Текст книги "Гнёт ее заботы"

ГЛАВА 2

К себе на коня я ее посадил,

И вокруг ничего не видел весь день;

По сторонам ее взгляд бродил,

И пела она песню фей.

– Джон Китс, «La Belle Dame Sans Merci» [37]37
  La Belle Dame Sans Merci – Прекрасная дама, не знающая милосердия (французский).


[Закрыть]

Грозовые тучи отогнало к северу, и Аплтон откинул складывающуюся гармошкой крышу экипажа, так что пока они ехали, летнее солнце выжигало алкогольную отраву из их организмов. Между тем, большая часть дороги между Варнхемом и морем была неимоверно узкой, огороженная с обеих сторон камнями, наваленными столетия назад фермерами, расчищавшими участки, и Кроуфорду по временам казалось, что они ехали сквозь какой-то осевший под землю допотопный коридор.

Древние дубы простерли ветви над головой, словно стремясь предоставить коридору отсутствующую крышу, и, хотя нанятый Аплтоном кучер бранился, когда экипаж был ненадолго задержан тесно сбившимся стадом из двух дюжин овец, неспешно подгоняемых вперед колли и белобородым стариком, Кроуфорд был рад их компании ― окружающий пейзаж становился слишком давящим и безжизненным.

Около полудня они остановились в таверне в Уэртинге, и, расположившись на затененной каштанами террасе, смотрели на искрящуюся под солнцем ширь Английского Канала. Наконец принесли их заказ, несколько кувшинов горького эля, гору пикулей [38]38
  Пикули – солёные или маринованные огурцы. Чем же еще подкрепляться после удавшейся вечеринки.


[Закрыть]и три огромных мясных выпечки с инициалами каждого из мужчин оттиснутыми на корке (так что когда позже в пути они развернули остатки трапезы, не составило никакого труда определить, где была чья). Некоторое время они молча воздавали должное пище.

В конце концов, Кроуфорд отодвинул тарелку, снова наполнил свой бокал, а затем воинственно покосился на своих спутников. ― Я потерял кольцо, ― сказал он. Морской бриз задул назад его темные волосы, позволяя солнцу играть с пробивающейся на висках сединой в те мгновения, когда он не был затенен покачивающимися над головой ветвями или чайками, шумно снующими взад и вперед над прибрежным склоном.

Аплтон удивленно моргнул. ― Кольцо? ― непонимающе отозвался он.

– Чертово обручальноекольцо, то самое, которое Джек должен вручить мне сегодня вечером. Я потерял его прошлой ночью, когда вы резвились на заднем дворе гостиницы.

Джек Бойд покачал головой. ― Боже, мне очень жаль, Майк, это все из-за меня, из-за того чертового помешательства. Я не должен был так напиваться. Я достану тебе новое как-нибудь…

– Нет, это я виноват, ― вмешался Аплтон с улыбкой, хотя и грустной, но впервые за этот день искренней. ― Я был трезвее, чем вы двое, но я испугался темноты и бросил вас. Дьявол, Майкл, я даже видел, как ты доставал кольцо из кармана пальто, которое ты накинул на ту замерзшую барменшу. Я понимал, что это было опрометчиво, но так торопился попасть обратно внутрь, что предпочел не возвращаться за ним. Я настаиваю, чтобы ты позволил мне заплатить за него.

Кроуфорд поднялся и допил остававшийся в кружке эль. Его лицо все еще хранило остатки глубоко-въевшегося загара, приобретенного им за годы морской службы, и когда он улыбался, он выглядел похожим на иностранца, какого-нибудь американца или австралийца. ― Нет, я не то хотел сказать, я сам его потерял. В любом случае я уже приобрел ему замену у хозяина гостиницы. Это обошлось мне в половину наличности, но думаю, оно того стоило. Он протянул кольцо на ладони, чтобы они могли на него посмотреть.

Аплтон снова обрел утраченный было тон. ― Да, неплохо, ― рассудительно сказал он, ― эти южные простаки, поди, настоящегозолота в глаза не видели… а может, и металла вообще. Да, думаю, с этим проблем не возникнет. Как там это место называлось? Подточенное-морем [39]39
  Undercut-by-the-sea ― Подточенное (подмытое)-морем.


[Закрыть]?

Кроуфорд открыл было рот, чтобы напомнить ему, что место называлось Бэксхил-он-си, но теперь, когда вернулась хоть незначительная толика веселья, он не хотел казаться занудой. ― Что-то вроде того, ― сухо ответил он, когда они завернули недоеденное и направились обратно, туда, где возле экипажа их ждал нанятый кучер.

