Текст книги "Гнёт ее заботы"
Автор книги: Тим Пауэрс
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц)
Несмотря отвращение и любопытство, внушенные ему словами Китса, настроение Кроуфорда, когда он шел по коридору, было чем-то сродни тому напряженному интересу, которой он испытал, когда в возрасте двадцати лет впервые попал на дежурство в больницу… но интерес этот мгновенно обратился в неописуемый ужас, когда он начал спускаться по лестнице.
Навстречу ему поднималась чопорно держащаяся медсестра, и он вскинул руку, чтобы привлечь ее внимание. Но в тот миг, когда она подняла взгляд, он в ужасе узнал ее. Это была Джозефина Кармоди, очевидно глубоко во власти своей механической личины.
Его рука замерла лишь на мгновение, а затем двинулась дальше и почесала голову, словно он и не собирался ее окликать. Он опустил глаза и двинулся мимо нее. Сердце тяжело бухало в груди, страх лишал остатков самообладания.
Она была слишком близко к нему, когда выхватила пистолет из-под блузки, и вместо того чтобы засунуть дуло ему в ухо, ей удалось лишь ткнуть его сзади в шею согретым телом стволом. Она отступила на шаг, чтобы сделать точный выстрел…
…И Кроуфорд завопил от испуга и резко выбросил правый кулак вверх, в направлении руки с пистолетом.
Дыхание со свистом вырвалось через ее стиснутые зубы, пистолет вылетел из руки, но со звоном ударился о стену и покатился в трех шагах, и Джозефина метнулась за ним.
Кроуфорд не думал, что успеет добраться до нее, прежде чем она поднимется с пистолетом, так что он, пригнувшись, с громким топотом, бросился обратно вверх по лестнице. Она не выстрелила, но позади он услышал размеренное клацанье ее шагов, и почему-то эта невозмутимая поступь заводного механизма напугала его намного больше чем пистолет. Поскуливая от ужаса, он бросился по коридору обратно, в палату, где его дожидался Китс.
Китс поднял удивленный взгляд, когда Кроуфорд на нетвердых ногах ввалился обратно в лишенную окон палату. ― Ты нашел…, ― начал было он.
– Быстрее, Джон, ― прервал его Кроуфорд, ― как я могу выбраться отсюда, кроме как по лестнице? …но размеренное клацанье достигло уже этажа, на котором они находились. ― Господи! ― всхлипнул он, и бросился обратно в коридор.
Джозефина стояла в десяти ярдах [68]68
Ярд – мера длины, равная 3 футам или 91,44 см.
[Закрыть], наводя пистолет прямо на него. Он скорчился и выбросил вперед руку, закрывая лицо, надеясь, что она не будет целиться слишком долго… а затем, словно взрыв, что-то вырвалось в коридор из покинутой им палаты.
Сверкнул и громыхнул выстрел, но он все еще был жив. Он отвел руки…
…и увидел сверкающее существо, словно радужный змей извивающее свое массивное чешуйчатое тело в воздухе между ним и Джозефиной. Он изумленно пытался понять, были ли у существа крылья, машущие столь быстро, что их невозможно было увидеть, словно это был гигантский колибри, или оно свисало на какой-то паутине, когда существо просто исчезло.
Застоялый воздух качнулся, и Кроуфорд поежился от внезапного, немыслимо ледяного сквозняка.
Джозефина широко раскрытыми глазами уставилась на то место, где только что висело существо. А затем она развернулась и бросилась бежать обратно к лестнице, и движения ее были исполнены такой животной грации, что совершенно не верилось, что мгновение назад она была бездушным часовым механизмом.
Китс очутился рядом с Кроуфордом. ― Ступай за мной, ― жестко проговорил он, ― и сделай вид, что ничего не видел. Он втащил Кроуфорда обратно в палату, где пациенты капризно вопрошали, что происходит и кто перенесет их в безопасное место, если здание подверглось атаке французов. Китс сказал им, что медсестра сошла с ума и выстрелила из пистолета, и к удивлению Кроуфорда это объяснение, казалось, их успокоило.
– Притворись дураком, ― прошептал Китс. ― Тебя в любом случае им сочтут, раз ты хочешь стать ассистентом Лукаса. Скажи им, что этот парень, ― он махнул на труп на кровати, ― был уже в таком виде, когда мы сюда пришли.
Кроуфорд собрался было возразить, что пациент действительно былмертв, когда они пришли, но прежде чем успел это сказать, взглянул на лежащего в кровати человека.
Его тело осело, словно рыболовный трал [69]69
Рыболовный трал – большая мешкообразная сеть, предназначенная для лова рыбы. Буксируется морскими судами (траулерами) при помощи стальных тросов (ваеров).
