Текст книги "Драконьи грезы радужного цвета (СИ)"

Автор книги: Татьяна Патрикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

– Добрый день, мне сказали, что среди вас есть Драконий Лекарь, – глядя на Ставраса, немного натянуто улыбнулся барон.

На самом деле они уже как-то встречались и даже были представлены друг другу на одном из приемов, причем Ставрас, обладающий просто прекрасной памятью на лица, барона помнил, а вот тот, похоже, предпочел сделать вид, что забыл о той не такой уж и давней встрече. Одно это настораживало. Но потом, барон Бернс посмотрел на спутников лекаря, и так и замер с приоткрытым ртом.

– Барон, а барон, – протянул Шельм своим фирменным шутовским голосочком. – Рот закрой, ворона залетит, поперхнешься и помрешь, за дракончиком своим последовав…

– Откуда вы… – выйдя из ступора, прошептал тот и снова посмотрел на Веровека, стоящего рядом с Придворный Шутом, который отчего-то сменил шутовской колпак на меч за спиной.

И если лекаря, действительно, можно было не узнать, то наследника престола уж точно нельзя. Но у барона все никак не получалось соединить в голове этих трех людей, путешествующий вместе, поэтому он мялся, открывал и закрывал рот, и все никак не мог подобрать слова. Ставрасу быстро надоело смотреть на его потуги.

– Так, – бросил он решительно. – Для начала определитесь, приглашаете ли вы нас в свой дом, потом будем разговаривать.

– Конечно, приглашаю. Проходите, пожалуйста, – сразу же посторонился барон.

– Так-то лучше, – одобрительно прокомментировал лекарь и вошел первым.

Впрочем, давно притихший Веровек даже не попытался напомнить ему, что по придворному этикету королевских особ все же следует пропускать вперед.

Эрнст Бернс оказался человеком разумным и лекарю в принципе понравился, если бы не одно "но". Барон с самого начала, можно сказать, чуть ли не с порога начал юлить и скрытничать, как только разговор коснулся дракона. Было понятно, что показывать лекарю свое "крылатое чудо", как совсем недавно назвал дракончика Шельм, тот категорически не желал. Но Ставрас был настойчив. И барону ничего не оставалось, как прежде чем отвести приводить себя в порядок с дальней дороги, на что тот в тайне рассчитывал, повести их в огромный Драконий Дом, выстроенный со стороны северной стены замка.

Дракончик был маленьким, меньше даже того же Шелеста, хотя повзрослев мог вырасти размером в пятиэтажный дом. Бронзовая чешуя померкла, хотя должна была блестеть и переливаться на солнце, большие, ярко-желтые, почти золотые глаза потускнели. Было видно, что малыш совсем плох. Он даже головы не поднял на пришедших, лишь тихо вздохнул, когда Ставрас положил ладонь на его холку, погладив по еще мягкому, не успевшему как следует затвердеть позвоночному гребню. И больше не шевелился, оставшись лежать, свернувшись калачиком на целой охапке свежего, душистого сена. У Шельма, оставшегося с королевичем в дверях, сжалось сердце. Он уже несколько раз видел маленьких драконов, но те были здоровы и веселы, очень любопытны, а иногда и вовсе шкодливы, но этот несчастный малыш изначально отличался от них. Несомненно, он был болен. И судя по тому, как заиндевело лицо лекаря, помочь ему будет очень и очень трудно, если вообще возможно.

– Вот он, мой красавец, – нарушил молчание барон, но как-то совершенно неубедительно, а уж когда Драконий Лекарь грозно глянул на него, и вовсе потух и замолчал.

– Выйдем, – бросил Ставрас на ходу, и буквально вылетел из Драконьего Дома, широко шагая, так, что и Шельму с Веровеком, и барону пришлось, чуть ли не бежать вслед за ним в сторону замка.

Но, даже попав внутрь, лекарь не спешил делиться своими наблюдениями. Он так же быстро прошествовал в обеденную залу, причем, никто так и не понял, откуда лекарь узнал, где она находится. Опустился в кресло по левую руку от хозяйского места, и взглядом приказал барону сесть, чему тот безропотно подчинился. За ним к столу подтянулись и королевич, севший по правую руку от барона, и шут, занявший кресло рядом со Ставрасом.

