Текст книги "Гнёт ее заботы"

Автор книги: Тим Пауэрс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

–  Papa, Papa, mi permetti entrare, fa freddo qui fuori, ed e buio! ― донесся потусторонний, будто принадлежащий ребенку, голос. Кроуфорд мысленно перевел это: Папа, папа, позволь мне войти, здесь снаружи так темно и холодно!

Кроуфорд однажды уже видел эту маленькую девочку, парящую теперь в воздухе возле стеклянной двери, но теперь она была более полной. Ее глаза были яркими, а белая кожа вокруг рта и ладони, прижатые к стеклу, были запятнаны свежей алой кровью. Она смотрела в лицо Байрона и неожиданно страшно улыбнулась.

Кожа на лице Кроуфорда натянулась, обрисовав скулы, и лишь усилием воли он заставил себя стоять рядом с Джозефиной и не сбежать.

Байрон побелел, а его руки тряслись, но он тихо кивнул. ―  Si, tesora, ti piglio dal freddo [332]332
  Si, tesora, ti piglio dal freddo ― Да, сокровище мое, ты выглядишь просто леденяще (итальянский).


[Закрыть] .

Не отрывая глаз от тела, бывшего когда-то его ребенком, он, повысив голос, сказал: ― Айкмэн ― Джозефина ― отправляйтесь наверх в ваши комнаты. Пожалуйста. Это касается только нас двоих.

Кроуфорд открыл было рот, чтобы возразить, но Джозефина схватила его руку. ― Так надо, ― прошептала она. ― Пойдем.

Они пересекли просторную комнату, направляясь к темному коридору, но прежде чем они завернули за угол, Кроуфорд оглянулся назад. Байрона душили рыдания, но пистолет в его руке больше не дрожал.

Они услышали выстрел, когда поднимались по лестнице, а через несколько минут, из окна комнаты Кроуфорда, увидели хромающую фигуру Байрона, ступающего по посеребренной лунным светом траве и несущего маленькое тело. Кроуфорд вспомнил, что видел в том направлении церковь, и с удивлением подумал, где же Байрон собирается найти там лопату.

– Он сказал, молодую особь можно убить этой пулей, ― торжественно промолвила Джозефина, расстегивая блузку. ― А она, определенно, была молодой. Она сложила блузку, стянула юбку, а затем забралась в кровать. Помнишь, что всегда говорила Клэр? Лунный свет высветил ее измученную улыбку. ― Что ж, больше она не вправе так говорить. В конце концов он кое-что сделал для Аллегры.

Спустя несколько прошедших в молчании минут все их существо пронизало отдаленное нечеловеческое пение, что, словно эхом, отражалось от небес и земли, охватывая их необъятной дрожью; неземной хор блистал, словно гобелен, сотканный из нескончаемо длящихся нот, и, хотя звуки были величественно печальными, они вызывали в Кроуфорде лишь благоговейный страх и смирение, так как, очевидно, не были рассчитаны на людские чувства.

На рассвете его разбудило мягкое покачивание. Несколько сонных мгновений он думал, что он на борту корабля. Затем он заметил цветы, подпрыгивающие в вазе на прикроватном столике, и вспомнил, что они были в доме Байрона, и сообразил, что это должно быть слабое землетрясение. Покачивание быстро затихло, и он снова провалился в сон.

ГЛАВА 16

Были же во дни оны на земле исполины…

– Бытие 6:4

Позже утром Кроуфорд и Джозефина были разбужены пронзительным голосом Шелли, доносящимся со двора ― когда Кроуфорд поднялся, отдернул занавески и выглянул наружу, он увидел, что Шелли руководил погрузкой багажа Хантов на крышу нанятого им экипажа, и, казалось, горел желанием как можно скорее отправиться в путь.

Байрон, тем временем, разгуливал взад вперед по длинным застывшим теням оливковых деревьев, что окружали пыльный двор виллы, и то, что он был на ногах в этот ранний час и даже не порывался посмотреть, как слуги крепили его багаж на специальной полке позади его наполеоновской кареты, заставило Кроуфорда сделать вывод, что поэт не ложился вовсе.

