Текст книги "Преторианец"

Автор книги: Томас Гиффорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц)

Годвин приоткрыл дверь, чтобы слышать голоса. Сперва послышался ее голос, очень тихо, потом более низкий – Макса. Кажется, она сманеврировала так, чтобы переместиться ближе к длинной винтовой лестнице. Теперь ее голос стал отчетливей, и по интонации понятно было, что фраза следует за приветственными объятиями и поцелуем.

– Макс, ты, должно быть, насмерть измотан. Почему бы тебе сразу не пойти наверх?

– Сейчас. Ты ведь знаешь, как мне плохо засыпалось. С тех пор лучше не стало. Хотя беспокоиться не стоит. Как провела вечер?

Годвин представлял, как он стоит у лестницы со стаканом скотча в одной руке и пачкой писем в другой, глядя на жену, остановившуюся на третьей ступеньке снизу и опирающуюся на перила. Голова переполнена мыслями о «Преторианце», о жене, о дочери, о войне, и он гадает, не сходит ли он с ума, раз не может заснуть…

– Вечер как вечер. Насчет фильма все были очень добры, а он, по правде сказать, довольно серенький. Мне без тебя было одиноко.

– Не смог прийти. И кстати… меня, может быть, не будет неделю или две. На следующей неделе предстоит командировка.

– Ох, Макс. Но ведь это не опасно, скажи?

– Нет, нет, ничего подобного. Обычные маневры, учения для молодежи. Я слишком стар для опасных дел.

– Ты всегда будешь опасным, – сказала она. – Я знаешь ли, всегда так и говорю: мой муж, Макс Худ, опасный человек.

– Так оно и есть, – рассмеялся он.

– А больше ты мне ничего не расскажешь о ваших маневрах?

– Ты же знаешь, старушка, нельзя. Но это пустяки, право.

– Когда ты так говоришь, мне всегда мерещится, что все наоборот.

– Вот уж не сказал бы.

– Ну вот, я по тебе скучала, и Лили с Гриром о тебе спрашивали. Все тебя ждали. Роджер явился, и блуждал, как неприкаянная душа, когда обнаружил, что тебя нет.

– Правда? Он отличный парень. Вообще-то, я с ним должен на днях увидеться.

– Да? Зачем? А мне можно с тобой, или у вас мужской разговор?

– Очень скучный разговор, я бы сказал. Насчет одной пропагандистской акции. Да, именно так, чистая пропаганда. Ну а как дела у нашего Роджера? Если не считать, что он блуждает, как неприкаянная душа?

– Неплохо, по-моему. Он был с дамой. С Энн Коллистер. У нее очень длинные зубы и ноги. Английская красота, знаешь ли. Лили считает, что им надо пожениться.

– А ты что скажешь?

– Не думаю, что Роджер из тех, кто женится. А думаю я, что тебе надо поспать.

– Сцилла?

– Да?

– Я мог бы провести эту ночь в твоей спальне.

– Макс! Я же говорю, ты опасный человек! А давай лучше я пойду к тебе? Можно разжечь камин – я сама затоплю. У меня в комнате плохая тяга. Только поторопись тогда.

– Ладно, я быстро.

– Хочешь сперва горячую ванну?

– Замечательно.

– Захвати свою выпивку, а я потру тебе спину и расскажу о вечеринке.

Годвин слушал с отвращением, он с трудом выносил все это и не понимал, как ей удается удерживаться на протянутом на высоте канате. Для него это было почти все равно что подслушивать, как люди занимаются любовью. Может быть, Монк и прав. Может быть, в женщинах есть что-то такое, чего мужчине никогда не понять.

Он успел полностью одеться, когда дверь тайника распахнулась во всю ширь. Она стояла перед ним в халате.

– Все слышал?

Годвин кивнул.

– Когда он поднимется к себе, я закрою дверь в спальню, чтобы тепло не уходило. Он будет в ванне. Тогда можешь трубить почетное отступление. Самый опасный момент уже миновал, – шептала она, задыхаясь.

– Какой момент?

– Твоя полушинель. Ты ее оставил в прихожей, на скамейке.

– Ох, господи помилуй…

– Я собиралась ему сказать, что пригласила тебя выпить на прощанье, и ты должно быть ее позабыл. А потом подумала: а если он утром встанет, а она исчезла? – Сцилла хихикнула. – Но в прихожей было темно, он, кажется, не заметил, так что я промолчала.