Дорога наконец-то выбралась на открытую местность. Экипаж трясся, следуя вдоль каменных дамб Брайтона и Хоува, и слева от них раскинулось море. Бойд делал пренебрежительные замечания по поводу маленьких лодочек, чьи цвета слоновой кости паруса были словно выгравированы на лазоревых волнах. И, даже когда они свернули от моря, следуя по дороге на Льюис, пролегающей через Саут-Даунс [40]40
  Саут-Даунс (южные холмы) – возвышенность в юго-западной части Англии.


[Закрыть], по обеим сторонам простирались бескрайние зеленые луга, а огораживающие поля стены были совсем невысокими.

В пути с ними случилось лишь одно неприятное происшествие. Они проезжали мимо северного склона Виндовер Хилл [41]41
  Виндовер Хилл (англ. Windover Hill).


[Закрыть], когда Кроуфорд очнулся от беспокойной дремоты и увидел гигантскую фигуру мужчины, грубо вырезанную на меловом склоне далекого холма. Он тотчас подхватился, изготовившись на сиденье, и схватился за дверь, словно собирался выпрыгнуть из экипажа, а затем побежать обратно к морю, но Бойд поймал его и толкнул обратно на сиденье.

Кроуфорд испуганно уставился на фигуру, и его попутчики оглянулись, чтобы увидеть, что могло его так взволновать.

– Да ради бога, Майк, ― нервно сказал Бойд, ― это же просто древняя саксонская фигура на холме, здесь такие повсюду. Этого парня зовут Вильмингтонский верзила [42]42
  Вильмингтонский верзила, Великан из Вильмингтона (англ. Wilmington Long Man) ― на крутом склоне Виндовер Хилл неподалеку от города Вильмингтон (Восточный Сассакс) в меловых породах вырезана огромная 226 футовая фигура человека.


[Закрыть]. Это просто…

Великан из Вильмингтона

Все еще до конца не проснувшийся Кроуфорд перебил его ―  Почему он следит за нами? ― прошептал он, вглядываясь через разделявшие их мили фермерских земель на бледный контур на холме.

– Тебе просто приснился сон, ― немного резко сказал Аплтон. ― Зачем ты пил, если после этого тебе снятся такие сны? Он вытащил из кармана пальто фляжку, как следует к ней приложился, а затем наклонился вперед и приказал кучеру ехать быстрее.

Позже, после полудня, они миновали первый из стоящих на отшибе каменно-соломенных коттеджей Бэксхил-он-си. Еще несколько миль и они были посреди затененных улочек города, проезжая мимо ряда опрятных домиков 17-го века, построенных из местного медового оттенка известняка. Границы дворов и улочек были украшены цветами, а дом, у ворот которого они остановились, был едва виден с дороги, из-за тысяч красных и желтых роз, усыпающих длинные плети, обвивающиеся вокруг стоек изгороди.

Когда Кроуфорд выбрался из экипажа на траву, сидевший у ворот мальчишка вскочил на ноги и припустил через лужайку по направлению к дому. Спустя несколько мгновений неожиданный скорбный вой волынки вспугнул птиц с деревьев над головой, и Аплтон, который вслед за Кроуфордом вылез из экипажа и пытался разгладить помятый пиджак, вздрогнул, когда его услышал.

– Что это, кровавое жертвоприношение? ― любезно осведомился он. ― Может какой-нибудь друидский обряд намечается?

– О, нет, ― поспешно вскинул руки Кроуфорд, ― э-э, это должна быть традиционная Шотландская церемония, как я понимаю. Оконечность острова, конечно, не та, но…

– Иисусе, ― обеспокоено вставил Бойд, ― надеюсь, они не собираются заставить нас есть эти набитые бараньи желудки? Как там они их называют? Хавок [43]43
  Хавок (Havoc) ― разрушение. Очевидно намек на то, что желудок такого не переживет.


[Закрыть]?

– Хаггис [44]44
  Хаггис (шотл. haggis) – телячий рубец с потрохами и приправами. (шотландское блюдо из бараньей или телячьей печени, сердца и лёгких; заправляется овсяной мукой, околопочечным салом, луком и перцем и варится в бараньем или телячьем рубце.


[Закрыть]. Нет, еда будет обычной, но… ох, они насурьмят брови Джулии [45]45
  В старину из соединений сурьмы готовили косметические средства – румяна и черную краску для бровей (сурьмяные брови, насурьмленная красавица). В оригинале почему-то написано отбелят брови сурьмой.