Почти сразу угодливые слуги принесли на больших блюдах различные яства, но никто к ним даже не притронулся. Все ждали вердикта лекаря, а тот молчал, словно намеренно нагнетая обстановку. Первым не выдержал Шельм и тихо позвал:

– Ставрас?

– Когда ты купил его? – глядя только на барона, спросил лекарь ровно-ровно, но от такого голоса стало жутко всем присутствующим, даже жмущимся к стенам лакеям.

– Я не…

– Ты купил яйцо дракона, даже зная, что его можно получить лишь в дар, но, никак не отдав за него деньги, не важно какие большие. Лишь в дар, – не спрашивал, утверждал Ригулти, и барон прекрасно понял, что отпираться бесполезно.

– Полгода назад.

– Где?

– В столице.

– У кого?

– Я не знаю имен, мне принесли его через третьи руки.

– Ясно, – коротко рыкнул Ригулти, и остервенело накинулся на еду, так, словно хотел хоть чем-то занять руки. Трое его сотрапезников какое-то время растерянно смотрели на него, а потом и сами принялись вяло жевать, почти не чувствуя вкуса.

Первым молчание нарушил королевич:

– Покупка драконьего яйца карается смертью.

И после этого барон не выдержал. Сорвался. Отбросил вилку и выпалил:

– Вы думаете, я не знаю?! Но мой сын хотел своего собственного дракона. Единственный сын, понимаете? Как я мог отказать ему, как мог подписаться, что я, его отец, не способен дать ему то, чего он так страстно желает?

Но Эрнсту пришлось резко оборвать свою пламенную речь, когда Ставрас ударил по столу кулаком, да так, что задребезжали все стоящие на нем фарфоровые блюдца и хрустальные стаканы.

– Так и мог, – отрезал лекарь. – Ты хоть понимаешь, что этот дракон вообще не должен был родиться? Своей покупкой ты убивал его. Но он родился. Я пока не знаю, как такое могло произойти, и понятия не имею, как ему помочь. А он умирает, умирает, толком и не увидев этот мир.

– Я… я не знал, – пролепетал барон. – Не знал, что они не рождаются, если были куплены.

– Теперь знаешь, – бросил лекарь и отвернулся, глядя только прямо перед собой. И добавил уже тише: – Друзей нельзя купить.

– Неужели, ничего нельзя сделать? – взволнованно спросил Веровек, который отчего-то к собственному удивлению, почувствовал себя виноватым в том, что как наследник и будущий король, недосмотрел. Ведь он не врал, говоря, что продажа-покупка драконьего яйца каралась смертной казнью. Да, никто не помнил истинных причин этого давнего закона, но его всегда соблюдали. Кто же мог пойти на такое страшное преступление?

– Не знаю пока, – отозвался Ставрас, – но я попробую. Кстати, вы с Шельмом сегодня спите в Драконьем Доме.

– Но… – попытался было взбухнуть Веровек, у которого при одной только мысли, что придется снова спать не в постели, в глазах потемнело, но лекарь бросил на него один лишь короткий взгляд и королевич вовремя прикусил язык.

– Зачем? – неожиданно подал голос, отмалчивавшийся все это время шут.

– Будете греть его своим собственным человеческим теплом, если повезет, малыш протянет до завтрашнего дня.

– А если нет? – встрепенулся барон.

– Умрет, – пожал плечами лекарь, даже не взглянув на него.

– Но, мой сын вернется только через пару дней… – пробормотал он растерянно.

– Вернется? – неожиданно зашипел Ригулти. – Так, этого малолетнего придурка еще и в замке нет, когда его дракон подыхает?!

– Эдик поехал в наш дом в Столице, отпраздновать день рождение друга, – устало откинувшись на спинку кресла, выдохнул Бернс и даже не вздрогнул, встретившись с яростным взглядом Ставраса. И только сейчас стали заметны синяки под измученными темно-карими глазами мужчины и посеребренные ранней сединой виски: – Он обязательно должен был жить вместе с ним?

– Да. Если ты собирался запечатлеть дракона на сына. Или у тебя есть другие кандидатуры?

