Текст книги "Драконьи грезы радужного цвета (СИ)"

Автор книги: Татьяна Патрикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

3

– Послушай, – резко повернулся к Ставрасу шут, когда они все же добрались до его комнаты.

Но тот не дал ему договорить.

– Ты вообще, переодеваться будешь или так, и поедешь в колпаке и разноцветных панталонах? – осведомился лекарь ехидно и был приятно удивлен, когда заметил на щеках голубоволосого мальчишки легкий, едва заметный румянец. Над чем уже собирался, как следует поехидничать, но на этот раз его перебил сам шут.

– А ты что же, так и будешь здесь стоять, пока я переодеваюсь? – осведомился он, вскинув голову.

Ставрас расплылся в улыбке, явно не сулящей ничего хорошего.

– Конечно, ты же не кисейная барышня, чтобы стесняться мужчины, ага. Да, и должен же я оценить товар лицом.

– Не кисейная, – зашипел шут, грозно сверкнув глазами. – Но и не девица из Квартала Белошвеек, ясно?!

– Конечно, но ты же у нас такая лапушка. Сам, между прочим, сказал. Так что, грех мне будет не посмотреть на тебя… милый, – промурлыкал Ставрас, и уже ожидал впервые услышать, как этот явно доведенный до белого каления мальчишка зарычит на него, но шут неожиданно замер, а потом с вызовом вскинул на него глаза, в тускловатом освещении комнаты показавшиеся лекарю васильковыми, и начал раздеваться. Ставрас демонстративно сложил руки на груди и оперся о стену возле входной двери.

Да, у шута, однозначно, был талант. По крайней мере, по части раздеваний, это уж точно. Ставрас как-то не был морально подготовлен к такому зрелищу и даже успел пожалеть, что решил так необдуманно подшучивать над Шельмом, в кое-то годы резко поменяв свою с ним линию поведения.

Сначала Ландышфуки снял свой обожаемый колпак, запрокинул голову и расчесал встрепанные волосы обеими руками. Опустил глаза, на миг спрятав их под пушистыми ресницами, и тут же распахнул вновь, сверкнув в сторону чуть не подавившегося вдохом Ставраса. Затем коварный Шельм, явно входя в образ этакого соблазнителя, начал медленно-медленно, покачиваясь словно под музыку, расстегивать коротенькую жилеточку из светло-коричневой замши. Если учесть, что на ней было всего-то три пуговицы, то шут, поистине, проявил чудеса изобретательности, потому что на них у него ушло минут десять, если не больше. Ставрас, хмурившийся с каждой минутой все сильнее, как-то не считал.

Дальше, интереснее. На белоснежной сорочке с широкими манжетами, поверх которой была натянутая та самая жилетка, небрежно отброшенная на пол, пуговиц было не в пример больше. Но на этот раз, шут, наоборот, расправился с ними подозрительно быстро, а потом приступил к поистине завораживающему действу – стягиванию этой самой сорочки с плеч. И главное, все это с совершенно непроницаемым выражением лица и с блуждающей на губах легкой, мечтательной улыбкой. Но, Ставрас стоически терпел это издевательство, сдаваться на милость мальчишке не хотелось ни при каком раскладе. Вот, совершенно.

А Шельм продолжал измываться. Избавившись от сорочки, что воздушным облаком соскользнула с покатых плеч, он весь выгнулся, поднял вверх руки, переплел пальцы в замок и потянулся, блаженно прикрыв глаза и чуть не мурлыча, как кот, устроивший потягушки на облюбованной завалинке.

Ставрас скрипнул зубами, думая, что Шельм не услышит, но тот, поганец, все прекрасно расслышал и даже распахнул глаза, глядя на него с просто невообразимой наглостью и, в тоже время, с победным блеском во взгляде. Потом, дело дошло до уже заочно ненавистных лекарю пестрых панталон. Под конец, теоретически, шут должен был стянуть еще чулки, один темно-зеленый, другой ярко-красный. Ставрас чертыхнулся и дальше смотреть не стал, сдаваясь. Этот раунд явно остался за шутом.

