Текст книги "Драконьи грезы радужного цвета (СИ)"

Автор книги: Татьяна Патрикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

– Знаешь, я, конечно, похоже, тот еще зоофил, но не настолько же!

– А насколько? – живо заинтересовался Шельм.

– Еще не решил.

– А когда решишь?

– Ты узнаешь об этом первым, – объявил лекарь и демонстративно отвернулся. – Так тебя устроит?

– Конечно, а то мало ли, вдруг ты свою любовь на какого-нибудь другого человека направишь, – бросил Шельм ему в спину и, не видя его глаз, было не понятно, продолжает ли он паясничать и насмехаться, или говорит всерьез.

Лекарь, подумав, все же решил, что в любой шутке есть доля шутки, и с тяжелым вздохом принялся объяснять в очередной раз.

– Послушай, если бы я хотел другого человека, я бы не стал открываться перед тобой, не стал запечатлять.

– О, милый, что я слышу, – раздалось из-за спины, совсем близко. – Ты меня хочешь?

– Шельм! – возмутился Ставрас так и не обернувшись, хотя очень хотелось. – Не в человеческом же смысле!

– А в каком?

– В драконьем.

– И что это значит?

– Это значит, что меня вполне устраивает то, как есть сейчас.

– А меня, знаешь ли, не устраивает, – голос из-за спины прозвучал удручающе серьезно и лекарь, решив, что шут должен был уже напялить на себя все свои тряпки, повернулся к нему лицом и замер.

Он знал, что глядя на некоторых людей можно испытывать чувство, сродни восхищению, но раньше он восхищался силой, доблестью, блеском начищенных доспехов и горделивой осанкой седока. Но сейчас, в этот момент, встретившись взглядом с бирюзовыми глазами, обрамленными нежно-голубыми ресницами, он осознал, что не может вздохнуть от восхищения совсем другого рода.

Он восхищался совершенством тела, затянутого в изысканнейшие ткани, волнующе струящиеся и вызывающие странные порывы узнать, что же они скрывают под собой. Насколько сопоставим атлас кожи с атласом короткой белоснежной накидки на плечах масочника, или с шелком, из которого был пошит весь остальной наряд, напоминающий невесомое облако, воздушное, струящееся, с плавными линиями и изгибами складок. И даже стрелки на брюках, прямых, не заправленных в сапоги, которые заменяли странного вида ботинки, тоже белые, кстати, завораживали взгляд.

– Нравится? – полюбопытствовал Шельм насмешливо, видя нескрываемое восхищение в его глазах.

– Очень, – честно признался лекарь и не успел остановить его, когда Шельм шагнул навстречу и, приложив ладонь к его щеке, прижался губами к губам.

– Не нужно, – очнувшись от наваждения, попытался отстранить его от себя Ставрас, но шут не поддался.

– Почему? – спросил он тихо, но глаза его погрустнели.

– Я же уже говорил тебе, что я – дракон, и все эти ваши человеческие нежности…

– Я помню, что ты дракон, – стоя все так же близко, отозвался Шельм, неотрывно глядя ему в глаза и не убирая теплых пальцев от его щеки. – Но почему ты все время забываешь, что я человек?

– Я не забываю. Я всегда помню об этом, – запротестовал Ставрас.

– Правда? Тогда почему не даешь мне продемонстрировать тебе свою привязанность?

– Но я…

– Ты же прикасаешься к моему животу, правда? – почти с обидой в голосе, выдохнул Шельм. – Вот как сейчас?

И Ставрас на самом деле поймал себя на том, что в отличие от людей, которые кладут руки во время поцелуя либо на плечи, либо на талию, прижал ладонь к его животу, и резко отдернул руку.

Шельм горько усмехнулся и отступил на шаг. Но лекарь вовремя спохватился, прочитав в его глазах нечто, что ему совсем не понравилось. Сам шагнул к нему на этот раз и вернул руку на живот. Шельм поднял к нему лицо и потянулся к губам, словно в отместку, но их, как и не раз до того, прервали.

