Текст книги "Пробуждение"

Автор книги: Тина Дженкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Лос-Анджелес

26

Самая большая чашка ароматного, крепкого кофе! И горячего… Такое обещание дал себе Фред, чтобы легче было встать с постели. Не просто большая чашка – огромная! Он сходит в супермаркет, купит пакет кофейного суррогата, заварит в специальной машине и засядет за компьютер, чтобы отыскать в Сети новые материалы для статьи о теле Дуэйна Уильямса. Отличный план, решил Фред. Главное, не отвлекаться на постороннее.

Но когда он вернулся из супермаркета и бросил кофе в машину, ему вдруг пришло в голову, что неплохо бы немного прибраться. Это как раз то, что Фред называл «отвлекаться на постороннее», но справиться с собой было невероятно трудно.

– Лентяй чертов! – обругал себя Фред, когда полтора часа спустя все-таки оказался перед компьютером. Начал он с того, что связался по очереди со всеми станциями воздушной «скорой помощи» в Юкка-вэли и довольно скоро выяснил, какая из них обычно обслуживала тюрьму «Каньон Гамма». Позвонив туда, Фред спросил, куда именно было доставлено тело Дуэйна Уильямса. Молодой человек, с которым он разговаривал, сказал, что имена им обычно не сообщают, поэтому Фред назвал ему число. Заглянув в архивный файл, молодой человек подтвердил, что в тот день «воздушна» действительно забирала из тюрьмы тело казненного, но куда его отвезли, он сказать отказался.

– Скажите хотя бы, кто оплатил перевозку? – не сдавался Фред.

– Если нам нельзя сообщать посторонним, куда мы отвозим тела, мы тем более не можем называть заказчика, – отрезал молодой человек и отключился.

Тогда Фред связался со своим информатором в службе контроля воздушного движения и спросил, зарегистрирован ли у них такой-то рейс «скорой». Информатор перезвонил ему довольно быстро. Да, такой рейс был. Конечный пункт назначения – Феникс.

– А ты кое-что можешь, если постараешься, – похвалил себя Фред, закончив разговор. – Всего-то пару часов потрудился, а уже узнал пункт назначения!

Потом он извлек из Интернета список медицинских компаний и институтов в Фениксе и его окрестностях и начал обзванивать их по порядку, задавая всюду один и тот же вопрос: какая именно отрасль медицины является для данной компании профилирующей. Порой ему приходилось пользоваться уже полученной информацией, чтобы произвести на собеседника впечатление человека сведущего, и иногда этот фокус срабатывал. Где-то ему охотно давали необходимые сведения, где-то – нет, но никто не признался в том, что работает с трупами.

Тогда Фред снова позвонил на станцию воздушной «скорой помощи» и, воспользовавшись тем, что на этот раз ему ответил другой человек, назвался сотрудником службы розыска потерянного багажа из Феникса, который якобы пытается вернуть некоему пилоту его сумку. Объяснив, что сумка эта числилась в списках пропавшего багажа на протяжении семи месяцев, но нашлась только недавно, он назвал собеседнику дату и номер рейса, а потом притворился, будто читает с экрана компьютера номер квитанции. Когда его попросили назвать имя заявителя, он сказал, что не может разобрать запись в журнале сообщений и что он вообще только что заступил на дежурство. Разыгрывать лень и равнодушие Фреду было легко, и его собеседник ничего не заподозрил. Пообещав непременно передать сообщение, представитель «скорой помощи» дал отбой.

На следующий день Фреду перезвонил пилот Джей Руби, который, разумеется, сказал, что не помнит, чтобы он оставлял в Фениксе какой-либо багаж. Тогда Фред откровенно признался, что он выдумал эту историю исключительно для того, чтобы его сообщение непременно передали Джею. По опыту он знал, что люди обычно воспринимают подобные признания двояким образом. Одни сразу бросают трубку, другие же решают, что имеют дело с честным человеком (еще бы! ведь он сам признался, что вынужден был прибегнуть ко лжи). Джей Руби принадлежал ко второй категории. Он не только не отключился, но и спросил, зачем Фреду это понадобилось. Тогда журналист рассказал, что пишет статью о частной авиации, а мистер Руби, как ему стало известно, слывет одним из самых квалифицированных и опытных пилотов штата (подобное предположение, приправленное хорошо рассчитанной порцией лести, выполняло функцию наживки, на которую рыбка клевала в девяноста девяти случаях из ста). Нельзя ли, добавил Фред, поговорить с Джеем о его работе.

