Текст книги "Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить (СИ)"

Автор книги: Татьяна Маркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

– Таня, можно тебя спросить?

Таня повернулась к нему, подозревая какой-то подвох. Взор у него был ясен и чист, как у ребенка:

– А что ты делала палкой?

– Паутину сбивала.

– А я думал, что ты айкидо занимаешься, даже подойти боялся, вдруг ты какой приемчик используешь против меня, – притворно обрадовался он и добавил, – ну что, пошли?

– Я не пойду, – выдавила из себя Таня.

– Ладно, перестань кукситься. Я хочу есть, пошли завтракать.

– Ну, так иди.

– А ты так и будешь здесь сидеть? – поинтересовался Максим.

– Нет, выйду на дорогу и буду голосовать.

– Отличная мысль. И в какой стороне, по-твоему, дорога?

Таня махнула рукой туда, куда собиралась идти дальше.

– Прекрасно. Ну, а где мы остановились?

Она показала туда, откуда пришел Максим.

– Просто великолепно! – на секунду ей показалось, что он не шутит. – Ты ориентируешься в лесу, как ишак – в алгебре. Если бы ты пошла туда, то может быть и вышла к реке, правда, в другом месте, но дорогу в том направлении не нашла бы никогда.

Таня растерялась. Неужели она так петляла по лесу, в то время как думала, что идет прямо. Действительно, она так была поглощена своими мыслями, что первое время не помнила, как шла.

– Ну, пойдем, – хлопнул он ее по колену, – а то эти гаврики все сожрут, ничего не оставят.

– Я же сказала, что не пойду.

Максим поднялся и встал напротив нее.

– Ты, конечно, девушка упрямая, мне прекрасно это известно. Но я, как ты сама поняла, привык добиваться своего. Тебе, все равно, придется вернуться.

Максим наклонился, поднял ее и перекинул себе через плечо. Голова свесилась вниз у него за спиной, его плечо уперлось в живот. Уже второй раз ее переносили как мешок с мукой. Она приподняла туловище и стала колотить его по спине, но Максим только засмеялся, и легко, как пушинку понес ее к лагерю.

– Ну что, успокоилась? – спросил он через некоторое время и поставил на землю, для того чтобы взять на руки перед собой.

В новом положении Максиму было идти труднее, вся тяжесть её хрупкого, но все-таки осязаемого тела теперь приходилась только на руки. Вдобавок он не видел, что у него под ногами, каждую минуту рискуя споткнуться о корень, или оступиться в ямку.

– Ладно, отпусти меня, я пойду сама.

Когда они пришли на стоянку, никто не обратил на них внимания, кое-кто ещё ел. Максим с Таней присоединились к ним. Все вели себя так, словно ничего не произошло, даже Андрей с Максимом разговаривал, как ни в чем не бывало.

Насытившись, она села одна под деревом, прислонилась к нему спиной, согнув ноги в коленях. Рядом устроился Андрей.

– Таня, прости, что поставил тебя в неловкое положение. Я как-то не заметил, что ты не совсем одета. Извини меня, хорошо?

«Трус, – несправедливо подумала Таня, забыв, что Андрей пострадал, пытаясь остановить Максима. – Бедняжка, брат его не проинструктировал, чтобы он держался подальше от собственности Макса, от его девки, чтобы не вызвать гнев лидера. Они же его все боятся».

– Это ты меня извини, что я тебя подставила.

Они обменялись любезностями и замолчали. С другой стороны к ней подсел Саша. Он сорвал травинку и сунул в рот. Андрей ушел. Пожевав стебель, Саша выбросил его и произнес:

– Таня, я совсем не собирался за тобой подглядывать в машине. Но посуди сама, что я должен был делать? Проснулся я не сразу, а когда тебя увидел, то подумал, что это сон. Потом сообразил, что ты не подозреваешь о моем присутствии, и не стал смущать. Поэтому долго из машины не выходил, думал – вы отойдете, я и выйду, ты бы никогда об этом не узнала и жила бы себе спокойно. Потом вижу – Макс не в себе, делать нечего, пришлось выбраться на свет. Я и не видел практически ничего, спинка сиденья мешала, так что не волнуйся.

– Я сама должна была проверить, нет ли еще кого-нибудь в машине.

– Да не будь ты такой колючкой. Ты похожа на кошку, у которой шерстка стоит дыбом. Здесь все хорошие ребята. Втяни коготки.

– Я уже поняла, какие хорошие, – презрительно фыркнула Таня.

– А Максим – просто замечательный парень, – понял о ком речь Саша, – я не понимаю, как ты не видишь этого. Да, он привык добиваться своего, но разве это плохо?

– Я впервые сталкиваюсь с детками номенклатурных работников, и не знала, что это так ужасно.

– Первые впечатления самые острые, но не самые верные. Ты просто не привыкла к нему.

Таню больно кольнули эти слова. Максим не забыл всем своим друзьям рассказать, что он был у нее первым. Но она сделала вид, что не поняла намеков и продолжала:

– Я поняла, что спорить с ними бесполезно. Они же привыкли, что все им дозволено. Номенклатура непобедима. Ты тоже из тех кругов? – поинтересовалась Таня. – И остальные?

– Нет, ты ошибаешься. Хотя, с натяжкой, можно так сказать – у Кости мать работает в горкоме. У Светки отец – декан в политехе. У Марины отец – военный, начальник воинской части. Вот и все номенклатурщики. У Авроры – мать врач. Мои инжнерят.

– Тогда ты из его шайки?

– Шайки?

– Ну, да. Так называемой организации.

– Да, нет. Тут наши интересы не совпадают.

– Значит, он тебя купил.

– Как ты сказала?

