Текст книги "Драконьи грезы радужного цвета (СИ)"

Автор книги: Татьяна Патрикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Мы пришли с миром, – улыбка померкла на лице Чумы. А король, напротив, улыбнулся.

– Я знаю. Иначе, вы бы не вошли в город.

– Понимаю. Драконы не пропустили бы нас.

– Не только они. Но об этом не сейчас. Что вас вынудило покинуть места вынужденной резервации?

– Вынужденной?

– Вы сами решили свою судьбу двадцать лет назад. Не будь тех смутных для всех времен, драконы бы не патрулировали ваши границы.

– Мы живем дольше людей, но не настолько долго, чтобы сравниться с теми, кто запечатлен с драконами. Те, кто сражался тогда, сейчас уже в летах, пусть не в преклонных, но маски свои они больше против вас не наденут.

– А те, кто народились после них?

– Вот о них я и пришел сказать. Я – Доктор Чума, входивший в Совет Иль Арте.

– То есть, теперь уже не входите. Выгнали?

– Совет был распущен и осужден Палачами Масок по результатам всеобщего голосования клана.

– Что это значит? – в какой-то момент глянув на Шельма, вопросил король.

– Лишь то, что все они теперь в Мраморном Саду, – тихо отозвался тот, и все же посмотрел в глаза королю. Палтус сделал вид, что его новая внешность его совершенно не волнует. – Они теперь не живы и не мертвы, Ваше Величество, – склонился в поклоне шут, глядя в глаза отца, который не видел в нем сына, просто не мог увидеть. – Формально это значит, что Совета в том составе, что он был до этого, больше не существует.

– Почему не осудили вас? Или это ваше персональное наказание, предстать передо мной?

– Нет. Потому что я был инициатором голосования и несколько масочников со мной, тоже сильных, но не входящих в Совет.

– Вы выберете новый?

– Мы не можем.

– Почему это? Как доносили разведчики, еще двадцать лет назад была вырезана почти половина совета, но вы потом выбрали на места павших новых, живых.

– Мы не имеем права. Больше не имеем.

– Почему?

– До нас дошел слух, что в этом мире родилась Вольто. Не важно, женщина это или мужчина, хотя говорили о молодом мужчине, но слухи порой врут. Но решать теперь лишь ему или ей. Захочет, будет править единолично, не захочет, должен выбрать новый совет.

– Почему вы распустили предыдущий? – спросил король. А к Шельму снова обратился Ставрас:

"Палтус требует, чтобы я передал через его Миля, что это за Вольто и вообще, что происходит".

"Я. Его. Убью".

"Кого? Короля? Кто ж тебе позволит?"

"Гиню. Придушу собственными руками".

"Окстись. Если бы не он, нам бы самим пришлось разбираться с советом".

"А сейчас, хочешь сказать, не придется?"

"Придется. Но вдвоем и без потерь. Тем более, должен же я был когда-нибудь познакомиться с твоими родственниками. Кстати, ты не говорил, что твой отец тоже Доктор Чума и что его взяли на место того, с которого была сорвана маска".

"Я не знал. Зато теперь понято, почему меня не смогли найти. Просто его специально нагрузили так, чтобы не сразу вспомнил и обо мне, и о Дели. Он всегда был очень ответственным и… честным. Ты там Палтусу-то передаешь?"

"Передаю".

"И что он?"

"Ругается. Ты слышишь, что Байрон-то говорит?".

"Что Совет распустили из-за того, что вскрылись подробности очередного заговора против короны, и все это на фоне известия о Вольто. Что ж они так с ним носятся-то?!"

"Потому же, почему и Гиня так воспрял. Они считают, что мир принял их. Оправдано, между прочим, считают. Когда ты собираешься сказать им?"

"Никогда".

"Что?"

"Я просто прилечу туда под маской, назначу всех, кто приглянется, и улечу обратно".

"Шельм?"

Но тот снова вытолкнул его из себя, потому что Байрон закончил краткий рассказ о заговоре и неожиданно обратился к королю с просьбой:

– Ваше Величество, скажите, а вам не знакома фамилия или имя Ландыш или Ландышфуки?

