Текст книги "Девственница (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Дверь, через которую они прошли, вела в некую гостиную. Он пересек комнату и вышел в холл. Как можно осторожнее, он заглядывал в каждую комнату, мимо которой проходил. Одна комната была хорошо обставлена с женским вкусом – французские романы на полках, Библия у кровати и аромат жасминовых духов в воздухе.
Комната Джульетты.
Кингсли вошел и закрыл за собой дверь. Он открыл дверцу шкафа и обнаружил ее одежду. На некоторых платьях с тропическим принтом все еще были бирки. Они были из лучших модных домов, от самых роскошных дизайнеров. Одно платье стоило больше, чем один из сшитых вручную костюмов Кингсли. Он увидел холщовую сумку, которую она носила, на полу шкафа. В ней все еще были камни. Зачем ей сумка с тяжелыми камнями? В этом не было никакого смысла. Он закрыл дверцу шкафа и осмотрел ее спальню. Кровать была королевского размера, простыни белые, мягкие, и кровать выглядела привлекательной и роскошной. Это была комната, предназначенная для обольщения, для секса. У нее даже было решетчатое изголовье, и он заметил вмятины на дереве и поблекшие участки. Кто-то был пристегнут наручниками и/или привязан к этому изголовью довольно часто. На столбиках его кровати виднелись те же отметины. Свечи на прикроватном столике, несомненно, служили двоякой цели – созданию атмосферы и садизму. Он выдвинул ящик и нашел еще одно тому доказательство – смазку, наручники, маленький флоггер. Но он увидел и кое-что еще. Книга. Кингсли ожидал, что это будет книга о сексе, но нет. Это была биография Вирджинии Вульф, переведенная на французский. Он пролистал ее и нашел место, где кто-то оставил закладку. Это было на странице, где подробно описывалось самоубийство Вульф.
Вульф набила камнями карманы пальто, зашла в реку и утопилась.
Кингсли закрыл глаза и почувствовал, как жизнь покидает его. Джульетта собиралась покончить с собой. Вот для чего были камни в сумке, вот почему у нее были камни наготове, когда мальчики напали на птиц.
Потрясенный своим открытием, он захлопнул книгу и сунул ее обратно в ящик.
Он быстро вышел из комнаты и снова пошел по коридору. Он должен был увидеть ее хотя бы для того, чтобы убедиться, что она жива и здорова. Или, по крайней мере, жива. Если у нее и был план покончить с собой, то она определенно не здорова.
Кингсли нашел комнату с дверью, которая вела во внутренний сад. В дальнем конце комнаты была еще одна дверь, стеклянная, открытая.
Тихо... так тихо, что он даже не дышал, Кингсли подошел к стеклянной двери. Он наклонился так, чтобы видеть снаружи, но никто не смог заметить его внутри.
Они стояли в центре сада, Жерар и Джульетта. И теперь их поцелуй был страстным, по крайней мере со стороны Жерара. Джульетта стояла перед ним, принимая поцелуй и отвечая на него, но без той страсти, которую Кингсли знал в ней.
Губы Жерара переместились с ее губ на шею. Он стянул с нее платье и обнажил ее грудь. Он обхватил ее сзади за шею, заставил выгнуть спину, а затем поцеловал ее грудь, как одержимый. Джульетта положила руки ему на плечи, чтобы найти равновесие, и приняла его знаки внимания без возражений. Она не только не возражала, но, казалось, наслаждалась этим, им, всем.
С демонстрацией силы, которую Кингсли счел дурным вкусом, Жерар поднял Джульетту на руки и пять шагов пронес ее к шезлонгу, стоявшему под зонтиком у прозрачного голубого бассейна. Он разделся догола в считанные секунды и задрал подол платья Джульетты до ее живота. Под ним ничего не было, и когда он навис вошел в нее, она не оказала ему никакого сопротивления. Она просто раздвинула ноги, приняла его в себя и позволила ему делать все, что он захочет.
