Текст книги "Его самое темное желание (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)
ГЛАВА 3
Глаза Кинсли резко открылись, и она, задыхаясь, выпрямилась. Склонившись над поднятыми коленями, с волосами, упавшими на лицо, она делала один глубокий, прерывистый вдох за другим, но не могла набрать в легкие достаточно воздуха. Ее грудь сдавило, а сердце бешено заколотилось.
Она прижала руку к животу. Никакой ветки, пронзающей ее, ни крови, ни боли. Только мягкая, неповрежденная кожа, твердая выпуклость пирсинга в пупке и навязчивое воспоминание.
Это был сон. Просто сон.
Кинсли зажмурила глаза, замедлила дыхание и заставила себя успокоиться.
Больше похоже на кошмар, но все равно не настоящий. Ты в порядке, Кинсли.
То, что она пережила, ничем не отличалось от сна о падении с высоты и резком пробуждении непосредственно перед ударом о землю. За исключением того, что все казалось таким реальным.
Наконец успокоившись, Кинсли открыла глаза и подняла голову. Брови ее сдвинулись, пока она оглядывала незнакомую комнату.
– Я… не у тети Сиси…
Она была не в своей машине и уж точно не в том месте, которое видела на фото арендованного дома.
Не то чтобы она помнила, как добралась до дома.
Это место… Оно было словно из сказки.
Кинсли сидела посреди огромной кровати с четырьмя столбами. По резным деревянным опорам и балдахину вились пышные плющевые лозы. Еще больше плюща цеплялось за каменные стены, свисало с потолка и взбиралось по мебели. Среди зелени мелькали яркие пятна – светящиеся грибы, нежные цветы и кристаллы кварца, растущие прямо из стен. Эти кристаллы излучали свой собственный слабый свет.
Прямо перед ней располагался широкий камин из грубого камня, сужающийся к дымоходу. Толстая деревянная доска, служившая каминной полкой, была уставлена безделушками, бутылочками, кувшинами и старинными на вид книгами в кожаных переплетах, как и полки, вырезанные в стенах вокруг. Перед камином стоял одинокий стул, дерево которого было украшено замысловатой резьбой.
В левой стене находились две деревянные двери. Обе были украшены коваными элементами в виде закрученных листьев, которые тянулись от петель по всей поверхности. Их ручки представляли собой металлические кольца.
Сбоку от кровати стоял высокий широкий платяной шкаф, дверцы и выдвижные ящики которого также были украшены искусной резьбой. На противоположной стороне стоял письменный стол со стулом с низкой спинкой, на поверхности которого в беспорядке лежали стопки пергамента, баночки с чернилами, перьевые ручки и еще несколько старых книг.
Каким-то образом даже самые изысканные предметы мебели хорошо сочетались с естественной эстетикой стен и потолка, что заставило ее задуматься, находится ли она в доме или в пещере. Тусклый свет кристаллов усиливал бы ощущение подземелья, если бы не главный источник освещения – дневной свет, льющийся из окна позади нее. Он был приглушен, но все равно ярче мерцания кварца.
Она обернулась и увидела большое круглое окно в стене. Основание рамы оплетал плющ, а сверху свисал густой мох. Над окном возвышалось резное дерево, его раскидистые ветви соединялись с рамой по всей окружности, напоминая древо жизни. Ствол и ветви были настолько детализированы, что ей оставалось только гадать, был ли он сделан вручную или просто… вырос таким образом. За стеклом она увидела зеленый, цветущий лес. В лесу не было и намека на осенние краски.
Эта комната была прямо из ее мечтаний о деревенском доме.
Может быть… может быть, она попала в аварию, но все было не так страшно, как она помнила. Может быть, она ударилась головой, и кто-то нашел ее, когда она была без сознания, и принес сюда?
Кинсли протянула руку и коснулась лба. На нем не было ни шишки, ни болезненных ощущений, ни поврежденной кожи, ни повязки. На самом деле, ни одна часть ее тела вообще не болела.
Однако, судя по ноющей боли в животе, она была голодна.
Она откинула одеяло в сторону и сразу же застыла.
Тот, кто ее нашел, явно переодел ее, потому что на ней были точно не ее вещи. Вместо джинсов и футболки – длинная белая ночная рубашка, словно со страниц романа Джейн Остин. Низкий лиф и короткие рукава были украшены рюшами, а подол – кружевной оборкой. Ткань такая тонкая, что почти просвечивала. Хуже того – под ней ничего не было. Ни бюстгальтера, ни другого нижнего белья. Вообще ничего.