Король первым делом взглянул на шута, тот ответил непроницаемым взглядом, и Палтус не стал настаивать, в отличие от Ставраса чувствуя, что не имеет права.

– А в чем дело?

– Просто, мы очень давно ищем нашего сына и нам сказали, что у вас тут живет некто Ландышфуки, это тотемное имя нашего сына, – неожиданно заговорила Лидия. И печально улыбнулась. – Понимаете? Вы же тоже отец, – она посмотрела в сторону Веровека, который лишь тихо вздохнул и тоже глянул на Шельма.

– Ну, на самом деле, – протянул Палтус. – Это фамилия моего Придворного Шута, он масочник, как вы видите, но разве он похож на вашего сына?

Байрон поднялся и взглянул на Шельма, который все так же выглядел не самим собой. Тот пожал плечами. Младшая маска не может ослушаться старшей, даже если приказ так и не был произнесен.

– А что? Разве это запрещено? Я не представлялся никому из наших не своим именем, а для людей это всего лишь странная фамилия, ничего больше.

– Благодарю вас, Ваше Величество, – подав руку жене, у которой потускнели глаза, что заметили даже Веровек и Палтус, произнес Байрон Икуф. – Если вы не против, мы хотели бы немного освежиться с дороги и отдохнуть, а потом продолжить беседу.

– Через два дня мы планируем отпраздновать свадьбу моего сына, надеюсь, вы не откажите мне в своем присутствии, – неожиданно произнес король, встречаясь с масочником твердым взглядом.

У того округлились глаза. Кто сказал, что Доктор Чума не умеет удивляться?

– Вы приглашаете нас, масочников? Вы… доверяете?

– Ну, надо же с чего-то начинать. Раз уж вас даже мир принял, отчего и нам не попытаться принять.

– Это честь для нас, Ваше Величество, – произнес масочник и склонился в поклоне.

Его жена с какой-то застывшей улыбкой сделала реверанс, а потом неожиданно моргнула и улыбнулась так, что присутствующим показалось, будто лучик солнца мелькнул в окне.

Ей просто невозможно было не улыбнуться в ответ. А потом чета Икуф прошествовала к выходу из тронного зала, вот только выйти не успели, хоть дворцовая стража, несшая караул на всех официальных приемах в тронном зале, уже и двери перед ними распахнула.

– Помниться ты только что мне сам сказал, Александр Ландышфуки Икуф, взрослый и сознательный. Что же ты бежишь от прошлого, как неразумный щенок?

Голос лекаря был негромок, но услышали все.

Масочники медленно обернулись. Шельм застыл возле трона изваянием, но смотрел не на отца и на мать. А потом его рука, словно действуя отдельно от разума, поднялась и он, прикоснувшись к подбородку, медленно сдвинул чужую маску в сторону и стал самим собой. Голубоволосым, бирюзовоглазым, вот только остался все таким же застывшим.

Байрон горько усмехнулся.

– Ты думал, что я заставлю тебя бросить тех, кто тебе дорог по праву старшей маски? Как мало мы друг друга знаем, сын.

А Лидия шагнула к нему, но замерла, хотя в какой-то момент всем показалось, что сейчас кинется к сыну.

– А с чего вы взяли, что имеете на это право? – неожиданно спросил Ставрас у Доктора Чумы, вставая между ним и сыном.

– Я – Доктор Чума, он – Арлекин, я старше по маске, – пояснил масочник. – Но я бы не поступил так с собственным сыном.

– Не поступили бы, даже если бы могли, – согласился Ставрас и улыбнулся так, что проницательный Байрон был вынужден спросить.

– Кто вы для всех? И кто для моего сына?

– Интересная постановка вопросов, – одобрил лекарь, отец Шельма ему уже нравился. – Для всех я – Драконий Лекарь. А для вашего сына – его дракон.

– Что?

Ставрас хмыкнул и начал пятиться.

– Он же не собирается обращаться? – взволнованно вопросил у Шельма занервничавший Палтус, тот ответить не успел.