Густые, протянувшиеся по земле полосы создавали впечатление, что двор и не двор вовсе, а широкая лестница, как тот лестничный пролет, что он видел два года назад в Риме, из окна второго этажа в квартире Китса, и в голове мелькнула нездоровая мысль, «кто из собравшейся здесь компании держит путь наверх, а кто направляется вниз»? Байрон, пожалуй, вполне подходил на роль одного из тех бродяг, что просто стояли на одном месте посреди ступеней, дожидаясь, пока какой-нибудь турист заплатит им, чтобы они позировали для портрета ― какого же персонажа он мог бы олицетворять? Уж конечно не одного из святых.

Кроуфорд отворил окно и толкнул створки наружу, и ворвавшийся внутрь уже разогретый воздух донес запахи кофе и готовящейся где-то поблизости выпечки ― на которые не обращали никакого внимания все эти занятые внизу люди.

Кроуфорд и Джозефина оделись и спустились вниз, и так как они оставались в Ливорно и не спешили в Пизу, у них было вдоволь времени, чтобы воздать должное обильному импровизированному завтраку, который приготовили слуги Байрона.

Чуть позже Шелли отвел Кроуфорда в сторону и дал ему сотню фунтов. Кроуфорд взял деньги, но недоверчиво покосился на Шелли.

– Ты уверен, что хочешь отдать мне все это? ― спросил он.

Шелли моргнул, заметил банкноты в руке Кроуфорда, а затем покачал головой и потянулся за ними. ― Нет, я… я должен отдать это бедняге Ли Ханту ― или отослать обратно в Специю Мэри… я…

Кроуфорд оставил две десятифунтовые купюры и протянул оставшиеся назад. ― Спасибо Перси.

Шелли уставился на деньги, которые вернул ему Кроуфорд, кивнул и неуверенно улыбнулся, затем запихал их в карман и побрел прочь.

К восьми часам последние из детей Хантов были отловлены и погружены на борт нанятого экипажа ― в свой Байрон их не пустил ― а взрослые забрались кто в одну карету, кто в другую и заперли двери, а затем подвижной состав тронулся в путь, сопровождаемый едущими верхом слугами.

Уезжали, впрочем, не все слуги Байрона, и он распорядился, чтобы Кроуфорду и Джозефине разрешили взять на время запасную карету и пару лошадей для путешествия обратно в Ливорно. Однако, к тому времени как они наконец решились отправиться в путь, солнце начало столь основательно припекать пыльную дорогу, что они решили дождаться вечерней прохлады.

Кроуфорд вышел на затененный двор с парой книг Байрона и попробовал читать, но его постоянно отвлекала мысль о девочке, которую он видел здесь минувшей ночью. Он был уверен, что кровь на ее губах принадлежала Эдварду Вильямсу, и раздумывал, кому Эд будет жертвовать свою кровь теперь.

Джозефина провела большую часть дня лежа внизу ― сперва он подумал, что она задремала, но около полудня он заглянул ее проведать и заметил, что ее глаза были открыты, неутомимо смотря в потолок. Он вернулся обратно во двор и снова попробовал читать.

К западу от Монтенеро земля две или три мили наклонно сбегала вниз, стремясь к побережью Лигурийского моря, и, когда солнце опустилось к земле, темным силуэтом обрисовав остров Эльба, место ссылки Наполеона, Кроуфорд различил ритмичные песнопения, доносящиеся с дороги позади дома.

Он сунул за ремень один из пистолетов Байрона, и, прихрамывая, спустился по грязной дороге, чтобы узнать причину этих звуков, но обнаружил лишь дюжину крестьян и пару священников, стоящих вокруг повозки, в которую был запряжен изнуренного вида осел.

Священники нараспев произносили молитвы и окропляли сухую дорожную пыль святой водой, и Кроуфорд поначалу подумал, что это был какой-то местный ритуал, который не имел к нему никакого отношения; но затем из редкой толпы, сутулясь, выбрался древний старик с тростью и широко ему улыбнулся… и Кроуфорд понял, что пистолет ему здесь ничем не поможет.