Жерар усердно сосал ее соски, а она лежала под ним, проводя руками по его коротким серебристым волосам, шепча слова, которые, должно быть, были ободряющими, хотя Кингсли их не слышал. Он резко вонзился в ее тело, и она приподняла бедра, принимая его. Он схватил ее за плечи, вколачиваясь самыми мощными толчками. Ей следовало бы возненавидеть его. Она должна была вынести это в стоическом молчании, сделать из себя мученицу или труп. Вместо этого, когда его бедра врезались в ее, а руки обхватили ее груди, сжали соски и потерли клитор, она покачивалась в такт, двигаясь вместе с ним, как партнер, испытывающий такое же удовольствие.
Через несколько минут Жерар вышел из нее, махнул рукой, и Джульетта перевернулась на четвереньки. Теперь он вошел в нее сзади, сжимая ее бедра, с силой притягивая ее к себе, когда он толкнулся вперед и вошел в нее.
Кингсли сделал крошечный шаг вперед, и глаза Джульетты вспыхнули. Она слышала его? Он знал, что Жерар не слышал. Он был слишком поглощен собственным удовольствием, чтобы заметить ее полное безразличие к нему. Но Джульетта, она смотрела в тень, где стоял Кингсли.
– Уходи. – Она произнесла это слово одними губами. – Уходи.
Это последнее, чего он хотел. Но Жерар издал хриплый стон, кончая в нее, и наваливаясь на нее всем телом.
Жерар покинул ее тело, и она перевернулась на спину. Она улыбнулась своему любовнику и одними губами произнесла: – Мерси.
У него было два варианта. Он мог убить Жерара прямо сейчас только потому, что тот прикоснулся к женщине, которую Кингсли уже считал своей собственностью.
Или он мог сделать то, что она ему приказала.
Она сказала ему уходить.
Кингсли ушел.
Глава 17
Север штата Нью-Йорк
Джон Аполлон преследовал Дафну всю дорогу до самого леса за школой . Дафна повернула влево, но он не повелся. Она повернула резко вправо, и он последовал за ней . Он был быстр, но она быстрее. Но он был мужчиной и более вынослив. После двух миль по пересеченной местности, она не могла сделать больше ни шагу. Она прислонилась к дереву и глотала воздух, пока не закашлялась .
– Не трогай меня, – сказала она, когда он остановился перед ней.
– Не стану. – Он дышал так же тяжело, как и она. Она никогда не видела идеального Джона Аполлона таким разбитым. Его темные волосы ниспадали на лоб влажными прядями, джинсы заляпаны грязью и навозом, его рубашка пропиталась потом. – Мне просто нужно поговорить с тобой. Пожалуйста, поговори со мной.
– Ты убил моего брата. – Ее ненависть к этому человеку была словно ядовитая стрела в сердце. Она чувствовала, как с каждым вдохом острие вонзается все глубже .
– Знаю, – ответил он между тяжелыми вздохами. – Знаю, что убил.
Это были последние слова, которых она ожидала от него .
– Да, я убил твоего брата, – сказал он, и это прозвучало так, словно он изгонял демона своим признанием . – И не жалею об этом .
– Как ты можешь так говорить? Он был...
– Дафна, он впечатал лицо другого студента в стену. Тебе уже шестнадцать. Повзрослей и посмотри правде в глаза, что твой брат был бомбой замедленного действия . И он сорвался.
– Ты не должен был убивать его.
– Думаешь, я хотел этого? Я пытался успокоить его, а не убивать.
– Не имеет значения, что ты делал . Он мертв.
– Он мертв, а другой парень – жив. Моя совесть чиста.
– Что ж, молодец, – ответила Дафна, ярость бурлила, как и ее кровь. – Мой брат все еще мертв, но ты спишь по ночам, как младенец .
– Нет. Я совсем не сплю по ночам. Я не могу уснуть .
– Потому что ты убил моего брата?
– Потому что я влюблен в тебя .
Дафна просто уставилась на него. Он наклонился и закашлялся .
– Ты влюблен в меня?
– Конечно, я влюблен в тебя. Неужели ты думаешь, что я побежал бы за тобой три чертовы мили по лесу в мокасинах , если бы не любил?
Дафна провела рукой по волосам.
Она рассмеялась.
Она смеялась, а затем рассмеялся и Джон. Смех прокатился по ней волной, смывая весь гнев из ее сердца . И превратился во всхлип, который то усиливался, то затихал. Не успела она опомниться, как Джон заключил ее в объятия .