[Закрыть]с вынутыми из него придающими жесткость обручами, а рот широко зиял, обуглившийся и беззубый. Когда Кроуфорд поднял взгляд, Китс невозмутимо наблюдал за ним.
– Твой… спаситель… выбрался отсюда, ― сказал Китс. Если бы старый падальщик в костюме священника не высосал перед этим часть его силы, это существо, вероятней всего, не просто остановило бы выстрел, но и убило ту женщину.
ГЛАВА 4
Камни…
……
Стали терять свою твердость, медленно стали смягчаться,
Форму они обретали и вырастали в размерах немного,
Делаясь менее грубыми, образом на человека похожи,
Или быть может кого-то, кто был человеку подобен.
Статуи словно, которые скульптор лишь начал,
Грубый набросок наполовину закончив…
– Овидий, Метаморфозы
Последовав совету Китса, Кроуфорд напустил в голос ленивого безразличия и позволил рту время от времени приоткрываться, пока старший хирург задавал им вопросы. Вконец обескураженный, он и не думал притворяться, так же как не стремился угодить в неожиданно закрутившийся вокруг него водоворот событий. Старший хирург сказал им, что медсестра, стрелявшая из пистолета, сбежала из больницы, так что Кроуфорду не составило труда заявить, что он никогда не видел ее прежде и не имеет понятия, чего она надеялась достичь. Вина за прискорбное состояние тела была возложена на срикошетившую пулю, и Кроуфорду потребовалось некоторое актерское мастерство, которого он в себе даже и не подозревал, чтобы кивнуть и согласиться, что это звучит правдоподобно.
Китс через день заканчивал учебу, а Кроуфорд понимал, что его собственные дни как студента-медика тоже сочтены теперь, когда Джозефина как-то его нашла, так что они оба вместе отправились домой по Дин Стрит. На южном углу больницы святого Фомы несколько мужчин сгружали с повозок тюки старой одежды, и гневные выкрики, несущиеся из повозок торговцев и кэбов, застрявших на улице позади них, почти тонули в гомоне своры мальчишек и собак, носящихся вокруг замерших колес. Несколько минут, в течение которых Китс и Кроуфорд проталкивались через толпу, они молчали.
Наконец они миновали эпицентр шума, и Кроуфорд спросил ― Джон, что это былоза существо? Тот летающий змей?
Китса, казалось, позабавил его вопрос. ― Ты что, действительно этого не знаешь? ― с горькой усмешкой спросил он.
Кроуфорд обдумал вопрос. ― Да, ― ответил он.
Китс остановился и вперил в него очевидно разгневанный взгляд. ― Как такое возможно? Как, дьявол тебя побери, ты собираешь заставить меня в это поверить? Я что же должен вот так запросто поверить, что твой палец действительно ампутирован из-за гангрены?
Несмотря на то, что Китс был ниже и на четырнадцать лет моложе, Кроуфорд отступил назад и примирительно вскинул руки. ― Хорошо, признаю, это была ложь. Он не был уверен, что хочет делиться с Китсом событиями своего недавнего прошлого, так что он попытался сменить тему. ― Знаешь, тот фальшивый священник так уставился на мой… на то место, где раньше был мой палец. Он озадаченно покачал головой. ― Это, похоже, его… разгневало.
– Не сомневаюсь. Неужели ты и впрямь ничего об этом не знаешь? Он решил, что ты там по той же самой причине, что и он, и он был в ярости, потому что тебеэто уже, вполне очевидно, не нужно.
– Он был… черт возьми, о чем ты говоришь, он что забрался туда, чтобы ампутировать палец? И завидовал тому, что ясвой уже потерял? Ты, конечно, прости меня, Джон, но это ни в…
– Давай не будем говорить об этом на улице. Китс задумался на мгновение, затем оценивающе посмотрел на Кроуфорда. ― Ты когда-нибудь бывал в Галатее [70]70
Галатея ― ожившая статуя, изваянная Пигмалионом. Пигмалион был царем острова Кипр. Он высек из слоновой кости статую и полюбил ее. Дарил ей подарки, одевал в дорогие одежды, но статуя продолжала оставаться статуей, а любовь безответной. Во время праздника, посвященного Афродите, Пигмалион обратился к богине с мольбой дать ему жену столь же прекрасную, как и выполненная им фигура. Осмелиться попросить оживить холодное изваяние Пигмалион не решился. Тронутая такой любовью, Афродита оживила статую, которая стала женой Пигмалиона.
[Закрыть], под мостом?
