Текст книги "Пробуждение"

Автор книги: Тина Дженкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

Дверь в переходную камеру распахнулась. Здесь было светло – свет лился из еще одной бетонной шахты-трубы, которая заканчивалась прозрачным куполом высоко над головой. Напротив входа на стене висел грубый деревянный крест и картинка с изображением Иисуса – длинные темно-русые волосы волной падают на лицо Непогрешимого. Все остальное было светло-зеленым – зеленая тележка с контрольным оборудованием, зеленые кожухи веб-камер в углах. Приподняв голову, Дуэйн посмотрел на лица окруживших его людей. Тюремный капеллан прижимал к груди Библию; адвокат Джим Хаттон быстро моргал глазами, стараясь стряхнуть с ресниц предательские слезы. Судя по выражению его лица, Дуэйну больше не на что надеяться.

– Я отозвал своих помощников, работавших в Верховном суде, – сказал Джим, низко опуская голову. – Больше отсрочек не будет.

– Ну-ка, приятель, посмотри на меня!.. – резко сказал ему Дуэйн. – Эге, да вы все здесь – просто жалкие трусы! Ни у кого из вас не хватает мужества взглянуть на меня!

Никто ему не ответил, никто не пошевелился. Потом Джим все-таки поднял глаза.

– Мне очень жаль, Дуэйн, – сказал он, качая головой. – Я сделал все, что мог, но…

– Я знаю, старик, знаю. Ты сделал все, что в твоих силах.

На мгновение между ним и адвокатом возникло что-то вроде понимания, но старший выводной команды уже шагнул вперед, и Дуэйн невольно напряг мускулы. Каждый этап этой процедуры заставлял его испытывать все более сильный страх, с которым он справлялся лишь невероятным напряжением воли.

– Приказом главного прокурора федерального судебного округа Калифорния мы уполномочены привести в исполнение смертный приговор, вынесенный Дуэйну Уильямсу 5 мая 2065 года, путем введения ему смертельной дозы быстродействующего яда. Готовьтесь, мистер Уильямс. Мы будем с вами до конца.

– Повернитесь к кресту, мистер Уильямс, повернитесь к кресту, – пробормотал капеллан, но Дуэйн, не слушая его, рванулся с такой силой, что затрещали удерживавшие его ремни. Откуда-то из глубин его обреченного тела исторгся протяжный вопль, похожий на вой неведомого зверя.

– Неужели вы хотите, чтобы ваша сестра увидела вас в таком виде? – укоризненно произнес старший надзиратель, стараясь успокоить Дуэйна. – Она специально приехала сюда, чтобы быть с вами в эти последние минуты; она проделала большой и трудный путь, а вы…

– Да пошел ты!.. – огрызнулся Дуэйн, но его немалая физическая сила – та самая, на которую он полагался на протяжении всей жизни, – ничем не могла ему помочь сейчас. Выводящие выкатили тележку с привязанным к ней Дуэйном в зал казни, закрепили ее на полу и вышли. Дуэйн остался лежать под шестиугольным окном, отгороженный от него только полупрозрачной пластиковой занавеской. Изогнув шею, он разглядел трех палачей в капюшонах, которые вступили в зал через другую дверь и встали по стойке «смирно».

– Пошли вы все! – прорычал он снова.

Дуэйну уже объясняли, что химические вещества подаются по трем трубкам, проходящим по консоли над его головой и соединенным с капельницей. Каждый из исполнителей повернет один кран, открывая свою трубку, но смертельный яд будет только в одной из них. В остальных – вполне безвредный физиологический раствор, который незаметно стечет в специальный контейнер. Таким образом, никто не узнает, кто из палачей ввел осужденному смертельную дозу.

«Вот, значит, как это будет, – подумал Дуэйн. – Один поворот крана, и моя жизнь кончится».

Только теперь ему стало ясно – он так и не понял, не осознал до конца, что должно с ним произойти. Волна жалости к себе захлестнула Дуэйна с головой. В этот момент в зал вошла медицинская бригада, одетая в белые хирургические комбинезоны с капюшонами. Двое медиков толкали перед собой каталку с оборудованием. Одним из врачей оказалась женщина – приземистая, крепко сбитая, широкоплечая, – но под комбинезоном Дуэйн различил мягкие очертания груди. «Последняя женская грудь, которую я вижу в своей жизни», – подумалось ему. Как же он любил эти податливые полушария, как ему нравилось тискать их, ласкать, кусать, прижиматься к ним лицом, целовать, просто держаться за них, словно они и впрямь были воплощением материнской любви, которой он никогда не знал.