– Эй, вы там! – раздалось сверху и на поляну опустилась Дирлин с наездницей. – Развлекаетесь пока Век не видит? – И на мягкую траву со спины дракона соскочила раскрасневшаяся и до неприличия счастливая Рокси, сразу же кинулась Шельму на шею, по всей видимости, к Ставрасу просто постеснявшись. – Я так рада, ты даже не представляешь, Шельм, как я рада, что вы пришли, что Век…

– Не забыл тебя, – продолжил за девушку шут, наблюдая, как её дракон, перетекает в человеческую форму.

Рокси отстранилась от него, но глаза не подняла. Щеки её трогательно покраснели.

– Да ладно тебе, лично я давно понял, что у вас любовь, – весело объявил шут, и девушка, отвернувшись в сторону пробормотала:

– У меня-то любовь, а у него?

– А ты думаешь, стал бы он сватов засылать?

– Сватов? – искренне изумилась девушка, подняв на него свои темные, цыганские глаза.

Ставрас же строго посмотрел на Дирлин.

– Я не стала тебе говорить, – повинилась та, подходя ближе. – Не хотела обнадеживать. Но на самом деле они вызвали тебя сюда, чтобы спросить.

– О чем спросить? – уточнила у лекаря подобравшаяся цыганка, отступая от шута.

– Хочешь ли ты замуж за нашего общего друга? – мягко произнес лекарь, внимательно следя за ее реакцией.

Девушка заколебалась.

– А почему он сам не пришел? – вскинула голову Росксолана.

Ответил ей хмыкнувший Шельм:

– Чтобы тебя еще больше не скомпрометировать.

– Так вы и об этом знаете? – поджав губы, покосилась на стоящую рядом Дирлин, на что та, лишь пожала плечами, совсем уж человеческим жестом.

– Я хотела, как лучше, – произнесла она, и гордая цыганка не стала ей выговаривать за интриги, которые плелись у нее за спиной, понимая, что именно подруге обязана тем, что к ней прибыли сваты от самого королевича.

– И что теперь? – вопросила она.

– А теперь ты возвращаешь домой и ждешь дорогих гостей.

– И вы что же, только вдвоем меня сватать придете?

– Отчего же? – отозвался лекарь, и в этот самым момент, чуть в стороне от них заклубился серый, непроглядный туман, потом появились черный дракончик, а за ним и бронзовый. Девчонки восторженно кинулись к ним, но не успели, потому что вслед за малышами вышел Вересковый Шелест, верхом на котором восседали Гиня и Мур.

– О, леди, вы к нам? – выглядывая из-за широкой спины оборотня, полюбопытствовал Гиня лукаво.

– Не совсем, – хихикнула Дирлин и потянулась к драконышам, усевшимся на траву и смотрящим на девушку-драконицу с любопытством юных первооткрывателей.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Роксолана.

– Будем знакомы, красавица, – спешившись, галантно поклонился Гиня. – Я так понимаю, что вы и есть та самая, пока чужая невеста.

– Пока?

– Конечно, дорогая, думаете, мы не перекупим товар для нашего купца?

– Я не товар, – обиженно засопела девушка.

– Конечно, товар, – ехидно объявил подошедший сзади Шельм. – Зачем, по-твоему, сваты приходят?

– Да знаю я, эти обычаи, – фыркнула цыганка, наблюдая, как её драконица знакомится с малышами. Те уже во всю подставляли головы ей под руки и девушка, похоже, была просто счастлива. Наверное, из Дирлин получится прекрасная мать в будущем. – Но все равно обидно, – со вздохом призналась Рокси.

– Не обижайся. Традиции ведь не изменишь, – поспешил ободрить её Гиня, но смотрел при этом только на Шельма. Тот даже замялся как-то под этим взглядом.

– Ну, говори, чего уж теперь, – пробормотал шут отвернувшись.

– Ты ушел Арлекином, но он у тебя голубой, значит, это одеяние Вольто, – произнес красноволосый масочник задумчиво. – Откуда?

– Мне его только в прошлом году королевские портные сшили по моим рисункам, я деньги на него с четырнадцати копил, – с неохотой признался шут.

– Ну, что ж, тогда и мне стоит принарядиться, – бросил Гиацинт и взмахнул рукой.