– Они хорошо осведомлены, ― сказал де Лож на своем диком французском, ― об особенности того места, из которого вы недавно прибыли. Он махнул рукой на крестьян и священников. ― Портовенере, я имею в виду. Ты был бы изумлен, узнав, сколь долго оно носит это имя, и на сколь многих языках. Поэт четырнадцатого столетия Петрарка удостоил это место нескольких произведений, когда не воздыхал о недосягаемости своей возлюбленной Лауры.

Он рассмеялся и оглянулся на своих пасторальных [333]333
  Пасторальный (bucolic) ― сельский. Пасторальная (буколическая) поэзия ― зарисовки на сельские темы: овечки, пастушки и т.п.


[Закрыть]сопровождающих, затем снова покосился на Кроуфорда. ― Думаю, если произнести сейчас нужное слово, эти люди атакуют дом в тот же миг ― заметь, что некоторые из них при ножах, а тот джентльмен позади захватил с собой вилы. Английский лорд, который здесь гостил, Байрон, член общества Карбонариев, верно? Эти люди одобряют это, но теперь Байрон уехал, а в вас они чуют ― Силиконариев [334]334
  Siliconari ― Силиконарии (по аналогии с Carbonari – Карбонарии) (итальянский).


[Закрыть]. Он махнул тростью назад, вверх по дороге. ― Что скажешь, можем мы с тобой поговорить?

Кроуфорд подумал о Джозефине, оставшейся без присмотра в доме. ― Хорошо, ― сказал он с внезапно навалившейся усталостью. ― Скажи им, тем не менее, что я… скажи им, что я всадил гвоздь в mazze,ладно? Мы обойдемся без их… помощи. « Силиконарии, ― подумал он ― по-видимому, игра слов для silex ,французского и латинского слова для кремния. Silex, silicis, silici [335]335
  Silex, silicis, silici ― кремний, кремния, кремнем (латинский).


[Закрыть]» .

Де Лож снова засмеялся и обратился к священникам с быстрой фразой на итальянском. Те, казалось, немного расслабились, хотя и не перестали разбрызгивать святую воду.

Они направились вверх по крутой пыльной дороге, ведущей на немощеный внутренний двор. И пока они не слишком грациозно хромали к дому, де Лож время от времени поглядывал на Кроуфорда. Тени деревьев тянулись теперь к востоку, но исполосованный двор снова напомнил Кроуфорду гигантскую лестницу. Знать бы только, куда он направляется по ней сам.

– Ты развелся! ― воскликнул де Лож, когда они, наконец, достигли входной двери. ― Но та Венецианская попытка, которую четыре года назад предпринял один из твоих друзей, закончилась провалом ― так что ты, должно быть, забрался чертовски высоко в Альпы, я прав?

– Да, ответил Кроуфорд. ― С Байроном, в 1816. Он снова погряз в этом, в отличие от меня, так что мне не понятно, с чего бы твоим священникам восторгаться им и бояться меня.

– На самом деле, они и к Байрону не испытывают особо теплых чувств, но он богатый и влиятельный, а ты нет, и к тому же он многое делает для Карбонариев.

Де Лож покачал головой, и Кроуфорду почудилось, что в глазах древнего старика на миг вспыхнуло восхищение. ― Я никогда даже всерьез не рассматривал возможность отправиться в Альпы самому ― для меня это было бы слишком суровое испытание. К тому же оно, почти наверняка, повлекло бы мою гибель; или, что еще хуже, могло бы оставить меня искалеченным и неспособным попробовать что-нибудь еще. Он пожал плечами. ― Так что, почему бы просто не позволить подходящему человеку утопить меня в родных краях.

Кроуфорд постучал в дверь и смущенно направил разговор в сторону от того, как он не смог утопить старика шесть лет назад. ― Оно и впрямь чуть не сталосмертельным. То путешествие в Альпы. Там были… удивительные создания в этих горах.

