Текст книги "Пробуждение"

Автор книги: Тина Дженкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

– Я уверен, что это очень вкусно, – сказал Нат, осторожно отделяя вилкой небольшой кусочек боботи. Похожее на резину южноафриканское блюдо оказалось и жестким, как резина, зато оно имело привкус настоящего мяса. Его, впрочем, почти полностью заглушали приправы: сладкий яичный соус, чатни, куркума, еще что-то. Многочисленные приправы соперничали друг с другом, наводя на мысль о кулинарном излишестве.

Разговор за столом был вежливым и немного неловким. Прислушиваясь к репликам сидевших рядом с ним людей, Нат пытался угадать их характеры и связывавшие их отношения. Персис была молчалива, сдержанна, но внимательна. Во всяком случае, каждый раз, когда Нат открывал рот, чтобы внести в общую беседу свой скромный вклад, она поощрительно улыбалась. Клер казалась человеком откровенным и простым, однако как только представилась возможность, она не удержалась от нескольких завуалированных выпадов в адрес Персис, которые, в свою очередь, вызвали у Гарта недовольную гримасу. Наблюдая за ними, Нат невольно спросил себя, уж не ревнует ли она мужа к генно-модифицированной богине. Что касалось Рика, то он откровенно наслаждался своей властью над собравшимися, однако Нат подозревал, что бросающаяся в глаза самодостаточность Персис не дает ему покоя. Последняя, таким образом, была в этой маленькой компании ключевой фигурой, определявшей поведение остальных.

– Скажи нам, какой твой любимый предмет в школе? – спросил Рик у Чарли, когда в разговоре возникла слишком уж продолжительная пауза.

– История, – без колебаний ответил мальчик.

– А что из истории нравится тебе больше всего?

– Чума.

– Вот не думала, что кому-то могут нравиться подобные вещи, – заметила Клер.

– А какая именно чума? – уточнил Рик.

– Та, которая разразилась на Восточном побережье в 2057 году.

– Почему же именно она?

– Мне очень нравится, как люди придумали избавляться от трупов! – выпалил мальчуган.

– Чарли! Чарли! – вмешалась Клер. – О таких вещах за столом не говорят!

– Он первый спросил! – с негодованием возразил мальчик.

– У нас в доме тоже есть чума, – заметила Сьюзен, с угрозой покосившись на брата.

Чарли в испуге округлил глаза.

– А также сибирская язва, – вмешался Гарт, с упреком глядя на дочь. – К счастью, эпидемии случаются редко, и они совсем не так опасны…

Этот небольшой эпизод, хотя и наполовину шутливый, заставил Ната задуматься о том, с чем ему предстоит столкнуться в ближайшие месяцы. Глядя на сидевших за столом людей, он пытался представить себе, какие колоссальные усилия потребуются от него, чтобы адаптироваться к новой жизни. Наверное, подумал он, это будет не легче, чем если бы он попал во времена Тюдоров, когда люди жили тесными общинами и не имели ни малейшего шанса спастись от чумы, которую могли принести вороны или крысы. Быть может, подумал Нат, и эти люди – люди будущего – стали столь же суеверны, как их предки из далеких эпох, и тоже поверили в дурные предзнаменования и в то, что только немедленная расправа с чужаком способна оградить их от страшных болезней. И, пытаясь заглянуть в собственное будущее, Нат испытывал глубокий страх при мысли, что навсегда останется для этих людей чужим – и этого будет достаточно, чтобы с ним захотели расправиться.

Не в силах совладать с собой, он резко встал из-за стола.

– Все в порядке, Нат? – спросила Клер.

– Да. – Он кивнул. – Можно мне воспользоваться ванной комнатой?

– Конечно. Она как раз напротив гостиной.

И Нат отправился искать туалет. По пути он проходил красиво обставленные, хорошо освещенные комнаты, вдыхая запахи множества ароматических свечей. Этот дом мог бы стать для него убежищем. Едва переступив его порог, Нат позволил себе ненадолго отдаться этим несбыточным мечтам, но теперь насыщенный приторно-сладкими ароматами воздух напоминал ему контору похоронных принадлежностей. А как легко убежище могло превратиться в усыпальницу! Для этого достаточно было, чтобы отравленный ветер подул не с той стороны!