– Нет, нету. Но разве запечатление не происходит при рождении?

– Запечатление при покупке, может, вообще не произойти, – отозвался Ставрас, подозрительно быстро взяв себя в руки. – Но если ты хотел, чтобы дракон стал другом твоему сыну, как мог отпустить его от него? Я вообще не понимаю, как твой отпрыск, если он, действительно, так рвался заполучить для себя личного дракона, мог его оставить одного. Или он все же не так уж и был ему нужен?

– Не знаю, – честно признался барон, отведя взгляд. – Уже не знаю. Вначале он хотел, каждый день ходил взглянуть на яйцо, даже говорил с ним о чем-то, а когда малыш вылупился, радовался…

– А потом?

– А потом, когда стало ясно, что дракончик слаб и явно не здоров, очень быстро охладел. К тому же, он так медленно растет, ведь все же знают, что драконы, как только происходит запечатление, начинают расти вдвое быстрее, а тут…

– А вы, барон? – вмешался в их разговор шут.

– Я?

– Как вы относитесь к малышу?

– Он дорог мне. И, поверьте, дело не в деньгах, что я отдал за него. Он мне очень нравится, не понимаю, почему мой сын не ценит это маленькое чудо, – прошептал барон и замолчал, сказать больше было нечего. Но потом он все же произнес: – Вы действительно хотите, чтобы Его Высочество спал вместе с драконом? – спросил он у лекаря.

– Да, действительно, – отрезал тот, поднимаясь из-за стола.

Барон покосился на Веровека, но тот ответил ему непроницаемым взглядом, и стало ясно, что против решения лекаря наследник не пойдет. Шельм же посмотрел на вставшего Ставраса, и когда тот направился в сторону дверей, поспешил последовать за ним. И меньше всего ожидал, что как только двери за их спинами закроются, Ставрас резко повернется к нему и стиснет в объятиях, уткнувшись лицом в плечо.

– Ставрас! – сдавленно охнул шут и почти инстинктивно попытался оттолкнуть его от себя. Но куда там, Ригулти был сильнее, да и не так уж старательно Шельм его от себя отпихивал, просто уперся руками в плечи, так и замерли.

– Просто постой так еще немного, – тихо пробормотал лекарь, не шелохнувшись.

Шут замер, но все же выдавил из себя:

– Зачем?

– Хочу успокоиться, хотя бы чуть-чуть.

– Странный способ.

– Я знаю. Но так когда-то, очень давно, меня успокаивал мой лучший друг.

– Друг?

– Да.

– Ты… злишься?

– Не то слово. Мне хочется разнести здесь все, камня на камне не оставить…

– Так почему не разнесешь?

– Чувствую, что этот Бернс не виноват. Дракона он искренне любит, вот только понять не могу, отчего так сильно упирается, что тот предназначен для его сына, ведь он, как друг, для малышки куда больше подходит.

– Малышки? – искренне изумился шут.

– Да. Это не дракончик, а маленькая дракониха. Что обозначает, что тот, кто продал яйцо, очень мало понимал в драконах, что не может ни настораживать, – отстраняясь, отозвался лекарь, и опустил руки вдоль тела. Но шут не спешил отступить от него, оставшись стоять почти вплотную.

– А яйца девочек сильно отличаются от мальчишечьих? – уточнил Шельм.

– Да. И все заводчики, что имеют дело с яйцами, однозначно, знают об этом. Яйца будущих девочек никогда не отдают, разве только в особых случаях, так как, любая из них может принести потомство в последствии. Поэтому мое подозрение, что конкретно это яйцо было выкрадено из кладки, тоже сомнительно. Сам понимаешь, какой гай бы поднялся. Либо его выкрали из кладки дракона, живущего не среди людей.

– То есть, ты думаешь, что кто-то ворует яйца диких драконов, обитающих в заповеднике в Драконьих Горах? – ошеломленно уточнил шут, а вот это явно была новость, которую не так-то просто получалось уложить в голове.

– Пока не знаю, – проведя ладонью по лицу, отозвался лекарь, но я хочу, чтобы вы с Веровеком провели эту ночь с малышкой, и хорошо было бы, чтобы вам снились приятные сны.

