Текст книги "Драконьи грезы радужного цвета (СИ)"

Автор книги: Татьяна Патрикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

8

Ставрас отвел Шельма на довольно приличное расстояние от импровизированного лагеря, явно не желая, чтобы их услышали. Девочку-дракона он все это время нес на руках и, сгрузив на траву большой поляны, коротко скомандовал:

– Перевоплощайся.

Через миг рядом с ним, подогнув под себя хвост, лежал великолепный бронзовый дракон с порванным крылом.

– Э, – подал голос Шельм.

– В чем дело? – тут же обернулся к нему Ставрас.

– Я думал, она меньше, – честно признался шут.

– По человеческой трансформации не стоит судить о возрасте дракона, – наставительно произнес Драконий Лекарь. – Начнем с того, что в случае с Дирлин, она получила довольно серьезную травму на магическом уровне в дополнение к физической травме, поэтому для нее было проще превратиться в ребенка. Да и безопаснее, следует признать. А так, как ты можешь видеть, она вполне половозрела особь.

– Как грубо, – неожиданно проворчала дракониха. – Я все ж таки девушка, а ты обо мне как о корове дойной.

У шута, в прямом смысле слова, глаза на лоб полезли от такого тона, обращенного к великому и ужасному Драконьему Лекарю. Шельм как-то предпочитал льстить себе, что только он может позволить себе такую роскошь. А Ставрас расхохотался в голос и похлопал дракониху по бронзовому боку.

– Не переживай. Ты Шельму и так понравишься. Он у нас вообще слабость к драконам питает.

– Правда? – кокетливо стрельнув глазками в сторону застывшего столбом шута, осведомилась она.

– Правда-правда, – заверил лекарь и обратился к Шельму: – Ну, ты что застыл-то? Говорящего дракона что ли никогда не видел?

– Наяву не видел, – уязвлено буркнул Шельм, и подошел к ним с драконом. А потом неожиданно для обоих поинтересовался: – Дирлин, мне тут Ставрас сказал, что любой дракон подтвердит, что Драконий Лекарь не является драконом. А вот скажи мне, Радужный Дракон – это обозначение особенного дракона или титул существа, уже как таковым драконом не являющегося?

– Как ты правильно подметил! – восхитилась Дирлин. – Понимаешь, Радужного нельзя назвать драконом.

– Почему?

– Ну, вот у вас людей есть боги. И многие из них внешне похожи на людей и, порой, подвластны человеческим страстям и желаниям, так?

– Так.

– Но от этого они не становятся людьми.

– Значит, Радужный Дракон – ваш бог?

– Нет. Не совсем. У нашего племени нет богов…

– Зато есть Драконий Лекарь, – перебил её шут, хитро прищурившись, глядя в желтые глаза Ставраса.

– Ты заблуждаешься, – нарушила их переглядывание Дирлин. – Драконий Лекарь – он лекарь и есть. А Радужный он… нечто иное, чем человекообразное существо.

– Ну, спасибо, дорогая, – фыркнул Ставрас. – Обласкала.

– Значит, лекарь и Радужный не одно лицо? – не унимался шут.

– Ну, как они могут быть одним лицом?! – воскликнула Дирлин и от переизбытка чувств даже села на задние лапы.

– Понятно, – погрустнел шут, который уж было начал думать, что все-таки нашел разгадку Драконьего Лекаря.

– Раз ты выяснил то, что хотел, – нарушил его тяжкие раздумья Ставрас, – может быть, приступим?

– Да, конечно, – встрепенулся все еще задумчивый Шельм и подошел к Дирлин вплотную.

Опустился перед ней на колени, удобно расположившись между мощных передних лап. Дракониха медленно снова легла на траву. Шут протянул руки, упираясь в бронзовую грудь, закрыл глаза и прислонился к чешуе дракона лбом. Магический покров Дирлин, действительно, был довольно сильно потрепан. Шельм сосредоточился и начал перекачивать живительную силу, не обращая внимания на манипуляции Ставраса, занятого порванным крылом

Когда они закончили, Дирлин сразу же превратилась в человека. Юную девушку лет семнадцати-восемнадцати, с медно-рыжими косами и большими зелеными глазами. Очень хорошенькую, надо признать.