В задумчивости он толкнул первую попавшуюся дверь, но это оказался не туалет, а гостевая спальня. Тем не менее Нат вошел и устало присел на краешек кровати.

Спустя какое-то время в дверь негромко постучали. Это была Персис.

– Как дела, Нат? – негромко спросила она.

– Здесь все какое-то… хрупкое! – вырвалось у Ната почти помимо воли.

– Что именно?

– Все. Весь ваш мир.

Персис опустилась на кровать рядом с ним.

– Каждому поколению приходится сталкиваться со своей реальностью и решать свои проблемы, Нат.

Повернув голову, Нат долго смотрел на правильное лицо Персис, на ее длинные ресницы и крошечную родинку на щеке. Она молода и очень хороша собой, но Нат, угнетенный своими мрачными мыслями, без труда представлял себе, как эта бархатная кожа покрывается трупными пятнами, а сгнившая плоть отпадает от костей, обнажая скалящийся череп. Было ли это предчувствием? Или его перевозбужденный, не до конца восстановившийся мозг порождал одно кошмарное видение за другим?

– Ты готов вернуться к столу? – спросила Персис.

– А это обязательно?

– Нет, но… Сегодня утром Клер удалось вне очереди купить клубнику. Она очень расстроится, если ты ее не попробуешь.

Они вернулись в сад, и Гарт собственноручно разложил клубнику по блюдцам. Каждому досталось всего по несколько неровных, скособоченных ягод. Глядя на них, Нат испытывал сильнейшее желание вскочить и бежать куда глаза глядят. Ему понадобилась вся его сила воли, чтобы остаться на месте и вести себя как подобает нормальному, воспитанному человеческому существу. Неизвестно, чем бы закончилась эта его борьба с собой, если бы Ната не отвлек радостный вскрик Чарли. Обернувшись, он увидел худого серого кота, который, совершенно игнорируя присутствующих, с важностью прошествовал через сад по направлению к кухне. Слава Богу, хоть коты не изменились, подумал Нат, провожая животное взглядом. Мистер Грей действительно вел себя как самый обычный кот, который проголодался и решил зайти домой, чтобы подкрепиться блюдечком молока.

– Ну, что ты скажешь о Нате? – спросила Персис, когда они с Риком возвращались домой.

– Что он насторожен и всего боится. Кроме того, он испытывает сильную эмоциональную привязанность к тебе.

Персис рассмеялась.

– Весь вечер он смотрел только на тебя.

– Нет, это я смотрела на него. Мне было интересно…

– Значит, вы смотрели друг на друга.

– Ба-а! Да ты никак ревнуешь?

– Ничего подобного.

– Ты ревнуешь, и не спорь.

Некоторое время оба молчали, упрямо глядя на дорогу. Потом Персис сказала:

– Нат для меня просто эксперимент. Удивительный, необычный эксперимент. Кроме того, я была с ним с самого начала, и то, что он привязался ко мне, а я – к нему, только естественно. Но это вовсе не значит, что он интересует меня в каком-то особом смысле…

Каждый раз, когда Рик выказывал ей свою ревность, это заставало Персис врасплох. Она знала, что некое собственническое чувство постоянно бурлит под маской его внешнего спокойствия и сдержанности. Еще в первые годы их супружеской жизни Рик несколько раз довольно резко отчитал ее за «неподобающее поведение», и Персис взяла за правило отзываться о поклонниках в пренебрежительном тоне, чтобы лишний раз не раздражать мужа. Но сейчас в душе у нее остался неприятный осадок. Ей казалось – она предала Ната, назвав его «экспериментом», пусть это и было сказано в шутку. В последнее время он стал для нее чем-то большим, чем незаурядной научной сенсацией, любопытным объектом исследования или пациентом. Но поняла это Персис только сейчас, и как ни странно, помогла ей в этом обостренная ревностью наблюдательность мужа.

