Текст книги "Девственница (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Он улыбнулся ей.

– Их недостаточно. Хотела бы стать моим другом?

– Ты спишь со своими друзьями?

Кингсли повернул голову и улыбнулся ей.

– Я очень дружелюбный. И ужасен в моногамии.

Она, казалось, не возражала против такого ответа. Хороший знак. До сих пор он заставлял ее смеяться и еще не отпугнул, признавшись, что, а) обучен убивать людей, б) бисексуал и в) трахает всех и каждого, кто ему позволит.

Красивая и смелая. Его тип женщин.

Конечно, эта мысль приходила ему в голову и раньше. Смелая женщина была бы его идеальной женщиной. В прошлом году он безумно влюбился в девушку, которую встретил в одном из своих клубов. Она выступала в файер-шоу и пошла с ним домой после пяти минут разговора. В отличие от Джульетты, он знал о Чарли все еще до того, как лег с ней в постель – ее полное имя, возраст, происхождение, доход, семья, все. Все, кроме одной вещи, которую профайл не мог ему рассказать. Он не знал ее мечты о будущем. Оказалось, дети не были частью ее мечты, но являлись частью его мечты. Она растила своего младшего брата-гея после того, как ее мать умерла, и отец выгнал их. Кингсли подумал, что это признак того, что у нее сильный материнский инстинкт. Но нет. Она уже бросила колледж, чтобы вырастить одного ребенка. Она не была заинтересована в воспитании другого. Кингсли спросил ее, захочет ли она когда-нибудь родить от него. Ее «нет» разбило его сердце.

Джульетта совершенно отличалась от Чарли. Джульетта была загадочной, опасной. Он преследовал ее только потому, что она заинтриговала его. Речь шла не о любви, не о том, чтобы остепениться и завести детей. Женщина, которая бросала камни в маленьких мальчиков, не была будущей матерью его детей. Но она была той женщиной, которую он собирался трахнуть сегодня вечером, и это делало ее гораздо более важной для него, чем какая-то девушка мечты, которую он, вероятно, никогда не найдет.

Когда они наконец добрались до места назначения, Кингсли не увидел дома, только деревья и ворота. Она набрала число на клавиатуре, подождала, пока распахнутся кованые железные ворота, и медленно проехала вперед. По обе стороны от машины высились огромные деревья, отбрасывая длинные тени. Далеко впереди он увидел белый свет, и когда они достигли конца дороги, перед ними возвышался дом, похожий на гору. Кипельно белый. Четыре этажа. Бесконечные ряды балконов. Джульетта припарковала машину перед лестницей, ведущей к входной двери.

– Ты здесь живешь? – спросил Кингсли, выходя их машины

– Да, – ответила она.

– Но дом не твой.

– Да.

– Ты работаешь здесь?

– Я бы не назвала это работой, – ответила она, приподнимая подол платья и поднимаясь по ступенькам. Она шла легко, грациозно, без страха и колебаний. Она сказала, что дом ей не принадлежит, но вошла в него как хозяйка. Он следовал за ней с меньшей уверенностью. Он не мог припомнить, когда в последний раз так нервничал рядом с женщиной. Но почему? Безусловно, он был не в своей тарелке. Он понятия не имел, где находится, кроме как в горах за пределами Петьонвиля. И он был с женщиной, которая носила клинок на бедре так же небрежно, как большинство женщин носило сумочку. Она контролировала ситуацию, не он.

Войдя в дом, Джульетта включила единственную лампу в прихожей.

– Это дом, – только и сказала она. Очевидно, экскурсии не будет.

Кингсли осмотрелся. Даже при слабом освещении он мог видеть, что интерьер был похож на Карибский дворец. Белая мебель и отполированные паркетные полы.

– Потрясающе.

– Это дом. Вот и все.

– Ты не впечатлена?

– Я прожила здесь всю свою жизнь.

– Это место принадлежит твоим родителям? – спросил он, когда она поднималась по изогнутой деревянной лестнице на третий этаж.

– Нет.

– Но ты здесь выросла.

– Да.

– И говоришь на французском, а не на креольском?

– Я знаю креольский. И говорю на французском.

– И ничего не расскажешь мне о своей жизни? – спросил он, следуя за ней по коридору, украшенному белыми и бледно-зелеными обоями в цветочек.

