Текст книги "Его самое темное желание (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

ЕГО САМОЕ ТЕМНОЕ ЖЕЛАНИЕ

ПРОКЛЯТЫЕ – 2

ТИФФАНИ РОБЕРТС

Авторское право © 2023, Тиффани Фройнд и Роберт Фройнд – младший.

Все права защищены. Никакая часть этой публикации не может быть использована или воспроизведена, распространена или передана в любой форме любыми средствами, включая сканирование, фотокопирование, загрузку и распространение этой книги любыми другими электронными средствами без разрешения автора и является незаконной, за исключением кратких цитат, содержащихся в критических обзорах, и некоторых других некоммерческих видов использования, разрешенных законом об авторском праве. Для получения разрешения обращайтесь к издателям по указанному ниже адресу.

Эта книга создавалась без использования искусственного интеллекта, и мы не даем разрешения на то, чтобы наши работы были подготовлены с учетом искусственного интеллекта.

Тиффани Робертс

authortiffanyroberts@gmail.com

Эта книга – художественное произведение. Имена, персонажи, места и происшествия являются плодом воображения автора или используются вымышленно и не должны быть истолкованы как реальные. Любое сходство с реальными событиями, местами действия, организациями или людьми, живыми или умершими, является полностью случайным.

Перевод выполнен каналом Клитература

ПОЛНОЕ ИЛИ ЧАСТИЧНОЕ КОПИРОВАНИЕ БЕЗ УКАЗАНИЯ КАНАЛА – ЗАПРЕЩЕНО!

Перевод: Юлия, Olla, Душенька

Вычитка и редактура: Душенька, Olla

Большая просьба НЕ использовать русифицированную обложку в таких социальных сетях как: Инстаграм, Тик-Ток, Фейсбук, Твиттер,¹ Пинтерест.

Данная книга не несет в себе никакой материальной выгоды и предназначена только для предварительного ознакомления! Просьба удалить файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

ТРОПЫ И ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ

Основные тропы (сюжетные мотивы)

Монстр-романс

Вынужденная близость

Красавица и Чудовище

Хмурый и солнышко

Hurt/comfort

Искупление

Акцент на согласии (даже в условиях пленения автор подчеркивает добровольность близости)

«Он думает, что его невозможно полюбить»

Найденная семья

Прощение



Триггеры и предупреждения

Похищение / пленение

Насилие

Откровенные сексуальные сцены

Психологическая травма

Тем, в чьих глазах живет чудо, а в сердцах – волшебство.

ГЛАВА 1

В детстве у Кинсли были простые представления о временах года. Весна означала сбор полевых цветов и помощь маме в саду. Лето означало отсутствие школы, долгие приключения в лесу и плавание. Осень была связана с красивыми цветами деревьев и Хэллоуином, который она любила несмотря на то, что ее было так легко напугать. Зима была сплошь горячий шоколад, теплые камины, Рождество и почти мифический день снегопада.

Сидя на одеяле на заднем сиденье своего внедорожника, слушая, как дождь барабанит по поднятому люку, она тосковала по той детской простоте. Но невинный образ мыслей ее юности не мог вернуть ни успокаивающий дождь, ни вкусный сэндвич с ветчиной и сыром, который упаковала для нее тетя, а окружающий пейзаж, несмотря на все его чудо и новизну, не позволял Кинсли спрятаться от того факта, что ее взгляд на жизнь изменился навсегда.

Серые облака нависали над темными, беспокойными водами озера, рядом с которым она припарковалась, контрастируя с близлежащей растительностью. Немного зеленого сохранилось, но на Шотландском нагорье преобладали желтые, оранжевые, красные и коричневые цвета. Дело было не только в деревьях и подлеске – сама земля уступила место осени.

Ее брак распался осенью три года назад, как раз перед тем, как пышные леса Орегона начали менять цвет.

С тех пор взгляд Кинсли на этот сезон изменился. Осень – время упадка. Время нарастающей темноты, когда день с каждым циклом отдает немного больше себя ночи.

