Текст книги "Драконьи грезы радужного цвета (СИ)"

Автор книги: Татьяна Патрикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– А вы у Ставраса спросить не пробовали?

– Не пробовал еще, но спрошу. Вот только знаю, что вряд ли ответит. Мы же к нему наших мальчишек каждые двенадцатилетие отправляем. И не один ему не приглянулся за полтысячи лет. А тут ты…

– Зачем? – шут растерянно моргнул, почувствовав себя так, словно пропустил что-то очень важное или Ставрас намеренно ему не сказал. И еще до того, как Михей успел ответить, толкнулся в тончайшую, полупрозрачную перепонку, что теперь всегда ощущал у себя в голове, и вопросил уже беззвучно: "Милый, по-моему, ты подложил мне жирную свинью, ты знаешь об этом?"

"Что случилось?", тут же пришел отклик от Ставраса, и даже в мыслях прозвучал взволнованно. Шельм послал ему воображаемую ухмылку.

"А ты послушай!"

А Михей тем временем смерил его задумчивым взглядом и все же ответил:

– Он был тем, кто прекратил эту бессмысленную войну между нами. Первым драконом, сделавшим шаг навстречу человеку. И с древних времен в нашем Ордене считается великой честью быть посвященным в рыцари именно Драконьим Лекарем, потому и отправляем.

– Но при этом подспудно надеетесь, что однажды найдется такой же, как Август Пантелеймонович, которого Ставрас запечатлит на себя.

– Да.

– А он знает об этом?

"Знает", прозвучал ответ в мыслях.

– Я думаю, догадывается, – кивнул Михей и еще раз оглядел Шельма с ног до головы. – Вертлявый ты какой-то, несерьезный. Я даже оценить толком не могу, когда ты так лыбишься, словно блаженный, шутишь, али всерьез говоришь. Да и чтобы разглядеть в тебе недурственного бойца, надо очень постараться.

– А вы разглядели? – Шельм перестал улыбаться. Не для того, чтобы произвести впечатление, вовсе нет. Просто, если Белый Кардинал успел так внимательно его изучить, что даже знакомство с мечом не понаслышке заметил, то мог углядеть и еще кое-что.

– Не сразу. Меч свой покажешь?

– А отчего же не показать, – очень медленно и осторожно обронил Шельм.

"Покажи и не дергайся, не понял он, кто ты. Иначе давно бы за свой меч схватился".

Шельм сжал в ладони кулон, что всегда висел у него на шее, и меч появился уже без ножен в левой, свободной руке.

– Так и думал, что нечто оригинальное, – одобрительно произнес драконоборец, шагнув ближе. Шельм уже обеими руками передал ему меч. – Давненько я не встречал шифрагра в наших краях. С Ригулти-то уже, поди, сражался?

– Спарринговался, – с нажимом ответствовал Шельм.

Михей еще раз на него глянул и вернул необычный меч обратно.

– С его парными клинками?

– Нет. Но он обещал мне спарринг и с ними.

– Что же еще не попробовали?

– Времени не было.

– Куда же вы так спешите?

– В горы.

– Зачем?

"Не отвечай".

– Спросите у Ставраса. Пусть сам решает, что вам следует знать, а о чем нет.

– А ты спроси у него, можно ли тебе ответить самому? – испытующе прищурился драконоборец.

Шельм широко улыбнулся, в глазах его мелькнуло ехидство, и ничего не сказал. Старик усмехнулся.

– Шустер. И давно он нас слушает?

– С мальчиков этих ваших, что вы ему подсылаете.

– Неужели, они тебя так заинтересовали?

– Конечно.

– С чего бы вдруг?

– Ревную.

"Шельм", мысленный рык, конечно, был внушающим, но раз уж даже реальный не всегда действовал на неугомонного шута, то для Ставраса не стало новостью, когда Шельм его попросту проигнорировал.