Через миг тронный зал, размером в приличное такое поле, неожиданно показался всем удручающе маленьким, потому что его почти полностью занял собой дракон и его морда с лукавым выражением желтых глаз оказалась прямо перед лицами масочников.

Он попытался в элегантном жесте подпереть голову лапой, но в этот момент гребень на его макушке задел потолок и оттуда посыпалась побелка и кусочки лепнины, дракон огорченно фыркнул, вынудив Байрона отступить, и снова стал человеком.

– Убедил?

– Но… это невозможно, – прошептал Доктор Чума потрясенно.

– Отчего же? Не затем ли вы затеяли переворот, что поняли, что мир принял вас и позволил родиться Вольто?

– Да, но драконы… и вы… и Александр…

Лекарь вздохнул, повернулся к шуту и протянул руку, тот отвел глаза, но молча спустился к нему и встал рядом.

– От кого вы узнали, что кого-то из приближенных короля зовут Ландышфуки?

– От одного из семейства Шлим.

– Не Гиацинта, ли?

– Нет, от его дяди по отцовской линии. Это важно?

– А что известно о самом Гиацинте?

– Что он пропал без вести, сбегая от преследователей. По крайней мере, это официальная версия.

– А в вашем заговоре против совета семейство Шлим принимало участие?

– Да, конечно. Они поддержали нас одними из первых и даже выдали одного из своих, правда, мы его не нашли. Его тотемное имя Лютикмилш.

– Не беспокойтесь, мы нашли, – вмешался король и, посмотрев на молча стоящую рядом с мужем Лилию, предложил: – Может, все же сядете, а я прикажу закусок принести?

– Да, мы… – начал Байрон, но Ставрас, повернувшись к королю и королевичу, отрицательно покачал головой.

– Не стоит. Мы уже заканчиваем. Сколько займет сам процесс назначения нового совета?

– Если Вольто объявится прямо сейчас, то максимум два дня. Один, чтобы ему как следует все обдумать, второй, чтобы пройти через все необходимые традициями церемонии.

– Прекрасно. Последний вопрос, и я очень быстро отвечаю на ваши, и вы идете отдыхать.

– Мы не устали, – неожиданно вмешалась Лидия, переведя взгляд с Шельма на Ставраса. – И я бы хотела поговорить с сыном без свидетелей.

– Разумеется.

Шельм попытался что-то сказать и даже уже начал отрицательно качать головой, но лекарь отрезал:

– И он обязательно уделит вам время. Столько, сколько понадобиться.

– С каких это пор ты решаешь все за меня? – глаза Шельма вспыхнули так, что даже его отец поразился ярости, зажегшейся в них.

– С тех пор, как ты начал вести себя как мальчишка, – бросил Ставрас.

– Я все могу решить сам.

– Нет уж. Решать будем вместе.

– Ты решаешь один!

– Я просто не оставляю тебе возможности пожалеть о собственном решении.

– Да? Ты снова не оставляешь мне выбора!

– Да, неужели? Ты просто можешь приказать им забыть, как когда-то заставил ящерок отрастить крылья, нет?

– Я не сделаю такого с родителями!

– Почему?

– Да, ты сам… сам понимаешь, что говоришь? Или у вас, драконов, так принято?!

– Считаешь, что твоя ложь была лучше этого?

– Я… – Шельм осекся и, кажется, до него только сейчас начало доходить, что именно он попытался сделать, отказав родителям в праве хотя бы просто узнать, что он жив. Он нервно сглотнул и встретился с глазами матери. В них застыли слезы. Голос дрогнул, стал сиплым, чужим, но он все равно выдавил из себя беспомощное, детское: – Простите…

– Шельм, ты это… – сзади подошел Веровек. – В саду поговорить можете. Мы скажем, чтобы вас никто не беспокоил.

Шут кивнул и, даже не обернувшись на него, протянул руку матери. Та приняла, и они оба вышли. Байрон остался.

– Думаю, пока они общаются, – проговорил лекарь. – Мне стоит обсудить с вами некоторые дела насущие, на прямую вашего сына не касающиеся. Разумеется, если вы все еще утверждаете, что не устали?