И здесь, сейчас, за пять тысяч миль от места, которое она называла домом, она поняла, что осень означает перемены. Разве это не то, что она искала?

Кинсли откусила еще кусочек от сэндвича.

Со временем все меняется, и перемены по сути своей не так уж плохи. Опавшие листья будут подпитывать новые побеги весной. Жизнь замедлилась, но не закончилась. Растения и животные, проспав всю зиму, пробудятся к возрождению мира.

Разве это не делало осень временем надежд? Сбора урожая и размышлений,… исцеления?

Она сглотнула и с улыбкой посмотрела на недоеденный сэндвич. Возможно, все остальное изменилось, но бутерброды тети Сиси были такими же вкусными, как и во время каникул, которые Кинсли в детстве проводила в Англии.

Как могли ветчина, сыр, горчица и майонез – возможно, самые базовые ингредиенты для сэндвичей, не считая арахисового масла и желе, – быть такими вкусными?

Был ли это просто привкус старого и знакомого среди всех этих перемен? Всего этого…

Она вздохнула и перевела взгляд на озеро.

Чего?

– Это приключение, Кинсли. Ты собираешься исследовать древние леса Европы, как всегда, хотела.

По крайней мере, так она говорила себе, хотя и знала, что это было правдой лишь отчасти.

Я бегу.

Динь! Динь! Динь! У нас есть победитель!

Кинсли сморщила нос и положила сэндвич на колени.

– Я не убегаю.

Но сказанные вслух, эти слова не изменили правды.

И все же находиться здесь казалось… правильным. Всю свою жизнь у нее было смутное ощущение невидимой привязи, тянущей ее в этом направлении, ведущей к этим древним землям. Теперь, когда она больше не сопротивлялась этому зову, это было как…

Как будто ей суждено было быть здесь.

– День за днем, Кинсли. Постепенно.

Кинсли поднесла сэндвич ко рту. Прежде чем она успела откусить, зазвонил телефон, нарушив мирную атмосферу, позволявшую ее мыслям блуждать там, где им не следовало. Схватив телефон с одеяла рядом с собой, она перевернула его и улыбнулась имени на экране. Она приняла вызов.

– Привет, мам.

– Привет, любимая! – раздался веселый голос Эмили. – Ты на новом месте?

Кинсли откусила еще кусок от сэндвича.

– Пока нет.

– Дорогая, не говори с набитым ртом.

Кинсли усмехнулась.

– Извини.

Не имело значения, что Кинсли было двадцать восемь лет, ее мать всегда ругала ее за манеры, как будто она все еще была буйной пятилетней девочкой, открывающей рот, чтобы шокировать старшую сестру пережеванный комком еды.

– Когда ты должна приехать? – спросила Эмили.

Кинсли поспешно прожевала и проглотила.

– Ехать еще пару часов.

Эмили вздохнула.

– Я просто не понимаю, почему ты не могла остаться с Сесилией. В Лондоне для тебя так много возможностей, и так много всего можно увидеть и сделать. Ты будешь с семьей, и ты знаешь, что ей нравится, когда ты там. У тебя нет причин жить одной в таком отдаленном месте.

– Мама, я живу одна, когда я в разъездах.

– Живешь в машине, я знаю. Но это так… так опасно!

– По сути, это кемпинг, но я в машине, а не в палатке. Если подумать, так намного безопаснее, верно?

– Кинсли…

– Я в порядке, мам, правда. Тебе не нужно так сильно волноваться.

– Я твоя мать. Я никогда не перестану беспокоиться о дочери. Я люблю тебя.

– И я люблю тебя. Но я… Мне просто нужно собственное место и немного времени для себя. Времени подумать, проветрить голову.

Исцелиться.

– Я знаю, любимая, – тихо сказала Эмили. – Я знаю.

– И, – с усмешкой добавила Кинсли, – как бы сильно я ни любила тетю Сиси, мы обе знаем, что она всегда рядом.