– Это не важно. – Она изящно пожала плечами, и он поборол желание укусить это высокомерное плечо. Красные бретельки, перекрещивающиеся на ее обнаженной спине, умоляли снять их с ее тела. Безупречная кожа. Он желал усыпать ее рубцами и укусами. Впрочем, ей это может не понравиться. Тем не менее... оказаться внутри нее будет стоить всего, от чего ему пришлось бы отказаться, чтобы попасть в нее. Даже извращений.

– Не важно? – Он чуть не рассмеялся. – На данный момент, думаю, я бы предпочел узнать тебя, а не трахать. И для меня сказать такое... ну... считай это моим высшим комплиментом.

– Ты бы предпочел узнать меня, а не трахать?

– Да.

Она повернулась спиной к двери и прислонилась к ней. Скрестила руки на груди и смотрела на него.

– Меня зовут Джульетта Туссен. Мне двадцать шесть. Я родилась в этом доме, потому что мама была здесь домработницей. Моя семья всегда работала на семью, живущую в этом доме. Поколениями. Мы жили в помещении для прислуги. У детей хозяина были учителя-французы. Мне было разрешено учиться с ними, вместо того чтобы ходить в школу. Если я была в доме, я помогала маме с работой. Когда мне было четырнадцать, мама тяжело заболела. Владелец дома оплатил ее лечение. Теперь я работаю на него. Работа не сложная, поэтому я не называю ее работой. Теперь ты знаешь обо мне все.

– Очень сомневаюсь.

– Ты хочешь мою автобиографию или хочешь меня?

– Я хочу и то, и другое.

– И то, и другое – нет такого варианта, – ответила она. – Послушай, мы теряем время.

– В ближайшее время я никуда не тороплюсь.

– Я тороплюсь, – ответила Джульетта. Она шумно выдохнула и посмотрела вдаль. – Кингсли...

Он вздрогнул. Это был первый раз, когда она назвала его по имени.

– Я могу дать тебе только эту ночь, – продолжила она. – Одну ночь. Поэтому, пожалуйста, перестань тратить время.

– Что значит, ты можешь дать мне только одну ночь?

– У меня есть жизнь, – ответила она. – С другим. Завтра он возвращается.

– Ты замужем? – спросил он, понимая, что должен был задать этот вопрос еще до того, как сел с ней в машину. Но теперь было уже слишком поздно. Что бы она ни ответила, он останется, пока она не вышвырнет его из своей жизни.

– Нет. Другое.

– Как это?

– Ты не поймешь.

– Испытай меня, – ответил он. – Я очень понимающий.

– Я... – Она снова встретилась с ним взглядом. – Мной владеют.

Владеют. Конечно же ею владеют. Такая женщина, как Джульетта, была призом, короной, произведением искусства, бесценной драгоценностью, которая вызывала желание обладать ею у любого мужчины, который смотрел на нее. Ею должны были владеть, лелеять и охранять. Если бы она принадлежала ему, он бы охранял ее ценой собственной жизни.

Кингсли кивнул.

– Это я понимаю.

– Правда? – Скептически спросила она.

– Да. Я понимаю, что значит быть чьей-то собственностью.

– Хорошо. Сегодня он уехал. Завтра он вернется.

– У тебя есть привычка встречаться с другими мужчинами за его спиной?

Она покачала головой. – Нет.

– Я первый?

– Второй.

– Второй, с кем ты ему изменяешь?

– Нет, – сказала она так тихо, что он едва расслышал. – Второй мужчина, с которым я когда-либо была.

– Когда-либо?

– Когда-либо, – повторила она.

Кингсли глубоко вздохнул. Ему бы и в голову не пришло, что у такой красивой женщины был только один любовник за всю ее жизнь.

– Но почему я? – спросил он.

Она посмотрела ему в глаза и подняла руку. Нежно, медленно, она провела пальцами по его волосам и поднесла прядь к своим губам. Она поцеловала кончики его волос, затем отпустила их. Это было так интимно, так неожиданно и так собственнически, что ему стало больно, как от острого ножа в животе.

– Мне нравятся твои волосы, – сказала она, глядя ему в лицо так, словно запоминала каждую деталь. – Вот и все.