– Я хотел, чтобы отдохнула жена. Она давно не покидала поместье, и путешествие далось ей не легко. Я готов выслушать вас, но…

– Да?

– Вы сказали, что сможете быстро ответить на все мои вопросы.

– Неужели, рядовой Арлекин способен принять облик другой маски? Причем, заметьте, я понимаю, что он не личину накинул, а именно стал другой маской, однажды виденной им, и ведь вы это тоже понимаете, иначе не ошиблись бы.

– Понимаю, – согласился Байрон, но все равно смотрел на него с недоумением, пока над ним не сжалился Веровек, так и оставшийся стоять рядом с лекарем.

– Вообще-то, Шельм – Вольто.

Масочник застыл.

– Ну, а теперь, – хмыкнув, объявил Ставрас и обернулся к королю, – мы с вами поговорим в другом месте, а юный королевич, на правах кровного брата вашего сына объяснит отцу тонкости легенды о всесильной Вольто.

– Я бы еще не отказался послушать, что не легендарно, а конкретно этот шельмец умеет делать. А то у меня Миль нервничает, говорит, что драконы, принимая твоего избранника, подробностей не знали, и теперь горят желанием узнать.

– Ну, вот Веровек вам с Милем все и расскажет, а мы ушли.

– Да, идите уже.

– Да, кстати, – обернулся лекарь уже в дверях. – Завтра и после завтра нас не ждите.

– Я понял уже, – бросил король раздосадовано, вспомнив жаркий спор относительно выходных для шута в такое горячее предсвадебное время, и повернулся к подошедшему сыну.

Они вышли в коридор и только после этого, молча шедший рядом масочник поинтересовался, глядя в сторону:

– Кто такой Миль?

– Черный дракон Его Величества.

– А вы?

– Вы же видели, что бронзовый.

– И все?

– А что вас смущает?

– Король что-то сказал про то, что драконы одобрили ваш выбор.

– Он просто, по-видимому, уже записал вас в нашу большую, разношерстную семейку, вот и выдал семейную тайну.

– И я, действительно, могу её узнать?

Байрон посмотрел на мужчину, шедшего рядом с ним. Высокого, широкоплечего, в темно-коричневой, тонкой замшевой куртке с множеством карманов на груди, которую он носил на распашку, безрукавке со шнуровкой в области шеи, узких брюках, заправленных в короткие сапоги, с тупыми носами, но на толстой, основательной подошве. На бедре у него еще в тронном зале он рассмотрел нож в простых, безыскусных ножнах и в первый момент принял его за охотника или личного королевского егеря, но уж никак не за легендарного Драконьего Лекаря.

Это потом, уже после наглядной демонстрации драконьей ипостаси, он обратил внимание на почти желтый цвет глаз, даже при человеческих, круглых зрачках. Немного печальную улыбку человека, много повидавшего на своем веку. С волосами темно-коричневыми и жесткими, при этом они были острижены совершенно не по моде, образуя на макушке, аккурат, посередине головы, нечто напоминающее драконий гребень. Нет, мужчина даже с такой прической выглядел очень даже привлекательно, просто, все эти необычности в облике далеко не сразу складывались в общую картину, и вопросы возникали лишь сейчас, а не тогда, при первом вскользь брошенном взгляде.

– У вас уже есть предположения? – вопросом на вопрос ответил лекарь и бросил на него пытливый взгляд.

– Вы очень раскрепощено вели себя с королем. Не думаю, что это позволено любому дракону, как бы королевская семья не была бы обязана вашему роду. Хотя, я могу и что-то не знать.

– Мои сородичи чтят человеческие традиции, а они наши, драконьи.

– Догадываюсь. Ведь так вам всем завещал легендарный Радужный Дракон, – масочник печально улыбнулся и сбился с шага. – Но ведь вы же не…

Лекарь вздохнул. Они проходили по небольшой открытой анфиладе, из которой открывался дивный вид на парк.

