Текст книги "Девственница (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Она шагнула в кабинку и сразу же оказалась в его объятиях. Его губы были на ее губах, на ее шее, на ее груди . Горячая вода омывала их обоих. Она протянула руку и откинула его волосы назад, удивляясь тому, насколько темнее становятся светлые волосы, когда они мокрые .
– Разве я сказал, что ты можешь встать с постели ? – спросил он, сильно кусая ее за шею . Она вздрогнула от укуса его зубов на своей нежной коже . Сорен дернул ее за волосы так сильно, что у нее перехватило дыхание . Он снова прикусил ее губы между поцелуями, впиваясь пальцами в мягкую плоть на затылке.
– Нет, сэр, – ответила она, вызывающе улыбаясь . Элли почувствовала, как головка его эрекции прижимается к ее животу.
– Разве я сказал, что ты можешь брать мою воду? – спросил он, до боли сжимая ее соски .
– Нет, сэр. – Она прижалась к нему бедрами, страстно желая, чтобы он вошел в нее . Они никогда раньше не занимались любовью в душе , и она ценила каждый их первый раз. Первый поцелуй, первое прикосновение, первая порка в его спальне, первая порка в гостиной, а затем он взял ее на полу у камина... она хотела все их первые разы и вторые, и третьи и как можно скорее. – Но что ты собираешься с этим делать ? – Поддела она. – В душе нет ни флоггеров, ни плетей, ни игрушек. Как ты накажешь меня здесь?
И затем он улыбнулся. Эта улыбка испугала ее .
– Вот так, – ответил он и прижал ее лицом к кафельной стене . – Вот как.
В ее памяти на долю секунды возникла пауза . И в эту долю секунды у нее возникли три отчетливые мысли .
Я знаю, что он сделает со мной.
Я не хочу этого.
Как мне это остановить ?
Прежде чем она смогла вспомнить ответ на третий вопрос, он вошел в нее одним яростным толчком . Она закричала в свою руку, когда он проник в нее анально. Ей показалось, что горящее лезвие рассекло ее тело пополам от шеи до колен . Его губы были у ее уха, и она услышала, как у него перехватило дыхание в экстазе . Ее боль была его удовольствием, говорил он. Так что, несомненно, сейчас он испытывал величайшее удовольствие в своей жизни, поскольку она никогда не испытывала такой боли . Этому не было начала и конца, и все, что она знала – это чистая паника, что будет чувствовать себя так вечно . Он кончил в нее.
И тогда все закончилось.
Он покинул ее тело и поцеловал в шею. Элли стояла неподвижно, когда он вышел из душа . Она медленно опустилась на пол душевой кабинки . Из небольшого пореза на руке текла кровь. Широко раскрыв глаза и не узнавая собственного тела, она гадала, откуда тут взялся порез, чья это рука и почему она кровоточит . О, это ее рука. Конечно, ее. И порез от зубов. Она прислонилась к стене и укусила себя за руку . Глупышка.
– Элеонор? Так и будешь стоять там весь день ? – Сорен открыл душевую кабину и посмотрел на нее, сидящую, прижав колени к груди, с окровавленной рукой, вода хлестала по ней, как шторм, которого она не замечала .
Она подняла на него глаза .
– Я забыла свое стоп-слово.
***
Элли повернулась и посмотрела на Кайри, которая смотрела на нее широко раскрытыми от ужаса глазами.
– Вот так, – ответила Элли.
– Что? – прошептала Кайри.
– Ты сейчас смотришь на меня точно так же, как он смотрел на меня, когда я сказала ему, что забыла свое стоп-слово. Я никогда раньше не видела такого выражения на его лице. Не думала, что можно шокировать Сорена. Нет, это был не шок. Это был ужас.
– Я могу в это поверить, – выдохнула Кайри. – Что он сделал, когда понял, что произошло?