Слегка повернув голову, она украдкой посмотрела на чеканный профиль Рика. Персис давно чувствовала, что отсутствие интереса к проекту с его стороны объясняется не только заботой о рентабельности предприятия, за которое он, как бизнес-директор, отвечал перед правлением корпорации. Правда, Рик не вмешивался в ее работу, но ей часто казалось, что на самом деле ему очень хочется, чтобы она оступилась. Сейчас Персис с горечью подумала, что, если бы она потерпела поражение, Рика это только бы порадовало. Похоже, чувство соперничества пустило в его душе такие глубокие корни, что он органически не переносил чужого успеха, не делая исключения даже для собственной жены.

– Как жаль… – пробормотала Персис вполголоса.

– Чего тебе жаль? – небрежно поинтересовался Рик.

– Что Нат потерял Мэри. Он действительно ее любил.

– Ах ты об этом! – Рик включил музыку.

45

– Значит, ты ужинал с боссом у него дома, – проговорил Монти обиженным тоном. – Ну и как тебе, понравилось?

– Это была весьма… познавательная поездка, – сухо ответил Нат, не желая вдаваться в подробности. Он уже понял, что вне работы члены группы общались довольно редко, и теперь Монти, вероятно, чувствовал себя обойденным оттого, что его не пригласили.

– Знаешь, – сказал он, резко меняя тему, – я тут подумал, что с тех пор, как я пытался покончить с собой, мы с тобой ни разу не поговорили начистоту.

– А о чем тут разговаривать? – Монти неопределенно пожал плечами.

– Я не знаю.

– У тебя, вероятно, имелись веские причины так поступить.

От его спокойного тона Ната покоробило.

– Значит, ты одобряешь мой… то, что я пытался сделать? – спросил он напрямик.

Монти смутился.

– Нет, но…

– У меня складывается впечатление, – проговорил Нат довольно резким тоном, – что, за исключением Карен, которая потеряла своих самых близких людей, вам всем недостает самой обыкновенной человечности! Что с тобой, Монти?! Может быть, это Купол так действует? Может, он стирает грани между тем, что хорошо, а что плохо, что высоко, а что низко? Человек, который не отличает одно от другого, действительно может чувствовать себя счастливым, но окружающим приходится с ним очень нелегко.

– Я… я не знаю, что и сказать, Нат. Все может быть, я точно не знаю. Я ведь как-то уже говорил тебе, что Купол мне не по карману.

– Допустим. Ну а чем ты занимаешься в свободное время, когда не сидишь здесь, со мной?

– Отсыпаюсь, главным образом. Еще болтаю с братом…

– И все? – Нат недоверчиво покачал головой.

– Ну, у меня есть и другие интересы…

– Например?

– Я каждый год участвую в фестивале рождественских световых фантазий. Мне, например, очень хочется, чтобы ты взглянул на мою новую скульптуру до того, как ее увидит широкая публика.

– Что ж, я сделаю это с огромным удовольствием, – сказал Нат. – А когда?

– Пока не знаю. Я… Поговорим потом, сейчас у меня много работы, – закончил Монти невнятной скороговоркой и поспешно вышел.

Глядя на закрывшуюся за ним дверь, Нат почувствовал себя виноватым. Завтра утром, решил он, первое, что он сделает, – это извинится перед Монти. Этот парень вел себя с ним очень мягко, терпеливо и по-доброму и ни в коем случае не заслуживал, чтобы с ним обращались подобным образом. С другой стороны, Нат не знал, сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к этим людям настолько, чтобы завязать с ними сколько-нибудь близкие отношения, – уж больно скучными, банальными, плоскими они ему казались.

