Текст книги "Долгая Земля"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

Соавторы: Стивен М. Бакстер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Необычные миры исчезали из его поля зрения прежде, чем их можно было осмыслить. Или же была только цепочка миров, одна Земля за другой, сведенные к единообразию движением корабля.

– Джошуа, ты когда-либо задавался вопросом, где ты?

– Я знаю, где я. Я здесь.

– Да, но где здесь? Каждые несколько секунд ты перемещаешься в новый пошаговый мир. Так где этот мир относительно Исходной Земли? А последующее? Откуда взялось место для них всех?

Вообще-то Джошуа уже размышлял об этом. Невозможно быть путешественником между мирами, не задавая такие вопросы.

– Я знаю, что Уиллис Линсей оставил записку со словами: «Следующий мир отбросит мысли прочь».

– К сожалению, это единственная внятная мысль, которую он записал. Во всем остальном мы не смогли разобраться. Так где же этот мир, эта особая Земля? Она находится в точно том же пространстве и времени как Исходная Земля. Это походит на еще один способ вибрации единственной струны гитары. Единственная разница в том, что теперь мы можем посетить их; мы не могли даже обнаружить их прежде. Это лучший ответ на данный вопрос, который смогли предоставить мне физики из «Трансземли».

– Все ответы находятся в записях Линсея?

– Мы не знаем. Похоже, он изобрел собственную математику. Уорикский университет работает над этим. Но он также зашифровал все, что написал в фантастически сложный код. Даже сверхмощные компьютеры не в силах расшифровать его. А еще его ужасный почерк. – Он продолжал говорить, но Джошуа удалось отстраниться от звука его голоса. Он подозревал, что рано или поздно ему придется всерьез заняться развитием этого умения.

Звук клавесина заполнили палубу.

– Не мог бы ты отключить это?

– Это Бах – сказал Лобсанг. – Фуга. Я понимаю, это довольно предсказуемый выбор для человека склонного к математике, вроде меня.

– Я предпочитаю тишину.

– Ну, разумеется – Музыка стихла. – Ты не обидишься, если я продолжу слушать ее в моей голове?

– Делай, что хочешь. – Джошуа безучастно уставился на последний пейзаж

И следующий, и следующий.

Он слез со своей кушетки и опробовал палубную уборную. Это был биотуалет с узким отсеком для душа, внутри отделения с пластиковыми стенами. Джошуа подумал, наблюдал ли Лобсанг и здесь. Ну, конечно наблюдал.

И вот наконец-то день подошел к концу. Стемнело на всех Землях и бесчисленные солнца сели за свои горизонты.

– Я посплю в каюте?

– Твоя кушетка раскладная. Потяни за рычаг с правой стороны. Одеяла и подушки в комоде.

Джошуа опробовал ее. Кушетка походила на первоклассное сидение авиалайнера.

– Разбуди меня, если что-нибудь интересное произойдет.

– Здесь все интересно, Джошуа. Я теперь поспи.

Устроившись на вполне удобной кушетке, Джошуа услышал запуск двигателей, и почувствовал небольшой, головокружительный рывок при перемещении. Для Джошуа Валиенте качка при движении между мирами была почти убаюкивающей. Он с легкостью уснул.

Когда он проснулся, дирижабль снова остановился.

20

Корабль приземлился около нагромождений камней, в которые Лобсанг сбросил якорь. Стояло раннее утро, и голубое небо было усеяно россыпью облаков. Это был типичный мир Ледникового пояса, и снежные равнины ослепительно сияли, хотя немного поодаль был клочок свободной ото льда воды. Джошуа отказался даже выглянуть из окна, пока не выпил чашку кофе.

– Добро пожаловать в Запад-33157, Джошуа. Мы остановились перед рассветом. Я ждал твоего пробуждения.

– Как я понимаю, ты обнаружил нечто интересное.

– Взгляни вниз.

Среди черных камней стоял естественный памятник: одинокая сосна, большая, дряхлая и обособленная. Но дерево было аккуратно срублено под корень, переплетенные ветви и верхняя часть ствола лежали на земле, и бледный диск сердцевины обдувался ветрами. Тут очевидно поработали топором.

