Текст книги "Пробуждение"

Автор книги: Тина Дженкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

Подземная тюрьма «Каньон Гамма»,
Калифорния, 2069

8

Осужденный Дуэйн Уильямс нетвердым шагом вошел в комнату 3105 в медицинском отделении подземной тюрьмы строгого режима «Каньон Гамма». При ходьбе он опирался главным образом на пальцы, а не на всю ступню. По этому признаку любой врач-невролог сразу бы определил, что Дуэйн страдает от какого-то поражения мозга.

Доктор Персис Бандельер ждала Дуэйна уже больше часа. Его странную походку она заметила сразу – заметила и подумала, что, когда у нее будет возможность рассмотреть мозг преступника на экране трехмерного сканера, она наверняка обнаружит повреждение лобных долей. А это означало, что он склонен действовать не умом, а силой и наскоком. Из личного дела она знала, что Дуэйн не умеет справляться с неожиданностями и предрасположен к вспышкам неспровоцированной жестокости. Иными словами, психически он серьезно болен. А еще он – убийца. И все же Персис готова выложить за него большие деньги, при условии, разумеется, что болезнь мозга никак не повлияла на состояние его тела.

Вот уже два года доктор Бандельер занималась почти исключительно тем, что разыскивала по всем Соединенным Штатам подходящие донорские тела. Она поддерживала постоянные контакты с приемными покоями больниц и местных моргов в надежде, что там появится подходящий труп, но все ее усилия давали ничтожный результат. Прежняя система учета людей, согласившихся стать донорами органов, давно прекратила свое существование. Причиной тому стало развитие нанотехнологий и методик прогрессивной регенерации стволовых клеток, благодаря которым медики научились восстанавливать практически любые органы прямо внутри тела. Единственные трупы, доступные Персис, часто оказывались в плачевном состоянии; многочисленные переломы, разрывы, размозженные ткани, обширные внутренние повреждения не позволяли использовать их для ее целей. Для самых простых опытов такие тела еще годились, но экспериментальная программа быстро усложнялась, и для нее нужны были сравнительно целые трупы.

В отчаянии доктор Бандельер обратила свой взор к пенитенциарной системе. Она была уверена, что Конвейер смертников способен стать источником достаточного количества молодых, здоровых тел; главное, договориться о цене. И она оказалась права. Большинство тюрем балансировали на грани самого настоящего банкротства, и их администрация была только рада заработать несколько липших долларов, продавая тела отошедших в лучший мир заключенных. Прошло совсем немного времени, и исследовательская лаборатория, в которой работала доктор Бандельер, стала получать десятки предложений со всей Америки. Одно из них пришло буквально неделю назад. Персис оно заинтересовало, и вот теперь она оказалась лицом к лицу с человеком, которого должны казнить меньше чем через месяц.

– Присаживайтесь, – сказала она, указывая на стул напротив.

Шаркая, Дуэйн Уильямс подошел к столу. На его лице читались самоуверенность и нахальство провинциального соблазнителя. Персис помнила, что один из обследовавших Дуэйна психиатров записал в его личном деле: «Осужденный абсолютно убежден, что ему доступна любая женщина», и не сомневалась, что стоит ей сделать Дуэйну анализ крови, как она обнаружит повышенный уровень кортизола и тестостерона. С анализами она, однако, решила не спешить. Персис хотелось, чтобы осужденный расслабился; только потом можно начинать подробное обследование, на каждом этапе которого ей могло понадобиться его согласие.

– Меня зовут доктор Бандельер, – представилась она. – Я приехала, чтобы провести несколько простых тестов, если вы не против.

Дуэйн Уильямс пожал плечами и показал ей руки, скованные одноразовыми пластиковыми браслетами.

– Надеюсь, они действительно будут простыми. В этих штуках я не на многое способен, – проговорил он густым, чуть хрипловатым баритоном.