Раздумывая обо всем этом, Нат бегал по коридорам, что он проделывал каждый день, чтобы восстановить свою физическую форму. Двадцать кругов (если только он не сбился со счета, потому что его мозг еще иногда «барахлил») он пробежал, даже не устав. Похоже, он не только восстановил форму, но и вышел на совершенно новый уровень атлетической подготовки. Раньше – в прежней жизни – Ната вполне устраивало собственное тело, и он по большей части следил только за тем, чтобы правильно питаться и не набрать вес, да и то не очень усердствовал. Он был слишком увлечен своей работой, поэтому на неблагоприятные перемены ему, как правило, указывала Мэри. Но сейчас она, пожалуй, осталась бы довольна. Во всяком случае, сам Нат почувствовал что-то вроде восхищения, разглядывая смуглую гладкую кожу, развитую, выпуклую грудь, рельефные, твердые мышцы живота, объемные бицепсы и прочее. Он все еще не привык к новому телу и не мог со всей определенностью сказать, нравится оно ему или нет, но по крайней мере он начинал его чувствовать.

– Похоже, я превращаюсь в самого настоящего «нарцисса», – мрачно пошутил вслух Нат.

Потом он решил принять душ. Намыливаясь, Нат снова подумал о доноре. Пожалуй, не меньше, чем увидеть фотографию Мэри, лица которой он по-прежнему не мог вспомнить, ему хотелось узнать, каким был человек, которому когда-то принадлежало это превосходное тело. В своем воображении Нат рисовал респектабельного, порядочного молодого человека, выходца из довольно состоятельной семьи, готового достойно нести ответственность, какую налагает на своих членов общество. Пытался он представить себе и обстоятельства, которые привели молодого человека к гибели. Нату сказали – он погиб в дорожной катастрофе. Что ж, бывает… Столкновение наверняка произошло не по вине донора, но волею судьбы именно он получил перелом шейных позвонков и скончался на месте. Размышляя об этом, Нат пытался вообразить себе людей, пришедших проводить молодого человека в последний путь, и прощальные речи, в которых говорилось о трагической случайности, безвременно оборвавшей жизнь такого молодого, многообещающего, талантливого человека. Кстати, были ли живы его родственники, когда произошла эта трагедия? Этого нельзя исключать, и Нат подумал, что сейчас они наверняка гадают, что же сталось с их любимым сыном или братом после смерти. Что ж, когда-нибудь он разыщет их и скажет им спасибо.

Опустив глаза, Нат посмотрел на свой пах и принялся осторожно его намыливать. Он старался действовать очень аккуратно, однако довольно скоро почувствовал, что его член непроизвольно напрягается. О Господи! Что, если этот парень – донор – был женат? Об этой возможности Нат еще ни разу не задумывался. Может быть, он оставил вдову, которая теперь из сил выбивается, чтобы прокормить детей. Помогают ли ей другие родственники? А «Икор»? Разве корпорация не должна выплачивать ей за тело что-то вроде пенсии? Или то была единовременная выплата?

Эти мысли заставили Ната задуматься о необычности и странности собственного положения, и эрекция пропала.

Выйдя из душа, он провел рукой по запотевшему зеркалу и услышал скрип стекла. Прежде этот звук никогда ему не нравился, и в других обстоятельствах Нат, наверное, поморщился бы, но сейчас он почти обрадовался, услышав этот знакомый, почти домашний звук. Домашний… Похоже, он и впрямь начинает приходить в себя.

И Нат пристально взглянул на себя в зеркало, словно желая убедиться, что депрессия действительно оставила его. Кольцевой шрам на шее стал тоньше и бледнее. На ощупь он по-прежнему довольно большой и грубый, но в зеркале почти не виден. Еще менее заметен тонкий, как паутинка, и к тому же скрытый густыми волосами хирургический шов на груди. На щеке появились одна-две лишние ямочки – очевидно, какой-то тканевый дефект, а за ухом Нат нащупал не то жировик, не то хрящ, которого раньше не было. Волосы на голове Ната нуждались в стрижке, да и брови тоже выглядели не очень опрятно, однако то, что они продолжают расти, заставило его испытать дрожь самого настоящего восторга. Значит, его плоть живет, клетки продолжают размножаться – и это несмотря на то, что его голова пролежала в жидком гелии больше шестидесяти лет! Нет, Карен права – это настоящее чудо. Он сам – чудо!