– Он выключил воду, и раскрыл полотенце. Он держал его распахнутым и ждал. Я встала и подошла к нему. Какая, должно быть, из нас тогда была пара! Он уже одетый – колоратка и все такое. И обнаженная девушка, мокрая, в одном белом полотенце. Он взял меня на руки и понес в свою спальню. Он ничего не сказал, ни слова. Он вытер меня, проверил на разрывы или кровотечение. Ничего не было, если не считать руки. Он продезинфицировал порез на руке и налепил пластырь. Кажется... кажется, я тогда рассмеялась – когда он накладывал пластырь. Я спросила его, почему у него нет пластыря Снупи. В детстве они были моими любимыми. Я так радовалась, когда царапала колени или локти, потому что тогда у меня был повод прикрыться пластырем Снупи. Так или иначе... – Она остановилась и перевела дыхание. – Он помог надеть мое белье, и одну из его белых футболок. А затем обнимал, сидя в кресле. Он обнимал меня, а я обнимала его. И мы не говорили о произошедшем. И нам не нужно было об этом говорить. Этого больше не произошло.
– Никогда?
– Не пойми меня неправильно, он причинял мне боль. Много боли. Но никогда таким способом. И всегда получал мое четкое согласие, прежде чем попробовать что-то новое. Но даже когда ты соглашалась, ты по-прежнему не знала, на что именно.
– Похоже на вступление в религиозный орден. Еще до того, как я сюда попала... Я понятия не имела, во что ввязываюсь.
– Сорен рассказывал, что все молодые семинаристы, которых он знал, тоже были с сияющими глазами и счастливы, даже возбуждены, чтобы принять обет безбрачия, отказаться от семейной жизни ради Бога и церкви. И с каждым годом можно наблюдать, как этот свет заметно угасает. Десять лет в их священстве, двадцать, работали на последнем издыхании, сильно пили, изменяли при каждой возможности, или еще хуже. Они не знали, на что подписались. То же самое и с подчинением. Начинаешь с широко раскрытыми глазами, затем наступает реальность и пинает тебя под зад – иногда буквально.
– Ты злишься на него? – спросила Кайри. Хороший вопрос, призналась она. Жаль, что у нее не было на него хорошего ответа. Она хотела злиться на него. Это было бы полезнее, чем винить себя. Но она дала себе обещание, и сдержит его. Кого винить? Наверное, никого.
– Тогда я злилась только на себя за то, что забыла стоп-слово. И мне стало стыдно. Что было для меня в тот день чуждым чувством. Я чувствовала себя такой дурой. У меня была одна задача, будучи его сабмиссивом – сказать свое стоп-слово, если и когда я хочу, чтобы сцена прекратилась. Это бы его остановило. Одно слово, а я даже этого не смогла сделать правильно. Мне потребовалось несколько недель, чтобы преодолеть это чувство. Сорен, после этого он стал осторожнее со мной. И когда мы занялись анальным сексом во второй раз примерно через месяц, это было потрясающе. Как лучший секс, который у нас когда-либо был. Думаю, он пытался загладить то, что произошло в душе. В то утро, в душе, я думаю, может быть...
– Что? – спросила Кайри.
Элли улыбнулась и вспомнила историю, которую рассказал Кингсли о своем первом разе с Сореном на земле в лесу. Он вытрахал из меня всю жизнь, Элли. Каждый последующий раз мы пользовались смазкой, кроме той ночи, тогда была только кровь. Моя кровь. И надеюсь, Бог понимающий, как вы двое убеждаете меня, потому что, если я попаду в рай и Бог захочет стереть воспоминания о той ночи и забрать боль и кровь, я развернусь на каблуках и пойду прямиком в Ад, только чтобы сохранить воспоминания.
– У Сорена до меня был один любовник, заядлый мазохист. Думаю, Сорен на секунду забыл, с кем он. Если так, то больше он не забывал. И я не забыла тоже. Но это не помешало мне шептать себе стоп-слово снова и снова в течение следующих двух недель, пока оно не стало единственным словом, которое я знала. Ночью перед сном, с пробуждением утром, перед обедом, после обеда и за чашкой кофе. Удивительно, что я не представлялась людям таким образом по ошибке. "Привет, я Бармаглот, приятно познакомиться."
– Почему ты выбрала именно это слово?