Прежде чем действовать дальше, Персис пристально взглянула в лицо Дуэйну. Когда он был свободен и мог ходить по улицам, он, безусловно, привлекал к себе внимание. В отличие от большинства преступников, деклассированных выродков и носителей множества наследственных патологий, Дуэйн выглядел на редкость привлекательно. Тяжелые, чуть опущенные веки; плоские, словно выточенные резцом скулы, спускавшиеся к чувственному, резко очерченному рту… В какой-нибудь другой жизни такое лицо могло бы принадлежать аристократу или вождю племени, ибо среди далеких предков Дуэйна наверняка были коренные американцы. Общее впечатление портили несколько шрамов, нарушавших симметрию этого красивого, мужественного лица. Один из них рассекал пополам бровь; второй – неровный и рваный – шел поперек лба словно морщина, третий сбегал по щеке и заканчивался в уголке рта глубокой ямкой, похожей не то на запятую, не то на рыболовный крючок. Не могло не отразиться в его чертах и напряжение, которое он испытывал ежедневно и ежечасно после того, как попал на Конвейер смертников. Кожа на голове Дуэйна словно усохла и туго обтягивала кости черепа, а коротко остриженные волосы были белыми как снег, хотя ему только недавно исполнилось двадцать шесть. А в глазах его нет-нет да и мелькало выражение забитой собаки.

– Вы небось за моим трупом приехали? – внезапно спросил Дуэйн, и его голос прозвучал на удивление властно. – Будете измерять меня, чтобы потом разрезать на органы?

Администрация тюрьмы предупредила Персис, чтобы она ни при каких обстоятельствах не признавалась в своих истинных намерениях, так как это могло напугать или разозлить Дуэйна, что в свою очередь усложнило бы его содержание в тюрьме в последние оставшиеся ему дни.

– Я приехала, чтобы провести кое-какие опыты, – повторила она.

– Ага, ты просто туристка… Приехала поглазеть, как работает Конвейер смертников.

– Как-как вы сказали?.. – переспросила Персис, делая вид, будто, увлекшись какими-то записями в электронном блокноте, не расслышала его слов.

– Туристка. Одна из тех психованных, которые ездят по тюрьмам и пытаются выяснить, почему мы, чудовища этакие, делаем то, что мы делаем, а потом возвращаются в свои уютные гнездышки в… Кстати, где ты живешь?

– В Фениксе.

– …Возвращаются в свои уютные гнездышки и пишут умные книги о том, существует ли на самом деле зло. Разве тебе не сказали, что я умею читать мысли, девушка из Феникса? – Дуэйн постучал себя по виску изящным, тонким пальцем. – Я – хренов телепат.

– Это действительно так? – спросила Персис ровным голосом.

– Хочешь знать, что я читаю в твоем убогом умишке прямо сейчас?

– Послушайте, мистер Уильямс, я приехала не для того, чтобы…

– …Что ты – несчастная женщина. Ты замужем… – Кивком он указал на обручальное кольцо у нее на пальце. – …Но ты и твой муж друг другу не подходите. Секс, половое влечение – вот на что подчас попадаются люди, пока они молоды. А он чертовски красив, твой муж. Совсем как ты, девушка из Феникса… – Последнее слово он не произнес, а почти прошипел. – Ведь ты гемод. И не вздумай отпираться, потому что я знаю, что ты – гемод.

Из всех заключенных, с которыми Персис имела дело, Дуэйн был самым разговорчивым. Все остальные вели себя тише, спокойнее, и в них чувствовался внутренний надлом.

– Вас это не касается, мистер, – ответила Персис, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучали враждебные нотки.

– Зови меня просто Дуэйн, – откликнулся он и улыбнулся, продемонстрировав гнилой передний зуб. Судя по всему, он считал, что первый раунд остался за ним.