Михей же замер на секунду, переваривая услышанное. А потом улыбнулся, но уже чуть натянуто.

– Значит, не зря он на тебя так смотрит.

– Вы что, сговорились, что ли? – капризно, словно барышня, протянул Шельм. – Ваша племянница тоже мне про взгляды какие-то говорила, а я не вижу.

– Не видишь и хорошо, – припечатал старик, и после паузы добавил: – Любить дракона возможно, мальчик, но очень сложно.

Шельм мысленно нахмурился, но внешне остался безмятежен. Ну, что поделать, если он с детства не любил, когда его пытались учить, а тем более, предостерегать о том, что он и сам прекрасно знал.

– А кто вам сказал о любви? – насмешливо протянул он. – Мы просто приятно проводим время вместе.

Лицо старика заиндевело.

"И что ты этим добился?", прозвучал в голове риторический вопрос, но Шельм ответил.

"Содрал с твоего кардинала маску".

"Он не мой".

"Он притворщик. Тоже мне добренький дедушка нашелся!"

"Не суди о нем по первому впечатлению".

"Извини, но я не намерен дожидаться второго".

"Не извиню", неожиданно бросил Ставрас.

"Ты что, обиделся, милый?", тут же затянул привычную песню шут. "Да, люблю я тебя, люблю. Это я чисто для него брякнул".

"Да, это-то здесь причем!", наконец, окончательно вышел из себя Ригулти. Шельм физически ощутил, как клокочет в нем ярость. Тяжело вздохнул и снова посмотрел на хмурого деда.

– Я пошутил. Мне не понравилась эта ваша проверка на вшивость и, если уж вам так интересно, то мы со Ставрасом просто друзья. А в постели одной спим, потому что запечатлел он меня всего лишь три дня назад, поэтому ему спокойнее, когда я рядом. Как только этого больше не понадобится, будем спать отдельно. Ясно?

– Вполне.

– Но я никогда бы вам этого не сказал, если бы он не попросил, – отрезал шут и вышел на крыльцо, оставив кардинала переваривать услышанное.

Внизу на первой ступеньке его уже ждала подозрительно кроткая Маришка. Не иначе, подслушивала. Не дом, а клоповник какой-то, все всё знают, но никому ничего не говорят, подумалось шуту, и он быстро сбежал по ступенькам высокого крыльца.

– Ну что, готова показать мне, где кузница?

– А ты-то сам готов?

– Сейчас за конем схожу, делов-то.

– Ну, так иди, – фыркнула она и деловито потопала к воротам, чтобы открыть их.

– Кстати, – выводя коня за ворота, полюбопытствовал у Маришки Шельм. – А как кузнеца-то вашего зовут?

– Муравьед Сиявич.

– Муравьед? – изумился Шельм.

– Ну, да. А что тебя смущает?

– Нет. Просто странное имя для человека.

– Мне тоже так показалось, когда впервые к дяде Михею в гости приехала, но потом привыкла. А что в нем нечеловеческого?

– Ну, хотя бы то, что в Эмирате, что за горами, живет такой зверь.

– Зверь? Хищник, наверное.

– Ага. Песчаный. Двигается в песке, как в воде. Караванщики его боятся.

– А ты что же, с караванами ходил?

– Нет. Но байки караванные слушал, – Шельм улыбнулся своим мыслям и бодрее зашагал по поселку. – Ну, так, где же эта ваша кузня?

– А вон там, у мельницы.

Шут посмотрел туда, куда махнула девица, и изумленно прокомментировал:

– Чудно. Разве не опасно строить кузницу рядом с мельницей, ведь в ней огонь открытый, одна искра и лопасти загорятся.

– Ну, во-первых, там не лопасти, а колесо, мельница-то водяная, а во-вторых, у Гини с Муром не загорится.

– У кого с кем?

– Муравьеда Муром кличут, а мельника чудно так зовут, Гиацинт, девкам бает, что цветок какой-то заморский, так его до Гини сокращают, а то уж больно чудно звучит.