– В детстве мне нравились книги Льюиса Кэрролла. Как и Сорену. Это то, что нас объединяло, и если сравнить его детство с моим, ты поймешь, насколько было невероятно то, что у нас было что-то общее. Я любила эти книги, потому что считала их забавными. А он... Когда Сорену исполнилось пять лет, отец отправил его в Англию, чтобы он жил у родственников и учился в школе-интернате. Он рассказывал, что любил «Приключения Алисы в стране чудес» и «В Зазеркалье», потому что хотел верить, что существует другой мир, в который можно попасть, пройдя через зеркало или провалившись в кроличью нору. Но ему не нужна была Страна чудес с Безумными Шляпниками и Мартовскими зайцами. Он хотел снова увидеть свою мать, но не знал, как ее найти. Он проходил мимо зеркала, мельком видел свои светлые волосы и... на мгновение ему казалось, что это она ждет его за углом мира внутри зеркала.
Элли закрыла глаза и позволила себе полюбить одинокого маленького мальчика, которым когда-то был Сорен.
– Поэтому, Бармаглот было моим стоп-словом, потому что оно значило что-то для нас обоих, – ответила Элли, кашлем избавляясь от кома в горле.
– Ты когда-нибудь им пользовалась?
– Только один раз, – ответила Элли. – В ту ночь, когда я ушла от Сорена раз и навсегда. Но это более длинная история, чем эта, а тебе нужно возвращаться в свою комнату. Уже почти три часа ночи. Тебе скоро вставать.
– Я не хочу уходить. Хочу остаться с тобой на всю ночь.
– Знаю, – ответила Элли, целую Кайри в макушку. – Мне знакомо это чувство. Но если ты хочешь провести со мной еще одну ночь, мы не должны попасться.
С явной неохотой Кайри поднялась. Элли заметила, как она поморщилась.
– Как ты? – спросила она Кайри? – Болит?
– Болит, – ответила она с кивком. – И я счастлива. А ты счастлива?
– Впервые за долгое время чувствую себя лучше.
– Я буду думать о тебе... о том, что мы сделали, весь завтрашний день.
– Я тоже, – ответила Элли, завязывая узел на поясе белого халата Кайри. – Завтра, и послезавтра и послепослезавтра...
– Мы можем сделать это снова, верно?
– Да, определенно. Но подождем пару дней, пока ты восстановишься. Принимай теплые ванны. Это приказ.
Кайри улыбнулась.
– Да, мэм.
– Поцелуй меня на ночь. Еще один приказ.
Кайри наклонилась и поцеловала Элли в губы. Это должен был быть быстрый поцелуй, но он длился слишком долго и все же закончился слишком быстро.
– Спокойной ночи, моя голубка, – сказала Элли, перебрасывая волосы Кайри через плечо. – Сладких снов.
Она направилась к двери, но остановилась и обернулась.
– Ты использовала стоп-слово в ту ночь, когда ушла от него? – спросила Кайри.
– Да.
– То, что он сделал с тобой той ночью... было ли это хуже, чем то, что он сделал с тобой в душе?
Было ли хуже? В ту ночь, когда она ушла от него, Сорен и пальцем ее не тронул. Не бил ее, не прикасался и не трахал ни коим образом.
Элли отвела взгляд, позволила себе вспомнить, что произошло, о чем заставляла себя забыть.
– Гораздо хуже.
Глава 25
Гаити
– Ты выжила из своего гаитянского ума? – спросил Кингсли, на что Джульетта резко ответила.
– А у тебя закончилась французская храбрость?
– Я наполовину американец.
– Думала, американцы храбрые, всегда бегут играть в войнушку.
– Ты путаешь храбрость с глупостью. – Он наклонился вперед и посмотрел вниз. – Мне не следовало этого делать.
– Там не так уж далеко. Все будет хорошо.
– Ты сошла с ума от жары, – продолжил Кингсли. – Солнечный удар? Тепловой? Это бы все объяснило.
– Ведешь себя как девчонка, – сказала Джульетта.
– Почему «как»?
– Ты же знаешь, что хочешь... – Джульетта одарила его кошачьей улыбкой.
– Ничего подобного. У меня нет никакого желания делать это. Ты живешь в волшебном мире, в мире, где не существует гравитации. А я живу в реальном мире. В меня стреляли четыре раза. Я смотрел смерти в лицо, пожимал ей руку и говорил, что мы должны перестать встречаться. Так что если ты думаешь, что я собираюсь это сделать, то ты настолько же глупа, насколько и красива.
