Текст книги "Драконьи грезы радужного цвета (СИ)"

Автор книги: Татьяна Патрикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Но драконов королевича Шельм уже не видел. Обнял Ставраса за шею и тихо попросил:

– Отнеси меня куда-нибудь. Мне бы…

– Отлежаться, – твердо бросил лекарь и легко поднял его на руки.

Шут этого уже не почувствовал, уснув мертвым сном.

17

– Почему ты злился?

Первое, что спросил у него Радужный Дракон, когда Шельм Ландышфуки, наконец, очнулся и обнаружил себя на огромном, показавшемся поначалу бесконечным лугу, но он приподнялся на локте, и увидел, что в отдалении от них, со всех сторон этот луг окружают холмы.

С такого расстояния не получалось рассмотреть, что произрастает на них, но он и так знал, что там, на пологих склонах могильных курганов шелестит на ветру вереск и поет свои тихие песни нерожденным драконьим детям. Вокруг цвели васильки и ромашки и, казалось, не хватало лишь веселого пения птиц. Совсем рядом с ним лежала на земле драконья морда и желтый глаз косил в его сторону, но отчего-то этот факт вовсе не пугал, напротив, успокаивал.

Шельм снова опустился на траву и прикрыл рукой лицо от слепящего глаза солнца. Надо же, а он думал, что оно на Вересковой Пустоши никогда не показывается.

– О чем ты? – со сна получилось хрипло и шуту пришлось прочистить горло.

– Ты ведь почему-то перестал оставаться со мной на ночь, – задумчиво произнес дракон, внимательно следивший за выражением его лица.

Шут вздохнул и едва уловимо сморщил нос.

– Ты сам сказал, что это была временная мера, пока не выветрится остаточное впечатление от запечатления, разве нет? – произнес Шельм, снова вздохнул и добавил: – Я решил, что пришло время заканчивать с этим.

– С чем?

– С этими нашими совместными ночевками.

– Но раньше тебя все устраивало. Ведь мы спали вместе в дороге и до запечатления, – задумчиво обронил Ставрас.

Шут долго молчал.

– Ну, хорошо, – сдался Шельм, резко садясь и ощущая легкое головокружение, отчего пришлось зажмуриться, посидеть, и лишь потом снова открыть глаза. – Я просто решил, что хорошенького понемножку.

– Почему?

– Потому, – огрызнулся Шельм, понимая, что ему нечего ответить, он и себе самому не мог объяснить поспешность такого своего решения. Ведь ему на самом деле все нравилось, даже спать с ним в одной кровати, не говоря уже про одно одеяло в пути. Просто в какой-то момент стало страшно, и он предпочел сбежать и отгородиться от Ставраса мнимой обидой, намеренно культивируемой в собственной душе, чем и дальше балансировать вместе с ним на непонятно какой грани между обычными, дружескими отношениями и чем-то странным и пугающим.

– Ясно, – глубокомысленно выдохнул дракон и отвернулся.

А Шельм, так и не сумев подавить в себе острое желание тепла, подполз к его теплому, бронзовому боку и оперся на него спиной. Запрокинул голову и спросил:

– Ты очень злишься?

– На что?

– На то, что я оживил их.

– Глупый, как я могу на тебя злиться? Я счастлив.

– Но тогда, когда ты проснулся, я ведь почувствовал твою ярость…

– Потому и встретил меня с распростертыми объятиями? – с легкой ехидцей в голосе уточнил Ставрас.

– Мне показалось, что ты готов всех нас прибить.

– Ну, не всех, а только тебя.

– Значит, все же злишься.

– Ага. На одного вздорного мальчику, вздумавшего возомнить себя богом.

– Что? – Шельм опешил, уж чего ему никогда не приходило в голову, так это кичиться и выставлять напоказ какую-то свою исключительность и, тем более, мнимое полубожественное для других масочников происхождение его основной маски. – Я никогда… – запротестовал он, но Ставрас его перебил.

– Да, знаю я. Чувствую, – бросил дракон и снова повернул к нему морду на длинной шее. – Просто не представляю, как мне тебя убедить не рисковать собой каждый раз, когда тебе вздумается спасти чью-нибудь жизнь.

– А, по-моему, – почти обиженно произнес шут, – это вполне логично, платить жизнью за жизнь, нет?