– А если он все-таки заметил?

– Не заметил. А теперь мне надо бежать в ванную и еще огонь развести. Ты слышал, что он собирается недели на две уехать?

– Слышал.

– Ну вот, у нас будет немножко времени.

– Не лучше ли тебе заняться делом?

– С тобой все в порядке, Роджер?

– Сцилла, Сцилла… что за вопрос!

– Мне теперь только не хватало, чтобы Хлоя вышла из своей спаленки. Она стала ходить во сне. Все, побежала. Я тебе позвоню, любимый.

Она скрылась. Лунный свет пробился сквозь тучи, и на паркетном полулежали тени. Паркет походил на большую шахматную доску. Сцилла была королевой. А кем был Макс? Королем, ладьей или конем? Годвин, натягивая полушинель на мятый вечерний костюм, чувствовал себя последней пешкой – но уж таково, видно, было его нелегкое счастье.

Через Слоан-сквер он шел под дождем.

– Роджер? Это вы, старина? Годвин?

Обернувшись, он разглядел какого-то круглого коротышку под зонтиком и не сразу узнал его.

– Это же я, Сэм! Сэм Болдерстон, бога ради! – репортер «Таймс» подошел ближе.

– Сэм… Извините, я вас не узнал. Уж очень у вас зонт развесистый. Что вас выгнало на улицу в такую погоду?

– Был в гостях у красотки, где же еще? А вы?

– Просто гуляю. Не спится.

– Вылезли из постели и натянули вечерний костюм? – рассмеялся Сэм и, пожевав сигару, объявил: – Я вам верю. Тысячи других не поверили бы.

– Ну да, вы доверчивое создание. Мне дальше по Слоан-стрит.

– Тогда нам по пути. Вы где живете?

– На Беркли-сквер.

– Вы нынче в настроении для долгойпрогулки, старина.

Сэм ухмыльнулся сквозь сигарный дым – веселый толстячок с бульдожьей хваткой на сенсации.

– Я ведь чую, Роджер, вы на что-то нацелились. Я вас сегодня видел в Дорчестере, но вы были с миссис Фантазиа. Счастливчик. Она красавица, чтоб мне провалиться!

Перейдя пустынную площадь, они вступили на Слоан-стрит.

– Я надеялся перекинуться словечком с сэром Максом Худом, но он оставил жену в одиночестве отмечать свой звездный вечер. Должно быть, на то была веская причина, нет? Вы не согласны, Роджер?

– Возможно, вы правы, Сэм, – отозвался Годвин.

Ну почему из всех, кто мог, ему повстречался именно Сэм Болдерстон? Сэм Болдерстон, который не упустит ни единой детали.

– Слоан-сквер, – задумчиво тянул Сэм, – я когда-то жил на Блэклэндс Террас. Такая славная квартирка. Знаете, мне как раз вспомнилось, что где-то там, – он ткнул большим пальцем через плечо, – проживает Макс Худ. Вам это известно, Роджер?

– Да, кажется вы правы, Сэм. Как раз на той стороне площади, если не ошибаюсь.

– Какое совпадение!

– Совпадение, Сэм? О чем вы?

– Конечно, совпадение, разве вы не заметили? Мы ведь как раз о нем говорили, верно? И как раз там, где мы с вами столкнулись. Практически у него перед дверью. Ну, так я это называю совпадением.

Роджер вздохнул. До Беркли-сквер было еще далеко. Может, он сумел бы придушить Сэма Болдерстона и оставить его в переулке, чтобы тело поутру нашел дворник. Однако надежды на такой поворот событий было мало.

– И, думаю, к концу дня мы успеем выбраться, унося шкуры целыми и скальп великого вождя на поясе. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, само собой. Но шансы у нас приличные.

Макс Худ сидел в клубном кресле, блестевшем медными обойными гвоздиками. Пылающий огонь согревал кабинет. Бар-глобус был раскрыт, и гостям предложено смешивать себе напитки по вкусу. Себе он налил рюмочку солодового и цедил его, как коньяк «Наполеон».

