Текст книги "Пробуждение"

Автор книги: Тина Дженкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

– Значит, вы много занимались сексом?

– Тебя интересует моя сексуальная жизнь? – Нат рассмеялся.

Персис тоже улыбнулась.

– Только с чисто научной точки зрения, – пояснила она, слегка покраснев. – Меня всегда занимал вопрос, насколько серьезно изменилась половая жизнь американцев за прошедшие семь десятков лет. В последнее время количество сперматозоидов в семенной жидкости мужчин сильно сократилось, поэтому сейчас большинство супружеских пар предпочитают прибегать к методам искусственного оплодотворения. Особенно это касается наиболее загрязненных районов. Данные статистических опросов – современных и проведенных пятнадцать-двадцать лет назад – вроде бы свидетельствуют, что сексуальная активность американцев неуклонно снижается. Согласно той же статистике, из общего числа новорожденных лишь десять процентов зачаты естественным путем. Некоторые считают, что главной причиной стало растущее загрязнение окружающей среды, но… я бы не взялась утверждать это столь категорично. Кроме экологических и медицинских существуют и психосоциальные факторы, влияние которых почти не изучено.

Нат задумался, потом спросил мягко:

– А у вас с Риком есть дети?

Персис отвернулась и некоторое время с преувеличенным вниманием разглядывала голые, безжизненные склоны.

– Пары, в которых оба партнера полноценны в сексуальном плане, – большая редкость, – проговорила она наконец. – Большинству требуется та или иная помощь…

– Ну, поколение, к которому принадлежали мы с Мэри, тоже нельзя назвать совершенно нормальным, – с улыбкой заметил Нат. – Ведь именно нам пришлось в полной мере столкнуться с последствиями печально знаменитой сексуальной революции 60-х годов XX века. Кроме того, отрицательно влияло на сексуальную активность нашего поколения и распространение СПИДа, и возросшая напряженность повседневной жизни. Нередко обоим партнерам приходилось работать по много часов в день, чтобы иметь кусок хлеба и крышу над головой. Иными словами, мы были очень занятым поколением, поэтому секс занимал в нашей жизни не самое главное место.

– А как насчет вас с Мэри?

– Сначала мы, естественно, занимались этим довольно часто, потом реже.

Персис кивнула, но Нату показалось, что на ее лицо легла какая-то тень.

– Мы, разумеется, принимали меры, чтобы, так сказать, подогреть интерес к этому… гм-м… к этому времяпрепровождению. Мэри, например, обожала, когда мы выезжали куда-нибудь за город на пикник. Она любила бывать на природе, ночевать под открытым небом и так далее… Я уверен, что она была бы в восторге от нашей сегодняшней вылазки. Здесь так… здорово!

Нат вскочил на ноги и, не в силах сдержать обуревавшие его чувства, издал ликующий вопль.

– Погляди, Мэри, как здесь красиво! – крикнул он. – И ты, Иэн, тоже смотри. Ведь это ты одолжил мне свое тело, и я хочу отблагодарить тебя хотя бы таким способом!

– Не одолжил, а подарил, – поправила Персис. – Можешь быть уверен – никто не потребует у тебя это тело назад.

Нат снова сел.

– Мэри была необыкновенной женщиной. Совершенно без комплексов, так что в сексе она часто брала инициативу на себя. И даже в последние годы… Такое поведение больше характерно для мужчин, но мне это нравилось. При этом она применяла и хитрость, и ласку, а иногда шла напролом, однако всегда добивалась того, чего хотела.

Нат ненадолго замолчал и склонился над раненым коленом, которое он перевязывал, но мысли его унеслись далеко в прошлое.

– У Мэри был своего рода пунктик насчет секса в дешевом мотеле… Ну, как будто мы – бедные любовники, сбежавшие из города, я – от сварливой жены, она – от грубого и равнодушного мужа. И можешь не сомневаться – мы посетили все грязные ночлежки, сколько их было в окрестностях Лос-Анджелеса, а было их немало, причем некоторые выглядели так, что в них и заходить-то не хотелось. Но мы все равно заходили, снимали на пару часов номер, делали свое дело и исчезали. Нам это просто нравилось. Иногда, впрочем – исключительно для разнообразия, – мы забирались куда-нибудь повыше классом… Особенно мы любили «Шато Мормон» – удивительный старый отель, который стоял почти на самом Стрипе… Он все еще там?