– Однажды он пытался задушить меня, – прошептала Дафна ему на ухо. – Я думала, что мой собственный брат убьет меня. Но он любил меня. Он действительно любил меня .
– Он любил тебя, – прошептал Джон, гладя ее по волосам . – Уверен, он не хотел быть таким, каким был . Ему повезло, что ты ответила ему взаимностью .
– Я не люблю тебя. – Дафна встретилась с ним взглядом . – Не могу.
– Знаю, – кивнул Джон . – Все в порядке. Я и не жду от тебя этого. Просто позволь мне любить тебя, позволь мне помочь тебе, и этого будет достаточно .
– Этого недостаточно.
– А что же тогда остается ? – спросил он, вытирая ей лицо рукавом.
Она подняла голову и поцеловала его. Он отстранился и посмотрел на нее. Она видела по его глазам, что этого он меньше всего ожидал от нее.
Его взгляд сменился с шокированного на какой-то другой . Эта перемена напугала ее, но она не отвела взгляда . И когда он поцеловал ее, она совсем не была шокирована .
Она открыла рот, и его язык скользнул внутрь . Он схватил бретельку ее майки и стянул вниз по руке. Грубая рука потянулась к ее лифчику и обхватила грудь, сжимая сосок. До нее никогда раньше так не дотрагивались, и от удовольствия у нее перехватило дыхание. Он перекатил ее соски между пальцами, и она застонала ему в рот . Его бедра прижались к ее, и она ощутила что-то большое и невероятно твердое, и ее желание усилилось с новой силой. Джон опустил голову к ее груди, стянул лифчик, обнажая грудь, и пососал сосок .
Никто не учил ее так целоваться. Она изучала половое воспитание, но не была готова к тому, что будет прижатой к дереву в лесу двадцатичетырехлетним копом, ласкающим ее грудь . Она подумала о том, чтобы попросить его остановиться, но в этот момент он решил просунуть руку в ее шорты для бега и коснуться ее клитора . Все слова, даже вся рациональность, покинули ее, и все, что она смогла выдавить из себя, было одно отчаянное: «Пожалуйста...»
Пожалуйста, остановись? Пожалуйста, не останавливайся? Она не знала, о чем умоляла, только знала, что должна умолять .
Джон схватил ее за шорты и стянул их вниз . Он сорвал с нее футболку, ее лифчик присоединился к остальной одежде на земле. Она нуждалась в его коже, нуждалась в контакте. Дрожащими пальцами она расстегнула рубашку Джона и наполовину спустила ее с его рук, прежде чем он поднял ее и опустил на себя .
Она вскрикнула, и этот звук эхом разнесся по тихому лесу вокруг них .
Дафна инстинктивно обхватила его ногами за талию, а руками за плечи . Кора дерева царапала ее обнаженную спину, но она не чувствовала этого, не могла чувствовать ничего, кроме него внутри себя .
– Ш-ш-ш... – прошептал Джон ей на ухо. – Все хорошо. Я сделаю все правильно.
– Я никогда...
– Знаю, – ответил он. Его пальцы впились в ее бедра . Почему эта боль была так приятна? Так необходима? Как будто только эта боль могла изгнать боль от смерти брата ? Это была та самая боль, которую она ждала . – Позволь обнимать тебя. Я остановлюсь, когда ты мне скажешь остановиться.
Она уткнулась головой в изгиб его шеи и кивнула. Она не хотела, чтобы он останавливался, но не знала, что делать, как действовать дальше . Джон знал. Он притянул ее бедра к себе и прижался к ней . Когда он сделал это снова, ей показалось, что внутри у нее что-то оборвалось, и она открылась ему. Ее тело хотело его . Она откинула голову назад, а бедра двигались навстречу ему, терлись о него и в унисон с ним, пока он снова не поднял ее и не опустил еще раз, на этот раз сильнее , насаживая ее на свой член до упора. Его губы снова были на ее губах, его язык внутри ее рта. Поцелуй был диким, голодным, неистовым, как и толчки, которыми он в нее врезался . Она не могла насытиться этой его частью внутри себя. Она никогда не насытится этим .