Подполковник Мартин Джеллико из ближневосточного диверсионного корпуса был назначен заместителем Худа в предстоящей вылазке. Это был коренастый, крепко сбитый человек чуть старше сорока, напоминавший Худа и ростом, и сложением. Под красным, обгоревшим на солнце носом топорщились густые усы. Одет он был в свободный костюм и сидел возле глобуса, лениво раскинувшись в кресле. Поза была обдуманной. Казалось, что, скинув форму, он намерен был в полной мере наслаждаться жизнью, чего бы это ни стоило, даже рискуя быть похожим на жиголо. От него пахло лаймовым одеколоном. Под костюмчиком, под небрежной позой скрывалась чистая сталь. Шесть пулевых ранений, если верить Монку Вардану, который был в курсе таких вещей и сидел сейчас в кожаном кресле лицом к огню.

Годвин устроился на дальнем конце кушетки. Его, как тогда, в Северной Африке, в пустыне с Максом Худом, охватило нетерпение, смешанное со страхом оказаться внутри войны, участником, а не наблюдателем. Джеллико прервал сосредоточенное изучение отблесков пламени в своих блестящих туфлях и поднял взгляд:

– Я вам скажу, мне нужны чертовски хорошие шансы на возвращение. Я не шутя поклялся, что больше не дам себя подстрелить. И меня решительно не влекут самоубийственные предприятия.

Монк Вардан развернул свое длинное тощее тело, чтобы взглянуть на Годвина.

– Это он вас запугивает, Роджер. Шуточки старых вояк. Правда, Мартин? Макс?

– За Роджера особо не беспокойтесь.

Худ улыбнулся жесткой усмешкой, которая не слишком ободрила Годвина.

– Нам с ним уже случалось слышать полуночные колокола. Роджер не подведет.

– Ничего не имею против Годвина, – сказал Мартин Джеллико, разглаживая усы костяшками пальцев, – но меня не слишком вдохновляет перспектива рисковать медными задницами моих мартышек ради явной пропаганды. Как если бы Тедди Рузвельт затеял отправиться в горы Сан-Хуан в компании с Уильямом Рэндольфом Херстом. Это ведь мне предстоит вымазать рожу жженой пробкой, которая лезет и в рот и в нос, и барахтаться в холодной воде, мечтая не захлебнуться, в то время как личные телохранители проклятого Роммеля норовят меня расстрелять и забросать своими здоровенными фанатами – и других парней, ясное дело, но самое главное, меня – и все это ради статейки в «Дэйли блатт»? Что-то я сомневаюсь, стоит ли оно того?

– Меня, насколько я понимаю, ввели вдело в последний момент, – сказал Годвин. – Пропаганда здесь – побочная выгода.

– С вашего позволения, я поясню один раз и для всех, – сказал Монк Вардан. – Вы можете быть уверены, что я представляю здесь ПМ. Основная цель «Крестоносца» – освободить Тобрук и отбить армию Роммеля, обратить их в бегство. В конце концов, настала их очередь побегать. В преддверии операции «Крестоносец» могут быть проведены различные акции с целью отвлечь и привести в замешательство врага – как итальянцев, базирующихся в Киренаике, так и немцев в Беда Литториа. Бригадир Рейд и ловкач Стирлинг со своими парашютистами сделают все что могут. Мы намерены вывести Роммеля из равновесия, заставить его непрерывно оглядываться, пугаться каждой тени. Наша цель – цель «Преторианца» – обезглавить зверя, лишить его мозга, если можно так выразиться. Самого Роммеля. Пораженные потерей вождя, творца своих побед, они придут в замешательство… и, прежде чем успеют опомниться, «Крестоносец» обрушится на них всей нашей огневой мощью. Лучшая пропаганда – это освободить наших «Крыс пустыни» и разбить войска Роммеля. Именно это мы и намерены сделать. Мысль ввести в операцию американского корреспондента возникла позже. Это хорошая мысль – и роль Роджера достаточно важная. У него большая аудитория – и здесь, и в Штатах. Мы хотим провести эту акцию и хотим, чтобы о нашем успехе было рассказано самой широкой аудитории и самым популярным голосом… мы хотим использовать Годвина, чтобы еще прочнее спаять нас с янки, это понятно… потому что в этой войне Британия и Америка должны быть едины… нам необходимо заставить Америку слезть с тюфяка и выйти в поле…

Макс Худ негромко сказал:

– Не надо произносить перед нами речей, Монк. Вы и так можете причислить нас к обращенным. Думаю, все здесь присутствующие хотят, чтобы Гитлер проиграл войну.