Персис терпеть не могла, когда ее называли гемодом, хотя истина состояла в том, что она и в самом деле – генно-модифицированный ребенок, генный модификат. Ее родители были врачами; они и позаботились о том, чтобы еще до своего появления на свет Персис получила серьезное преимущество – все изменения генотипа, какие только дозволены законом. Детей, подвергшихся полной генной модификации, легко опознать по внешнему виду: высокие, стройные, подтянутые, они не страдали даже от подростковых прыщей и не имели никаких внешних дефектов, которые придавали бы их совершенным чертам хоть толику индивидуальности. Персис принадлежала к первому поколению гемодов, чьи лица и тела настолько близки к идеалу, насколько это возможно. В последнее время ситуация, впрочем, изменилась. Теперь генетики не стремились без крайней нужды вмешиваться в формирование внешности, чтобы не лишать младенца индивидуальных особенностей. Но Персис новые веяния уже не коснулись; она получила внешность, достойную «всеамериканского стандарта красоты», и это обстоятельство до сих пор причиняло ей немало неприятностей.

– Ты выглядишь как робот. Как искусственный человек. Ты никогда не задумывалась об этом?

Персис ничего не ответила, хотя удар попал в цель.

– Ну, крошка, скажи, я хоть в чем-нибудь ошибся?..

Нет, совсем не таким представлялось Персис это свидание. Осужденный преступник задавал тон разговора и высмеивал ее. А самое главное заключалось в том, что он действительно угадал почти все.

– Если вы ждете моей смерти, то можете не слишком на это рассчитывать, – добавил Дуэйн. – Я сам решу, когда я буду готов умереть. А я пока не готов.

Но Персис уже проконсультировалась с властями штата, и ее заверили, что Уильямс почти наверняка будет казнен в точном соответствии с расписанием.

– Итак, что тебе от меня нужно? – спросил он наконец.

– Для начала я хотела бы измерить вашу голову.

– Чтобы подобрать петлю подходящего размера?

Он почти шутил. Его реакция была такой необычной и неожиданной, что Персис подумала – она не скоро его забудет. Стараясь не выдать волнение, она достала электронный обруч-оголовье и укрепила на голове преступника. Оголовье служило мерной лентой: если бы окружность черепа Дуэйна была хотя бы на два деления меньше стандартного размера, это свидетельствовало бы о возможной умственной отсталости. Превышение стандарта указывало на гидроцефалию – скопление жидкости в черепной коробке, что также могло объяснять его необычную походку. Но голова у Дуэйна оказалась нормального размера.

– Вы не могли бы вытянуть руки вперед, вот так? – Персис протянула руки, растопырив пальцы. Дуэйн повторил ее движение, что позволило Персис убедиться в отсутствии хорееподобных треморов и в стабильности общей моторики. Пальцы Дуэйна совершенно не дрожали, так что пока все было в порядке.

– Быть может, моя просьба покажется вам странной, – сказала Персис, – но поверьте: это необходимо, чтобы проверить ваш вестибулярный аппарат. Не могли бы вы попрыгать на одной ножке?

– Только после тебя, девочка из Феникса.

– Но это необходимо для моих исследований, – объяснила она.

– Я добровольно согласился встретиться с тобой, – возразил Дуэйн. – Поэтому я стану прыгать на одной ноге только после того, как ты сделаешь то же самое.

Меньше всего Персис хотелось вступать с ним в общение на личном уровне. Дуэйн, несомненно, воспринял бы это как заигрывание, поэтому она просто отвернулась. И сразу поняла, что проиграла и второй раунд.

– Мне необходимо произвести еще одно исследование, – сказала она. – Это не больно, так что не бойтесь…

Поднявшись, она двинулась в обход стола. Оказавшись за спиной Дуэйна, Персис перегнулась через его голову и несколько раз щелкнула его по носу. Одновременно она пристально следила за его реакцией, глядя на отражение в стекле наблюдательного окошка в двери.

Дуэйн заморгал.

– Что, черт возьми, ты собираешься делать?! – пробормотал он срывающимся голосом и вдруг вскочил, едва не опрокинув стул. В следующее мгновение охранник, неподвижно стоявший все это время чуть сзади и сбоку от него, схватил Дуэйна за запястья и грубо вывернул, заставив его снова сесть.

– Ничего особенного, мистер Уильямс. Я просто хотела проверить, как вы отреагируете на… нечто неожиданное.

– С этим парнем за спиной? – спросил Дуэйн, указывая на охранника большими пальцами скованных рук. – Ты хоть представляешь, что он может со мной сделать, когда тебя тут не будет?