Эмили рассмеялась.

– Да, но она такая же, как я. Она беспокоится о тебе.

Кинсли посерьезнела.

– Я знаю, но со мной все будет в порядке. Я обещаю. И это красивое место, расположенное на фоне леса, как старый сказочный домик. Я смогу работать прямо в саду.

Ее мать усмехнулась.

– Ну, ты всегда любила природу. Ты всегда бегала в лес босиком, разговаривала с феями, строила им домики и приносила подарки и сладости. Ты была моим маленьким ребенком-феей. Ты и сейчас такая. Мы скучаем по тебе, Кинсли.

Со сдавленной грудью и слезами, щиплющими глаза, Кинсли подняла голову и посмотрела, как капли дождя падают на лобовое стекло.

– Я тоже скучаю по вам. Как ты, папа и Мэдди?

– У нас с твоим отцом все хорошо. Мы собираемся поужинать где-нибудь сегодня вечером, когда он вернется с работы. О! Мэдисон сообщила тебе хорошие новости?

– Какие новости?

– Наконец-то она нашла место в городе, чтобы открыть свою пекарню!

– Боже мой, это так волнующе! Я так рада за нее. Скажи ей, чтобы она лучше прислала мне несколько своих лимонных батончиков. Иногда у меня внезапно возникает страстное желание, и она знает, как сильно я их люблю.

Они продолжали болтать, пока Кинсли доедала свой сэндвич. Дождь усилился, поднялся ветер, неся с собой укусы ледяного ветра, и где-то за долиной прогремел гром.

– Там штормит? – спросила Эмили.

– Шел дождь, но, похоже, становится еще хуже. Я двинусь в путь. Хочу добраться до пункта проката до наступления темноты, чтобы не заблудиться.

– Кинсли!

– Я шучу! Ну, не совсем. Но в худшем случае…

– Дочь…

– Что совсем неплохо, – поспешно добавила Кинсли, – так это то, что я посплю в своей машине до утра.

– Клянусь, все мои седые волосы – от тебя.

Кинсли хихикнула.

– Это потому, что я твоя любимица.

– У меня нет любимиц.

– Все в порядке. Ты не обязана признаваться в этом Мэдди. Это наш секрет, мам.

– Еще три седых волоска, Кинсли. Ты только что добавила мне три дополнительных.

– И ты великолепно выглядишь с этими серыми прядями.

Кинсли практически услышала, как закатились глаза ее матери.

– Ты же знаешь, что мы все ждем тебя, если понадобимся? – спросила Эмили.

Кинсли крепче сжала телефон и закрыла глаза.

– Я знаю, мам. Я люблю тебя.

Попрощавшись, она положила трубку и уставилась на домашний экран. Кинсли всегда была близка со своей семьей. Ее мать, несмотря на то, что выросла в доме, который они с Сиси описывали как душный и благопристойный, всегда старалась быть открытой и честной со своими дочерьми. Кинсли и Мэдисон могли обратиться к ней за чем угодно, каким бы неловким или неудобным ни был этот вопрос, зная, что их никто не осудит. Их отец, Эйден, всегда был практичным и поддерживал их так же, как и мама.

Тетя Сиси тоже была замечательной. Она приняла Кинсли в своем доме, и ее теплота и доброта – включая предложение задать этому болвану хорошую взбучку – сделали процесс обустройства Кинсли ее жизни в Соединенном Королевстве гораздо более гладким, чем это должно было быть.

Но в этом… Кинсли нужно было найти собственный путь. Ей нужно было обрести свой собственный покой.

Прежде чем осознала, что делает, она нажала на одно из своих приложений для социальных сетей. Ее ожидало множество уведомлений. Улыбаясь, она просмотрела комментарии к своим видео и фотографиям, ответила на несколько и даже громко рассмеялась над некоторыми.