– Меня занесло, да? Со мной бывает.

– Виноват Мартин, что вообще завел этот разговор. Мартин вечно сует нос в материи, которые его не касаются. Например, почему и зачем. Он забывает, что мы просто солдаты. Черта, отчасти обеспечивающая его довольно скудное обаяние.

Джеллико рассмеялся, вдруг просветлев лицом.

– Ладно, ладно. Все правильно, Монк. Возвращаясь к делу, как нам провернуть это хреново шельмовство в Беда, так ее разэтак, Литториа?

– Вот именно, – сказал Макс, – как нам его провернуть. Я тебя обрадую, Мартин: у меня уже есть план. Иди-ка сюда.

Он прошел к длинному библиотечному столу, стоявшему вдоль книжной полки.

– Настало время наглядных объяснений.

Годвин честно пытался разобраться в картах и рекогносцировочных снимках, сделанных, в том числе и Максом, шесть недель назад, когда замысел только начал складываться. Он пытался, но скоро запутался, все снимки слились для него в одно пятно. Где-то в доме играл патефон, и ему с трудом удавалось отвлечь мысли от Сциллы. Где-то наверху она принимала ванну, или читала, или слушала пластинки, и музыка поедала его заживо. Она, как нарочно, зная, что Годвин в доме, ставила записи Хатча, любимого обоими, записи, под которые они любили друг друга. Все они впервые услышали его в том маленьком парижском клубе на площади Клиши, где он исполнял песни Кола Портера, утирая красивое лоснящееся черное лицо белым носовым платком. Лесли Хатчинсон, хотя уже тогда все звали его Хатч, и пел он как ангел, а они все еще только начинали знакомиться друг с другом, и никто не подозревал, к чему это приведет. А теперь она наверху крутила его записи «Mist on the River», и «Star Dust», и «All the Things You Are», а внизу Годвин залпом опрокинул в себя скотч, пока ее муж объяснял, как им устроить убийство бога войны в пустыне.

Годвин до сих пор считал, что операция будет простым броском через пески, с разгромом штаба Роммеля и его убийством – или похищением, как он по наивности надеялся, – а потом обратный бросок к резиновым плотикам и отчаянная гребля до подлодки. Но все оказалось не так просто.

Карта, тщательно выполненная вручную, изображала первоначальный маршрут в глубь материка и пути возможных отступлений в случае неудачи. Сперва узкая береговая полоса Северной Африки. За ней первая полоса укреплений. Дальше пятнадцатимильная тропа через скалы, источенные, как сотами, пещерами, где козы и пастухи укрывались в плохую погоду, каковая в этих местах, по-видимому, была не редкостью. В одной из пещер для них был заготовлен «склад», но Годвин уже настолько запутался в предстоящих сложностях, что даже не спросил, что в нем запасено. Дальше предстояло преодолеть еще одну весьма неприятную полосу укреплений. И уже потом – всему свое время – поселок. Несколько беленых домов, башня зернохранилища, полицейские казармы, штаб-квартира Роммеля, вилла Роммеля и электростанция, обозначенная на плане словом «динамо». Была и автостоянка, но им, к сожалению, предстояло добираться пешком. Несколькими милями дальше по дороге, другим концом упиравшейся в Тобрук, стояла опорная башня связи, которую надо было вывести из строя. Были, разумеется, и маршруты отступления, выводящие обратно к берегу. Иисусе! На взгляд Годвина все это выглядело не проще, чем полномасштабное вторжение в Европу или открытие пресловутого второго фронта.

Макс Худ набил трубку табаком из табакерки с увлажнителем, выполненной в виде головы волшебника Мерлина, раскурил ее и черным чубуком с отметинами зубов указал на косой крестик, отмечавший штаб-квартиру Роммеля.

– Это довольно официальное здание: три этажа, пристройка сзади. К нашему появлению оно, вероятно, будет заперто. Я полагаю, нам нужна вилла. Будем надеяться, он уже ляжет и охрана будет минимальной. Нас, естественно, не ожидают. Мы врываемся внутрь, дело нескольких минут…

Джеллико заговорил, будто размышляя вслух:

– У нас такие дела называются «грязное дельце на перекрестке». К тому все дело и сводится. Грязное дельце. Извини, Макс, продолжай.