Персис покачала головой. Любой нормальный человек на месте Дуэйна успел бы получить от лобных долей, отвечающих за логическое мышление, сигнал, что опасности нет. Нормальный человек не стал бы моргать. Но Дуэйн моргнул. Больше того, он не смог справиться с собой и вскочил – следовательно, сигнал не достиг коры левой передней доли головного мозга. А раз так, значит, Дуэйн лишь с большим трудом различал угрожающее и неугрожающее поведение.

Персис открыла свой чемоданчик и достала резиновую шапочку, в которую было вмонтировано несколько сотен крошечных датчиков.

– Будьте добры, наденьте этот шлем, чтобы я могла подробнее исследовать ваш мозг, – вежливо сказала она.

Дуэйн послушно взял шапочку и натянул на голову.

– Благодарю вас, – кивнула Персис и включила компьютер.

– Нет, это я благодарю вас, – насмешливо возразил Дуэйн и снова улыбнулся. Теперь в нем сквозило какое-то мрачное очарование; казалось, его недавняя вспышка только оттенила внезапный переход к почти светской любезности.

На экране тем временем возникло изображение мозга Дуэйна. Персис так и не смогла привыкнуть к поразительным возможностям новейшей техники, которой она располагала. Смотреть на экран было все равно что наблюдать живую, пульсирующую, влажно поблескивающую планету, где сновали миллионы крошечных летательных аппаратов, доставлявших сообщения из одной страны в другую. Ее взгляд скользил по складкам и извилинам мозговой коры, по узелкам паутинной оболочки, вдоль проводящих путей нервной системы, следил за многократно увеличенными и замедленными изображениями нейротрансмиттеров, перемещавшихся через синаптические пустоты между отдельными нейронами.

– Ты знаешь, о чем я сейчас думаю? – спросил Дуэйн.

– Минуточку, мистер Уильямс, – перебила Персис, чуть сдвигая курсор. Изображение мозга слегка повернулось и накренилось, и она нажала клавишу на клавиатуре, чтобы получить укрупненное воспроизведение. На экране тотчас возникло окно увеличения, внутри которого появился фрагмент мозгового ствола Дуэйна. Выглядел он как складки рыхлой печеночной ткани, небрежно накрученной на верхушку позвоночного столба. С точки зрения эмбриогенеза это самая старая часть мозга, ответственная за дыхание, частоту сердечных сокращений, кровяное давление и эрекцию, но это далеко не все. «Обитель души» – так называют мозговой ствол неврологи, поскольку именно здесь располагается мост – средоточие важнейших нейронных связей, протянувшихся во все остальные отделы мозга. При повреждении ствола головного мозга человек утрачивает не только все физические функции, но и самое сознание. Вот почему так важно было убедиться, что мозговой ствол Дуэйна в безупречном состоянии. И Персис действительно исследовала его со всей возможной тщательностью. Не обнаружив никаких дефектов, она приободрилась и переместила курсор к мозжечку – другому отделу мозга, ведающему такими личностно-образующими характеристиками, как эмоции и долгосрочная память. На экране она отчетливо различала похожие на каштаны узлы сосцевидного тела, утопающего в сером бугре. Нажав клавишу, Персис увеличила правую миндалину, напоминавшую мяч для гольфа. Именно она регулировала реакцию Дуэйна на разного рода угрозы, поэтому Персис вовсе не удивило, что миндалина, фигурально выражаясь, раскалилась добела под воздействием бурных эмоций, спровоцированных неожиданным щелчком по носу.

Потом Персис перешла к исследованию лобных долей. Увеличив изображение, насколько позволяли возможности аппаратуры, она вгляделась в экран. Ей показалось – она различает крошечные спайки или, наоборот, разрывы в нервной ткани, поэтому Персис сделала и сохранила несколько кадров.

– Ну, что ты там видишь? Дьявола? – спросил Дуэйн.

От неожиданности Персис едва не подпрыгнула. Она настолько увлеклась работой, что почти забыла о его существовании.