– Она… она сможет это почувствовать?

– Да. И я надеюсь, что это даст мне хоть немного времени, чтобы выяснить, что к чему.

– Хорошо, – решительно кивнул Шельм и даже не стал возмущаться, когда Ставрас скользнул пальцами по его щеке и тихо вдохнул.

– Я рассчитываю на тебя, – развернулся и ушел, оставив шута одного в коридоре.

Тот помялся немного и тоже ушел, правда в Драконьем Доме лекаря не обнаружил, чему удивился, но искать Ставраса не стал, просто опустился на сено, рядом с маленькой драконихой, которая даже не пошевелилась и, прижав печальную мордочку малышки в своей груди, приготовился согревать её собой весь оставшийся день, вечер и ночь.

Веровек Палтусович удивил и себя и, тем более, барона, отказавшись занять предлагаемые ему апартаменты. А все почему? Да, потому что это шут виноват. Да-да, именно он. Это надо же было всю дорогу выставлять его перед лекарем полным дураком. И хоть Веровек понимал, что обвинять Шельма во всех своих напастях все же не стоит, но он злился, и, как следствие, искал виноватых. Шельм для таких обвинений подходил куда больше, кого бы то ни было. Действительно, не Ставраса же ему обвинять. Конечно можно, но это, однозначно, было бы чревато, поэтому королевич выбрал менее опасную для себя мишень. И все равно не смог спокойно спать в чистой, мягкой постели, когда шут ушел греть собственным телом маленького дракончика. Он, правда, попытался, вошел в комнату, постоял перед огромной, застеленной свежим бельем кроватью и не выдержал. Махнул рукой, коротко чертыхнулся, краснея ушами, и отправился в Драконий Дом, на пути повстречав хозяина замка и предупредив, что идет спать к дракончику. Тот удивился, но отговаривать не стал.

А в Драконьем Доме Веровек обнаружил Шельма, прижимавшего к себе мордочку малыша. Хорошенького, с бронзовой чешуей и маленькими крылышками, которые еще не скоро смогут поднять дракончика в воздух.

Посмотрев на эту маленькую идиллию, Веровек еще раз тяжко вздохнул и улегся с другой стороны малыша, обнимая со спины. Шкурка у дракончика была, как не странно, ни скользкой и холодной, а теплой и даже мягкой на ощупь. И хоть Веровек уже не раз видел драконов, но все они были половозрелыми особями: огромные, величественные, всесильные. Тут же он столкнулся с чем-то настолько хрупким, что ощутил, как непроизвольно сжимается сердце, когда, приложив ухо к боку драконыша, услышал, как бьется где-то там, внутри, еще маленькое, не многим больше человеческого, сердце. К горлу подкатил ком. Как можно обрекать это маленькое чудо на верную смерть, крадя и продавая яйца, как? Веровек не знал, но про себя пообещал всем и вся, что как будущий король будет бороться с такими вот злодеяниями, направленными против малышей-дракончиков, и с этими мыслями, наполненными мечтами о будущих победах на королевском поприще, он и уснул.

Шельму снился сон, но такой реальный, что казался явью. Но все равно, где-то на краю сознания маленьким маячком мерцала мысль, что это все же сон, но очень уж странный. Нет, не пугающий. Напротив, светлый, воздушный, с запахом свежескошенной травы и чабреца. Вкусно и так, как бывает лишь в поле, не возделанном, крестьянском, а просто в широком поле, которое язык не поворачивается назвать лугом. Шут покрутился на месте, подставляя лицо ласковому солнцу, и услышал тихое журчание. Пошел на звук. И спустился к небольшой речке, узкой, почти ручейку.

На небольшом выступе росла миниатюрная, кособокая березка и в её корнях спала девочка. С бронзовыми волосами, заплетенными в довольно кривенькую косичку. На вид ребенку было лет пять-шесть, но Шельм, вовремя вспомнив, что это все же сон, одернул себя, мысленно приказав не верить глазам, все могло оказаться вовсе не таким, каким выглядело на первый взгляд. Когда он подошел ближе, девочка открыла глаза, огромные, зеленые, но с вертикальными зрачками и подняла голову, смотря прямо на него.