Вечером того же дня Фред сворачивал на обсаженную пальмами пыльную улочку на окраине Риверсайда – городка, который с некоторой натяжкой еще мог сохранять статус наземного, хотя большинство городов, расположенных в глубине континента, уже давно ушли под землю. Жители Риверсайда явно гордились таким положением дел и даже пытались как-то облагородить городской ландшафт, невзирая на постоянные сильные ветры, засыпавшие песком каждую ямку, каждую трещинку в мостовой.

При виде этой улочки Фреда охватило уныние. Он легко мог представить, как сам сидит на веранде одного из домов и, закинув ноги на перила, праздно размышляет, не съездить ли ему в Палм-Спрингс или Кабазон, когда немного утихнет ветер.

Дверь ему открыл невысокий коренастый мужчина с коротким ежиком седых волос.

– Вы Джей Руби? – спросил Фред.

Мужчина кивнул:

– А вы Фред? Я узнал вас, видел по телевизору… Проходите, пожалуйста.

Джей провел Фреда через дом во внутренний дворик. Несмотря на то что двор был затенен кронами пыльных пальм, горячий неподвижный воздух обжигал легкие. Фред заметил, что кто-то осторожно следит за ним сквозь жалюзи кухонного окна, и решил, что это, вероятно, жена Руби.

Поскольку пилот не предложил ему выпить, Фред перешел к делу. Начал он со лжи.

– Как я уже говорил вам, – сказал он, – я пишу статью, посвященную частной авиации…

Почти четверть часа они обсуждали, как Джей возил в Сан-Диего одного бизнесмена и как обслуживал группу торговцев антиквариатом, регулярно путешествовавших из Сан-Луис-Обиспо в Сан-Франциско и обратно. От скуки Фред готов был завыть в голос, однако каким-то чудом ему удавалось сохранять на лице выражение искренней заинтересованности.

– Скажите, а приходилось ли вам перевозить какие-нибудь… необычные грузы? – спросил он, надеясь вывести Руби на нужную тему. В ответ пилот завел длиннейший рассказ о том, как он доставлял в ветеринарный институт попавших в беду животных. И снова Фреду пришлось притворяться, будто ничего интереснее он в жизни не слышал. Воспользовавшись моментом, когда Джей Руби остановился, чтобы перевести дух, он двинулся напролом:

– Я знаю, что в прошлом году вы летали в Феникс. Что это был за рейс?

– В Феникс, в Феникс… – Пилот любовно провел рукой по голове, словно наслаждаясь приятным ощущением, рождавшимся в ладони от соприкосновения с коротко подстриженными волосами. – Ах да, Феникс! – воскликнул он и прищелкнул сухими, потрескавшимися пальцами. – Вы правы, это действительно был необычный полет. Я вез тело – тело казненного преступника. Как я только мог забыть об этом случае!

– Память – странная вещь, – заметил Фред самым светским тоном. – Но, может быть, вы все же припомните какие-то подробности?

– Я помню, что тело находилось в большом металлическом гробу. Чтобы погрузить его в салон, пришлось даже снять часть сидений.

– Вам часто приходится бывать в этой тюрьме?

– Вовсе нет. Я был там в первый и единственный раз, но знаю, что некоторые мои знакомые иногда летают в «Каньон Гамма». Воздушную «скорую» вызывают, когда кто-то из заключенных серьезно заболеет. Но трупы «воздушка» не возит – не выгодно, сами понимаете. Так что это, наверное, единственный случай.

– Вы не помните, кто сопровождал этот… гроб? – поспешно спросил Фред, чтобы не дать Джею задуматься о том, насколько странным был этот его полет.