[Закрыть], и я послал заранее полную банку хны [46]46
  Хна – жёлто-красная краска, получаемая из листьев южного растения – хны. Во многих странах существует обычай перед свадьбой украшать ноги и руки невесты хной. От пальцев рук до предплечий, и от ступней ног до колен наносятся тонкие узоры, настоящие кружева. На эту своеобразную татуировку может уходить до нескольких дней кропотливой работы.


[Закрыть], для того чтобы подружки невесты могли разукрасить ее ступни, после того как они их вымоют…

Он потянулся к багажному отделению экипажа за своим чемоданом, а затем застыл.

– Эй, Майк, ― позвал Бойд, перегибаясь через борт экипажа и хватая Кроуфорда за плечо, ― ты часом не заболел? Ты внезапно побледнел как рассветные небеса.

Кроуфорд вздрогнул, но затем продолжил прерванное движение. Трясущимися пальцами он начал ослаблять удерживающие багаж кожаные ремни. ― Н-нет, я в порядке, ― сказал он. ― Я просто… вспомнил кое-что.

Упоминание о мытье ног воскресило спавшие доселе воспоминания о прошлой ночи ― Он отмылноги, а также снял грязные брюки, после того, как сбежав от статуи, забился в свою комнату. И не прибирался он совсем не из-за какой-то там брезгливости, как подумал позже, а из-за необъяснимого ужаса перед Сассекской грязью. Так что не было никаких сомнений, он выходил наружу еще раз… по меньшей мере. Он порылся в памяти в поисках каких-нибудь воспоминаний об этом, но остался ни с чем.

«Мог ли он снова отправиться искать кольцо»? Этот вопрос испугал его, как только он себе его задал, так как подразумевал, что могла существовать какая-то другаяпричина. Он заставил себя сосредоточиться на отвязывании багажа.

Из дома начали выходить люди. Кроуфорд опознал священника, который угощал его и Джулию чаем в местном приходе две недели назад. Позади него стоял отец Джулии, а дама в голубой бархатной накидке ― чья шаркающая походка подводного существа была, как он решил, результатом нежелания смотреть вниз, на каменные ступеньки, из страха растрепать высокую усыпанную розами прическу ― должно быть была тетей Джулии, хотя раньше Кроуфорд видел ее только в домашнем платье, с волосами, стянутыми в тугой узел.

«А хмурящаяся девушка, держащаяся позади, ― осторожно прикидывал он, ― должно быть Джозефина ― сестра-близняшка Джулии. Они, безусловно, похожи, но она такая худая, и почему она так сутулит плечи? Может, это та самая защитная „механическая‟ поза, которую как говорила Джулия, она принимает в стрессовых ситуациях. В таком случае, это еще менее привлекательно, и гораздо менее забавно, чем она мне описывала».

Отойдя от экипажа пахнущего кожей и мясным пирогом, он впервые ощутил сельские запахи Восточного Сассекса ― запах глины, благоухание цветов и легкий запашок от далекой сыроварни. Все это было так далеко от мускусного запаха больных людей и резкого зловония вымытых уксусом больничных стен.

Он освободил свои чемоданы и поставил их на край посыпанной гравием дороги, где как раз примчавшийся обратно мальчик, подхватил их и раскачивающейся, семенящей походкой потащил багаж в сторону дома. Помня, что Джозефина не одобряет того, что ее сестра выходит замуж за врача ― тем более за врача, который в настоящее время специализируется в области медицины, что традиционно была уделом не имеющих медицинского образования бабок ― Кроуфорд сделал вид, что не заметил ее, и вместо этого демонстративно приветствовал ее отца и тетю.

– Джулия наверху, ― сказал ее отец, сопровождая новоприбывших к дому, ― беспокоится по поводу своих волос и одежды. Ну, тызнаешь этих невест. Кроуфорду показалось, что Джозефина что-то проворчала за его спиной, и тогда старик, казалось, сообразил, что сказал что-то неловкое. ― Ну как… ох… я просто хотел сказать…

Кроуфорд натянуто улыбнулся. ― Я уверен, ей не нужно волноваться о таких вещах, сказал он. ― Сколько я ее видел, она всегда выглядит, по меньшей мере, великолепно.

Видимо торопясь оставить в прошлом непреднамеренное упоминание о первой жене Кроуфорда, старый мистер Кармоди поспешно закивал, подмигивая и улыбаясь. ― О, несомненно, несомненно. Просто вылитая покойная мать.