– На Стрипе? – удивилась Персис.

– Ну да, на Стрипе… на бульваре Сансет. Ты ведь знаешь его, да? – Нат не мог поверить, что Персис никогда не слышала о самой знаменитой улице Лос-Анджелеса, но ее лицо по-прежнему ничего не выражало.

– В свое время «Шато Мормон» был очень популярным, я бы даже сказал – модным отелем. Не самым шикарным, нет, но у него была репутация, если ты понимаешь, что я хочу сказать. В его номерах в разные годы останавливались многие знаменитые… и не очень знаменитые люди, которые потом стали знаменитостями, и нам это нравилось, как нравилась старомодная основательность и традиции этого отеля. Хотя, наверное, мы просто были молоды и излишне сентиментальны…

– Вовсе нет, – возразила Персис. – Я думаю, старый отель будил ваше воображение, к тому же… к тому же ты любил Мэри.

– Больше собственной жизни, – подтвердил Нат. – К сожалению, я не сумел исполнить клятву…

– Какую клятву?

– Когда мы сочетались браком, я поклялся заботиться о ней, пока смерть не разлучит нас… – Голос Ната дрогнул. – Я знал, конечно, что мы умрем не в один и тот же день, но надеялся, что тяжесть расставания ляжет на мои плечи. Но я умер раньше Мэри. А это не входило в мои планы.

– Ты не виноват. Это… просто случилось.

– Я понимаю, и все же… Кроме того, я до сих пор не могу представить себе ее лицо. Не могу, Персис!.. Какие-то отдельные черточки всплывают в памяти, но целиком…

– Все вернется, Нат, вот увидишь. Ты обязательно вспомнишь.

Нат, не отвечая, поднялся и подошел к краю площадки. Тропа лежала прямо перед ним, и он знал, что ему ничего не стоит убежать от Персис. Убежать, спрятаться, чтобы самому попробовать выстроить свою жизнь в этом безумно сложном новом мире.

Персис как будто прочла его мысли.

– Не надо, Нат, – сказала она и стала собирать со стола. – Я не хочу потерять тебя во второй раз.

Нужно было не иметь ни чести, ни совести, чтобы не откликнуться на эти слова. Ведь Персис поверила ему, поверила настолько, что отважилась вывезти его в эту пустынную местность и даже удалила охрану. Как он мог обмануть ее доверие?

В молчании они стали спускаться на дно каньона.

62

– Доброе утро, Нат! – сказала Персис, входя в его комнату точно в назначенное время и усаживаясь на стул в углу. Ее плечи красиво вырисовывались на фоне спинки стула, к тому же она слегка потирала их, словно ее знобило. Глядя на нее, Нат почувствовал себя тронутым. Персис всегда подходила к их «собеседованиям» очень ответственно, и в большинстве случаев ей удавалось поднять тему, которая затрагивала очередной слой его памяти и заодно заставляла Ната проявить какую-то черту своего характера, которая позволяла бы судить, насколько он готов к самостоятельной жизни в изменившемся мире. И часто – уже после того, как Персис уходила, – тело Ната продолжало говорить с ним о ней, требовать, чтобы он вспоминал ее голос, мимику, жесты. Он, правда, старался не поддаваться этим желаниям тела, но временами, особенно когда он уставал больше обычного, его воля слабела, и тогда Нат воображал, как он лежит с Персис в постели, прикасается к ней, держит за руки и целует, целует ее прекрасное лицо.

– Сегодня мы поговорим о твоем мозге, – объявила Персис.

– Опять?!

Она улыбнулась:

– Мне вдруг стало интересно, что ты помнишь из своего медицинского курса о различии между мозгом женщины и мужчины.

Нат на мгновение задумался. Что-то такое он, кажется, когда-то учил…

– Насколько я помню, мое гипоталамическое ядро в два с половиной раза больше, чем у тебя.