Лекарь отошел к небольшому и единственному в комнате шута окну и встал спиной ко всей остальной комнате, чтобы не видеть опять победившего мальчишку. Хотя, надо признать, что за все то время, что он терпел это издевательство, Ставрас вполне успел оценить насколько светлая у Шельма кожа. Ни единого лишнего пятнышка, ни родинок, ни каких других отметен. Да, и вообще мальчишка, по его мнению, был просто замечательно сложен. Причем, лекарь его не как постельного мальчика оценивал, вовсе нет, (а вы что думали?). Он неожиданно для себя разглядел в паяце воина. Накаченные руки, упругий пресс. Шельм, однозначно, не пренебрегал тренировками. Возможно, в пути он действительно может оказаться далеко не обузой, а даже, в определенном смысле, подспорьем. Вот только, научиться бы еще вовремя затыкать этой стервочке рот и было бы совсем хорошо.

– Можешь смотреть, я закончил, – раздалось со спины.

Лекарь повернулся и даже глаза в изумлении распахнуть забыл. В комнате больше не было шута. Нет, серьезно.

Перед ним стоял юноша лет двадцати, может, чуть больше. С просто огромными, бирюзовыми глазами, прямыми волосами до плеч, длинной шеей и немного узковатыми для парня плечами. Но это легко компенсировалось специальными металлическими наплечниками, крепящимися поверх светло-голубой, удлиненной рубашки из плотной ткани, у которой Шельм закатал рукава до локтей и расстегнул несколько верхних пуговиц, обнажая ту самую, лебединую шейку и немного грудь, безволосую и такую же светлую, не знающую загара. На руках у Ландышфуки были черные перчатки без пальцев, а за спиной прикреплены ножны с мечом. Вот последние больше всего и заинтересовали лекаря, в общем и целом, оставшегося довольным осмотром. На кровати, заправленной темно-синим покрывалом, шут свалил нехитрые пожитки, которые собирался взять с собой в дорогу. "Оперативненько, однако, собрался", оценил про себя Ставрас, и все же решил начать с меча.

– Ты ножичком-то, на самом деле пользоваться умеешь или решил прихватить для устрашения меня, любимого? – насмешливо осведомился он, уже зная что, конечно, умеет. Воина можно увидеть сразу, особенно, если сам воин и знаешь на что смотреть. Другой вопрос, что под шутовским колпаком никто не ожидает разглядеть ничего подобного, потому и не присматривается. Очень зря, как оказалось. Очень.

– Умею, – бросил шут, словно все шутовское, что было в нем, исчезло, ушло в глубину, вместе с одеждой сброшенной, как личина. – Хочешь проверить?

– Не отказался бы, – хмыкнул Ставрас, абсолютно не лукавя. – Устроим спарринг на привале?

– Ну, – протянул шут, и в бирюзовых глазах затанцевали уже знакомые лекарю чертенята. – Если не испугаешься, почему бы нет?

– Испугаюсь? – протянул Ригулти, в душе умиляясь дерзости шута. – Забыл, кто выиграл турнир Дюжины, мальчишка?

– Не забыл. Но, подозреваю, что ты выиграл, потому что не участвовал я.

– Ах, вот оно, значит, как. И почему же, позволь узнать, ты не участвовал? Неужели, струсил, потому и подбил меня на это неблагодарное дело вместо себя?

– А вот и не скажу, – весело подмигнул ему Шельм и снял с груди небольшой медальон в витой серебряной оправе с голубым топазом кристальной чистоты.