Джульетта наклонилась над обрывом. Кингсли проследил за ее взглядом в пятидесяти футах вниз, к бело-голубой воде.
– Наверное, – ответила она. – Потому что я собираюсь прыгнуть. И ты последуешь за мной.
– Это крик о помощи? – спросил Кингсли, заставляя себя снова поднять глаза к небу. От вида на воду у него закружилась голова.
– Нырять весело, – сказала она. – И это не так сложно, как кажется. Ты должен закрыть глаза... прислушаться к волнам. Слышишь? Этот шум, с которым они приходят? В этот момент ты прыгаешь. К тому времени, как ты достигнешь воды, волна уже будет удаляться от скал.
– Ты уже делала это раньше?
– Да.
– Много раз? – спросил он.
– Очень много.
– И ни разу не убилась?
– Я бы не стояла здесь и не разговаривала с тобой, – ответила она, все еще улыбаясь. Последние несколько дней они провели в его постели в пляжной хижине. Они с трудом выбирались подышать, за водой или едой. Они выживали за счет секса, преуспели в нем, пировали друг другом и насыщались. Но этим утром Джульетта разбудила его в полдень, вытащила из постели и сказала, что у нее для него сюрприз.
Это был ужасный сюрприз.
– Mon roi, – обратилась она, обнимая его за шею. На Джульетте были только красное бикини и юбка на бедрах, украшенная бело-красными цветами. На Кингсли – брюки, закатанные до икр. – Я хочу тебе кое-что показать, но не могу, пока мы не спустимся к воде. А это единственный путь вниз.
– Тогда, как мы вернемся?
– Может, и не вернемся, – ответила она. – Может, мы останемся там навсегда.
– Потому что разобьемся о скалы и погибнем?
– Потому что это Рай. А кто покидает Рай?
– Адам и Ева покинули Рай.
– Адам и Ева были изгнаны из Рая. Им не разрешили остаться. И с тех пор, как Бог изгнал Адама и Еву из Рая, мы пытаемся вернуться туда.
– И ты знаешь дорогу?
– Я знаю короткий путь.
– Смерть – это твой короткий путь?
– Доверься мне, – прошептала она, глядя на него своими яркими сияющими глазами. – Я ныряла тут тысячу раз. Ждешь, когда волна наступает, прыгаешь, и через секунду... ты там, в воде, в безопасности.
– А что, если я прыгну не вовремя?
– Тогда вода швыряет тебя на камни, позвоночник ломается, череп взрывается, как упавшее яйцо, и ты умираешь.
Он увидел, как в ее глазах блеснуло веселье. Она пыталась напугать его. Ох, позже она получит за это. Если он переживет этот безумный прыжок.
– Я возвращаюсь в хижину. Рай не стоит риска.
– Рай – это единственное, из-за чего стоит рисковать.
Она отошла от него и развязала юбку.
– Что ты делаешь?
Она оглянулась на него через плечо.
– Все думают, что Рай... высоко в небе и далеко. Но это не так. Он там, внизу. И я ухожу. С тобой или без тебя.
– Ты не можешь пойти без меня.
– Мы все идем туда одни. Но ты можешь встретиться со мной там.
Она подмигнула и отвернулась. Он молчал и смотрел, как она закрывает глаза. Она прислушивалась… прислушивалась к шуму воды. Не открывая глаз, она сделала шаг, другой. А потом она побежала и, зажав в пальцах концы красной накидки, прыгнула со скалы. Кингсли подбежал к краю и увидел ее прыжок ласточкой в воду, ткань в руках трепетала и летела за ней словно красно-белые крылья. Джульетта погрузилась в воду с небольшим всплеском, и он затаил дыхание. Между вдохом и выдохом он жил и умер тысячью смертей.
Когда она вынырнула и помахала ему, он наконец выдохнул.
– Почему я не могу влюбиться в нормальную женщину? – спросил он себя. – Хоть раз...
Он посмотрел на небо, надеясь услышать ответ.
– Слишком много прошу? Одну нормальную женщину? – Он поднял один палец. – Или мужчину. Я не привередлив. Ты же меня знаешь. Кого-то без ужасного детства и без извращений, из-за которых меня убьют.
