Текст книги "Сказания не лгут (СИ)"

Автор книги: Татьяна Назаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Столкнувшись с варварским нашествием венделльских племён, Маронская империя не смогла ничего противопоставить противнику.

1.2. Венделльское нашествие и падение Маронской империи.

Родиной венделлов являются лесостепи, расположенные к закату от реки Винфлоды. В XIII веке от основания Мароны эти племена распространили свою территорию на Ласийские степи вплоть до морского побережья, вытеснив на Восход кочевые племена атаранов. Венделлы были земледельцами. Ко времени прихода в Ласийские степи они находились на стадии разложения родового строя. Освоение плодородных земель и контакты с более развитыми народами стимулировали развитие экономики венделлов, а также социальное расслоение их общества. В 1359 году от основания города Мароны было создано государство под началом короля Витериха.

Однако в начале XV столетия от основания города Мароны атаранские племена, смешавшись с другими народами, образовали племена хаков (или халыков), которые отличались воинственностью. У них женщины имели равные права с мужчинами, умели обращаться с оружием и сражались в войске, нередко возглавляли племена или выступали официальными соправителями своих мужей. Это породило легенды о том, что хакийские женщины властвуют над мужчинами.

В 1411 году под натиском хаков племена венделлов вынуждены были отступить на закат, вторгшись в пределы Маронской империи. Сыну Витериха, Гундобальду было даровано право поселиться на условиях федерации в предгорной болотистой местности в полуденно–закатной части Тации. Как подданные Маронской империи венделлы противостояли нашествию халыков на Закат и участвовали в победоносной битве при Атенарском лесе. Однако территория проживания венделлов в империи была неудобна для земледелия, что вызывало постоянное недовольство, вылившееся в поход на Загорную часть империи. Возглавлял венделлов внук Витериха Витимир. Он вошёл в историю как мудрый правитель и отважный воин. Личные качества вождя и ненависть к Маронской империи привели к тому, что на его сторону переходили представители покорённых Мароной варваров (тацев, арулов, андалесков и др.) В 1428 году Витимир пересёк Крекские горы и вторгся в Крексию. Вторжение венделлов практически не встретило сопротивления в предгорной Крексии, где жило много родственных венделлам племён. Витимир захватил большой город Нарвенну на полночье полуострова. Битва в долине реки Паданы, в которой император Сатурналий победил Витимира, слегка замедлила продвижение венделлов. Несколько набегов на Марону, предпринятых им, а после его смерти – его сыном Аллобихом (1437, 1439 и 1440, 1441, 1442 годы), заканчивались разграблением мелких городов и выплатой венделлам большой дани с условием отступления от Мароны. Тем временем в Венделльское королевство стали бежать рабы со всей Крексии, где они получали свободу и наделы земли, либо основывали мастерские. Необходимость завоевания новых земель для размещения стремительно увеличивающегося населения подвигла короля Аллобиха к новой войне с Мароной. В 1445 году Аллобих утвердил свою власть в городах на берегу Срединного моря, отрезав, таким образом, все возможности подвоза продовольствия и денег из дальних провинций. В 1446 году он покорил Марону. Город был разграблен, император Романий убит, столица перенесена в Нарвенну. В Мароне сохранилась резиденция Верховного жреца Солюса, который тогда не имел политической власти.

С 1446 года начинается почти сорокалетний (до 1482 года) период правления короля Аллобиха, характеризующийся длительным миром в Маронской Крексии. Мудрый правитель и искусный дипломат, Аллобих смог сплотить варваров, проживавших по обе стороны Крекских гор, укрепить границы. Он гарантировал крексам защиту их жизни и имущества, ввёл в свой совет представителей влиятельных крекских семей. Тем самым ему удалось склонить к себе и значительную часть коренного населения Крексии. Однако союз этих разнородных народов был весьма нестабильным, и после смерти короля Аллобиха его наследникам не удалось сохранить могущества, созданного предшественниками.

Объяснение незнакомых слов и выражений.

Крексы – собирательное название народов, обитающих на полуночном побережье Крекского и полуденном побережье Ласийского моря. Земледельческие народы, объединённые в начале VII века от основания Мароны в единую империю.