– Зато у меня больше мозолистое тело, – парировала Персис. – А это означает, что обмен импульсами-сообщениями между аналитическим левым и интуитивным правым полушарием протекает у меня гораздо интенсивнее. Вот почему я, как большинство женщин, руководствуюсь не логикой, а эмоциями.

– Ты уверена? Тогда почему ты так стараешься скрывать то, что чувствуешь?

– Потому что моя работа не позволяет мне проявлять эмоции каждый раз, когда мне этого хочется.

– О'кей, – согласился Нат, – с тех пор как я пробудился, мое правое полушарие действует намного активнее, чем левое. Это вы… мы установили. Таким образом, мое интуитивное мышление сильнее, чем у тебя, а это значит, что я знаю, о чем ты думаешь.

На лице Персис появилось недоверчивое выражение.

– Мы вернули тебе жизнь, но надеюсь, мы не превратили тебя в idiot savant1414
  Умственно отсталый человек, проявляющий незаурядные способности в какой-либо области (фр.)


[Закрыть].

Нат был в игривом настроении, и Персис это нравилось – он понял это по тому, как старательно она делала вид, что хмурится. И он решил закрепить победу:

– Я умею читать мысли, Персис.

Персис внезапно побледнела. Казалось, вся кровь в одно мгновение отхлынула от ее лица.

– П-почему… почему ты это сказал?

Нат пожал плечами:

– Даже не знаю. Просто к слову пришлось. Я пошутил, а ты…

– А я?..

– У тебя такой вид, словно ты увидела призрак.

Прежде чем ответить, Персис слегка откашлялась.

– Нет. Никаких призраков, я просто… Так что ты хотел мне сказать?

– Что ты от меня что-то скрываешь, – пустил Нат пробный шар.

К его удивлению, Персис отвела взгляд.

– И что, по-твоему, это может быть?

– Не знаю. Я еще не настолько преуспел в искусстве чтения мыслей. Должно быть, какая-то роковая тайна, связанная с моим происхождением…

– Все люди что-то скрывают друг от друга. И иногда в этом есть рациональное зерно, ты не находишь?

– Я ничего не скрываю. Ты видела меня всего – и снаружи, и изнутри тоже, – за исключением разве что татуировки. И у тебя передо мной преимущество, потому что ты в буквальном смысле читала то, что происходило у меня в мозгу. Должен сказать, что подобная обнаженность очень… раскрепощает. Советую тебе тоже когда-нибудь попробовать.

– Если ты помнишь, что я говорила тебе о мозге, – проговорила Персис, пристально глядя на него, – нервные волокна височных и лобных долей отмирают у мужчин раньше, чем у женщин. И без корректирующей работы мозгового ствола отделы твоего мозга, отвечающие за мышление и ощущения, очень скоро начали бы давать сбои. Давно известно, что значительный процент мужчин с возрастом становится раздражительнее. У некоторых серьезно портится характер, происходят другие изменения личности…

– Все это верно, – согласился Нат и прищелкнул пальцами. – У женщин возрастные изменения затрагивают в первую очередь гиппокамп и теменную область, что вызывает ухудшение памяти и пространственной ориентации. В общем, если ты когда-нибудь забудешь, где находится ванная комната, я на тебя заору… Может, даже брошу в тебя домашними тапочками. Как тебе такая картина?

– И когда это будет? – спросила Персис, глядя на него каким-то странным взглядом.

Нат колебался всего лишь мгновение. Потом он почувствовал такой сильный прилив уверенности, что даже поднялся на ноги.

Персис тоже встала.

– Я… я не знаю… – Она бросила быстрый взгляд в сторону наблюдательного окошка с зеркальным стеклом.

– Сегодня за нами никто не подсматривает, не правда ли?

Она сделала отрицательный жест и запрокинула голову, подставляя ему губы. Нат не мог бы сказать, насколько сильно он в действительно жаждет поцеловать Персис, однако он отбросил колебания, приник к ее губам и одновременно властно обнял. Он знал, чувствовал, что и она тоже этого хочет, хотя когда он просунул колено между ее бедрами, чтобы крепче прижать ее к себе, Персис сделала слабое движение, словно пытаясь вырваться.