Он наклонился над обрывом и крикнул Джульетте:
– Прыжки с обрыва – один из моих жестких пределов!
Она, должно быть, не слышала его, потому что в ответ только махала рукой.
Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Ему показалось, что он где-то услышал что-то похожее на смех. Но наверняка это были волны внизу.
Бог не ответил, поэтому он принял молчание за «нет». Поэтому, когда вода ударилась о камни, Кингсли прыгнул ногами вперед. Казалось, он на мгновение завис воздухе. Путь вниз пролетел за секунду и длился целую вечность. В последнюю секунду перед тем, как упасть в воду, он подумал обо всем, что сделал и чего хотел сделать в своей жизни. Все, что он хотел сделать, он сделал, но остались две последние цели в его списке. Он хотел спасти Джульетту и хотел иметь детей. И если он переживет этот глупый прыжок навстречу неминуемой смерти, то сделает и то, и другое.
Он ударился о воду с такой силой, что оглох и ослеп. Он не видел путь на поверхность, не слышал шум прибоя. Верх и низ стали бессмысленными. Жизнь ждала в одном направлении. Смерть в другом. Но в котором?
Он почувствовал, как кто-то потянул его за волосы. Он последовал туда, куда его тянуло, и вынырнул, тяжело дыша. Скалы были в пятидесяти ярдах от них. Джульетта была рядом. Улыбающаяся. Смеющаяся. Живая. Они оба. Живые и красивые.
– Сюда, – крикнула она, перекрывая шум волн. Она поплыла, и он последовал за ней. Возможно, она вела его в Ад – ему было все равно. Куда бы она ни пошла, он последует за ней. Если она была там, то это был Рай, независимо от места назначения.
После нескольких минут борьбы с волнами прибоя они вошли в более спокойные темные воды. Кингсли заметил цель Джульетты – огромную базальтовую скалу в сотне ярдов от нее. Она плыла к ней совершая мощные грациозные взмахи руками и толчками длинных ног. Кингсли нырнул и подплыл к ней. Они одновременно добрались до скал и осторожно взобрались на самый высокий из валунов.
– Что это за место? – спросил Кингсли, садясь справа от нее и поднимая руку ко лбу, чтобы защитить глаза от солнца.
– Детская площадка, – ответила она.
– Детская площадка?
– Смотри.
Она молча вглядывалась в пляшущие волны. Кингсли проследил за ее взглядом. Здесь было очень красиво: шум прибоя наполнял воздух, крики морских птиц и солнце, прыгающее по волнам.
– Там, – сказала она, указывая. – Видишь?
Кингсли посмотрел и рассмеялся. Два дельфина выныривали над водой и пускали струю воздуха. В десяти ярдах от них поднялись еще три дельфина. Они трещали над поверхностью с невероятной силой – их гладкие тела были полны мускулов и энергии.
– В Манхэттене такого не увидишь, не так ли? – спросила Джульетта.
– Нет, – выдохнул Кингсли. – Если в Гудзоне и водятся дельфины, то я их никогда не видел.
Долгое время они не разговаривали, только смотрели, как играют дельфины. Но была ли это игра? Они всплывали, чтобы дышать, быстро плавали, чтобы охотиться, резвились, чтобы научиться драться. Для них это была жизнь – жизнь и смерть. Совсем не игра. И Кингсли гадал, было ли там что-то еще, что-то большее, чем он сам, большее, чем Джульетта, что-то взгромоздившееся вдалеке и наблюдающее за ним и за ней, за тем, как они сидят вместе на этом камне, как занимаются любовью в его постели, наблюдая за болью, которую он дарил ей, за поклонением, которое она дарила ему, и улыбаясь тому, что казалось спектаклем, казалось игрой. Но для него и Джульетты это не было игрой. Это была их жизнь.
– Ты можешь остаться, – наконец произнесла Джульетта. – Здесь, на Гаити.
– Я мог бы остаться, – повторил он. – Но зачем мне это делать?
– Ради них. – Она указала на стайку дельфинов, которые подошли ближе к скалам. Один из самых крупных плавал прямо перед ними, его спинной плавник был испещрен старыми боевыми шрамами. Кингсли сочувствовал ему.