– В Галатее? Нет. Это что, таверна? Звучит, словно… Он оставил фразу недоконченной, так как чуть было не сказал, словно барменшами там ожившие статуи. Вместо этого он спросил, ― Почему она под мостом?
Китс уже вышагивал вперед. ― По той же самой причине, по которой тролли околачиваются под мостами, ― бросил он через плечо.
Галатея и в самом деле оказалась таверной, расположенной под Лондонским мостом. После неспешного спуска по ряду каменных ступеней на узкий речной берег ― в тень вытащенных на берег угольных барж, где они осторожно пробрались через валяющихся без сознания пьяниц и кучи гниющих речных водорослей ― они ступили во влажную темноту под мостом и в одном месте были даже вынуждены перебраться друг за другом по узкой доске, перекинутой над водой, и Кроуфорд подивился, то ли здесь был другой вход для подвоза провианта, то ли еда и напитки доставлялись к парадному входу на лодке.
Они миновали покоробленные окна заведения, прежде чем достигли двери. Свет лампы выхватывал в грубом стекле оплывшие янтарные капли, и Кроуфорду пришло на ум, что солнечный свет, должно быть, никогда не достигает этого места, расположенного под широким каменным брюхом моста. Над дверью были зажжены девять крошечных ламп, и Кроуфорд подумал, что недавно они могли составлять какой-то узор, в котором теперь большая часть ламп отсутствовала. На это намекало их расположение ― группа из четырех ламп, затем две, затем три ― казавшееся намеренным.
Китс добрался до входа, распахнул дверь и исчез внутри. Когда Кроуфорд вошел вслед за ним, он увидел, что пол, как таковой, в этом заведении отсутствовал ― каждый стол покоился на собственном уступе, или плите, или выступе первоначальной кладки, соединенный ступенями и приставными лестницами со своими соседями. И каждая из полудюжины масляных ламп свисала с потолка на цепи своей собственной длины. Учитывая расположение этого места, Кроуфорда не сильно удивило, что пахло здесь мокрой глиной.
В таверне было всего пять посетителей, собравшихся здесь этим летним утром. Китс провел Кроуфорда мимо них по извилистому, забирающему вверх курсу, к столу, возвышающемуся на древнем пьедестале, который, как предположил Кроуфорд, находился, должно быть, у дальней стены этого места. Одинокая лампа висела в нескольких ярдах над сучковатой черной столешницей, покачиваясь от дуновений подземного сквозняка, но она была бессильна рассеять обступившую их непроглядную темень.
– Вина? ― с неуместным весельем предложил Китс. ― Здесь его могут подать в аметистовом кубке ― древние Греки верили, что вино теряет свою дурманящую силу, если подавать его таким образом. Лорд Байрон имеет обыкновение пить вино из аметистового черепа.
– Я читал об этом ― но думаю, это был обыкновенный череп, просто старая кость, ― сказал Кроуфорд, отказываясь быть запуганным поведением Китса. ― Должно быть, череп какого-нибудь монаха. Он нашел его в своем саду. И, пожалуй, да, вино будет как нельзя кстати в такой день, как этот ― херес покрепче, если у них тут такой найдется.
Крупный усатый мужчина в фартуке вскарабкался наверх рядом с Китсом и улыбнулся им обоим. Кроуфорд подумал, что он отрастил усы, чтобы частично скрыть без сомнений злокачественную опухоль, которая обезобразила его челюсть. ― Вы только посмотрите, кого к нам занесло! ― воскликнул мужчина. ― Ищете компанию, доблестные сэры? Чудесный день для неффов, а? Не знаю точно, кто здесь сейчас вокруг, но здесь, без сомнений, найдутся те, кто заплатит за…
– Вы знакомы с моим другом? ― прервал его Китс. ― Майк Франкиш, Пит Баркер.
Баркер слегка поклонился. Любой, кто может уговорить мистера Китса украсить мое скром…
– Просто напитки, ― прервал его Китс. ― Один олоросо херес [71]71
Олоросо (исп. Oloroso) – очень сухая разновидность хереса, тяжелое и богатое вино крепостью до 18 – 20 градусов, оно имеет очень темный янтарный цвет (или цвет красного дерева), поскольку его созревание происходит без дрожжевой пленки (благодаря чему оно сильнее окисляется), это вино обладает сильным ароматом грецкого ореха, карамели и дуба, прекрасно сочетается с красным мясом, дичью, сырами.
[Закрыть]для моего друга, а я выпью бокал домашнего кларета.
Улыбка мужчины осталась насмешливо понимающей, но он повторил их заказы и удалился.
– Он с тобой не знаком, ― задумчиво сказал Китс. А Баркер знает всех хозяев неффов в Лондоне.