Кинсли сморщила нос и вцепилась в одеяло.
– Ладно… Это не совсем жутко. Вовсе нет.
Где ее одежда?
Она отогнала мысль о том, что кто-то ее раздевал. Она просто… не могла тратить время на размышления об этом, когда были гораздо более насущные проблемы, первая и самая главная из которых: где я, черт возьми?
Подвинувшись к краю кровати, она встала, и юбка ночной рубашки упала, задев лодыжки. Ее ноги коснулись чего-то мягкого. Посмотрев вниз, она заметила пучки зеленого мха, растущие на половицах. Она пошевелила пальцами ног.
– Это становится все более и более странным.
Казалось, что эта комната была живой, дышащей частью леса.
И хотя природа буквально поглощала комнату, она совсем не выглядела заброшенной. Все было чистым, без пыли и паутины, словно здесь кто-то жил.
Она огляделась в поисках своих вещей, но их нигде не было видно. Подойдя к платяному шкафу, она потянулась к нему и заколебалась. Это было бесцеремонно – рыться в вещах незнакомца.
Разве это не бесцеремонно – раздевать человека, который находится без сознания?
Может, в таких обстоятельствах можно сделать исключение?
Она открыла шкаф.
Аромат дубового мха и амбры наполнил ее сознание. Она закрыла глаза и наклонилась вперед, чтобы глубже вдохнуть этот аромат. Он был чувственным, пьянящим и таким… знакомым. Жар разлился по ее телу, соски напряглись, а лоно сжалось.
– Ох… – Кинсли ухватилась за дверцу шкафа и поджала пальцы ног.
Почему она так сильно реагировала на запах?
Возьми себя в руки, Кинсли! Ты нюхаешь одежду незнакомца.
Она отпрянула назад и заставила себя открыть глаза.
И кто теперь ведет себя жутко?
– Очевидно, я, – пробормотала она, осматривая содержимое гардероба. Темная одежда, висевшая внутри, выглядела как что-то из коллекции костюмов эпохи возрождения. Длинные туники с замысловатыми вышитыми узорами, изысканные рубашки и даже несколько плащей с капюшонами. Большую часть цвета придавали пояса, перекинутые через плечики.
Если бы что-нибудь из ее вещей было внутри, они бы выглядели как бельмо на глазу.
Закрыв шкаф, она подошла к столу, надеясь найти среди беспорядка свою сумку или одежду. Но их там тоже не оказалось.
Кинсли провела пальцами по корешку одной из книг, изучая надписи на ней. Такие же надписи были и на других книгах и разрозненных листках бумаги – странные руны, которые не имели для нее никакого значения. Но что-то все равно зудело в глубине ее сознания.
Когда они с Лиамом учились в школе, они иногда писали друг другу записки эльфийскими рунами, которые расшифровывали, пользуясь инструкцией, скопированной из книги в жанре фэнтези. Эти символы были совсем не похожи на те, но все равно казались знакомыми. Как будто она знала их когда-то, давным-давно, но почему-то забыла.
Это всего лишь твое воображение, Кинсли.
И все же эта мысль не покидала ее, немного тревожа, немного интригуя.
Отвернувшись от стола, она подошла к ближайшей двери и толкнула ее. Та распахнулась, и за ней оказалась ванная комната.
Волшебная, захватывающая дух ванная комната.
С благоговением оглядываясь по сторонам, Кинсли медленно вошла внутрь.
Как и в спальне, здесь повсюду были плющ, мох и кристаллы. Из каменного пола по обеим сторонам комнаты росли деревья. Их ветви тянулись к потолку, переплетаясь в причудливый узор, слишком совершенный, чтобы быть настоящим. На дальней стене возвышались высокие окна с узорами из ветвей на стеклах, за которыми виднелся густой лес.
На полках, встроенных в каменные стены, лежали стопки полотенец и всевозможные разноцветные бутылочки и баночки.
Но что действительно привлекло ее внимание, так это огромная ванна в центре. Она была изготовлена из розового кварца, снаружи необработанного и неровного, а внутри гладкого, и была наполнена горячей водой с ароматом специй. Ванна излучала нежно-розовое свечение, которое контрастировало с густым зеленым мхом, покрывавшим каменный пол вокруг нее. Еще больше маленьких баночек и бутылочек стояло на бортике рядом со старомодным краном.
– Это нереально, – сказала Кинсли, направляясь к ванне. Мох под ее ногами был прохладным.