Внезапно в дверь кто-то постучал. Персис тотчас отскочила к своему стулу и упала на него, а Нат отвернулся.

Это был Гарт.

– Как раз вовремя… – пробормотал Нат вполголоса. Он пытался перехватить взгляд Персис, но она сосредоточенно рассматривала что-то на полу.

– Доброе утро, – сказал Гарт, переводя взгляд с Ната на Персис и обратно. Он, несомненно, понял, что между ними что-то произошло, но не знал – что. – Персис сказала мне, что ваша поездка удалась.

– Да, мне очень понравилось. Спасибо, что разрешил мне ехать.

– У нашего проекта есть один верный сторонник, благодаря которому мы сумели решить несколько важных проблем… в том числе и эту. Сегодня я узнал, что ему очень хочется встретиться с тобой, Нат. Я думаю, ты вполне готов… да и у него как раз появилось небольшое «окно» в расписании.

Нат кивнул. Он давно ждал чего-то подобного.

– Кто же этот доброжелатель? – спросил он, бросив еще один взгляд в сторону Персис.

– Президент.

– Президент «Икора»?

– Нет, Соединенных Штатов.

Нат невольно ахнул и побледнел.

– Мы наверняка говорили тебе об этом, Нат, но ты, вероятно, забыл. У президента Вильялобоса есть особые причины интересоваться твоей судьбой. Его отец также был подвергнут глубокой заморозке – вот почему он так пристально следит за твоими успехами. В нашем столкновении с Федеральным агентством он тоже помог нам чем мог. А теперь он хочет встретиться с тобой лично.

– Он… Президент приедет сюда? – спросил Нат.

– Нет. Мы поедем к нему в Белый дом.

Нат не мог поверить своим ушам.

– Откуда вы знаете, что мне можно доверять? Ведь вы обращались со мной как с пленником.

– Мы считаем, что ты готов… – Гарт покосился на Персис, ища у нее подтверждения, и она слегка кивнула. – И физически, и, так сказать, морально…

– Но если эта поездка состоится, моя история выплывет наружу! – с горячностью перебил Нат. – Как же я тогда смогу начать самостоятельную жизнь, пусть даже и под чужим именем? Вы же сами твердили мне, что хотите сохранить в тайне не только мое местонахождение, но и сам факт моего существования, снабдить меня новыми документами и прочим!..

– Это будет частный визит, Нат. Никаких журналистов, никакой огласки вообще. Подобные вещи происходят сплошь и рядом, но пресса всегда остается в неведении.

– Не верю! Кто-нибудь непременно проболтается. В мое время подобная информация стоила больших денег, и я не думаю, что за семьдесят лет это сильно изменилось.

– Мы специально оговорили все условия, и пресс-секретарь президента согласился их выполнить. Не волнуйся, Нат, все пройдет как надо.

– Похоже, вы не оставляете мне никакого выбора.

– Ты хочешь получить свободу?

– Да.

– Вот что, Нат, единственная моя цель состоит в том, чтобы мой проект имел продолжение. А благополучие проекта – это и твое благополучие. «Икор», разумеется, может достать тебе новые документы, однако ты сам видел, как легко раскрыть твое настоящее имя, и тогда ты окажешься во власти весьма опасных и непредсказуемых людей. Нет, раз уж есть такая возможность, нужно заручиться поддержкой президента, пока он еще у власти.

Нат вздохнул. Он с самого начала подозревал, что «Икор» намерен помогать ему лишь до тех пор, пока он будет соблюдать условия игры. Впрочем, никаких особенных причин не соблюдать их у него не было. Больше всего Нату хотелось покинуть Аризону, и если ради этого ему придется предстать перед президентом, что ж – он согласен.

– Еще одно, Нат: отныне ты должен держать себя в руках. Никаких нервных срывов и истерик с битьем стекол и аппаратуры, понятно? Психически ты совершенно здоров и должен вести себя соответственно. И не только ради нас и проекта, но и ради себя тоже. Надеюсь, тебе понятно?