– Это еще кто такие, и с чего ты решил, что я один из них?
В это время прибыли напитки, и Китс подождал, пока Баркер снова удалится в темноту. ― Ну, ты точноодин из них, Майк, или прямо сейчас ты цеплялся бы за края операционного стола, пока какой-нибудь доктор исследовал бы твою брюшную полость в поисках пули. Я понял это, как только тебя увидел. Есть один безошибочный признак ― своего рода нездоровый вид, читаемый в твоих глазах. На первых порах. Очевидно, ты просто стал одним из них недавно ― с такой отметиной ты не мог прожить долго ни в одном городе, не заметив, что притягиваешь к себе определенное внимание ― и в любом случае, твой палец все еще не зажил, а их укусы заживают быстро.
– Черт возьми, он не был откушен, ― сказал Кроуфорд. ― Его отстрелили.
Китс улыбнулся. ― Уверен, что так тебе и показалось. Попробуй рассказать все это нефферам, тем людям, которых ты скоро повстречаешь, людям для которых это единственная в жизни страсть.
Озадаченный еще больше чем прежде, Кроуфорд отхлебнул немного густого хереса, а затем тяжело поставил бокал на стол. ― Что, ― сказал он ровно, не обращая внимания на стон, слабо доносящийся из темноты за его спиной, ― это все значит?
Китс развел было руки и открыл рот, собираясь ответить, затем после недолгой заминки выдохнул и ухмыльнулся. ― Ну, можно сказать, это половое извращение. По крайней мере, обычно. Согласно заявлениям полиции, это склонность к взаимодействию с определенными видами обезображенных людей, такими, например, как Баркер с его раздутой челюстью. По словам же их поклонников, однако, это поиски… суккубов, Ламий [72]72
По одной из версий слово нефф происходит от слова Нефертити и означает человека с физическими повреждениями или психическими расстройствами. Неффер, таким образом, человек, вступающий в связи с неффами. Также напрашивается взаимосвязь этих слов со словом нефелим (падшие).
[Закрыть].
Его слова одновременно расстроили и развеселили Кроуфорда. ― Значит, по-твоему, я из тех, кто способен принять Баркера за прекрасную вампиршу? Черт возьми, Джон…
– Нет, ты не из этих искателей. Он вздохнул. Проблема в том, что чистокровных ламий, как и чистокровных вампиров уже не осталось. Он покосился на Кроуфорда. ― То есть, почти не осталось. Поэтому людям почти всегда приходится иметь дело с дальними потомками этой расы. А эти отпрыски обычно отмечены своего рода… опухолью. Опухоль ― это признак ― а фактически сама суть ― их кровного родства.
– И что, одного лишь знания, что кто-нибудь, как, например, этот твой Баркер, произошел от Лилит [73]73
Лилит (Lilith) – в еврейском фольклоре злой демон женского пола. Слово «Лилит» этимологически связывают с еврейским прилагательным «ночная». В Талмуде Лилит фигурирует как первая жена Адама, мать исполинов и бесчисленных злых духов. В каббале Лилит ―дьяволица, являющаяся во сне неженатым мужчинам и соблазняющая их. Согласно многим демонологам Лилит управляет суккубами. В еврейской традиции прекрасная внешность Лилит связана с ее способностью менять свой облик. В творчестве различных писателей Лилит предстает как Лилит-змея, вампирша и т.п. У Набокова она и вовсе превращается в юную обольстительную девочку (стихотворение «Лилит»). В Библии (Книга пророка Исаии 34:14) в русском переводе Лилит именуется «ночным привидением» (the screech owl). В этом угадывается неожиданная взаимосвязь с кричащей совой из стихотворения Перси Шелли Азиола (появляется позднее), тем более странная, что я не уверен, что сам Пауэрс ее углядел, хотя учитывая его скрупулезный подход к изучению материала, параллели эти вряд ли случайны.
[Закрыть]или еще кого-нибудь достаточно, чтобы сделать его неотразимым для этих извращенцев? Клянусь тебе, Джон…
Джон Кольер ― Лилит
Китс прервал его тираду. Существо, которое спасло тебя этим утром, не было полукровкой. Это был самый… губительно прекрасныйэкземпляр из всех, что я когда-либо видел, и найдутся состоятельные нефферы, которые с радостью даруют тебе титул баронета, усадьбу и земли лишь за то, чтобы провести с ним каких-нибудь полчаса, даже если будут знать, что оно убьет их. Он почти завистливо покачал головой. ― Как, черт возьми, тебе удалось его встретить?
– Дьявол, ты же там был. Сам же сказал, оно выскочило из глотки того мертвого парня.