– Скажи мне это кто-нибудь другой, я бы согласился, – пробормотал Ставрас. – Но это ты.

– И что?

– И то, – рыкнул он уже куда менее спокойно. – Я не собираюсь тебя терять, ни при каком раскладе.

– Я не твоя собственность, – ощущая какую-то странную, эмоциональную двойственность, выпалил Шельм и замер, прислушиваясь к себе. Это было ненормально, с одной стороны его просто бесила эта манера Ставраса решать все за него, а с другой… с другой в душе поднималось тепло при мысли, что он ему небезразличен, и хотелось верить, что так будет и впредь.

– Я не пытаюсь на тебя давить, – попытался тем временем оправдаться дракон, уловив его раздражение. – Просто высказываю свою позицию на этот счет.

– Какой?

– Всей этой твоей самодеятельности. Зачем нужно было потакать Веровеку?

– Ты о чем?

– На него теперь запечатлены два дракона, такого в этом мире еще не было. Но дело даже не в этом. Ты хоть понимаешь, что таких перепонок, как ты называешь границу между нами в твоем собственном сознании, в его голове теперь две? И драконов два, так они еще и не просто разноцветные, с противоположными, по определению, темпераментами, они еще и разнополые.

– И что? – Шельм заволновался, встал на ноги и обошел его, чтобы встретиться взглядом, с желтыми, драконьими глазами.

– Не знаю. Но это вполне может граничить с безумием, – обронил дракон и неуловимо перетек в человеческую форму.

– Хочешь сказать, что Век может сойти с ума от них? – все так же обеспокоено уточнил шут уже не у дракона, а у Драконьего лекаря.

– Не знаю. Я же уже сказал, что такого раньше не встречалось.

Ставрас шагнул к нему, но Шельм отшатнулся. Лекарь замер, больше не двигаясь, вот только в глазах мелькнула усталость и что-то затаенное, неожиданно прорвавшееся наружу. Шельм не понял, что это было, но почему-то от этого в глубине души, испугался еще сильней.

– И что теперь делать?

– Ничего. Уже поздно как-либо корректировать это. Кстати, впредь, тебе или какому бы ни было другому сильному масочнику, не удастся запечатлеть драконов так легко.

– Почему?

– Потому что в первый момент сам наш мир был изумлен тем, что у тебя получилось. Так что, можешь собой гордиться.

– Почему это?

– Удивить целый мир не каждому под силу, – Ставрас улыбнулся. Хотел протянуть руку и коснуться его, но сдержался.

– Постой, – наконец, уловил самую суть шут, – то есть, это можно будет повторить и с другими яйцами?

– Да. Но я уже сказал, что это будет далеко не так просто. И если в этот раз мир подарил запечатления всем, кто был рядом с тобой, то теперь, как и прежде, если кому-то захочется обрести верного друга-дракона, не факт, что первое попавшееся яйцо подойдет ему.

– Но я смогу помочь, если все же найдется такое, да? – уточнил шут.

– Да, – утвердительно кивнул лекарь и опешил, когда Шельм каким-то до жути естественным жестом шагнул к нему и крепко обнял. – Шельм?

– Это же здорово! – выдохнул тот ему на ухо, и Ставрас всей душой почувствовал радость и восторг, исходящие от него.

Он обнял его в ответ и так же тихо уточнил:

– Что именно?

– То, что теперь можно создать в Столице особый Драконий Дом для мертвых яиц и хоть немного увеличить шансы малышей родиться.

– Что? – Ставрас опешил и отстранил его от себя. Шельм обеспокоено заглянул ему в лицо.

– Ты… против? – растерянно уточнил шут.

– Постой, давай по порядку, – потребовал Ставрас, опускаясь на траву и утягивая Шельма за собой. Тот попытался отсесть в сторону, но лекарь легко удержал его, не отпуская.

– Ставрас! – возмутился шут.

Тот с сожалением разжал руки, но Шельм больше не сдвинулся. И лекарь все же решился его уговорить: почему-то потребность чувствовать его тепло рядом с собой, с каждым днем не просто ни улетучивалась, как должно было бы произойти уже давно, а, напротив, становилась все сильнее и настойчивее.