Жар их соединенных тел поднялся до предела . Она оторвалась от его губ, чтобы дышать. Он так сильно прижимал ее к дереву позади нее, что ей показалось, будто она станет с ним единым целым, как стала единым целым с Джоном . Ее руки обхватили его широкие мускулистые плечи, а соски болезненно сжались на его обжигающей груди. Он сказал, что остановится, если она скажет ему, но она знала, что они оба зашли слишком далеко, чтобы остановиться сейчас . Экстаз извивался и дрожал вдоль каждого нерва внутри ее бедер . Ее киска омывала его влагой, смесью крови и желания. Ее мышцы сжались в узел, и с криком, который она не могла сдержать, она взорвалась вокруг его все еще толкающейся длины . Пока она сжималась и содрогалась, он вколачивался в нее грубыми толчками бедер, и наконец кончил в нее обжигающим потоком.
Наконец все остановилось. Ее сердце колотилось о грудную клетку, как заключенный, бьющийся о решетку . Но Джон опустил ее ноги на землю. Он медленно вышел, и она поморщилась от новой боли.
– Дафна... – выдохнул он, целуя ее живот, лаская языком соски, целуя шею и губы . Даже когда его сперма стекала вниз по ее бедрам, он не мог перестать прикасаться к ней .
– Пожалуйста, остановись... – Наконец произнесла она. Как и обещал, он остановился. Он отошел от нее и нервно поправил одежду. Прежде чем он успел застегнуть рубашку, она увидела, что оставила глубокие красные царапины на его плечах .
Испытывая такую боль , которую она никогда раньше не испытывала, она опустилась на колени и собрала свою одежду.
– Дафна, я...
Она подняла руку.
– Не говори со мной, – сказала она. – Ты убил Ривера, и то, что ты трахнул меня, ничего не меняет .
Она натянула шорты и поморщилась, когда ткань соприкоснулась с чувствительной плотью. Ее руки дрожали, когда она застегивала лифчик и натягивала топ для бега.
– Скажи мне, чем я могу помочь тебе, – обратился он. Он умолял, просил, предлагал ей все, что угодно . Она видела это в его глазах – он сделает все, что она попросит .
– Отвези меня к себе домой , – сказала она. – И что ты только что сделал со мной ...
– Что? Скажи.
Она посмотрела на него.
– Сделай это еще раз .
***
– Что скажешь? – спросила Элли, готовясь к приговору Кайри. Она перебрала стопку полотенец, которые ей нужно было сложить. Если она будет казаться занятой, возможно, Кайри не заметит ее волнение, которое она испытывала, позволяя кому-то еще прочитать историю, которую она писала.
– Ты сделала из Аполлона копа? – спросила Кайри, перелистывая шестьдесят рукописных страниц, которые Элли создала за последнюю неделю.
– Да, и Дафна с братом жили в интернате, без родителей. В то время это казалось хорошей идеей, – ответила Элли. – Пытаюсь сделать историю более современной. Дафна – бегунья. Это единственное, что пришло в голову, думая о лесной нимфе – девушка, которая бегает по пересеченной местности.
– Он еще и учитель музыки?
– Ну, Аполлон был Богом музыки, – ответила Элли, – мне нужна была причина, почему он оказался в интернате. Он работает там волонтером с детьми, преподает им музыку. Он был не при исполнении, поэтому, когда ее брат слетает с катушек и начинает избивать другого ребенка до смерти, он вмешивается, и брат Дафны умирает в процессе.
– Куда делись стрелы?
– Я подумала, что было бы гораздо интереснее, если бы у Дафны была действительно веская причина ненавидеть Аполлона, а не просто попавшая в него стрела от маленького писающего херувима с комплексом неполноценности. Поэтому я дала ей брата-близнеца, который был эмоционально нестабильным, и тогда мистер Аполлон случайно убил его во время задержания. Дафна обвиняет его, и вуаля! Ненависть.
– Как-то мрачновато, – ответила Кайри, снова перелистывая страницы.
Элли улыбнулась.
– Я люблю мрак.
– Роман копа и девочки-подростка. Интересно, – сказала Кайри, и отложила страницы.
– Просто интересно? – Элли надеялась на большую реакцию.
– Очень интересно. И горячо.
– Кайри.
– Что?
– Ты же монахиня. Тебе запрещено считать что-либо горячим.
– Если я положу руку на плиту, мне разрешено назвать ее горячей. Эта история – вымышленный эквивалент того, как ты кладешь руку на горячую плиту.