– Нет, оно лишь использовало труп как… канал, видимо этот человек сохранил в себе остатки их каменистой крови ― или, возможно, был жертвой одного из них ― но явилосьоно, потому что тебязнало. Он прервался, вглядываясь в царящую вокруг темноту, затем перешел на шепот. ― Знало тебя и чувствовало по отношению к тебе какое-то обязательство, как если бы ты был… подлинным членом семьи, не просто добычей, какой жаждут стать клиенты Галатеи. Как это случилось? Когда она откусила… Он улыбнулся. ― Отстрелилатвой палец?
– Я действительно никогда не видел это существо прежде. А палец мне отстрелил один человек в Сассексе. И он совсем не был похожна вампира.
Китс, похоже, ему не верил.
– Черт возьми, я говорю правду. И в любом случае, тыто как умудрился узнать про всю эту ерунду? Ты что снарфи [74]74
Snarfie. Я не знаю, какой словарь Великого и Могучего курит Пауэрс. Но тот единственное толкование, которое я нашел в Urban Dictionary приводить здесь мне право же не совсем удобно. В некотором приближении можно перевести это как фетишист.
[Закрыть]?
Улыбка юноши напомнила ему улыбки, которые когда-то он видел в пылу морской битвы, свозь ночь, озаряемую всполохами выстрелов, на лицах молодых моряков, которые уже многое пережили и надеялись продержаться до рассвета. ― Возможно, так оно и есть. Мне говорят, что выгляжу я похоже, а местные завсегдатаисчитают, что я столь педантично избегаю этого места, чтобы не дать им извлечь выгоду из моего положения. Но если я и один из них, то вследствие обстоятельств моего рождения, а не по собственному выбору. Я… хм, скорее искомое,чем искатель. И я почти уверен, что и ты тоже.
Китс поднялся. ― Готов идти? Тогда двинули. От этого места лучше держаться подальше. Он бросил на стол несколько монет и направился к трапу, ведущему к далекому серому свету, сочащемуся через парадные окна.
С другой стороны, из темных глубин помещения, глухим эхом докатился стон. Глянув в том направлении, Кроуфорд подумал, что видит людей, сгрудившихся вокруг основания креста, и нерешительно сделал шаг в их сторону.
Китс поймал его за руку. ― Нет, святой Михаил, ― спокойно сказал он. ― Все кто здесь находится, пришли сюда добровольно.
Обдумав сказанное, Кроуфорд пожал плечами и последовал за ним.
Свет лампы выхватил лицо Кроуфорда, когда он на ощупь пробирался мимо одного из столов, и сидящий за ним пожилой мужчина на мгновение уставился на Кроуфорда ― а затем неожиданно укусил свой палец, выбрался из-за стола и следовал за Кроуфордом до самой двери, поскуливая словно заискивающая собака-попрошайка и призывно помахивая своей кровоточащей рукой.
Когда они снова оказались на улице, беспокойство Кроуфорда только усилилось. Нет, он, конечно, не думал, что Джозефина последовала за ними от больницы, но она могла запросто махнуть рукой на идею личного отмщения и обратиться к властям, для которых не составит труда узнать из больничных записей где он живет. Прямо сейчас шерифы могут поджидать его возле дома на Дин Стрит.
Он как раз раздумывал, насколько он может довериться Китсу, когда Китс заговорил сам. ― Поскольку ты даже словом об этом не обмолвился, полагаю, ты знаком с этой медсестрой.
Решение довериться юноше не принесло ему ожидаемого облегчения ― Да. Она моя свояченица. Она думает, что в ночь на субботу я убил свою жену. Он с беспокойством посмотрел вперед. ― Не могли бы мы пройтись вдоль реки на запад?
Китс стоял, засунув руки в карманы, изучая мостовую под ногами, и несколько секунд ничего не отвечал. Затем, с легким намеком на улыбку, покосился на Кроуфорда. ― Ну хорошо, ― тихо ответил он. ― Как насчет того, чтобы выпить пива у КьюзАка [75]75
КьюзАк, Кьюзиак, Кузиак (Kusiak). Тот самый старый Казиак из «Врат Анубиса» в гостинице которого укрылись Джеки и Брэндан Дойль, после того как спаслись бегством от преследовавших их доктора Ромени и Хорребина.
[Закрыть] ― теперь твоя очередь платить, и у меня такое чувство, что другой возможности воспользоваться этим мне не представится.
