответила она, – все, что ты найдешь в этой книге, наложено. На титульной обложке наложение. Конструкция, привязанная к координатной сетке джи-пи-эс. Чтобы это увидеть используется наложенная реальность.
– Никогда не слышал о таком, – сказал Милгрим, глядя на заднюю, а затем вновь на титульную обложку книги.
– Когда я писала эту книгу, коммерческого оборудования для просмотра наложенной реальности еще не существовало. Энтузиасты строили собственное. Теперь приложение есть в каждом iPhone. Очень много работы, по несколько заходов, чтобы эффективно сделать снимки. Мы делали фотографии высокого разрешения с разных углов, затем сводили их вместе так, чтобы конструкт выглядел максимально реалистично, а затем выбирали что поставить в книгу.
– Ты сама делала все это?
– Я выбирала, а Альберто фотографировал и затем обрабатывал снимки. Мемориал Ньютона и выбрал он, а вообще все снимки он обрабатывал. – Она убрала прядь волос с глаза. – Локативное искусство возможно уже и в Лондоне появилось, и возможно его тут уже много, хотя я не видела. В книге только Американские художники. С одной стороны, я решила охватить ровно столько, сколько смогу охватить, с другой стороны некоторые места здесь в буквальном смысле особенные. Я подумала что так у меня будет шанс лучше понять все это.
– Вы должно быть много знаете об искусстве.
– Нет. Я здорово ошиблась со всем этим. Ну хорошо, не совсем ошиблась. Бигенд предложил мне посмотреть что это такое. Хотя в тот момент я понятия не имела что он на самом деле затеял.
Он потеребил ногтем большого пальца термоусадочную пленку обложки. Сказал – Спасибо, выглядит очень интересно.
Она закрыла свою черную книгу увидев что он смотрит на нее. Улыбнулась.
– Что вы читатете? – спросил он.
– Грубиян. Джеффри Хаузхолда. Это о человеке, который покушался на Гитлера или тех, кому Гитлер нравился.
– Это хорошо?
– Очень хорошо, хотя в действительности это похоже на постепенное погружение в Британскую сельскую местность. Все действия третьей части похоже происходят за живой изгородью, неподалеку от барсучьей норы.
– Мне понравилась ваша книга. Люди, которые способны запечатлеть свои мечты, поместить их в какие-то места, чтобы вы могли пойти туда и посмотреть на них.
– Спасибо, – сказала она. Положила Грубияна на стол, не удосужившись даже заложить то место, где она остановилась.
– Вы видели всех их собственными глазами?
– Да, видела.
– Кто вам понравился больше всего?
– Ривер Феникс на тротуаре. Это было первое, что я увидела. Я никогда не возвращалась. Никогда больше не видела этого. Это очень сильное впечатление. Я думаю из-за него я решила сделать книгу.
Милгрим закрыл Присутствие. Положил его на стол, прямо напротив Грубияна. – Кого мы собираемся увидеть в Париже?
– Меридит Овертон. Закончила Кордвайнерс, дизайн кожаной обуви. Живет в Мельбурне. Или жила. Поехала в Париж на Выставку Винтажа что-нибудь продать. Она с музыкантом клавишником, которого зовут Джордж, который играет в группе Боллардс. Знаете такого?
– Нет, – сказал Милгрим.
– Я знаю другого участника Боллард, и человека, который сейчас продюсирует их музыку.
– Она знает о Габриэль Хаундс?
– Второй участник Боллард, которого я знаю, сказал что она узнала кое-кого в Лондоне, когда училась в Кордвайнерс, а он в свою очередь знает кого-то кто принимал участие в создании Хаундс.
– Это началось в Лондоне?
– Я не знаю. Клэмми встретил ее в Мельбурне. На ней был одет Хаундс, а он хотел Хаундс. Она знала где его можно купить. Некто продавал Хаундс на местном аналоге рынка художников. Он пошел с ней и купил джинсы. Сказал что торговец был Американец.
– Почему вы думаете что она будет с нами разговаривать?
– Я не думаю, – сказала Холлис. – Я попытаюсь.
– Почему людей это так волнует? Зачем это нужно Бигенду?
– Он думает что кто-то копирует его странные рыночные стратегии, – сказала она, – и улучшает их.
– И вы думаете люди хотят этот брэнд потому что его трудно купить?
– В какой-то мере.
– Наркотики недешевы потому что вы не можете получить их не нарушив закон, – сказал Милгрим.
– Я думала что они дорогие из-за своего действия.
– Из-за действия тоже, – сказал Милгрим, – но рыночная цена зависит от степени запрета. Их цена не зависит от того, что вы что-то сделаете. Так это все и работает. Они действуют, вам они нужны, они запрещены.
– Как вам удалось избавиться от этого, Милгрим?
– Постепенное переливание крови. До полной ее замены. В это же время они снижали дозу. И еще там был парадоксальный антагонист.
– Что это?
– Я не вполне знаю, – сказал Милгрим. – Другой наркотик наверное. И когнитивная терапия.
– Звучит жутковато, – сказала она.
– Терапия мне понравилась, – ответил Милгрим. Он почувствовал свой паспорт на груди, надежно закрытый в конверте Фарадея.
Дождливый французский деревенский пейзаж внезапно вспрыгнул и понесся за вагонным окном, как будь-то кто-то щелкнул переключателем.