Нату было очень неприятно, что Гарт отчитывает его в присутствии Персис, и он ответил не сразу.

– Тебе понятно? – повторил Гарт.

– Да, – послушно ответил Нат.

– Вот и отлично. А теперь отдыхай. В четверг мы летим в Вашингтон.

Вашингтон, округ Колумбия

63

Мощный аэрокар мчался на предельной скорости над землей, цвет которой менялся от песчано-коричневого до желто-зеленого, по мере того как летательный аппарат приближался к Восточному побережью. Время от времени Нат замечал внизу обтекаемые рыла скоростных поездов, пересекавших страну в разных направлениях; все остальное представлялось ему размытым и неясным. От этого его слегка затошнило, но он сумел справиться с неприятными ощущениями. Вот аэрокар отклонился влево в направлении болотистых равнин Северной и Южной Каролины. Еще час стремительного полета – и впереди показался Вашингтон.

При виде флагштока и аккуратных зеленых лужаек, расстилавшихся перед похожим на свадебный пирог фасадом Белого дома, Нат испытал легкое ностальгическое чувство. За прошедшие шесть десятилетий в Вашингтоне мало что изменилось, разве что прилегающие районы были превращены в пешеходные зоны и буквально кишели прохожими. Вдоль ограды Белого дома ездили туда-сюда внушительного вида бронированные машины с репродукторами на оружейных башнях. Из репродукторов неслись какие-то объявления на разных языках. То и дело звучала сирена, что создавало тревожную, почти прифронтовую атмосферу.

Несмотря на это, их небольшую группу быстро и почти без формальностей (если не считать обязательной дезкамеры) провели в роскошно старомодные залы Белого дома и велели подождать несколько минут. Вскоре двери отворились и в зал вошел президент, которого сопровождало несколько доверенных лиц.

С первой же секунды Ната поразила молодость президента Вильялобоса, и он не отрывал взгляда от его лица, пока тот за руку здоровался с каждым из прибывших, задавая обычные в таких случаях вопросы о делах, о самочувствии. Но Ната президент приветствовал совершенно особым образом:

– Здравствуйте, доктор Натаниэль Шихэйн, наш первый «человек из холодильника». Как поживаете?

– Спасибо, мистер президент, неплохо.

Президент отступил на шаг и слегка приподнял брови, словно собираясь воскликнуть «Оно еще и разговаривает!» или что-то в этом роде. В эти несколько мгновений Нат с особенной остротой почувствовал, как несладко приходится ярмарочным уродцам и прочим «удивительным природным явлениям». Чувства президента, впрочем, были более сложными; как показалось Нату, в них смешались восхищение и некоторая холодность, вполне, впрочем, естественная в данных обстоятельствах.

– Расскажите мне все, доктор Шихэйн!

Нат неловко повел плечами:

– Что тут особенно рассказывать, мистер президент? Я ничего не помню о том, как меня размораживали и оперировали. Зато теперь я совершенно здоров и с нетерпением жду, когда мне будет предоставлена возможность начать самостоятельную жизнь в вашем мире.

– Давайте присядем, – предложил Вильялобос и повел Ната к диванчику с позолоченными резными подлокотниками. Гарт, Персис и президентские советники почтительно остановились за спинкой, словно для групповой фотографии на память. Только на этот раз никто их фотографировать не собирался.

– Скажите, мистер Шихэйн, что было самым тяжелым в том, что с вами случилось?

Нат немного подумал и решил говорить откровенно.

– Лично для меня, – сказал он, – самым трудным было вернуться к жизни и узнать, что моя жена и мои родные давно умерли.

Этими словами он сознательно направлял беседу в неудобное русло, однако ему казалось, что обходить подводные камни не следует – особенно после всего, через что ему пришлось пройти.

– Вы хотите сказать, что, будь у вас выбор, вы бы предпочли остаться мертвым?

Нат тщательно обдумал свой ответ:

– Мой случай еще сложнее, мистер президент. Начнем с того, что мне вовсе не хотелось оказаться замороженным. Это было сделано вопреки моей воле. Моя жена могла действовать под влиянием шока, под влиянием обстоятельств, но… но я все еще не простил ее до конца за то, что она поступила со мной подобным образом.