Надев пижаму, Нат вернулся в палату и снова – как нередко в последнее время – вспомнил о Мэри. Ей нравилось выщипывать у него из бровей «дикие», как она их называла, волоски. Эта не слишком приятная процедура даже стала частью их утреннего ритуала. Нат хорошо помнил, как стоял, опустив голову, словно терпеливая старая лошадь, а Мэри неодобрительно качала головой, цокала языком и, вооружившись пинцетом, принималась за работу, не переставая упрекать его в том, что он пренебрегает своей внешностью. Мэри вообще нравилось бранить его за что-то, а ему, в свою очередь, нравилось слушать ее в общем-то справедливые упреки. «Что подумают о тебе твои пациенты?» – сердито вопрошала Мэри чуть не каждое утро, и именно в эти моменты Нату казалось, что он начинает понимать – это и есть настоящий брак. Не свидания под луной, не страстные поцелуи, не безумный секс, а такие вот маленькие ритуалы, традиции, даже свой особый язык, в котором интимности и страсти скрыто больше, чем в самых изысканных ласках. И в переводе с этого языка все упреки Мэри означали только одно – что она любит его и не может без него жить.

– Я тоже тебя люблю… – прошептал Нат в тишине, и голос его предательски дрогнул.

46

Звонок был анонимным. Федеральное агентство бактериологической безопасности получало немало таких звонков и было обязано реагировать на каждый. При этом, разумеется, приходилось отделять зерна от плевел – владеющих подлинными сведениями добровольных информаторов от недовольных начальством лентяев.

Звонивший, принявший особые меры, чтобы его голос стал неузнаваемым, сообщил, что в фениксском филиале «Икор корпорейшн» ведутся эксперименты с незарегистрированным телом, которое было возвращено к жизни уже несколько месяцев назад.

Доктору Ким Эндрю сообщил о звонке младший офицер. Звонок поступил на так называемую «линию доверия», разумеется, оборудованную всеми устройствами, позволявшими идентифицировать абонента. В данном случае техника оказалась бесполезна: информатор был весьма осторожен и звонил с незарегистрированного аппарата. Записанный на магнитный диск голос несомненно принадлежал взрослому мужчине, однако это практически все, что удалось узнать о нем. Иными словами, следователи и агенты ФАББ вряд ли сумели бы вычислить этого человека, но существенного значения это не имело. Мужчина сказал, что возвращенное к жизни тело оказалось носителем бактериальной инфекции, а этого достаточно, чтобы ФАББ начало действовать. А как действовать – это уж хорошо известно. В свое время доктор Ким Эндрю дала доктору Баннерману возможность откровенно рассказать все, но он предпочел солгать… Что ж, пусть пеняет на себя. Теперь у ФАББ появились веские основания не только закрыть его проект, но и добиться полного запрещения подобных исследований на всей территории штата. А может, и других штатов… Как свидетельствовали только что вскрывшиеся факты, использование криотехнологий сопряжено со слишком большой эпидемиологической опасностью.

Один из подчиненных Ким старших офицеров без труда добился ордера на обыск в помещениях филиала «Икора», и вскоре оперативная группа ФАББ уже мчалась по Тагар-авеню к небоскребу из легированной стали и тонированного стекла. И это вознесшееся чуть не до небес здание в престижном районе Феникса, и сама «Икор корпорейшн» были в глазах Ким средоточием всего зла, какое только способны принести в мир раздутые гранты и персональные стипендии, предоставляемые талантливым, но безответственным ученым вроде Баннермана. Самой Ким приходилось прилагать титанические усилия, чтобы обеспечить нормальную работу отделения агентства, действовавшего подчас на грани публичного скандала. Ресурсов, в том числе финансовых, постоянно не хватало, а ответственность, лежавшая на Ким, поистине огромна.

Негромкий лязг гусениц армейских танков, двигавшихся во главе и в арьергарде колонны ФАББ, действовал на Ким успокаивающе. С каждой минутой она все больше утверждалась в правильности принятого решения. Сегодня же, думала Ким, с икоровскими экспериментами будет покончено: все лишнее и опасное они конфискуют и вывезут, а помещения опечатают, оставив в здании лишь минимум персонала, необходимого для работы в отделе эмбриогенеза и в лабораториях по выращиванию донорских органов. При удачном стечении обстоятельств ей, возможно, удастся добиться полной ликвидации филиала «Икора» в Фениксе. Правда, к проекту «Пробуждение» проявлял интерес сам президент, но закон есть закон, и он одинаков для всех.