Кроуфорд оглянулся назад, на дорогу и экипаж, когда мистер Кармоди сказал это, и поэтому увидел, как выражение вытянутого лица Джозефины мгновенно сменилось с озлобленного на отсутствующее. Она продолжала идти, но ее руки и ноги словно одеревенели, а голова, когда она отвернулась, переместилась одним резким рывком, словно это был мгновенный бросок паука. Ее широко раскрытые ноздри побелели. Судя по всему, это и была ее механическая поза.

Он посмотрел на ее отца, ожидая новых извиняющихся бормотаний, чтобы замять то, что было очевидно другой щекотливой темой, но старик ковылял в неведенье, ухмыляясь и качая головой на какое-то замечание отпущенное Аплтоном.

Кроуфорд удивленно вскинул брови. Пожилой отец совсем не казался невнимательным или беспечным, но, несомненно, если тема смерти его жены была столь очевидно травмирующей для одной из его дочерей, должен же он был когда-то это заметить? В конце концов, для этого у него было целых двадцать лет, прошедших с тех пор, как мать близняшек умерла от потери крови, спустя несколько минут после того, как родила Джозефину, вторую из них.

Очутившись внутри, путешественники получили по кружке сидра и тарелке с хлебом и сыром, и, пока они разбирались с этой нехитрой снедью, они с притворным наслаждением слушали юношу, исторгающего душераздирающие мелодии из волынки. В конце концов, мистер Кармоди прервал сольный концерт и предложил показать гостям их комнаты.

Кроуфорд покорно проследовал в свою комнату, где сполоснул лицо в стоящем на туалетном столике тазу, но затем выбрался обратно в коридор и прокрался к двери Джулии. Она ответила на его стук и, несмотря на свадебные приготовления, оказалась одна, и все еще, по воле случая, была одета в зеленое хлопковое платье. Со снятыми туфлями она казалась даже ниже чем обычно, что делало ее цветущие формы и стройную талию еще более потрясающими. Ее длинные каштановые волосы были все еще слегка влажными после недавнего купания.

– Ты почти на целый день опоздал, ― сказала она, после того как его поцеловала. ― Что случилось? Колесо сломалось?

– Задержался из-за сложных родов, ― ответил Кроуфорд. ― Пациентка благотворительного отделения ― семья отвезла ее в больницу только после того, как повивальная бабка допустила почти роковую оплошность. Он уселся на широкий подоконник. ― Я кстати только что повстречал снаружи твою сестру. Она действительно выглядит не слишком хорошо.

Джулия села рядом и взяла его за руку. ― Ох. Бедная Джозефина просто расстроена, что ты увезешь меня отсюда. Я тоже лишусь ее, но у меня своя жизнь. А она должна… стать наконец Джозефиной. Джулия пожала плечами. ― Кто бы это не оказался.

– Думаю, у нее снова неприятности. Сколько она уже использует этот механический трюк?

– Ох, пожалуй, с самого детства. Однажды, когда мы были детьми, она спросила меня, что я делаю, чтобы ночные страхи не могли до меня добраться, когда я лежу в постели. Я спросила ее, что делает она, и она ответила, что раскачивается туда-сюда, словно рычаг помпы или часовой механизм, или что-то в этом роде, так что страхи говорят себе, ― Джулия перешла на низкий голос, ― ррр, этоне человек, этоне добыча ― это какое-то устройство. Джулия печально улыбнулась.

– Тем не менее, она только что делала это во дворе, когда отец упомянул вашу мать. Вряд ли она решила, что ночные буки подбираются к ней.

– Нет, она больше не боится призрачных существ, бедняжка. Теперь она просто выполняет свой механический трюк, когда случаются вещи, которые она не может вынести. Думаю, она решила, если Джозефина не может выдержать то, что сейчас происходит, лучше всего, если Джозефина прекратит существовать, на некоторое время, пока все не закончится.

– Боже. Кроуфорд посмотрел в окно на солнечную листву, одевающую ветви высоких деревьев. ― Разве… я хочу сказать, ты и твой отец… вы пыталисьпомочь ей преодолеть это, то, что случилось с ее, с вашей матерью? Потому что…

– Конечно, мы пытались. Джулия всплеснула руками. ― Но это не помогло. Мы всегдаговорили ей, что смерть моей матери ― не ее вина. Но она не хочет даже слушать. С тех пор как она была маленькой девочкой, она одержима идеей, что именно она убила ее.

Кроуфорд посмотрел в окно на идущую от крыльца дорожку, где он впервые увидел Джозефину и покачал головой.