Но вымотанному до предела шуту было не до ее привлекательности. Зато девушка явно не собиралась мириться с таким пренебрежением к своей персоне с его стороны. Посмотрела в глубоко запавшие бирюзовые глаза парня и, недолго думая, кинулась ему на шею. Шельм опешил, инстинктивно шарахнулся в сторону и отвернулся, подставляя щеку вместо губ, когда Дирлин попыталась поцеловать его, вроде как в благодарность.

Ставрас, встретившись с полными муки глазами шута, вопросительно изогнул бровь, прочитав в них почти паническое: "Отцепи её от меня!"

– Я тебе совсем не нравлюсь, да? – взмахнув пушистыми ресницами, опечалилась девушка, но из цепких лапок шута не выпустила.

– Как можно, дорогая, – сладким голосочком пропел немного пришедший в себя шут и даже чмокнул её в аккуратный носик. – Но, прости, мое сердце принадлежит другому.

– Человеку?

– Э, не совсем.

– Девушке?

– Нет.

Озаренная догадкой девушка-дракон посмотрела через его плечо на стоявшего в стороне лекаря, тот с улыбкой развел руками. В её глазах мелькнуло странное выражение, но шут даже анализировать не стал, чтобы оно могло обозначать. Единственное, чего бы ему сейчас хотелось, оказаться от этого конкретно взятого дракона подальше.

– Это правда? – требовательно вопросила Дирлин у лекаря.

– Он говорит, что да, – кивнув в сторону шута, отозвался тот.

– А ты?

– Что я, дорогая?

– Как ты к нему относишься?

– Достаточно трепетно, чтобы уважать его чувства, – резко посерьезнев, бросил Ставрас.

Девушка замерла, медленно разжала руки и отступила.

– Прости. Я не хотела претендовать на того, кого ты выбрал для себя, – повинилась она, опуская взгляд.

– Еще не выбрал, – непреклонно произнес Ставрас. Подошел, взял Шельма, совсем растерявшегося от такого обмена любезностями за руку, и повел за собой. Дирлин поспешила за ними.

Шельму не терпелось остаться со Ставрасом наедине и прояснить некоторые вопросы. Но он на самом деле был вымотан всем случившимся, и поймал себя на мысли, что даже говорить и уж тем более добиваться от Ставраса правды, у него просто нет сил. По дороге к лагерю он несколько раз споткнулся. И непременно бы расквасил себе нос или разбил лоб о какое-нибудь близ стоящее дерево, если бы Ставрас его вовремя не ловил. Раз на пятый лекарю надоело.

– Отпусти себя, – требовательно бросил он.

– Что? – не понял в первый миг шут.

Но тут лекарь легко подхватил его на руки, и голова Шельма как-то сама собой оказалась у него на плече. Он хотел возмутиться, честно хотел, но не смог. Лишившись опоры, тело обмякло, глаза закатились, и шут провалился в глубокий обморок, плавно перетекший стараниями лекаря в безмятежный сон.

Шельм открыл глаза и увидел холмы. Высокие и низкие, почти пологие и покатые, разные, и от подножия до самой вершины покрытые вереском, перешептывающимся на разные голоса под ласковой рукой ветра. Такой же ласковой, как та, что расчесывала и перебирала сейчас ему волосы.

Он знал, что спит. Он всегда чувствовал сон. Но отчего-то в этот раз ему показалось, что эта вересковая пустошь существует не только в его сне, но и где-то еще, за гранью их мира. Повернув голову, он увидел Ставраса, обнаружив себя лежащим у него на коленях.

– Я сплю, – убежденно побормотал шут.

– Я знаю, – отозвался лекарь, не опуская глаз. Он смотрел вдаль и, кажется, видел не только бездушный вереск.

Шельм тихо вздохнул и даже не подумал подняться, напротив, чуть-чуть перекатил голову по его бедру, устраиваясь удобнее. Лекарь тоже не спешил убирать руку из его волос, все так же осторожно и бережно расчесывая их пальцами и массируя затылок.

– Почему ты оттолкнул её? – тихо поинтересовался он.

Шельм не ответил, тогда Ставрас продолжил:

– Знаешь, она, конечно, немного крупновата для своего истинного возраста. Но уверяю тебя, все еще достаточно юна и неопытна.

– И что мне с того?

– Она не смогла бы распознать даже масочника, не смотря на всю хваленую проницательность драконов.