Кингсли был таким твердым, что испытывал боль. Он физически жаждал оказаться внутри этой женщины.

– А теперь ты трахнешь меня? – спросила она.

– Еще парочку вопросов. Они будут короткие.

– Что еще тебе нужно знать? – спросила Джульетта с ноткой раздражения в голосе.

– Ну... для начала, как тебе нравится, когда тебя трахают?

Он скрестил руки на груди, подражая ее позе, и ждал.

Она встретилась с его глазами, и они были такими темными и такими широкими, что ему показалось, будто он видит в них самого себя.

– Мне нравится жестко.

– Жестко? – Повторил Кингсли. – По шкале от одного до десяти...

– Что один?

– Ты не уснешь, пока я буду нависать над тобой.

– Десять?

– Госпитализация.

Джульетта, казалось, на мгновение задумалась.

– Девять, – ответила она.

– Девять. Девять – это очень жестко.

– Если девять – слишком для тебя, бери машину и езжай домой. Не люблю, когда мое время тратится впустую.

Она бросила ему ключи, и он словил их налету. Но после того, как поймал, он бросил их на пол.

– Поверь, – сказал он, делая шаг вперед и хватая ее за горло. Он наклонился к ее уху и прошептал, – Я не буду тратить твое время.

Сейчас. Наконец.

Кингсли снова оказался в своей стихии.

Глава 14

Рука Кингсли лежала на горле Джульетты, а губы возле ее уха.

– Ты будешь делать все, что я скажу, – сказала он, приказ, а не просьба. – Да? Oui?

– Да, – сказала Джульетта, задыхаясь.

– Я не буду резать, ставить ожоги или душить тебя. Но как только мы окажемся в этой комнате, все остальное возможно. Каждый акт, каждая дырочка, – сказал он. – Понимаешь?

Джульетта шумно сглотнула. Он почувствовал, как ее горло шевельнулось под его рукой.

– Я буду использовать презервативы, – продолжил он.

– Спасибо.

– Есть ко мне какие-нибудь просьбы? – спросил он.

– Да. Открывай уже эту дверь, – ответила она. Кингсли улыбнулся. Если он не будет осторожен, то влюбится в эту женщину.

Как его и просили, он открыл дверь.

Он ожидал увидеть спальню, и это была спальня. Но не мужская или женская. Не гостевая или гостиничный номер.

Это была детская.

Он посмотрел на Джульетту.

– Это единственная комната, в которой он никогда не трахал меня, – прошептала она.

Выражение ее лица – почти смущенное – тронуло его сердце. Она не хотела говорить вслух, что хочет его в комнате, которая не напоминала ей о другом мужчине.

На маленьком круглом белом столе горела только одна лампа, но даже в тусклом свете можно было безошибочно определить, что спальня принадлежала молодой девушке. Спальня дочери любовника Джульетты, без сомнения, все еще была обставлена по-детски, хотя та уже давно выросла и переехала. Кровать была маленькой, не больше, чем в полный рост. Простыни были невинного белого оттенка, а ковер на полу – бледно-розового и голубого. Над кроватью висела москитная сетка, а окно в сад впускало прохладный океанский воздух. Ночь была вокруг них, и даже в этой странной обстановке Кингсли сгорал от желания оказаться внутри нее. Он не трахался в спальне подростка с тех пор, как сам был подростком. Но это не имело значения. Учитывая, каким твердым он был сейчас, его устроит любая горизонтальная поверхность.

Кингсли пинком захлопнул за собой дверь и запер ее. Одной рукой он притянул Джульетту к себе, встретившись с ней лицом к лицу, глаза в глаза. Она положила руки ему на грудь, но не для того, чтобы оттолкнуть его, скорее, чтобы успокоиться. Излишняя предосторожность. Он не планировал отпускать ее до утра.

Джульетта посмотрела ему в глаза. Он не видел в них страха, только желание. Она подняла руку к его лицу и провела пальцами по волосам. Дойдя до конца пряди, она поднесла ту к губам. Ни одна женщина прежде не целовала его волосы так, словно это был акт поклонения, а не симпатии.

– Ты поцелуешь меня? – спросила она. Не робкая просьба, просто вопрос.