Либурна – судно водоизмещением около 80 т. с двумя рядами весел. Может взять на борт до 120 человек. Отличается широким развалом боков. Годно для длительных каботажных плаваний и ведения боевых действий.

Рих (венделло-фрейск.) – военный вождь, предводитель войска, также – король.

Фенестра – окно в крыше дома. Под ним находится небольшой бассейн для сбора дождевой воды.

Аирбе – венделлская и фрейсская богиня земли и урожая.

Айвейс – верховный бог венделло– фрейсского пантеона, владыка неба и покровитель знания, магии.

Таци – оседлый варварский народ, живущий в горах на полночь–восходе от Крексского полуострова. Кёмпе – в венделло–фрейсском пантеоне – бог войны и охоты. Его свиту составляют безвременно умершие мужи, погибшие на войне и на охоте. Ураганы, штормы и шквальные ветры происходят, когда Кёмпе со своей свитой охотится.

Пряхи– Куннаны – судьбы в венделло–фрейсском пантеоне – три богини.

Фрейсы – родственный венделлам народ, живущий в лесах верховьев Винфлоды и по р. Оттерфлоде. Союз племен, находящийся на стадии военной демократии.

Сёры – собирательное название народов, живущих к восходу и на полдень от Ласийского моря. Изначально – кочевники-скотоводы; ко времени, о котором идёт речь, отдельные группы сёров перешли от кочевого скотоводства к оседлому и освоили земледелие, создали пять государств. Для сёрских государств характерна единая монотеистическая религия, развитая торговля, ремесла, искусства и науки.

Альис – в венделло–фрейсском пантеоне – собирательное название злокозненных природных духов, живущих в неосвоенных человеком местах (в противовес лейхта – неупокоенным духам умерших, которые опасны для живых людей, или айхва – доброжелательным духам). Позднее, по мере распространения веры в Солюса, были переосмыслены как злые духи, изначально враждебные Солюсу и его творениям.

Солюс – дословно – Единственно Истинный – наиболее распространенное наименование Бога в период сосуществования веры в Него с многочисленными языческими религиями.

Мортенс – племена, живущие на полуночь– восходе от фрейсов. Находятся на стадии военной демократии.

Тауроса – крексы, живущие за Тауросским проливом, разделяющим Крекское и Ласийское моря, крексы полуденного побережья Ласийского моря.

Улебы – земледельческий народ, живущий к полуночи отМортенсов. Находятся на стадии военной демократии.

Хлайвгардс – дословно – дом умерших – у фрейсов и венделлов семейные и родовые склепы, в которых помещаются тела умерших или их пепел. Хлайвгардсы венделлов напоминают по виду архаичные жилища живых, в которых некогда жили общие предки того или другого народа, в то время как хлайвгардсы фрейсов – точные копии большого жилого дома.

Хоттын (хакийск.) – предводительница племени или союза племен у хаков.

Бие (хакийск.) – дословно «кобылица», титул славной воительницы у хаков. Мужчина-воитель назывался титулом «айхыр» – «жеребец».

Трор – в венделло–фрейсском пантеоне – бог грозы и защитник небесных чертогов.

Хостас – противник Солюса, воплощение мирового зла, повелитель злых духов, желающий погубить человеческий род.

Глава 2

1468 год от основания г. Мароны.

– Берег ниже стал – значит, хардуса близко! – пояснил Рицимер. И верно: раньше справа – словно бесконечная стена Нарвенны высилась. Сейчас обрыв стал менее внушительным.

– Это из–за того, что рядом с хардусой в Оттерфлоду впадает Вонючка. Это её левый берег.

Атанариха удивило название, но вскоре с закатной стороны отчётливо потянуло падалью. А потом показалось устье речки, правый берег которой чернел от воронов.

– Мы сюда после каждого набега падаль хакийскую скидываем!