Внезапно Дуэйн поймал себя на том, что его тело совершенно онемело и он его почти не чувствует. Казалось, он спит и видит какой-то странный сон.

– О боже! Мне вот-вот отправляться по длинному голубому тоннелю, а я обкурился, как сапожник! – проговорил Дуэйн хрипло и рассмеялся, но ему никто не ответил.

Где-то совсем рядом, чуть выше того места, где располагался его затылок, послышалось негромкое позвякивание медицинских инструментов, и Дуэйн понял, что сейчас начнется еще одна установленная законом подготовительная процедура. Женщина-врач обошла тележку, на которой он лежал, и, встав с левой стороны, сделала какой-то знак своему коллеге. Потом Дуэйн почувствовал, как его бицепсы перетягивают резиновым жгутом, как смазывают чем-то локтевые сгибы. Действуя практически одновременно, врачи начали вводить ему в вены толстые иглы капельниц.

– Эй ты, больно!.. – бросил Дуэйн младшему медику, который от волнения никак не мог нащупать канюлей вену. Из проколотой кожи струйкой ударила кровь, несколько алых капель попало на белый комбинезон. Адвокат Дуэйна покачал головой и сделал какую-то пометку в блокноте. Женщина-врач бросила на своего коллегу презрительный взгляд и, закрепив капельницу со своей стороны, зашла справа и без труда ввела в вену вторую иглу. Закончив, врачи встали по обеим сторонам тележки, предварительно сдвинув в сторону закрывавшую окно пластиковую занавеску.

За широким шестиугольным окном Дуэйн увидел еще одно помещение. Там в три ряда стояли стулья, на которых сидели свидетели, и каждый вытягивал шею, чтобы увидеть его хотя бы одним глазком. Дуэйн быстро пробежал взглядом по лицам, ища свою сестру. Бобби сидела рядом с мужем, и по лицу ее текли слезы. Поймав ее взгляд, Дуэйн приподнял голову и чуть заметно кивнул. Это был их условленный сигнал, который означал: «Я люблю тебя». Бобби в ответ показала на пальцах: «Я тоже тебя люблю».

Дуэйн еще раз кивнул, потом снова обежал глазами зал за стеклом и вдруг заметил в дальнем углу ее. Мать. И ее сыновей. Всех троих. Именно в этот момент Дуэйн вспомнил Дженнер Соннерс – девушку, которую изо всех сил старался забыть.

«Идите скорее сюда, к воде, – крикнула Дженнер Дуэйну и его брату Киту. – Я хочу вам что-то показать».

Она была странная. В поселке считали, что у нее не все дома, поэтому Дуэйн не очень удивился, когда, спустившись по склону, увидел ручей и скорчившуюся в грязи Дженнер. Только потом он разглядел в сумерках стоявшего над ней Кита, разглядел, что они делают, и сам чуть не сошел с ума.

«Спокойно, братишка», – сказал ему Кит, но Дуэйн никак не мог успокоиться. В голове не умещалось – как женщина может жить после такого?..

– Ваше последнее слово, мистер Уильямс. Вы хотите что-нибудь сказать? – прогремел над головой Дуэйна голос старшего надзирателя.

Приподняв голову, он еще раз вгляделся в напряженные, сосредоточенные лица свидетелей за стеклом.

– Я хочу… хочу сказать своей сестре Бобби… Я люблю тебя всем сердцем, сестричка. – Голос Дуэйна – сухой, надтреснутый – прозвучал так странно, что он сам узнал его с трудом. – А своему брату Киту я желаю вечно гореть в аду за то, что он не пришел, за то, что оставил меня одного в такую минуту. Я прощаю народ штата Калифорния, хотя он и собирается убить меня за то, чего я не совершал. И еще я прощаю Кейси Соннерс за то, что помогла властям прикончить меня.