– Приму это за комплимент. Только не говори, что это не он, хорошо?
Глаза Кайри округлились, и она присвистнула. Кайри умела свистеть? Мило.
– Это вау, – ответила Кайри.
– Вау? С вау я могу жить, – Элли попыталась сдержать улыбку.
– Действительно вау. Мне понравилось. Ни одна история мне не понравилась так, как эта. Я хочу прочитать ее еще раз. И хочу прочитать продолжение. Я хочу, чтобы она была на тысячу девяносто пять страниц, чтобы я могла читать по одной странице в день в течение трех лет подряд. Подожди. Високосный год. Пусть будет тысяча девяносто шесть страниц.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь.
– Я не преувеличиваю, – ответила Кайри. – Мне понравилась история. Ты должна продолжать работать над ней. Пожалуйста?
– Конечно, почему бы и нет? – спросила Элли. – Здесь больше нечем заняться. Кроме стирки.
– Ты могла бы прийти на службу.
– Могла. – Но не стану. Но могла.
– Твоя мама – монахиня. Ты, очевидно, католичка. Почему я никогда не видела тебя на службе?
– Я ходила на службу столько, что хватит на всю жизнь.
– Мы вступаем в область, о которой ты не хочешь говорить?
– Очень сильно, – ответила Элли. – Я бы предпочла поговорить о том, почему ты все еще девственница в двадцать один год.
– Это так удивляет?
– Даже с девушками не было?
– Элли, – начала Кайри и спрыгнула с тумбы, – Я даже никогда не целовалась.
– Ты, должно быть, шутишь, – Элли тупо уставилась на нее, забыв о полотенце в руке.
– Я не считаю поцелуи в начальных классах от мальчиков, которые хватают тебя сзади.
– Нет, эти точно не считаются. Ничто не считается до пубертатного периода.
– Ну, что я могу сказать? Я из очень католической семьи. У меня три брата, две сестры и самые консервативные родители на свете. И в тот день, когда я поняла, что люблю девушек и только девушек, я поняла, что хочу стать монахиней.
– Сколько тебе было лет? – спросила Элли.
– Тринадцать.
– Ты с тринадцати лет знала, что хочешь стать монахиней?
– Сестра Мэри Патрик пришла в школу, в которой я училась, и прочитала небольшую лекцию о вступлении в религиозные ордена. Я сразу же влюбилась в нее, и в идею стать монахиней. Думаю…
Кайри прислонилась к стойке и скрестила руки. Если сестра Мэри Патрик выглядела так же, как сейчас Кайри, словно ангел во всем белом, неудивительно что Кайри влюбилась в нее.
– Думаю, они стали для меня неделимыми. Идея любви и идея уйти в монастырь. Они были одним целым, две струны одного аккорда. Если я хотела одного, я должна была получить другое.
– Ну и как у тебя пока получается?
– Пока... – Кайри улыбнулась. – До сих пор последний месяц был самым счастливым месяцем в моей жизни.
– Стадия медового месяца, – ответила Элли. – Это пройдет.
– Думаешь?
– Я пробыла здесь достаточно долго, чтобы увидеть, как три послушницы прошли от стадии «Это рай на земле» до «Вытащите меня отсюда к чертовой матери».
– Но они не ушли?
– Одна ушла. Две все еще здесь. Сейчас ей лучше. По крайней мере, у нее прекратились приступы паники во время вечерни. Сестра Аквинас называет это прогрессом.
– Похоже, твоей маме здесь нравится.
– Да. Но мама хотела стать монахиней с тех пор, как... даже не знаю. Она говорит, всегда.
– Почему она так долго думала?
– Из-за меня, – ответила Элли, пожимая плечами. Она положила сложенные полотенца в корзину и принялась за новую стопку.
– Она забеременела тобой?
– Когда ей было семнадцать. Потом она развелась и, конечно же, ты не можешь вступить в религиозный орден, будучи разведенной и с ребенком. Но потом убили моего отца, и это означало, что формально она вдова. Она вернулась в колледж, получила диплом, и несколько лет назад приехала сюда.
– Молодец.
– Да, наверное, так оно и есть. В то время я этого не понимала. Теперь я начинаю это понимать.
– Ты видишь в ней перемену?