Кинсли нравилось, что ее приключения приносили так много радости и развлечения другим. Ей нравилось делиться со своей аудиторией удивлением, которое она испытывала на природе. Даже ее видеоролики по скрапбукингу и ведению дневников давали людям вдохновение и возможность отвлечься, пусть и ненадолго. Кинсли занималась скрапбукингом с детства, и с годами это хобби превратилось не просто в веселое занятие, но и в способ расслабиться.

Включив камеру, она подняла телефон и улыбнулась, прежде чем сделать селфи.

«Почти на месте! Не могу дождаться, чтобы пригласить вас всех в это новое приключение», добавила она в описание к фотографии, прежде чем опубликовать ее в своем профиле.

Она пролистала ленту, лайкая фотографии друзей и смеясь над видео, где хриплая Мэдисон воет, как банши с больным горло. Они всегда шутили, что Мэдди поет как сломанная собака. За этим последовала фотография одного из ее друзей, демонстрирующего новые диски на машине, после чего последовала вдохновляющая цитата, а затем таргетированная реклама модного шатра.

Да, они совершенно не прислушиваются к каждому моему слову, верно?

Она перешла к следующему посту. Сердце сжалось, а улыбка погасла. Это была фотография с очень знакомым лицом. До боли знакомым.

Лиам. Бывший муж Кинсли.

Но на фотографии он был не один. Рядом с ним была его новая жена, она лучезарно улыбалась и держала на руках их маленького мальчика.

Грудь Кинсли наполнилась грубыми, рваными эмоциями, не давая возможности дышать.

Сколько раз за последние пару лет она говорила себе удалить Лиама из своих соцсетей? Сколько раз она случайно натыкалась на фотографию его и его жены, его новой жизни и чувствовала эту глубокую, мощную жалящую боль? Сколько раз она заносила палец над кнопкой «убрать из друзей» только для того, чтобы остановить себя?

Она всегда говорила себе, что однажды просто… справится с этим. Когда Кинсли впервые переехала в Соединенные Штаты в возрасте восьми лет, Лиам был ее первым другом. Они были неразлучны. В шестнадцать лет они начали встречаться и поженились вскоре после окончания средней школы. Удалять его из друзей после, казалось бы, мирного развода всегда казалось ей неправильным. Мелочным. Они все еще были друзьями, которые заботились друг о друге.

Но видеть его сейчас с новорожденным ребенком, с этой милой, очаровательной маленькой жизнью, которую он создал с кем-то другим…

Это было уже слишком.

Кинсли закрыла приложение и прижала телефон к груди. Она глубоко вздохнула и медленно, с дрожью выпустила воздух, подняв заплаканные глаза к грозовому небу.

– Все может казаться темным и пугающим, – прошептала она, – и ты не всегда можешь видеть солнце, но оно есть.

ГЛАВА 2

Нахмурившись, Кинсли наклонилась вперед и, прищурившись, вгляделась в ту малую часть извилистой дороги, которую могла видеть через лобовое стекло. Дворники едва справлялись с ливнем, и дождь, барабанящий по крыше машины, почти заглушал музыку, играющую в стереосистеме.

Она фыркнула.

– Ну вот, доберусь затемно.

Главная дорога была перекрыта упавшим деревом, в результате чего ей пришлось сделать крюк, который увеличил время поездки на час. Согласно навигационной системе автомобиля, через десять минут она доберется до места назначения.

Теперь на улице царила кромешная тьма, а безжалостный дождь и стены деревьев по обе стороны от проезжей части только сводили видимость к нулю. Если бы не синее пятно на экране карты в машине, она бы никогда не узнала, что поблизости есть огромное озеро.

– Через полмили поверните налево, – сказал навигатор, прерывая музыку.

Впереди из-за поворота выехала другая машина, ее слепящие фары казались еще ярче из-за отражений в лужах, покрывавших узкую дорогу. Кинсли поморщилась и прижалась к обочине, чтобы освободить место для встречной машины. К счастью, на этих глухих дорогах почти не было движения, так что такие встречи случались редко, хотя от этого ситуация не становилась менее отстойной.