– Да, уж. Чудно, – согласился с ней шут, а внутренне весь подобрался. Уж он-то точно знал, кого могут звать по имени цветка. И, если он не ошибся, то вот что, точнее кого, он почувствовал в этом поселке вчера вечером, дурачась со Ставрасом в постели.

– Ты что же, со мной идти собираешься? – ехидно глянул на девицу Шельм, видя, что она не спешит поворачивать, хотя теперь уже понятно, что он и сам прекрасно дойдет.

Та вскинулась, но щеки у нее покраснели. Шут насмешливо изогнул бровь, и Маришка отвела взгляд.

– Ну, просто, поговорили бы, пока он коня твоего перековывать будет, – пробормотала она смущенно.

– Мариш, – проникновенно начал шут, девица глянула на него искоса. – То, что я сказал твоему дяде, что между мной и Ставрасом ничего нет, это же не значит, что мне не хотелось бы, чтобы было, правда?

Она покраснела еще гуще. Закусила губу и не ответила, но шут дальше шел молча, и отвечать все же пришлось.

– Я поняла, – с трудом выдавила из себя она и повернула к дому.

– Спасибо, что проводила! – крикнул ей в спину Шельм.

Маришка лишь рукой махнула, не обернувшись, и припустила под горку со всех ног.

Шельм придержал коня, которого вел за собой, и остановился, запрокинув голову к небу. Мог бы развлечься с забавной девчонкой, мог бы, но не здесь и не сейчас. Как же драконоборцы не почуяли, что рядом с ними масочник обосновался и живет себе, не тужит, даже матрицы накладывает? Вон, парень задумчивый, на пару лет постарше самого Шельма мимо пошел, ведь явно не своей жизнью живет, а кукольником сфабрикованной. Но Ставраса пока он предупреждать не стал. Решил, что сначала сам разберется. Что-то в этом рыжем детине, что протопал мимо, настораживало. Что-то в корне неправильное, что-то, чего в нормальном человеке быть не должно. Сделав себе в голове зарубку на память, расспросить Маришку о помощнике мельника (а парень был похож именно на него), Ландышфуки как ни в чем не бывало, продолжил путь.

Шельм поднялся на пологий холм и обнаружил просто идеалистическую картину. Березовая рощица, в которой даже сейчас, днем, слышались соловьиные трели, мельница с водяным колесом, речка бегущая наискосок по холму и теряющаяся где-то в зарослях с противоположной стороны от деревни, а чуть поодаль приземистое строение – кузница. Вот к ней-то он и направился.

Рассчитывал услышать звон молота о наковальню, но вместо него ощутил лишь жар от мехов и различил негромкий разговор.

– Слышал, к Михею опять гости пожаловали? – спрашивал кто-то юным голосом, журчащим как ручей.

– Ну, слышал, – буркнул некто другой, грубо и гулко, словно по перевернутому ведру скалкой ударили. По голосу было просто нереально определить, сколько же лет говорившему.

– Говорят, не такие, что были раньше.

– Угу.

– Сходить бы, глянуть…

– Ох, Гиня, твое любопытство мне, знаешь где?

– Да, ладно тебе. Я всего лишь одним глазком. Ксанка нашептала, что мальчик там у них интересный.

– Что еще за мальчик? – в грубом, гулком голосе собеседника молодого и журчащего, шуту и вправду, почудились ревнивые нотки. Неужели, девицы у колодца не соврали?

– Голубоволосый.

– И что с того?

– Да, вот думаю, как бы не знакомец мой какой.

– Был бы знакомец, к драконоборцам бы не сунулся, а раз сунулся, значит, просто волосы у него такого цвета. Человеческие детки тоже порой пестренькими бывают.

– Да, что-то мне со вчерашнего вечера неспокойно на душе как-то.