Сквозь стекло Дуэйн видел, как мать Дженнер произнесла несколько слов, но не услышал ни звука. Потом лицо его сестры исказилось и стало некрасивым, почти уродливым – такое выражение он много раз видел на лице у матери. Повернувшись к Кейси, она прокричала что-то оскорбительное и злое, и один из охранников поспешил встать между двумя женщинами. Все это Дуэйн видел абсолютно отчетливо, но до него по-прежнему не доносилось ни звука.

Потом он вспомнил, как кто-то рассказывал ему про приюты для бездомных животных. Когда обслуживающий персонал забирает кого-то из них, чтобы усыпить, остальные чувствуют это и начинают выть. Но над ним никто не собирался завыть: ни Кит, ни его товарищи по заключению, вообще ни одна собака.

Потом заиграла музыка. Дуэйн заказывал Элвиса, потому что не мог придумать ничего лучшего для прощания с этим миром. Элвис Пресли – легендарная поп-звезда середины двадцатого столетия – по-прежнему очень много значил для некоторых людей, включая бабушку Дуэйна, которая говорила, что родилась аккурат в тот день, когда Элвис умер. Но сейчас, прислушиваясь к голосу певца, Дуэйн вдруг почувствовал, как трудно ему дышать. Тщетно разевал он рот, стараясь дышать как можно глубже: паника овладевала им все сильнее, и высоко вздымавшаяся грудная клетка никак не наполнялась живительным кислородом. Дуэйн ощущал запах пота стоявших вокруг него мужчин и женщин, слышал – или ему это казалось – резкий, железистый запах смертоносного состава, готового хлынуть в его вены.

Стараясь совладать с паникой и телесной слабостью, Дуэйн снова рванулся в своих путах, но попытка получилась жалкой.

– Не убивайте меня, – почти проскулил он. – Пожалуйста, не убивайте!..

Никогда в своей жизни он никого ни о чем не просил. Никогда, если не считать раннего детства. Но сейчас он был готов просить, клянчить, умолять.

– Не убивайте меня!!!

Врачи отступили в стороны, и старший надзиратель, подняв вверх два пальца, дал знак исполнителям. Трое палачей синхронно шагнули вперед и заученным движением повернули каждый свой кран. Дуэйн изо всех сил напряг мускулы, стараясь как-то остановить смертельный яд, который потек по его венам. Как ни странно, вливавшаяся через капельницы субстанция казалась ему прохладной и шелковистой, словно подтаявшее мороженое. А еще через несколько мгновений Дуэйн вдруг почувствовал странную апатию. Дыхание успокоилось, грудная клетка перестала ходить ходуном, мышцы расслабились.

Он еще различал расплывчатые очертания креста на стене, когда перед его мысленным взором пронеслось странное видение. Это была Дженнер. Она улыбалась и что-то говорила ему.

«Иисус любит тебя!» – услышал Дуэйн.

То же самое она говорила ему тем памятным вечером на берегу ручья.

Иисус любит тебя!..

Тогда эти слова буквально взорвали Дуэйна. Как она могла жалеть его после всего, что они с ней сделали?! Именно эта доброта и заставила Дуэйна презирать Дженнер.

– Иисус любит тебя… – прошептал он. Потом его веки затрепетали, а челюсть отвалилась.

10

Стоя так, чтобы приговоренный не мог ее видеть, доктор Персис Бандельер внимательно наблюдала за казнью. Вот голова Дуэйна дернулась и расслабленно повернулась набок. Занавеску на окне тут же задернули, и бесстрастный голос произнес:

– Леди и джентльмены, смертный приговор, вынесенный Дуэйну Уильямсу, приведен в исполнение в точном соответствии с законом штата Калифорния. Время смерти – девять часов тридцать пять минут утра.