Ригулти нахмурился. Он знал такие медальоны. Но пользоваться ими могли лишь те, кто обладал хотя бы зачатками магических способностей. Разве, у шута они есть? Оказалось, есть. Камень засиял призрачным светом и вся куча барахла на кровати, над которой шут простер его, испарилась без следа, точнее, была помещена в так называемый походный кулон. Да, Шельм оказался сплошным человеком-сюрпризом. Ставрас не переставал ругать себя за невнимательность к деталям. Давно нужно было раскусить этого мальчишку, но он так искусно маскировался под пусть и не простачка, но в любом случае, обывателя и не мага, это уж точно. Нет, Ригулти вовсе был не против открытий, пока, в отношении шута они были только приятными, но чувствовать себя, по меньшей мере, дураком, как и любой взрослый и состоявшийся мужчина, просто терпеть не мог. Потому и злился уже не на Шельма, на себя.

– Если ты готов, – довольно холодно бросил он, подходя к двери, – то идем.

Шут растерянно моргнул, глядя ему в спину. Пожал плечами и пошел за ним. За руку, понятное дело, лекарь его больше взять даже не пытался. Впрочем, Шельм был совсем не против такой постановки вещей. До Драконьей аптеки они добрались еще быстрее, чем от нее до дворца, потому что Ригулти целенаправленно вышагивал по улице, и шуту приходилось подстраиваться под его широкий шаг. Все же мало того, что лекарь был выше него и существенно шире в плечах, он еще злился, поэтому, погруженный в свои мысли, шел очень быстро.

– И что теперь? – вопросил Шельм, когда Ставрас провел его через подсобные помещения своей лавки в небольшой внутренний дворик с уютным садиком и добротной конюшней, расположенной в дальнем, тенистом уголке.

– Седлаем Вересковый Шелест и ждем королевича.

– Кого седлаем?

– Идем, познакомлю, – немного успокоившись, криво усмехнулся Ригулти.

Ландышфуки сдвинул брови и пошел за ним к конюшне, настороженно прислушиваясь ко всему вокруг. Он уже знал такую вот улыбочку Драконьего Лекаря и предпочитал заранее быть начеку.

– Что это? – вышло хрипло и даже испуганно.

– Мой конь, – гордо расправив плечи и потрепав красногривое создание по высокой холке, широко улыбнулся лекарь.

Конь, если конечно, этого гиганта можно было отнести именно к породе лошадиных, мотнул головой и приглушенно заржал. Шельм, всегда считавший себя человеком не из пугливого десятка, нервно сглотнул. Ведь он понимал, что ему на этом красноглазом, под цвет гривы, чудовище, у которого даже клыки из-под верхней губы торчали, придется путешествовать.

– Хорош? – словно не видя его состояния, осведомился Ставрас. Думая, что мальчишка пробурчит что-нибудь невнятное и поспешит слинять, все же Шелест всегда производил на людей просто неизгладимое впечатление, но нет, шут закусил губу, зачем-то залез в карман в меру узких темно-синих штанов, заправленных в черные полусапожки, и достал оттуда несколько кусочков сахара.

Ставрас удивленно изогнул бровь и посмотрел на шута даже с некоторым уважением. Оказывается, тот, как чувствовал, что знакомство с конем предстоит не из легких, и приготовился заранее. "Молодец. Предусмотрительный мальчик", усмехнулся про себя лекарь и стал внимательно следить за тем, как Шельм решительно шагнул к коню и протянул к нему руку ладонью вверх, на которой лежал сахар.

Привыкший к несколько другой на себя реакции Шелест изумленно замер, но подойти мальчишке позволил. А потом и вовсе, наклонил довольно жуткую в полумраке конюшни морду со светящимися кроваво-красными глазами и принюхался к предлагаемому лакомству. Оценил. И осторожно, прекрасно зная, что клыками хрупкого человека можно покалечить, собрал кусочки сахара одними губами.

Ставрас же в этот момент смотрел лишь на Шельма, не переставая почти неосознанно поглаживать коня по гриве. Шуту было страшно. Очень. То ли он, как и в случае с Радужным Драконом, знал чуть больше о том звере, с которым пытался сейчас подружиться, то ли просто подсознательно чувствовал опасность, исходящую от него. Но Ставрас видел как он замер, словно статуя, когда Шелест склонил морду к его руке, как забыл, как дышать, и как зажмурился, ощутив удивительно мягкое прикосновение мохнатых губ. И сразу же распахнул глаза, а потом и вовсе погладил по носу, не возражающего Шелеста, увлеченно хрумкающего сахаром.