– Сходи к знахарке, валерьяночного отвара тебе пусть накапает. А то, как вобьешь себе что в голову, я потом уж и не знаю, как выбить. Как вспомню, как мы с тобой за драконом ходили…

– Не напоминай, ладно… так, а это у нас кто?

На порог кузни, возле которого как раз и подслушивал Шельм, выскочил молодой парень на вид не старше его самого, но шут быстро сориентировался и понял, что этому незнакомому кукольнику как минимум лет тридцать-тридцать пять. Случалась с масочниками такая оказия. Те из них, у кого маска была женской, очень долго выглядели юными и время, словно бы, обтекало их стороной.

Парень был высок, выше самого Шельма, который все же был выше среднего роста. Строен и гибок, что при женской маске неудивительно, впрочем, как и длинные волосы, ниспадающие на спину, и явно где-то внизу в районе талии, стянутые летной или кожаным шнурком. Волосы были приметного красного цвета, почти алого. И не зря этот кукольник за цвет волос Шельма волновался, как правило, у масочников куда чаще, чем у обычных людей этого мира рождались дети с неестественно яркими волосами. Но, если у людей такое тоже случалось, то редко у кого из них глаза по цвету совпадали с волосами.

Парень тоже пристально рассматривал его и неизвестно, сколько бы они так простояли – Шельм у невысокого порожка, а красноволосый возвышаясь над ним, если бы из кузни не появился сам кузнец.

Увидев за спиной изящного и даже излишне субтильного масочника, коренастого, плечистого мужика с буйными черными кудрями, большими, коровьими глазами, глубокого карего цвета, и простым, деревенским лицом, Шельм легко определил, что второй голос принадлежал именно ему. Уж больно подходил он внешности кузница. И, несмотря на весь свой грозный вид, рядом с мельником пусть и выглядел старше, но явно был младше последнего.

– Ты чего тут вынюхиваешь? – пробасил кузнец, грозно хмуря брови и сжимая пудовые кулаки.

Шут же в ответ, как всегда, не растерялся, состроил виноватую мордашку и заискивающе начал вещать.

– Да, вот больно не хотелось вас прерывать. А вдруг вы бы тут лямур водить начали, а мне и интересно, хоть глазком одним взглянуть, что за зверь такой и как его водят.

Мужчины растерянно замерли, а когда до них дошло, о чем это он, покатились со смеху. Расхохотался даже угрюмый и явно неулыбчивый по жизни кузнец, громоподобно, раскатисто, но искренне, что подкупало.

Шельм не зря слыл шутом, он давно уже научился распознавать людей по смеху и всегда бахвалился перед столичной публикой и приезжими, что может с легкостью определить, что за человек перед ним, если сможет его рассмешить. Смех Муравьеда ему понравился, даже очень, но его сбило с толку не это. Звонкий, заливистый хохот красноволосого мельника тоже его покорил. За все время своего шутовства, он ни разу не ошибся в человеке, которого узнал по смеху. Неужели, настало время ошибиться именно сейчас?

– Так это ты, тот парнишка, что нашим девицам приглянулся?

– А вы тот мельник, что бедных девушек до ночи разговорами потчует, ни разу не облобызав?

– О! Даже это растрепали, вот нахалки! – весело отозвался тот. – Кстати, а не поведали ли они тебе, откуда им-то всем это известно?

– Ну, знаете, я бы тоже перед публикой эту девицу, пусть она будет хоть тысячу раз прекраснее всех на свете, и пальцем не тронул.

– Отчего же?

– Из вредности! – хитро прищурился тот.

– Наш человек! – объявил мельник, спустился к нему и похлопал по плечу. – Кстати, я Гиацинт, но можно просто Гиня и без выканья. – И подал руку.

Шельм принял и твердо пожал её:

– А я Шельм, правда, сокращать как-то не приходилось.

– Куда тебе сокращаться. И так, почитай, слог один, – вмешался в их веселое переглядывание кузнец, по-видимому, уязвленный таким пренебрежением к себе.