– Ради дельфинов? Веская причина. Что-нибудь еще?
– Может, из-за еды?
– На Манхэттене есть очень хороший гаитянский ресторан.
Джульетта рассмеялась.
– Тогда, может быть, останешься ради меня?
– Ты принадлежишь другому, – ответил он. – И похоже, он не заинтересован в том, чтобы делиться.
– Ему не обязательно знать. Я могу приходить к тебе ночью, когда он уснет. Я могу попробовать.
Теперь она смотрела не на него, а только на воду, волны и постоянно меняющийся солнечный свет.
– Как долго ты сможешь это делать, прежде чем он узнает? – спросил Кингсли, повернувшись к ней. Вода стекала по ее лицу. Морская воды из волос? Слезы? И то и другое? – А что будет, когда он узнает о нас?
– Не знаю, – ответила она, – но точно ничего хорошего.
– Позволь мне помочь тебе, – сказал Кингсли. – Пожалуйста.
– Ты не можешь купить меня, – ответила она, с грустью опустив глаза. – Меня уже купили. Я не продаюсь.
Ее слова ранили сильнее, чем любое оружие, когда-либо использованное против него. Они причиняли боль не потому, что были лживыми, а потому что были правдой. Он действительно хотел купить ее. Хотел владеть ею. А она хотела лишь свободы, той единственной вещи, которую он не мог ей дать.
– Должен же быть какой-то способ. Позволь мне помочь.
– Просто поцелуй меня, – сказала она. – Вот как ты можешь мне помочь.
Кингсли поцеловал ее. На вкус она была как океан, а океан – как слезы. Он обхватил ее за затылок и крепко прижал к своим губам, целуя сильнее и глубже.
– Я никогда... – начала она и замолчала.
– Никогда что? – спросил Кингсли.
– Я никогда не приводила его сюда. Я никого никогда сюда не приводила. Это мое тайное место.
– Тогда почему ты привела меня сюда?
– Потому что теперь ты – мое второе тайное место. – Она положила руку на его обнаженную грудь, на сердце.
Кингсли взял ее за запястье и поднес к губам. Он поцеловал ее ладонь, повернул ее и поцеловал внутреннюю сторону.
– Я не могу отпустить тебя, – сказал он. – Даже когда он вернется.
– Можешь, – сказала она, целуя его губы, щеку, подбородок до самого уха. – Можешь и отпустишь. И ты вернешься домой, в свой мир, а я останусь в своем. И у нас все будет хорошо, у тебя и у меня. В конце концов. Когда-нибудь.
– Не будет. И не притворяйся, что у тебя будет, – ответил Кингсли. Джульетта не стала спорить. Он знал, что она чувствует то же, что и он, что то, чем они были друг для друга, кем только они могли быть друг для друга.
Он снова поцеловал ее, теперь уже более страстно. Не было другого способа заняться с ней любовью здесь, не разодрав ее спину в клочья на грубых камнях. И у них с собой ничего не было, ни одного презерватива. Но он должен был прикоснуться к ней. Они были далеко от берега, никто не видел их. Он развязал ее топ и стянул его. Ее обнаженные груди были великолепны в солнечном свете, со стекающими каплями воды на ее коже. Кингсли наклонил голову и слизал капельку воды с ее груди, затем обхватил сосок губами и глубоко всосал. Он обхватил ладонью другую ее грудь, помассировал. Она выгнула спину, пока он целовал и облизывал ее соски.
Когда ее дыхание стало прерывистым и резким, он развязал бант на ее правом бедре и просунул руку между ее ног. Она раздвинула бедра, откинулась назад, опираясь на руки, и приподняла бедра в приглашении.
Кингсли нежно прижал кончик пальца к ее клитору. Он ласкал его снова и снова, и Джульетта тяжело дышала между приоткрытыми губами. Глаза ее были закрыты, длинные густые ресницы лежали на щеках. Он массировал набухший узелок сильнее, выписывая круги пальцем. Под ним он пульсировал, а бедра двигались в такт его прикосновениям. Он проник в нее одним пальцев и понял, что она влажная, влажная и горячая. Кингсли добавил второй палец. Он не торопился, не заставлял ее кончать. Все, что ему было нужно, – это коснуться ее как можно глубже и интимнее.