– Здравствуй, – как можно мягче произнес Шельм и протянул девочке руку, та приняла и поднялась на ноги.

– Здравствуй, – голос не был воплощен в звук, лишь в мысль, шут ощущал его звучание в голове, но прекрасно осознавал, что не слышит ушами.

– Ты скажешь мне свое имя?

– Его у меня нет. Но даже если бы и было, тебе не скажу.

– Почему?

– Потому что я хочу сказать его Эрнсту.

– Эрнст – твой друг?

– Да. Единственный друг, самый близкий и такой… такой далекий.

– Далекий? Но он же здесь, в замке.

– Но он никогда не подходит, лишь смотрит издали, и никогда не говорит, и даже не слушает, когда я кричу, когда зову его… – в драконьих глазах девочки появились слезы, шут замер, не зная, чем помочь, что сказать малышке, пусть не человеческому, но ребенку, беззащитному, беспомощному. И тогда до него дошло.

Солнце померкло, перед глазами промелькнули неясные тени, тепло детской ладошки в руке истаяло, словно дым. И шут распахнул глаза, проснувшись.

С другой стороны дракончика раздавалось мерное похрапывание, а поверх мягкого, не успевшего еще затвердеть, спинного гребня лежала рука с пухлыми пальцами и приметным, фамильным кольцом королевского рода Драконьей страны. "Надо же, все же пришел", пронеслось в голове у Ландышфуки, но тут он вспомнил свой сон, и резко вскочил на ноги. В глазах на мгновение потемнело, он пошатнулся, затряс головой, и зрение прояснилось.

– Веровек! – позвал он довольно громко. Тот вскинулся так, словно, его кольнул кто, но увидел над собой шута, и снова откинулся на душистую охапку сена.

– Уф! Ты чего меня пугаешь?

– Я, кажется, понял, что с ней произошло, – взволнованно зачастил Шельм, не обращая никакого внимание на возмущение королевича. – Присмотри тут за ней, а я за Ставрасом, – и сразу же метнулся к выходу.

– Да, куда я теперь отсюда денусь, раз пришел, – проворчал Веровек, так толком и не проснувшись, и снова захрапел. Дракончик повернул голову в сторону убежавшего шута, тяжело вздохнул и перевернулся так, чтобы спящий королевич грел не спинку, а животик. И тоже уснул. Разве, можно ждать реальной помощи от людей? Конечно же нет, если самый лучший из них, самый нужный, отказывается помочь, прийти, принять, утешить.

Взбежав по ступенькам на второй этаж, где располагались господские покои и комнаты для гостей, Шельм столкнулся с такой проблемой, что попросту не знает, где именно разместили Ставраса. Конечно, можно было разбудить барон, он-то точно должен был знать, где находится комната лекаря. Но, а вдруг он ошибается, тогда только зря человека посреди ночи поднимет? Поэтому шут быстро понял, что придется рассчитывать только на себя. Заозирался. Никого в безлюдном коридоре, кроме себя, не обнаружил. Прижал ладонь к шершавой кладке стены, закрыл глаза и сосредоточился. Как же давно он не призывал его, свой проклятый дар. Лекарь нашелся очень быстро. Марионетки редко могут ослушаться марионеточника. Вот и замок не смог отказать, показав внутреннему взору Шельма большую, темную комнату, оформленную в темно-бордовых и золотых тонах, и четко обозначив как туда добраться. Прямо, прямо, пройти мимо трех ниш с рыцарскими доспехами, свернуть налево, и выйти в коридор в западном крыле. А там восьмая дверь справа. Так он и пошел.

Ставрас, казалось, спит. Но нет, так спать было просто невозможно, по крайней мере, для человека невозможно. Но кем был Драконий Лекарь на самом деле, никто не знал. Поэтому, даже обнаружив Ригулти бездыханным, со стеклянными глазами, уставившимися в потолок своей спальни, Шельм не стал преждевременно пугаться, хоть и поежился. Было понятно, что на кровати лежит сейчас всего лишь телесная оболочка, где же пребывает душа лекаря, было не ясно. Но ждать её возвращения, шут был не намерен. Не задумываясь, он рванул черную шелковую рубашку на груди мужчины и положил ладони на обнажившуюся грудь. Позвал.