– Мы действительно пытались помочь ей, Майкл. Ты знаешь меня, ты знаешь, я хочу ей помочь. Но все бесполезно ― только попытайсяпредставить себе, через что мы прошли, живя с ней! Святый Боже, во время своих приступов она вдруг начинала считать себя мной. Лишь несколько лет как это закончилось. Это было так унизительно. Она носила мою одежду, навещала моих друзей. Я… не могу описатьтебе, что я чувствовала. Ты, должно быть, общался в юности с молодыми девушками, и знаешь, как легко ранить их чувства! Честное слово, по временам я даже подумывала, что мне следует убежать, завести новых друзей где-нибудь еще. Ну и, конечно, мои друзья забавлялись потом, притворяясь, что принимают меняза нее.

Кроуфорд понимающе кивнул головой. ― Как думаешь, она не собирается проделать это сегодня? Он вздрогнул от мысли, что Джозефина устроит какую-нибудь сцену, воображая, что онаего жена.

Джулия засмеялась. ― Вот бы драма разыгралась, верно? Нет, я, в конце концов, прекратила это. Однажды, когда она решила снова побеспокоить моих друзей, я последовала за ней и столкнулась к ней лицом к лицу. И даже тогда она с минуту или около пыталась продолжать свое… притворство. Мои друзья чуть не лопнули от смеха. Мне было сложно сделать это, унизить нас обеих таким образом, но это сработало.

Джулия поднялась и улыбнулась. ― Тебе, кстати, не положено здесь сейчас находиться ― брысь и начинай одеваться, чувствую, мы довольно скоро увидимся.

* * *

Свадьба состоялась в девять часов вечера в просторной гостиной Кармоди, где невеста и жених преклонили колени на положенные на пол подушки. В течение почти всей церемонии предзакатное августовское солнце скользило сквозь западные окна и высекало золотые и розовые искры в выстроившихся на полке хрустальных фужерах. После того как опустились сумерки и слуги принесли лампы, священник вверенной ему властью объявил Майкла и Джулию мужем и женой.

Джозефина была удивительно бесстрастной подружкой невесты. В этой части торжества они с Бойдом должны были сходить на кухню и вернуться обратно, Джозефина с овсяной лепешкой, а Бойд с деревянной чашей крепкого эля. Чаша должна была быть пущена по кругу, после того как Кроуфорд сделает первый глоток, а Джозефина должна была церемониально разломить лепешку над головой Джулии, символически обеспечивая Джулии плодовитость и даруя удачу гостям, которые подберут крошки с пола [47]47
  Свадебные лепешки. В некоторых районах Йоркшира специально сделанный корж преломляли над головой невесты, а затем швыряли гостям. Свое начало обряд берет в древнем поверье, что дружба скрепляется преломлением хлеба.
  В Восточном Райдинге (Йоркшир) жениху подавали большое блюдо с кусочками свадебной лепешки. Жених должен был через голову невесты бросить это блюдо на дорогу, где его содержимое расхватывали дети. Если блюдо не разбивалось от падения, дружка жениха должен был растоптать его ногой, поскольку от количества осколков зависело количество счастья, предначертанного молодоженам.


[Закрыть].

Но, когда Джозефина держала маленькую лепешку над головой Джулии, она уставилась на нее на мгновение, а затем опустила ее, и, присев, осторожно положила на пол. ― Я не могу разломить ее пополам, ― тихо, словно самой себе, сказала она, а затем медленно пошла обратно на кухню.

– Да, с детьми, похоже, не срослось, ― сказал Кроуфорд в наступившем молчании. Он отхлебнул немного пива, и спрятал замешательство за гримасой блаженства. ― Хорошие у них здесь пивовары, ― по секрету сообщил он Бойду, передавая ему чашу. Хвала небесам, что ей доверили нести лепешку, а не чашу.

На самом деле, Кроуфорд хотел иметь детей. Его первый брак не принес потомства, и он надеялся, что проблема крылась в бедной Кэролайн, а не в нем… и не хотел верить слухам, что Кэролайн была беременна, когда дом, в котором она жила, сгорел дотла, так как к тому моменту он уже целый год даже не разговаривал с ней.

В конце концов, он ведь был акушером – an accoucheur– и, несмотря на те два года, что он провел, штопая раны и отпиливая раздробленные конечности моряков Его Величества во время войн с Испанией и Соединенными Штатами, его призванием было принимать роды. Хотел бы он, чтобы о матери Джулии тогда позаботился кто-нибудь с его уровнем квалификации.

Сложные роды в больнице Святого Георгия заставили его и Бойда упустить экипаж, который они заказали заранее на юг от Лондона, и пока они дожидались следующего в баре на постоялом дворе [48]48
  В оригинале coaching inn ― небольшая придорожная гостиница, где экипажи останавливались на отдых или чтобы переменить лошадей.