– Почти приехали, – сказала она.

В стереосистеме раздался треск статических помех, превращая голос певца во что-то потустороннее. Шум быстро стих, но Кинсли нахмурилась еще сильнее.

Она слушала музыку через соединение Bluetooth. Откуда взялись помехи? Вокруг раскаты грома и молнии, но шторм не такой уж сильный, не так ли?

– Поверните налево, – произнес навигатор.

Включив поворотник, Кинсли сбавила скорость и вглядывалась в темноту, пока не заметила, где деревья переходят в узкую грунтовую дорогу – или, скорее, узкую грязевую дорогу. Она переключилась на полный привод и свернула на тропу.

– Продолжайте движение прямо.

Сжимая руль, Кинсли ехала по ухабистой дороге.

– Пожалуйста, о, пожалуйста, только не застрянь.

По мере движения вперед, музыка снова стала искажаться, приборная панель и экран бортового компьютера потускнели и начали мерцать вместе с ней.

Она протянула руку и стукнула по приборной панели.

– Что происходит?

Кинсли остановила машину и поставила на парковку. Сунув руку в сумочку, которая лежала на сиденье рядом с ней, она достала телефон и разблокировала его. Она нажала на карту; появилась страница «Нет соединения». Ее взгляд метнулся в верхний правый угол экрана.

Нет сигнала.

– Черт!

Закрыв музыкальное приложение, она бросила телефон обратно в сумочку и подняла взгляд. Коттедж ждал где-то впереди. Ей просто нужно было двигаться медленно и осторожно, не спуская глаз с дороги в поисках того места.

– Люди выживали без Wi-Fi и GPS на протяжении большей части истории человечества. Это не должно быть так сложно.

Она переключила передачу и продолжила движение, наклонившись ближе к лобовому стеклу, чтобы лучше видеть дорогу. Фары почти не помогали в этом дожде и мраке. С одной стороны тянулись высокие, густо растущие деревья, взбирающиеся по крутому склону, их верхушки терялись в ночи. С другой стороны земля обрывалась так резко, что она едва различала верхушки некоторых из этих деревьев внизу.

Кинсли не могла точно сказать, был ли это отвесной обрыв или крутой склон холма, но это не имело значения. Упасть вниз было бы плохо в любом случае.

Согласно карте, этот нисходящий склон вел к озеру, от которого ее отделяло всего несколько десятков ярдов суши.

Она крепче сжала руль, когда впереди показался поворот дороги. Днем она, возможно, разглядела бы через деревья воду озера, но сейчас там зияла лишь непроглядная, абсолютная чернота.

Тише едешь – дальше будешь.

Раздался предупреждающий сигнал, но на приборной панели ничего не указывало на открытую дверь, непристегнутый ремень безопасности или неполадки в двигателе. Пиксельные артефакты расползлись по дисплею, делая карту нечитаемой. Фары померкли и начали беспорядочно мигать. Из динамиков раздался звук – не просто помехи, а странные, высокие трели, как будто кто-то настраивал старинное радио, и сквозь это ей почудился… шепот.

Она постучала по экрану. Прикосновение лишь вызвало новые искажения на дисплее.

В любом другом месте, в любое другое время все это просто ужасно раздражало бы. Но здесь, в этом темном, штормовом, уединенном уголке Высокогорья, за много миль от ближайшего города…

Внезапно все погасло – приборная панель, подсветка экрана и фары. В машине воцарилась густая, приторная темнота. Помехи прекратились, но шепот продолжался. По коже Кинсли побежали мурашки, а волосы на руках встали дыбом.

– Что происх… – дыхание перехватило, а глаза расширились, когда она посмотрела вперед.

Яркая синяя сфера парила перед машиной. Свет, дрейфующий в море абсолютной, безжалостной черноты.

Кинсли не понимала, что она видит. Часть ее разума настаивала, что это… это видение нереально, что так не может быть. Какая-то другая часть, поменьше и потише, настаивала на том, что ей следовало проверить, не находится ли коттедж в лесу с привидениями, прежде чем подписывать документы.