– Ставрас, ты мне очень нужен. Здесь. Сей… – договорить он не успел.

Лекарь моргнул, и тут же сгреб замешкавшегося шута в охапку, перебросил через себя и придавил к кровати, нависая сверху. Шельм растерянно моргнул, упираясь ладонями ему в грудь, и замер. Ригулти сфокусировал на нем взгляд и осклабился.

– Ба! Какие люди и без охраны, – провозгласил он сиплым голосом, и шуточно полез целоваться. Шельм прыснул и расхохотался.

– Милый, ну, не так же сразу, я мальчик порядочный, между прочим.

– Мальчик?

– Ну, не девочка же!

– Действительно, не девочка, – подтвердил Ставрас, пропустив между ними руку. Шельм сделал вид, что прикосновения к промежности не заметил, и быстро перешел к делу.

– Запечатление может произойти еще в яйце?

– Что? – все шуточное настроение Ставраса улетучилось, словно его и не было.

– Просто я подумал, что если барон прежде, чем отдать деньги, сначала проверил предлагаемый товар на подлинность, то есть коснулся, пощупал, понимаешь?

– А деньги отдал потом?

– Да! – энергично кивнул шут. – Тогда получается, что дракончик был запечатлен до факта купли-продажи. Просто я не уверен, что такое возможно. Я вообще, сколько ни искал в книгах, так и не нашел, что такое запечатление. То есть, многие пишут, но по-моему, все не то.

– Да. Совсем не то, – подтвердил глубоко задумавшийся Ставрас, и резко поднялся с кровати, протягивая руку замешкавшемуся шуту. – Идем.

– Куда?

– К барону. Если твое предположение подтвердится, значит, дракон уже запечатлен на него.

– А если нет?

– Будем думать. Да и так, все равно не понятно, почему ей так плохо, – пробормотал Ригулти и потянул шута за собой к двери. Но тот уперся и не позволил ему отпустить свою руку. – Ну, что еще?

– Ставрас, а у бронзовых драконов есть человеческое воплощение? – очень тихо спросил шут.

Лицо лекаря замерло, а потом он резко дернул Шельма на себя:

– Что произошло?

– Пусти! Я тебе не девка, обжиматься по углам! – возмутился шут.

Ставрас растерянно моргнул и отступил, опуская руки, которые уже успел положить на гибкую талию юноши, грозно сверкающего на него своими глазами просто невероятной голубизны.

– Ну, извини, – выдохнул лекарь, со странным прищуром глядя на шута.

– Извиняю, – бросил тот, и отвернулся.

И все бы ничего, если бы Ставрас не добавил:

– Я просто хотел сделать тебе приятное, – и пожал плечами.

– Что?! – ошеломленно уставился на него шут.

– То. Ты же сам хотел, – невозмутимо откликнулся лекарь, отвечая ему прямым взглядом.

– Не знаю, чего я там, по-твоему, хотел, то уж точно не девичьих нежностей, – бросил Шельм возмущенно.

– Неужели, мужских грубостей? – криво усмехнулся лекарь.

Шут театрально закатил глаза.

– Милый, ну, какие грубости, пусть даже мужские, я же нежный и ранимый… но не девица на выданье!

– И откуда, по-твоему, я должен знать, как между парнями эти самые нежности происходят, а?

– Ты же у нас такой древний, что древнее разве что ископаемые, – отозвался Шельм ехидно. – Так что, в этих делах должен понимать побольше моего.

Лекарь долго смотрел на него, а потом усмехнулся. Шут инстинктивно попятился от этой его усмешки. Но не успел. Ставрас снова схватил его за руку и притянул к себе.

– Я и понимаю, что нет ни какой разницы, парень или девушка, нежность – это не приходящее, она либо есть, либо её нет.

– С чего ты решил, что я нуждаюсь в твоей нежности?

– Ты сам просил, нет?

– Просил, – не стал спорить шут. – Но с каких пор нежность у нас стала синонимом благотворительности? – И вскинул голову, отбрасывая голубую челку со лба.

Лекарь одобрительно улыбнулся.

– Хорошо. Обещаю, благотворительности больше не будет. А теперь идем.