– Подозреваешь, что я масочник и есть?

– Подозреваю. Правда, с типом маски еще не определился.

– То есть, с видом моей магии ты уже разобрался.

– Конечно. Ты можешь быть только марионеточником.

– Почему им?

– Во-первых, по тем же причинам, которые ты назвал про меня.

– А кроме них?

– Слишком много ты знаешь о всегда скрытных и окутанных тайной масочниках, но это все косвенное.

– А что прямое?

– Например, то, что семь лет назад из одного знатного семейства пропал мальчик. Семейство-то знатное, но в столице его представители бывали очень редко. Опасно им, масочникам, появляться вблизи драконов.

– И что с того? Может, ребенка зверь какой в лесу задрал?

– Мальчика-марионеточника? Ты же сам понимаешь, как глупо звучит твое предположение. Хватило бы одной тончайшей нити, и зверь бы стал игривым и ласковым как обычный котенок.

– Может быть, его застали врасплох.

– Врожденные масочники, воспитываемые внутри клана, слишком хорошо контролируют свои сны, просто так к ним не подобраться и врасплох не застать.

– Но почему этим мальчишкой должен оказаться именно я?

– Не почему. Но должен же я как-то отреагировать на все эти твои бредовые предположения про Радужного Дракона, а? – неожиданно весело возвестил Ставрас и легко дернул его за волосы на затылке.

Шельм фыркнул и расслабился.

– Ну, знаешь, это еще не повод подозревать друга в такой мерзости.

– Друга? О, это что-то новенькое, любовничек, – окончательно развеселился Ставрас.

– Слушай, я вообще-то сплю, – напомнил шут, приподнимаясь и заглядывая в смеющиеся глаза лекаря, стараясь тем самым скрыть собственное смущение.

Друзей у него еще не было. Был кровный брат – Веровек, и все. Один раз, обжегшись с ним, он больше не рисковал хоть кого-то приблизить к себе.

– Я в курсе.

– И, по-моему, это просто наглость с твоей стороны, врываться в мой сон и мешать мне отдыхать! – возмущенно объявил Шельм, но его самого разбирал смех. Так легко и свободно он себя со Ставрасом еще никогда не чувствовал, словно камень с души упал. И с чего бы это вдруг?

– Ты, правда, считаешь дар масочника мерзким? – не поддался на провокацию Ставрас, посерьезнев, но в желтых глазах все еще оставалось тепло.

– Я здесь не причем! – отозвался шут, снова лег так, как лежал, и лишь через некоторое время добавил: – Если бы он не был мерзким и все такое прочее, масочников бы не ненавидели, нет?

– Их ненавидят, потому что боятся. Слишком много власти у них над людскими жизнями, это раздражает. Да, и не все они чисты на руку, были и те, кто подавлял волю и рвался к власти всеми силами.

– Вот видишь… – со вздохом пробормотал Шельм и прикрыл глаза. Однообразность пейзажа стала казаться унылой. – Где мы?

– В моем мире. Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе о нем, но не сейчас.

– Тогда зачем ты притащил меня сюда? – из души Шельма улетучилось все благостное настроение.

– Хотел поговорить наедине, да и силой поделиться тоже.

– Так чего ты с Дирлин сам не делился?

– У тебя получается тоньше и естественнее, а мне бы пришлось слишком сильно проявить себя.

– От меня, что ли, конспирируешься?

– Шельм, – неожиданно строго произнес Ставрас.

Шут замер. Конечно, все еще можно было притвориться, что не понимает о чем это он, но, задумавшись, понял, что, назвав Ставраса другом, не лукавил, он действительно его таковым теперь считал, а друзьям не врут, правда?

– В Дабен-Дабене появился кукольник и, наверное, на таком расстоянии он смог бы тебя почувствовать, хотя я не уверен.

– Что знаешь об этом ты?

– То, что все, кто был хоть как-то связан с драконами, разлетелись вместе с ними кто куда. Но до столицы не смог добраться ни один.

– Первое ты знаешь от Дирлин и Роксоланы, а второе?

– Я был в Столице позавчера, забыл?

– Когда след продавцов драконьих яиц искал?

– Да. Так вот, там была тишь да гладь.

– Два дня прошло, даже чуть больше, может, уже кто-то и долетел. На драконе это всего несколько часов лета.