После первой встречи с Дуэйном Персис надеялась, что за телом в Калифорнию вылетит ее непосредственный начальник по «Икор корпорейшн», но он в последний момент отказался, и ей пришлось самой заниматься этим грязным дельцем. Персис, правда, уже несколько раз проворачивала подобные операции, но привыкнуть к ним так и не смогла. Всякий раз, без исключений, казнь сопровождалась какой-нибудь некрасивой историей или скандалом. Сегодня, к примеру, сестра преступника и мать жертвы едва не сцепились – помешала только охрана. Сейчас одна из них рыдала, раскачиваясь из стороны в сторону и вытирая глаза грязными кулаками; другая, напротив, сидела совершенно неподвижно с выражением спокойствия и удовлетворения на бледном лице. Персис казалось, что она понимает обеих, но она не могла позволить себе ни капли сочувствия. Ей нельзя расслабляться, нельзя терять хладнокровия, так как для успешного выполнения задания Персис могли понадобиться весь ее ум и быстрота реакции.

Персис надеялась, что врачи не нарушат договоренности и введут осужденному гораздо меньшее количество пентотала натрия, чем положено по инструкции. Суть фокуса, который только что проделали прямо под носом ничего не подозревавших родственников убийцы и родителей жертвы, заключалась в том, что лекарство не убило Дуэйна, а лишь оглушило, блокировав поступающие в мозг нервные сигналы. Это был своего рода глубокий наркоз. Такова договоренность.

Один из охранников вошел в зал для свидетелей и внимательно оглядел собравшихся. Заметив Персис, он чуть заметно кивнул и снова вышел. Стараясь не привлекать к себе внимания, Персис последовала за ним в переходную камеру.

К хирургической операции тело Дуэйна готовил Монти Арчибаль – один из доверенных и самых опытных лаборантов «Икор корпорейшн». Он прилетел в «Гамму» вместе с Персис накануне казни. Монти уже вскрыл обе бедренные артерии и начал закачивать в тело промывочный раствор. Вытесняемая им кровь вытекала через дренажную трубку в отдельный сосуд. Все необходимые операции делались быстро и аккуратно. Похоже, пока все в порядке.

Потом Персис посмотрела на Дуэйна. Черты его лица обострились, но исчезло выражение сдерживаемой тревоги, из-за которого он выглядел старше своих лет. Повинуясь безотчетному порыву, Персис подняла руку и закрыла ему глаза, лишь полуприкрытые тяжелыми веками.

– Ты не забыл мембранные фильтры для крови? – спросила она у Монти.

– Нет.

– Придется прогнать ее через диалитическую установку, у него в крови полным-полно всякой дряни.

– Он что, под наркотиками?

– Да, он накурился травки и был чертовски зол.

– Начнем вскрывать, босс? – поинтересовался Монти.

Монти был филиппинцем и до самозабвения любил свою работу. Персис всегда нравилось работать с ним, но сегодня она с особой остротой чувствовала, что его доброжелательность и добродушный юмор будут нужны ей как никогда.

– Да, я готова.

Персис взяла скальпель, выдохнула и сделала первый разрез в области грудины. Монти тут же раскрыл грудную клетку и зафиксировал края разреза. Потом оба склонились над телом, разглядывая медленно пульсирующее сердце Дуэйна.

– О'кей, работаем, – скомандовала Персис и надрезала наружную оболочку сердечной мышцы. Монти тотчас вставил в разрез толстую иглу еще одной капельницы. Открыв регулятор насоса, он начал понемногу подавать в желудочек криопротектор. Персис бросила взгляд на часы. Пока они действовали в точном соответствии с графиком.

– Жаль все-таки, что приходится действовать таким способом, – сказала она. – Я чувствую себя древней египтянкой, которая бальзамирует труп фараона.

– Но для старых голов этот метод подходит лучше всего, – отозвался Монти.

– Да, – согласилась Персис. – Когда используется та же технология, результаты обычно получаются лучше.

И она заглянула в портативный рентгеноскоп, с помощью которого можно оценить степень проникновения криопротектора в сосуды и капилляры. Эта специальная жидкость позволяет сохранять тело при достаточно низкой температуре, в противном случае в отдельных органах может образоваться лед, способный повредить ткани и спровоцировать разложение после размораживания. Вода, всегда расширяющаяся при охлаждении, до сих пор оставалась главным врагом криотехников.

– Давай на сей раз попробуем сделать все правильно, – сказала она.

– Только бы обошлось без льда!.. – твердил Монти как заклинание.

– Признаки ишемии?

– Пока нет, – ответил Монти, бросив взгляд на экран монитора.