Внутри нее он прижал кончики пальцев к мягкому углублению под лобковой костью. Внутренние мышцы Джульетты сжались, и она снова застонала. Ее пальцы крепко сжались на камнях. Учитывая, какой влажной она была, добавить третий палец не составило труда. Он прижимался к стеночкам ее лона, скользил пальцами по лепесткам, раскрывал ее, изучал, исследовал каждый дюйм. Он нащупал пульсирующую точку внутри нее и надавил на нее кончиком пальца. Под своей рукой он ощущал, как бешено колотится ее сердце.
Он снова повернул руку и проник в нее большим и указательным пальцами. Джульетта схватила его за бедро и сжала до боли.
– Здесь, – сказала она, и слова вырвались резкими хриплыми звуками. – Вот так.
Он трахал ее пальцами, а ее бедра были широко разведены. Его руки были покрыты ее влагой. Он никогда раньше не испытывал такой необузданной сексуальной химии с женщиной, настолько невероятно изнывающей от голода. Он умрет прежде, чем его желание к ней иссякнет. Несколько дней она была его сексуальной собственностью, подчиняясь каждому его приказу, каждой его потребности. И это была жестокая шутка, которую Боги сыграли с ним, потому что всякий раз, когда он входил в нее, проникал в нее, именно Джульетта прокладывала все глубже путь в него.
Она была близка к оргазму. Он чувствовал, как ее мускулы напряглись на его руке, крепко сжимая его, пульсируя и сокращаясь. Она закричала от освобождения, но Кингсли не остановился. Он проник глубже, все еще касаясь ее за пределами точки удовольствия, пока она не поморщилась и не дернулась от боли.
– Больно, – сказала она, но не велела ему остановиться. И он не остановился. Он массировал ее все еще пульсирующий клитор, пока она снова не вскрикнула от второго оргазма. Кингсли не давал ей отдышаться, не давал отдохнуть. Он уже знал ее тело, знал, на что то способно. Она несла в себе неисчерпаемый запас экстаза, и он знал, как найти его и высвободить. Он дарил ей удовольствие, пока оно не превратилось в боль, дарил ей боль, пока она снова не превратилась в удовольствие.
– Ты наказываешь меня, – сказала она уставшим и слабым голосом. Он все еще двигал рукой внутри нее, и она все еще оставалась открытой для него, позволяя пользоваться собой, как он того желал.
– Да, – ответил он. – Каждый раз, когда он будет прикасаться к тебе всю оставшуюся жизнь, ты будешь думать обо мне. Я выжгу себя в твоем сознании, как чертово клеймо, и шрам никогда не затянется.
Она вскрикнула от четвертого оргазма. Ее тело дрожало, влагалище судорожно сжалось от оргазма. Наконец он дал ей отдохнуть и неохотно убрал руку. Она смотрела, как он слизывает ее влагу со своих пальцев. Она расстегнула его брюки и взяла его член в руку. Он не приказывал ей ничего делать, но не остановил, когда она взяла его в рот и начала жестко сосать. Камни под ним причиняли боль рукам и спине. Боль пронзала его удовольствие. Последний раз он испытывал такое зверское сочетание желания, агонии, экстаза и страха с Сореном. Когда они были любовниками, Кингсли боялся Сорена и того, что могло произойти между ними. Жизнь Кингсли была в руках Сорена, потому что тот сам вручил ее ему.
С Джульеттой Кингсли боялся чего-то гораздо более страшного – он боялся того, что может не произойти. Он мог потерять Джульетту, мог проиграть эту игру. Но сейчас он погрузился в невозможное блаженство этого мгновения, когда солнце согревало его тело, волны холодили ноги, а рот Джульетты был влажным и горячим. И когда он кончил, он кончил с ослепляющей силой, не обращая внимания на камни, царапающие его спину. Он чувствовал только движение языка Джульетты, когда она погружала его член глубже, и ее горло, когда она глотала каждую его каплю.
Когда все закончилось и им больше нечего было дать или взять друг у друга, Джульетта положила голову на грудь Кингсли, а он обнял ее обнаженную спину.