Оба ярковолосых парня сразу же посмотрели на него.

– А это Муравьед Сиявич, – подталкивая Шельма в бок, познакомил их Гиня.

Шельм протянул кузнецу руку, тот внимательно посмотрел ему в глаза, словно пытаясь что-то для себя в них прочитать. И, похоже, все же что-то вычитал, потому что руку принял и крепко пожал.

– Ну и с чем ты к нам? – когда ритуал знакомства был завершен, спросил Гиня.

– Не с чем, а с кем, – весело объявил шут и показал глазами на коня, оставленного им у одной из берез.

– Чего сразу-то не подвел? – буркнул кузнец, но не со злости или с обиды. Похоже, это была его обычная манера общения.

– А как же лямур? Вдруг, вы им самым тут занимались бы, пока девицы деревенские всей гурьбой дом Михея обхаживают, чтобы хоть глазком на приезжих взглянуть. А тут я с этим невоздержанным зверем, он как заржёт и всех лямуров распугает, – состроив жалобную мордашку и даже ручки в молитвенном жесте перед грудью сложив, протянул шут.

Гиня, все еще стоящий рядом с ним, прыснул, не удержавшись. Мур лишь коротко хмыкнул.

– Ну, веди уж свою невоздержанную скотинку. Будем глядеть.

– Эт, я мигом! – коротко отрапортовал шут и умчался за конем.

За его спиной кузнец коротко глянул на мельника, тот развел руками и улыбнулся. Дескать, спокойно все, не почувствовал он в этом мальчишке ничего опасного. Кузнец перевел дух и глянул на голубоволосого знакомца уже совсем другими глазами.

– Так, – изучая продемонстрированную ему подкову, прогудел Мур. – Все четыре менять буду.

– Да, хоть пять, – легкомысленно махнул рукой Шельм.

– И куда ты ему пятую надеть собрался? – сразу же полюбопытствовал Гиня, присутствующий при осмотре кузнецом будущего поля деятельности.

– Ну-у-у-у, – протянул шут таким тоном, что мельнику только и осталось, что глаза закатить.

– И откуда ты такой остряк выискался-то? – полюбопытствовал он.

– Из столицы, вестимо.

– О, так ты у нас столичный… и что же вас, редких птах, в нашу глушь занесло?

– А вы коня приведите к дому Михея, когда Муравьед Сиявич с ним закончит, вот и повод будет зайти, выпить, потолковать.

– Чего это ты гостей в чужой дом зазываешь? – вмешался молчаливый кузнец, кинув на мельника строгий, явно что-то значащий взгляд.

– А почему бы нет?

– Потому бы что, может, мы твоему Михею, поперек горла оба?

– Ну, думаю, его давний друг, а по совместительству мой любовник, его уговорит.

– Прости, кто твой? – красные глаза мельника изумленно распахнулись.

Шельм мило улыбнулся, легко встречая его взгляд и удерживая.

Мельник все понял правильно, хмыкнул и проговорил:

– Хорошо, будь, по-твоему, придем. Надо же успеть, хоть глазком взглянуть пока взашей не погнали, на того, кто сумел приручить этакую шельму.

– Это вы обо мне? – невинно полюбопытствовал шут.

– О тебе, дорогой, о тебе, можешь не сомневаться, – ласково пропел Гиня. Мур молча, но неодобрительно, покосился на них обоих.

– Ну, так я пойду?

– Иди, дорогой, иди. А дядя Мур тут уж как-нибудь без тебя разберется.

– Какой я ему дядя? – неожиданно возмутился кузнец. – Ты это, можешь, и меня по имени и на "ты" и, вообще, меня в деревне Муром кличут.

– Заметано! – весело откликнулся шут, подмигнул ему и пошел обратной дорогой, но, не пройдя и десятка шагов, обернулся и протянул детским голосочком: – Ой, дяденьки, а если вы опять лямура водить будите, а я пропущу?