– Я ведь ничего не делаю, почему ты нервничаешь? Просто хочу, чтобы ты был рядом.

– Я не нервничаю! – возмутился шут, пойманный с поличным. Щеки у него порозовели, но он вскинул на лекаря столь яростный и возмущенный взгляд, что тот не стал акцентировать внимание на его смущении.

– Тогда прекрати вести себя как ребенок или, что еще хуже, девица на выданье, – бросил лекарь, сгреб шута в охапку, перевернул к себе спиной и вынудил опереться на грудь. Тот возмущенно засопел, но вырываться не стал. – Так что там с Домом для мертвых детей? – напомнил он.

– Они не мертвые! – отчаянно запротестовал Шельм и даже через плечо к нему обернулся, демонстрируя все тот же яростный блеск в глазах и хмурые брови.

– Пусть так. С тобой я готов поверить даже в это, – примирительно обронил лекарь, зачем-то еще сильнее стискивая его в объятиях, словно желая еще раз убедиться, что он здесь, рядом с ним. – Так что ты там говорил насчет дома для них?

– Ну, например, – шут расслабился в его руках и улыбнулся голубому небу, на фоне которого даже могильные курганы, что виднелись в отдалении, не казались столь мрачными и унылыми, как раньше. – Назовем его Драконарий. Перенесем туда все каменные яйца, что сможем найти и придумаем свод правил.

– Правил?

– Ага. Для людей, которые захотят попытать счастья. Ты же знаешь, что драконьи яйца достаются обычно лишь кому-нибудь из богатеев. Но то живые, а мы говорим о каменных. Так почему бы не дать шанс и простым людям попробовать оживить своего дракона?

– Мне нравится эта идея, но как какой-нибудь бедняк сможет прокормить дракона?

– Захочет, найдет как. Ведь мир вас любит, абы кому запечатлеть дракона просто не получится. Ведь так?

– Так, – Ставрас не удержался и уткнулся лицом ему в шею. Шельм вздрогнул. – Тсс… – прошипел лекарь. – Похоже, я на старости лет стал сентиментален, как не знаю кто.

– Может быть, как человек? – Шельм пытался, но не смог сдержать улыбки. Поднял руку и зарылся пальцами в жесткие волосы лекаря.

– Может быть.

– А как там малыши?

– Спят. Но скоро проснуться и их нужно будет кормить.

– Чем?

– Лучше бы не только мясом, но и молоком, и фруктами.

– Но где мы их найдем в горах? – снова заволновался Шельм, растерянно расчесывая волосы лекаря растопыренными пальцами. Тот улыбнулся, защекотав чувствительную кожу на шее парня.

– Нигде. Но наша миссия выполнена, мы возвращаемся в Столицу.

– Но до нее…

– Через портал.

– Что? – Шут убрал руку из его волос и обернулся. – Опять с помощью Шелеста?

– Нет. Кровавый арбогаст здесь не поможет. Слишком много нас всех вместе взятых.

– Арбогаст? – с каким-то священным ужасом в глазах прошептал Шельм.

– Так, – протянул лекарь, хмуря брови. – Неужели, в этой твоей книжке про тех, кто людьми не является, и про них упоминалось?

– Не в ней, – непослушными губами прошептал Шельм. – Они же не превращаются в людей.

– Не превращаются. Но все это время ты не только вместе со мной на нем катался, но и купал его, и оседлывал. Так чего же ты теперь испугался?

– Они переправляют за грань души тех, кто не принадлежит этому миру, значит, когда-нибудь и я…

– Почему?

– Но, масочники же…

– Знаешь, ты порой бываешь очень сообразительным, – заправив за аккуратное ушко голубую прядку, произнес лекарь с улыбкой, – но иногда просто невозможно тормозишь с выводами.

– О чем ты? – глаза шута изумленно распахнулись.

– Даже Гиня сообразил, что раз мир позволил родиться Вольто, то, значит, принял вас. Поэтому наш красноволосый и отправился на поиски своего дракона, и Муравьеда на это дело подбил. Ну, а теперь, когда ты нашел способ оживлять драконов, это уже неоспоримый факт. Так что, после смерти встреча с Кровавым арбогастом тебе точно не грозит. Скажешь что-нибудь?

– Угу, – отвернувшись от него и пряча под ресницами радостный блеск глаз, буркнул шут. – Так, когда мы возвращаемся?