[Закрыть], Бойд раздраженно спросил его, почему, после всего замудреного хирургического обучения, его угораздило связать свою карьеру с областью медицины, которая не только заставила его опоздать на свою свадьбу, но с которой «старые бабки и так прекрасно справляются уже тысячи лет».

Кроуфорд попросил принести еще один кувшин, снова наполнил свой бокал, и попытался объяснить.

– Во-первых, Джек, они не так уж«прекрасно» с ней справляются. Для большинства будущих матерей было бы лучше родить вообще без чьей-либо помощи, чем рожать с повивальными бабками. Меня обычно вызывают только после того, как повивальная бабка допустит какую-нибудь ужасную ошибку, и некоторые картины, которые я там застаю, заставили бы побледнеть даже тебя. Да, даже тебя с твоими шрамами, оставшимися после Абукира и Трафальгара. К тому же, все по другому, когда речь заходит о жизни младенца. Это человек, о котором… о котором, знаешь ли, не выдумаешь никаких ну-по-крайней-мере. «Ну, по крайней мере, он знал, на что шел, когда подписывался на это» или «Ну, по крайней мере, если кто-либо заслужил этого, то точно он» или «Ну, по крайней мере, с ним была его вера, поддерживающая его в эти трудные минуты». Это человек, который не может видеть, осознавать или соглашаться с чем-либо, но он сможет, дай только время ― и вот почему нельзя удовольствоваться просто высоким уровнем выживаемости, как это устроило бы тебя э-э… ну, например, с рассадой помидоров или приплодом породистой собаки.

– Думаю, ― сказал Бойд, ― люди все же скоро поумнеют и все образуется. Этого действительно достаточно чтобы занять всю твою жизнь?

Кроуфорд прервал тираду, чтобы осушить бокал, и потребовал принести еще кувшин. ―Э-э… да. Да. Обыкновенное застарелое ханжество ― вот что сохраняет такое первобытное положение вещей. Это оно сделало запретной зоной джунгли,непроходимые дебри, которыми поросла эта область медицины. Даже теперь доктор ― если он мужчина ― может обычно принимать роды, только если роженица накрыта простыней. Он должен сделать все возможное на ощупь, вслепую, поэтому довольно часто он перерезает пуповину в неправильном месте, и мать или ребенок умирают, истекая кровью. И никто до сих пор даже не попыталсявыяснить, какие виды продуктов будущей матери следует есть или не есть, чтобы ребенок родился здоровым. А вся чертова «литература» на эту тему ― просто сборище дурацких гипотез, суеверий и ошибочно занесенных в каталог ветеринарных записей.

Прибыл новый кувшин, и Бойд за него заплатил. Кроуфорд, все еще погруженный в свои мысли, рассмеялся, хотя его хмурый взгляд так и не разгладился.

– Черт, да ты только послушай, ― продолжал он, машинально наполняя свой бокал, ― каких-то несколько лет назад я отыскал в библиотеке Корпорации Хирургов швейцарскую рукопись, числящуюся в каталоге под темой кесарево сечение, в большой папке известной как Сборник Менотти [49]49
  The Menotti Miscellany – Сборник (альманах) Менотти.


[Закрыть]… и я обнаружил, что она была вообще не о рождении. Человек, который заносил рукопись в каталог, просто смотрел на рисунки в обратном порядке.

Бойд нахмурился при этих словах, затем вопросительно поднял брови. ― Ты что хочешь сказать, это была рукопись о том, как засунутьребенка обратно в женщину?

– Почти. Это была процедура помещения хирургическим путем маленькой статуи внутрь человеческого тела. При этих словах Кроуфорду пришлось вскинуть руку, призывая Бойда помолчать. ― Позволь мне докончить. Рукопись была написана по-латински, с сильными сокращениями, словно хирург, который оставил эти записи, просто делал заметки для себя и никогда не предполагал, что их будет читать кто-нибудь другой. Рисунки тоже были лишь грубыми набросками, но я, тем не менее, вскоре осознал, что даже тело, в которое помещали статую, было не женское, а мужское. И, тем не менее, уже несколько сотен лет эта рукопись значится в каталоге как работа на тему кесарева рождения!

Сквозь гостиничное окно он увидел экипаж, въезжающий в эту минуту на двор, и в несколько больших глотков осушил свою кружку. ― Вот и наш экипаж до Варнхема, где мы встретимся с Аплтоном. В любом случае, ― сказал он, когда они поднялись и подхватили свой багаж, ― теперь ты знаешь, почему я не верю, что принятие родов может стать организованным умением в сколь-нибудь обозримом будущем.