– Ну, здравствуй, Вересковый Шелест, – прошептал шут и робко улыбнулся.

Ставрас засмотрелся. Нет, честно. У мальчишки была невероятно обаятельная улыбка, вот только показывал её, настоящую, он далеко не всем, лекарь это уже понял. И просто не смог не улыбнуться в ответ.

– Ну, – заключил он, – вот и познакомились. Поможешь мне оседлать его? – весело поинтересовался он у Шельма, все еще находящегося под впечатлением от знакомства.

– Да, конечно, – кивнул тот, без ужимок и кривляний.

"И почему он раньше никогда не был таким?", подумалось лекарю, но он отогнал от себя эту мысль и взялся за упряжь, что была развешана на стенах. Шут помогал ему. Вдвоем оседлать Шелеста удалось быстро. Тот и сам не возражал, почуяв дальнюю дорогу. Они почти не разговаривали, но делали все на удивление слаженно, что не могло ни радовать как лекаря, так и шута. Правда, последний все порывался сказать что-то, но никак не мог найти слова. Ригулти наблюдал за его мучениями, но все же не выдержал, когда Шелест был оседлан и выведен из конюшен, демонстрируя солнцу, нещадно палящему с небес свои черные, блестящие бока, красную гриву, хвост и копыта, словно бы выкрашенные краской, но Шельм догадывался, а Ставрас знал, что никакая это не краска, а их натуральный цвет. На самом деле, в пышной гриве возле стоящих торчком ушей можно было нащупать бугорки рожек, но лекарь шуту об этом, конечно, не спешил говорить, хоть и заподозрил, что тот и так знает.

– Ладно, не мучайся, просто скажи, – бросил он, остановившись возле входа в дом. Шелеста они оставили возле конюшни.

Шут, смотревший себе под ноги, вздрогнул. Поднял на него глаза, а потом снова отвел, и спросил:

– Ты на самом деле собираешься отдать Веровеку Радужного Дракона?

– Нет. На самом деле, не собираюсь.

– Тогда, зачем ты его везешь к Драконьим горам? – испытующе всматриваясь в его лицо, спросил шут с замиранием сердца.

Лекарь жестко усмехнулся и веско обронил:

– Перевоспитывать.

Больше ничего не сказав, он развернулся и вошел в дом. Шут облегченно выдохнул и последовал за ним.

– Шельм, – раздался со второго этажа голос лекаря.

– Да? – крикнул шут, замерший у лестницы, ведущей наверх.

– Чаю приготовь на дорожку.

– Ладно.

– И только без фокусов!

– Каких, например?

– Таких, какие испробовал на тебе я.

– Жаль, что сказал, а то бы…

– Придушу! – раздалось сверху, но шут уже ушел на кухню. Конечно, слабительное лекарю он подсыпать и не думал, но поехидничать, когда тот все же спустится, собирался с размахом. Будет знать, как травить всякой гадостью добрых, миленьких шутов!

– Ну, как тут чай? – полюбопытствовал от двери, наконец, вернувшийся Ставрас.

– Как ты и заказывал, милый, – пропел из-за стола Шельм. – Без слабительного, но со стрихнином.

– И не жалко так над бедненьким, стареньким мной издеваться? – поинтересовался лекарь и плюхнулся на табурет напротив шута, не задумываясь, отхлебнув из предложенной ему чашки.

– Это-то ты-то старый? – возмущенно выдохнул шут.

– Я, я, – важно покивал Ставрас. – Разве не слышал, я ведь, как-никак, ровесник этого города, или что там еще за бредни бродят в народе?

– Бредни, не бредни, но никто ни помнит, ни откуда ты здесь появился, ни те времена, когда тебя вообще здесь не было, – уже без смеха обронил Шельм.

– У людей слишком короткая память, – буркнул лекарь и уткнулся в кружку.