– Как только ты восстановишь силы и проснешься.

– Знаешь, не думал, что такое может быть, но, кажется, уже восстановил. Ты что-то сделал?

– Да. Поделился.

– Ясно.

– Так просыпаемся?

– Подожди. У меня еще вопрос.

– Ну?

– Этот луг, он…

– То, что осталось от двух рядом стоящих курганов.

– Почему только двух?

– Потому что третий вон там, слева, чуть подальше. А четвертый вообще далеко отсюда.

– И как же ты их так быстро заметил? – искренне изумился Шельм.

– Как, как, – недовольно проворчал лекарь. – Потому что как раз на одном из них и лежал, когда он неожиданно начал испаряться прямо подо мной, став прозрачным, и внизу я увидел пробуждающегося малыша.

– А как ты понял, что это я виноват?

– Легко. У тебя тогда сердце начало останавливаться и параллельно с оживлением детей я почувствовал, что умираешь ты.

– Да, не умирал я!

– Правда? – Ставрас спросил это таким тоном, что Шельм запнулся.

– Кажется, не умирал.

– Давай договоримся, что впредь, даже если тебе будет что-то там казаться, ты будешь спрашивать у меня. Вот почему ты не сказал, что собираешься экспериментировать с мертвыми яйцами?

– Думал, ты будешь против. Да и вообще… – запальчиво бросил шут, но лекарь приложил палец к его губам.

– Я понял, – серьезно глядя ему в глаза, произнес он. – Но впредь имей в виду, что еще одна подобная выходка и я прорву эту твою мембрану и буду не только ощущать тебя постоянно, но и мысли слышать тоже. Ты этого хочешь?

– Ты меня шантажируешь? – глаза Шельму сузились, а губы превратились в одну плотно сжатую линию.

– Нет. Ставлю перед фактом, – отрезал Ставрас.

И прежде, чем Шельм успел высказаться на этот счет, Вересковая Пустошь исчезла и шут, открыв глаза, обнаружил, что лежит на коленях лекаря, а перед ним танцует в небольшом углублении пламя костра, возле которого на свернутом в несколько раз большом одеяле (не иначе из запасов все того же Ставраса) мирно посапывают четыре малыша-дракончика. Маленькие, трогательные и просто невероятно красивые, по мнению Шельма. Их спутники тоже еще спали, устроившись кто где. Веровек мирно похрапывал, а Гиня и Мур как всегда жались во сне друг к другу. Над верхушками сосен и лиственных деревьев в серой дымке красной канвой загорался рассвет.

– Мне будет очень больно, если ты умрешь, – неожиданно раздался откуда-то сверху тихий голос, похожий в этот момент на шепот ветра, которого этим утром в горах и вовсе не было. – Я просто хочу, чтобы ты помнил об этом.

Шельм вздохнул. Сердце неприятно сжалось, наполнив душу одновременно и радостью, и грустью.

– Я все равно не смогу жить так же долго, как и ты.

– Я знаю, – в голосе Ставраса Шельму послышалась печаль, от которой совсем неожиданно намокли ресницы.

– Но я постараюсь… – начиная говорить, Шельм и сам не знал, что хочет сказать, но все равно проговорил, повторившись: – Постараюсь не огорчать тебя.

– Постарайся, – отозвался лекарь. Он хотел добавить еще что-то, но в этот момент проснулся один из дракончиков, черный и самый крупный, и тихо заскулил, отчего Гиня буквально подорвался из-под одеяла. Ставрас улыбнулся, приподнимая Шельма за плечи. – Пора спешить.

– Что с ним? – испуганно вопросил Гиацинт, прижимая к себе малыша, но смотря при этом на лекаря.

– Проголодался, – поспешил успокоить его Ставрас, вставая на ноги.

За черным начали пробуждаться и остальные малыши, а с ними и те, кто был на них запечатлен. Сборы много времени не заняли, так что, как только солнце полностью поднялось из-за горизонта, Драконий Лекарь уже открывал большой, широкий портал, чтобы они все вместе с лошадями, которых вел Шельм верхом на Шелесте, и драконами, их несли на руках остальные, могли пройти через него и оказаться в Радужном Дворце, резиденции Его Величества Палтуса Третьего. И встреча была радостной, несмотря ни на что.