Когда подплыли ближе, Атанарих разглядел застрявшие на склонах конские и человечьи скелеты. От самого устья вдоль обрывистого берега Оттерфлоды тянулся местами покривившийся частокол, а в трёх полётах стрелы на высоком мысе стояла хардуса. Увидев её низкие – отсилы в полтора человеческих роста – стены и не заметив ни малейших признаков башен, Атанарих едва не воскликнул: «Айвейс и Аирбе! Куда я попал?!» Разумеется, он не надеялся найти тут твердыню, подобную Нарвеннской крепости, но рассчитывал хотя бы на некоторое подобие приграничных деревянных укреплений! Особенно тяжко было подумать, что пришёл он сюда навсегда. По крайней мере, поводов не приносить или вскоре расторгнуть клятву Атанарих не мог придумать. Слёзы наворачивались на глаза против его воли, и юноша торопливо опустил голову. Не хватало ещё, чтобы фрейсы заметили, как у него губы прыгают. А Фритигерн вдруг принялся по–мальчишески подскакивать на лавке челна, теребить Атанариха, выкликая восторженно:

– Смотри, смотри, вон – золотой Кёмпе!

Ну какой золотой Кёмпе мог быть в этой дыре?! Наверно, такой же золотой, как хардуса – крепость!

Только из самолюбия, чтобы никто не догадался, как он жалеет о своём решении, Атанарих изобразил любопытство – приподнялся, стремясь разглядеть хвалёную святыню.

Нет, про золотого Кёмпе ему не солгали. То, что венделл сперва принял за полыхающее осенней желтизной дерево, оказалось статуей бога, вырубленной из старого дуба и обитой золотыми бляшками. Сколь ни горько было в тот миг на душе у Атанариха, удержаться от искреннего изумления он не мог. Бог был прекрасен. Пластины волос, бороды и усов прямыми прядями свисали на сверкающую военную рубаху. Только лик (вернее – лики, потому что одно лицо Кёмпе смотрело на реку, второе – на лес, и явно угадывалось ещё третье, а то и четвертое) и могучие длани, перекрещенные на груди, грозно чернели средь блеска. Золотые глаза поглядывали с холодным прищуром, прямой нос, сурово поджатые губы – всё говорило о спокойном мужестве. Бог–воин с презрением смотрел в сторону, откуда приходили жадные чужаки, а его драгоценный убор выглядел вызывающе. Фрейсы не скрывали своего богатства ни от друга, ни от врага. «Жаждешь ограбить меня? – как бы вопрошал Кёмпе. – Что же. Приди и возьми моё золото». А ещё Атанарих заметил над стеной вражеские черепа, насаженные на длинные шесты. Ветер трепал чёрные косы, привязанные под ними. Венделл принялся считать, но на третьей дюжине бросил, поняв, что видит далеко не все.

И, склоняя перед покровителем воинов голову, Атанарих благоговейно произнёс:

– Наверно, на нём золота не меньше, чем весит старый баран!

– Полагаю, поболе будет, – проворчал старый Рекаред. – Это при том, что не так давно хаки его обдирали.

– Обдирали? – не понял Атанарих.

– Не хаки, дядя! Мы сами! – возмущённо встрял в разговор Сар. – И не недавно!

В голосе воина уже не было прежней подобострастности, которая так поразила Атанариха на Торговом острове. Рицимер счёл за благо осадить сородича и произнёс примирительно:

– Это было в тот год, когда тебя, Атанарих, впервые посадили на коня. Или годом– другим позже. Хоттын Атта пришла с большой силой. Смогла даже ворваться в саму хардусу. Мы, кто уцелел, укрылись в вейхсхейме*, святилище Кёмпе. И рих – Витегес тогда был совсем молод, первый год властвовал – предложил хоттын выкуп.

– У него всегда была голова на плечах, – одобрительно закивал головой Рекаред, – Любой другой рих, едва севший во главе стола, наверно, предпочёл бы погибнуть со славой, а не пойти на поклон к хакам. А этот сохранил жизнь – и воинам, и тем, кто в хеймах живёт! Не побоялся насмешек.

– Никто не смеялся над ним, отец, – Рицимер постарался смягчить улыбкой резкость своих слов и продолжил – Хотя не стану отрицать – это было горько. Но разумно. Мы сняли всё золото Кёмпе и отдали его хакам, чтобы они ушли.

– И они ушли?

– Там было много золота. И взять его с бою было совсем непросто, – сказал Рицимер.

– А если бы они взяли золото и нарушили договор? – никак не мог понять Атанарих.