Они перебрались через Главную Улицу, огибая запрудившие улицу повозки, и, очутившись под свесами домов на западной стороне, снова перешли на спокойный шаг. ― Она, похоже, ничуть в этом не сомневается, ― заметил Китс, пока они шли по одной из ведущих вдоль реки узких улочек. ― Эта твоя свояченица. Старинные фасады домов по правую сторону от них были ярко освещены солнцем, и Кроуфорд повел Китса левой стороной улицы.
– Все так считают. Из-за этого я и потерял палец ― кто-то выстрелил в меня, когда я убегал. Кроуфорд покачал головой. ― Мы, я и она, были одни в закрытой комнате с крошечным окошком, но когда утром я проснулся, Джулия ― моя жена, или была ею ― она уже…
Неожиданно, не сбавляя шага, он бесшумно заплакал, не зная даже почему, так как понимал теперь, что никогда по-настоящему не любил Джулию. Он поспешно отвернулся к кирпичным стенам и окнам, проплывающим слева от него, надеясь, что Китс, каким-нибудь чудом, не заметит его слабости. За одним из окон бочкообразный купец поймал его затуманенный слезами взгляд и встревожено обернулся к маячащему за его спиной входу, очевидно решив, что Кроуфорд увидел там что-то плачевное.
– Не от туберкулёза, полагаю, ― обыденным тоном произнес Китс, внимательно вглядываясь вперед в поисках заведения Кьюзака. ― Чаще всего это выглядит как туберкулёз, или что-то настолько к нему близкое, что доктора даже не удосуживаются продолжать осмотр. Так случилось и с моей матерью. Он пошел быстрее, и Кроуфорду пришлось утереть глаза и прибавить шагу, чтобы не отстать. ― Оно подбиралось к ней долгие годы. Я… знал, что это я виноват, даже когда был ребенком ― когда мне было пять, я стоял под дверью в ее спальню со старым мечом, надеясь защитить ее от существа которое мне приснилось. Я даже не уверен, что это был меч, помню только, что он был из железа. Однако, все было тщетно. Он остановился, и когда он обернулся, в его глазах тоже стояли слезы. Так что не думай, что я согласен с твоей свояченицей, ― сердито сказал он.
Кроуфорд кивнул и шмыгнул носом. ― Хорошо.
– Какие у тебя планы?
Кроуфорд пожал плечами. ― Я подумывал снова стать хирургом под фамилией Франкиш ― моя настоящая фамилия Кроуфорд, и я…
– Акушер Кроуфорд? Я слышал о тебе.
– Но этот план полетел к черту, когда Джозефина опознала меня. Свояченица. Полагаю, она устроилась медсестрой сразу в несколько Лондонских больниц, на случай если я попытаюсь вернуться в медицину. Так что, думаю, теперь мне придется покинуть Англию. Если дойдет до слушанья дела об убийстве, вряд ли какой-нибудь суд признает меня невиновным. Китс согласно кивнул. ― Пожалуй. В судебной власти чертовски мало нефферов… тем более тех, которые признались бы в своей осведомленности. А вот и Кьюзак.
Постоялый двор, на который они прибыли, был просторным двухэтажным домом с прилепившейся сбоку конюшней и причалом позади, так что посетители могли прибывать в него на лодке. Китс повел их в бар, который своими дубовыми панелями на стенах и обитыми кожей стульями, являл обнадеживающий контраст по сравнению с обстановкой Галатеи. Кроуфорд надеялся лишь, что не сильно пропах зловонием того места.
– Ты… сказал, ты думаешь, что виноват в смерти своей матери, ― сказал он, когда они нашли столик у окна, выходящего на реку. ― Почему ты так решил? В таком случае и я, получается, виноват в смерти Джулии?
– Боже, даже и не знаю что сказать. Если и так, с твоей стороны это явно было неумышленно. Есть, пожалуй, несколько способов, с помощью которых такое существо может связать себя с человеком, но большинствоиз них требует от этого человека добровольного согласия. В моем случае, полагаю, формальным согласием послужила ночь, в которую я родился. Похоже, что эти существа могут добраться до детей, рожденных в ночь тридцать первого октября. Какая-то обычная защита в эту ночь отсутствует, и если ты родился в это время, ты… почетный член их семейства. Тебя усыновляют. Они могут… сфокусировать свое вниманиена таком новорожденном, и после того как единожды это сделали, они похоже следят за ним всю его жизнь. И это их внимание оказывается губительным для его семьи. ― Бокал кларета, пожалуйста, ― добавил он девушке в переднике, которая подошла к их столику.
– И пинту горького, пожалуйста ― добавил Кроуфорд.
– У тебя есть семья? ― спросил Китс, после того как девушка удалилась к барной стойке. Издалека над водой доносился звон колокола речного торговца пивом.
Кроуфорд подумал о пошедшей ко дну лодке, о горящем доме и раздавленном трупе в кровати. ― Нет.