– Не волнуйся, детонька, – в тон ему откликнулся Гиацинт, – без тебя водить не будем.

– Точно?

Гиня хотел еще что-то ему на это сказать, но его перебил Мур, положив руку на плечо.

– Точно-точно, – прогудел он. – Иди уже давай.

– Все-все, ухожу, – поднял руки Шельм и быстро сбежал с пригорка.

Да, как говорит матушка Веровека, она же королева Камбелла и чрезвычайно набожная женщина, у Бога с Драконьим Лицом всего, ой как много. Шельм и не думал, что сможет встретить в этой глуши таких интересных и явно неплохих людей, точнее, не совсем людей, а может быть, и не людей вовсе, это как посмотреть. И надо же было ему на обратном пути так удачно снова столкнуться с помощником мельника, который, по-видимому, возвращался на мельницу, выполнив поручения Гини. Теперь, Шельм уже знал, на что смотреть и вопрос с наложенной на него матрицей разрешился не только быстро, но и успешно. Поэтому в дом Михея шут вернулся в крайне приподнятом настроении и застал Ставраса с Веровеком кружащимися по двору с мечами в руках.

– О! – воскликнул он еще от калитки. – Что я вижу?

– А что ты видишь? – полюбопытствовал Ставрас не оборачиваясь, королевич его молчаливо поддержал.

– Что ты сейчас дашь моему братцу названному отдохнуть и займешься мной, любимый!

Ставрас, в этот момент плавно обходящий готового ко всему Веровека с правой стороны, споткнулся и замер. Опустил меч и рывком обернулся к шуту.

– Любимый? Что-то ты лишку хватил. Разве говорят о любви, имея в виду лишь приятное времяпрепровождение в общей постели? – осведомился он насмешливо, но глаза у него не смеялись.

– Не говорят, – покаялся Шельм, трогательно шаркнув ножкой и опустив взгляд к долу, а потом снова посмотрел на него и добавил: – А так хочется!

– Хотеть не вредно, – пробурчал из-за спины лекаря королевич, убирая меч в ножны.

– Вот-вот, – поддержал его Ставрас. – А хотелка не треснет?

– Ну, ты же мне её подлатаешь, если что, правда, дорогой? Должен же ты лекарские навыки не забывать, а то совсем в воина превратишься и забудешь, кто ты есть.

– Не беспокойся, не забуду, – хмыкнул Ставрас, поняв, что даже на пару с Веровеком им Шельма не переговорить. – Готовься давай, я жду.

– А коня моего ты, где оставил? – спросил так никуда и не ушедший Веровек.

– В кузне, – отозвался шут, извлекая из кулона свой необычный меч. – Его приведут к вечеру.

– Угу, – кивнул Веровек и неожиданно спохватился. – А ты что же, не поевши сражаться собрался?

– Ну, во-первых, не сражаться, а спарринговаться. В реальном сражении Ставрас меня на один раз по двору аки блин раскатает, – покосившись на улыбающегося лекаря, менторским тоном протянул шут. – А, во-вторых, ну, кто же на полный желудок с мечом прыгать будет?

– Да, понял я, понял, что дурак, – самоуничижительно бросил Веровек и пошел к крыльцу, на одном из ступенек которого и устроился.

К нему тут же присоединился притихший Мик, до этого восседавший на заборе. И оба выжидательно уставились на лекаря с шутом, что мерились какими-то непонятными обоим взглядами. Долго мерились, Веровек даже волноваться начал, чего это они? А потом оба неожиданно отмерли и плавно начали кружить по двору, отчего-то не спеша нанести первый удар. На самом деле они просто продолжали беззвучный разговор, после того как шут передал лекарю все, что ему удалось узнать.

"То есть, ты настаиваешь, чтобы я с ними обоими пообщался?", допытывался Ставрас.