– Когда заслужишь.

Она кивнула.

– Тогда позволь заслужить.

Гораздо грубее, чем это было необходимо Кингсли схватил ткань ее платья и стянул его с ее тела. Ее спина напряглась, пока он раздевал ее, но она не протестовала. Когда она оказалась обнаженной, в одних плетеных сандалиях, он сделал шаг назад.

– Моя очередь, – сказал он. Он уставился на ее тело, обводя его взглядом от лодыжки до шеи. Она держала подбородок высоко поднятым, глаза устремленными вперед, и не пыталась хоть как-то прикрыться. Она была прекрасна, с телом, которое можно было описать только в превосходной степени – изящное, поразительное. Стройные, длинные мускулистые ноги, полные бедра, тонкая талия, большая высокая грудь и стройные плечи. Женщина его мечты. Несмотря на свою наготу или, возможно, из-за нее, она выглядела царственно, почти властно и определенно вызывающе. Она осмелилась взглянуть на него, пытаясь высмотреть недостатки в том, что видел он.

Недостатков не было.

Он потянулся к ней и крепко сжал за шею. Она попросила его быть грубым, и это было хорошо. Обжигающе горячее желание выжгло из него всю нежность этой ночью. Он откинул белую прозрачную москитную сетку и толкнул Джульетту на спину в центр кровати. Склонившись над ней, он широко раздвинул ее ноги и грубо раздвинул ее лепестки. Он уставился на ее киску, уже красная и влажная. Его грудь вздымалась, сердце сжималось. Джульетта лежала с широко раздвинутыми ногами и полузакрытыми глазами. Они наблюдали за ним, ее глаза, из-под вуали пышных ресниц. Без предупреждения он погрузил в нее два пальца так глубоко, как только мог. Спина Джульетты резко выгнулась над кроватью, ее влагалище сжало его пальцы.

Он безжалостно вышел и снова вошел, еще глубже. Ее тело открылось ему еще больше, и он добавил третий палец. Ее влага покрыла его руку, и она гортанно застонала.

Еще одна минута ожидания будет слишком для него. Кингсли убрал руку, стянул с себя рубашку и расстегнул штаны. Он схватил ее за бедра и притянул к себе. Как только презерватив был надет, он, не теряя времени, вошел в ее тело. Глубоко, и она приняла каждый дюйм. Должно быть, ей было больно. По напряжению в ее теле он понял, что его длина причиняла боль. Но еще он понял – по стону, который сорвался с ее губ, и по тому, как она приподняла бедра, чтобы принять еще больше, – что ей понравилась эта боль.

– Тебе нравится боль? – Прошептал он и снова погрузился в нее.

– Да... пожалуйста... – выдохнула она. Oui...s’il vous plaît.

– Как и мне.

– Знаю, – ответила она. – Знаю, что тебе нравится.

Откуда она это знала, было загадкой. И теперь, когда он был внутри нее, ему было на это плевать. Он положил руки ей на плечи и стал вколачиваться в нее медленными, продолжительными и грубыми толчками.

– Я хочу трахнуть каждую частичку тебя, – сказал он, когда ее жар окружил его член, обволакивая его.

– Можешь.

– Он трахает тебя так? Он причиняет боль?

– Да, – прошептала она.

– Тебе нравится?

– Да...

– Тебе приятно?

– Нет ничего приятнее, чем это, – сказала она, и он услышал нотку сожаления в ее голосе. Сожаления? Но почему? Он слишком далеко погрузился в похоть, чтобы спрашивать.

Он обхватил ее груди ладонями и сжал их. Ее пальцы вцепились в белую ткань под ней, в то время как каждый мускул внутри нее сжал его. Это было уже слишком. Он едва не кончил от одного этого. Со стоном разочарования, он вышел из тела Джульетты и припал ртом к ней, облизывая и целуя влажное лоно. Лепестки раскрылись для него, и он проник языком внутрь. Она извивалась под его ртом, выгибалась и стонала. Он знал, что причиняет ей боль. Он также знал, что она хотела, чтобы он причинил ей боль. Ее клитор налился под его языком, он грубо схватил ее за бедра и прижал к кровати.