– Я подумал, что тебя может заинтересовать этот признак присутствия людей. И, Джошуа, есть вторая причина: пора испытать мое резервное передвижное тело.

Джошуа оглядел палубу.

– Какое?

– Тебя.

В корабельном ящике было все необходимое. На груди он должен был носить легкий пакет, который содержал кислородную маску, аптечку, фонарик, оружие из какого-то нежелезного металла, длинную прочную веревку, и другие вещи. На спине рюкзак, содержащий загадочный модуль в твердом, прочном, герметичном корпусе. А также старомодно выглядящий наушник типа блютус, для переговоров с Лобсангом, хотя oн подозревал, что среди вещей били и другие динамики и микрофоны.

Он вернулся в каюту, накинул громоздкую зимнюю куртку, и взвесил в руке рюкзак.

– Черт, а он тяжелый.

– Ты будешь постоянно его носить вне дирижабля.

– А что в запечатанном модуле в рюкзаке?

–Я, – коротко ответил Лобсанг. – Или вернее удаленный блок. Назови это резервной копией. Пока с дирижаблем все в порядке, модуль будет оставаться синхронизированным с основным процессором на борту. Если с дирижаблем что-то случится, модуль сохранит мою память, пока ты не сможешь вернуться домой.

Джошуа засмеялся.

– Ты потратил впустую свои деньги, Лобсанг. При каких обстоятельства это будет полезно? Мы достаточно далеко и если мы лишимся дирижабля, никто из нас не вернется домой.

– Никогда не помешает спланировать все мыслимые непредвиденные обстоятельства. Ты несешь ответственность за мою безопасность, Джошуа. Вот почему ты здесь. Но твой комплект еще не полон.

Джошуа снова изучил ящик и вытащил другое устройство. Это была конструкция, крепящаяся на плечо, изобилующая линзами, микрофонами и другими датчиками.

– Да ты разыгрываешь меня.

– Оно легче, чем кажется. Сенсорный датчик надежно крепиться на плече, и поток данных будет передаваться в рюкзак...

– Ты ожидаешь, что я буду исследовать миллионную Землю с этим попугаем на плече?

Лобсанг казался оскорбленным.

– Называешь это как хочешь... Не ожидал от тебя тщеславия, Джошуа. Кто тебя увидит? И, кроме того, это очень практично. Я буду видеть то, что видишь ты, слышишь то, что слышишь ты; мы будем постоянно находиться на связи. А если у тебя возникнут проблемы...

– Что оно сделает, отложит яйцо?

– Пожалуйста, просто носи это с собой, Джошуа.

Оно удобно закрепилось на его правом плече, и было столь же легко, как и обещал Лобсанг. Но Джошуа знал, что никогда не сможет забыть, что это штука была там, и что Лобсанг был буквально на его плече с каждым вздохом. К черту с этим. Он и так не ожидал, что это путешествие будет увеселительным, и попугай едва ли сделает его хуже. Кроме того, вероятно, эта штука довольно скоро разобьется.

Без дальнейших пререканий Джошуа направился к выходу с палубы, распахнул дверь с небольшим избыточным давлением воздуха – оно поддерживалось на высоком уровне для гарантии, что никакая внешняя атмосфера не проникает на судно, пока Лобсанг не проверил ее на безопасность, – и зашел в маленькую клетку лифта. Лебедка плавно опустила его на землю рядом со скоплением камней.

Оказавшись на земле, по колено в снегу, он глубоко вдохнул воздух этой холодной Земли, и медленно осмотрелся. Небо затуманилось, и воздух стал полупрозрачным – предвещание снега.

– Полагаю, ты тоже видишь это. Обычная проблема снежных равнин, – прошептал Лобсанг в ухо. – Я лично вижу. А знаешь, что у попугая есть носовые фильтры, которые позволяют мне уловить...