Он должен заполучить ее. Должен. Он не мог представить себе мир, в котором она принадлежит другому мужчине, не ему. Значит, он получит ее. Чего бы это ни стоило. Она будет его. Не важно, что ему придется сделать. Она будет его. Даже если это убьет его.
Она будет его.
Даже если ему придется убить ради нее.
Глава 26
Север штата Нью-Йорк.
Элли не могла перестать улыбаться. Сначала она пыталась остановиться, когда поняла, что кто-то может заметить ее странное поведение. В конце концов, за последние полгода она улыбнулась раз пять. Но будучи наедине с собой она проиграла эту битву с собственным счастьем. Почему бы не улыбнуться? Она провела одну из самый потрясающих ночей своей жизни без Сорена, без Кингсли, без мужчин поблизости. Весь день и всю ночь, и всю следующие ночь и день она думала о Кайри. Об эльфийской красоте лица Кайри, ее миниатюрном теле, которое так идеально подходило телу Элли, об ее аромате океана, пляжа и теплоты калифорнийского солнца...
Вспышки воспоминаний об их совместной ночи вторглись в мысли Элли. Простыни, которые она стирала и складывала, напоминали ей простыни, на которых она лишила Кайри девственности. И солнечный свет, пробивающийся сквозь весенний облачный покров, напомнил ей улыбку Кайри. И две ночи подряд Элли лежала одна в своей постели, молясь, чтобы Кайри снова пришла к ней. Но девушка и так слишком хорошо выполняла приказы. Элли велела ей подождать несколько дней, и Кайри ждала. Как ждала и Элли. Нетерпеливо, с тоской и почти в постоянном возбуждении. Образы их ночи вместе ударили в мозг Элли, как электрический ток. У нее подкашивались колени – в буквальном смысле – и ей приходилось останавливаться каждые несколько минут, чтобы опереться на стойку, отдышаться, собраться с мыслями.
Она не блуждала в подобном, наполненной похотью, тумане с тех пор, как была подростком, ожидая, когда Сорен овладеет ею. Она нуждалась в Кайри, нуждалась в ней сейчас, в ее постели. И Элли должна была доминировать над ней, владеть ею, использовать ее. Многие годы Элли игнорировала свои фантазии о доминировании, но теперь она дала им полную свободу. Теперь никто не мог помешать ей сделать с Кайри то, что она хотела. Ни священника, ни короля. И даже Бог не помешает Элли делать с Кайри все, о чем она мечтала.
И это были ее мечты.
В следующий раз, когда они с Кайри окажутся вместе в постели, она привяжет эту девочку-распростертого орла к койке и подарит ей столько оргазмов, что им понадобится калькулятор, чтобы подсчитать их все.
Кляп был бы хорошей идеей. В конце концов, такое количество оргазмов может стать громким.
Ох... может, повязку на глаза? Кайри могла бы сосредоточиться на ощущениях, если Элли лишит ее способности видеть.
Понравится ли Кайри боль? Она начнет со шлепков, и вместе они могли бы перейти к более серьезным вещам.
Погодите. Разве Элли хоть раз в жизни кого-нибудь шлепала? Шлепнуть Кингсли по заднице, когда на нем были особенно узкие и хорошо сшитые брюки, не считалось.
Это монастырь. Повсюду свечи. Может, Кайри понравится игра с воском. Кому не нравятся игры с воском?
Так много идей, фантазий, мечтаний... все, что нужно Элли, – это еще одна ночь с Кайри. И еще одна. И еще. Целая неделя с Кайри. Целый год. Им нужна собственная спальня, собственный дом, где они могли бы делать все, что захотят.
Дом?
– О Боже, одна ночь с девушкой, и я уже пакую вещи, – сказала она вслух.
Нет идее с домом. Они начнут с гостиничного номера, а уже потом посмотрят, что будет дальше.
Элли бросила работу и уставилась в окно прачечной. Деревья раскачивались на весеннем ветру. Солнце окрашивало листья, блестевшие от утренней росы. Небо было ярко-голубым. Это был ее мир, и он был хорош. И она, она была счастлива. Впервые за долгое время Элли была счастлива. Она была счастлива без Сорена. Это было возможно. Могло быть. Это произошло. Она могла уйти от него и жить своей жизнью. Надежда была Раем, и в ее сердце был Рай.