А Гарт его нарушил.

О том, что у въездных ворот происходит что-то непонятное, Гарту доложил дежурный охранник. Выглянув в окно и увидев остановившиеся на улице танки Национальной гвардии, Гарт побледнел как полотно. Он сразу догадался, что это может означать. Не надеясь обвести Ким вокруг пальца во второй раз, Гарт поспешил снестись с адвокатами компании.

– Мне кажется, ты был с нами не вполне откровенен, – сказала доктор Эндрю и так взглянула на Гарта своими серо-голубыми глазами, что он мгновенно понял – запираться бесполезно.

– Я… я как раз собирался сообщить… – пробормотал он срывающимся голосом. Во рту у него пересохло. Гарт попытался сглотнуть, но не смог.

– Как давно вы вернули его к жизни? – резко спросила она. Ей хотелось знать, скажет ли Гарт правду, или он собирается лгать и дальше.

– Пять месяцев… В общем, около того…

– Почему, черт побери, ты ничего не сказал мне в прошлый раз? Ведь я пошла тебе навстречу, а ты… Ты что, не понимаешь, чем я рискую?! – Ким буквально трясло от ярости.

– А что мне оставалось делать? Если бы я все тебе рассказал, вы бы сразу закрыли проект, а тело конфисковали. И оно погибло бы уже через неделю – ведь у вас нет ни достаточной квалификации, ни особого желания поддерживать в нем жизнь, не так ли? Пойми, Ким, это тело… этот человек – настоящая научная сенсация. Мы и сами не ожидали, что он выживет, но это случилось. Ты должна понять – у меня не было другого выхода. Как всякий настоящий ученый, я должен был довести дело до конца.

– А почему ты решил, что мы непременно конфискуем тело? – Еще один вопрос-тест, который, как лакмусовая бумажка, должен показать степень искренности Гарта.

– Потому что тел… этот человек заболел. Старая инфекция… Еще из тех времен.

– Вот почему эти ваши фокусы с оживлением древних трупов так опасны, – назидательно сказала Ким Эндрю. – В общем так, Гарт: тело мы забираем, а ваша лаборатория закрывается. Извини, но поступить по-другому я не имею права.

– Но ведь теперь он совершенно здоров и не представляет никакой опасности!

– Вот как? Интересно узнать, как вы этого добились?

– Очень сильный организм. Он боролся намного активнее, чем мы ожидали. Кроме того, мы получили из Европы антибиотик, который прекрасно подействовал… – Гарт говорил, а сам пытался сообразить, кто сообщил о Нате в Федеральное агентство. Может быть, кто-то из уволенных работников? Или это Центр контроля заболеваемости сумел напасть на след партии нелегальных антибиотиков?

– Ну, о том, здорово это тело или больно, предоставь судить мне, – холодно сказала Ким.

– Могу я, по крайней мере, поговорить с ним перед тем, как вы его заберете?

– Оно еще и разговаривает?!

– Ходит, разговаривает, думает… Черт побери, Ким, ты прекрасно понимаешь, что это уже не «тело» и не лабораторное животное. Это полноценный человек – такой же, как мы с тобой. И я знаю много людей, которые очень огорчатся, если с Натом – его зовут Нат – что-нибудь случится.

– А-а, президент и компания… – Ким Эндрю покачала головой. – Об этом надо было беспокоиться раньше, Гарт. До того, как ты принял решение солгать мне.

– По крайней мере, постарайтесь изолировать его от окружающей среды.

– Это будет зависеть от того, какими возможностями мы на данный момент располагаем.