– С ним летели двое – мужчина и женщина. Я их не запомнил, к тому же они почти не разговаривали ни со мной, ни друг с другом.

Фред заранее выписал себе названия четырех крупнейших медицинских компаний Феникса, которые, по его подсчетам, могли позволить себе оплатить дорогостоящую воздушную перевозку.

– Кто нанял вас для перевозки трупа? – спросил он. – Какая медицинская фирма? Может, это был «Медикорпс»?

– Точно не знаю, но вряд ли. – Руби покачал головой и снова погладил себя по затылку.

– «Хоффман Ла Рош»?

– Нет, не она. Этих ребят я хорошо знаю – приходилось с ними сотрудничать.

– «Адрон индастриз»?

– Нет, не они.

– «Икор корпорейшн»?

– А вот это может быть… Почему вы спрашиваете?

– Довольно любопытное совпадение получается, – проговорил Фред. – Я собирался упомянуть об этой фирме в своей статье, так как она выращивает искусственные донорские органы – почки, сердца и прочее – и рассылает их по всей стране.

– Вообще-то я записываю своих клиентов, – сказал Руби. – Если хотите, могу посмотреть, кто нанимал меня в тот раз.

– Конечно хочу, – кивнул Фред.

Джей Руби поднялся и пошел в дом. Пока он отсутствовал, Фред от нечего делать разглядывал почти засохшую бугенвиллею у стены, потом перевел взгляд на кухонное окно и заметил, как жена Руби поспешно отступила в глубь дома. Какое-то время спустя изнутри послышался приглушенный разговор, но слов Фред разобрать не смог, как ни прислушивался.

Когда Руби снова появился во дворе, Фред интуитивно почувствовал, что ему вот-вот покажут на дверь.

– Прошу прощения, – сказал пилот, – но я ничем не могу вам помочь.

– Ничего страшного, – ответил Фред, вставая. – Вы и так мне очень помогли.

Джей Руби шумно выдохнул, надув щеки.

– Значит, это все-таки был «Икор»? – небрежно спросил Фред, не в силах совладать с искушением немного поддразнить этого туповатого увальня. Джей Руби принадлежал к людям, которые не любят и не умеют лгать, и хотя сейчас он отрицательно покачал головой, Фред был уверен, что не ошибся. Теперь он знал, куда отвезли тело Дуэйна Уильямса.

Феникс

27

Шагая по коридору к палате-лаборатории, они ясно слышали доносящийся из наблюдательной комнаты гул голосов. Порой казалось даже, будто там идет шумная вечеринка. Наблюдать за пробуждением собралась вся команда: лаборанты, санитары, техники – в том числе и те, кто сегодня свободен от дежурства. Что и говорить – событие из ряда вон выходящее, и Гарт почувствовал, как вспотели ладони в перчатках биозащитного костюма. Откровенно говоря, ему не особенно улыбалось работать на глазах у такого множества людей – в конце концов, он ученый, а не фокусник на арене, – однако Гарт подумал, что удалить их сейчас – учитывая количество сверхурочных часов, потраченных ими на уход за пациентом, – было бы с его стороны черной неблагодарностью.

Оказавшись в палате, Гарт дружески приветствовал коллег и ассистентов, потом кивнул в знак того, что можно начинать. К этому моменту почти все наноботы, неустанно трудившиеся над восстановлением клеток мозга и проводящих нервные импульсы путей, были дезактивированы, а их функции приняли на себя химические нейромедиаторы. Теперь Монти отключил последнюю группу нанокомпьютеров. Тело чуть заметно вздрогнуло, а его дыхание стало неглубоким, прерывистым.

– В чем дело? – резко спросил Гарт и почувствовал, что нервничает больше, чем обычно.

– Все в порядке, – отозвался Монти, проверив данные по экрану монитора. – Организм адаптируется к изменениям.

Воцарилось длительное молчание. Все, кто находился в лаборатории и наблюдательной комнате, напряженно вглядывались в лицо пациента, ожидая каких-то признаков движения. Только Персис не отрывала взгляда от своего трехмерного интравизора. В первые секунды после отключения последних наноботов активность нейронов сразу упала больше чем наполовину, но сейчас она наблюдала нарастание полиритмического взаимодействия между различными отделами головного мозга, причем на этот раз процесс обмена нервными импульсами имел естественную, а не стимулированную природу.