– Давайте, остановимся здесь, – предложил он и прошел мимо колонн к самому краю, оперся руками на витую, кованую решетку (Мур сказал, что сковал бы лучше) и нашел глазами небольшую лавочку на одной из дорожек, ведущих в сторону тенистых аллей.

На ней сидели молодой человек и девушка, которой с такого расстояния можно было дать не больше шестнадцати. Глядя на них, можно было подумать, что юноша решил признаться даме сердца в любви. А она отнеслась благосклонно и вот только что даже разрешила ему голову себе на колени склонить. Она расчесывала его волосы пальцами, а лекарь смотрел на мать и сына и вспоминал мягкость его волос, перебирая пальцами воздух.

– Да, я Радужный Дракон, – признался он масочнику, который давно уже стоял рядом с ним и ждал ответа. – А он Вольто. И с этим уже ничего нельзя сделать. Завтра мы отправимся к вам, захватив с собой наших друзей – Филактета Шлима и Муравьеда Сиявича. Кто такой первый, думаю, вы знаете, второй – природный оборотень, это к тому, чтобы не возникло вопросов в дальнейшем. Как вы понимаете, насчет единоличного правления Шельм категоричен. Кстати, я все же хочу уточнить, раз уж в первый момент нас прервали. Последний вопрос, который я хотел вам задать. Вы желаете остаться в Совете?

– Нет, – твердо ответил мужчина, тоже смотрящий на жену и сына.

– А до того, как узнали, кто он?

– Я бы тоже ответил нет. Совет это не развлечение, не марка престижа, это обязательства перед кланом, которые нужно выполнять в любом случае. Даже если ты все еще носишь траур по умершей дочери, даже если вся твоя душа желает лишь одного, бросить все и кинуться на поиски пропавшего сына. Мы ведь думали, что его убили. Сорвали маску, как с Доктора Чумы, а оказывается…

– Он сам ее сорвал. Хотите, расскажу вам, почему?

– А он не будет против?

– Говорит, не будет. Ему будет легче, если я расскажу вам, а не он сам.

– Вы с ним настолько связаны?

– Да. Потому что это запечатление. Мы услышим друг друга из любой точки мира и в нашем случае даже за его пределами.

– Понимаю. Тогда… я слушаю вас.

– Кстати, меня можно и на "ты" и просто по имени – Ставрас, – лекарь повернулся к Байрону и протянул ему руку.

Тот принял её, не раздумывая, и крепко пожал:

– А потом я бы с удовольствием послушал, кто еще входит в вашу разношерстную семейку.

– Конечно. Только уже не в вашу, а в нашу, согласны?

– Да.

Шельм блаженствовал в ванной, которую специально вынес в сад, натаскал воды из родника, бьющего прямо в аптекарском саду из-под корней старой березы, нагрел её с помощью магии и вот теперь, наслаждаясь скользящими, почти не греющими лучами заходящего солнца, ни о чем не думал, просто отдыхал.

Ставрас возился с чем-то в своей аптекарской лаборатории. Что ему там за лекарство так спешно понадобилось, шут не знал, но и не спешил узнать. На душе было просто тепло, без анализа причин, настроения, без мыслей и чувств. Просто тепло и это дарило надежду.

Мур с Гиней остались в Драконарии вместе со своими Бимом и Бомом охранять первую партию яиц, перенесенных драконами королевской гвардии с горного кладбища. Завтра их сменят начальник гвардейцев со своим драконом и Дирлин, которая, пока Век и Рокси готовятся к самой настоящей, официальной свадьбе, возилась с Руби и Сапфирой королевича и была просто счастлива. На нее, кажется, заглядывался тот самый Кузьма, с которым им предстояло двое суток охранять мертвые яйца, его человек не в счет. Шельм не знал, как драконы проявляют свои теплые чувства к понравившейся им самке и как завоевывают её расположение, просто видел что-то такое в его зеленых глазах и мысленно желал ему удачи.