– Забудь об этом. – Джошуа отошел на несколько шагов, повернулся, и осмотрел дирижабль. – Его ты также видишь? Просто даю тебе шанс проверить износ.

– Хорошая мысль, – пробормотал попугай.

Джошуа присел возле дерева.

– Тут небольшие флажки, отмечающие кольца ствола. – Он выдернул один, и прочел надпись. – Университет Кракова. Это сделали ученые. Какой в этом смысл?

– Поскольку климат анализируют по годичным кольцам, Джошуа. Точно так же как на Исходной Земле. Интересно, что подобные данные свидетельствуют о разбросе между соседними мирами с разницей приблизительно в пятьдесят лет глубиной. В пределах целой жизни средней сосны. Разумеется, это поднимает много вопросов.

Джошуа услышал гул, плещущийся звук, и какое-то подобие рева слона. Он медленно повернулся; похоже, он был не одинок в этом мире. Неподалеку он увидел хищника и его добычу: кошачье существо с клыками, столь массивными, что с трудом поднимало голову, следило за ковыляющим животным со шкурой как броня танка. Это были первые животные, которых он увидел в этом мире.

Лобсанг увидел то же, что видел он.

– Сверхвооруженное охотится на сверхбронированного: результат эволюционной гонки вооружений. Той, что разворачивалась на Исходной Земле множество раз, в различных контекстах, пока обе стороны не вымирали, начиная с эпохи динозавров и позднее. По-видимому, это универсальный закон. Как для Исходной Земли, так и для Долгой Земли. Джошуа, обойди вокруг скалистого обнажения. Ты приедешь к открытому водоему.

Джошуа последовал указаниям. Снег был глубок, и пройти по нему было нелегко, но он был только рад размять ноги после многих часов сидения на корабле.

Перед ним открылся вид на озеро. Центр покрывал толстый слой льда, но у кромки берега была открытая вода, и там было движение, массивное и изящное: семейство слонов, мохнатые взрослые с детенышами между их высокими ногами. Некоторые из них пробирались на мелководье. У взрослых особей были громадные бивни в форме совка, которыми они зачерпывали воду со дна озера, поднимая ил на нескольких метрах вокруг. В прозрачном блеске брызг мать играла с детенышем. Наконец с неба пошел снег, покрывая большими хлопьями мех забытого семейства слоновьих.

– Гомфотериевые, – пробормотал Лобсанг. – Или родственники, или потомки. Я бы держался подальше от воды. Подозреваю, что там водятся крокодилы.

Джошуа почувствовал себя странно тронутым этой сценой; было некое чувство спокойствия от этих массивных существах.

– Ты приземлился понаблюдать за ними?

– Нет. Хотя эти миры полны разновидностей слонов. В них множество толстокожих. Я не хотел акцентировать на этом твое внимание, но они разновидность первоклассной добычи, и кажется, что в данный момент за ними следят. И, что самое интересно, за тобой тоже.

Джошуа застыл на месте.

– Спасибо, что поделился. – Он огляделся, всматриваясь в уплотняющийся снег, но не заметил ни малейших признаков движения. – Просто скажи мне, когда бежать, хорошо? Я не возражаю, если ты скажешь прямо сейчас...

– Джошуа, существа, осторожно приближающиеся к тебе, переговариваются между собой, хотя я очень сомневаюсь, что ты способен услышать это, поскольку разговор ведется на очень высокой частоте. Твои пломбы могут покалывать.

– У меня нет пломб. Я всегда тщательно слежу за зубами.

– Не сомневаюсь. Общение также довольно сложно, и становится более быстрым, как будто они пришли к какому-то решению. Оно то появляется, то исчезает, потому что они постоянно перемещаются между мирами. Это достаточно быстро, чтобы разглядеть – точнее, быстро для твоих глаз. По такому поведению я могу заключить, что у них очень изобретательный подход к нападению, в котором все их главные охотники окружают жертву, которой, между прочим, являешься ты...

– Стоп. Перемотка. Ты сказал, что они перемещаются между мирами? Странствующие по мирам хищники? – Мир завертелся вокруг Джошуа. – Что ж, это неожиданно.