– Мне кажется, он собирается что-то предпринять – возможно, пошевелить рукой, – сказала Персис, пристально вглядываясь в рисунки темпоральных структур. Прошло, однако, довольно много времени, а пациент продолжал лежать абсолютно неподвижно.

– Наверное, я ошиблась, – добавила Персис.

Но когда все уже потеряли надежду своими глазами увидеть первую физическую реакцию пациента, его горло внезапно дрогнуло. Он попытался сглотнуть, хотя для этого от него потребовались почти титанические усилия. В следующую секунду пациент медленно облизал губы и сделал попытку открыть глаза. При этом у Гарта сложилось впечатление, что новая нервная система управляет только половиной лицевых мускулов.

– Смачивайте ему губы, – распорядился он. – Постоянно!

– И пусть кто-нибудь наконец его причешет, – добавила Персис, искоса поглядев на Монти.

– Я все время его расчесываю, – возразил тот. – Но у него очень непослушные волосы.

– Что ж, будем надеяться, что сам мистер Шихэйн окажется послушным мальчиком, – заметил Гарт.

Они замолчали, увидев, как рука пациента медленно поднимается и ощупывает повязку на горле.

– Итак, я была права, – сказала Персис.

– А мы только что вошли в историю, – добавил Гарт хриплым от волнения голосом. – На наших глазах сигнал возбуждения беспрепятственно прошел от мозга до руки, и рука отреагировала, совершив физическое действие. Теперь я могу точно сказать – наш Спящий проснулся!

Губы пациента внезапно растянулись в мучительной гримасе, из горла исторгся протяжный и жуткий не то хрип, не то стон. Чем-то этот звук напоминал протестующий скрип мебели, которую волоком тащат по деревянному полу. Еще не до конца открывшиеся глаза вылезли из орбит, спина изогнулась дугой, а мышцы точно окаменели, сведенные сильнейшей нервной судорогой. Ни один человек не смог бы забыть этого первого беззвучного вопля, этого выражения безмерного ужаса, застывшего в выпученных глазах.

Конечности тела начали непроизвольно подергиваться.

– Тонические судороги! – воскликнула Персис.

– Нужно ввести противосудорожный препарат, – подсказал Гарт.

Наклонившись над пациентом, Персис попыталась просунуть пальцы ему в рот, чтобы вытянуть язык, но как раз в этот момент он с силой сомкнул челюсти. Персис вскрикнула и отскочила. Чтобы удержать тело неподвижным, понадобилось четверо сильных мужчин; только тогда Монти сумел сделать инъекцию.

– Ну вот, теперь все будет в порядке, – проговорил он, убирая автоматический шприц. – Ты просто еще не готов жить в этом мире, дружище. Но не волнуйся – ты подготовишься, а мы тебе поможем. А сейчас – спи.

– Дай-ка я посмотрю, что у тебя такое, – проговорил Гарт и взял Персис за укушенную руку.

– По-моему, он прокусил перчатку, – ответила она плачущим голосом.

– И кожу тоже, – покачал головой Гарт. – Знаешь, тебе лучше заняться этим как можно скорее.

Персис неуверенно переступила с ноги на ногу.

– Отправляйся! Сейчас же! – приказал Гарт. – А ты, Монти, как следует застегни ремни. – Склонившись над пациентом, он негромко добавил: – Мы рады снова видеть вас среди живых, доктор Шихэйн.

Тело не ответило, но в его неподвижных глазах промелькнула какая-то искра.

Книга вторая
Перевоплощение

…Здесь в каждом спит слепое убежденье,

Что прожитая жизнь была полна любви.

Филип Лэркин (1922–1985)

28

– МЭ-Э-Э-Э-РИ-И-И-И!!!