Он рывком притянул ее к себе и снова погрузил член в нее, глубоко и грубо вонзаясь в нее. Она наградила его криком удовольствия, смешанным с болью. Когда она хлопнула ладонями по его груди, он схватил их, завел над ее головой и вколачивался в нее наказывающими толчками.

– Ты хочешь этого, – сказал он, самозабвенно трахая ее. Каждая мышца в его бедрах сжалась в тугой узел желания и давления.

– Нет, – ответила она, даже когда снова прижалась к нему, чтобы принять его глубже.

– Врушка. – Он снова толкнул ее на спину и еще шире развел бедра. Этого было недостаточно. Не важно, что он делал, он не мог трахать ее жестче, войти в нее достаточно глубоко. Он заставил ее обхватить себя ногами, навис над ней и снова погрузился. Так редко он позволял себе полностью отдаться женщине, позволить себе трахать ее так грубо, как ему хотелось. Но что бы он ни давал ей, она принимала. Она кончила с криком, когда он наполнил ее, и вскоре кончила снова. Он запустил руку в ее волосы на затылке и потянул, сгибая ее тело, заставляя его еще больше подчиниться ему.

Они были сплетением конечностей на кровати, конечностей, плоти и тел, сплетенных так плотно, соединенных так глубоко, что они были словно склеены вместе. Жар плавил и объединял их. Сейчас они были даже не людьми, а сексом в его самой грубой, самой чистой форме. Джульетта притихла под ним, хотя извивалась жадными движениями бедер. Когда она снова кончила, содрогнувшись и внутренне сжавшись так сильно, что ему стало больно, он погрузил в нее собственный оргазм.

Наконец они замерли. Его тело. Ее тело. Ни один из них не двигался, было слышно лишь дыхание. Он все еще был внутри нее, не хотел покидать ее, хотя и должен был. Ему нужно было покинуть ее тело, отстраниться, вспомнить, кто он и зачем здесь. Ему нужно пространство, время, рациональность, что угодно.

Или он мог бы просто трахнуть ее снова.

Он оторвался от нее, встал и выбросил презерватив. Джульетта оставалась на кровати, лежа на спине и глядя на него. Ноги все еще широко разведены. Откровенное приглашение.

– Я причинил тебе боль? – спросил он, вернувшись к ней на кровать. Москитная сетка окружала их, словно облако. Слишком легко было поверить, что они одни в этом мире.

– Да.

– Как сильно?

Она просунула руку между ног, и когда показала ему, он увидел кровь на ее пальцах. Он трахал ее так жестко, что у нее пошла кровь. Было два способа отреагировать на такую ситуацию. Первый – извиниться. Это был ванильный вариант. Он не отвечал в ванильном стиле. Он ответил, как Кингсли.

– Хорошо, что у тебя есть еще две дырочки, – сказал он.

– Я твоя, – ответила она с усталой улыбкой. – Сделай своей всеми способами.

– Но только сегодня?

Она кивнула и прошептала: – Только сегодня.

– А что, если этой ночи будет недостаточно?

– Должно быть достаточно, – ответила она.

– Тогда начинай молиться, – сказал Кингсли.

– Молиться о чем?

– Чтобы эта ночь никогда не кончалась.

Джульетта опустилась перед ним на колени. Она коснулась его обнаженной груди руками, поцеловала шрам над сердцем, посмотрела на него.

– Это моя единственная молитва, – прошептала она.

Кингсли прижал ладони к ее щекам и обрушился на ее рот. Он целовал ее с жадностью, которую он забыл, что может испытывать к кому-то кроме Элли и Сорена. Он думал, что с ними достиг границ своей страсти, что он достиг дна с ними и отдал все, что имел. Но с Джульеттой он обнаружил новый запас желания, более глубокий голод, страстное желание иметь с ней что-то, чего не было ни с кем другим. Он протолкнул язык через ее губы и в теплый рот. У нее был вкус соли и океанской воды, и чем больше он пил ее, тем больше ему хотелось пить. Он никогда не сможет утолить свою жажду к ней.

– Джульетта... – прошептал он ей в губы. – Моя Джульетта, мое сокровище. – Она задрожала в его руках.

– Тебя зовут Кингсли? – спросила она. – Это твое настоящее имя?

– Да.

– Ты настоящий король?