Де Лож согласно кивнул, принимая смену темы. ― И вы поднялись туда в 1816? Как раз в эти годы там переправлялся старик Вернер ― именно его прибытие в Венецию помешало плану, который твои друзья… и я… пытались осуществить там в 1818. Его присутствие в Швейцарии должно было переполошить местных жителей ― там наверняка наблюдалась определенная активность Карбонариев ― и проезжающее настолько близко ― здесь он использовал слово, которое Кроуфорд мог перевести только как оживляющее средоточие ― должно было привести этих древних созданий в чрезвычайное возбуждение тоже. Ты, случаем, не видел там Вернера? Думаю, он держался в стороне от самых высоких перевалов, так как определенно не жаждет развода, но ты мог мельком увидеть сопровождающий его отряд.

Кроуфорд собирался уже помотать головой, когда де Лож добавил: ― Он путешествовал запакованный в лед, под охраной Австрийских солдат.

И Кроуфорду пришло на ум, что он припоминает нечто подобное ― фургон, застрявший в грязи в вечерних сумерках, и Байрона, эксцентрично вскарабкавшегося на его станину, чтобы направлять усилия толкающих фургон людей.

– Может и видел, ― сказал он. ― Кто этот Вернер?

Де Лож не ответил, так как один из слуг Байрона, наконец, отворил дверь. Слуга с неприязнью уставился на де Ложа, но отступил в сторону, когда Кроуфорд сказал ему, что старик был его гостем ― хотя после этого откровения Кроуфорд и сам удостоился холодного повторно оценивающего взгляда.

– Я расскажу тебе о нем, ― сказал де Лож. ― Где мы можем поговорить?

Презрение во взгляде слуги только усилилось, когда он услышал бедственный французский де Ложа. ― Э..э, наверху, в нашей комнате, ― ответил Кроуфорд. ― Подожди здесь, пока я предупрежу мою… жену, мою теперешнюю жену, что мы поднимаемся.

Когда Кроуфорд вместе с де Ложем вернулся в спальню, Джозефина сидела на полу, и он не мог с уверенностью сказать, что мелькнуло в ее взгляде, когда она взглянула на невероятно древнего старика, очарование или отвращение, или и то и другое сразу; он видел, как работали ее сложенные на коленях руки, и знал, что она снова мысленно продирается сквозь дебри таблиц умножения.

Де Лож опустился в кресло возле окна и положил ноги на кровать. ― Ты спросил о Вернере, ― сказал он. ― Вернер ― это… можно сказать, главный монарх Габсбургов ― тайный, но вместе с тем абсолютный властитель австрийской империи. И он пребывает в этой должности уже очень давно ― он старше даже меня, на добрых четыре века. Он родился примерно в 1000 году нашей эры, в старинном замке Габсбург [336]336
  Old Hapsburg castle ― старинный замок Габсбург. Замок расположен в кантоне Аргау, в Швейцарии, недалеко от реки Аре. Был построен в 1020 ― 1030 гг. графом Радботом (нем. Radbot). Граф Радбот по имени его замка стал называться графом Габсбургом. Он стал прародителем династии Габсбургов, которая спустя несколько веков стала одним из ведущих монархических родов Европы. Сам замок, однако, был потерян Габсбургами в начале XV века.


[Закрыть]на реке Аре [337]337
  Aar – Аре ― река в Швейцарии, левый приток Рейна.


[Закрыть], в швейцарском кантоне Аргау.

Кроуфорд стоял возле окна, смотря вниз на дорогу, где они оставили священников и крестьян, но резко обернулся, когда услышал имя кантона, и де Лож вопросительно поднял брови.