О себе, любимом, он говорить не любил. Но проницательный от природы Шельм и так все понял, пожал плечами и отвернулся. Какое-то время они пили чай молча, периодически подцепляя из вазочки, найденной шутом в одном из шкафчиков, ореховое печенье. Но первым молчание нарушил лекарь.

– Давно он тебя тискает?

– Кто? – Шельм недоуменно моргнул.

– Наследничек, – произнес лекарь подозрительно ровным голосом, и немного расслабившийся в тишине шут сразу же подобрался.

– Он меня не тискает. Он просто пытался тем самым унизить, у него такое бывает. К тому же, был уверен, что при тебе, я ему ничего сказать все равно не смогу.

– И что же ты, все терпишь?

– Я шут, мое оружие – насмешка, – легко обронил Шельм и улыбнулся. Не по-настоящему, а лишь для того, чтобы успокоить явно не просто так интересующегося Ставраса. Тот на такую улыбку не повелся. Сегодня уже видел, как он умеет улыбаться, когда на самом деле этого хочет, сейчас шут не хотел, но был вынужден.

– И меч ты с собой таскаешь чисто как модный аксессуар?

– Обычно я его не таскаю.

– Но регулярно с ним упражняешься.

Их взгляды сцепились через стол.

– Мы еще не спарринговали, ты не можешь знать, владею ли я им, – тщательно взвешивая слова, произнес Ландышфуки.

– Уверен, что владеешь, – отрезал Ставрас, и вновь вернул разговор к вопросу, с которого все началось. – Так что же наследник?

– А что с ним?

– Он тебе нравится?

– Он наследник, как и короля, таких, как он, не выбирают.

– И раз он королевич, ты позволяешь ему распускать руки, и отводишь душу лишь на светских раутах, издеваясь над ним при гостях?

– Слушай, – шут начал злиться. Ригулти это почувствовал, но заострять внимание намеренно не стал. – Какая тебе разница?

– Две недели назад я видел его в поместье одной, так называемой, светской львицы на поверку оказавшейся лишь дворовой кошкой, – задумчиво обронил Ставрас, допивая чай.

– И? – не утерпел шут, уже догадываясь, к чему он клонит.

– И у него на челе красовался весьма характерный фонарь. Боровок вдохновенно врал, что получил его на охоте, сражаясь с диким вепрем чуть ли не в одиночку…

– И что? Если ты забыл, охота эта, действительно, имела место быть…

– А у вепря, небось, была просто восхитительная голубая шкурка и лучистые бирюзовые глазки… – хитро прищурившись, посмотрел на шута лекарь.

– О, дорогой, – томно закатив эти самый бирюзовые глазки к потолку, вдохновенно откликнулся тот. – Неужели, ты подумал, что я…

– Шельм! – неожиданно резко рявкнул лекарь и стукнул ладонью по столу. Шут подавился всеми словами, что готов был произнести и прикусил язык, тут же схватившись за щеку. Больно!

– М? – промычал он, хмуро уставившись на посерьезневшего лекаря.

– Просто ответь мне без всех этих глупых ужимок.

– Я – шут, – запротестовал было тот, но по карим, почти желтым глазам, вовремя успел прочитать, что на этот раз со Ставрасом это не прокатит. – Хорошо. Я поколотил его слегка, доволен?

– Вполне, – вставая, обронил лекарь, удовлетворенный тем, что все же сумел добиться от шута тех ответов, которые ждал. – Идем. Твой Боровок приехал.

– Он не мой! – рыкнул раздосадованный шут и тоже поднялся. – И как ты узнал?

– Слышишь, Шелест ржёт?

Шут прислушался.

– Знаешь, по-моему, он не просто ржет, он ухохатывается, – с подозрением протянул Шельм.

– Да уж, по-видимому, Боровок верхом на лошади, то еще зрелище.

– Да, нет, нормально он на ней смотрится, если брюхо не выпячивает, – бросил шут. – Я думаю твоего коня, скорее, рассмешили пух и перья на плюмаже.