– Он отравил драконов.

– Что?! – шут резко приподнялся, чуть не врезавшись макушкой в подбородок лекаря, но тот вовремя увернулся.

– Крыло ей не порвали, а прыснули в воду какую-то гадость, которая проявила себя только после того, как девчонки взлетели, сбегая с подворья баронессы.

– Баронессы? Постой, Дабен-Дабеном, Цыганским Городом, правят баро, а не бароны. Это хоть и созвучно с нашим титулом "барон", но все же подразумевает скорее самого уважаемого человека в таборе, чем хозяина земель и прочей собственности.

– Да. Семь баро. И даже если им является женщина, её тоже называют мужским титулом, но среди семи старейшин вечно кочующего по землям Драконьей страны Цыганского Города всегда есть одна женщина. Поэтому я и назвал её баронессой.

– Надо же, а я не знал, – сидя напротив него, опершись ладонью о бедро лекаря, изумленно произнес шут.

– Теперь знаешь. Кстати, всего в Дабен-Дабене было пять драконов, все они живы, я чувствую, хоть и не могут лететь с поврежденными крыльями, но приземлились они относительно успешно.

– Мы будем их искать?

– Нет. Сначала наведаемся в город.

– А если кукольник попробует и на нас наложить свои матрицы?

– Я ему этого не позволю. Кстати, Дирлинлильтс единственный бронзовый дракон в этих краях. Так что, в человеческом виде она не вызовет подозрений. Плюс ко всему, как думаешь, можно наложить матрицы на всех жителей города?

– Нет, – убежденно отозвался Шельм.

– Вот и я так думаю. Поэтому, скорей всего захватили только правящую верхушку, и тех, кто был запечатлен драконами. Последних изжили и попытались уничтожить в полете как наиболее опасных для всего замысла личностей.

– Потому что драконы, пусть даже не бронзовые, смогли бы предупредить своих людей об опасности?

– И это тоже, но, думаю, в первую очередь потому, что нельзя наложить матрицу на тех, чье сознание соединено с сознанием дракона.

– Если я марионеточник, не боишься делиться со мной чем-то подобным?

– С тобой не боюсь, – просто ответил Ставрас. – Нам пора возвращаться. Роксолана с Веровеком уже приготовили нам ужин.

– Ужин? А обед?

– А обед ты благополучно проспал.

– Но мы же здесь с тобой совсем недавно… – растерянно пробормотал Шельм.

– Я просто дал тебе выспаться.

– А ночью что я делать буду?

– Спать.

– Ага. Как же. И так уже полдня проспал.

– Хорошо. Тогда вместе со мной пойдешь в Дабен-Дабен.

– Как ты ходил в столицу из замка? – загорелся шут.

– Да. Но при условии, что будешь себя хорошо вести.

– Конечно, буду. Но зачем тебе я в этом твоем разведывательном рейде?

– Я все еще думаю, что ты марионеточник, Шельм. Но даже если это и не так, ты достаточно знаешь о них, поэтому мне нужно твое мнение.

– Хорошо. Я постараюсь.

И они проснулись. Точнее, Шельм проснулся и, как и во сне, обнаружил, что его голова лежит на бедре бодрствующего Ставраса. Тот подмигнул ему и перевел взгляд в сторону костра, шут посмотрел туда же.

– Понимаешь, драконов нельзя принуждать, они друзья, равные нам, нет, даже лучше нас, они… – вещала Роксолана внимательно слушающему Веровеку, но стоило тому встретиться взглядом с Шельмом, как он чуть не подпрыгнул.

– Шельм, ты очнулся! – воскликнул королевич и даже на ноги вскочил.

– Сиди уж! – махнул рукой тот, поднимаясь и потягиваясь всем телом, как кот решивший продемонстрировать всего себя заезжей кошечке.

– Шельм, – неожиданно подала голос цыганская девчонка.

Шут взглянул на нее и понял по хитренькому выражению на смуглой мордашке, что спросить она хочет о чем-то провокационном. Улыбнувшись во все тридцать два зуба, он покровительственно махнул рукой.

– Спрашивай!

– Мне Дирлин сказала, – начала та, покосившись на дракониху, лежащую на животе на расстеленном по траве одеяле в человеческом обличии, разумеется. – Что вы со Ставрасом не просто друзья. Это правда?