Нат с трудом приоткрыл один глаз. Казалось, под пересохшие веки насыпали песку, и теперь он скреб и царапал глазные яблоки. Над самым его лицом горела лампа – матовый светильник, забранный металлической решеткой, вокруг которого распространялось жемчужно-белое сияние. Потом у него заболело левое колено. Боль была внезапной и острой, и он попытался согнуть ногу, но у него ничего не вышло. Тогда Нат попробовал пошевелить другими частями тела. С огромным трудом ему удалось повернуть голову примерно на дюйм в сторону смотрового окна.

– МЭ-Э-РИ!!!

Он не услышал звука. Все тело ныло и болело, словно он заключен в тесную стальную клетку. Он слышал, как врач называл его состояние «псевдокомой». Когда это было? Вчера? Неделю назад? Чувство времени исчезло, и он не знал, сколько прошло дней. Зато он хорошо знал, что имел в виду врач. Ствол головного мозга, в котором расположены двигательные центры, поврежден массированным кровоизлиянием, так что теперь он мало чем отличается от далеких предков человека, которые барахтались в прибрежном иле, даже не помышляя о том, чтобы выползти на сушу. Моллюск… Или даже хуже – растение. Все члены как будто налились горьким ядом и отказывались служить. Он почувствовал, как к горлу подступает паника, и снова беззвучно закричал:

– ПОМОГИТЕ! КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА!!!

Но никто не шел, и понемногу он успокоился и попытался вспомнить, как он оказался в этой комнате без окон. В памяти снова всплыло слово «псевдокома». В его времена это называлось «синдром запертого человека». Как посмел врач произносить это слово в присутствии больного, в особенности больного, который разбирается в медицине? Худший прогноз трудно себе представить. «Синдром запертого человека» означал ясное сознание при полной утрате двигательных функций и речи – сохраняется разве что функция отдельных глазодвигательных мышц, да и то не всегда. Впрочем, больные с этим синдромом все равно долго не жили… А кстати, почему все, кто к нему заходит, одеты в костюмы, похожие на противочумные? Он что, заразен?

С трудом приподняв руку, Нат уронил ее на грудь. Отлично! Если он может двигаться, следовательно, его мозговой ствол функционирует и ни о какой псевдокоме не может быть и речи. Потом его пальцы нащупали повязку, а под ней – операционный шрам: неровную, выпуклую дорожку уплотненной кожи, спускавшуюся вдоль грудины к животу. Может быть, у него был сердечный приступ, за которым последовал инсульт? Но ведь ему только тридцать семь, и он в неплохой физической форме!

Нужно учесть все возможности, подумал Нат. Может быть, ему недолго осталось. Может, он уже мертв и лежит на мраморном столе в морге, в то время как его душа, прежде чем отлететь, воображает эту комнату и даже эти его мысли…

«Интересно, – спросил себя Нат, – есть у меня номерок на ноге или нет?»

Он попытался приподнять голову, чтобы посмотреть на пальцы ног, но почувствовал острую боль в шее. Ощущение, впрочем, было довольно странное, как будто боль существовала отдельно от тела.

Что-то зашуршало над самым ухом, но Нат никак не мог понять, что. Медленно, с усилием, он сдвинул руку выше и коснулся толстой эластичной повязки, под которой прощупывался еще один операционный шрам. Шрам шевелился, словно живя своей собственной жизнью, и Нат снова почувствовал, как в нем нарастает ужас. Он попытался крикнуть, но, как и в прошлые разы, не издал ни звука.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дверь распахнулась и в палату вошла молодая чернокожая женщина. Пристально посмотрев на него, она уселась в ногах его постели. Если бы Нат мог говорить, он бы обругал ее последними словами за то, что она оставила его одного. Если она только действительно его оставила. Не исключено, что перед ним ангел Господень, который специально спустился с небес, чтобы унести его с этой земли.

– Привет, Нат, меня зовут Хармони, – сказала негритянка чуть хрипловатым, низким голосом, и ему захотелось дотронуться до нее, чтобы убедиться, что она реальна, что он ее не вообразил. – Я – твой физиотерапевт. Каждое утро я буду приходить, чтобы помочь тебе сделать небольшую зарядку.

Нат был уверен, что никогда раньше не видел эту женщину.