– Его легко узнать – он должен быть в форме государственного служащего, – добавил Дуэйн.

Персис выдавила улыбку и передвинула курсор к дуэйновскому гиппокампу – похожему на двупалую лапу нервному узлу, который выполнял функцию своеобразного библиотекаря, собиравшего, сортировавшего и систематизировавшего долгосрочные воспоминания перед отправкой на хранение в глубинные отделы мозга. Практически сразу Персис бросилось в глаза, что гиппокамп Дуэйна гораздо меньшего размера, чем обычно. Остановив кадр, она провела поперек него черную линию и убедилась, что оба отростка гиппокампа действительно на пять миллиметров меньше нормы. Трехмерный сканер также показывал наличие отклонений в дендритной морфологии гиппокампа, что объяснялось, вернее всего, повышенной активностью мозжечковых миндалин, и Персис сделала себе мысленную заметку проверить, насколько сильно пострадала память Дуэйна. Скорее всего, подумала она, какие-то давние события он припомнит без труда, а вот с событиями относительно свежими у него наверняка возникнут проблемы.

– Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о вашем детстве, мистер Уильямс? – спросила она.

– Я уже рассказывал. С меня хватит.

– Я вас понимаю, но я спрашиваю не из любопытства. Мне нужно исследовать вашу спонтанную мозговую активность. Когда вы начнете вспоминать, мне будет легче рассмотреть соответствующие участки мозга.

По лицу Дуэйна скользнула циничная усмешка.

– О'кей, – сказал он. – Я отлично помню, как мой родной отец палил в меня из ружья на заднем дворе. Мне приходилось танцевать, чтобы избежать пуль. Папахен был настоящий псих. Он даже не сомневался, что стрелять в собственных детей словно в движущуюся мишень – отличное развлечение, от которого мы все будем просто в восторге.

– Сколько вам было лет, когда это произошло?

– Пять, может, шесть. Потом мой брат получил пулю в ногу. Отец считал, что это лучший способ воспитать нас настоящими мужчинами. – Дуэйн немного помолчал, в задумчивости прикусив щеку изнутри. – А в другой раз он сказал, что каждый из нас должен точно знать, на что он способен, и… и натравил нас с братом друг на друга, словно бойцовых петухов. Как тебе это понравится?

Персис видела, как в толще мозга Дуэйна разливается слабое сияние – так система отмечала активные нейроны, но их оказалось настолько мало, что разглядеть их было не легче, чем темной ночью высматривать огни пристани на дальнем берегу озера.

– Тебе это нужно, девушка из Феникса? Это тебя заводит?

– Вы помните, как вас бросили в выгребную яму?

– Нет.

– Но после этого случая у вас на голове остался шрам.

Дуэйн машинально поднял руку и прикоснулся к извилистому шраму, пересекавшему лоб и исчезавшему под сенсорной шапочкой.

– Где, по-вашему, вы получили этот шрам? – не отступала Персис.

Выражение его глаз неуловимо изменилось. Взгляд Дуэйна сделался каким-то тупым, неподвижным.

– Какая разница? – проговорил он наконец. – Шрамов у меня хватает.

– Вы помните, как ваша мать била вас лопатой по голове? – задала следующий вопрос Персис.

– Нет.

Похоже, его долговременная память еще хуже, чем она думала.

– Что вы вообще помните о своей матери?

– Помню ее лицо – уродливая харя, как у свиньи. У моей сеструхи такая же рожа.

Перси видела фотографии матери Дуэйна – в его личном деле хранилось несколько цифровых видеофайлов с ее изображением. Она вовсе не была уродлива, напротив – почти красива, несмотря на неухоженность и бросающиеся в глаза признаки хронического недоедания. Особенно портила ее шея: длинная, худая, жилистая, как у человека, постоянно пребывающего в сильнейшем нервном напряжении. На видео она курила и, подняв руку высоко над головой, что-то быстро говорила снимавшему ее человеку, но шум большого города полностью заглушал слова. Кожа сухая и тонкая, как бумага; глубокие морщины сбегали от крыльев носа к выдающему жестокость характера рту с опущенными уголками. Такой же рот и у Дуэйна.