– А что, тебя это смущает? Или неприятно?

– Нет-нет, что ты. Просто я еще ни разу не встречала таких, как вы!

– Каких?

– Ну, – девчонка смутилась, хотя на смуглой коже легкий румянец был почти незаметен. – Мужеложцев.

– Фи! – возвестил шут и по-девчачьи сморщил носик. – Какое грубое слово!

– А как вас по-другому называть? – взволнованно поинтересовалась она.

– Возлюбленными, – вместо шута со вздохом бросил Веровек, опускаясь рядом с ней у костра, туда же, где и сидел до того, как шут очнулся. – А вообще, вы больше ему верьте.

– Ты, что же, братец, намекаешь, что я вру? – хитро прищурился Шельм.

– Нет. Всего лишь приукрашиваешь действительность. Скажешь, я не прав?

– С чего же это ты взял, а?

– С того же. Вон, Ставрас молчит, лишь смотрит, как ты тут паясничаешь.

– Почему же. Если тебе так важно мое веское слово, то, как известно, молчание знак согласие.

– Так ты… то есть вы подтверждаете, что вы с ним… – запинаясь, выдавила Роксолана, которая всегда была девочкой любопытной и живой. Поэтому всегда интересовалась всем новым и необычным.

Она, конечно, слышала, что такая любовь бывает, и даже не редкость, когда двое мужчин сначала дружат, а потом переходят на немного иной уровень отношений. И вообще, в некоторых боевых кланах считалось естественным, когда юноша влюбляется и отдает свою первую нежность старшему боевому товарищу, наставнику и другу. Она столько историй об этом читала, столько стихов, адресованных одним воином другому. Но никогда не думала, что сможет встретить воочию. Поэтому и была так назойлива в расспросах. С другой стороны, если присмотреться, то Ставрас и Шельм, по мнению Роксоланы, просто идеально подходили друг другу. Один молчаливый, взрослый, немного угрюмый, второй подвижный, смешливый и легкий, как ветерок. Ну, чем не идеальная пара?

– А, зачем тебе мое подтверждение, девочка? – поинтересовался Ставрас.

– Ну, просто так, – замялась она.

– Просто так, дорогая, о любви не говорят. Не согласна?

– Согласна.

– Кстати, – подсаживаясь к костру и накладывая себе обещанный ужин, обронил шут, – Ставрас, ты, помнится, обещал рассказать о запечатлении.

– Обещал, – не стал спорить тот. – Но не лучше ли тебе спросить об этом у Дирлин?

– А что о нем рассказывать? – проворчала та, положив подбородок на сложенные перед собой руки.

– Как оно происходит, – глаза шута загорелись. Королевич от него не далеко ушел, тоже повернувшись в сторону драконихи.

– Откуда я знаю, – буркнула та. – Могу лишь сказать, как у нас с Рокси было.

– Расскажи, – тут же потребовал Шельм.

– Да, в общем-то, и нечего рассказывать. Я спустилась в человеческий город, потому что мне стало любопытно, как живут люди. Я тогда еще ничего толком не знала, ни что такое гостиница, ни как надо торговаться на рынке, чтобы тебя не обвесили. И, хоть ложь я бы всегда почувствовала, все равно в человеческом городе мне это не очень-то помогло бы. Но мне повезло. Прямо возле ворот я столкнулась с Роксоланой. Знаете, это как искра, неожиданно вспыхнувшая в сердце. И мысль, вытесняющая все прочие мысли и чувства, и даже в тот миг воспоминания. "Это она" – и все. Не как благословение, а как что-то схожее с обречением…

– Судьба, – выдохнула Роксолана, подтверждая слова своей подруги, и добавила: – Я никогда даже предположить не могла, что меня захочет запечатлеть на себе дракон…

– Ты думаешь, драконы запечатляют на себе людей? – вмешался в разговор Ставрас.

– Ну, не люди же! – убежденно воскликнула Роксолана.

– Конечно, люди, – откликнулась Дирлин со своего одеяла. – Кто еще? Я ничего такого не делала. Просто посмотрела на нее.

– А я вообще думал, – подал голос Веровек, – что запечатлеть можно только новорожденного дракона.

– Теперь вот знаешь, что не только, – растерянно пробормотал Шельм, который тоже так думал.