– Мозг увеличился?

– Тоже нет.

– В таком случае мы, похоже, получили очередное донорское тело.

Персис и Монти посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– А что делать с его татуировками? – спросил филиппинец, проведя кончиками пальцев по костяшкам Дуэйна, на которых было грубо вытатуировано имя А-Н-Н-А.

– Я и не подозревала, что их у него так много, – покачала головой Персис.

И действительно, вся грудь Дуэйна оказалась разрисованной, словно стена общественного туалета. Были здесь и стриптизерши с карикатурно выпуклыми формами (сейчас они рассечены пополам разрезом грудины), и написанное готическими буквами поперек живота название тюрьмы «Каньон Гамма», не говоря уже о стандартном тюремном наборе, состоявшем из ухмыляющихся черепов, зловещих пауков и многочисленных имен знакомых и друзей.

– Этих людей он когда-то хотел любить, – заметил Монти, которому на время изменил его всегдашний оптимизм.

– Что ж, если тело проживет дольше нескольких дней, нам придется как-то избавляться от всей этой «наскальной живописи», – подвела итог Персис, бегло осмотрев татуированную кожу Дуэйна. – Нам не нужны никакие опознавательные знаки.

– Я думаю, голубку можно оставить, – заметил Монти.

– Какую голубку?

Монти чуть приподнял одну из рук Дуэйна:

– Вот эту. Она похожа на предложение мира, на приношение богам. Каждому человеку, каким бы плохим он ни был, хочется верить, что и он сделал в своей жизни что-то доброе.

– Дуэйн был убийцей, Монти, – несколько резковато заметила Персис. – Убийцей, а не священником, и я не думаю, чтобы он когда-нибудь задумывался о том, чтобы совершить добрый поступок.

Персис уверенным движением поправила уходящую в сердце трубку, чтобы та не выскочила.

– Но ведь ты не знаешь наверняка, правда?

– Послушай, давай обойдемся без сентиментальных разглагольствований, особенно сейчас, ладно? И не стоит наделять его индивидуальностью. Теперь это просто мясо и кости. Донорское тело, и ничего более!

– Как скажете, босс.

Примерно через два часа криопротектор начал понемногу затвердевать. По мере того как опускалась температура, ткани теряли упругость и податливость, становясь твердыми и хрупкими, точно стекло. Теперь, если бы кто-то ударил, к примеру, по руке Дуэйна молотком, он мог бы разбить ее вдребезги.

Персис уже давно решила, что не будет отделять голову в тюрьме. Однажды она пыталась сделать это, но ей сильно мешал поток любопытствующих надзирателей и охранников, так и норовивших под тем или иным предлогом заглянуть в наблюдательный глазок. И дело не только в том, что Персис было трудно работать на глазах у стольких людей. Меньше всего ей хотелось, чтобы о ее договоренности с администрацией тюрьмы стало известно посторонним. Нет, рядовым сотрудникам «Гаммы» следовало знать лишь то, что тело казненного заморожено для перевозки и впоследствии будет использовано для медицинских исследований.

Как только замораживание было завершено, Персис и Монти поместили тело в титановый сосуд Дьюара и покатили его к лифту, который, скрипя и завывая, поднял их на поверхность. Но едва оказавшись на первом этаже наземного корпуса, Персис невольно ахнула от ужаса. Она не ожидала, что здесь соберется так много представителей средств массовой информации. Казни давно стали привычным явлением и почти не привлекали внимания, но сегодня в «Каньоне Гамма» собралась толпа репортеров и просто любопытных, которые выстроились у входа за силовым барьером.

– Почему все эти люди здесь? Они ждут нас? – с тревогой спросил она у одного из охранников.

– Нет, – ответил тот. – Сегодня к нам должны привезти Нормана Пауэлла.

Это имя показалось Персис знакомым. Норман Пауэлл был кинозвездой, впрочем, далеко не первой величины. Буквально на днях Пауэлл получил срок как соучастник одного нашумевшего убийства, грязные подробности которого смаковали все бульварные газетенки.

– Надеюсь, у нас не будет из-за этого проблем, – проговорила она.

– Разумеется, нет, – откликнулся Монти. – С чего бы?