Родителей со всем комфортом разместили во дворце. Палтус, дав Байрону отдохнуть, долго беседовал с ним за рюмкой отменного коньяка в обществе Ставраса, что-то они там такое важное обсуждали. А Лидию, после отдыха, перехватила Роксолана, и та теперь на правах подружки невесты помогала ей со свадебными приготовлениями, вместе с цыганкой воюя с неугомонной королевой, которая везде пыталась насадить свое мнение, но ей это теперь не очень-то удавалось. Но, кажется, она уже даже не злилась, и вроде как пыталась все же слушать не только себя, но и других.

Он сам, пока все были заняты кто чем, вместе с Веровеком возился с Руби и Сапфиром. Было приятно просто учить драконышей всяким премудростям, например, новым словам, и ни о чем не думать. Особенно, о завтрашнем дне. Он и сейчас о нем старался не вспоминать. Ему просто было страшно.

Ставрас вышел из аптеки уже с полотенцем. Большим, в него, казалось, можно было завернуть Шельма с ног до головы. Шут повернул к нему голову, оторвавшись от созерцания вечернего неба, подкрашенного каймой заката, и тихо вздохнул.

– Ты простудишься, если будешь сидеть в остывшей воде, – мягко произнес Ставрас, шагнул к нему и развернул полотенце.

Шельм прикрыл глаза на секунду и поднялся из воды. Лекарь завернул его в полотенце и вынул, поставив на доски деревянного настила, нагретые за целый день летним солнцем, и прижал его к себе. Шельм уткнулся лицом ему в плечо и тихо спросил:

– Ты считаешь меня жестоким?

– Нет. Просто маленьким.

– Я уже шесть лет, как совершеннолетний.

– Это лишь по вашим меркам. А по-человеческим, только два.

– Эх, – тяжко вздохнул Шельм. Идти никуда не хотелось. Отнес бы кто?

"Легко", мысленно ответил Ставрас и поднял его на руки.

Шельм склонил голову ему на плечо и прикрыл глаза. Путь до спальни он благополучно пропустил, открыв глаза лишь оказавшись под одеялом. Ставрас присел рядом с ним и посмотрел задумчиво и в тоже время с легким беспокойством.

– Что-то не так?

– Ты уверен, что все еще хочешь?

– Хочу – что? – вяло полюбопытствовал Шельм, лекарь усмехнулся и встал.

– Значит, не хочешь, – и принялся раздеваться ко сну.

Шельм подумал, подумал, и резко сел на кровати:

– Хочу! Конечно, хочу!

– Точно? – Ставрас, сбросивший любимую крутку, лукаво улыбнулся через плечо.

– Ты еще спрашиваешь! Иди ко мне, – и протянул руку. Всю сонность и апатию с него как рукой сняло.

– Что, прямо в сапогах и одежке?

– Да, демон бы с ней, сам сниму!

Ставрас расхохотался, но все равно подошел лишь тогда, когда разделся, и сразу же скользнул к нему под одеяло. Шут подкатился к нему, обнял и потянул на себя. Лекарь послушно перекатился, наваливаясь на него, и уловил легкую панику в его душе. Улыбнулся.

– Ты боишься.

– Не бери в голову.

– Нет уж, так не пойдет.

– Ставрас!

– Тсс, – зашептал ему в губы тот, и снова лег на спину, перетащил его на себя и скомандовал. – Чуть повыше сядь.

– С ума сошел? Я, конечно, умею душить ногами, милый, но тебя бы я предпочел душить в объятиях, – проворковал Шельм и попытался сползти обратно на кровать.

– Ну, уж нет, – сцепив руки у него за спиной, не пустил лекарь. – Кто у нас здесь старший?

– Ну, знаешь, последнее дело возрастом давить, особенно в твоем случае.

– Отчего же?

– Тогда, если подумать, это уже какая-то нездоровая любовь у тебя получается?

– Почему это она нездоровая?

– Так я на твоем фоне совсем младенец, меня не соблазнять надо, а титьку в рот совать, – объявил шут, как всегда в своем репертуаре.