Первым делом было решено устроить бал. Причем, никакие отговорки Веровека, который полностью поддержал идею Шельма насчет Драконария и желал, как и лекарь с шутом, поскорей приступить к его обустройству; ни увещевания Ставраса, не смогли повлиять на решение Палтуса, в некоторых своих самодурствах умудряющегося быть до отвращения упертым. Он сказал бал, значит бал. Все дела потом.

Конечно, можно было бы попробовать заручиться поддержкой королевы. Но та, после того, как сыночек в ответ на её душевный порыв (надрывное сюсюкание, как с малым дитятком, и заламывание рук служанкам, за то, что посмели кокетливо стрельнуть глазками в сторону королевича, дивно похорошевшего в виду вынужденного похудения), довольно сурово отчитал её, объявив, что уже взрослый. Вон, даже драконами обзавелся и не одним, а сразу двумя, да и что с девицами делать на сеновале уже сведущ, расстроенная матушка убежала жалиться мужу на "коварных растлителей их кровной дитятки".

Поэтому она уж точно не стала бы им помогать переубеждать Палтуса относительно бала. Поэтому всем пришлось смириться. Самое интересное, что даже к Муравьеду и Гиацинту не возникло вопросов. Ну, привел Драконий лекарь с собой каких-то странных личностей, но он же их и забрал из дворца, поселив в своей аптеке, вот пусть и несет ответственность. Спрашивать у Ригулти, кто такие есть и зачем они ему понадобились, не осмелился даже начальник королевской гвардии, к слову сказать, бывший одним из тех самых трех учеников деда Михея, что постоянно жили во дворце.

Так что, разместившись с относительным комфортом, все спешно принялись готовиться к балу, который был назначен уже через два дня после их возвращения в родные пенаты. Срок на самом деле просто пустячный, так как, со всеми этими заботами о новорожденных драконах, которых лекарь курировал лично, да и шут от него не отставал, два дня пролетели не просто незаметно, а как единый, слитный миг.

Веровек отыскал Шельма возле одной из колонн, откуда хитрый шут наблюдал за съехавшимися на королевский бал гостями, подмечая все, что не только можно было подметить, но даже то, что вроде бы и нельзя.

– Ну что, ты поговорил с ним? – вопросил Веровек, застывая у него за спиной карающим духом.

– Не успел, – отмахнулся даже не обернувшийся шут.

Как раз в этот момент распорядитель бала объявил очередное прибывшее на бал высокородное семейство и Шельм чуть ли шею всю не вывернул, пытаясь рассмотреть двух барышень, полноватой наружности, которые, как ему лично сорока на хвосте принесла, очень недвусмысленно интересовались неженатым Драконьим Лекарем. Их матушка маркиза разве что не землю носом рыла, чтобы хоть дну дочурку, но пристроить под теплый бок Ригулти, не имевшего высокого дворянского титула, но всегда бывшего на особом счету у королевской семьи, о чем всем было широко известно.

– Шельм! – полушепотом воскликнул Веровек, и шуту со вздохом пришлось оторваться от лицезрения потенциальных соперниц, каковыми он этих барышень, однозначно, не считал.

– Ну, что тебе? Ты сам-то с отцом переговорил?

– Он и слушать не хочет о делах. Сказал, теперь все насущные вопросы после бала решать будем. Он вообще, какой-то не в меру счастливый.

– Скорее гордый. Ну, еще бы, сыночек не просто с драконом вернулся, а с двумя, – фыркнул шут, а королевич смутился и отвел глаза. – Ладно, – отмахнулся Шельм, снова выглянул из-за колонны, убедился, что интересующее его семейство с двумя девицами на выданье из поля зрения исчезло, и снова повернулся к погрустневшему Веровеку. – Зато я успел перекинуться парой слов с Гиней. Он, кстати, тоже ждет не дождется, когда наш Радужный приятель даст имена малышам.

– А лекарь что?

– А лекарь слишком занят, чтобы давать имена раньше какого-то там специально отведенного срока, пусть даже и по блату.

– И чем же он тогда вообще занимается?

– Как чем? Драконов вдохновляет.

– На что?

– На Драконарий.

– Зачем? – растерянно захлопал глазами Веровек.