– Ким, прошу тебя… пожалуйста! Не подвергайте его опасности только потому, что я… потому что мы держали вас в неведении. Нат нуждается в полной изоляции. Он может оказаться очень чувствителен к некоторым видам современных инфекций. Я ведь знаю, что представляет собой ваш карантин. Люди попадают туда здоровыми, а обратно… вообще не выходят. Никогда.

– Твое мнение о нашей работе меня совершенно не интересует.

– Разреши мне хотя бы поговорить с ним… Я должен подготовить Ната к тому, что его ждет.

– Сколько угодно… – ответила доктор Эндрю, пародируя насмешливую любезность Гарта, памятную ей по прошлой встрече.

– Привет, Гарт. Еще раз спасибо за прошлый вечер, – сказал Нат, поднимаясь с койки навстречу врачу. – Как дела?

– Скверно. У нас возникла большая проблема.

– Какая? Что-нибудь с Сьюзен?

– Нет. С ней-то как раз все в порядке. Тут другое… Существует некая государственная служба, которая называется Федеральное агентство бактериологической безопасности…

– Да-да, я припоминаю… Оно было создано еще в 1940 году для борьбы с полиомиелитом. Я как-то имел с ними дело в Лос-Анджелесе, когда пытался справиться со вспышкой туберкулеза.

– Гм-м… – Гарт неловко откашлялся. – Видишь ли, с тех пор положение несколько изменилось. Теперешнее ФАББ обладает гораздо большей властью, чем в твое время, и его руководство пронюхало о тебе. Агентство очень недовольно, что мы не поставили его в известность о твоем существовании и… Короче говоря, его сотрудники сейчас здесь. Они собираются забрать тебя в карантин при местном отделении агентства и взять кое-какие анализы, чтобы убедиться, что ты не носитель какой-нибудь опасной инфекции. Извини, Нат, но боюсь, это будет не слишком приятно…

– А почему вы ничего не рассказали обо мне агентству?

– Из-за вирусного воспаления легких, которым ты заболел в процессе твоего оживления. Мы собирались сообщить о тебе в установленном порядке после того, как ты выздоровеешь.

– И что меня ждет? – Нат, который успел присесть на койку, снова поднялся.

– Тщательное бактериологическое исследование. Разумеется, мы попробуем добиться, чтобы нам разрешили сопровождать тебя, но из этого может ничего не получиться.

– Почему?

– Потому что… Именно это я имел в виду, когда говорил, что ФАББ наделено большой властью. Там тебе будут задавать много вопросов и… возможно, что с тобой будут обращаться не слишком вежливо – у местного филиала агентства довольно скверная репутация. Мой тебе совет, Нат: если вопросы, которые тебе зададут, покажутся тебе неприятными или слишком, гм-м… острыми, говори, что ничего не помнишь. И вообще, чем меньше ты расскажешь агентству, тем лучше для всех, и в первую очередь – для тебя. Я… Мне ужасно жаль, что так вышло. На нас кто-то донес.

Это было все, что Гарт успел сказать. Шестеро охранников в биозащитных костюмах вошли в лабораторию и повели Ната к дезинфекционным камерам. Гарт и Персис шли следом и пытались на ходу давать ему советы. В дезинфекционной сотрудник агентства велел Нату надеть особый изолирующий костюм, предназначавшийся для потенциальных вирусоносителей. Пока Нат переодевался, Персис, напустив на себя грозный вид, несколько раз напомнила представителям агентства, что адвокаты «Икора» немедленно начнут добиваться разрешения на свидание с пациентом и что, пока такое разрешение не будет получено, с Натом не должно случиться никаких неприятных происшествий. Гарт удрученно молчал и только кивал. Рик так и не появился, хотя Нат и подумал, что как директор филиала он непременно должен быть поблизости.

Потом несколько оперативников в дыхательных масках, закрывавших лица, втолкнули Ната в десантное отделение одного из броневиков и сели рядом. Захлопнулась тяжелая дверца, и машина тронулась.

За весь путь никто не проронил ни слова. Потом Нат услышал, как открываются тяжелые автоматические ворота. Броневик въехал в какой-то двор и остановился. Ната выволокли из машины и ввели в длинную комнату без окон, вдоль стен которой, как в спортивной раздевалке, стояли одежные шкафчики и длинные скамьи. Охранники сразу вышли, оставив его одного.