Она провела рукой по гладкому краю, не в силах обнаружить ни малейшего изъяна в кварце.
Здесь жил либо безумно богатый эксцентричный отшельник, либо эльф, и то и другое казалось одинаково абсурдным и одинаково вероятным.
Чего она не увидела сразу, так это туалета. После недолгих поисков она обнаружила маленькую комнатку, спрятанную в углу, дверь в которую была почти скрыта за каменной кладкой стены. Внутри – простая скамья с отверстием. Напоминало деревенский туалет, но без характерного запаха. Набравшись храбрости или глупости, она заглянула в дыру. Та казалась… бездонной.
– Я ожидала увидеть хрустальный унитаз, но, полагаю, этот подойдет.
За свою жизнь она пользовалась множеством надворных построек, и ей много раз приходилось изображать из себя настоящую горную женщину во время походов и кемпингов. Эта дыра была верхом роскоши по сравнению с другими местами.
Она не увидела никакой туалетной бумаги, но в стену был встроен кран, что, как она предположила, было биде. Поблизости также был высеченный в камне неглубокий бассейн, в который стекала вода, как будто из родника, вероятно, предназначенная для мытья рук.
Приподняв подол ночной рубашки, она поспешно сходила в туалет и привела себя в порядок.
– Теперь нужно найти хозяина.
Вернувшись в спальню, она подошла к единственной другой двери, взялась за железную ручку и потянула ее на себя.
– Ого, – выдохнула Кинсли, переступая порог большого круглого помещения.
В центре помещения возвышался ствол огромного дерева. Потолок смыкался над стволом. У основания дерево разветвлялось на множество толстых корней, исчезающих под половицами. Местами к коре прилипли мох и грибы, а осколки хрусталя на стенах придавали ей многоцветное сияние.
Кинсли нерешительно подошла ближе к дереву. На голой коре были вырезаны крошечные знаки – руны, которые она видела в спальне. Она провела по одному из символов кончиками пальцев. Он задрожал от ее прикосновения, и Кинсли отдернула руку, потерев пальцы друг о друга и нахмурившись.
Странно.
Если бы не гложущий голод в животе, Кинсли была бы уверена, что все еще спит. Как все это могло быть реальностью? Почему мне казалось, что здесь замешано что-то более мощное?
– Эй, кто-нибудь? – позвала она.
Взгляд скользнул по зале. Справа была закрытая дверь, слева – открытая; она направилась к последней. Спустившись по ступеням за аркой, она оказалась в комнате с холодным каменным полом.
Одну из стен занимал огромный камин с железными приспособлениями для подвешивания кастрюль. С потолка свисали пучки сушеных трав, с металлической стойки – кастрюли и сковородки, а на деревянных полках были аккуратно расставлены тарелки и миски, запечатанные глиняные и стеклянные банки и корзины, наполненные различными фруктами и овощами. Вода с журчанием стекала в большую чашу, вырезанную в стене, по обе стороны от которой располагались деревянные стойки. Свет из другого большого окна, выходившего на лес, освещал комнату.
Не было ни электроприборов, ни розеток, ни телефонов, ни проводов, ни даже старомодных настенных часов. Ни единого признака современности.
Справа от Кинсли было открытое пространство с обеденным столом и двумя стульями. На столе стояла корзина, накрытая тканью, тарелка с сыром, ломтиками жареной ветчины и фруктами, а также кувшин с водой и чашка рядом с ним.
Нахмурившись, Кинсли позвала снова, на этот раз громче:
– Эй? Здесь кто-нибудь есть?
Единственным ответом, который она получила, было журчание воды в раковине.
Кинсли почувствовала еще больший голод, глядя на соблазнительное блюдо.
Закусив губу, она оглянулась на вход в кухню. Приготовил ли человек, который спас ее, эту еду? Если да, то где он был?
Она подошла к столу. Аромат свежеиспеченного хлеба привлек ее внимание. Она откинула ткань, покрывавшую корзину, и потрогала буханку хлеба; та была еще теплой. Это должно было означать, что тот, кто жил здесь, приготовил все недавно, верно? Неужели Кинсли просто разминулась с ним?
Отщипнув кусочек сыра, она поднесла его ко рту, но остановилась, чтобы рассмотреть.
Что, если это какая-то ситуация как в «Златовласке», и я собираюсь съесть обед медведей?
Что, если он отравлен?
Все в этом месте, в этой ситуации казалось таким… странным.
– Ты просто параноик, Кинсли. Зачем кому-то травить тебя после того, как он с таким трудом спас тебя?