– Почему вы говорите, что она была некрасивой, Дуэйн? В фильмах, которые я видела, она выглядит довольно привлекательно.

Персис заметила, что мозжечковая миндалина на экране снова заработала. Подняв взгляд, она увидела, как лицо Дуэйна исказилось в свирепой гримасе.

– У тебя есть сигарета? – спросил он.

– Здесь нельзя курить, и тебе это известно, – предупредил охранник.

Дуэйн злобно усмехнулся:

– Для меня она всегда была уродиной. Кстати, что ты там разглядываешь у меня в мозгах?

– Я разглядываю ваш гиппокамп.

– Мой – что?

– Гиппокамп. Это часть мозга, которая накапливает и перераспределяет информацию для долгосрочного хранения.

– А где он находится?

Персис показала пальцем на основание своего черепа сразу за ушами.

– Примерно вот здесь.

– Готов спорить – после душа твое тело пахнет свежескошенной травой, – проговорил Дуэйн, громко потянув носом.

– Когда в последний раз вы обошлись с кем-то по-дружески? – продолжала Персис, пропустив его выпад мимо ушей.

Дуэйн задумчиво посмотрел на потолок, потом, прищурив один глаз, перевел взгляд на нее.

– Я поступаю так каждый день. Постоянно.

– Не могли бы вы рассказать о чем-нибудь конкретном?

– А ты?

– Когда вы в последний раз проявили доброту?

Дуэйн неожиданно разозлился, его вкрадчивые манеры словно ветром сдуло:

– А ты? Когда ты в последний раз была доброй, а?!

– Я просто проверяю вашу способность вспоминать, мистер Уильямс.

– Я все помню, но тебе я ничего не скажу.

Впервые за все время интервью в нем проглянул упрямый, злобный мальчишка, о существовании которого Персис прежде не подозревала. Похоже, в личности Дуэйна нет ничего постоянного, стабильного, чего-то такого, что могло бы послужить стержнем для всего остального. Не удержавшись, Персис украдкой бросила быстрый взгляд в сторону охранника, стоявшего на прежнем месте за спиной Дуэйна. Тот заметил ее взгляд и поспешил отреагировать.

– Он тебе не поможет, – небрежно сказал он и снова хохотнул.

Персис немного помолчала.

– Как бы вы могли охарактеризовать самого себя? – спросила она осторожно. – Описать свой характер, привычки, манеру поведения…

– Я – кот, – сказал Дуэйн, глядя на нее в упор. – Кот. Котик. Котяра. Да, пожалуй, это самое подходящее слово.

Персис решила, что пора заканчивать. В целом ей все ясно, осталось только кое в чем удостовериться.

– Вы помните, как пять лет тому назад вы выпрыгнули из движущейся автомашины? – спросила она после паузы, подводя разговор к обстоятельствам преступления, за которое Дуэйн был приговорен к смертной казни.

Как ни странно, Дуэйн заметно оживился.

– Да, этот случай я помню. Я прокатился по обочине и раскроил себе все лицо вот досюда. – Он показал на переносицу. – А в клинике врачи вздумали промывать царапины, пока они еще кровоточили. В жизни мне не было так больно! Но они сказали, что, если в ранах останется грязь, кожа так и заживет, и я буду пятнистым, как далматинец.

– Почему вы выпрыгнули из машины?

– Мой брат что-то задумал… – Дуэйн неожиданно замялся и покачал головой. – Я не помню, что… Но что-то было не так. Во всяком случае, он не остановился – бросил меня там, где я упал. Мне повезло, что меня нашел полицейский патруль.

«Но девушку полицейские нашли слишком поздно», – подумала Персис. Ей не хотелось задавать следующий вопрос, так как она не сомневалась, что Дуэйн снова разозлится, но и не задать его она не могла.

– Да, полицейские нашли вас, мистер Уильямс, – сказала она. – А на дне каньона Каменистого ручья они нашли Дженнер Соннерс – девушку, за убийство которой вас приговорили к смерти.