– Согласен.

– Ты ведь остановился здесь из-за этих существ?

– Кстати, не вижу повода для твоих опасений.

– Серьезно?

– Ну, кажется, они любознательные существа. В противоположность голодным хищникам. И вполне вероятно больше напуганы тобой, чем ты ими.

– На что поспорим? На мою жизнь, например?

– Давай посмотрим, к чему это приведет. Джошуа, пожалуйста, помаши руками в воздухе. Все нормально. Пусть они нас увидят. Снег сильно снижает видимость. А теперь обернись по кругу. Отлично, просто стой там, пока я не скажу иначе. Не волнуйся. У меня все под контролем.

Это заверение ничего не значило для Джошуа. Он стоял максимально неподвижно. Снег усиливался. Если он запаникует, то может случайно переместиться и оказаться... где? Учитывая присутствие перемещающихся по мирам хищников, он мог оказаться даже в худшей ситуации.

Лобсанг забормотал в его ухе, очевидно уловив его напряженность, и пытаясь успокоить.

– Джошуа, просто помни, что я построил Марка Твена. И он, то есть, естественно, я, постоянно присматривает за тобой. Если мне покажется, что кто-либо пытается причинить тебе вред, он будет мертв прежде, чем поймет это. Я конечно, пацифист, но в «Mapк Твен» встроено оружие многих типов, от незримо крохотных до невероятно больших. О ядерном вооружении я даже упоминать не буду.

– Да уж, действительно не стоит.

– Договорились. А теперь не мог бы ты, пожалуйста, спеть песню?

– Песню? Какую песню?

– Любую песню! Выбери песню и пой. Что-нибудь задорное... просто пой!

У команды Лобсанга на тот момент совершенно невменяемой, была власть голоса сестры Агнес на пределе ее терпения, когда даже тараканы понимали, что им лучше убраться из города. Поэтому, Джошуа начал петь первую песню, которая пришла на ум.

– Салют командиру, он руководитель, и мы должны приветствовать его. Салют командиру, он тот, кого мы должны приветствовать... – Когда он закончил, на снежной равнине воцарилась тишина.

– Интересный выбор, – заметил Лобсанг. – Без сомнения, еще одно наследие тех твоих монахинь. Они, небось, пылкие, когда дело доходит до политических дебатов? Что ж, дело сделано и это главное. Теперь подождем. Пожалуйста, не двигайся.

Джошуа ждал. И когда он открыл рот заявить, что его терпение лопнуло, темные силуэты окружили его. Они были черными как смоль, пятнами на снегу, с широкой грудью, большой головой и огромными лапами, или скорее руками, у которых К счастью, не было когтей – их руки больше походили на боксерские перчатки, или возможно перчатку кетчера.

И они пели, открывая и закрывая большие розовые рты со всеми признаками удовольствия. Но это не было военной глупостью, которую пел Джошуа, и, ни разу не было завыванием животных. Это было человеческой речью, и он мог разобрать все слова, поскольку они повторяли их снова и снова, напевая мелодию с различными гармониями и повторениями, и многослойные аккорды весели в воздухе как елочные гирлянды. Это продолжалось несколько минут, в течение которых эта дикая музыка менялась и искажалась, пока постепенно не свелась в одну большую приятную тишину.

Удивленный, Джошуа едва мог вдохнуть.

– Лобсанг...

– Интересный выбор песни. Написанная неким Альбертом Шевалье, из Ноттинг-Хилла в Лондоне. Что любопытно, позднее ее перепела Ширли Темпл.

– Ширли Темпл... Лобсанг, я полагаю, что есть веская причина, почему эти Могучие Джо в метель поют старые песни из английской комедии.

– Разумеется.

– И я также предполагаю, что ты знаешь эту причину.

– У меня есть четкое представление, Джошуа. Но всему свое время.

Одно из существ подошло прямо к нему, его руки размером с

теннисную ракетку были сложены чашечкой, как будто сжимая что-то. Рот был открыт, и оно все еще переводило дыхание после пения; у него было много зубов, но общее выражение было приветливым.