– Прости, на чем пух и перья?

Шут тяжело вздохнул.

– Ну, он же королевич, как никак, наверное, считает, что ему положено.

– Что положено?

– Выглядеть даже в седле так, чтобы его издали было видно, и чтобы каждый встречный ни с кем перепутать не смог бы, – с неохотой проговорил Шельм.

– Так, – почти прорычал Ставрас, и уже собрался выскочить на улицу, чтобы как следует вправить мозги малолетнему идиоту, даром что королевичу, но шут вцепился в рукав его куртки насмерть.

– Ставрас, да остынь ты! Он же глупый еще, юный, неопытный, – попытался вразумить его Шельм, которому Воровека даже жалко стало.

– Юный? Неопытный? А ты у нас, значит, старый и умудренный опытом? Думаешь, я не знаю, что ты его всего на год старше?

– Откуда ты… – пораженно выдохнул шут. О его настоящем возрасте не знал даже король. Ну юный, ну, нахальный, ну, шут, кому интересно, сколько ему там лет на самом деле?

– Я очень давно, ты сам сказал, живу в этом городе, Шельм, – серьезно глядя в бирюзовые глаза, отозвался лекарь, и высвободил рукав из хватки его пальцев. Развернулся к двери и добавил: – И в этом путешествии вы с Боровком оба будете слушаться меня. Беспрекословно. Ясно?

– Ясно, – тяжело вздохнул шут, но все же добавил: – Ты все же с ним поаккуратней. Единственный наследник, как никак.

– Разберемся, – буркнул Ставрас и вышел.

Да, плюмаж с пухом, перьями, самоцветами и золотой уздечкой принц потерял, еще даже не выехав со двора Драконьей Аптеки, хоть и орал так, словно его тут режут живьем. Шельм ему сочувствовал. Искренне. Хотя и знал, что королевич порой может быть изрядным гадом. Но Ставрас, злой, как не вовремя разбуженный дракон, и совершенно не стесняющийся в выражениях, оторвался на бедном Воровеке так, что под конец обличительной речи, тот, по глазам было видно, готов был разреветься в голос и сбежать во дворец, навсегда забыв об идее похода за Радужным Драконом, как о страшном сне. Но, все же, насупившись, с третьей попытки взгромоздился в обычное, без пуха, самоцветов и тем более золота, седло, и сказал, что так и быть поедет, как последний босяк. Шельм мысленно похвалил его. Может, и избалованный, но упертый. Глядишь, и вырастет из него что-то путное, особенно, если перевоспитывать его продолжит именно Ставрас.

– Ну, и чего ты встал, – бросил лекарь из седла, протягивая все еще стоящему на земле шуту руку. Тот растерянно хлопнул ресницами. Лекарь усмехнулся. Склонился над ним и прошептал, так, чтобы Воровек, пыхтящий неподалеку, не услышал: – Мы же договорились, что ты едешь со мной.

– А что на двойную ношу скажет твой конь? – осведомился шут неприязненно.

– Не волнуйся… милый, – промурлыкал Ставрас. – Шелест и тройную, даже если третьим будет наш с тобой Боровок, унесет. – И легко подхватив его, усадил не сзади, а перед собой. Шельм замер. Но Ставрас по-свойски притиснул его к своей груди, положив руку на живот, который мальчишка непроизвольно попытался в себя втянуть, и рассмеялся ему на ухо: – Не дергайся. Как бы тебе не хотелось обратного, Шельм Ландышфуки, мальчиками я все же не интересуюсь.

– Не очень-то и хотелось, – нахально вскинулся шут, мазнув приятно пахнувшими волосами по щеке лекаря, тот зажмурился.

– Вот и прекрасно, милый, – мурлыкнул тот, но их прервал, как всегда, беспардонный королевич.

– Вы там что, еще не намиловались, а? Мы едем или нет?

– Едем, едем, – хищно оскалился лекарь и добавил чуть тише, так, чтобы услышал лишь Шельм: – Добро пожаловать в персональный ад, Боровченок.