– Да, – ответил он. У него было королевство. У него были владения. У него был двор, который служил ему. Да. Он был настоящим королем.

– Тогда позволь мне служить тебе, mon roi.

Она опустилась вниз по его телу, оставляя дорожку поцелуев, не торопясь и целуя каждый дюйм, кроме тех дюймов, которые больше всего жаждали их. Когда приблизилась к члену, она тихонько подула на него. Прохладный воздух из ее рта обдал его. Затем она выдохнула горячий воздух и его кровь снова закипела. Языком и губами она дразнила его низ живота, бедра, внутреннюю поверхность бедер. Когда он достиг точки отчаяния, она обхватила ладонью его длину. Он кончил всего несколько минут назад, но уже снова был тверд. Она проникла в его кровь, заставила ее гореть, закипать. Он был потерян в своей страсти к ней.

– Скажи, если тебе не понравится, – сказала Джульетта.

– Что именно?

Она ответила не словами. Ее рот был слишком занят, чтобы говорить. Она обхватила головку его члена и стянула крайнюю плоть к кончику, создавая нечто вроде нимба. Затем она облизала его горячим влажным языком. Кингсли умер. Зрительное восприятие вкупе с ощущением – это восхитительное плотское, непристойное, сладострастное ощущение – едва не погубило его. Он видел звезды и видел небеса, и он мог бы видеть Бога, но только если бы Бог был похож на Джульетту. Каждая его частичка пульсировала.

– Я никогда не видела более красивого мужчину, – сказала она, глядя на него снизу вверх, пока нежно сжимала ладонью его яички. – Ты настолько прекрасен, что лучше бы я никогда тебя не видела.

Он бы ответил ей, но она снова обхватила его ртом, и его слова исчезли. Она вобрала глубоко, принимая его до горла. Ее полные губы на его члене довели его прямо к краю и оставили его там напряженным, возбужденным, его тело было одним пульсирующим нервом потребности. Джульетта боготворила его ртом, осыпая горячими влажными поцелуями, облизываниями, жесткими поглаживаниями руки, от которых он задыхался, широко раскрыв глаза от потрясения наслаждения. Она бесконечно наслаждалась каждым дюймом его тела своим языком. Она вытянулась над ним и положила руки ему на грудь, уткнувшись лицом в его бедра, вбирая всю его длину в рот. Его давно никто так полно не принимал, так глубоко, так сильно. Слишком. Он схватил ее за запястья и так сильно кончил, что его плечи скатились с кровати, а живот сжался. Где-то он услышал стон, почти крик, и понял, что тот исходит от него.

Она проглотила его сперму, даже слизнула последнюю каплю с головки. Когда он поморщился, она остановилась.

– Не останавливайся, – сказал он. – Возьми все.

– Больно? – спросила она, облизывая его снова.

– Да.

Она больше не задавала вопросов. Она повиновалась ему так, словно была рождена для этого. Ему хотелось в это верить. Именно это чувствовал Сорен в тот день, когда встретил Элли? Что он нашел единственную женщину, созданную для него? Специально для него? Если его страсть к ней горела так же, как у Кингсли к Джульетте, то неудивительно, что священник ждал четыре года, чтобы трахнуть ее. Это было настоящее чудо.

– Arrête, – сказал он. Хватит. Джульетта остановилась.

Кингсли закрыл глаза и просто отдыхал. Джульетта скользнула вверх по его телу и легла рядом с ним на кровать.

– Я хочу выпороть тебя, – сказал он.

– Нельзя. Он увидит следы.

– Но ты этого хочешь?

– Да, – ответила Джульетта. – От тебя я хочу всего.

– Одной ночи недостаточно.

– Сколько ночей будет достаточно?

Кингсли открыл глаза и посмотрел на ее лицо, в ее глаза.

– Все твои ночи.

– Ты пьян от секса. – Она начала подниматься. – От удовольствия. Ты нашел новую девушку для секса и убедил себя, что она отличается от всех других девушек, которых ты трахал. Ты не имеешь в виду то, что говоришь.

– Я не подросток, влюбленный в первый раз. Я был с сотнями женщин.

– Поздравляю. Уверена, твои родители очень гордятся тобой.

– Мои родители мертвы.