– Ни те и не другие, – со вздохом произнес Ставрас.

– А как тогда? – взяв в руки свою тарелку и пересев под дерево к Ставрасу под бок, спросил Шельм. Лекарь покосился на него, но ничего не сказал, зато ловко подцепил с тарелки кусочек жареного мяса. Шут усмехнулся и потянулся губами к его уху, нарочито громко зашептав: – Хочешь, с рук покормлю?

– Эй! – воскликнул от костра Веровек. – А мы вам не мешаем?

– Тоже мне, блюститель нравственности нашелся, – с видом возмущенного до глубины души человека, воскликнул шут.

– Будешь паясничать, – придержал его за локоть нахмурившийся Ставрас, – больше рассказывать не буду.

Шут обиженно засопел, но смолчал. И даже как-то умудрился сдержаться, расслышав от костра сдавленный шепот Дирлин, адресованный Роксолане и Веровеку: "Вот видите, а вы еще сомневались. Лекарь не стал бы терпеть, если бы не любил".

В любовь Ставраса Шельм не верил. А все почему? Да, потому что просто представить не мог, что такое древнее существо, как Драконий Лекарь мог заинтересоваться обычным человеком, даже таким душкой и язвой, как он. Нет, Шельм ни о чем таком не думал, ему все еще нравились девушки, а не один желтоглазый угрюмый мужик, хотя про угрюмость это еще вилами на воде писано. Это в Столице он был угрюм и не общителен, а здесь, за ее пределами, полностью преобразился. Но это не отменяло предпочтений Шельма. "Пока не отменяло", поймал себя на мысли шут, и вздрогнул.

– Замерз? – тут же спросил лекарь, все еще не приступивший к рассказу.

– Нет. Просто подумал кое о чем, не обращай внимания, – пробормотал Шельм и поднял на него свои глаза, в сгущающихся сумерках завораживающие необычной глубиной. – Так ты расскажешь?

Ставрас едва заметно изогнул губы в улыбке и начал свой рассказ.

– Слышали о том, что такое судьба? – поинтересовался он у притихшей возле костра троицы. Те, как болванчики, закивали. – Так вот, даже она здесь не причем. Драконы изначально существа магические, рождаются из магии и в нее же возвращаются, умирая.

– То есть, запечатляет особая магия драконов? – уточнил Веровек.

– Нет. Запечатляет одного на другого сам мир. Природа. Сущее. Заметьте, о Богах и прочих прихлебателях, я не сказал ни слова.

– Прихлебателях? – заинтересовался шут, доедающий свой ужин.

– А ты думаешь кто они?

– Высшие существа.

– Вот именно что существа, а высшие или нет, это еще как посмотреть. Лжецы, прихлебатели, энергетические паразиты.

– Звучит просто мерзко.

– Вот-вот. По сути своей, все они лишь существа, проникшие в наш мир из других миров более развитых либо магически, либо технически, и поэтому способные на нечто большее, чем люди и нелюди, обитающие в нашем мире. Вот и все.

– А как они к нам попадают? – спросила Роксолана.

– По-разному.

– А драконы и запечатления? – напомнил об основной теме разговора Веровек.

– Так вот, только наш мир решает, кого на кого запечатлеть. Но, как известно, мир и природа непостоянны. Смена времен года, погода, лунные циклы и прочее, прочее, прочее. Поэтому-то если дракон родился, к примеру, осенью, то его может запечатлеть на одного человека, зимой на другого, в дождь, град, яркое солнце на третьего, десятого, пятидесятого.

– Но разве не судьбой обеспечивается появление того или иного человека в нужном месте в нужное время? – тихо поинтересовался шут, похоже, уже медленно, но верно, начиная клевать носом.

– Если безотносительно к драконам, то да, судьбой.

– А если относительно?

– Драконы вне судьбы. На них не распространяются её законы. И даже самый талантливый провидец или оракул, и ни один из так называемых богов, не сможет предсказать судьбу дракона и человека, запечатленного на него. Поэтому-то с Драконьим Королевством и не воюют уже много-много лет. Боятся ошибиться. Даже маги Верлиньи, королевства, граничащего с нами с юга, – для Дирлин не разбирающейся в человеческой карте мира, пояснил Ставрас, – которые сообща могли бы скрутить не один десяток драконов, если бы были уверены, что смогут просчитать каждый наш шаг. Но они прекрасно знают, что не смогут. Уже научены горьким опытом. Теперь убедил я вас или как?