– К барону? – уточнил Шельм, выходя из комнаты вслед за ним.

– К нему. Кстати, Веровека не мешало бы разбудить.

– Зачем? Пусть лучше малышку греет.

– Он ночует с дракончиком?

– Сам удивился, когда застал его в Драконьем Доме.

Лекарь хмыкнул. Да, похоже, не только шута, удивляли порывы королевича, правда, Ставрас о своих соображениях на его счет пока предпочитал помалкивать.

– Кстати, – напомнил шут, идя за ним по коридорам замка. – Ты не ответил, есть ли у бронзовых драконов человеческое воплощение? А еще я бы хотел узнать, кто дает им имена?

– Ты же уже знаешь, что есть, – не оборачиваясь, улыбнулся Ставрас. – А имена дарует Радужный Дракон.

– Он повелитель всех драконов?

– Нет, всего лишь тот, кто дарует имена и провожает за грань этого мира в вечное путешествие по иным мирам.

– Смертный жнец?

– Не совсем. У людей нет для него аналога. Ни в одной из существующих религий.

– Понятно. Ставрас, а где ты был до того, как я разбудил тебя?

– В столице.

– Искал продавцов драконьих яиц.

– Их похитителей.

– Нашел?

– Не успел. Но у меня еще будет время. Теперь моя очередь задавать вопросы.

– Мы уже почти пришли.

– Так давай остановимся, – поворачиваясь к нему, бросил Ставрас и, действительно, застыл посреди коридора. Шут замер напротив.

– Как ты сумел её увидеть?

– Во сне.

– И что она сказала?

– Что не может назвать мне свое имя не только потому, что не знает его, а потому, что хочет назвать его лишь Эрнсту, несмотря на то, что тот только смотрит, но никогда не подходит, не прикасается.

– Вот оно, – ударив кулаком по раскрытой ладони, выдохнул лекарь.

Шут бросил на него недоуменный взгляд. И тогда Ригулти пояснил:

– Она запечатлена на него, он на нее, но он отталкивает ее, так сильно отталкивает, что она мучается от этого, понимаешь?

– Но ведь это безумие! – вскричал шут и кинулся в сторону двери, ведущей в хозяйские апартаменты. Неужели, все оказалось так просто?

Веровек не помнил, что ему снилось, но, однозначно, что-то приятное. Но его просто варварски разбудили.

– Что ты делаешь возле моего дракона, смерд?! – вскричал кто-то визгливым, еще не до конца сломавшимся и оформившимся голосом.

Королевич тяжко вздохнул, причмокнул полными губами и лениво приоткрыл один глаз. В дверях Драконьего Дома стоял мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати и гневно сверкал зелеными, как трава поутру, глазами.

– И кто же здесь так орет, а? – проворчал он и сел, сладко потянулся, словно невзначай скользнув ладонью по чешуйчатому боку. Дракончик сразу же пошевелился и поднял голову, повернувшись к королевичу.

– Не смей к нему прикасаться! – вновь заверещал мальчишка, но подойти к дракону отчего-то не спешил.

Королевич на это лишь презрительно фыркнул и продемонстрировал ему свой королевский перстень. Баронский сынок изменился в лице и чуть не позеленел, когда до него дошло, на кого он тут орет. Но пока они мерили друг друга взглядами, причем, в глазах Веровека явно читалось превосходство, в Драконьем Доме появилось еще одно действующее лицо.

Невысокая, миниатюрная женщина, с ног до головы закутанная в черный шелк. Лицо молодое, но уже с признаками старости, не такой уж далекой, если подумать. Веровек заметил её первым и поднялся на ноги. Все же воспитание, как никак. Даму всегда следует приветствовать стоя. А, вот та его заметила далеко не сразу, полностью сосредоточившись на сыне, таком же черноволосом, как и она, причем сходство в определенной хищности черт угадывалось у них обоих. Веровек только и успел подумать, что мальчишка странно не похож на своего отца, огненно рыжего, с простым, немного одутловатым лицом, хоть и довольно приятного на вид.

– Демьян, что ты возишься?! Слышал же, что в замке Драконий Лекарь, медлить нельзя!