Ставрас фыркнул, разжал руки и силой подтащил его вверх, отбрасывая в сторону одеяло. Пошатнувшись, Шельм инстинктивно вцепился в изголовье кровати и, лишь опустив глаза вниз, осознал, в каком откровенном положении оказался, и мучительно покраснел. А Ставрас улыбался ему снизу и явно наслаждался моментом. Шельм хотел возмутиться, не успел.

– Предупреждаю, будешь и дальше меня смешить, ничего не получится, поэтому лучше помолчи. И пусть, я никогда не делал этого раньше, но о людях я знаю очень и очень многое. Особенно, об их телах.

– И что же, собрался применить весь свой опыт ко мне одному?

– Ты против или хочешь еще кого в свою компанию позвать?

– Разумеется, никого кроме тебя я не хочу. И вообще, только за, но… ах!

Лекарь уже больше ничего не сказал, просто продолжил. Шельм выдохнул в потолок, потом застонал, громко, забыв о смущении, выгнулся весь над ним и почти закричал, когда Ставрас закончив с легкими поцелуями, чуть сильнее прихватил чувствительную кожу губами.

– Ставрас! – вскрикнул он, ресницы намокли и дышать стало совсем нечем.

Он с трудом заставил себя разлепить веки и посмотреть на лекаря потемневшими глазами, а тот остановился и указал глазами на небольшую полку, прибитую справа от кровати. Шельм с трудом сфокусировал взгляд и сразу же застонал снова, потому что лекарь продолжил. Баночку он схватил, обнаружив с трудом и ориентируясь только на ощупь, но она выпала из его рук, благо, что над кроватью и, к счастью, не разбилась. Ставрас пробормотал что-то невразумительное, и нащупал её сам. Шельм, тихо всхлипывая, извивался над ним и стискивал изголовье кровати с такой силой, что дерево уже трещало, а его пальцы побелели. Ему было так хорошо, так сладко и невыносимо оттого, что блаженство казалось уже близко, но в тоже время далеко. А Ставрас все так же вжимался лицом в его бедра, ласкал, и одновременно с этим, не глядя, сорвал крышку со злополучной банки.

– Ставрас, я не… так хорошо!

Тот не ответил, но на самом деле ему самому безумно нравилось слышать его голос, ставший сейчас каким-то глубоким, будоражащим душу и откровенным в своей чувственности. А потом к губам и языку прибавились еще и влажные, вымазанные в чём-то пальцы. Запахло лавандой и чем-то еще, тонким, волнующим. Шельм даже не обратил внимания на такую мелочь, как нечто инородное внутри себя. Лишь выгнулся сильнее, дернулся слегка и задвигался в том же ритме, толкаясь вперед и опускаясь, принимая в себя не спеша, медленно, растягивая удовольствие и подстраиваясь под заданный Ставрасом ритм. А потом пальцев стало больше чем один, и все тело, чистое после купания, повлажнело от выступившей испарины. Лекарь остановился, поцеловал внутреннюю сторону бедра и дернул рукой чуть резче.

– Нет! – вскрикнул Шельм и обмяк.

Ставрас даже растерялся, но быстро сориентировался. Уложил его рядом с собой. Чмокнул в нос, поцеловал в шею и посмотрел в медленно приоткрывшиеся глаза.

– Что это было? – хрипло вопросил шут, очнувшись.

– Тебе научным языком или повторить на практике?

– Повтори! – потребовал шут и лишь сильнее раздвинул ноги.

Лекарь улыбнулся и крепко поцеловал в губы, приникнув к ним, и снова одним лишь движением руки вызвал тот самый всплеск чувств, который произвел столь сильное впечатление у его масочника. Шельм вскрикнул прямо ему в рот, оторвал его губы от себя, обхватив лицо руками, и заглянул в глаза.

– Давай дальше, – попросил он и улыбнулся припухшими губами. – Очень хочу.

– Тогда давай так.

Он легко перевернул гибкое тело шута на живот и подложил ему под бедра подушку, Шельм обернулся через плечо.

– Не бойся, – выдохнул Ставрас, дотянувшись до его губ.

– Мне… не страшно, – отозвался Шельм. Прикрыл глаза и уткнулся лицом в подушку. Оттуда приглушенно донеслось: – Не страшно.