– Посмотри: путь на берег идёт только через хардусу и вейхсхейм. Ворота перед хаками мы ни на миг не открывали. Золото бросили через стену и стояли на своих местах в полном вооружении.

– И с той поры мы вернули Кёмпе свой долг сторицей, – многозначительно добавил Эврих.

– Тебя–то в тот год в хардусе не было, – проворчал Рекаред.

Атанарих всем видом показал, что восхищён и мудростью риха, и отвагой воинов. Но ни черепа врагов, ни золотой Кёмпе не могли сделать хардусу настоящей крепостью. А тут ещё порывом ветра снова донесло с берега вонь, на сей раз – застоявшейся мочи от одной из жалких лачуг, прилепившихся к обрыву над рекой. Атанарих сперва испугался, что это жилые дома, потом сообразил, что по весне прибережье подтопляет, так что жильё тут нико не поставит. Это кожевни, кузницы и бани. С десяток женщин стирали на берегу бельё, не обращая внимания на разновозрастных детей, игравших рядом. Атанарих привычно отметил, что народу в крепости, должно быть, совсем мало…

Пристали на мелководье. Мужи привычно попрыгали за борт. Вытянув челны на песок, начали выгружаться. Их прибытие не осталось без внимания. Женщины и дети, побросав свои дела, собрались вокруг. Раздались приветственные возгласы, вопросы о здоровье и происшествиях. Дети висли на воинах и клянчили понести в хардусу щиты и луки.

– Что там застряли? – брюзжал с челна Рекаред, не собиравшийся задерживаться в хардусе. – Потом будете бахвалиться перед своими трясогузками и приблудышами!

В кои–то веки Атанарих был заодно с ворчливым стариком. Ему стало вовсе тоскливо, до подкатывавших к горлу слёз. А тут ещё один из мальчишек его заметил, завопил:

– Ой, а это кто?

– Какой–то маслёнок… – отозвался второй недоумённо.

– Сам маслёнок, смотри, меч у него!

Альисы бы их побрали! Теперь все уставились на Атанариха, гадая, из какого рода может быть это диво. Какому–то безголовому и вовсе придумалось, что парень – из выкупленных нидингов, будто не видел хорошего оружия и крашеного плаща! Зубры, занятые своими тюками и бочками, забыли об Атанарихе. Ладно хоть с другого челна кто–то унял зевак, пояснив, что юный чужестранец одолел в поединке Рицимера. Наконец выгрузились, и воины принялись стягивать с берега четыре челна, которым предстояло плыть дальше. Атанарих едва ли не первый вбежал в воду и вцепился в борт.

Брод, через который воины перетаскивали челны, оказался мелким и очень широким, в пять шагов.

– Надо же, на такой широкой и полноводной реке – и такой брод, – удивился Атанарих, выбираясь из воды.

– Это нам Каменный мыс с Вонючкой удружили! – беззлобно проворчал шагавший рядом Эврих.

– Потому и поставили хардусу на самом мысе, – пояснил догнавший их Рицимер. – Здесь – самое опасное место. Мало того, что шире и удобнее этого брода не найдёшь, так ещё и стоит он на Хаковой тропе.

– Хаковой тропе? – не понял Атанарих.

– Кругом леса, – пояснил Фритигерн, – А тут альисы как нарочно устроили сплошные долины и лощины, в которых лесов мало. Рассказывают, хакийские ведьмы наколдовали, заставили леса разбежаться в стороны. Другим хардусам больше повезло, к ним подступиться труднее.

Они выбрались на берег. Оружие доверили нести мальцам, скакавшим вокруг, а сами подхватили тюки. Подъем к хардусе был пологий – наверняка, нарочно сглаженный и подсыпанный.

– А что, другие хардусы есть? – продолжил прерванный разговор Атанарих.

– Еще три – на других бродах. Там, выше по течению – Фритигерн мотнул подбородком, – сперва риха Хенно, а потом Вальбурга и Дагамунда. Тоже на бродах и там, где удобно на конях приступить. Ну, ещё у мортенсов есть, только они далеко, ниже по реке, мы даже не плыли мимо них.