Масочникам с женскими масками, особенно Коломбинам, всегда считающимися кокетками, легко удавалась смена костюма, прически, и даже макияжа. Поэтому, сменить свой обычный, деревенский костюм на роскошный красный шелк и атлас для Гини не составило труда. Потом он повернулся к Муру, замершему с поводьями в руках и, протянув к нему руки, легко переодел и его. Теперь оборотень был облачен во все черное – рубашку, брюки, заправленные в высокие блестящие начищенной кожей сапоги до колен и укороченный сюртук, накинутый на плечи. Осмотрев себя, Мур тяжело вздохнул, явно предпочитая всей этой роскоши, наряд попроще, но смирился, понимая, что не на рынок за крупой они прибыли.

– Да уж, – хихикнул Шельм. – Хороша Красная Коломбина.

– Фирма веников не вяжет! – подмигнул ему Гиня, но в этот момент вмешалась Рокси, проворчав:

– Вы так говорите про каких-то там арлекинов и коломбин, словно масочники какие.

Оба парня замерли.

– Дорогая, – первым опомнился Гиня, – а кто мы, по-твоему, как не масочники?

– Что?! – вскричала девушка, отшатнулась от них как от чумных и натолкнулась на неодобрительный взгляд Муравьеда.

– А ты думаешь, – продолжил Гиня, не дав Шельму даже слово вставить. – Просто так все люди с вашего подворья после визита моего дальнего родственника, живыми и нормальными остались? Если бы этот мальчишка, не был Вольто… – кивнув в сторону Шельма начал он, но был прерван.

– Хватит! – возмутился Ландышфуки. – Ты еще цыганам всем растрезвонь, кто я для вас, что да как. Они же быстрее ветра разнесут слухи об этом по всему королевству!

– Так пусть бы и разнесли! – резко вскинулся Гиня, явно имея свою точку зрения на этот счет.

– Нет, – твердо припечатал шут, сверкая глазами.

Красный масочник долго смотрел на него, но потом лишь мягко улыбнулся.

– Как знаешь, – и пожал плечами, вроде бы принимая его сторону.

Шельм попытался отойти к Ставрасу, но в этот момент его перехватила Дирлин, отвлекшаяся от малышей, внимательно прислушивающихся к человеческим разговорам. Говорить сами они еще не умели, но как всегда активный Гиня и Мур при нем уже пытались их учить человеческой речи, а не транслировать образы прямо в голову.

– Мы рады, что он выбрал тебя, – неожиданно произнесла девушка-дракон для шута. Тот изумленно замер, а она продолжила: – Не я одна, потому что знаю тебя лично и знаю, что ты сделал для моего человека, а именно мы. Все драконы. Мы одобряем его выбор и принимаем тебя. – Она смотрела твердо и неотрывно, и в глазах её стояли вертикальными черточками драконьи зрачки.

"И как мне на это реагировать?", с легкой паникой в голосе вопросил шут у Ставраса в мыслях.

"Как хочешь, так и реагируй. Август, к примеру, после принятия его драконами произнес прочувственную речь".

"Я не он!", рыкнул Шельм, все еще напряженно относящийся к воспоминаниям лекаря о своем первом человеке. И в слух произнес просто и без лишнего пафоса:

– Спасибо.

Девушка кивнула и отпустила его предплечье.

– Я передам, – прошептала она.

Отошла в сторону и превратилась в дракона. Роксолана поспешила к ней.

– Ну, ладно, гости дорогие, – весело объявила цыганка уже с драконьей спины, – я не прощаюсь и жду вас в гости.

– Жди, – серьезно кивнул ей за всех лекарь и помахал рукой, когда девчонки взмыли в воздух. – Ну что ж, – обратился он к спутникам, одарив благодарным взглядом Шелеста, который лишь насмешливо фыркнул, и на лекаря посмотрели даже малыши-драконы, уже во всю исследующие поляну, на которой они все оказались. – А теперь согласуем наши действия.

Да уж, эффект они произвели как магическая шутиха, взорвавшаяся под курятником. Встречать их сбежалось все подворье. Лишь сама невеста осталась взаперти чинно ожидать, что же будет дальше.

А вообще, согласитесь, как могло бы быть иначе, когда прямо посреди двора закружились магические искры, сливаясь в воронку портала, и из него вышли четверо сватов, один другого краше. Так еще в компании дивного коня (уж кто-кто, а цыгане знали толк в лошадях) и двух маленьких, но самых настоящих драконов, грозно растопыривших крылья и прожигающих всех выбежавших к ним людей горящими глазами (Ставрас научил).