– Э-э, не бери в голову, ― сказал Кроуфорд. Он отвернулся обратно к окну, так как ему показалось, что он уловил какое-то движение на тенистой дороге. ― Слушай, я не особо любопытствую по поводу этого парня. Что ты…

– А должен бы, ― прервал его де Лож. ― Это человек ответственный за все наши злоключения. Он жаждал бессмертия, и он жил в Швейцарии, так что слышал немало историй о том, что Альпы являются цитаделью древних богов, сами, по сути, являясь этими древними богами, обращенными в камень изменившимся солнечным светом, но все еще живыми. Как-то ночью он вскарабкался в горы, тот молодой Фауст, которым он был, и умудрился пробудить горы настолько, чтобы поговорить с ними, и узнал о их народе, нефелимах, до-Адамовых вампирах, чьи окаменевшие тела все еще находят то там то здесь, дремлющие, словно семена в пустыне, дожидающиеся, когда пойдет животворящий дождь.

Де Лож вытянул свои иссохшие руки, разведя ладони примерно на фут. ― Они выглядят как маленькие статуи, ― сказал он. ― Маленькие окаменелые ребра какого-нибудь до-Адамового Адама, ожидающие, когда дыхание жизни снова их всколыхнет. Вернер нашел одну из них и хирургическим путем, используя также магию, поместил в свое тело, для того чтобы она могла пробудиться за его счет, так сказать, воспользовавшись его психическим кредитом. Он стал, таким образом, мостом, искусственным совмещением, своего рода представителем обеих рас одновременно, и теперь он ― вне сомнений ― все еще отчасти человек и оживленный нефелим сразу.

– Христос из старых богов, ― тихо сказала Джозефина по-французски. ― Своего рода искусственный спаситель-наоборот. [338]338
  Христос из старых богов. Своего рода искусственный спаситель-наоборот.Возможно намек на непорочное зачатие Христа. Христос явился, чтобы принести людям Новый завет. Вернер «непорочно» зачал древнюю жизнь, чтобы принести Ветхий, кровавый завет и вернуть людям утраченных древних жестоких богов.


[Закрыть]Ее руки безвольно лежали на коленях, словно даже таблицы умножения обманули ее ожидания.

Отстраненно Кроуфорд поразился, что она поняла речь старика, но его вниманием уже завладело нечто другое, и он отвернулся от окна, снова обратив лицо к де Ложу. ― Хирургическим путем, ― спросил он. ― Где он все это проделал? В Швейцарии, верно?

– Да, ― ответил старик. ― Ты что-то об этом знаешь?

Кроуфорд припомнил рукопись, про которую рассказывал Бойду шесть лет назад, то описание в Сборнике Меноттипроцедуры помещения статуи в человеческую брюшную полость. Как он тогда сказал Бойду, эта рукопись выжила лишь потому, что ее ошибочно занесли в каталог, как процедуру Кесарева сечения. ― Думаю, я читал хирургические записи об этом. Де Лож хотел было что-то сказать, но Кроуфорд призвал его к молчанию. ― Этот Вернер ― из Аргау! ― как он выглядит? Выглядит ли он… молодым? Здоровым?

Де Лож в изумлении посмотрел на него. ― Ты его видел, верно? Нет, он не молодой и не здоровый, хотя состояние его здоровья теперь, когда он в Венеции возле колонн Грай, весьма устойчиво. Он не может передвигаться, но он может проецировать себя в осязаемые образы, которых достаточно, чтобы поднять бокал вина или перелистывать страницы книги или отбрасывать плотные тени, если освещение не слишком яркое, и эти образы могут выглядеть настолько молодыми как он того пожелает. Хотя, он не может проецировать их очень далеко, не больше чем на несколько сотен ярдов от того места где находится его неимоверно древнее тело. А с 1818 этим местом является Дворец Дожей [339]339
  Дворец Дожей (итал. Palazzo Ducale, анг. Doge's Palace) в Венеции ― памятник итальянской готической архитектуры (XIV ― XV веков). Это главное здание Венеции было прежде всего резиденцией дожей республики. Во дворце заседали Большой совет и сенат, работал Верховный суд, и вершила свои дела тайная полиция. Надстроенный сверху балкон служил своего рода праздничной трибуной, с которой дож являл себя народу.