– В маме? Определенно. Она была очень злой, – ответила Элли. – Злилась на себя, но часто срывала злость на мне. Не физически. Она не была жестокой или что-то в этом роде. Просто... печальной. Очень печальной, и я делала ее еще печальней. – Воспоминания о сотне ссор матери и дочери вспыхнули в ее голове в одно мгновение. – Она была не такой, какой должна была быть. И вот теперь она наконец-то здесь.
– Ужасно быть не тем, кем Бог создал тебя. Думаю, что это причина большинства страданий во всем мире, – сказала Кайри. – Люди пытаются быть теми, кем не являются, или не становятся теми, кем должны стать.
– Может быть. Но что делать, когда не знаешь, кем ты должен быть?
– Спроси меня. Я отвечу.
– Отлично. Кем я должна быть?
Кайри снова подняла станицы.
– Этим.
– Этим? Девушкой, занимающейся сексом с копом? – спросила Элли, изогнув бровь. – Не думаю, что когда-либо трахалась с копом. Или с учителем музыки.
– Писателем, – ответила Кайри. – Ты должна писать книги. Профессионально. За деньги. Как моя сестра.
– Писать книги, – повторила Элли.
– Профессионально, – повторила Кайри. – За деньги. Вот. Я же говорила, что придумаю, что тебе делать со своей жизнью. Даже можешь делать это здесь. Тебе не нужно уезжать.
– Мне, скорее всего, придется ездить куда-то с компьютером, – ответила Элли. – Печатать, понимаешь. Сомневаюсь, что издатели принимали рукописи с 1890 года.
– У матери-настоятельницы в кабинете есть компьютер.
– Это хорошо. Я попрошу ее одолжить его, чтобы напечатать мой роман о полицейском-новичке, у дерева лишившем девственности старшеклассницу, после того как убил ее брата.
– Ну... ты можешь перефразировать, – усмехнулась Кайри. – Можно назвать это диссертацией.
Элли поморщилась при слове «диссертация».
– Что? – спросила Кайри.
– Сила привычки. Прости. Во всяком случае, писать книги – это забавная идея. Я писала короткие рассказы с тех пор, как приехала сюда. Очень депрессивные.
– Выброси их, – ответила Кайри. – На коротких рассказах не заработаешь. Пиши романы.
– Я подумаю об этом.
– Ты говоришь это таким тоном, что я думаю, вряд ли ты будешь думать об этом.
– Я подумаю об этом, обещаю.
– Ты ведь закончишь книгу, правда? – спросила Кайри. – Я хочу знать, что будет дальше.
– Я не знаю, что будет дальше.
– Ты умная. Узнаешь. Хотя тебе стоит более детально расписать сцену секса у дерева. Это было весело.
– В реальной жизни это не так весело. Кора на спине очень дерет.
– У тебя был секс у дерева? – спросила Кайри с широко распахнутым глазами.
– Только не с деревом. У дерева.
– О, Боже, – усмехнулась Кайри и склонилась над гладильной доской Элли. – Расскажи мне все.
– Однажды у меня был секс, и это было у дерева. Конец.
– Ладно, может тебе не стоит быть писателем. – Кайри снова выпрямилась и вздохнула.
– Я не собираюсь рассказывать грязные подробности своей сексуальной жизни девственной монахине, которую никогда не целовали.
– Элли, я скажу тебе правду, и ты должна поверить мне, потому что это правда.
– Какую?
Кайри потянулась и взяла Элли за руку. Прошло так много времени с тех пор, как кто-то держал ее за руку, что Элли забыла, как это приятно – простое прикосновение пальцев к пальцам, прижимание ладоней к ладоням.
– Правда в том, что... на земле нет никого, кто хотел бы услышать подробности твоей сексуальной жизни больше, чем девственная монахиня, которую никогда не целовали.
Элли уставилась на Кайри. Она думала, что они шутили, просто шутили. И хотя слова Кайри были шутливыми, они были сказаны серьезным тоном.
Это ведь не причинит вреда, не так ли? Поцелуй? Поцелуй – это такая мелочь, маленькая, как икота, или, как светлячок. И может быть, если она поцелует Кайри, это напугает девушку настолько, что та убежит. Тогда бы Элли вновь обрела мир и покой. В любом случае стоит рискнуть.