Воздушная карета «скорой помощи» легко оторвалась от земли, и над изрезанным трещинами скальным обнажением показались далекие очертания Юкка-вэли. Персис бросила взгляд вниз и заметила, как какой-то репортер навел на их летательный аппарат камеру. «Зачем он нас снимает? – подумала она. – Неужели ему что-то известно?» На данном этапе широкая гласность могла только повредить их грандиозному эксперименту, даже сорвать его, и Персис обеспокоилась не на шутку. Но потом подумала, что утечки информации просто не могло быть – и она сама, и все, кто имел отношение к эксперименту, были очень осторожны, а главное, все они – преданные идее единомышленники и никто из них не стал бы из-за денег или славы ставить под удар свое главное дело. Нет, скорее всего, это просто случайность… С этими мыслями Персис откинулась на спинку сиденья и впервые за много-много часов позволила себе почувствовать усталость. Она выполнила свою задачу. Ей удалось достать почти идеальное донорское тело. Скоро оно будет в Фениксе, а это означало, что проект, над которым все они так много работали, сможет продвинуться еще на один шаг.

11

Когда телерепортер Фред Арлин увидел огромный блестящий саркофаг, который какие-то люди выкатывали через боковую дверь, его точно что-то толкнуло.

– Готов спорить на что угодно, это везут в морг тело бедняги Уильямса, – проговорил он, ни к кому в особенности не обращаясь, и, взявшись за ручку висевшей у него на шее цифровой камеры, повернул ее таким образом, чтобы заснять короткий, в несколько секунд, сюжет о том, как громоздкий гроб вкатывают в грузовой отсек воздушной «скорой помощи». Потом похожий на меч-рыбу летательный аппарат взвился вертикально вверх, развернулся на сорок пять градусов и, слегка накренившись носом к земле, помчался на восток.

«Хотел бы я знать, почему Уильямса решили везти на «воздушке»? Ведь это чертовски дорого!» – спросил себя Фред. Ему было хорошо известно, что в подавляющем большинстве случаев тела казненных и умерших заключенных забирала из тюрьмы древняя колесная труповозка из Юкка-вэли.

Как и остальные представители журналистского корпуса, Фред уже больше четырех часов ждал появления Нормана Пауэлла. Разумеется, все, кто приехал сегодня в «Каньон Гамма», надели охлаждающие костюмы, но жара стояла просто убийственная, поэтому все репортеры поневоле собрались в тени импровизированного шатра, установленного их коллегами из государственных телесетей. Томясь от безделья, Фред взял в автомате пресс-службы тюрьмы цифровую инфокарту с описанием всех экзекуций за текущий месяц. Инфокарту он вставил в свои солнечные очки, на внутренней поверхности которых тотчас появились строки информационного бюллетеня. Единственным, что привлекло его внимание, была казнь Дуэйна Уильямса, да и то только потому, что Дуэйн убил какую-то девицу в Сан-Луис-Обиспо – родном городе Фреда. В любой сетевой газете от сообщения о казни Уильямса, скорее всего, отмахнулись бы, но Фред рассудил, что ему не худо бы попытаться выжать из этой новости какую-то пользу на случай, если Норман Пауэлл так и не появится. Хотя бы несколько строчек! Меньше всего Фреду хотелось возвращаться в редакцию с пустыми руками. В конце концов, ему только недавно вернули его государственную репортерскую лицензию, и он по-прежнему стеснен в средствах.

Подняв голову, Фред увидел направлявшегося к ним сотрудника тюремного пресс-центра.

– Ну наконец-то!.. – проворчал кто-то из журналистов.

– Я знаю, – начал сотрудник пресс-центра, – что вы все ждете Нормана Пауэлла. Он задерживается. О времени его прибытия мы объявим вам дополнительно, а пока… Сегодня утром в нашей тюрьме был казнен убийца Дуэйн Уильямс. Мать жертвы, присутствовавшая при казни, хочет сделать заявление для прессы. Если угодно, можете задать ей несколько вопросов.

Журналисты недовольно заворчали, но делать было нечего, и многие приготовились пройти внутрь административного здания. Фред лениво зевнул, выключил камеру и побрел следом за остальными. Он знал, что ни один уважающий себя репортер даже не подумает публиковать подобное интервью, но сдеть в помещении в любом случае лучше, чем потеть снаружи.