Дуэйн резко выпрямился и весь напрягся, словно изготовившись к броску. Охранник тоже насторожился, но не двинулся с места. Персис бросила взгляд на экран. Мозжечковая миндалина, охваченная лихорадочной активностью, буквально бурлила.

– Я ничего не знаю ни о каком убийстве, – мрачно проговорил Дуэйн.

Персис хорошо помнила, сколь определенными и недвусмысленными были доказательства вины Дуэйна. Результаты генетической экспертизы, да и сам факт его задержания у шоссе неподалеку от места преступления, не оставляли никаких сомнений в его виновности, и тем не менее она верила его словам. Насколько она успела выяснить, мозг Дуэйна действительно серьезно поврежден. Он и в самом деле мог ничего не помнить о самом преступлении. Тем не менее Персис задала еще один вопрос.

– Что еще вы помните о том вечере? – проговорила она.

– Да пошла ты!.. – рявкнул Дуэйн и сдернул с головы резиновую шапочку, порвав подбородочный ремень. Шапочку он швырнул в нее, но попал в крышку-экран ноутбука, и тот захлопнулся, прищемив ей пальцы. В то же мгновение бросившийся вперед охранник схватил Дуэйна за плечи и рванул на себя.

– Знаю я вас! – продолжал орать Дуэйн. – Являетесь сюда, плетете сладкие речи, расспрашиваете о моих воспоминаниях, а сами собираете улики! Так знай – я тебя раскусил, проклятая дешевка!

Что произошло дальше, Персис рассмотреть в подробностях не успела. Она видела только, как охранник выкрутил скованные руки Дуэйна ему за голову, отчего тот с силой ткнулся лицом в стол.

– Свидание окончено, – прорычал он, таща Дуэйна к выходу.

– Мы еще встретимся, девушка из Феникса! – прокричал Дуэйн уже из коридора. – И не надейся, что я тебя не узнаю!

Персис еще некоторое время сидела в комнате, с трудом переводя дыхание и прислушиваясь к лязгу замков на тяжелых тюремных дверях, которые одна за другой захлопывались за удалявшимися Дуэйном и охранником. Потом она вспомнила последние слова осужденного, и по ее спине пробежал холодок. Стараясь справиться с ним, она снова подняла крышку ноутбука. На экране застыло изображение мозга Дуэйна: перевозбужденная мозжечковая миндалина светилась ярким белым светом, да и весь ствол головного мозга был охвачен какой-то непонятной активностью. Что ж, если здесь действительно обитала душа Дуэйна, то она, скорее всего, навсегда застряла в лабиринте полузабытых истин и синапсических тупиков.

В комнате без окон царил полумрак, и Персис почувствовала, как ее охватывают подавленность и уныние. Какой мрачной стороной повернулась к ней некогда любимая работа! Но пути назад не было. Только не сейчас, когда головоломный проект, обещавший стать поворотным пунктом в истории медицины, так близок к завершению. А Персис – одна из зачинателей этого смелого эксперимента. Нет, не могла она бросить дело, которое в случае успеха сулило ей столь многое.

9

«Телепат» Дуэйн Уильямс ошибался, утверждая, что сам будет решать, когда ему умереть. Как и обещала Персис администрация тюрьмы, никакой отсрочки ему не предоставили, поэтому утром в день казни Дуэйн услышал шаги, направлявшиеся к двери камеры. Шаги были мерными и четкими, и это подсказало ему, что за ним пришли. Что ж, пора – значит пора, подумал он, жадно затягиваясь сигаретой. В последний день ему принесли пачку сигарет и жаренного в сметане цыпленка (сплошная соя, конечно) и разрешили попрощаться с сестрой Бобби. Прощание далось ему едва ли не тяжелее всего. Дуэйн был тронут тем, что Бобби пришла, однако терпеть ее неловкую нежность оказалось труднее, чем сносить жестокое обращение надзирателей «Гаммы».