– А ты предлагаешь, чтобы люди на своем горбу все эти груды камня в столицу перетаскивали? – отозвался Шельм насмешливо. – К тому же, сам посуди, кроме неоспоримых плюсов создание Драконария имеет и свои очевидные минусы.

– Например?

– Например, драконы-родители могут так совсем облениться и вообще перестанут выхаживать яйца и малышей.

– Да уж, я об этом как-то не подумал, – запустив пальцы в волосы на затылке, пробормотал растерявшийся Веровек.

– К тому же, – продолжил шут, – и для людей вся эта ситуация тоже имеет двойное дно. Ведь вседоступность драконов может повлечь за собой легкомысленное отношение к ним, а с ними так просто нельзя, они же не игрушки, понимаешь?

– Угу, – пробурчал озадаченный королевич, отвернулся к окну, помолчал, а потом заговорил вновь. – Знаешь, я все спросить хотел.

– Да?

– Насчет ваших с Гиней масок.

– А что с ними? – тут же насторожился Шельм. Ему до сих пор становилось немного не по себе, когда Век, от которого, впрочем, как и не только от него, он уже привык скрывать свою истинную сущность, так просто и легко заговаривал с ним о ней.

– Когда он тебе эту вашу Клятву Маски давал, твоя белая, ну та, что Вольто, неожиданно стала такой же, как его Коломбина, только не с красными перьями и рубинами, а с белыми и, кажется, алмазами и жемчугом, а потом, когда вы руки разняли, исчезла вместе с двумя другими.

– И?

– Это нормально?

– Да, конечно. Я сам догадывался, но мне потом еще и Гиня подтвердил, что Вольто может внешне стать любой маской, но всегда по сути своей остается Вольто. Поэтому её и называют Маской масок.

– Ясно, – кивнул Веровек. – Просто вы как-то даже внимания не обратили, когда они взяли и пропали со стола, а я все момент подобрать не мог, чтобы спросить.

– Ну, вот теперь спросил, и что же?

– Почему ты сбежал из дома?

– А вот это, дорогой брат Веровек, я даже Ставрасу не рассказывал. Ясно? – шут улыбался, вот только глаза его при этом не смеялись.

Век смутился, но все равно с сожалением вздохнул:

– Ясно. Просто… ты, когда ему расскажешь, может, потом и мне тоже, а?

– Может, и расскажу, – отстраненно пожал плечами шут и весело взглянул на него, заканчивая неприятную для него тему. – Кстати, ты чего это здесь делаешь, а?

– В смысле? – не понял королевич.

– Э, брат, какой же ты у меня все же пентюх, – протянул Шельм, шутя. Веровек возмущенно прыснул, но не обиделся, а шут обнял его за плечи и развернул к центру огромной залы, в которой собрались почетные гости королевского семейства. – Ты только посмотри, какие здесь все барышни нарядные. Неужели, ни одна не нравится, а? – полюбопытствовал Шельм, у которого как всегда только одно на уме и было, и скосил глаза на кровного брата, тот покраснел, чуть ли не до корней волос и смущенно засопел, как сонный ежик. Шельм не удержался и расхохотался в голос. – Эх, ты! – воскликнул он, подпихивая его к центру зала, где кружились в танце пары. – Не быть тебе сердцеедом, братец!

– Это еще почему? – оскорбился тот.

– Да, ты как барышню увидишь, сразу в кусты, и ни словечка связать не сможешь! – шпыняя его локтем в бок, продолжал подшучивать над королевичем шут.

– А, вот и нет!

– А, вот и да!

– Нет!

– Тогда иди и пригласи вон ту красотку в розовом платье! Что, сдулся, а?

– И ничего не сдулся… просто она, – замялся королевич, разглядывая выбранную шутом девушку. Та, действительно, была очень мила, со светло-пепельными кудряшками и элегантной шляпкой. Просто загляденье, а не девушка.

– Так иди и пригласи ее, – не унимался Шельм.

– А вот пойду и приглашу! – воскликнул королевич возмущенно.

– Иди-иди, – торжественно покивал Ландышфуки, хмыкнул, видя, что Век заколебался, и для пущей убедительности, со всей силы вытолкал его в сторону девушки.