Кинсли отправила сыр в рот. Закрыв глаза, она застонала от удовольствия, смакуя сливочный, пикантный, с ореховыми нотками вкус. Ее желудок выбрал этот момент, чтобы заурчать. Не успела она опомниться, как съела клубнику, дыню, виноград, ветчину и сыр, почти половину буханки хлеба и выпила залпом два полных стакана воды. Казалось, она не ела несколько недель.
Вместо того, чтобы чувствовать себя раздутой и вялой, она ощутила облегчение. Прилив энергии.
Кинсли вернулась в круглую комнату и продолжила движение по часовой стрелке, вскоре наткнувшись на пару лестниц, которые поднимались по изгибу стены на другой этаж. Между лестницами были две открытые арки, ведущие вниз, в фойе, куда дневной свет проникал через окна, расположенные по бокам закрытой двери.
Она подошла к двери, взялась за ручку и потянула ее на себя.
– Ух ты, – повторила она, выходя на улицу.
Окружающая местность была именно такой, какую она надеялась исследовать, когда покидала дом своей тети, – кельтский дождевой лес2. Деревья и камни были покрыты толстым слоем мха, папоротники с похожими на перышки листьями росли прямо из земли, а грибы цеплялись за все, где могли найти опору. И все было таким зеленым.
Как это было возможно осенью? Все деревья по пути из Лондона в Инвернесс уже начали желтеть.
Она осмотрела узкую тропинку, уходящую от двери. Низкие каменные стены обрамляли террасные сады по обеим сторонам, заполненные цветущими травами и цветами. По участку были расставлены камни с теми же странными рунами – мох покрывал их поверхность, но никогда не заползал в вырезанные углубления.
Отойдя на несколько шагов от здания, Кинсли обернулась, чтобы посмотреть на него, и ее глаза расширились.
На крыше рос пушистый мох, а каменные стены были увиты плющом. В центре двухэтажного коттеджа находилась широкая башенка, из крыши которой торчало дерево. Этот могучий ствол распадался на бесчисленные ветви, которые простирались во все стороны, так обильно усыпанные листьями, что они служили огромным зонтом, не дающим даже малейшего проблеска неба.
Коттедж был прямо из мира фантазий.
Как только Кинсли смогла оторвать свою челюсть от земли, она снова позвала.
– Эй? Есть здесь кто-нибудь?
Единственными звуками, сопровождавшими ее голос, были отдаленные песни птиц и шелест листьев над головой.
– Где все? – тихо спросила она.
Схватив подол ночной рубашки, она приподняла его и пошла по каменной дорожке в лес, прежде чем обогнуть здание. Влажные листья мягко прогибались под босыми ногами, пока она осторожно ступала, избегая камней и сучьев.
Не было никаких признаков дороги, никаких следов шин, протоптанных среди растительности. Она не увидела ни машин, ни велосипедов, ни линий электропередач, ни телефонных столбов.
Волосы у нее на затылке встали дыбом, а по спине пробежала дрожь.
– Эй? – снова позвала она, и ее голос эхом разнесся по лесу.
Прислушиваясь, она осмотрела окна коттеджа и промежутки между деревьями. Ответа не последовало, и никто не показался.
Но она чувствовала, что кто-то есть рядом. Она почти ощущала на себе их взгляды, тяжелые, пристальные взгляды…
– Ладно, это просто странно, – пробормотала она, поворачиваясь к лесу. Где-то поблизости должна была быть тропинка, ведущая обратно к дороге. Как еще тот, кто жил здесь, мог найти ее? Выйдя на дорогу, она смогла бы найти свою машину, одежду и, самое главное, телефон.
Кинсли сделала шаг вперед, колеблясь, когда посмотрела на коттедж через плечо.
– Мне просто нужно найти свои вещи и вызвать эвакуатор. Я могу вернуться и поблагодарить их позже.
И она была уверена, что ее мать ужасно волнуется.
Но она была босиком в тонкой ночной рубашке в совершенно незнакомом месте. Ни карты, ни телефона, ни каких-либо средств определить направление. Если бы она все еще была недалеко от озера, она могла бы спуститься по склону к воде и, возможно, найти дорогу оттуда, но был шанс, что это было не совсем рядом с тем местом, где она разбилась. Был шанс, что она будет идти и идти и в конце концов ужасно заблудится.
Ну, заблудится еще больше, чем она уже была.
Кинсли сжала ткань ночной рубашки в кулаках и разочарованно фыркнула, сдувая с лица выбившуюся прядь волос.