– Если мы все сделаем как надо, если нам повезет, звать на помощь будет некому. Связь выйдет из строя. То же самое с динамо. Электрическое освещение не работает. Они не сразу сообразят, что случилось. А к тому времени мы уже вернемся в холмы и будем уходить на полной скорости.

Годвин сказал:

– Простите, если задаю глупый вопрос, но сколько времени должно уйти? Мне сдается, предстоит полуторамесячная кампания?

– Тут работы на два дня. Мы высаживаемся в полночь и до рассвета углубляемся как можно дальше от берега. День пережидаем в пещерах. С наступлением темноты разбираемся со связью. Бьюсь об заклад, они спишут ее на происки британцев, но даже не заподозрят угрозы для Роммеля. Затем динамо. Одна группа займется им, пока другая ударит по вилле. Как только свет гаснет, мы входим. Встреча с нашими немецкими друзьями состоится примерно через двадцать четыре часа после высадки с подлодки. Остаток ночи движемся обратно к пещерам, пережидаем второй день и ночью возвращаемся на берег, где нас должны подобрать. – Макс пыхнул трубкой, снова поднес к ней спичку и кивнул Годвину. – Как тебе такое развлечение, Роджер? – и тепло улыбнулся ему.

– Не слишком похоже на выходной на пляже.

– Ага… ты вот с какой стороны взгляни: на земле ты хоть можешь что-то сделать.Я всегда жалел бедолаг, которым приходится бомбить рейх. Они ничего не могут поделать с зенитками. Сидят там на холодном ветру и ждут, что преподнесет им судьба. Должно быть, очень неприятное чувство. С тобой все будет в порядке, Роджер, даю слово. И не забывай: я тебя знаю.

– Запомните одно, Годвин, – вставил Джеллико, – делайте, что вам сказано. Вы в этом рейде вроде довеска. Не сомневаюсь, вы отличный парень, но если вы станете шалить и из-за вас возникнет угроза моей жизни, я вас пристрелю и глазом не моргну. Ничего личного, понимаете? Просто я так веду дела.

Он улыбнулся из-под усов и, закончив свое выступление и глотнув из бокала, обернулся к Худу.

– А теперь, Макс, повтори еще разок насчет той пещеры. Лично я терпеть не могу пещер. И особенно ненавижу пещеры, набитые козьим дерьмом. Как ты собираешься найти ту, что нам нужна?

– Хочешь верь, хочешь не верь, Джелли, но я подумал и об этой мелочи. Давай посмотрим еще разок и карты, и снимки. У нас будет полно времени выучить их по дороге в Алекс, но лишний раз не помешает – крепче уляжется в голове.

– Насколько я тебя знаю, – сказал Джеллико, – ты заставишь нас заниматься зубрежкой даже на этих смертоубийственных плотиках, на которых нас выкинут с подлодки.

– Боюсь, что в этот раз не выйдет.

– Почему же нет, позволь тебя спросить?

– А меня не будет на подлодке.

– Добираешься вплавь? Показуха, старик.

– Нет, я выйду со стороны суши. Чуть опережу вас. Группа дальнего десантирования подкинет меня как можно ближе, а там я преображусь в араба. А может, в итальянского офицера. Я отыщу пещеру, дам на подлодку сигнал о высадке и встречу вас.

– Черт, – возмутился Джеллико, – все веселье достанется тебе. Пока мы будем задыхаться в вонючей подлодке, ты отправляешься на прогулочку! Годвин, за этим парнем нужен глаз да глаз. Вечно подыскивает себе теплое местечко. Маскарад, дружеские посиделки с туземцами, приличная итальянская кухня. Ладно, Макс, давай еще раз посмотрим карту. Монк, вы не нальете? От разговоров о пустыне меня жажда замучила.

Сверху донесся голос Лесли Хатчинсона. Он пел «You Keep Coming Back Like a Song». Красивая, грустная мелодия. Он начинал задумываться, увидится ли снова со Сциллой.

Они шли по Слоан-стрит к тому самому месту, где он столкнулся с Сэмом Болдерстоном в ту ночь, когда Макс Худ едва не застал Годвина на месте преступления, только сегодня за ними медленно катил черный правительственный «ровер», предоставленный в распоряжение Монку Вардану.