– Счастливчик. Подумай как следует, если решишься изменить положение вещей. Он покачал головой. ― У меня вот два брата и сестра. Джордж, Том и Фанни [76]76
Сестра Джона Китса ― Фрэнсис Мэри (Фанни).
[Закрыть]. Мы сироты, и всегда были очень друг другу близки. Держались друг за друга, знаешь ли. Он поднял руку и уставился на нее. Одна лишь… мысль… о том, что что-нибудь подобное произойдет с ними, о том, что они станут частью этого… особенно Фанни, ей всего тринадцать, и я всегда был ее любимым…
Кроуфорду приходилось постоянно напоминать себе, что Джулия действительно необъяснимым образом умерла, и что он, на самом деле, видел этим утром парящего в воздухе змея. Может быть то, что рассказывал ему Китс, и не было похоже на правду, но какие привычныеобъяснения годились для всего с ним случившегося.
Принесли напитки, и Кроуфорд, вспомнив про свой черед, за них заплатил. Он отхлебнул пива, и открыл рот, собираясь что-то сказать.
Но Китс его опередил. ― Ты, наверное, хочешь, чтобы я сходил за твоими вещами и принес их тебе куда-нибудь, соблюдая осторожность, чтобы не привести за собой хвост.
Кроуфорд смущенно закрыл рот, а затем открыл его снова. ― Э-э, собственно говоря, да. Я был бы тебе чертовски признателен… и, хотя не могу отблагодарить тебя сейчас, как только я устроюсь за границей, я…
– Забудь. Когда-нибудь мне самому может понадобиться помощь от вынужденного хозяина неффа. Китс вопросительно вскинул брови. ― В Швейцарию?
Кроуфорд почувствовал, как лицо его заливается краской, когда он в упор посмотрел на юношу, так как был уверен, что никому не говорил о планах своего путешествия, да он и сам не знал, почему решил отправиться в Швейцарские Альпы. Китс, казалось, знал о нем больше чем он сам.
– Слушай, ― спокойно сказал он. ― Я готов признать, что столкнулся здесь с чем-то… сверхъестественным, а ты, очевидно, знаешь гораздо больше чем я, обо всех этих грязных делах. Так что я был бы тебе признателен, если бы ты просто сразу выложил мне все, что знаешь о моей ситуации, и приберег драматические паузы для своей чертовой поэзии.
Самоуверенная улыбка исчезла с лица Китса, и он внезапно показался молодым и сконфуженным. ―…Стивенс? ― спросил он. ― Рассказал тебе?
– Он самый. И вообще, как ты можешь рассуждать о том, насколько презренны все эти люди, эти нефферы, если сам сохранил те отвратительные камни из мочевого пузыря, чтобы они помогали тебе писать твою чепуху? Они что работают как счастливая кроличья лапка? Полагаю, однажды ты укутаешься плащом, подвесишь на шею обезображенную челюсть старого Баркера, и тогда Байрону, Вордсворту и Эшблесу останется только свернуть шатры путешественника и вернуться домой, верно?
Китс ухмыльнулся, но лицо его пошло пятнами. ― Ты не виноват, ― еле слышно, словно самому себе, сказал он. ― Ты не знаешь, что все это для меня значит, и я не могу на тебя обижаться… по крайней мере, обижаться сильно. Он вздохнул и запустил пальцы в свою рыжеватую шевелюру. ― Послушай. Яодин из тех людей, которые привлекли внимание представителя этой другой расы. Как я уже говорил, это произошло в ту ночь, когда я родился. Если бы я захотел использовать эту связь, чтобы помочь моему писательскому ремеслу ― а я думаю что мог бы, эти существа запросто могут оказаться созданиями, которые в мифах упоминаются как Музы ― мне нужно было бы лишь позвать мою… скажем так фею-крестную, и попросить об этом. И уж, конечно, мне не пришлось бы отираться в палатах неффов, выискивая возможность стянуть камень из мочевого пузыря или чашку крови, в надежде вступить в ту эфемерную связь, что приоткрывает свою суть лишь в закоулках одержимых снов.
Кроуфорд попытался было заговорить, но Китс поднял руку, призывая его помолчать, и продолжил.
– Знаешь ли ты ― хотя нет, вряд ли ― что среди нефферов модно носить запятнанный кровью носовой платок, чтобы выглядеть больным чахоткой? Это намек на то, что ты действительно привлек внимание одного из вампиров, что один из них уделяет свое время, поглощая тебя. Весьма почетно… но яи так уже член этого проклятого семейства. И ты очевидно тоже. Они уделяют намтак много внимания, что не позволятнам умереть ― хотя у них нет такой же щепетильности по поводу членов наших настоящих, земных семей. Китс покачал головой. ― Но моя поэзия, черт тебя подери, касается только меня. Я… я мало что могу со всем этим поделать ― от защиты, от продленной жизни не скрыться ― но я не позволюим вмешиваться в мою поэзию.