Два воина, лениво гревшиеся на осеннем солнышке, неспешно поднялись, распахивая перед прибывшими ворота пошире, и они вступили в святилище хардусы. Вейхсхейм оказался невелик, но устроен весма удобно. Изображение Кёмпе стояло прямо на крыше просторного длинного дома, который Фритигерн назвал Гулагардс – пиршественной палатой. Атанариху показалось, что в ней можно было бы поселить сотни полторы человек, так она была велика. Тут же помещались разные клети и колодец.

– Глубо–о–кий! – поясил Фритигерн. – Сам не знаю, как такой пробили. Мыс–то – сплошной шейфер*…

Ворота, ведшие из вейхсхейма в саму хардусу были распахнуты настежь и не охранялись. Крепость оказалась совсем маленькой – по обеим сторонам короткой улицы стояли шесть домов, огороженных плетнями. Несмотря на середину дня, единственная улица хардусы оказалась безлюдна. Свиньи, мирно спящие под плетёными из ивняка оградами, куры, гуси и овцы, разгуливающие у самых ворот, пасущиеся на дерновых крышах козы… Даже путных собак в этой дыре не было! Ни одна из тех, что бродили поблизости, не подумала залаять, а несколько, ошалело виляя хвостами, кинулись лизаться с хозяевами. Сторожа, называются! В конце улицы были третьи ворота, заложенные массивным брусом. На забрале стояли два стража.

Зубры свернули направо, в самый дальний от вейхсхейма дом. На дворе, поросшем гусятником, рябоватый парень колол дрова, да ещё какой–то старик дремал на солнышке. Увидев приехавших, младший вогнал тяжёлый топор в колоду и, радостно поприветствовав Зубров, помчался отворять двери клети. Старик, тяжело опираясь на палку, с трудом поднялся и заковылял навстречу вошедшим.

– Аутари! – радостно закричали Зубры. – Встал всё же?

Тот оскалил в улыбке совершенно целые, длинные зубы.

– А что ещё мне делать, коли вы сами меня к предкам не отпустили? Теперь терпите! – голос у него тоже оказался не старческий. Приглядевшись, Атанарих понял, что этот муж был на самом деле не старше Эвриха, только измождён болезнью. – Ладно, пойду скажу Видимеру, что вы вернулись.

– Да сиди… – сказал в ответ кто–то, но Аутари упрямо заковылял в дом.

Оказалось, этой весной Аутари перебили спину палицей, и он был беспомощен, как младенец. Но его жена, местная гюда*, не отпустила его к предкам. И, ко всеобщему удивлению и радости, он стал выздоравливать, и даже встал. Еще Атанариху сказали, что Аутари – воин не из последних, наставлял в боевом искусстве сеголетков, а когда зимой рих отправлялся в объезд, оставался в хардусе за старшего. Сейчас мало верилось, что он по–прежнему сможет выполнять все обязанности, но воины упрямо звали его Зимним рихом, хотя родом он был из Волков.

Хлопнула дверь – из дома появился ещё один муж – лет тридцати с небольшим, длинный, поджарый – как есть хорт*.

– Видимер! – Рицимер, отряхивая с ладоней налипший песок, поспешил ему навстречу. Хорт первый протянул руку могучему предводителю Зубров. И нельзя было не заметить, что Рицимер держался рядом с ним как с отцом.

Видимер оказался старшим в этом доме и главным советником риха. Хотя Атанарих, увидев Видимера в Нарвенне, наверняка принял бы его за мужлана – такой простой и поношенной была его одежда. Но держался он по–хозяйски. Оглядел собравшихся и спросил сухо:

– Фритигерна вижу, а Гелимер где замешкался?

– Не пойдёт Гелимер в хардусу. Вот этот достойный воин, – Рицимер кивнул на Атанариха, – вызвался заменить его.

Видимер, слегка приподняв бровь, посмотрел на юношу с явным сомнением. Это взбесило Атанариха: «Неужели каждому мужлану придётся доказывать, на что я годен?!» Но сдержался. Однако прилившую к щекам кровь разве скроешь? Длинный понял его мысли, ядовито скривил тонкие губы. И Рицимер тоже, но сделал вид, что ничего не заметил, продолжил, как ни в чём ни бывало:

– Он венделл. Атанарих, сын Хродерика Вепря. Да, молод, но искусный воин. Он в поединке на мечах одолел не только Фритигерна, но и меня.