[Закрыть]на Пьяцца Сан Марко [340]340
  Piazza San Marco – Пьяцца Сан Марко.


[Закрыть]в Венеции. Я думаю, единственная причина, по которой Австрийцы захватили Италию, чтобы он мог владеть колоннами Грай и жить в их консервирующей время ауре.

– Я встретил того, кто, по-видимому, был им ― одной из его проекций ― в кафе возле Большого Канала [341]341
  Гранд-канал или Большой канал (итал. Canal Grande, анг. Grand Canal) ― самый известный канал Венеции, при этом каналом в строгом понимании не является: это не искусственно прорытое сооружение, а бывшая мелкая протока между островами лагуны, одним из которых является Риальто. Канал проходит через весь город. Набережных у канала практически нет, их заменяют фасады домов, выходящих на канал. Эти дома, как правило, построены на сваях, при этом имеют два выхода ― на сушу и на воду.


[Закрыть], ― задумчиво сказал Кроуфорд. ― Он не особо скрытничал ― сказал, что его зовут Вернер фон Аргау.

– Полагаю ему и не нужно скрываться, ― вставила Джозефина. ― Единственной вещью, которую он от тебя утаил, было ― дай ка подумать, то обстоятельство, что ты сам того не зная содействовал делу нефелимов, лучше чем любой Австриец.

– А также то, что лекарство, которое он мне для тебя дал, должно было тебя убить, ― сказал Кроуфорд.

– Конечно, должно было, ― сказал де Лож, столь энергично кивая, что Кроуфорд подумал, его источенная водой коряга-шея надломится. ― Австрийцы черпают свою власть из альянса, которым Вернер сковал себя с оживленным нефелимом, так что они делают все что могут, чтобы этот нефелим оставался счастливым ― а… бывшая жена этого молодого джентльмена, ― сказал он, указывая на Кроуфорда, ― была бы очень счастлива узнать о твоей смерти. Эти создания искренне нас любят, но они ужасно ревнивы.

В этот миг внизу на дороге показался свет факела, пробивающийся из-за деревьев, и Кроуфорд подумал было предупредить Джозефину; но затем решил, что слуги Байрона без сомнения управятся с любыми непрошеными гостями. Пистолет Байрона был все еще заткнут за его ремень, и он нервно его нащупал.

– Кто вытакой? ― спросила Джозефина. ― Откуда вывсе это знаете?

Немыслимо древний старик усмехнулся, и его лицо отразило столько вызывающего отвращение знания, что Кроуфорду пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвести взгляд. ― Мое истинное имя Франсуа де Лож, ― хотя запомнили меня под другим. Я родился в тот год, когда Жанну д’Арк сожгли на костре, и был студентом Парижского Университета, когда меня угораздило влюбиться.

Он тихо засмеялся. ― Недалеко от Университета, ― продолжал он, ― перед домом некой Мадемуазель де Брюйер, стоял большой камень ― вы видели его, сэр, когда злоупотребили моим гостеприимством. Студенты университета, должно быть, чувствовали его… странность, так как среди них он был известен как Le Pet-au-Diable,Бздех Дьявола. Яже никогда не называл его так ― как-то ночью я увидел женщину, в которую он превратился, и яее боготворил. Вы знаете, о чем я говорю.

Он улыбнулся этому воспоминанию. ― Кода мне было тридцать два, я оставил Париж и суетную толпу и много, много лет странствовал вместе с ней, был ее счастливым любимцем. Я был в кругу моей новой семьи, и я встретил других подобных мне ― в том числе и самого Вернера, человека, который снова представил друг другу наши два рода. Четверки и Двойки под пристальным взглядом вечных троек.

Кроуфорд сдвинул брови и оторвался от окна. ― Это ведь загадка, да? Та самая, которую нам загадал сфинкс на вершине горы Венгерн. Что она означает?

– Ты не знаешь? Де Лож удивленно покачал головой. ― И что же ты сделал, просто угадалправильный ответ? Ответ, который по легенде дал Эдип, здесь не годится ― легенда здесь довольно точна, но все же недостаточно.