– Потому что они узнали, какая ты шлюха? – спросила она.

Он схватил ее за шею и потащил обратно на кровать.

– Веди себя прилично, – сказал он, скользнув на нее сверху. – И не дерзи мне.

Она сердито уставилась на него.

– Хочешь притвориться, что не чувствуешь того же, – сказал Кингсли. – Хочешь притвориться, что это был просто секс, чтобы не было так больно, когда ты больше никогда меня не увидишь.

– Расскажи мне больше о том, что я чувствую. Скажи мне больше, что я думаю. Скажи мне, чего я хочу, раз ты думаешь, что я не знаю.

– Это, – сказал он и, схватив ее за волосы, дернул так сильно, что она откинулась назад. Он припал губами к ее груди и глубоко вобрал сосок.

– Это он дает мне. Он все дает мне.

– Если бы это было правдой, меня бы здесь не было, – прошептал он ей на ухо. – Или здесь.

Он погрузил четыре пальца глубоко в ее влагу.

– Я никогда не была ни с кем другим, кроме него, – выдохнула она, пока он раскрывал ее тело пальцами. Он ощутил, как ее внутренние стеночки сопротивляются ему, трепещут от удовольствия, пульсируя от желания.

– Ты любишь его?

– Да.

– Ты лжешь?

– Может быть.

– Хочешь, чтобы я влюбился в тебя? – спросил Кингсли.

– Он любит меня, – ответила она. – Любовь – последнее, что мне нужно от тебя.

– Скажи мне, что я могу дать тебе, что он не может. – Кингсли толкался все глубже, пока она не обхватила его руку.

– Это не имеет значения. Ты не дашь мне этого.

– Откуда ты знаешь, пока не скажешь мне, что это?

– Знаю. Обещаю, я уже знаю, – ответила она, и Кингсли услышал отчаяние в ее голосе. – Трахни меня. Это все, что имеет значение.

Он сделал, как ему было сказано. Он перевернул ее на живот и подложил под бедра подушку. Сначала она напряглась, когда он протолкнул язык в ее самую тугую дырочку, но через минуту расслабилась и открылась для него. Он натянул презерватив и снова вошел в нее. Теснота вокруг него была экстазом. Он продержался всего несколько толчков, прежде чем кончил.

Но он не покинул ее тело. Он не был готов к этому. Он никогда не будет готов покинуть ее тело. Кингсли лежал на ней, его обнаженная грудь прижималась к ее обнаженной спине, его член все еще был погружен в нее, и их дыхание смешивалось.

– Все, что угодно, – прошептал он. – Я сделаю все, о чем ты попросишь.

– Нет, не сделаешь.

– Проси.

Он выскользнул из нее и перевернул на спину.

– Скажи мне, что это, и я дам тебе то, чего не может дать он.

– Ты не дашь.

– Говори, – снова приказал он. – Что бы это ни было, я сделаю. Любая цена, любая награда, все, что ты хочешь – я найду способ дать тебе это.

Он обхватил ладонями ее лицо, погладил по волосам.

Она подняла на него усталые, прикрытые веками глаза.

– Смерть, – сказала она.

Кингсли сел и посмотрел на нее в полном ужасе.

– Ты права, – ответил Кингсли. – Это единственное, чего я не могу тебе дать.

Она лишь улыбнулась.

– Я же говорила.

Глава 15

Северная часть штата Нью-Йорк .

После того как все сестры отправились спать в безбожные восемь часов, Элли прокралась по ступенькам вниз в библиотеку. Каждую ночь она совершала это маленькое паломничество. Она сошла бы с ума, если бы лежала в своей узкой кровати, в своей крошечной клетке, и смотрела в потолок в ожидании сна. Только в библиотеке она немного чувствовала себя прежней. Она подбрасывала дров в камин, зажигала пару ламп, садилась и читала все, что попадалось под руку, кроме Библии.