Чинно по ступенькам крыльца спустилась баронесса. В обычном, домашнем платье ведь её никто не предупредил о гостях. К ней шагнул, конечно же, Ставрас.

– Мир дому, твоему баронесса Анна, – учтиво склонился в поклоне лекарь.

Цыганка выгнула брови.

– Я всегда рада видеть тебя в моем доме, Ставрас Ригулти, и тебя, – подняв глаза, продолжила она, – Шельм Ландышфуки. Но что привело вас ко мне на этот раз?

– Мы представители купца нашего, Веровека Палтусовича. Прознали мы, что люба другу нашему, дочь твоя распрекрасная, за ней и пришли.

– Ставрас, – выдохнула баронесса, поддавшись нахлынувшим чувствам, и даже рот ладонью прикрыла.

Лекарь улыбнулся.

– Но, как же так… – прошептала растерявшаяся женщина.

– А вот так, – вмешался Шельм, разводя руками. – Они ведь любят друг друга, так что, в любви сложно отказывать, не так ли? – и лукаво улыбнулся.

– Постойте! – раздалось от ворот громогласно и зло.

Все обернулись. В воротах на гнедом жеребце восседал сам баро Талай лично. По-видимому, кто-то ему уже донес скорбную весь о прибытии сватов.

– Не бывать этому! – возвестил цыган, спрыгивая с лошади на землю. – Сваты моего сына были приняты первыми.

– Да, неужели, – неожиданно преградил ему путь Гиня, зло улыбаясь шальными, красными глазами. – А мы не понаслышке знаем, что девица-то уже наша, мы лишь по обычаям, как положено все провести желаем и друг наш в жены её берет, как положено.

– Это еще доказать нужно, что девица не чиста, – пошел на попятную барон, осознав, что сам попался в свои же сети. Ведь именно на это он давил, убеждая баронессу в необходимости спешной женитьбы, на непорядочность ветреного королевича и меньше всего ожидал, что тот и сам сватов зашлет.

– То есть, ты собираешься подвергнуть мою дочь процедуре дознания? – очень ровно вопросила баронесса, но в глазах её все прочитали, что если Талай осмелится потребовать подобное, не избежать ему кровавой мести цыганских кланов.

– Постойте, – неожиданно встал между ними Ставрас, оттесняя Гиню. – Все можно решить куда проще.

– Как? – сразу же отреагировала баронесса.

– Если все настолько сложно по цыганским законам, я предлагаю им обоим пройти древний ритуал на крови.

– Что?

– Вы же знаете, – в ответ на недоуменные взгляды, принялся объяснять Ставрас, – что королевская семья на особом счету в этом мире из-за её непосредственной связи с драконами. Если вашу дочь примет голубая кровь, то разговор окончен.

– А если не примет?

– Значит, их чувства недостаточно искренни и просто не стоит ломать копья ради них.

– Я согласен, – поспешил сказать свое слово Талай.

– Хорошо, тогда и я соглашусь, – кивнула баронесса и обернулась к дому, где из окна за ними наблюдала Роксолана. Лицо у нее было сосредоточенным, и на взгляд матери она лишь коротко кивнула.

– Ну и где же ваш купец? – с нескрываемым ехидством осведомился баро, не глядя на великолепного коня, который сразу же привлек его внимание, даже больше, чем драконыши, во дворе уже нет.

Шелест с Веровеком на спине появился эффектно. Встав на дыбы и по особому случаю материализовавшись не из тумана, а из ярких белых лучей, сконцентрированных в области его груди. И над их головами воспарили драконы. Маленькие, явно еще совсем дети, но уже грозные. Красный, рубиновый, даже попытался выпустить в воздух струю пламени, и у него это почти получилось. Правда, струйка была очень робкой, но кто хотел, тот увидел.