Президент рассмеялся – впрочем, несколько искусственно.

– Ну, если бы люди умели прощать своих ближних, многие из нас спали бы по ночам гораздо спокойнее, – сказал он. – Надеюсь, мистер Шихэйн, что в конце концов вы… приспособитесь.

– Адаптация к новой действительности – процесс очень сложный и многоплановый, – вмешался Гарт, наклоняясь к ним через спинку дивана. – Но мистер Шихэйн преодолел почти все трудности, не правда ли, Нат?.. – И он с видом собственника положил руку на плечо своему пациенту.

– Как по-вашему, Нат, – ведь вы позволите мне вас так называть? – жизнь стоит того, чтобы… жить? – поинтересовался Вильялобос.

– Я знаю, мистер президент, вы хотите оживить вашего отца, – начал Нат, пытаясь избежать ответа на поставленный вопрос. – Должно быть, потому вы и спрашиваете…

– Да, я… В общем, мы собираемся попробовать, – кивнул Вильялобос. – Но мой отец был заморожен всего двадцать лет назад, и мне кажется, что это не такой уж большой срок.

– Тогда вашему отцу будет легче.

– В каком смысле – легче?

– Легче приспособиться к миру, которого я совсем не знаю.

– Будем надеяться, Нат, будем надеяться… Вы, вероятно, уже заметили, что современный мир не особенно доброжелателен, и возвращаться в него всегда не просто, потому что с каждым годом ситуация… меняется.

Он не сказал – «к худшему», но это было ясно и без слов, и Нат кивнул в знак того, что понял.

– От чего умер ваш отец?

– От инсульта. Аневризм сосудов, о котором никто не подозревал, а помощь подоспела слишком поздно. Мы все были потрясены – до того неожиданно это случилось. К счастью, стимулятор роста клеток, о котором мне рассказывал доктор Баннерман, способен ускорять восстановительные процессы не только в соединительной и мышечной тканях, но и в нервных клетках мозга. Благодаря ему процессы заживления идут настолько быстро, что пациента можно вернуть к жизни до того, как ткани начнут разлагаться. Я правильно излагаю суть вашего открытия, доктор Баннерман?

– Совершенно правильно, сэр. – Гарт важно кивнул, а Нат подумал, что президент нежно любит своего отца, хотя и старается этого не показывать.

– Что ж, желаю удачи вам обоим – и вам, и вашему отцу, – проговорил он.

– А я желаю удачи вам! – Президент, похоже, был тронут его словами. Во всяком случае, он схватил руку Ната обеими руками и тепло, сердечно пожал.

– Вы чувствуете? Чувствуете мои руки? – спросил он.

– Даже очень, – улыбнулся Нат. – Восстановленные нервы обладают повышенной чувствительностью, но Гарт говорит – скоро все придет в норму.

– Мы очень рады за вас, Нат. Мы все. Быть может, недалек тот день, когда вы сможете поведать миру свою историю… – Президент бросил быстрый взгляд в сторону Гарта. – Со слов вашего лечащего врача я знаю, что вы не собираетесь делать этого ни сейчас, ни в ближайшее время, и я отлично вас понимаю, но когда-нибудь… когда-нибудь… – Он улыбнулся. – А теперь прошу вас перейти в соседний зал. Мы устроили небольшой прием в вашу честь.

Нат с тревогой посмотрел на Вильялобоса. Его уверяли, что это будет неофициальный визит, а оказывается…

– Не волнуйтесь, – успокоил его президент. – Сегодня здесь собрались только заинтересованные лица, они болтать не станут.