Она едва ли осознавала, что внедорожник продолжает двигаться вперед.

Сфера стала ярче, а шепот – громче. Хотя она не могла разобрать слов, они были мелодичными, гипнотическими, зазывающими ее ближе.

Как только голоса достигли крещендо, они смолкли. Свет в машине, как внутри, так и снаружи, вспыхнул.

Голубая сфера исчезла в лучах света, отбрасываемых фарами, которые падали на покрытые золотистой листвой ветви дерева, стоявшего слишком близко к дороге.

Сердце Кинсли подпрыгнуло к горлу, когда она поняла, что достигла поворота.

Но не повернула.

Передние колеса наехали на выбоину, и ее подбросило. Она нажала обеими ногами на педаль тормоза. Тело подалось вперед, и ремень безопасности врезался ей в грудь, когда внедорожник заскользил по грязной дороге.

Автомобиль накренился вниз.

Должно быть, она ахнула или закричала, или выругалась, но не услышала ни звука. Ее внимание полностью захватила лишь картина перед глазами – крутой спуск, усеянный деревьями, кустарником, валунами и поваленными стволами, ярко освещенный фарами.

Ее желудок сжался, когда сила тяжести взяла верх над тормозами, полностью стащив внедорожник с дороги.

Хаос поглотил Кинсли. Машина дико подпрыгивала на склоне, ударяясь о многочисленные препятствия. Шум был оглушительный, резкие движения фар сбивали с толку, и тело не замедлило отреагировать, так как ее безжалостно мотало из стороны в сторону, вверх-вниз. Даже ремень безопасности не мог полностью удержать ее на сиденье.

Машина остановилась с оглушительным грохотом. Что-то твердое и очень, очень тяжелое придавило ее к сиденью, в то время как голова резко подалась вперед и ударилась о руль.

Темнота окутала ее, усилившись от нахлынувшей на нее волны агонии.

Где-то издалека она почувствовала вкус железа, уловила запах дождя и земли, и услышала слабый шепот, приближающийся сквозь шум бури.

Синий свет осветил черноту под ее веками, но она не могла их открыть.

Бессознательное вцепилось в Кинсли, утягивая ее все ниже, ниже, ниже. Она не сопротивлялась.

Потом она вообще ничего не видела, не слышала, не чувствовала запахов и вообще ничего не ощущала.



Раскат грома заставил Кинсли проснуться. Ее глаза распахнулись. Яркое, неземное голубое свечение наполнило все вокруг. Сфера сфокусировалась перед ней, колеблясь из стороны в сторону, затем приблизилась. Кинсли медленно моргнула, пытаясь избавиться от мутной пелены перед глазами.

Звуки постепенно вернулись в ее сознание: тяжелые капли дождя, бьющие по машине; ветер, свистящий среди листьев и ветвей; скрип металла; затяжные отголоски грома, который ее разбудил.

И шепот. Теперь звуки доносились не из динамиков, а из парящего шара. Они были мягче, почти успокаивали, уговаривая ее проснуться.

Запахи дождя, влажной земли, дерева и едкого дыма наполнили ее легкие. На языке остался горьковатый привкус железа. Она сглотнула, но это не избавило ее от неприятного привкуса. Это была… кровь? Ее тело задрожало, но не просто холодный воздух снаружи заставил ее вздрогнуть. Это был глубоко укоренившийся холод, сковывающий изнутри.

Она подняла пульсирующую от боли голову. Свет шара осветил разбитое лобовое стекло и смятую приборную панель, и погнутую раму лобового стекла, а также зеркало заднего вида, болтающееся на оборванном проводе.

Кинсли попыталась откинуться назад, но вскрикнула от боли, пронзившей ее изнутри. Она посмотрела вниз.

Ее взгляд упал на что-то, торчащее из приборной панели, – ветку дерева. Она торчала из щели в рулевом колесе и была… была…

Кошмар. Я застряла в кошмаре.