Та увидела еле устоявшего на ногах королевича и очень мило зарделась. Век покраснел, но осознал, что отступать уже некуда, поэтому был вынужден шагнуть к ней еще ближе и, как и подобает галантному кавалеру, пригласить на танец.

Шельм еще успел увидеть, как королевич ввел свою спутницу в круг танцующих, а потом пошел по своим делам. В частности, ему не терпелось отыскать среди приглашенных Ставраса и как следует прижать его к стенке. А то за последние два дня им даже толком поговорить не удалось.

Лекарь нашелся подозрительно быстро. Причем Шельм даже толком поприветствовать его не успел, как оказался зажат между большой портьерой с изображением небезызвестного Радужного Дракона и стеной.

– Избавь меня от них, – жарко выдохнул Ставрас ему на ухо и вжал в стену собственным телом еще сильней.

– От кого? – с первого раза не понял Шельм, недоуменно выглядывая из-за его плеча.

– От этих двух! – воскликнул лекарь сдавленно, и тут до шута дошло.

Он расплылся в широченной улыбке и сладким тоном вопросил:

– А что мне за это будет?

– Только приятное, – все также не отстраняясь от него, пробормотал Ставрас и как-то подозрительно втянул воздух через нос, словно принюхиваясь к запаху его кожи. Шут непроизвольно поежился, но тем же тоном поинтересовался.

– Например, что?

– К примеру, – чуть отстранившись, произнес лекарь, заглядывая в смеющиеся бирюзовые глаза, его желтые тоже смеялись, – только представь, вон те явно косящиеся в нашу с тобой сторону дамочки, подплывают сюда, заглядывают за портьеру и имеют редкую возможность лицезреть прелюбопытную картину.

– Это какую же?

– Я, – придав голосу нарочитую томность и растягивая слова, начал лекарь, шепча шуту прямо на ухо, задевая мочку губами и делая вид, что так оно и надо, – стою перед тобой на коленях, а ты тихо млеешь, пока мои губы…

– Ставрас! – Шельм почувствовал, как загорелись щеки.

Ну, вот откуда этот невыносимый дракон может знать про такие ласки, а? Ведь он сам сказал, что даже поцелуи ему претят и вообще ни к чему все эти человеческие ухищрения в любви. А теперь, вон куда его фантазия бурная завела. Шут возмущенно воззрился на него и даже несильно, но чувствительно ткнул кулаком в плечо.

– Что, милый? – почти промурлыкал явно расшалившийся лекарь, чувствуя свою безнаказанность. Не при посторонних же Шельм с ним будет отношения выяснять.

– А как же репутация? – выдохнул шут, глаза его в полумраке портьеры горели возмущением.

– Чья? – невинно уточнил лекарь.

– Ну, не моя же!

– Ну, что ты, дорогой, моей это только на пользу пойдет.

– Это чем же?

– К примеру, сватать за всяких там "мадмуазелечек" перестанут.

– Ага, как же. Жди! – скептически отозвался Шельм и в этот самый момент портьера, скрывающая их от основного зала, медленно отодвинулась и в их "уютную обитель" заглянули две до неприличия любопытные мордашки, основательно заплывшие жирком, что не могли скрыть никакие ухищрения в прическах и искусно подведенные угольным тоном глаза.

– О, дамы, вы к нам? – узрев их через плечо Ставраса, полюбопытствовал шут, состроив до неприличия заинтересованное в их присутствии лицо.

Ставрас тяжело вздохнул и убрал с его талии (и когда они там только оказались?!) руки. Девушки переглянулись и смущенно порозовели. Одна из них даже раскрыла веер, обмахиваясь им и явно считая себя в этот момент не откормленной телочкой с опахалом, а прекрасной ланью прилегшей под сенью деревьев у ручья.

– Ну, что, девчонки, – еще больше оживился шут, – на сеновал и в дамки?

– Двое на двое, что ли? – деловито уточнила та, что без веера.

Ставраса чуть не перекосило. Он, конечно, был наслышан о непритязательности некоторых дам, особенно тех, которые не славились особой привлекательностью. Но чтобы так запросто!

– А что, предпочитаете, чтобы мы с другом третьего захватили для разнообразия? – тем временем не растерялся шут.