– Теперь мы можем жить дальше, – снова и снова повторяла мать жертвы, и ее голос эхом отражался от каменных стен похожей на пещеру комнаты без окон. Странные голубые глаза женщины перебегали с одного лица на другое, и в них таился вызов. В руке она держала карманный экран-проектор, на котором сменялись любительские снимки Дженнер Соннерс, сделанные на ее последнем, шестнадцатом дне рождения. У Дженнер было печальное лицо и какой-то растерянный взгляд. Решив сделать себе несколько копий, Фред выдвинул удлинительный кронштейн камеры и настроил объектив на максимальное увеличение, но рука матери слишком сильно дрожала, и снимки все время оказывались не в фокусе.

– Не трясите рукой, держите проектор неподвижно! – сердито крикнул кто-то из репортеров.

– Сегодня наша дочка была отомщена, – сказала Кейси Соннерс. – Долгое время нам снова и снова напоминали о том, что случилось с Дженнер у Каменистого ручья. Но теперь всё – мы можем жить спокойно. Наш срок закончился сегодня!

Со звуком как будто все нормально, подумал Фред, заканчивая снимать крупный план матери, обнявшей троих своих сыновей, и поспешил наружу, на стоянку, где сестра Дуэйна Уильямса решила сделать свое заявление.

Грудь Бобби Уильямс астматически вздымалась – так сильно она старалась донести до журналистов свое возмущение и гнев:

– …Пусть Бог простит народ штата Калифорния за то, что он сделал с моим братом. Я уверена, что он неповинен в том преступлении, за которое его приговорили к смертной казни. У Дуэйна была очень непростая жизнь, но он все равно старался жить достойно, и вот… вот как его вознаградили!

Потом муж обнял Бобби за плечи и увел к фургону, на котором они приехали.

«Вот оно как! – подумал Фред. – Заявления для прессы превратились почти что в высокое искусство. Можно подумать, все эти убитые горем бабы впадают в подобие гипнотического транса; иначе как объяснить, что все они произносят практически один и тот же текст?» Он очень сомневался в том, что речи, сплошь составленные из банальностей и избитых клише, попадут в эфир, однако попробовать все равно стоило. Опустив голову, Фред открыл крышку наручных часов.

– Дэн, ты на месте? – спросил он находящегося в Лос-Анджелесе выпускающего информационного отдела.

– Да. Пауэлл приехал?

– Пока еще нет.

– Господи, куда же он подевался?!

– Не знаю. Нам не говорят.

– А ты уверен, что спрашиваешь у тех людей? – сурово спросил выпускающий.

– Да! – с вызовом откликнулся Фред. – Послушай-ка, пока мы тут ждали, в «Гамме» казнили одного типа. Я сам видел, как летающая «скорая помощь» забирает труп. А я единственный, кто заснял и это, и две пресс-конференции, которые устроили мать жертвы и сестра казненного. Тебя это не интересует?

– А кого там казнили? Напомни-ка мне подробности дела.

– Казнили некоего Дуэйна Уильямса. Убийство Дженнер Соннерс, помнишь?.. В Обиспо. Насколько я слышал, доказательства его вины были довольно неоднозначными, но суд все равно приговорил его к смерти.

– Вот как? Впрочем, за пределами Лос-Анджелеса это никому не интересно. Присылай, если хочешь, только имей в виду: твоя запись не должна быть длиннее двадцати секунд, иначе она никуда не пойдет. Усек?

– Угу. – Фред поскорее захлопнул крышку часов, чтобы редактор не успел заметить его торжествующей улыбки, и почти бегом бросился к своему БМВ «Спидвей». Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто за ним не следит, Фред опустил противосолнечный козырек, за которым он держал пудру и гримировальную кисточку. Тщательно припудрив лоснящийся от испарины нос, он включил камеру, развернул ее объективом к себе и, пригладив волосы, встал таким образом, что главный вход в тюрьму оказался прямо у него за спиной. Через какое-то время безупречный двадцатисекундный сюжет был передан в Лос-Анджелес, и редактор нехотя поблагодарил Фреда.