– Похоже, придется подождать.
Вернувшись в коттедж, она села на один из стульев на кухне, где коротала время, рассеянно водя пальцами по столешнице, щипая по кусочкам оставшуюся еду, прихлебывая воду и глядя в окно.
По-прежнему не было никаких признаков присутствия кого-либо ни внутри, ни снаружи.
Однако никуда не делось стойкое ощущение, что за ней наблюдают. Оно был настолько сильным, что казалось почти осязаемым, и это вызывало у нее все большее беспокойство – и в то же время странно интриговало, – по мере того как день начинал темнеть и свечение кристаллов на стенах становилось основным источником света.
Вопреки здравому смыслу, Кинсли поймала себя на том, что страстно желает, чтобы невидимое присутствие проявило себя, и это страстное желание вызвало в ней необъяснимую искру возбуждения и предвкушения.
Кинсли сморщила нос.
Что со мной не так?
Облокотившись на стол и подперев подбородок рукой, Кинсли побарабанила пальцами по щеке.
– Кто оставляет незнакомца одного в своем доме?
Когда ее веки начали слипаться, и она не могла больше ждать, Кинсли встала и направилась обратно к лестнице, намереваясь вернуться в спальню. Проходя мимо одной из полок, она остановилась, заметив подставку для скалок, установленную на ее краю.
Она схватила одну из скалок и постучала ею по ладони. Дерево было твердым и увесистым.
– Спаситель ты или нет, но это чертовски странно.
Крепко сжимая в руке скалку, она вернулась в комнату, в которой проснулась. Там тоже было значительно темнее, а мягко светящиеся кристаллы играли роль мистических ночников.
Она закрыла дверь и отступила от нее на шаг. Без ключа в замочной скважине замок закрыть было невозможно. Кто бы ни жил здесь, он мог просто войти. Несмотря на то, что это был их дом, Кинсли была не в восторге от этой мысли, особенно когда она была уязвима во сне.
Они уже раздели меня.
Жуууутко.
Задумчиво поджав губы, она оглядела комнату. Ее взгляд упал на стул у письменного стола.
Кинсли схватила его, отнесла ко входу и плотно прижала к двери. Она не была уверена, насколько хорошо он будет держаться, но, по крайней мере, произведет достаточно шума, чтобы предупредить ее, если кто-то попытается проникнуть внутрь.
Засунув скалку под подушку, она забралась на кровать, засунула ноги под одеяло и легла на бок, глядя на тени, сгущающиеся в комнате по мере того, как угасали последние лучи дневного света.
Может быть, завтра ее хозяин соизволит показаться.
ГЛАВА 4
Скольжение одеяла по телу пробудило Кинсли от глубокого сна. Она вздрогнула, когда приятное тепло, которым она наслаждалась, сменилось ночной прохладой. Застонав, она перевернулась на спину и потянулась к одеялу, но ее рука безвольно упала, когда Морфей снова утащил ее в свое царство.
Она снова пошевелилась, когда матрас просел у изножья кровати, головокружение усугубило замешательство. Прежде чем она смогла осознать происходящее, большие теплые руки легли ей на ноги.
Кинсли замерла, пока руки скользили вверх по ее бедрам, приподнимая подол ночной рубашки. Ее кожа покрылась мурашками от осознания происходящего. Когда эти руки скользнули выше, ее сознание сосредоточилось на этом прикосновении, и внизу живота разлилось тепло.
Тысячи мыслей пронеслись в ее голове, но ни одна из них не была достаточно связной, чтобы понять. Это был сон, не так ли? Фантазия? Таинственный возлюбленный, приходящий к ней под покровом ночи?
Но что-то было не так. Это казалось… реальным. Руки на ее теле казались настоящими.
Она заставила себя открыть глаза.
Комната была темнее, чем прежде, и светящиеся кристаллы лишь усиливали мрак. На нее нахлынули воспоминания. Она была в странном коттедже, на кровати с балдахином, увитым лозами.
И кто-то трогал ее ноги.
Эти руки раздвинули ее бедра, и незнакомец придвинулся к ней еще ближе.
Кинсли посмотрела вниз. Из-за невероятно густых теней на нее уставилась пара горящих красных глаз.
Она отпрянула, резко отдернула ноги от незваного гостя и закричала, отталкиваясь и прижимаясь к изголовью. Ее рука нырнула под подушку, чтобы схватить скалку, которую она вытащила и замахнулась на эти неестественные глаза.