Этого… этого не может быть.

Она судорожно втягивала воздух, поднимая дрожащие пальцы к ветке. Кора была шершавой и твердой. Словно во сне, она провела пальцами по ветке до того места, где та вонзилась ей в живот. Они оказались мокрыми и липкими от крови.

– О Боже, – прохрипела она, и эти слова вызвали еще одну волну боли. – О Боже, о Боже, о Боже…

Каждый ее вдох был новой агонией, нарастающей и нарастающей. Она закричала.

Звук перешел во всхлипывания и тихий, жалобный скулеж, когда Кинсли закрыла глаза и слабо ухватилась за ветку.

– Этого не может быть…

Слезы текли по ее щекам. Она была совсем одна, посреди глуши, пронзенная и пригвожденная на месте веткой.

Она умрет здесь.

Мой телефон!

Она открыла глаза и посмотрела на пассажирское сиденье. Сумочка исчезла, ее место заняли разбитое лобовое стекло, лесной мусор и сгущающийся туман. Она перевела взгляд на пол. В полумраке едва виднелась перевернутая сумка. Дрожащими пальцами она расстегнула ремень безопасности. Ветка помешала ему полностью втянуться, но это освободило ее плечо.

Кинсли потянулась за сумочкой, и крик сорвался с ее губ, когда тело дернулось на ветке. Теплая жидкость потекла по животу.

Ты не должна двигаться!

Но какой у нее был выбор? Другого способа позвать на помощь не было.

Учащенно дыша, Кинсли осмотрелась в поисках чего-то полезного, чего угодно.

Движение справа привлекло ее внимание к окну со стороны водителя. Только зазубренные осколки треснувшего стекла остались по краям. Светящаяся синяя сфера кружила вокруг тонкой маленькой палочки, свисавшей снаружи.

Оно… помогало ей?

Она просунула руку в отверстие, схватила палочку и выломала ее. Втащив ее в машину, она повернулась к своей сумочке, вытянув руку как можно дальше. Но палочка была слишком короткой.

Стиснув зубы, она наклонилась еще немного вперед. Жгучая боль охватила ее, когда ветка воспротивилась. У нее перехватило дыхание, перед глазами заплясали черные точки, из-за чего она едва не выронила палку, пытаясь остаться в сознании. Она издала мучительный рык и заставила себя еще немного передвинуться по ветке.

Палочка зацепилась за ремень сумки, и Кинсли всхлипнула, осторожно подтягивая ее к себе.

Но как только вес сумки натянул лямку, палочка прогнулась от напряжения.

– Пожалуйста… Нет…

Она сломалась. Сердце Кинсли остановилось, и время замерло.

– Нет! Нет, нет, нет, нет!

Она отбросила сломанную палочку и обеими руками ухватилась за проткнувшую ее ветку. Впившись ногтями в дерево, она попыталась вытащить его, одновременно упираясь спиной в сиденье. Ее мучительный вопль перекрыл шум дождя. Головокружительная волна боли пронзила ее, и из живота хлынул поток горячей крови, когда тело соскользнуло по ветке.

Но сама ветка не сдвинулась с места, и она только причинила себе еще больший вред.

Она ускоряла неизбежное.

Стоп, стоп, стоп!

Побежденная, Кинсли опустила руки и уронила голову на спинку. Слезы текли по ее щекам, а плечи сотрясались от мучительных криков. Но ее боль была заглушена штормом. Она была в ловушке, и никто не придет. Помощи ждать было неоткуда.

И она умирала.

Светящаяся сфера приблизилась к ней. Она потускнела, и ее неразборчивый шепот приобрел, несомненно, печальный оттенок. Даже находясь так близко, она не могла понять, что это было, не могла понять, было ли что-то излучающим свет, или это был сам свет. В любом случае, это было все, что у нее оставалось. Ее последняя надежда.

– Пожалуйста, – прошептала она. – Помоги мне.