Они поднялись и перешли в соседний зал, увешанный портретами предыдущих президентов США. Там их встретил гром аплодисментов и одобрительных восклицаний, и Нат на мгновение почувствовал себя не то астронавтом, вернувшимся после полета на Луну, не то звездой НБА. Потом началась церемония представления, во время которой ему очень помогли Гарт с Персис, державшиеся рядом и ловко пресекавшие любые попытки завязать длительный разговор. Машинально пожимая протянутые руки, Нат пытался поймать взгляд Персис. С тех пор как они целовались, он еще ни разу не разговаривал с ней с глазу на глаз, и ему очень хотелось знать, что она думает и чувствует. Еще больше ему хотелось поцеловать ее снова, но это было невозможно – во всяком случае, сейчас. Персис защищала сама обстановка приема, да и вид у нее был самый неприступный.

Нат надеялся, что возможность побеседовать с Персис появится у него после того, как официальные представления будут позади, но его надеждам не суждено было сбыться. Почти сразу же им завладела молодящаяся старуха с восковой, как у мертвеца, кожей и цепким взглядом орла. Впившись ему в локоть кривыми красными ногтями, она увлекла его к окну и хрипло прошептала:

– Не могли бы вы показать мне это?

– Что именно? – не понял Нат.

– Ваш шрам, сэр. Нельзя ли его увидеть?

И снова Нат подумал: вот и ему довелось пережить то, что, должно быть, испытывал Джон Меррик – знаменитый в XIX столетии Человек-Слон, когда ему приходилось раздеваться догола на глазах у студентов Королевского хирургического колледжа в Лондоне. Теперь и он, как Меррик, превратился в диковинку и мог даже демонстрировать шрамы как доказательство того, что он действительно чудо природы.

– Н-нет, – пробормотал Нат смущенно. – И вообще, мы не в цирке…

Он поспешно отошел и тут же заметил мужчину, с царственным видом восседавшего на резной софе в дальнем конце зала. Не обратить на него внимание было трудно – среди присутствующих он выделялся не только тускло-рыжими волосами, но и властными манерами человека, привыкшего повелевать. По манере держаться с ним мог сравниться разве что президент, но Вильялобос выглядел намного демократичнее и доступнее, а этот субъект принимал поклонение окружающих как должное, отвечая на оказываемые ему знаки внимания лишь короткой скупой улыбкой, которая совсем не шла к его грубому, жестокому лицу.

– Кто это? – спросил Нат у Гарта, который снова подошел к нему.

– Это высшее должностное лицо «Икора», генеральный директор корпорации Джон Рэндо.

– Рэндо?.. – повторил Нат. Эта фамилия была ему знакома, и сейчас она пробудила в нем множество смутных и не слишком приятных воспоминаний. – Когда-то я знал человека с такой же фамилией. Его звали… звали… – Нат лихорадочно рылся в памяти. – Он случайно не родственник некоему Мартину Рэндо?

– Это его сын, – сказал Гарт. – Мартин и Джон – некоронованные короли современной медицины, причем не только в области промышленного производства, но и в области науки. Мартин Рэндо создал вакцину, которая предотвращала процесс злокачественного перерождения здоровых клеток. Это была заметная веха в истории борьбы с раковыми заболеваниями. Фактически именно благодаря этому открытию врачам удалось раз и навсегда победить рак.

Нат покачал головой. Что-то было не так, но он никак не мог вспомнить что. Ответ скрывался где-то в глубинах его памяти, но дотянуться туда он пока не мог.

– Кстати, мистер Рэндо давно хотел с тобой познакомиться…

И Гарт подвел Ната к магнату.

– Я знал вашего отца, – сказал Нат, пожимая протянутую руку. – В общежитии в Гарварде мы жили в одной комнате.

– Совершенно верно, – подтвердил Джон Рэндо, чуть заметно кивнув.

– Давно ли он умер?

– Он не умер.

– Простите. Я подумал, что он…

– Мистер Рэндо-старший был основателем и генеральным директором «Икор корпорейшн». Десять лет назад он удалился от дел, и Джон занял его место, – вмешался Гарт. – Но Мартин Рэндо и сейчас здравствует.

– Ему сто четыре, и он все еще играет в гольф, – с вызовом сказал Джон.