Но прежде чем спешиться, Веровек поднял глаза и встретился взглядом с Роксоланой, все еще смотрящей на двор из своего окна. Он улыбнулся ей робко, виновато, но с надеждой, а она лишь фыркнула в ответ и отвернулась. И далеко не сразу огорчившийся королевич осознал, что она отошла от окна лишь за тем, чтобы спуститься к нему. За штанину парадных брюк, спешно подогнанных под изменившуюся фигуру королевскими портными, его подергал ехидно ухмыляющийся Шельм и королевич спешился, ожидая свою возлюбленную. Она не заставила себя долго ждать. Выскочила на крыльцо и, поймав строгий взгляд матери, чинно спустилась по ступенькам. На ней было простое пестрое цыганское платье, но даже в нем она плыла по земле так величаво, что все засмотрелись.

– Хороша, – одобрительно цокнул языком Гиня.

Веровек покосился на него и отчего-то зарделся, как девица. В другое время красный масочник непременно расхохотался таким забавным выглядел сейчас королевич, но сейчас, понимая серьезность момента, сдержался, лишь весело переглянулся со стоящим рядом Муром и погладил по голове, подлезшего под руку черного дракончика.

– Что мне нужно делать? – обратилась девушка к Ставрасу, но тот лишь головой покачал.

– Не тебе.

И Веровек, словно подчиняясь скрытому приказу, протянул к ней руку, но не прикоснулся, так и замер с ладонью, обращенной к девушке.

– Я, Веровек Палтусович, люблю тебя и желаю разделить с тобой и горести, и радости, и счастье от рождения, и светлую печаль от смерти. Моя кровь, пусть продлится в твоей, – произнес он и его ладонь по линии жизни прочертил нарез, такой же, как был у Шельма, когда он приносил кровную клятву своему дракону. Вот только у Веровека алая полоска неожиданно засияла голубым.

И, повинуясь порыву, Роксоланна протянула руку ему навстречу, и точно такой же надрез алой нитью застыл на её ладони. И переплели они пальцы, соединили руки и улыбнулись растерянно, смущенно, но с нежностью во взорах, и засияли руки голубым, под стать крови королевича, когда они разняли их, все увидели, что теперь и кровь цыганки стала голубого цвета, как кровь супруга.

Мир принял клятву, посчитав её достойной короля. А короля, достойным любви простой цыганки.

– Мир принял ваши обеты друг другу, – очень тихо, но так, что услышали все, произнес Драконий Лекарь. – При свидетелях, поэтому не разомкнуть вам их до скончания жизни.

– Этого просто не может быть, – все еще не веря, прошептал Талай, но одного взгляда Мура, обернувшегося к нему, было достаточно, чтобы цыган развернулся, подошел к своему коню и, вскочив в седло, исчез с подворья баронессы.

– Это просто невероятно, – прошептала мать Роксоланы, глядя на них счастливыми, блестящими от слез глазами. – Девочка моя…

Роксолана кинулась на шею матери и расплакалась, таким потрясением для нее самой стало все произошедшее только что. Веровек все стоял возле двух плачущих женщин, и не знал, что сказать, что сделать. А потом, просто шагнул к ним и обнял обеих.

19

Гулянье в честь помолвки цыганки и королевича собрали буквально в рекордные сроки. Уже к вечеру во дворе за огромным, длиннющим столом собрался, чуть ли не весь город. Все пили за счастье молодых и славили проходимцев-сватов, умудрившихся не только сосватать девицу, но и тут же, не отходя от прилавка, женить.

Веровек сиял, как начищенный пряник и смотрел на Роксолану с таким тихим обожанием в глазах, что сторонним наблюдателям только и оставалось, что умиляться. Впрочем, после нескольких чарок крепкого цыганского вина они забывали и это. Веселье кружилось волчком и не думало замирать, останавливаться. Все плыли по этому восторженному кругу, братались, любились и просто были счастливы.

Ставрас собрался уходить уже за полночь, когда понял, что его уход, как одного из действующих лиц, никто не заметит. Но не тут-то было. Шельм перехватил его уже на крыльце.

– Куда это ты, дорогой, намылился, а? – в своей привычной манере, осведомился шут.

Он был все так же облачен во все белое и как-то умудрился не запачкать драгоценный наряд. Вот только плащ свой атласный уже где-то потерял, да и пиджак был лишь наброшен на плечи. Сразу становилось понятно, что туника под ним всего в один слой шелка, полупрозрачная, так еще и на фоне высокого костра, мечущего искры в небо за его спиной, совсем просвечивалась. Ставрас тихо вздохнул и перевел взгляд на шальные глаза, в сумерках кажущиеся темными и глубокими, как омуты неведомого озера.