Окруженная книгами, Элли могла притвориться, что находится на своей старой работе в Вордсворте, где работала на полставки во время учебы в колледже и на полную ставку, пока ей не исполнилось двадцать пять. Она не хотела увольняться, но у Кингсли было так много дел, что работать днем и помогать ему управлять табуном сабмиссивом, Доминатрикс и различными фетишистами, которые то приходили, то уходили, стало слишком для нее. В любом случае она не нуждалась в своей мизерной зарплате. Кингсли позволил ей жить в роскоши в своем городском доме бесплатно. Он даже дал ей кредитную карту, и приказал использовать ее для всего, что она хотела или в чем нуждалась. Но она не была ни содержанкой, ни избалованной принцессой. Она обучала сабмиссивов для Кингсли, следила за порядком в его доме и делала все, что он просил, в спальне и за ее пределами. И не проходило недели, чтобы она не оказалась в постели с Кингсли и Сореном, отдавая свое тело им обоим, всю ночь напролет. О да, она заслужила, чтобы ее содержали.

Физические воспоминания о тех ночах угрожали затопить ее чувства. Элли вытолкнула их из своего разума и достала книгу с полки – ветхий экземпляр «Мифологии Булфинча». Элли осторожно перелистывала сухие и пожелтевшие страницы в поисках начала. Несколько дней назад они с Кайри разговаривали о мифологии – Сизифа в частности. Она знала, что в легенде Сизифу дали бессмысленное задание в качестве наказания, но она никак не могла вспомнить, что он сделал не так. Не мог же он рассказать о тайне огня человечеству. Это был Прометей, не Сизиф. И Боги наказали Прометея, приковав его цепью к скале, где вечность орел клевал его печень.

Что было хуже? Толкать камень вверх по склону или быть атакованным птицей? Если бы Элли пришлось выбирать, она, вероятно, выбрала бы орла. По крайней мере, тогда она не будет одна. Даже если птица причиняла ей боль, там хотя бы было еще одно живое существо. А все, что было у Сизифа, – это его камень.

– Могу я присоединиться к тебе?

Элли оторвалась от книги. В дверях стояла Кайри в длинном белом халате. Белый платок покрывал ее волосы, но Элли заметила блондинистые и каштановые пряди на ее висках.

– Тебе нельзя разговаривать, – прошептала Элли. – Великое молчание, помнишь?

– Мать-настоятельница сказала, что сестры не должны разговаривать друг с другом во время Великого Молчания. – Кайри без приглашения вошла в библиотеку. Элли заметила, что на ногах у нее ничего нет. Босые ступни. Голые лодыжки. Когда она в последний раз видели чьи-то босые ноги, кроме собственных? – А ты не сестра.

– Кто-то еще ищет лазейки в правилах, – сказала Элли, прижимая к груди большую пыльную книгу в твердом переплете. – Эта девушка мне по душе.

– Я эксперт в Теологии Лазеек, – ответила Кайри, подтаскивая кресло к Элли и садясь рядом. Она подтянула ноги к груди и обхватила руками колени. Сейчас она казалась невероятно юной и крошечной. Элли была пять футов и три дюйма, и у нее были изгибы. В обуви, Кайри тоже была пять футов и три дюйма, и у нее были тонкие, как палки, лодыжки. Если у нее и были изгибы, то халат хорошо их скрывал.

– Проверь меня. Назови правило или заповедь, или что-нибудь в этом роде, и я найду лазейку.

– Эм... как насчет большого? "Не убий". Где здесь лазейка?

– Пауки.

– Пауки?

– Пауки – творение дьявола. Если бы Бог не хотел, чтобы мы убивали пауков, он не позволил бы Сатане изобретать их и выпускать в мир. Пауки. Давай еще одну.

– Как насчет обета целибата у священников? – спросила Элли, одарив Кайри своим лучшим и, следовательно, самым фальшивым невинным взглядом.

– Целибат означает не жениться. Так пусть священники занимаются сексом, но не женятся.

– Да, но Библия также говорит, никакого секса до брака. Значит если они женятся, они нарушат целибат. А если займутся сексом вне брака, они нарушат запрет на блуд.

– Эта сложная, – ответила Кайри, кивая головой. – Погоди. Нашла.

– Что?

– Мастурбация.

– Таков твой ответ на проблему целибата? Мастурбация?

Кайри подняла руки и пошевелила пальцами.

– Мастурбация – не секс. Верно?

– Нет, не совсем.

– Я имею в виду, что ты могла бы сделать священнику массаж ног, верно? Это ведь не секс, так?