– Захватывающе, – выдохнул Лобсанг. – Примат, безусловно, определенно какая-то разновидность обезьяны. Так убедительно вертикальный как любой гоминид, но это не обязательно подразумевает связь с человеческой эволюцией...

– Не время для лекции, Лобсанг, – проворчал Джошуа.

– Ты прав. Мы не должны терять время. Возьми подарок.

Джошуа осторожно шагнул вперед и протянул руки. Существо казалось взволнованным, как ребенок, которому доверили выполнить важную работу и который хотел удостовериться, что все было сделано идеально. Оно положило нечто тяжелое в руки Джошуа, на что он с любопытством взглянул. Это было что-то похоже на большого лосося, красивого и переливающегося.

Он услышал голос Лобсанга.

– Отлично! Я не могу сказать, что это то, чего я ожидал, но по-любому то, на что надеялся. Кстати, будет уместно, если ты отдашь ему что-то свое в обмен.

Предыдущий владелец великолепной рыбы ободряюще улыбнулся Джошуа.

– Ну, у меня есть стеклянный нож, но не думаю, что этот парень нуждается в нем. – Он колебался, чувствуя себя неловко. – И это мой нож, я лично выточил его из куска обсидиана.

Это был подарок от кого-то, чью жизнь он спас.

– Ты тянешь время, – сказал Лобсанг нетерпеливо. – Подумай вот о чем. Совсем недавно ты ожидал подвергнуться нападению, так? А теперь у нас есть очевидный факт, что это была его рыба, и он отдал ее тебе. Я подозреваю, что акт дарения важнее самого подарка. Если ты чувствуешь себя голым без оружия, пожалуйста, выбери себе позднее нож по вкусу в арсенале, хорошо? Но прямо сейчас, отдай ему нож.

Сердитый, главным образом на себе, Джошуа сказал:

– Я даже не знал, что у нас есть арсенал!

– Мы живем и учимся, друг мой, и будь благодарен, что у тебя еще есть шанс сделать то и другое. У подарка есть ценность, которая имеет мало общего с любой валютой. Передай его с веселой улыбкой для камер, Джошуа, ибо сейчас ты вершишь историю: первый контакт с чужеродным видом, хотя у него и была возможность развиться на Земле.

Джошуа передал свой любимый нож существу. То приняло его с трепетной заботой, подняло к свету с восхищением, и осторожно проверило лезвие. Потом в его наушниках возникла какофония, которая напоминала удары шаров для боулинга в бетономешалке.

После нескольких секунд она милостиво смолкла, сменившись веселым голосом Лобсанга.

– Поразительно! Они поют для тебя на частоте, которую мы считаем нормальной, в то время как между собой, они общаются на ультразвуке. То, что ты услышал, было моей попыткой перевести ультразвук в диапазон, который может воспринимать человек, если не понял.

А потом в одно мгновение они исчезли. Не осталось никаких намеков на пребывание там существ, кроме очень больших следов на снегу, уже заметаемых метелью. И, конечно же, лосося.

Вернувшись на корабль Джошуа покорно убрал огромную рыбу в холодильник камбуза. А затем, сжимая чашку свежего кофе, он сел в зале и сказал воздуху:

– Я хочу поговорить с тобой, Лобсанг. Не с голосом в воздухе, а с тем, кого могу треснуть кулаком.

– Я вижу, ты раздражен. Но уверяю тебя, ты не подвергался ни малейшей опасности. И как ты, наверное, догадался, ты был не первым человеком встретившим этих существ. У меня есть четкое убеждение, что первый встретивший их человеку решил что они были русскими...

И Лобсанг поведал Джошуа историю рядового Перси Блэкни, восстановленную по записям, найденным в его дневнике, и разговорам, которые он вел с очень удивленной медсестрой в больнице Франции, куда его отвезли после внезапного появления в 60-ых.