"Я ни на чем не настаиваю, всего лишь говорю, что они показались мне интересными. К тому же, меня заинтриговала эта фраза кузнеца про то, как они с ним за драконом ходили. А тебя что, нет?".

"И меня", не стал лукавить Ставрас.

"Вот я и думаю, что кому, как не тебе их об этом спрашивать".

"А как я этому Гиацинту скажу, откуда узнал про него?"

"Так и скажешь, что от меня. И даже про двойственность моих масок можешь сказать".

"С чего это такая щедрость и откровенность с каким-то посторонним мужиком, а?".

"Ревнуешь, милый?", восторженно вопросил в мыслях шут и коварно нанес молниеносный удар. Ставрас, сменивший обоюдоострый двуручный меч на свои излюбленные парные клинки, легко парировал.

"Конечно, ревную, дорогой", откликнулся он ему в тон и ударил сам.

Клинки скрестились на миг, но когда Ригулти замахнулся тем, что был во второй руке, шут легко ускользнул от удара, отпрыгнув в сторону. "Шустрый!", отметил про себя лекарь.

"Спасибо за комплемент, любимый", пропел в мыслях неугомонный Шельм.

"Да, не за что. Вот как сейчас уши надеру, за любимого-то!"

"Как ты жесток, любимый. И кому я буду нужен, такой весь вислоухий?"

"Мне. Причем со всеми потрохами!"

"О! Чего это тебя на ливер потянуло? Плохо накормили или былые деньки вспомнить решил, а?"

Еще несколько молниеносных обменов ударами. Искры, скользнувшие по лезвиям клинков, и сальто назад шута, когда одному из клинков лекаря почти удалось настичь верткого мальчишку. Ставрас улыбнулся, легко встречая шальной взгляд бирюзовых глаз.

"Ни то, ни другое. Может, и вправду влюбиться в тебя? А то столько дней в одном седле, столько ночей в одной постели, и никаких непристойностей. Беспредел".

"О, неужели, старого, немощного дракончика потянуло на молоденьких мальчиков?"

Еще удары, снова искры, прыжки, увертывания, диковинный танец стали и двух разгоряченных схваткой тел.

"На мальчиков не уверен, а на тебя конкретно, однозначно", припечатал Ставрас, и именно в этот момент на крыльцо выскочила Маришка.

– Обедать пора! – еще толком не осознав, чем заняты гости, прокричала она и испуганно прикрыла рот ладонью, потому что Шельм отвлекся на нее и пропустил удар, который, по мнению Ставраса, легко бы мог отразить.

Для лекаря резко запахло кровью. В глазах на миг стало темно.

– Мальчишка! – взвыл он так, что в окнах первого этажа зазвенели стекла.

Но Шельм даже не сразу понял, что это он ему. Он стоял и с какой-то детской, невинной растерянностью смотрел на ладонь окрасившуюся кровью, когда он автоматически провел ею по левому боку, на котором ткань рубашки ужасающе быстро меняла цвет, мешая свой исходный синий с цветом крови. И только когда на плечи легли сильные руки, он поднял на него взгляд.

Ставрас был в бешенстве, в его желтых глазах не осталось ничего человеческого, пронзительно яркая радужка и тонкий, вертикальный зрачок. Шельму даже показалось, что у него удлинились клыки на верхней челюсти, такого он еще никогда не видел. Поэтому медленно моргнул, и только снова взглянув на доведенного до предела мужчину, осознал, что надо с этим что-то делать и быстро.

Он улыбнулся тепло и нежно, как, возможно, улыбался бы когда-нибудь возлюбленной, если бы влюбился. Ставрас, хотевший уже заняться его раной, да и вообще сгрести в охапку и внести в дом на руках, замер, подавившись вздохом. Шельм протянул руку и, как когда-то в пещере в момент запечатления, провел окровавленными пальцами по его щеке.

– Обними меня, пожалуйста, – попросил он одними губами.

Ставрас хотел возмутиться, отказаться, послать его по известному адресу, но вместо этого осторожно соскользнул руками с плеч на талию, и так и замер.