Лекарь подумал, что с Шельма станется на самом деле довести дело до сеновала, из чистой вредности. Ведь сразу же было понятно, что он не для этих телушек опоенных соловьем тут заливается, а именно для него, Ставраса.

– Зачем же друга? Нам и вчетвером не скучно будет, – отозвалась девица, что явно была постарше первой, той, что с веером.

– Ну, так зачем же дело стало? – широко улыбнулся Шельм. – Прошу, – и согнул руку в локте, предлагая её барышне, правда, непонятно, какой из двух.

Ставрас только начал соображать, как бы отвязаться и от барышень, и от шута в этот раз все же перегнувшего палку, но его спасла девица с опахалом, простите, с веером.

– Но господа, это же так не куртуазно, – протянула она жеманным баском.

Шельм замер с занесенной для шага ногой.

– Что, простите?

– Э… – видя его неоднозначную реакцию, замялась девушка и уже совсем неуверенно повторила. – Куртуазно?

– Леди, а вы уверены? – вмешался Ставрас, неожиданно для Шельма подхватив его игру. – Уверены, что хотели сказать именно это слово?

Барышни переглянулись. Шут и лекарь застыли в ожидании ответа.

– Не совсем, – робко начала та, что без веера, – но маменька сказала, что это очень модное слово.

– Ах, модное, – протянул Шельм. – Тогда вы, наверное, имели в виду "куртизанно".

– Куртизанно? – с сомнением прогудела барышня с веером.

– Конечно. Вот это, очень модное слово, – не моргнув глазом, заверил Шельм. – А то, что вы сказали… – шут демонстративно замялся.

Ставрас закатил глаза к потолку и пояснил в ответ на заинтересованные взгляды двух пар глаз:

– Куртузанки – это то же, что и дамы легкого поведения.

– Шалавы, что ли?

– Дамы!

– О, простите, простите, – послушно захлопали ресницами те, во взглядах которых не было ни тени раскаяния за вульгарное, грубое слово.

– Что здесь происходит? – неожиданно за спинами девушек нарисовалось еще одно действующее лицо.

– О, Веровек, – сладенько протянул шут и кинулся к королевичу, приобнимая его одной рукой за шею, – а мы тут девочек просвещаем.

– Насчет чего?

– Как чего? Насчет нас.

– Вас со Ставрасом?

– Ну да, – активно закивал Шельм.

– А что с ними? – взволнованно вопросила одна из барышень, в присутствии лица королевских кровей заработав веером в три раза усерднее.

Веровек покосился на Шельма, шало улыбавшегося ему. Потом прямо посмотрел на Ставраса, который неожиданно подмигнул, давая тем самым одобрение, и картинно закатил глаза к потолку:

– Дамы, разве вы не знаете?

– О чем?

– О том, что случается с теми, кто рискнет покуситься на святое.

– Святое?

– На любовь, – понизив голос до заговорщицкого шепота, подсказал Шельм.

– Любовь? – девицы продолжали все так же недоуменно хлопать глазами.

– Ага, – подтвердил шут.

Девушки переглянулись и снова посмотрели на Веровека.

– Вы что же, – напустив на себя притворную строгость, начал королевич, – не знаете, что у этих двоих любовь-морковь и все дела? – Полюбовался на вытянувшиеся лица и вдохновенно продолжил. – Нет, вы не подумайте, есть в их жизни место и для милых увлечений в виде барышень, но как я слышал, – Веровек склонился к притихшим дамам и еще больше нагнетая, зашептал: – Та, которая проведет хоть одну ночь с Придворным Шутом, стараниями его любовника за неделю постареет на десять лет, а та, что посмеет увлечь самого Драконьего Лекаря наутро и вовсе не проснется, отравленная ревнивым шутом. Вы же знаете, какая у него фамилия – Ландышфуки. Он, говорят, учился у великих ядоделов Вирии, поэтому даже искусный маг не сможет доказать его причастность к смерти бедняжки.

Лица барышень, белые как мел, стали ему ответом. Веровек распрямился и небрежно обронил:

– Но вы же понимаете, красавицы, что это только слухи, – и придирчиво осмотрел замявшийся рукав рубашки, разглаживая не удовлетворившую его складку, а когда закончил, обнаружил, что глупеньких барышень и след простыл, а шут и лекарь как-то подозрительно переглядываются и на него косятся.