Тем временем Хармони расставила на металлическом подносе несколько флаконов и, выдавив на перчатки немного массажного крема, стала размазывать его по тонкому латексу. Потом она откинула в сторону одеяло, согнула его ногу в колене (Нат испытал невероятное облегчение) и стала втирать крем ему в кожу, одновременно то сгибая, то снова вытягивая ногу. Наверное, подумал Нат, он все-таки жив, если чувствует все это, однако его не оставляло странное ощущение, что это не его нога. Он, во всяком случае, не помнил, чтобы его ноги были такими худыми и желтыми. Должно быть, он сильно похудел… но откуда эта желтизна? Может, в довершение всего, у него желтуха? О, бедная его печень!

Чтобы не потерять сознание, Нат стал думать о ее имени. Хармони, или Гармония… В переводе с греческого, кажется, это слово означает полную согласованность, стройность в сочетании звуков, красок, душевных устремлений и нот в музыке. В музыке… «Кто согласует эти разногласья?..»77
  У. Шекспир. Сон в летнюю ночь. – Пер. М. Лозинского.


[Закрыть] Эта фраза занозой застряла в мозгу. Откуда это? Из Шекспира? Слова напоминали рассыпавшуюся по полу мелочь, метеорный дождь, пронизывающий галактику его сознания.

Хармони значит «гармония»… А между тем у нее между передними зубами такая щель, что туда, наверное, пролез бы и десятицентовик… Нату грезился тающий лед, волки в непромокаемых плащах, алые рубины сыплются на мостовую, словно град… Странные, необъяснимые видения, то исчезающие, то снова встающие перед мысленным взором в мельчайших подробностях. Галлюцинации. Бред. Сон. Он не спит, и в то же время – как можно видеть такие вещи наяву?

Хармони взяла его пальцы в свои.

– Попробуйте пожать мне руку, Нат, – сказала она.

Нат представил, как с силой сжимает ей руку, но их сплетенные пальцы внезапно превратились в клубок копошащихся змей, и он крепко зажмурился, чтобы прогнать видение.

Понемногу Нат начинал сознавать, что значительные области его тела полностью или частично утратили чувствительность. Когда он прикасался к своей коже, она казалась грубой и шершавой. То и дело он слышал скрип собственных зубов, а Нат всегда терпеть не мог подобных звуков – мела по доске, железа по стеклу и прочих. От них по телу бежали мурашки и хотелось закричать и забиться в истерике.

Хармони тем временем взялась обрабатывать его с другой стороны. Взяв Ната за левую руку, она снова попросила пожать ей пальцы. Нат пожал.

– У вас получается! – воскликнула Хармони. – По крайней мере, одна рука начинает работать. Вот попомните мои слова: не пройдет и недели, как вы сможете открыть этой рукой стаканчик с мороженым. Ну хватит, можете отпустить…

Но его кисть оставалась крепко сжатой.

– Отпустите меня, доктор Шихэйн, – повторила Хармони. – Ну же!

Но мускулы отказывались ему повиноваться, и Хармони пришлось силой выдернуть руку из его судорожно сжатых пальцев.

– О'кей, – проговорила она. – Теперь мы знаем, что эта рука работает.

Потом она накрыла ему голову какой-то тканью. Что это за ткань, Нат так и не понял. Она была мягкой и в то же время – шершавой и грубой. Сквозь ткань он чувствовал, как широкие, сильные пальцы Хармони скользнули по его лбу, спустились по щекам и встретились под подбородком.

– Я уверена, что в свое время вы были настоящим красавцем, – сказала она.

«В какое такое «свое время»? – мысленно возмутился Нат. – Разве сейчас не мое время?!»

Когда Хармони сняла салфетку с его лица, он увидел, как в палату вошел крепкий высокий негр. Вместе они перевернули Ната лицом вниз и занялись его спиной и ягодицами. Они разминали их, обтирали каким-то составом и протирали сухой тканью, не переставая о чем-то оживленно болтать. Кому-то подобное могло показаться странным, но Нат хорошо знал эту сторону медицины. Он и сам помнил, как говорил с коллегами о всякой ерунде в присутствии перенесших инсульт пациентов, словно их вообще не существовало. Теперь Нат пообещал себе, что если он когда-нибудь выздоровеет, то будет более внимателен и тактичен с больными.