– Ты же знаешь, я никогда не любил затянувшиеся гулянья.

– Знаю, ты всегда избегал балов, пока я в твоей жизни не появился, – нахально объявил шут. – Так почему уходишь сейчас? Ведь я же здесь.

– Потому что устал от людей.

– Даже от меня? – с неизменной улыбкой уточнил Шельм, и Ставрас не успел оценить изменившийся блеск в его глазах.

– Шельм, послушай, если хочешь, то иди, развлекись. Ведь это нормально, ты молодой, красивый, горячий. Любая девушка с удовольствием проведет с тобой ночь и не одну. Я даже ревновать не буду, честно. Не думай об этом, – произнес Ставрас из лучших побуждений и напряженно замер, когда в ответ услышал тихий, неожиданно севший голос.

– Что?

– Шельм?

– Ты хоть понимаешь, что ты со мной делаешь? – тихо спросил Ландышфуки с таким напряжением в голосе, что глаза лекаря изумленно распахнулись. Он осознал, что, действительно, не подумал, сказав все это мальчишке, в последнее время очень болезненно реагирующему на все, что было связано с их отношениями. Но было уже поздно. Шельма несло, и он ни сам не мог остановиться, ни ему позволить остановить себя не мог. – Что сейчас мне хочется только одного – ударить тебя. Сильно, так, чтобы до крови, а потом пинать ногами до изнеможения, а потом… – голос шута дрожал, его трясло, и, замерев, словно пытаясь прочитать хоть какой-то отклик в желтых глазах напротив, он скривил губы, с трудом сдерживая уже скопившиеся в уголках глаз слезы, резко развернулся и стремительно ушел к костру.

Ставрас отмер и бросился за ним, но было уже поздно. Мальчишка подхватил первую попавшуюся барышню и закружил в танце. Прижимаясь к ней так, что лекарь неожиданно понял, что не может дышать, хотя раньше с ним такого никогда не случалось. А потом Шельм поцеловал веселую цыганку, прямо там, в ярком освещенном круге костра, и сердце лекаря замерло, пропуская удар.

Он помнил, какими нежными могут быть его губы, и какими страстными тоже помнил. И от этого было еще хуже. Захотелось отодрать его от этой девчонки силой, увести отсюда куда подальше и… Чтобы еще ему хотелось с ним сделать, Ставрас пока не знал. Но, кажется, уже был морально готов узнать. Но вместо этого, он вовремя вспомнил, сколько ему лет и о правилах приличия тоже вспомнил. И о том, что дракон, и о том, что человеческие нежности раньше в нем ничего кроме покровительственного умиления не вызывали. И он сдержался. Просто остался стоять в стороне, в тени. Но уйти так и не смог. Ведь при мысли о том, что Шельм все же воспримет его глупые слова о развлечениях всерьез и решит применить их на практике, вскипала кровь. И Ставрас вынужден был признать, что он…

– Мне две тысячи лет без малого, – пробормотал он, проводя по лицу раскрытой ладонью. – А я, кажется, ревную, как последний мальчишка.

И резко обернулся, уловив за спиной короткий смешок. Сзади него стоял Муравьед и с тоской, похожей на его собственную, смотрел на танцующих. Ставрас проследил направление его взгляда и увидел, что и красноволосый масочник кружит в танце какую-то цыганку.

– Думаешь, я не ревную, – с горькой улыбкой на губах произнес Мур, подходя ближе и вставая рядом с ним. – Ты только глянь, как резвится, девиц под шумок обжимает, а я стою тут, и мне выть хочется. Но я знаю, что после всех этих танцулек он придет ко мне, и мы снова станем единым целым. А еще я знаю, что уже не могу без него.

– С драконом он теперь будет жить достаточно долго. Почти как ты, Мур. Ты же видел, на нем уже сейчас стал незаметен возраст, хотя раньше, несмотря на всю юность облика, то, что он старше, улавливалось.

– Почти? Вот именно, что почти, – в голосе оборотня послышалась горечь, а потом он повернул к нему лицо и улыбнулся. – Но я знаю, что умру в один с ним день, просто не смогу жить без него.