Кроуфорд попытался припомнить, как дословно звучала та загадка. Кто ходил на четырех конечностях, когда солнечный свет еще не изменился, а теперь имеет две, но когда солнечный свет изменится вновь и свет уйдет, будет снабжен тремя?Я подумал, что эта загадка своеобразное… ритуальное требование вежливого признания. Так что вместо «человек» я сформулировал ответ более широкий, чтобы он включал также и нефелимов ― я сказал: «Разумная жизнь на земле».

Старик хмуро кивнул. ― Это была счастливая догадка. Тебе также повезло пройти мимо призрака, который охраняет преддверие, того самого, о котором Гёте упоминает в Фаусте. «В ней каждый видит первую любовь [342]342
  She looks to every one like his first love– В ней каждый видит первую любовь. Речь идет о Медузе, которая в глазах увидевшего ее человека принимает облик его возлюбленной(го). Фауст видит в ней юную Гретхен, которую он сначала соблазнил, а затем бросил.


[Закрыть]», ― говорит Мефистофель Фаусту. На самом деле, этот фантом для каждого вторгшегося выглядит как человек, которого он любил, а затем самым безобразным образом предал.

Джозефина покраснела, но все же нашла в себе силы еле-еле улыбнуться. ― Так на что она ссылается? ― спросила она. ― Я имею в виду, загадка.

– На скелеты, ― ответил ей де Лож. ― Ваш друг Шелли знает об этом. Почитайте его Освобожденного Прометея; «Сфера, что словно многие тысячи сфер [343]343
  A sphere, which is as many thousand spheres ― Сфера, что словно многие тысячи сфер. Перси Шелли, Освобоженный Прометей, 4-й Акт.


[Закрыть]»… Английский де Ложа был еще хуже, чем его французский, к которому он тотчас же милосердно вернулся. ― Материя, каждый клочок того, что составляет этот мир и нас самих, состоит из того, что древние Греки называли атомы ― это крошечные сферы, приводимые в движение той же самой силой, что заставляет молнию обрушиваться с небес на землю, а огни святого Эльма плясать на реях [344]344
  Spars ― реи. Рея ― горизонтальное рангоутное дерево подвешенное к мачте за середину. Предназначена для постановки прямых парусов, крепления сигнальных флагов и т.д. В горизонтальной плоскости рея может поворачиваться с помощью брасов.


[Закрыть]кораблей.

«Тетушка Ворон, ― подумал Кроуфорд, ― превращающая в корабли-призраки остовы древних кораблей».

– Каждая из этих сфер это «многие тысячи сфер», ― продолжил де Лож, ― так как центральное ядро окружено крошечными частичками электричества, которые образуют явно разделенные сферы ― и число этих частичек электричества на внешней сфере атома определяет, с какими другими атомами этот атом может объединяться. Эти частички электричества, словно конечности, с помощью которых атом может ухватиться за другие атомы, и три вида атомов являются основой для трех видов скелетов. Даже дошедшие до нас легенды об Эдипе описывают это четыре-и-два-и-три как способы опоры.

Кроуфорд неуверенно кивнул. ― Так что это за виды скелетов?

– Ну, ― сказал де Лож, ― нефелимы, так сказать Силиконарии, были первой разумной расой, которую носила земля, детьми Лилит, исполинами, что жили на земле во дни оны, и их скелеты были сделаны из того же материала, что и их плоть ― вещества, лежащего в основе стекла, кварца и гранита. Атомы этого вещества имели во внешней сфере четыре частички электричества. Затем солнечный свет изменился и нефелимы обратились в камень и в своем роде исчезли из поля зрения грядущего.

– Человечество стало следующей формой разумной жизни, и наши скелеты сделаны из того же самого вещества, что и морские раковины, мел и известь. А базовый элемент всего этого имеет две частички электричества во внешней сфере.