21

Рядового Перси, перед которым стоял ряд бесстрастных незнакомцев, поющих па поляне в гуще леса, быстро осенило. Ну, конечно! Это должно быть русские! Они ведь тоже вступили в войну, так ведь? И разве в журналах, что раздавали в окопах, не было их описания русских, которые очень напоминали видом медведей?

Его дедушку однажды взяли в плен в Крыму, и он всегда был готов поведать о русских внимательному мальчику.

– Ох, как же они воняли, парень, грязные люди, почти дикари, по моему мнению, и некоторые из них выглядели так, словно выбрались из глуши, в общем, я никогда не видел подобного! Так много волос человек мог получить только от -козы, только вот я гарантирую, что коза сбежала бы, как только поняла в чьих руках. находится. Но они умели петь, парень, как бы они не воняли, они пели лучше валлийцев, о, да, они умели петь! Но если бы тебе не сказали, ты бы точно решил, что они были животными.

И вот теперь Перси смотрел на ряд волосатых. безразличных, но не особо враждебных лиц, и смело заявил:

– Я англичанин, Томми? Мы на одной стороне! Да здравствует царь! – Это вызвало определенное внимание, и волосатые мужчины переглянулись.

Возможно они хотели услышать еще одну песню. В конце концов, разве мать не говорила ему, что музыка была универсальным языком? И, по крайней мере, они не стали брать его в плен, стрелять или проявлять другие признаки враждебности. В итоге, он звучно исполнил для них «Типперэри», и закончил салютом и криком: «Боже, храни короля!» После чего русские удивили его, замахав огромными руками и с энтузиазмом подхватив «Боже, храни короля!», при этом их голоса напоминали людей кричащих в туннеле. После чего они склонили свои косматые головы набок, как будто придя к какому-то выводу, и еще раз затянули «Упакуй свои беды».

Только это не было тем самым мешком, и они не были теми самыми бедами. Рядовой Перси очень старался осмыслить, что он слушал. Без сомнения, песня была та же, но пели они ее как воскресный хор. В любом случае певцы исполняли его песню так, что она получила странную собственную жизнь, гармонии, которые крутились и извивались точно спаривающиеся угри, а затем распадались на клокочущие звуки, и все же это была та же песня. Нет, она была лучше, она была более... ну, в общем, более настоящей. Рядовой Перси, никогда не слышавший музыку подобной этой. Он захлопал в ладоши, и ему вторили русские, со звуком похожим на канонаду. Они хлопали с таким же энтузиазмом, как пели, а возможно и большим.

И тут Перси пришло в голову, что речные раки, съеденные накануне вечером, были скорее закуской, а не едой. Ну, если эти русские были его друзьями, то возможно у них найдется какой-нибудь паек, чтобы разделить с ним? Они выглядели достаточно большими под этими пушистыми пальто. В любом случае, попытаться стоило, поэтому Перси потер живот и с намеком указал пальцем в рот.

Закончив петь, они столпились вместе, и единственные звуки, которые он мог разобрать, были похожи на шепот, столь же слабый как комариный писк, чтоне дает спать ночью. Однако, как только они достигли некой договоренности, они опять затянули песню. На сей раз это был свист и трели, очень напоминающий пение соловья, с легким вкраплением скворца, и оно лилось как лучший предрассветный хор, который он когда-либо слышал. И все же у него создалось впечатление, что они говорили, или скорее пели, о нем.

Потом один из них подошел к нему, под пристальным наблюдением остальных, и спел голосом Перси «Типперэри», и он мог поклясться, что родная мать не заметила бы разницы.

После этого несколько русских исчезли в лесу, оставив остальных сидеть без дела вокруг Перси.

Пока Перси сидел с русскими, волны усталости внезапно нахлынули на него. У него были годы войны за плечами и ни дня такой умиротворяющей обстановки, возможно он заслужил немного покоя. Он выпил несколько горстей воды из реки и, несмотря на присутствие волосатых русских вокруг, лег на траву и закрыл глаза.

Он медленно стал погружаться в сон.