– Продолжение нужно? – спросил Фред. – Мне кажется, я знаю, куда попал труп.

– Ладно, давай свое продолжение, – отозвался выпускающий. – И дай мне Нормана Пауэлла, черт тебя побери.

Прежде чем отправить в Лос-Анджелес следующий сюжет, Фред позвонил в морг, чтобы уточнить, во сколько прибыло тело Уильямса. Но тело еще не привозили. Тогда он позвонил в два других морга, но и там трупа не оказалось. Это было по меньшей мере странно, и Фред связался с пресс-центром тюрьмы. Там ему сказали, что согласно последней воле Дуэйна Уильямса его тело передано для медицинских исследований. Подробности носят строго конфиденциальный характер.

– Это почему же?.. – агрессивно осведомился Фред.

– Таковы правила, – был ответ.

Все бесполезно. Тупик. Фред немного подумал.

– Странно, – проговорил он наконец.

– Что же тут странного?

– Ну… не знаю. Наверное, то, что Уильямс решил добровольно передать свое тело для использования в каких-то медицинских экспериментах. Такие, как он, обычно не отличаются альтруизмом по отношению к обществу, которое приговаривает их к газовой камере или смертельной инъекции.

– Теперь, я думаю, мы никогда не узнаем, почему он так поступил, – сказал пресс-секретарь и отключился.

Фред слегка потер лоб. Его мозг напряженно работал. Почему бы, внезапно подумал он, не написать большую обзорную статью для «Метрополитена», самого респектабельного американского журнала, который – единственный в стране – до сих пор печатался на бумаге. Он назовет свою статью «Анатомия жизни после смерти» и подробно проследит путь Уильямса – вернее, его трупа – от тюремного зала экзекуций до переднего края медицинской науки. А что? Кажется, должно получиться достаточно интересно – особенно если подробно описать скрытый от широкой публики мир людей, работающих с трупами, раскрыть характеры патологоанатомов, врачей, исследователей… Никакой слюнявой сентиментальности – только факты плюс лаконичный и точный стиль. И если все получится, он сразу же окажется в обойме самых востребованных репортеров.

Тут Фред не удержался и тяжело вздохнул. Сколько блестящих идей, которых хватило бы на десяток журналистов, у него было и сколько из них он осуществил? До идей ли тут, когда приходится крутиться как заведенному, хватаясь за каждую мелочь, за обрыдлую поденщину, чтобы вовремя платить за квартиру и перезаряжать аккумуляторы шикарного автомобиля? И все же Фред не спешил выбрасывать из головы историю Дуэйна Уильямса. Интуиция подсказывала ему – в ней что-то есть. Кроме того, один его шапочный знакомый был приятелем редактора отдела новостей в «Метрополитене». Вдруг удастся опубликовать этот материал через него? Это вполне возможно, хотя пробиться в по-настоящему респектабельные журналы для богатых едва ли не труднее, чем бежать из подземного «Каньона Гамма».

В задумчивости Фред бросил взгляд в сторону пустыни, где росли редкие юкки. Их собранные пучками узкие, остроконечные листья напоминали широкие гофрированные воротники и манжеты каких-то безумных клоунов. Если не принимать во внимание занесенные песком развалины покинутых домов, пейзаж казался совершенно первобытным; Фред, во всяком случае, нисколько бы не удивился, заметив на дюнах следы динозавра. Почти все, кто жил в пустыне Мохаве, давно перебрались под землю. Целые города и поселки, не говоря уже об универсальных магазинах и торговых центрах, зарывались как можно глубже в песок, чтобы противостоять пронзительным ветрам и испепеляющей жаре. Лишь немногие города, как, например, Палм-Спрингс, отважно оставались на поверхности, бросая вызов ураганам и песчаным бурям, которые засыпали улицы пылью и мусором. А ведь было и по-другому… И, глядя на расстилающийся перед ним пустынный ландшафт, Фред невольно задумался о том, какой была жизнь в Юкка-вэли до того, как изменился климат. Он где-то читал, что некогда в этом районе было 180 великолепных полей для гольфа, орошавшихся за счет залегавших неглубоко водоносных слоев. Теперь же не осталось ничего, кроме песка и неприхотливых юкк.