Сфера исчезла, оставив Кинсли одну в темноте.

Она закрыла глаза.

– Я не хочу умирать.

Еще больше слез потекли по ее щекам и подбородку. Она подумала о своей семье, о том, как они будут огорчены, когда не смогут связаться с ней, об их опустошении, когда они в конце концов узнают, что произошло. Она подумала о местах, которые все еще мечтала увидеть, о вещах, которые все еще хотела сделать. Она подумала о Лиаме и о жизни, о которой они мечтали. О жизни, которую они пытались построить.

Она думала о жизни, которую у нее отнимали снова, и снова, и снова.

Она подумала о жизни, которой у нее никогда не будет.

Лед расползался внутри Кинсли, проникая в каждую вену, сковывая каждую мышцу, пропитывая каждую кость. Он вытеснял все воспоминания о тепле и уюте. Промежутки между ударами сердца растягивались, приближаясь к вечности. Она чувствовала, как угасает. Как падает в темноту, что смыкается вокруг.

Звук дождя приглушился, словно и его поглощала эта тьма.

– Ты говорила правду, – раздался голос прямо за дверью машины – низкий, бархатистый, мужской. Что-то теплое коснулось ее щеки, уверенно, но бережно, и повернуло ее лицо к окну.

Этот голос обвил Кинсли, остановив ее падение, а прикосновение влило в нее ровно столько тепла, чтобы она могла бороться.

– Этого не может быть, – прохрипел незнакомец. – Ее не может быть.

– Пожалуйста, – взмолилась Кинсли, пытаясь открыть глаза. – Помогите мне.

В ответ на ее мольбу раздался шепот, который смешался с шелестом листьев и стуком дождя.

– Тишина, – приказал мужчина, и шепот прекратился.

Ее веки, наконец, дрогнули и открылись. Возле внедорожника стояла большая темная фигура, силуэт которой вырисовывался в свете не одного, а трех светящихся шаров, парящих позади него. Ее глаза пытались найти что-нибудь, на чем можно было бы сфокусироваться, но она не могла различить ни одной черты этого человека – он был чернее небытия, угрожавшего поглотить ее.

– Я могу исцелить эту смертную плоть, – хватка мужчины на щеках Кинсли усилилась, когда он наклонился ближе, его фигура заслонила еще больше света. – Но за мою помощь придется заплатить.

Следующий вдох Кинсли был окрашен новым ароматом, тонким, многослойным и манящим. Он был землистым и пряным, мужественным, но теплым. Дубовый мох и амбра.

Дрожь пробежала по ней, возобновляя боль и усиливая озноб.

– Все, что угодно.

– Как тебя зовут?

– Кинсли.

– Твое истинное имя, – потребовал он.

Ей становилось все труднее и труднее сосредотачиваться, думать, дышать, держать глаза открытыми. Все как будто онемело, и она устала. Так, так устала. То, как он говорил, то, как он это сформулировал, было неправильно, но она не могла понять, почему.

И прямо сейчас ей было все равно.

– Кинсли… Уинтер… Делани, – прошептала она, когда ее веки закрылись.

– В обмен на твою жизнь, Кинсли Уинтер Делани, ты будешь связана со мной. Ты станешь моей парой, и ты примешь мое семя в свое тело, пока оно не принесет плод. Ты клянешься в этом?

Она кивнула, хотя не была уверена, что ее голова вообще двигалась.

Мужчина схватил ее за запястье и приподнял, крепко удерживая. Он зарычал.

– Ты клянешься в этом своим истинным именем, смертная?

– Да, – выдохнула она, когда бесконечная, ненасытная пустота разверзлась вокруг нее.

Тепло его хватки усилилось, превратившись в обжигающий жар вокруг ее запястья, который по контрасту с этим сделал холод во всем теле еще более ужасным.

Как раз перед тем, как она отключилась, его голос проник в нее, резонируя прямо в сердце, где и поселился.

– Ты моя.