Рядовой Перси был практичным и рассудительным молодым человеком. И поэтому, все еще лежа на траве, он решил в этом сне наяву не волноваться об этих русских, пока они не пытались убить его. Оставьте свое волнение для ваших ботинок, парни, как любили поговаривать ветераны.

Ботинки! Напомнил ему сонный мозг. Вот в чем суть! Позаботься о своих ботинках, и они позаботятся о тебе! Он всегда проводил много времени, думая о ботинках.

Лениво пробуждаясь ото сна, все еще уставший от войны и дрейфующий во времени и пространстве, Перси задумался, а были ли у него все еще ноги, на которые можно надеть ботинки. Можно потерять ноги и не знать, пока шок не пройдет, по крайней мере, так ему рассказывали. Это напомнило ему о бедняге Маке, который не понимал, что у него больше нет ног, пока не попытался встать. Конечно, он не забыл о прогулке по этому лесу, но возможно это был всего лишь сон, и он очнется опять в грязи и крови.

Он попытался осторожно принять вертикальное положение, и был обрадован осознанием, что как минимум руки у него еще есть. Не спеша, он приподнял свое ноющее тело достаточно, чтобы у видеть, да, ботинки! Чертовы ботинки! Очевидно на ногах, которые, по всей видимости, и, в качестве бонуса, все еще крепились к телу.

С ботинками, как впрочем, и ногами, можно было ожидать подвоха. Однажды, когда вражеский снаряд угодил в ящик боеприпасов, он вошел в отряд, которому было поручено оценить потери. Сержант был немного тихим, и нетипично мягким, когда Перси впал в ступор, ибо даже при том, что он нашел ногу с ботинком, лежащую в месиве грязи, он никак не мог найти владельца. И сержант сказал тогда, похлопывая Перси по плечу: «Послушай, парень, поскольку у него также отсутствует голова, я не думаю, что он заметит исчезновение ноги, верно? Просто выполняй мои приказы: собери расчетные книжки, часы, письма, и все, что поможет идентифицировать этих бедняг. А затем выстави их тела поверх окопа. Да, парень, выстави их трупы туда! Они могут словить пулю, но уверяю тебя, они ничего не почувствуют при этом, и одной пулей будет меньше для тебя или меня. Как насчет глотка рома? Это отличное лекарство от твоих забот». Поэтому, тот факт, что его ноги, все еще присоединены к телу, очень приободрил рядового Перси, известного своим приятелям как Прыщ. Ибо когда тебя зовут Перси Блэкни, твоя фамилия на слух, произносится как, «Черное колено», и у тебя даже в двадцать лет есть прыщи на лице, ты с радостью соглашаешься на прозвище Прыщ и благодаришь бога, что легко отделался. Он вновь откинулся назад и, похоже, задремал ненадолго.

В следующий раз, когда он открыл глаза, солнце еще стояло высоко над головой, и он испытывал жажду. Он сел и огляделся. Русские все еще были рядом, терпеливо наблюдая за ним.

Возможно его голова немного прояснилась, поскольку он вспомнил, что еще толком не осмотрел свои пожитки.

Он открыл вещевой мешок и высыпал содержимое на землю. И выяснил, что кто-то ограбил его! Фляга исчезла, как и лезвие штыка и саперная лопатка. Он не смог найти каску; и не помнил, была ли она на нем, когда он просыпался, хотя ремешок от нее по-прежнему висел на шее. Вот это да, они даже сняли застежки с ботинок и вытащили гвозди из подошв! Все металлические части. И, что было очень странным, даже при том, что фляга исчезла, кожаный чехол от нее лежал на траве. Помимо этого его расчетную книжку не взяли, не заинтересовались несколькими пенсами, и даже бутылку рома не прихватили с собой. Какие забавные воришки! И у него все еще остались краски – хотя металлическая коробка, которая содержала небольшие тюбики, исчезла. Мало того, кто-то не поленился снять металлическую окантовку вокруг щетин его кистей, и части их остались лежать на дне мешка. Почему?