Кроуфорд растопырил пальцы своей изувеченной руки. ― Прости. Так зачем ты тогда оставил эти штуки?
Китс уставился на реку за окном. ― Я не знаю Майк. Думаю по той же самой причине, по которой я не ушел, когда администрация больницы сочла, что я достаточно несведущ и невнимателен, чтобы определить меня к Лукасу. Чем больше я знаю об этих созданиях, этих вампирах, тем больше шансов, что мне удастся освободиться от одного из них, что наблюдало за моим рождением… и убило мою мать.
Кроуфорд кивнул, но подумал, что Китс лгал, главным образом самому себе. ― Так что, получается, руководство больницы обо всем этом знает?
– Безусловно… хотя и трудно сказать, что именно. Конечно, многие наши пациенты расходятся с человеческой нормой, особенно если заглянуть им внутрь, но в отклонениях неффов есть некоторое постоянство. Эти отклонения, к тому же, обычно не особо существенны ― камни в почках и мочевом пузыре немного похожи на кварц, кожа становится жесткой и ломкой, когда они подолгу остаются на солнце или, например, они прекрасно видят ночью, но солнечный свет их ослепляет. Думаю, в больнице решили не обращать на это внимания ― не прогонять без всякой причины пациентов, что вызвало бы толки, а просто перепоручить случаи с нефами самым некомпетентным штатным сотрудникам. Думаю, если бы что-нибудь подобное сегодняшнему происшествию случилось раньше ― старший хирург давно бы уже прикрыл эту лавочку.
– Так почему я хочу поехать в Швейцарию?
Китс улыбнулся ― немного печально. ― Альпы недостижимой мечтой высятся над всеми снами нефферов. Он пристально вглядывался в реку, словно ища там подходящее объяснение. В Южной Америке, говорят, есть растение, которое вызывает галлюцинации у людей, пьющих чай заваренный из его листьев. Галлюцинации эти напоминают видения навеваемые опиумом, но только в этом случае все видят одно и то же. Насколько я знаю, огромный каменный город. Даже если человеку не говорили, чего ожидать, он все равно увидит этот город, точно такой же, как и все остальные принимавшие наркотик люди.
Он прервался, чтобы допить вино, и Кроуфорд махнул рукой, чтобы принесли еще. ― Спасибо. Жизнь неффера в чем-то похожа. Твой сон насчет Альп. Пару месяцев назад из самых худших трущоб Суррейсайда [77]77
Суррейсайд (англ. Surrey side) ― район в юго-восточной части Лондона, расположенный по южную, обращенную к графству Суррей, сторону Темзы. Район доков, чернорабочих, перенаселенности, грязи и нищеты. Все это делало Суррейсайд далеко «не самым приятным» районом Лондона. «Один из самых мрачных и подозрительных районов города» – так описывает этот район Конан Дойль в повести «Знак четырех».
[Закрыть]в больницу доставили мальчика, который умирал от чахотки. И он не задержался там надолго. Но преждечем он умер, он нашел кусок древесного угля и нарисовал на стене возле своей кровати прекрасную картину горы. Один из докторов увидел ее и пожелал узнать, из какой книги мальчик срисовал это идеально детализированное изображение горы Монблан. Все просто отвечали, что не знают ― было бы слишком хлопотно объяснять ему, что мальчик извлек все это из головы, что он книги-то и в глаза не видывал, и никогда не бывал на востоке дальше Тауэра, и, что его мать сказала, что он в жизни никогда ничего не рисовал, даже прутиком на земле.
– Ну, может быть, я туда и не поеду. Может быть, я… ну не знаю… Он поднял взгляд и увидел улыбку Китса. ― Ну хорошо, черт побери, я должен туда поехать. Может быть, там я смогу найти выход из этого дьявольского положения.
– Ага, конечно. Как тот выход с самого дна Дантовского ада, что просто вел в Чистилище. Китс поднялся на ноги и на мгновенье задержал руку на плече Кроуфорда. ― Ты, пожалуй, можешь подождать меня здесь. Я удостоверюсь, что за мной не следят, и я сообщу тебе, если увижу каких-нибудь подозрительных типов околачивающихся по соседству. Если я не вернусь через час, тебе лучше предположить, что меня задержали, и просто уехать с тем, что на тебе и в твоих карманах.