Кроуфорд и Бойд вытащили свой багаж на улицу и через мостовую направились к стоящему неподалеку экипажу. В экипаж запрягали свежих лошадей, а возница уже куда-то ушел, по всей видимости, в бар, который они только что покинули.

–  Ну? ― сказал в конце концов Бойд. Когда Кроуфорд обратил к нему непонимающий взгляд, он продолжил почти в гневе, ― Так зачем этот Макарони [50]50
  Макарони (Macaroni) ― помимо очевидного перевода «макароны», и возможно даже «макаронник», слово имеет еще несколько значений. Например, так пренебрежительно называли английских денди 18 века, много путешествовавших по Европе и набравшийся европейских манер. Та же слово может переводиться как «фигляр», «франт» и обозначать прочие нелепицы.


[Закрыть]хотел засунуть статую кому-то внутрь?

– А! Да, точно, ― Кроуфорд на минуту задумался об этом, затем пожал плечами. ― Я не знаю, Джек. Это было семь или восемь столетий назад. Вероятно, никто этого так и не узнает. Но моя точка зрения…

– Я уже слышал твою точку зрения, ― потеряв интерес, заверил его Бойд. ― Тебе нравится принимать роды.

А теперь вот его новая свояченица нарушила традиционные свадебные ритуалы плодородия. Кроуфорд улыбнулся, глядя как Джулия сбежала от отца и священника, которые разговаривали возле окна гостиной, и направилась туда, где стояли они с Бойдом.

– Ну, почти всепрошло по шотландским традициям, дорогой, ―  сказала она, наклоняясь чтобы поднять бисквит, оставленный Джозефиной на полу. ― А это в любом случае была не овсяная лепешка ― это был Биденденский [51]51
  Биденден (англ. Biddenden) ― город в Англии, графство Кент.


[Закрыть]кекс из графства Кент по ту сторону Уилда. Она протянула его Кроуфорду.

– О, я их помню, мисс… э-э, миссис Кроуфорд, ― сказал Бойд, который вырос в Сассексе. ― Они обычно нарасхват на Пасху, верно?

– Именно так, ― сказала Джулия. ― Майкл, не пора ли уже взойти на борт экипажа мист… на борт твоего экипажа и отбыть в плавание. Уже темнеет, а до Гастингса [52]52
  Гастнигс – город-курорт в Англии; графство Восточный Сассекс.


[Закрыть]несколько миль.

– Ты права. Он опустил бисквит в карман пальто. ― К тому же к полудню мы должны быть на лодке, идущей в Кале [53]53
  Кале – город, порт на севере Франции.


[Закрыть]. Я пойду, попрощаюсь.

Аплтон и Бойд оставались здесь и собирались назавтра взять отдельные экипажи до Лондона. Он нашел их и пожал им руки, улыбаясь чтобы скрыть неожиданный, малодушный порыв вернуться вместе с ними, и оставить более отважным душам все это предприятие с супружеством.

Джулия приблизилась к нему сзади и тронула его за плечо. Он кивнул на прощанье своим друзьям, затем повернулся, взял ее за руку и повел к парадному входу.

* * *

Луна скрылась и вновь вынырнула из крепко сбитых облаков над головой, пока их ландо, стуча колесами, двигался по прибрежной дороге. Поднялся сильный ветер, который почти заглушал дыхание далеких волн. Кроуфорд поплотнее укутал себя и Джулию меховым пледом, благодаря небеса, что верх кареты был поднят; наблюдая, как пар от его дыхания клубами улетает в сторону, он милосердно понадеялся, что кучер, прежде чем они отбыли, изрядно хлебнул брэнди старого мистера Кармоди.

Необузданность этой ночи, казалось, передалась лошадям, так что они почти галопом мчались в упряжке. Их уши были прижаты, из-под копыт сыпали искры, даже несмотря на то, что дорога не была особенно кремнистой. Карета стрелой промчалась через, к счастью, пустые улицы сент-Леонардс [54]54
  St. Leonards (St. Leonards-On-Sea) ― Сент-Леонардс-он-Си.


[Закрыть]спустя лишь неполных десять минут, после того как они выехали из Бэксхил-он-си, и вскоре после этого Кроуфорд увидел впереди огни и строения Гастингса и услышал, как кучер клянет лошадей, заставляя их умерить свой пыл.

Коляска в конце концов сбавила ход, остановившись перед подъездом гостиницы Келлер, и Кроуфорд помог Джулии сойти на мостовую, которая, после этой бешеной скачки, казалось раскачивалась словно палуба корабля.