– Знаешь, – отозвался за всех шут, уютно устроивший голову у него на плече, не взирая на возмущенный взгляд Веровека и восторженные обеих девчонок, – у меня до сих пор в голове не укладывается, – и сладко зевнул.

– Уложить? – хитро улыбнулся ему в волосы Ставрас, слегка повернув голову.

– Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам.

– Ну, как знаешь.

– Ставрас?

– Да?

– А Радужный Дракон? – взволнованно спросил Веровек.

– А что с ним? – повернулся к нему лекарь.

– Он может выбирать сам или тоже зависит от места и времени?

– А почем я знаю?

– Но ты же лекарь и знаешь о драконах куда больше любого человека и, кажется, даже дракона, – покосившись на притихшую Дирлин, убежденно произнес он.

– Даже если знаю, не скажу.

– Но…

– И никаких но, укладывайтесь, давайте. И тебя, Шельм, это тоже касается.

– А я что, я ничего, – душераздирающе зевая, отозвался тот. Поднял тяжелую голову с его плеча и вынул из кулона одеяло.

Роксолана одобрительно присвистнула и поплелась на одеяло к Дирлин. Веровек улегся рядом с ними под своим отдельным одеялом, а Шельм со Ставрасом с другой стороны костра. Лекарь уже привычным жестом подгреб сонного шута к себе, обнимая и зарываясь лицом ему в волосы. И правдоподобно сделал вид, что заснул. Шут теперь уже даже не помышлял возмущаться на его самоуправство, напротив, поймал себя на том, что принимает такие вот совместные ночевки, как нечто само собой разумеющееся. И, если раньше он был категорически против такого вот своего положения, в качестве личной постельной грелки при Драконьем Лекаре, то теперь ему стало глубоко плевать на все предрассудки. Со Ставрасом ему было тепло и уютно, и он уже давно ничего не хотел менять в сложившихся у них отношениях.

Словно расслышав его мысли, Ставрас фыркнул ему в волосы и привлек к себе еще ближе. Ему хотелось бы бросить все, подняться и отправиться на встречу с ветром, так не вовремя запустившем в волосы свою воздушную пятерню, но он не мог оставить этих детей. Хотя, наверное, в другое время, все же решился бы не надолго переложить ответственность за них на Шелеста. Но Шельм, мерно сопящий под боком все еще не до конца оправился, да и не спал еще, поэтому он остался лежать. А потом шут неожиданно перевернулся в его руках, и уткнулся лицом ему в грудь.

– Ставрас? – не громче дыхания позвал он.

– Знаешь, на этот раз сплю я.

– А кто тебе вообще нравится?

– Хм?

– Ну, я имею в виду, тебе люди вообще нравились когда-нибудь?

– Нравились, но в том смысле, о котором ты говоришь, лишь однажды.

– Давно?

– Очень.

– Ясно.

– И чего это ты заинтересовался?

– Просто подумал, что такой, как ты, сейчас уже вряд ли сможет заинтересоваться человеком.

– Почему?

– Опыт, прожитые годы…

– Угу, ты еще скажи ранняя импотенция.

– Ну, знаешь, в это я уж точно никогда не поверю.

– О, неужели, так веришь в мою мужскую силу?

– Конечно, верю, – выдохнул ему в грудь шут, поднял голову и посмотрел в глаза. – Так кто тебе больше нравится, девушки или мужчины?

– Я же сказал, что мне когда-то нравился лишь один человек.

– А драконы?

– Девушки.

– А тот человек?

– Был мужчиной. Но это был единичный случай в моей практике.

– Ясно.

– Хочешь стать вторым?

– Я никогда не интересовался мужчинами, честно.

– А мной?

– Тобой трудно не интересоваться, – честно признался шут и, снова уткнувшись лицом ему в грудь, закрыл глаза. – А когда мы пойдем в город?

– Под утро. Не волнуйся, мы начнем путешествие по цыганским снам уже со знакомой тебе Вересковой Пустоши.

– Я и не волнуюсь. Просто хочу убедиться, что бы не забудешь меня с собой взять.

– Куда я теперь без тебя? Спи.