Скалка резко остановилась, не долетев до цели, ударившись обо что-то настолько твердое и неподатливое, что от отдачи ее рука дернулась. Ее глаза расширились, а дыхание перехватило, когда импровизированное оружие вырвали у нее из рук, едва не увлекая ее за собой. Она подпрыгнула, когда оно с грохотом упало на половицы и покатилось по комнате.
– Что все это значит? – спросил красноглазый посетитель резким, низким голосом. – Я исцелил тебя, одел, приютил и накормил, и это та благодарность, которую я получаю?
Кинсли уже слышала этот голос раньше. Она не могла вспомнить, где и когда, но звук был до боли знакомым, и она знала, что слышала его.
– Кто ты? – спросила она, подтягивая колени и прижимаясь всем телом к изголовью кровати. – Что ты делаешь?
– Я пришел посеять свое семя.
Посеять семя?
– Что, черт возьми, это значит?
– Не будь глупой, человек.
Он схватил ее за лодыжку, и, хотя она не могла видеть в темноте, она почувствовала его длинные, сильные пальцы и уколы… когтей?
Кинсли отдернула ногу и шлепнула его по руке.
– Не прикасайся ко мне!
Он с рычанием схватил ее за запястье и рванулся вперед, ударив другой рукой по стене и зажав ее своим телом. Кинсли пискнула и отодвинулась, пытаясь стать как можно меньше. Когда он был так близко, она не могла видеть ничего, кроме темноты и этих горящих темно-красных глаз, не могла вдыхать ничего, кроме его доминирующего аромата. Дубовый мох, амбра и мускус. Аромат был пьянящим, мужественным. Чистое соблазнение.
И его жар. После холода, пробежавшего по ее коже, жар его тела обжег Кинсли до самого центра. Ее соски напряглись и затрепетали под ночной рубашкой, и знакомая дрожь осознания охватила ее.
– Ты не будешь предъявлять ко мне никаких требований, – сказал он низким голосом, полным силы, опасности и ярости. – У нас есть соглашение, и ты должна выполнить свои обязательства передо мной.
– Обязательства? К-какие обязательства?
– Разум смертных действительно такой хрупкий, или ты считаешь, что меня легко обмануть?
Его хватка на ее запястье усилилась. Хотя она была не болезненной, но совершенно очевидно, что эта сила может стать сокрушительной.
– Симулирование неведения не освободит тебя от нашего соглашения.
Смертная?
– Я не понимаю. Я… я не помню, – сказала Кинсли, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос не дрожал.
Он схватил ее за подбородок другой рукой и запрокинул голову назад, так что она смотрела прямо в его нечеловеческие глаза с узкими зрачками.
– В обмен на спасение твоей жизни, ты должна родить мне ребенка.
– Что?
О нет. Этого… этого не может быть. Это нереально, это сон, кошмар.
Ее сердце забилось быстрее. Должно быть, ей это приснилось, потому что это…
Просыпайся, Кинсли!
Его хватка немного ослабла, а глаза сузились. Когда он заговорил снова, его слова были более взвешенными, хотя в них не было ни капли сострадания, которое они могли бы изначально подразумевать.
– Ты многое пережила с тех пор, как вторглась в мои владения. Только по этой причине я дарую тебе отсрочку этой ночью. Но не ошибись, Кинсли Уинтер Делани, своей клятвой ты связана со мной и должна выполнить свой долг. Когда я вернусь завтра, ты встретишь меня радушно. Ты будешь благодарна.
Он наклонился ближе, достаточно близко, чтобы она почувствовала горячее дыхание на своих губах.
– Потому что без моего вмешательства ты стала бы пищей для личинок и ворон.
Внезапно он отпустил ее, двигаясь так быстро, что у Кинсли перехватило дыхание. Если бы не опора в изголовье кровати, она была уверена, что упала бы прямо там.
Каким-то образом ее взгляд остановился на нем – он казался еще более глубокой тенью среди темноты, когда отошел от кровати.
Кинсли прерывисто вздохнула.
– Кто ты та…
– Спи, – сказал он, поворачивая голову так, что его глаза сверкнули. – Я бы хотел, чтобы ты как следует отдохнула к завтрашнему дню.
Ее брови нахмурились.
– Я не хочу спать, я хочу…
– Спать.
В его голосе звучала необъяснимая сила, непреодолимое принуждение.
Веки Кинсли затрепетали. У нее было достаточно времени, чтобы задаться вопросом, что, черт возьми, он с ней сделал, прежде чем она упала на бок, и забвение вернулось.