– Я… – лекарь запнулся, но кивнул. – Понимаю.

– Так же и у тебя, – снова отвернувшись, обронил Мур. – Это естественно ревновать того, кого считаешь своим. Ревность – это мучительный страх потери. Не позволь своему мальчишке потеряться, Ставрас. Он же у тебя гордый и сильный, умирать будет, не позовет, если решит, что ты посчитал его недостойным тебя.

– Я постараюсь, – сдвинув брови, припечатал лекарь.

И вошел в круг, словно волнорез в морскую пучину, подхватил Шельма за локоть, отрывая от уже новой партнерши, и вывел из круга вслед за собой.

– Эй! – возмутился Шельм и попытался вырваться, не получилось. Лекарь продолжал тащить его, словно он вообще не упирался. – Ставрас! – но тот даже не обернулся. – Значит, все же ревнуешь, да? – в голосе шута появился яд. Но Ригулти снова его проигнорировал. – И куда же ты меня тащишь, дорогой, не на сеновал ли, как дворовую девку?

И вот тогда лекаря проняло. Он обернулся и резко притянул его к себе, с силой сжимая предплечья даже пискнуть не успевшего шута. В глазах его Шельм увидел бешенство и изумленно замер, удивленный таким накалом страстей. А потом расхохотался в лицо, зло, с издевкой.

– Значит, все же проняло?

Лекарь моргнул и словно очнулся. Резко разжал руки, от которых скорей всего потом появятся синяки, и отвернулся, снова взяв его за руку. Шагнул, но Шельм не сдвинулся. Руки натянулись. Лекарь обернулся.

– Идем.

– Ставрас, – твердо попытался начать хмурый Щельм, но тот перебил его.

– Просто иди за мной, – и дернул рукой, не сильно, но давая понять, что лучше идти.

– Да, что на тебя нашло?! – не поддался Шельм, дергая его обратно к себе.

Ставрас отвернулся, вздохнул и, повернувшись снова, шагнул к нему вплотную. Шельму пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Я ревную, – с горькой усмешкой проинформировал Драконий Лекарь. – Знаю, что не должен, но ревную.

– Ставрас… – потрясенно прошептал Шельм, не ожидавший от него такого признания.

– Я просто хочу прикасаться к тебе, – неожиданно зашептал лекарь, склоняясь к его губам, почти задевая их своими и не отрывая пронизывающего взгляда желтых глаз от его голубых. – Чувствовать тебя рядом с собой. Ты… позволишь?

– Да, – прошептал Шельм и поднял голову совсем чуть-чуть, но губы лишь вскользь мазнули губы, потому что лекарь сжал его пальцы сильнее и снова повел за собой. На этот раз Шельм и не думал сопротивляться.

Они заперлись в комнате, не просто на защелку, магически. Оба понимали, что так надо. Хотелось тишины и друг друга. Шельм замер напротив кровати, той же самой, на которой они спали, кажется, целую вечность назад и закусил губу. В первый раз всегда страшно, ведь так? Не потому что боишься боли или еще чего-то. Смущает неизвестность, нечто неизведанное. К тому же, он до конца так и не понял, что имел в виду Ставрас под "я просто хочу касаться тебя". Но лекарь шагнул к нему и уже привычно положил раскрытую ладонь на живот, но на этот раз еще и сжал, сминая нагретый телом шелк туники. Шельм поднял на него глаза и нервно сглотнул.

– И что теперь?

– Не бойся. Я не стану делать ничего того, что могло бы причинить боль, – мягко произнес лекарь, которому тоже было очень не по себе от всего происходящего. Но от собственного решения он отказаться уже не мог, точнее, не хотел.

– А что станешь?

– Только то, что будет тебе приятно.

– Правда?

– Да, – отозвался лекарь, натянуто улыбнулся и впервые сам прижался губами к его губам.

Шельм вздрогнул, но не отшатнулся. Ставрас никогда не целовал его, раньше ему все приходилось делать самому, а тут лекарь не просто касался губами его губ, но и не закрывая глаз, ласкал их, а потом, положив другую руку ему на затылок, раздвинул губы языком. Было приятно, даже мысль о том, что его целует другой мужчина, не отвлекала, пока её не спугнула другая.