Поежившись, он посмотрел со дна своего бетонного колодца на квадрат армированного стекла, расположенный на высоте пятидесяти футов. За стеклом виднелся клочок голубого неба. Это последний раз, подумал Дуэйн, больше он его не увидит.

Тюрьма «Каньон Гамма» вырублена прямо в скальном массиве в самом центре пустыни Мохаве. За все время существования «Гаммы» ни одному преступнику не удалось бежать из ее мрачных каменных лабиринтов. Тюремные блоки располагались вокруг глубокой центральной шахты звездой, причем отдельные коридоры, словно щупальца, уходили глубоко в скалу. Из-за слабой вентиляции и ужасных санитарных условий воздух был пропитан удушливым запахом гниющих овощей и старой мочи. Сырые, холодные коридоры освещались тусклыми лампами, питавшимися от тюремных генераторов на солнечных батареях. Их мощности не хватало, поэтому свет часто гас, и когда это случалось, Дуэйну приходилось сидеть в темноте и разговаривать с самим собой вслух, чтобы справиться с клаустрофобией, грозившей лишить его рассудка. Единственным преимуществом «Гаммы» перед другими пенитенциарными учреждениями страны была, пожалуй, стабильная – и довольно сносная – температура воздуха, практически не менявшаяся вне зависимости от времени года. Собственно говоря, именно ради этого тюрьму и выстроили под землей: подобное расположение обеспечивало неизменность температурного режима, что в свою очередь давало значительную экономию электроэнергии. Несмотря на это, Дуэйн чувствовал себя здесь так, словно уже попал в ад, и готов был распрощаться с жизнью без особых сожалений.

Тем временем в поле его зрения появилась группа надзирателей – пятеро охранников во главе с командиром. Выводная команда. Никого из них Дуэйн не знал – в день казни надзиратели менялись сменами, чтобы не смотреть в глаза знакомым заключенным. Эти шестеро прибыли из Северного сектора.

– Подойди к силовому полю. Просунь руки в окошко для подачи пищи. Отступи назад и встань на колени на койку, – приказал командир, глядя пустыми глазами прямо перед собой.

Дуэйн в свою очередь посмотрел на каждого из конвоиров, потом показал дымящуюся сигарету.

– Сегодня бросаю курить, – пошутил он. – Как вам кажется, у меня получится?

Но никто не ответил на шутку. Никто даже не посмотрел на него, и Дуэйн выпрямился во весь рост.

– Не бойтесь, я не собираюсь устраивать неприятности.

Шагнув вперед, он просунул обе руки в оконце для подачи пищи, и один из надзирателей крепко стянул ему запястья пластиковой веревкой, заплавив концы, чтобы он не смог освободиться. Дуэйн шагнул назад и сел на кровать. Надзиратели отключили силовое поле и всей группой вошли в камеру, вкатив за собой специальную тележку. Взвалив на нее Дуэйна, они закрепили его руки и ноги ремнями. Действовали они на редкость осторожно, почти деликатно. Сегодня – никаких грубостей. Свирепые надзиратели превратились в ангелов.

– Тебе следует сменить работу, – снова пошутил Дуэйн, случайно встретившись взглядом с одним из них. – Эта работа тебя убьет, как сейчас ты убиваешь меня.

Но охранник продолжал глядеть сквозь него, и Дуэйн подумал: «Это делается специально, чтобы в свои последние минуты я чувствовал себя совершенно одиноким».

Потом тележку покатили по затхлым, плохо освещенным коридорам. Дуэйн провожал взглядом каждую проплывавшую над головой лампу и даже пытался их считать, но голова работала плохо, а мысли путались. Примерно за неделю до казни подкупленный надзиратель передал ему рулон туалетной бумаги, в котором была спрятана травка. Правда, последнюю порцию наркотика Дуэйн выкурил несколько часов назад и кайф уже почти выветрился, но некоторая заторможенность рефлексов осталась. От успокоительных средств, которые ему предложили, Дуэйн отказался. В тюрьме большинство вопросов решалось за него, и в тех редких случаях, когда ему предоставлялось право выбора, Дуэйн неизменно предпочитал то, что способно хоть немного отравить тюремщикам существование.