Видимер едва заметно покачал головой, сомневаясь, коротко приказал Атанариху:

– Оружие покажи.

Атанариху пришлось подчиниться. Хотя этот хорт, с его ехидненькой улыбочкой и прищуром глаз, ему страшно не понравился. Но не скажешь же поперёк ближайшему помощнику риха? Тем более – любого нового воина сперва попросят показать оружие… Видимер скользнул взглядом по поблёскивающей поверхности, проверил остроту, прикинул в руке. Одобрительно кивнув, вернул хозяину.

– Добро пожаловать в хардусу. Надеюсь, ты и вправду достойная замена Гелимеру.

– Поселят их где? – с явным нетерпением уточнил Рицимер.

– Рих хотел Фритигерна и Гелимера в правый третий дом послать.

Атанарих услышал, как за спиной шумно выдохнул Фритигерн. Да и Рицимер набычился, возразил:

– Я обучил сына всему!

– Рицимер, тебе ли не знать, что прибылые гибнут вовсе не от недостатка силы и умения? – в голосе Видимера послышалась укоризна.

– Аутари присоветовал? – не унимался Рицимер.

– Нет. Ну, а если бы он? Разве он советовал когда–нибудь дурное?

Рицимеру, видно, нечего было возразить, и он промолчал.

– Вот и ладно, – сказал Видимер и повернулся к юношам. – Пока не решено, где вам жить. Так что будьте нашими гостями, юноши.

Видимер жестом радушного хозяина показал на дверь. Дом, в котором жили воины хардусы, походил на те, в которых его отец селил своих людей. Разве что из притвора вели не одна, а две двери. Из левой вкусно тянуло дымом и жареным мясом. Справа, в мужской части, всё было привычно. Застеленные шкурами помосты–лежанки вдоль стен. Над ними – распяленные на жердях военные куртки, шлемы, оружие. Всё расположено так, чтобы по первому зову вскочить, облачиться и мчаться на стены. В широком проходе ничего лишнего: даже два очага нарочно сделаны длинными и узкими.

Фритигерн уверенно направился к лежанке у самой дальней стены. Бросил на неё походный мешок, сурово глянул на Атанариха: моё, не занимай. Надо понимать, примостился рядом с отцом.

Снова накатило чувство одиночества и тоски – до боли в висках. Атанариху было всё равно, чьим он окажется соседом, пусть даже похожего на мертвеца Аутари! Он ведь под себя не ходит и заживо не гниёт? Атанарих торопливо кинул свой мешок на первую попавшуюся пустую лежанку. Пристроил на вбитые в стену колышки копьё и лук с колчаном. Развязал мешок, достал шлем и военную рубашку. Продел шест в проймы её рукавов: так облачаться ловчее… Тот, кто раньше спал на этом месте, позаботился, чтобы оружие было в порядке. Ничего искать не надо, всё само ляжет в руки.

Чувство опасности нахлынуло внезапно. Прежде, чем понять, что происходит, Атанарих оставил рубаху, которую расправлял на шесте, рванул из ножен меч и резко развернулся. Рябой парень, подкрадывавшийся к нему, стремительно отскочил. Все вокруг захохотали, кое–кто захлопал в ладоши, хвалили вразнобой. Атанарих понял, что Видимер жестами велел Готафриду незаметно напасть на новичка. Испытывал, альисы его задери!

– А если бы я его ранил? – сердито спросил Атанарих.

– Так бы я и дался! – засмеялся Готафрид.

Хорт Видимер выглядел очень довольным. Атанарих, боясь испортить впечатление, подчёркнуто невозмутимо вложил меч в ножны и вернулся к своим делам. А на сердце повеселело…

А потом, когда все пошли во двор умываться с дороги, короткая радость снова исчезла. А всё из–за дуры–рабыни. Несколько женщин (и откуда их столько понабежало?) черпали воду ковшами из кадки и поливали на спины и плечи раздевшихся до пояса мужей. Те весело гоготали, растираясь ладонями, отфыркивались. Вода была ледяной. Сперва у Атанариха дух перехватило, мурашки по коже поползли. Потом стало горячо и весело. И тут одна из баб едва слышно шепнула подруге:

– Худой какой.