Он резко отстранился.

– Кто тебя научил? – почти с обидой в голосе вопросил он.

– Ну, знаешь ли, большого ума не нужно, чтобы научиться, – хмыкнул Ставрас в ответ, и его ладонь легко проскользнула под шелк туники.

Шельм напрягся и смотрел все еще возмущенно, а потом неожиданно спросил:

– Почему ты меня запечатлил?

– Что?

– Просто ответь, почему?

– Чего это ты решил сейчас об этом спрашивать?

– С того, что хочу прояснить все здесь и сейчас, и не ждать потом три года, когда тебе снова захочется ко мне прикоснуться. Так почему? Или, думаешь, я не понимаю, что ты прекрасно мог меня исцелить тогда и без запечатления?

– Потому что хотел сделать своим, – сдался лекарь, признаваясь с неохотой. Пальцы его ожили, обводя по кругу пупочную впадинку, но Шельм стоически сделал вид, что не заметил этого.

– Хорошо. Так вот, я тоже хочу быть твоим, и чтобы ты был моим, понимаешь?

– Я и так твой, а ты мой.

– В драконьем смысле да, но в человеческом…

– О чем ты?

– О том, что ты опять все меряешь драконьими мерками. Но я же не дракон. И у нас, людей, принадлежность выражается по-другому.

– Я понимаю это, – не выдержал Ставрас, тоже начиная злиться. – Но и ты пойми, мне нравится к тебе прикасаться и руками, и, кажется, губами, но…

– Нравится? – скептически фыркнул Шельм. – То-то ты меня к себе так долго не подпускал, пока совсем не припекло.

– Не подпускал, – легко согласился Ставрас, уже начиная опасаться, что разговор перерастет в их обычный спор и так ничем и не закончится. – Просто у меня никогда не возникало потребности делать нечто подобное в человеческом обличии.

– Хочешь сказать, что ни один бронзовый дракон, никогда не спал с человеком? Что-то по Дирлин такого не скажешь.

– Не скажу. Потому что среди бронзовых такое не редкость и не только с человеком, кстати. Но лично я, да, никогда раньше не спал и даже попробовать не горел желанием. Даже с Августом, – упреждая вопрос, добавил он.

– А теперь? – требовательно вопросил шут.

Его руки все еще безвольно висели вдоль тела, в то время как одна ладонь Ставраса уже давно изучала его живот и грудь под туникой, а вторая до невероятности приятными движениями массировала затылок.

– Возможно, – подумав, отозвался Ригулти, и улыбнулся. – Но знаешь, я все равно боюсь.

– Чего? – складка между бровей шута разгладилась, а глаза изумленно распахнулись.

– Всего, – честно признал лекарь, не считая возможным не быть предельно откровенным с ним сейчас. – Мне все время кажется, что я сделаю что-нибудь не так, и даже больше, – прошептал он, скользя губами по его скуле. Шельм почти инстинктивно изогнул шею, и губы лекаря скользнули ниже, легко и естественно, словно были созданы именно для этого, для того, чтобы ласкать его. – Того, что причиню боль, я боюсь вызвать у тебя отвращение.

– Не вызовешь, – хрипло выдохнул Шельм в потолок и вскинул руки, хватаясь за его плечи.

– Откуда ты знаешь? – все еще прижимаясь губами к его шее, лекарь убрал ладонь с его затылка и скользнул ею вдоль позвоночника к пояснице, и резко притянул Шельма к себе еще ближе. Тот не вскрикнул, но тихо, сдавленно выдохнул, зарываясь пальцами в его жесткие волосы и прижимая его голову к себе еще сильней. Проведя языком под скулой, лекарь тихо продолжил: – Ты ведь никогда не был даже с человеческим мужчиной, а я – дракон.

– Не знаю. Просто, чувствую… наверное. И я тоже боюсь. Но я бы никогда тебе не признался, если бы ты сам не сказал.

– Догадываюсь, – откликнулся лекарь и в этот момент с легкостью, не успевшей удивить Шельма, расстегнул три крючка, на которые были застегнуты его широкие, струящиеся брюки и те легко соскользнули на пол.

– И… – тем временем попытался отреагировать на его слова Шельм, но не успел. – Ставрас… ох!