– А ответ на эту загадку подразумевает, что после того как солнечный свет изменится снова и солнце погаснет, единственными оставшимися разумными существами будут те самые горы, древние боги, и ты уже видел вещество, из которого будут состоять их скелеты ― тот легкий металл из которого была сделана моя кухонная утварь, помнишь? Там, в моем маленьком домике-лодке в Карнак? Это самый распространенный метал на земле, как правило всегда присутствующий в глине и квасцах [345]345
  Alum ― квасцы ― Алюминокалиевые квасцы. С давних пор используются при изготовлении тканей, а также для дубления кожи. KAl(SO ₄) ₂* 12 H ₂O. Двойная соль, кристаллогидрат сульфата калия и трехвалентного алюминия.


[Закрыть], и, конечно же, его атомы имеют во внешней сфере тройку электрических частиц.

Кроуфорд вспомнил, как увидел серебристый металл, обнаженный лавиной на склоне горы Венгерн ― проводник назвал его argent de l'argile,глиняное серебро.

Затем его внимание снова переметнулось к огням на дороге. К ним приближалось множество факелов ― гораздо больше, чем могла нести группа, которую он видел чуть раньше, слуги Байрона не смогут сдержать такую толпу.

– Нужно убираться отсюда, ― поспешно сказал он Джозефине. ― На лестницу к черному ходу, нет времени собирать вещи. В этот миг он был особо признателен Шелли за его двадцать фунтов.

Глаза Джозефины широко распахнулись, когда он взглянула в окно, и она тотчас же двинулась к двери с Кроуфордом следующим за ней по пятам.

На лестнице Кроуфорд заметил, что де Лож следовал за ними. ― Может, отвлечешь эту шайку? ― сердито шепнул он старику. ― Они же вроде твои друзья.

– О нет, не друзья, уверяю тебя ― пропыхтел де Лож. ― Они меня убьют, но не тем способом, который мне нужен. Я иду с тобой.

Не было никакого шанса ускользнуть незамечеными через парадную дверь, поэтому Кроуфорд вывел их через черный ход и повел темнеющим полем, по которому прошлой ночью ступал Байрон с телом своей мертвой дочери на руках. Он был рад, что слуги Байрона не видели их бегства, так как их преданность вызывала у него теперь серьезные подозрения.

Их трио медленно двигалось сквозь сухую траву, стараясь не производить шум, способный навести на их след, и, в конечном счете, они обнаружили себя на ощупь пробирающимися через церковное кладбище, куда должно быть и направлялся Байрон. Небо было глубокого цвета индиго и неуклонно погружалось в темноту, но Кроуфорд различил маленький свеженасыпанный земляной холмик под оливковым деревом возле ограды кладбища. Он провел их еще несколько ярдов, а затем опустился на землю.

– Думаю, здесь нам ничего не грозит, ― тихо сказал он. ― В любом случае, это место ничем не хуже других. Не стоит вслепую шарить в темноте, когда преследователи знают тут все тропинки, к тому же они, скорее всего, не будут искать нас на освященной земле.

За время их долгой скрытной прогулки он кое-что вспомнил ― например, как Байрон опознал песню, которую Кроуфорд пел в Альпах, ту самую, которую он выучил у де Ложа, ― и был теперь уверен, что знает другое имя де Ложа, то самое, под которым, как он сказал, его запомнили.

– Итак, месье Вийон, ― прошептал Кроуфорд, когда они все уселись на все еще теплую, укрытую травой землю, ― значит, вы, намерены путешествовать вместе с нами?

Из темноты донесся тихий смех старика. ― А ты смышленый парень. Да, после того как ты очевидно поборол свое нежелание принимать участие в утоплениях, я хочу завербоваться в этот… последний круиз поэтов.

Кроуфорд понимал, о чем его просит старик, понимал он так же и то, что теперь, зная все то, что он знал, не сможет ему отказать. ― Ну, ― тихо сказал он, ― Шелли в любом случае не позволит тому английскому Юнге Чарльзу Вивьену отправиться вместе с ним ― ему такое крещение определенно ни к чему. Так что да ― не вижу причин, почему бы для вас не нашлось места на борту.