– Мама, здесь он, – отозвался тот, невежливо ткнув пальцем в сторону Веровека.

Тот напрягся, что-то явно было не так. Он как-то не привык, чтобы к нему относились так непочтительно, особенно, если вспомнить, что барон с отпрыском бывали в Столице и посещали некоторые светские рауты, поэтому тот королевича должен был знать. Если не в лицо, то после демонстрации перстня уж точно не мог ни с кем перепутать.

Но когда на него взглянула своими зеленющими глазищами его мать, королевич окончательно понял, что попал. Он сразу не разглядел, но теперь увидел в её руке странное оружие, что-то вроде шестигранного секатора с шестью лезвиями по кругу.

– Королевич? – растянув тонкие губы в недоброй улыбке, протянула женщина.

Веровек нервно сглотнул и попятился. Зрачки в зеленых, как трава глазах, стали алыми точками.

– Ведьма! – выдохнул Веровек, озаренный догадкой.

– И что с того? – отозвалась та. – Ты все равно не успеешь никому рассказать об этом. Отойди от дракона, он мне нужен.

– Зачем? – напротив, снова шагнув к детенышу, поинтересовался королевич, судорожно соображая.

В голове никаких разумных идей не было, вряд ли шут или лекарь его услышат, даже если он сейчас заорет. А если заорет, эта красноглазая дамочка сразу же его прирежет, и поминай, как звали. Да и дракончика жалко, эта штука в руках у ведьмы явно для него предназначалась.

Пока Веровек думал, ведьма отвечала.

– Я буду жить вечно! – провозгласила она и театрально рассмеялась, запрокидывая голову и демонстративно щелкая всеми шестью лезвиями сразу. – Мне нужно её сердце! – и ткнула своей странной штукой в сторону испуганно съежившегося под её взглядом дракончика.

Это стало последней каплей. Веровек всегда обладал богатым воображением, хоть давно, с самого детства, не пользовался им, няньки с мамкой старательно отучали, но сейчас так красочно представил, как эта бешеная тетка на пару со своим сыночком, ехидно лыбящимся из-за ее плеча, будет выковыривать сердце из груди драконыша, что его затрясло.

Выхода не было.

У него ничего не было, ни меча, которым он все равно толком пользоваться не умел, маменька считала, что ему оно и не надо, всегда же телохранители рядом. Ни какого другого оружия, да что там, даже магии его не учили, опять-таки мама не одобряла, а король в вотчину женушки никогда не вмешивался. Оставалась только кровь. Голубая кровь наследника династии правителей Драконьего Королевства.

Ведьма с улыбкой шагнула к нему с драконом, не видя в королевиче противника. Веровек сам его в себе не видел, но все же руку ко рту поднес, зажмурился и прокусил запястье в области вен.

Он и не думал, что будет так больно, но спасал адреналин, которым была щедро приправлена кровь, тяжелыми каплями падающая в душистое сено. Ни ведьма, ни её сыночек не поняли, что произошло, но капли крови вспыхнули голубым огнем, царевич выкрикнул своё полное имя, и вокруг них с драконом образовалось кольцо голубого огня.

– Нет! – запоздало поняв, что к чему, закричала ведьма, но было уже поздно. Магия крови всегда была самой сильной в этом мире, её невозможно было обойти, как нельзя было преодолеть заклятие, оплаченное кровавой жертвой.

– Мама? – непонимающе захлопал глазами сын ведьмы.

– Он призвал круг голубой крови! – воскликнула она, обернувшись к нему.

– И что теперь? – возмутился мальчишка. – Что же получается, я зря возился с этой бронзовой ящерицей?! Зря отца упрашивал, да?!

– Нет уж. Его сердце будет моим. Моим! – фанатично вскричала женщина, волосы у неё на голове выскользнули из замысловатой прически и разметались по плечам, словно змеи, глаза наполнились мертвенным, зеленым светом, а с губ начали срываться первые строфы смертельного проклятия.

Веровек встал на колени, обнял молчаливого, испуганного дракончика и зажмурился. Если умирать, то хоть не одному.

Ставрас ни спорил, ни доказывал, он просто информировал, перечисляя менторским тоном все прегрешения, совершенные бароном перед его драконом.