Они подождали, и несколько молодых лакеев в гостиничных ливреях выбежали из здания и начали выгружать их багаж из экипажа. Кроуфорд попытался заплатить за поездку, но получил ответ, что Аплтон уже за все заплатил, так что он удовольствовался тем, что дал кучеру щедрые чаевые, а затем тот снова забрался на сиденье, чтобы отогнать карету обратно к дому Аплтона в Лондоне.

Затем, неожиданно сгорая от нетерпения и в тоже время чувствуя себя неловко, Кроуфорд взял Джулию под руку и проследовал за нагруженными багажом слугами в гостиницу. Несколько минут спустя янтарный свет лампы осветил окна верхнего этажа, и немного погодя погас.

* * *

Утром Кроуфорд был внезапно разбужен стуком горничной. Солнечный свет, проходящий сквозь кривое оконное стекло, наполнял комнату радужными брызгами и полосами, и словно замерзший фонтан расцвечивал противоположную стену. Кроуфорда лихорадило, тело его словно одеревенело, что было странно, накануне он выпил совсем немного. Первые несколько минут, пока он лежал лицом к солнечной стене, ему казалось, что он все еще в Варнхеме, и что ему еще только предстоит жениться этим вечером.

Коричневые пятна, маячащие перед его глазами на стеганом одеяле, казалось, подтверждали его догадку. «Все верно, ― отстраненно подумал он, ― ночью я вышел босиком на грязный двор… и там мне спьяну привиделись какие-то галлюцинации, и я так и не сумел найти это чертово обручальное кольцо. Надо будет этим утром сходить и поискать его снова». Где-то на краю сознания шевельнулась мысль, из чего же состоит эта грязь. Запах в комнате стоял, безусловно, странный, тяжелый, словно запахи в операционной.

«И откуда здесь на простыне взялись эти голубоватые кристаллы кварца? Их тут, пожалуй, с полдюжины, каждый размером с воробьиное яйцо». Он поднял их, изучая ― это были притягивающие взгляд маленькие камешки, зернистые, но при этом сияющие аметистовым блеском ― но зачем ему понадобилось разбрасывать их по кровати?

Служанка постучалась снова. Со стоном он повернулся от стены…

…а затем, закричав, в ужасе скатился на пол, и пополз обратно по гладкому дереву, собирая ковры за своей спиной, пока не уперся о стену, по-прежнему крича и судорожно всхлипывая.

Коричневые пятна не были грязью.

Нечеловеческий крик рвал на части его легкие, но разум отключился, недвижный, словно сломанные часы. И, хотя веки его были плотно сжаты, отгораживая его от внешнего мира, перед глазами продолжала стоять ужасная картина, белые зазубренные кости, торчащие из разодранного изуродованного тела и кровь, кровь повсюду. Он больше не был Майклом Кроуфордом, не был даже человеком. На несколько нескончаемых минут он был лишь кристаллизовавшимся клубком ужаса и полного отрицания.

В нем осталось лишь желание прекратить быть. Лишь досадное обстоятельство, что он все еще дышал, неразрывно связывало его с этим миром, и миру не было дела до его желаний. И словно насмехаясь над ним, к нему вернулась способность слышать.

Служанка убежала, но теперь из коридора доносились мужские голоса. Дверь затряслась от громкого стука, который были слышен даже сквозь несмолкающие крики Кроуфорда. В конце концов, дверь сотряс тяжелый удар, еще один, а затем третий расщепивший дерево пополам. В образовавшийся проем сверкнул чей-то глаз, затем грубая рука скользнула сквозь пролом и отворила засов. Дверь рывком распахнулась.

Ворвавшиеся в комнату мужчины бросились к кровати, но после мимолетного взгляда на зазубренные, влажно блестящие останки, что лишь несколько часов назад были Джулией Кроуфорд, они обратили застывшие бледные лица к Кроуфорду, который наконец-то сумел задушить крик, яростно закусив сжатую в кулак руку и уставившись в пол.

Он смутно осознавал, что мужчины, пошатываясь, покинули комнату, и сквозь вырывающееся из него мычание, до него донеслись звуки суеты и крики, какие случаются, если кому-нибудь вдруг становится ужасно плохо. Спустя какое-то время мужчины, возможно, те же самые, вернулись обратно.

Они поспешно собрали в кучу его одежду и обувь и помогли ему одеться и выйти в коридор, а затем подхватили его и практически снесли вниз по лестнице на кухню. И когда рвущийся из него вопль высосал из него последние силы и затих, они дали ему бокал брэнди.