– Вам еще предстоит подписать бумагу, освобождающую правительство его величества от всякой ответственности за вашу жизнь. Если вы позволите отстрелить себе голову, мы не виноваты. Главное, ваше начальство не сможет предъявить нам счет.

– Понимаю. Где бумага?

– В машине. Извините, что оставил ее на последнюю минуту.

– Все это основательно отрезвляет, Монк.

– Смею сказать, война нередко оказывает на людей подобное действие. Надеюсь, мне ни с чем подобным столкнуться не доведется. Зато подумайте, какое приключение – когда оно останется позади. Оно обеспечит вас до конца жизни! Годвин, человек, который участвовал в атаке на Роммеля. Мне-то не придется рассказывать ничего подобного. Я вам завидую.

– Вы будете рассказывать о Черчилле. На старости лет, конечно, напишете книгу.

Они шагали по улице, щелкая каблуками по мокрой мостовой. Годвин упорно думал о Сцилле, которая, лежа в ванной, учила наизусть песни с голоса Хатча, звучащего из соседней комнаты. Никогда ему так явственно не хотелось жить.

– Как вам показался Макс, Монк?

Годвин постарался, чтобы вопрос прозвучал небрежно.

– Что вы, собственно говоря, имеете в виду?

– Он изменился.

– Нагрузки. Напряжение. Разъезды. Эта война. Все вместе так или иначе сказывается. Он уже не мальчик. Как и все мы.

– Мне показалось, он в тот вечер выглядел нездоровым.

– Действительно? – выговорил Вардан, отчетливо разделяя слоги. – А по-моему, все тот же старина Макс. О, он говорил, что страдает бессонницей или что-то вроде. Не удивительно, в свете того, как ему досталось за последние два месяца. Полеты в Александрию и обратно, проникновение в войска Роммеля… Подготовка к открытию этого самого шоу… не удивительно, если он на грани… иначе говоря, готов к драке. Готов убивать. Для того, в конце концов, мы его и используем.

Монк постукивал перед собой наконечником зонта, как слепец тростью.

– Такова война, как я успел понять. Людей используют на износ. Но Макс, кажется, вечен. Стоит его завести, и он превращается в машину для убийства, верно?

– Немножко жестоко, – сказал Годвин.

– Правда? А он мне сказал, что у вас есть причины согласиться. А, да, еще одно он мне говорил… сказал, что готовить подобные представления в последнее время стало трудней. Я посоветовал ему об этом не беспокоиться.

– Должно быть, ваш совет принес ему большое облечение.

– Я ему сказал, что всем все дается все труднее. Я не стал бы лгать Максу Худу.

– Наверно, вы правы. Мы все устали.

– А тем более Макс. Потому-то он и подготовил все с таким тщанием. В молодости он мог импровизировать, полагаясь на интуицию и на свои силы. В молодости он не знал страха. Но для таких игр, какие ведет Макс Худ, я предпочитаю людей со здоровым чувством опасности.

– Ну, в таком случае я определенно вам подхожу.

– Но его страх как раз и поможет вам выбраться. Его страх – ваш туз в рукаве.

– Рад, что вы так думаете. Мне он показался совершенно выжатым.

– Джеллико уже ходил с Худом на такие дела, а Джеллико, кажется, вполне в нем уверен.

Они остановились на углу Бромптон-роуд. Слева возвышался «Харродз». На пустой темной улице тихо урчал «ровер».

– Монк, вы не допускаете возможности, что…

– Не стесняйтесь, друг мой.

– Вы не думаете, что Макс мог узнать о нас со Сциллой?

– Я сам постоянно задаю себе тот же вопрос.

– Понимаю. Я просто подумал… может быть, именно это его и гнетет? Не дает спать по ночам… Он не говорил ничего такого, чтобы можно было подумать?…

– Расслабьтесь, старина. Когда Макс узнает, вы это заметите.

– Ради бога, каким образом?

– Каким? Да просто потому, что тогда он вас убьет.

– Вы думаете?

– А вы сомневаетесь?

– Нет, думаю, вы правы.

– Так что беспокоиться не о чем. А теперь забирайтесь в машину и подпишите свой ордер на убийство. Через шесть часов вы отправляетесь в Алекс.