Прислушиваясь к разговору массажистов, Нат узнал, что негра зовут Окори Чимве, что он приехал из Нигерии и учится на санитара. Хармони все удивлялась, как ему удалось удрать из Африки.

– Тебе бы немного потренироваться, – говорила она, – так ты перещеголял бы самого Гудини.

Нат хорошо слышал их голоса, ощущал давление, когда они разминали его одеревеневшие мышцы, но кожа по-прежнему почти ничего не чувствовала.

– Смотри, какая любопытная штука! – сказала Хармони. – Ты видел?

– Наверное, они не все удалили, – прогудел Окори. – Чертовски красивая татуировка!

Они рассмеялись и снова перевернули Ната лицом вверх.

– А вот это дается мне труднее всего, – сказал Окори, склоняясь над самым лицом Ната и разрезая специальными ножницами повязку на шее. – Бр-р-р, ну и гадость! Слушай, может, подсобишь немного, а? Я и смотреть-то на них не могу.

Хармони тоже наклонилась и всмотрелась во что-то чуть ниже подбородка Ната.

– Через пару дней все будет чисто, – сказала она. – Нагноение почти прошло, остался небольшой участок.

– Все равно меня тошнит от одного их вида! – Окори содрогнулся всем своим большим телом.

– И это после всего, через что ты прошел? Не будь ребенком! – возразила Хармони, лопаточкой перекладывая шевелящихся личинок в прозрачный пакет. Потом она притворилась, будто хочет бросить пакет в Окори, и рассмеялась, когда тот отскочил.

– Ага, боишься! – воскликнула она.

Пока Хармони накладывала на шею свежую повязку, Нат глубоко задумался. Он знал, что личинки пожирают отмершие ткани и гной, а здоровую ткань не трогают. Подобная методика лечения инфицированных ран хорошо известна, но… из истории медицины. Насколько он помнил, она была широко распространена в Средние века. Кстати, откуда у него на шее инфицированная рана?

– Костюм приготовил? – спросила Хармони.

– Вот он, здесь.

Соединенными усилиями Хармони и Окори подняли койку почти вертикально, и Нат увидел какой-то сложный аппарат, отдаленно напоминающий средневековые же рыцарские доспехи.

– Пойду позову доктора, – сказал Окори.

– Да, позови, – кивнула Хармони и повернулась к Нату. – Вы уже несколько раз надевали подобный костюм, доктор Шихэйн, – сказала она отчетливо и громко. – Это специальный костюм для восстановительной терапии, который применяется для лечения больных, перенесших инсульт. Сейчас придет ваш лечащий врач, и в его присутствии мы наденем на вас этот костюм.

Дверь снова отворилась. Это вернулся Окори. С ним вошел какой-то человек, которого Нат сразу узнал. Тот самый врач, который говорил про «псевдокому». Тогда с ним были и другие, но у Ната не хватило сил повернуть голову, и он никого больше не рассмотрел. Сейчас ему отчаянно хотелось заговорить, попросить, чтобы ему рассказали, что с ним случилось, но он никак не мог подобрать нужные слова, не говоря уже о том, чтобы произнести их вслух.

– Доброе утро, Нат, – сказал врач, приветливо улыбаясь. – Вы меня слышите?

Нат попытался подать ему знак, моргнув глазами, но у него ничего не вышло.

– Сегодня он выглядит лучше, чем вчера, – проговорил врач, внимательно рассматривая лицо Ната. – Опухоль спала, цвет кожи тоже возвращается к естественному. Нат, вы меня слышите? – снова спросил он, слегка повысив голос, и, повернувшись, посмотрел в дальний угол комнаты, где за экраном рентгеноскопа сидела светловолосая женщина. До этого момента Нат ее не замечал и даже не подозревал о ее присутствии.