– Да молодой ещё, усов – и то не растёт путём, вот и мосластый, – со смешком отозвалась вторая, рослая и статная красотка. – Увидишь – с годами ещё тот кабанчик будет.

А та, другая, вдруг ляпнула:

– Если доживёт…

Как палицей по голове. Атанарих вскинул глаза на раскаркавшуюся дуру. Она оказалась молодой, но, видно, нездоровой: по неприятно рыхлому и бледному, как снятое молоко, лицу повсюду коричневатые пятна, глаза слезливые. Встретившись с ним взглядом, она жалостливо, по–старушечьи, вздохнула. От этого захотелось убежать и спрятаться где–нибудь. Дома Атанарих знал множество укромных уголков, но тут… Айвейс Всеведущий, даже спрятаться негде! Атанарих торопливо выдернул из рук женщины полотенце и принялся старательно вытираться. Как ещё спрятать слёзы досады, просившиеся наружу с самого приезда в хардусу?

Потом стало ещё хуже: во двор первого дома собрались все, кому не лень – мужчины, женщины, дети. И все пялились на Атанариха, как на диковинного зверька. Охали, сомневались, что такой маслёнок мог одолеть Рицимера. Ладно, хоть Зубры избавили его от необходимости говорить – сами наперебой рассказывали о поединке. Атанариху оставалось только улыбаться, изображая смущение, за которым он смог скрыть, как тяжко у него на душе.

По счастью, Аутари предложил истопить бани. Фрейсы согласились и дружно потянулись со двора. Атанарих, конечно, ещё на Торговом острове решил, что будет делать всё с другими воинами. Но сейчас обрадовался возможности удрать от толпы. Пробормотал про «посмотреть хардусу» и улизнул.

Рассматривая крепостицу, снова отвлёкся от грустных мыслей, тем более, что хардуса оказалась не так проста, как виделось с реки. Особенно понравилась хитрость строителей: между стеной и постройками шло пустое пространство, всё изрытое и истоптанное: Атанарих не сразу догадался, что это огороды, с которых сняли весь урожай. Ни одна стрела с подожжённой паклей не долетит до клетей и домов. Разве что до навесов, тянувшихся вдоль всей стены. Под ними, судя по деревянным пифосам и большим котлам, во время осады кипятили воду и вар.

На стенах стояли стражи. Они тоже вовсю пялились на Атанариха. Один – он назвался Аттан Лось – крепкий молодой муж – вызвался показать воротную стену снаружи. Засов такой, что едва вдвоём сняли, и ворота – тяжелые, сразу не вышибешь.

Перед хардусой простиралась обширная, окружённая дубравой поляна. Наверно, когда–то мыс весь был покрыт лесом, но сейчас в десятке шагов от крепости стоял одинокий дуб – кряжистый неохватный великан. Вдоль стены шли ров и вал. Два выступа по обеим сторонам ворот давали возможность обстреливать наседающего противника. Сама стена, рубленная из толстых брёвен в паз*, оказалась довольно короткой – около сотни шагов. Её продолжал частокол вдоль обрыва – тот, что Атанарих видел с реки. Он тянулся в обе стороны, упираясь одним концом в лес, а другим – в устье реки, принимавшей в себя вражеские трупы. Вдоль него ещё и ров имелся. Учитывая, что с той стороны частокола начинался крутой обрыв, подойти ко вторым воротам хардусы можно было только с реки.

– Чтобы нас одолеть, – похвастался, задорно блестя карими глазами Аттан, – Надо очень много хаков.

– А много вас… нас тут?

– В каждом доме – дюжины по две воинов, ну, иногда чуть больше. К осени – меньше. Домов – шесть. Правда, те дома, что у вейхсхейма… в них прибылые живут. Мы их обычно в счёт не берём, какие они ещё воины?

– За лето много гибнет?

– Если не повезёт… вот, когда золотого Кёмпе ободрали – осталось нас меньше трети. Обычно в набег – с десяток хороним, если набег большой – там и с пару дюжин может быть. По–разному.