Это был всего лишь поцелуй.
– Элли? Элли, ты здесь?
Кайри отпустила руку Элли, словно обожглась.
Они обе повернулись к двери. Мать Элли вбежала в прачечную. Ее бледная кожа была белее обычного, почти такой же белой, как ее одеяние.
– Я здесь. Что случилось? – Элли посмотрела на Кайри, которая осторожно засовывала страницы Элли под стопку полотенец.
– Кто-нибудь из вас видел сестру Марию Анжелику?
– Это которая? – спросила Элли.
– Пожилая, – ответила Кайри. – Очень пожилая, верно?
– Да, ей девяносто два. У нее деменция. Она опять куда-то ушла, и никто не может ее найти.
– Я здесь уже три часа, – ответила Элли.
– Когда ты видела ее в последний раз? – спросила ее мать у Кайри.
– За завтраком, – ответила Кайри. – С тех пор больше не видела.
– Ее все ищут, – сказала мама. – Вы можете помочь?
– Да, конечно. – Элли бросила полотенце обратно в корзину. Кайри последовала за ней к двери. В коридоре их встретила сестра Аквинас.
– Она заперлась в кладовке в лазарете, – сказала сестра Аквинас. Она говорила быстро, лицо раскраснелось.
– Так вы не можете просто открыть дверь? – спросила Элли.
– Нет. Раньше это был кабинет, поэтому внутри старый замок. Ключ потеряли много лет назад.
– Вы вызвали слесаря? – спросила мама.
– Да, но он на вызове и сможет приехать только через час. Там иголки, скальпели. Нам придется снять дверь с петель, – сказала сестра Аквинас. – Или вызвать пожарных.
– Там обычный замок? – спросила Элли. – Замок с ключом? Ничего особенного?
– Ничего особенного, – ответила сестра Аквинас.
– Подождите, – сказала Элли. – Встретимся в лазарете.
Она помчалась по коридору к своей келье.
– Элли? – Кайри стояла в дверях ее комнаты.
– У меня есть вот что, – сказала Элли. Она открыла свою сумку и порылась на ее дне. И достала кожаный чехол.
– Есть что? – спросила Кайри. Но Элли не ответила. Она снова побежала по коридору и вниз по лестнице. Она слышала, как Кайри бежит за ней, чтобы догнать.
– Какая комната? – спросила Элли, оказавшись в лазарете. Но сразу же поняла. Три сестры стояли на коленях у двери, прижавшись к ней ушами.
– Она плачет, – сказала одна их них. – Она может быть ранена.
– Поднимайтесь, – сказала Элли. Монахини замешкались на мгновение, но потом расступились. Она опустилась на колени перед замком и изучала его. Сестра Аквинас не шутила. Замочная скважина была старой и ржавой. Это будет нелегко. Она открыла чехол, достала отмычку и вставила ее в замочную скважину. Потребовалось немало усилий, чтобы заставить древние механизмы сдвинуться с места. К тому времени, как она толкнула первый, на лбу Элли выступили капельки пота.
– Элли, мы можем помочь?
Кайри казалась такой же испуганной, как и сестра Мэри Анжелика, но Элли только покачала головой и толкнула второй механизм. Она вытерла вспотевшую ладонь о джинсы и через минуту вскрыла замок. Элли встала и рывком распахнула дверь. Ее мать и сестра Аквинас бросились в кабинет и вывели оттуда плачущую пожилую монахиню.
Мать Элли осторожно взяла ее за руку и усадила в кресло. Она попросила воды и полотенце, и все монахини в комнате бросились помогать сестре Мэри Джон успокаивать сестру Мэри Анжелику.
Все монахини в комнате, кроме Кайри.
– Откуда ты знаешь, как вскрывать замки? – спросила она у Элли.
– Долгая история, – сказала Элли и убрала отмычку обратно в футляр. Она встала с колен и вышла из лазарета, направившись в ближайшую ванную. Кайри последовала за ней.
– Я серьезно. Я хочу знать, как ты это сделала.
– Просто хобби, – ответила Элли. – Мне было любопытно, как вскрывать замки. Я придумала, как это сделать.
– Ты что, вор-домушник?
Элли рассмеялась.