Женщина кивнула, и врач снова наклонился к Нату:

– Интраграмма слуховой зоны коры вашего головного мозга показывает, что вы меня слышите. О'кей, позвольте вкратце обрисовать вам ситуацию… Довольно долгое время вы находились без сознания и перенесли несколько обширных инсультов. Некоторые отделы вашего головного мозга до сих пор не работают в полную силу, но это дело поправимое. Как вы, безусловно, знаете, при соответствующей терапии все органы восстанавливаются довольно быстро, а мы лечим ваш мозг на клеточном уровне. Сейчас мы тоже собираемся провести с вами одну лечебную процедуру.

Единственное, что Нат мог сделать, – это пошевелить пальцами левой руки. Пальцы повиновались плохо, но врач заметил их движение и улыбнулся.

– Спасибо, Нат. Будем считать это вашим первым приветствием.

Окори и второй лаборант, появившийся в комнате, пока Нат «разговаривал» с врачом, начали расстегивать многочисленные пряжки и ремни, скреплявшие странные доспехи.

– Перед вами титанопластовый костюм для лечения последствий инсульта, – объяснял врач. – Он оборудован сетью электромагнитных датчиков из графитового волокна, которые, словно радиоантенна, улавливают биоэлектрические импульсы вашего мозга и преобразовывают их непосредственно в движение. Достаточно вам представить, будто вы совершаете какое-то действие, например идете, и костюм выполнит его за вас. Главное, не бойтесь – мы будем управлять костюмом, пока вы не научитесь сами контролировать свое тело.

Нату помогли сесть (при этом у него слегка закружилась голова) и надели на него костюм. Он услышал, как кто-то набирает на клавиатуре команду. Костюм загудел, потом Нат почувствовал, как ему разводят в стороны ноги и придают вертикальное положение. Последовала пауза, пока один из техников прилаживал к пенису отводной катетер.

– Ну как, Нат, готовы? – спросил врач.

– Он все слышал, – подсказала из угла белокурая женщина.

– О'кей, – кивнул врач. – Еще несколько слов, Нат… Этот костюм будет необходим вам до тех пор, пока ваши мышцы не окрепнут. Словно электромеханический корсет, он станет поддерживать ваше тело и помогать вам выполнять действия, с которыми вы пока не можете справиться самостоятельно. Возможно, вы помните, как буквально вчера я говорил вам, что такие костюмы прекрасно зарекомендовали себя при лечении пациентов, находящихся в состоянии псевдокомы.

Опять этот диагноз! Но как чертов врач может говорить такое, когда он только что пошевелил пальцами?!

Тем временем техники запрограммировали костюм, и Нат сделал – вынужден был сделать – шаг вперед. Каждое движение сопровождалось шипением сжатого воздуха, который, воздействуя на невидимые поршни, выбрасывал вперед то одну, то другую ногу, так что со стороны Нат, наверное, напоминал марионетку в руках неумелого кукловода. Когда он прошел таким образом несколько шагов, техники развернули его в обратную сторону, помогли вернуться к койке и сесть.

– За все время он ни разу не вздохнул, – сказал чей-то голос.

– Вы можете дышать, Нат? – спросил врач. – Давайте попробуем… Откройте-ка рот и вдохните.

Нат хорошо расслышал все слова, но не понял, что от него требуется. Дышать? А разве он не дышит? Похоже, что нет… Несколько мгновений Нат чувствовал себя человеком, застрявшим между жизнью и смертью. Потом он подумал о легких и сразу ощутил, что они буквально пылают от недостатка кислорода.

В этот момент чьи-то руки заставили его открыть рот, и Нат с силой втянул воздух.

– Отлично, – кивнул врач. – Как мозговой ствол?

– В норме. Дело, по-видимому, было в нервных связях, – ответил женский голос.

– Я уж подумал, что нам придется прибегнуть к сердечно-легочной реанимации.

Как раз в этот момент отводной катетер выскочил, обдав всех присутствующих брызгами мочи.

– Ну, на сегодня, пожалуй, достаточно, – сказал врач, машинально отряхивая биозащитный костюм. – Молодцом, Нат. До этого момента мы продвигались вперед на один крошечный шажок в сутки, но сегодня вы сделали сразу с десяток шагов… Теперь, я думаю, все будет хорошо.