– Снимите спецкостюм и маску и положите в пластиковый мешок, – онесся из встроенных в стену репродукторов чей-то неприятный голос.

– Я хочу знать, что происходит! – крикнул в ответ Нат, оглядываясь по сторонам.

– Снимите костюм и маску, иначе нам придется сделать это силой.

Нат подчинился. В комнате пахло затхлостью, сырым деревом и потом, благодаря чему сходство с раздевалкой во второразрядном спортивном клубе еще больше усилилось.

– Пройдите в конец комнаты и ждите у двери.

И снова Нат сделал как ему было велено. Ничего другого ему просто не оставалось. Наконец дверь, возле которой он стоял, автоматически открылась, и Нат шагнул во влажную темноту. Тут же откуда-то сверху на него хлынули потоки воды с добавлением резко пахнущей дезинфицирующей жидкости. Душевая освещалась только крошечной голубоватой лампочкой под потолком, при свете которой Нат различил каталку, на краю которой лежали мыло и какое-то подобие больничного халата.

– Вымойтесь… Наденьте халат… Ложитесь на каталку… – Команды следовали одна за другой, но Нат решил, что ничего не добьется, если будет сопротивляться или попытается бежать. От мыла тоже резко пахло дезинфекцией, к тому же на ощупь оно было зернистым, как пемза. Тем не менее Нат добросовестно намылился, потом смыл пену и, накинув халат, улегся на холодную металлическую каталку. Тотчас раздался скрип плохо смазанных железных петель, и два санитара в защитных костюмах вывезли каталку в соседнюю комнату.

– Погляди на его шею! – сказал один.

– Вылитый Франкенштейн, – откликнулся другой.

Луч яркого света, ударивший прямо в глаза, на мгновение ослепил Ната.

– Раздвиньте ноги и поверните руки ладонями вверх. Сделайте три глубоких вдоха и расслабьтесь. Не пытайтесь сопротивляться зондирующим устройствам – это может вам повредить.

Над каталкой навис какой-то причудливый прибор, слегка похожий на осьминога. Его многочисленные щупальца с жужжанием приподнялись, словно изготовившись для атаки. На конце каждого щупальца поблескивала игла, зонд или щипцы. Раздалось жужжание сервомоторов, негромкий металлический лязг, и щупальца опустились, с разных сторон вонзаясь в его плоть, чтобы взять образец ткани или крови. Исследование продолжалось несколько минут, потом щупальца так же дружно отступили и зависли над самой его головой.

– Перевернитесь на живот, раздвиньте ноги, делайте три глубоких вдоха и расслабьтесь.

И снова все повторилось. Нат невольно охнул, когда длинная и острая игла вонзилась в шею у самого основания черепа. Второй зонд вошел в позвоночник в районе поясницы. Насколько Нату известно, такая операция, как люмбальная пункция, требует наркоза или хотя бы местной анестезии. Холодный металлический зонд вошел в его прямую кишку. «Осьминог» брал биопробы, и Нат, не выдержав, закричал от боли.

В конце концов бестелесный голос велел ему лечь на спину. К самому его лицу придвинулся блестящий металлический цилиндр с узкой щелью во всю длину. Из щели лился яркий голубой свет, и Нат догадался, что это какой-то сканер. В отличие от магниторезонансных томографов его эпохи этот прибор работал совершенно бесшумно и достаточно быстро, что Нат воспринял с огромным облегчением.

– Встаньте и вернитесь в душевую.

Нат попытался слезть с каталки, но обнаружил, что голова кружится, а ноги подгибаются.

– Я… не могу! – негромко проговорил он, но никто не поспешил к нему на помощь. Не было даже санитаров, которые сравнили его с Франкенштейном. В конце концов Нат несколько пришел в себя и сумел встать. Спереди на его теле остались следы от десятка диагностических пункций и проколов. Что делается сзади, он видеть не мог, но чувствовал, как по спине течет кровь. Анус тоже кровоточил.