Атанарих задумался, прикидывая силы хардусы и ежелетнюю убыль. Но тут появился Фритигерн.

– Ты куда пропал, Венделл? – беззлобно напустился Зубрёнок. – Баня истоплена, все тебя ищут.

– Пошёл хардусу посмотреть.

– Нравится? – спросил Фритигерн.

– Мудро устроено, хитро, – Атанарих уже решил, что погорячился, называя хардусу дырой.

– Да, неприступная твердыня.

– Венделлы и не такие брали, – не утерпел Атанарих.

– Нос опусти, маслёнок, – Фритигерна эти слова, кажется, задели, и венделл пожалел о них. Решил всё в шутку обратить.

– Я маслёнок? – весело зарычал он на Фритигерна. – Вот я тебя!

– Ты меня? Да я тебя, как кутёнка, сейчас раздавлю! – Зубрёнок принял игру.

– Сперва догони! – и Атанарих припустил от него. Беги он во всю прыть, тяжёлый Фритигерн враз остался бы позади. Но Атанарих придерживал шаг, и Зубрёнок, весело грозясь, отставал от него совсем чуть–чуть.

Так, смеясь, они вылетели из ворот вейхсхейма и сбежали вниз по склону. Там, у прилепившихся к самой воде строений, уже раздевались Зубры – Видимер и Аутари. Атанарих вынужден был замедлить шаг, и Фритигерн нагнал его. Но играть при старших им, воинам хардусы, было совестно. И потому Зубрёнок только пригрозился припомнить Атанариху его дерзость.

– И где ты его нашёл? – поинтересовался Рицимер.

– Воротной стеной любовался.

– Да уж, Одоакр здорово придумал, как её устроить… Раздевайся, – улыбнулся Атанариху Зубр, – Одежду отдай Грид, она постирает.

Грид – та самая пятнистая дура, что каркала давеча – стояла и улыбалась матерински–покровительственно. Ну и альисы с ней! Атанарих начал стягивать рубаху и вдруг вспомнил, что на смену ничего не взял. Растерялся:

– Так мне же назад голым придётся идти…

– О тебе позаботились, – Видимер кивнул на мешок Атанариха, лежащий на поленнице.

– Спасибо, – Атанарих стянул одежду, не глядя швырнул её бабе и нырнул в маленький домик, гадая, как все там поместятся. Потом заметил – истопили несколько бань. Так что с Атанарихом оказались только Готафрид, Видимер и Аутари. Отсутствие пенящегося яичного мыла вполне восполняли щёлок и мылящаяся трава, пучки которой использовали вместо губок. Мужи с наслаждением тёрли друг другу спины, балагурили. Отмывшись, окатывались холодной водой – горячую берегли. Атанарих быстро освоился, но когда Видимер, зачерпнув полный ковш, плесканул на печку, и всю баню заволокло паром, невольно шарахнулся в сторону и некоторое время откашливался. А фрейсы радостно загалдели и, вооружившись пучками распаренных березовых веток, принялись с азартом нахлестывать ими друг друга. Потом с гоготом выкатились из землянки прямо в реку. Атанарих, испугавшись, что задохнётся в этом пару, тоже выскочил на воздух и сиганул в воду. После бани она показалась ему ничуть не холоднее, чем в бассейнах крекских фригидариев, и он с радостным воплем окунулся с головой. Подскочил рябой Готафрид. Словно играющий щенок, уцепил за плечи, норовя макнуть ещё раз с головой. Атанарих вывернулся и лягнул его по голени. Тот упал, повалил на себя Атанариха.

– Наших бьёшь, Волк? – весело взревел выскочивший из соседней бани Фритигерн, размахивая веником, как дубиной. Бросился и отхлестал не только Готафрида, но и Атанариха. Тот в долгу не остался, подсёк Зубрёнка. Навалившись на него вдвоем с Готафридом, отняли веник. И пока Фритигерн не поднялся, хлестали его. Потом Зубрёнок свалил обоих, лапищами придавил им шеи, и они, хохоча, барахтались на мелководье, покуда совсем не замёрзли и не запросили пощады. Втроём помчались назад в баню. Её душное, горячее нутро после ледяной речной воды показалось особенно приятным.