А что насчет оружия? Он проверил пистолет на поясе и обнаружил, что от него остался лишь деревянный приклад. Опять же, почему? Украдите пистолет, но без приклада вы черта с два сможете его использовать. Это не имело никакого смысла. Но кто-то же это сделал? И когда это на западном фронте здравый смысл играл большую роль?

Русские молча наблюдали за ним, по всей видимости, озадаченные его возней.

Воспоминания нахлынули на него, просачиваясь из того окопа, в котором они скрывались.

Рядовой Перси был откомандирован в камуфляжный корпус после ранения в ногу. Когда-то в юности он был чертежником, и как не удивительно, но армия признавала, что помимо мужчин способныx держать оружие, и тех, кто мог словить пулю, она также нуждалась в тех, кто мог владеть кисточкой, и подобрать из всех цветов радуги правильный оттенок, чтобы превратить танк Марк I в безобидный стог сена, хотя и со струйками дыма, когда за ним плелись парни с сигаретами. Он был рад передышке, и готов был постоянно носить коробку краски, для подбора цветов и тонкой раскраски после обычной мазни под цвет камуфляжа.

Что еще он мог вспомнить? Последние события перед артобстрелом? Ах да, сержант, отчитывал новобранца за один из тех жалких Заветов в нагрудном кармане, которые матери и возлюбленные так любят посылать на фронт в надежде, что святые слова уберегут их мальчиков, а если они не смогут помочь, то бронзовое покрытие могло достигнуть того, на что не способна простая вера. И Перси, подбирающий инструменты для следующей работы, помнил, что сержант яростно махал неуставной книгой перед лицом парня и кричал «Ты чертов идиот, неужели твоя чертова мать никогда не слышала о шрапнели? Был у нас как-то сапер, хороший парень, и снаряд попал прямиком в обитый металлом чертов Завет, и он вырвал его бьющееся сердце прямо из тела!» А затем он был грубо прерван артобстрелом. Почему покрасневший парень и сержант исчезли во вспышке от снаряда, который взорвался совсем неподалеку от Перси, а он теперь сидел здесь в этом спокойном мире, в компании дружественно выглядящих русских и слушал замечательное пение птиц? Глубоко внутри, Перси знал, что никогда не получит ответы на эти вопросы.

Некоторые вопросы лучше и вовсе не задавать.

Русские все еще сидели вокруг него на поляне и терпеливо наблюдали, как он пытался выбраться из черной ямы в своей голове.

Когда два русских охотника вернулись, один из них непринужденно нес большую тушу недавно убитого оленя.

Туша животного, брошенная у его ног огромным волосатым русским, могла озадачить юнца. Но у рядового Перси был опыт браконьерства, и годы недоедания на линии фронта также сказывались. Потрошение без стали было грязной работой, но заостренные кончики кистей и осколки бутылки из-под рома помогли ему справиться с этой задачей.

Его немного смутило то, как русские ели голыми руками, и заталкивали в рот кишки и легкие, которые сам Перси считал отходами, но он счел что лучше не судить вкусовые предпочтения этих бедолаг. Он не видел у них ни ножей, ни винтовок, и это было странно. В конце концов, русские прибыли сражаться бок о бок с англичанами, так ведь? И, естественно, у них должно быть какое-то оружие, ибо какой солдат идет на войну без оружия?

И тут рядового Перси осенило. Конечно, некоторые могли сказать, что он был дезертиром, хотя только богу известно, что в действительности произошло с ним. Возможно эти русские были дезертирами. И тогда абсолютно логично, что они избавились от оружия и оставили себе только огромные шерстяные шинели. А если это так, то с чего Перси волноваться? Это было их делом, и их царя.

Он взял себе кусок мяса оленины и тактично отошел, чтобы не пялиться на застольный этикет русских. Найдя сухое место на поляне, он собрал хворост из сухих ветвей поваленного дерева, и использовал еще одну спичку для разведения очередного костра.

Пять минут спустя, когда стейк был готов, русские пошли к нему, и уселись вокруг, как будто он стал их королем.

И позднее, когда они вместе ушли, он исполнил для них каждую известную ему песню.