– Ближе, – так же почти беззвучно попросил шут.

Лекарь покорно шагнул к нему вплотную и прижал к груди, слыша глухие удары мальчишечьего сердца. Шельм медленно склонил голову ему на плечо, упершись в него лбом, глубоко вздохнул и Ставрас вздрогнул, ощутив, как внутри него родилась магия. Нечеловеческая, чуждая этому миру. Природная магия масочников.

– Если Михей недолюбливает Гиацинта, значит, он знает, кто он. Но не спешит убивать, значит, и меня не убьет, – прошептал шут, не спеша отстраняться. Темное пятно на боку перестало разрастаться. Похоже, там, под тканью, порез уже затянулся.

– Даже если дело вовсе не в этом. Тебя он не тронет, – убежденно, но отчего-то хриплым голосом произнес Ставрас. Его руки на талии шута сжались чуть сильнее.

– Ты зря так переживаешь, я сам виноват.

– Я знаю, что сам. Но именно за это мне и хочется тебя прибить.

– Так за чем же дело стало? – криво усмехнулся шут, поднимая голову с его плеча.

– За малым, – лекарь, снова ставший человеком, не спешил вернуть ему усмешку.

Шельм изогнул бровь в немом вопросе.

– За обедом, – пояснил Ставрас без тени улыбки, взял его за руку и провел в дом мимо Мика, Веровека и Маришки, растерянно смотревших на них.

В сенях их встретил Михей. Хмурый, но без меча в руке. Шельм глянул на него, и неожиданно, как для самого деда, так и для Ставраса, виновато потупился.

– Меня нельзя вылечить обычным целительством, только собственным, врожденным. Или травками знахарскими, но в этот раз они бы вряд ли помогли, – признался он, не глядя ни на кого.

Ставрас нахмурился еще больше, чем до этого кардинал, который теперь смотрел на голубоволосого мальчишку с каким-то странным выражением в глазах.

– А сказать ты мне об этом раньше не мог?

– Ты не спрашивал.

– А что бы было, если бы я как-нибудь к тебе целителя притащил, а?

– Ничего бы не было. Его сила просто не подействовала бы, вот и все.

– И ты скончался бы у меня на руках, пока мы с ним на пару соображали, что к чему?

– Слушай, не надо драматизма, – резко повернулся к нему Шельм, возмущенно сверкнув глазами.

– Драматизма? – холодно переспросил Ставрас и в глазах его снова проступили вертикальные зрачки.

– Вы жрать, вообще, собираетесь или так и будете своей любовью маяться, а? – неожиданно вмешался в их поединок взглядов, до возмущения капризный, барский голос.

Все присутствующие замерли и медленно повернули головы к входной двери. А там, как ни в чем не бывало, стоял Веровек и мерил всех возмущенным королевским взглядом. При этом становилось ясно, что делает он это намеренно, чтобы разрядить обстановку. Ставрас тяжело вздохнул и отпустил руку шута, которую все еще стискивал.

– Будем, не сомневайся.

Шельм от его слов тоже ощутимо расслабился. И зря.

– А с тобой, любимый, – растягивая последнее слово, произнес лекарь, – мы еще поговорим.

– Буду ждать, любовь моя, – пропел шут, чмокнул его в щеку, чем вверг в ступор не только Стараса, у которого после всего нервы уже сдавали, не смотря на весь многовековой опыт, но и кардинала с Веровеком, и даже подоспевших Мика с Маришкой. И быстро сбежал в дом, справедливо опасаясь, что его сейчас будут убивать.

Не убили, зато накормили до отвала. Правда, под конец, расхваливая стряпню бабы Надиньи, жены деда Михея, шут ныл о том, что лучше бы все же убили. Даже закалка королевскими зваными обедами с тринадцатью переменами блюд, не помогала. Уж больно хлебосольна была баба Надя.