– Страшно, страшно, – отозвался Ставрас, прижался к нему и поцеловал в плечо, потом в затылок, прошептал что-то неразборчивое прямо на ухо, поцеловал и его, а потом прижался чуть сильнее.

Шельм напрягся, зажмурившись, радуясь, что Ставрас не видит его лица. Но не чувствуя боли, расслабился, и лекарь сдавленно прохрипев ему на ухо, коротко рыкнул и замер. Шельм даже не сразу осознал, что все. Уже до конца. А, когда понял это, осознал, что так хорошо и уютно ему никогда еще не было. И подумал, что мог бы вот так пролежать целую вечность, не двигаясь, просто ощущая какую-то непередаваемую цельность в гармонии с самим собой и с тем, ближе которого в этой жизни, да и не в этой тоже, у него уже не будет. От этой мысли тело ожило само, без участия разума, и он задвигался под ним, закинул руки за спину, впился в бока, застонал протяжно, сладко и так громко, насколько позволили связки. И лекарь двигался вместе с ним, рычал над ухом, стискивал в объятиях молодое, сильное тело, а потом резко отстранился. Шельм дернулся, застонал от остроты разочарования, не чувствуя слез, брызнувших из глаз. Но лекарь легко, словно пушинку, рывком перевернул его на спину, опять накрыл своим горячим, мокрым от выступившего пота телом, и вжался снова, да так, что Шельм закричал уже не от полноты ощущений, а оттого, что он повторил то прикосновение, что довело его до потери сознания, когда случилось в первый раз. И они уже просто не могли остановиться, да и не хотели. Сжимая друг друга в объятиях, вышептывая потаенные тайны души, и тут же забывая их все до единой, и живя здесь внизу лишь телами, в то время как души парили где-то высоко-высоко, сливаясь друг с другом и зная, что только так, только вдвоем, единственно правильно, единственно верно, единственно приемлемо для них.

А потом время, предназначенное только для них, закончилось, как рано или поздно заканчивается все на этом свете, кроме любви. Но, стоило Ставрасу, наконец, осознав себя во времени и пространстве, попытаться отстраниться, Шельм снова вскинул руки, непослушные, вялые, но с силой впившиеся пальцами в его бока.

– Шельм? – прозвучало хрипло.

– Останься хоть немного так, – выдавил из себя шут, который понял, что если сейчас они разъединятся, все это пропадет, исчезнет. И стало до безумия страшно, что такого больше уже не повторится. Так страшно, что он почувствовал, что готов разреветься, если это и будет так. Но Ставрас все прекрасно понял.

– Тсс, – прошептал он ему в волосы на затылке, кажущиеся под губами куда мягче, чем под руками. – Все хорошо. Если тебе еще захочется, можем и повторить чуть попозже.

– Обещаешь?

– Да.

Они подтянули подушки повыше и устроились как когда-то в гостях у цыганской баронессы, Ставрас почти сидя и опираясь на изголовье, а Шельм у него на животе, прижимаясь щекой и скользя ладонью по груди, совершенно бездумно, неосознанно. Ему хотелось улыбаться, и он улыбался. А лекарь, как и прежде, перебирал пальцами его волосы и в глубине его глаз танцевали искорки. Он никогда не думал, что у него, дракона, умудренного опытом, прожившего более чем длинную даже по драконьим меркам жизнь, нечто столь простое и естественное для людей, может вызвать такой невыразимый восторг.

– Теперь ты мой, – произнес он, глядя в пустоту. – Полностью и абсолютно.

– А ты мой, – отозвался Шельм, зевнул и подтянулся выше, обхватывая его рукой за шею. – Только знаешь, что я тебе скажу? – тоном заговорщика прошептал он ему на ухо.

– М?

– Ты обещал, что мы повторим.

– Нам завтра рано вставать.

– Выспимся за пару часов до рассвета на Вересковой Пустоши.

– Ты что же, всю жизнь так жить собираешься?

– Как?

– Жить здесь, а спать где придется?

– Знаешь, где придется, меня не устроит, только с тобой.

– Учту.