– Я ничего не крала с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Ну, одну машину, но я вернула ее.
– Ты угнала машину?
– Нет, я пошутила. Одолжила ее. Она принадлежала другу.
– Кому? Сложному парню?
– Нет. Другому парню. Не важно. Я с ним больше не дружу. – Она включила воду и смыла с рук грязь и масло.
– Кто научил тебя вскрывать замки?
– Кайри, я не собираюсь говорить с тобой об этом, хорошо?
– А почему нет?
– Я же сказала. Я не хочу говорить о своей жизни. Не хочу высовываться, делать свою работу и во всем разбираться. Я не хочу проблем, потому что маленькая монашка-девственница влюбилась в меня и никак не оставит меня в покое.
Улыбка и восторг исчезли из глаз Кайри, как цвет исчезает от слишком многих стирок.
– Я не...
– Да. Ты следуешь за мной повсюду, ты задаешь мне миллион личных вопросов, ты одержима желанием узнать, почему я здесь, хотя я уже говорила тебе дюжину раз, что не хочу об этом говорить. Ты не первая девушка, которая влюбилась в меня. Я знаю, как это выглядит. И меня это не интересует, ясно? Иди и будь монахиней. Возвращайся в лазарет и помоги им с сестрой Марией Анжеликой. Перестань думать обо мне.
Кайри сложила руки перед собой. Они исчезли под ее расклешенными рукавами.
– Элли, я не могу, – ответила Кайри. – Я пытаюсь перестать думать о тебе, но вот ты снова, в моей голове. Я спрашиваю тебя о твоей жизни, потому что сказала себе, что думаю о тебе потому, что ты для меня загадка. И если я разгадаю тайну, то ты перестанешь быть мне так интересна, и я больше не буду думать о тебе. Но это не работает. Ты ничего не рассказываешь мне о себе, а я все думаю о тебе утром, днем и ночью. – Кайри замолчала, а когда заговорила снова, ее голос превратился в шепот. – Особенно ночью.
– Это не моя проблема, – сказала Элли, хватая бумажное полотенце, чтобы вытереть руки.
– Знаю. Но, может быть, если бы ты попыталась помочь мне... может быть, если бы ты рассказала мне что-нибудь о себе... откуда ты знаешь, как вскрывать замки, или почему ты здесь, или почему твои сложности такие сложные. Я имею в виду, я знаю, что это сложно. Я монахиня, влюбленная в другую женщину, которая стоит в двух футах от меня. Это сложно.
– Он священник.
– Что?
– Ты действительно хочешь знать, почему у меня такое сложное положение? Вот. Я сказала. Мой любовник, от которого я сбежала, – католический священник. Он увлекался жестким БДСМ, садизмом и бондажом, и я научилась вскрывать замки, чтобы при желании выбраться из всего, во что он меня втягивал. Вот и все. Я ответила на твои вопросы.
Кайри уставилась на нее. Ее глаза были широко распахнуты от шока. Она не произнесла ни слова, не издала ни звука. Это было самое долгое молчание Кайри в ее присутствии. Шок в ее голубых глазах сменился ужасом, а затем чем-то еще более страшным.
Отвращение.
Кайри развернулась и вышла из уборной, не сказав больше ни слова.
И, как она и хотела, Элли, наконец, осталась одна.
Глава 18
Элеонор перелистнула страницу в своей книге, подложила под голову вторую подушку и принялась читать. Она была так поглощена рассказом, что едва услышала, как открылась дверь в ее спальню. Но не была настолько поглощена рассказом, чтобы не почувствовать, как кровать шевельнулась, когда кто-то сел на нее.
И все же она продолжала читать, не отрывая взгляда от лежащих перед ней слов.
– Граф Монте-Кристо, – сказал Кингсли, протягивая руку и выхватывая книгу из ее рук. – Отличный выбор. История о горькой мести с идеальным концом.
– Я получаю удовольствие, – ответила она. – Получала удовольствие, пока кто-то грубо не прервал. – Она забрала у него книгу и устроилась на подушках. Была почти полночь, поэтому на ней была только одна из рубашек Кингсли – белая с жемчужными пуговицами спереди. Она закинула ногу на ногу и попыталась продолжить чтение. Затем она почувствовала руки Кингсли на своих ногах. Он раздвинул их.