Нат покачал головой. Ему трудно было поверить в то, что он только услышал. Мартин Рэндо жив! И играет в гольф! Он попытался мысленно нарисовать портрет своего бывшего однокурсника, каким он его помнил. Невысокий, не выше пяти футов и пяти дюймов, непоседливый, беспокойный, не слишком способный к наукам, но пронырливый… и волосы у него тоже были рыжими, в точности такого же оттенка. Интересно, как-то он выглядит сейчас?..

– Это довольно обычно, Нат, – снова вмешался Гарт. – В наши дни многие доживают и до более почтенного возраста.

– А… а сколько лет самому старому жителю на планете? – спросил Нат все еще под впечатлением от услышанного. Подумать только – Мартин Рэндо жив!

– Известны случаи, когда люди доживали до ста пятидесяти. Несколько таких долгожителей и сейчас живут где-то на Японских островах, – сказал Гарт.

– Но почему… почему Мартин ни разу меня не навестил? И даже не позвонил?

– Наверное, ему неприятно думать, что вы се еще достаточно молоды, чтобы годиться ему в правнуки, – сказал Джон Рэндо и улыбнулся своей змеиной улыбкой.

Нату хотелось задать еще множество вопросов, но он почувствовал, что разговор окончен или вот-вот окончится. От него не укрылась слегка закамуфлированная холодность в тоне Рэндо, но он подумал, что она может быть как-то связана с расходами на его поиски и спасение из лагеря на кладбище самолетов. Или же все дело в том, что из-за него у корпорации испортились отношения с могущественным ФАББ. Нату хотелось упомянуть об этом, возможно, даже извиниться, но прежде чем он успел открыть рот, Гарт уже увлек его в сторону.

– Он не очень хорошо выглядит, – проговорил Нат, который только сейчас заметил, что, несмотря на свой облик мирового владыки, Рэндо даже сидит с явным трудом, а рядом прислонена дорогая трость красного дерева.

– Джон тяжело болен, – подтвердил Гарт. – У него проблемы с сердцем – серьезные проблемы с самого рождения, и близится момент, когда вся современная медицина бессильна будет ему помочь.

Значит, понял Нат, Джон Рэндо тоже дожидается подходящего донорского тела. Не исключено, что вся научная программа, связанная с проектом «Пробуждение», изначально планировалась и субсидировалась ради одной-единственной цели: спасти жизнь генеральному директору корпорации.

Потом Гарт и Персис отошли в сторону, чтобы поговорить с другими гостями, и Нат остался один. Пользуясь случаем, он решил понаблюдать за присутствующими и довольно скоро обнаружил, что гвоздь программы – отнюдь не его скромная персона. После представлений интерес к нему практически угас. Теперь все, кто находился в зале, хотели только одного: перекинуться несколькими словами с Джоном Рэндо или хотя бы засвидетельствовать ему свое почтение. Даже сам Вильялобос был вынужден дожидаться своей очереди, чтобы пожать руку знаменитому человеку. Это выглядело почти неприлично – президентские гости толпой окружили магната и жадно внимали каждому его слову, разговаривая исключительно о вещах, способных привлечь его внимание. Очевидно, авторитет и могущество Джона Рэндо придавали ему настолько высокий социальный статус, что для некоторых он почти сравнялся с первым лицом государства, а то и превосходил его.

– Вы помните, что говорил Платон о демократии?

Нат обернулся. Возле него стоял сгорбленный, высохший старичок.

– Платон говорил, что любая демократия неизбежно заканчивается диктатурой, – ответил Нат машинально. В своей первой жизни он часто повторял эти слова. – Уж не хотите ли вы сказать, что мы почти достигли этой самой диктатуры? – спросил он.

– Да, Нат, именно это я и хочу сказать. Достигли, и без всякого «почти». Некоторые утверждают, что это закономерный результат того, что случилось с нами – с нацией, со всем миром. Другие считают, что это было тщательно подстроено.

Искренний, доверительный тон старика показался Нату знакомым. Где-то, когда-то он его уже слышал.

– Подстроено? Кем?!

– А ты как думаешь? – ответил старик вопросом на вопрос. – Насколько я могу судить, ты – человек начитанный…

– Был грех, – рассмеялся Нат. – Просто теперь мне с каждым днем становится все труднее и труднее сосредоточиться.