– Я говорю, что тебя купили – на эту машину, в которой он тебя катает, жратву – в магазинах ничего нет, а вы тут едите и сервелат, и консервы импортные. Что там еще – видик, сигареты. Рядом с ним ты чувствуешь, что становишься интереснее, значительнее.

– Я может быть и купился, но не на это. Мы с Максимом дружим с третьего класса. И я купился, как ты говоришь, на его верность, преданность дружбе.

– И взаимной преданности он добивается насилием?

– Это ты про Андрюху?

Таня кивнула, хотя имела в виду себя.

– Вообще-то Андрея трудно назвать другом, они два дня знакомы. И Макс здесь, конечно, свалял дурака. Они уже помирились. Макс бывает вспыльчивым, но редко, и поверь мне, если для друга что-то надо, он в лепешку разобьется, а сделает.

– Это тебе надо в лепешку разбиться, а для него, при его-то возможностях – раз плюнуть. А тебе за это приходиться расплачиваться. Ты же ему служишь, просто тебе приятно думать, что это дружба.

– Служу? Как?

– Увидел нас вдвоем с Андреем и тут же прибежал.

– Но я действительно хотел извиниться перед тобой. А ты все мои поступки расцениваешь желанием угодить Максу.

– А на пляже? Сразу доложил своему хозяину.

– Ты ничего не понимаешь. Да что с бабой разговаривать! – он с досадой махнул рукой. – Для тебя мужская дружба – пустой звук.

Спорить с ним было бесполезно, но она все-таки сказала:

– Может, ты и веришь в мужскую дружбу, а Максим этим ловко пользуется.

Она замолчала, потому что к ним приближался Максим. Он вышел из воды, его тело блестело на солнце. Максим бросил рядом с ними полотенце на траву и лег на живот, подложив под голову руки:

– Об чем беседуем?

– Ты – счастливый человек, Макс, – Сашка стал опять самим собой, веселым и остроумным. – Вот эта девушка ни о чем не желает говорить, кроме как о тебе. Максим – то, Максим – се.

– Вы обсуждали мою личную жизнь? Надеюсь, ты не рассказал, как в третьем классе в туалете один лоб из девятого класса заставлял меня разминать для него бумагу?

– А ты плюнул на нее и тогда он накостылял тебе по шее, запер в туалете, а сам ушел на урок?

– Да, у нас как раз была контрольная.

– Нет, конечно, не рассказывал.

– Хорошо. И не рассказывай никогда.

– Упаси меня бог!

Максим приподнялся на локте, и, взяв Танину лодыжку, вытянул сначала одну ее ногу, потом другую, а потом перевернулся на спину, устроив голову у нее на коленях. Саша встал:

– Пойду тоже искупнусь.

Они остались вдвоем. До этого Таня уже не один раз была близка с Максимом, но только сейчас она смогла заставить себя разглядеть его тело. Взгляд скользил по медовой коже, золотившимся волоскам, темнеющим на груди, спускался к плоской долине живота, упирался в аккуратный пупок, и оскальзывался, не решаясь опуститься ниже, возвращаясь к лицу. Если бы он был уродлив, ей было бы легче, по крайней мере, ее страдания были бы доступны пониманию другим, и у нее было бы больше оснований для жалости к себе. Да, она не смогла обнаружить никаких изъянов, кроме тонкого белого шрама на плече и темных волосков на груди. Может быть талия слишком длинная, но от этого его стан казался гибче.

– Ты на меня смотришь так, как будто хочешь съесть, – поймал Максим ее взгляд.

– Да ты не по зубам даже крокодилу, не то, что мне.

– Я рад, что ты это поняла.

Таня медленно сползла вдоль дерева вниз и легла на спину, Максим переложил свою голову ей на живот. Она подложила под голову руку. С неба сквозь листву дерева проливался солнечный сок.

Она проснулась, вся покрытая липкой испариной. Ей снился тягучий расплавленный сон, она не сразу поняла, где находится. Она села, случайно ударив рукой Максима по лицу. Он проснулся, замотал головой, тоже ничего не понимая. Солнце напекло голову, она стала тяжелой. Они пошли в речку купаться, чтобы освежиться.

До отъезда на стоянке было тихо и безмятежно, у магнитофона сели батарейки, выяснять отношения больше никто не собирался.

Глава 7

На следующий день, в понедельник, она пыталась придумать, что сказать Максиму, когда он появится. Утром появились признаки того, что она не беременна. Это событие произошло точно в срок. Она почувствовала облегчение и почти благодарность Максиму. Это вызвало острый приступ ненависти к себе. Как бы она хотела сама заботиться о своей безопасности, но в аптеках даже «изделие N2» было дефицитом, не говоря уж о противозачаточных таблетках, а спираль нерожавшим женщинам не ставили. Позволяя Максиму заботиться о предохранении, она становилась более зависимой. А она не хотела зависеть от него так, чтобы испытывать потом к нему благодарность. Есть же на свете люди, которые, отбирая чужое, обкрадывая, получают еще в ответ «спасибо»!

Ей еще нужно как-то сказать об этом Максиму. За последнее время с нее как будто слой за слоем сдирали кожу. И чем больше она обнажалась, тем плотнее замыкалась в себе, стараясь сохранить хоть частицу своего «я». Сказать же Максиму о своем состоянии, для нее было все равно, что собственной рукой сбросить последний покров. И ведь намеков он не поймет, изображая недогадливость, заставит вывернуться наизнанку.

Как только она услышала лязг замка, Таня вышла в прихожую, чего раньше не делала. Довольный, что его встретили, Максим крепко поцеловал ее. Как только он отпустил ее губы, она сказала:

– Максим, я должна тебе что-то сказать.

– Я слушаю, – он улыбался.

– Максим, ты должен знать, что у женщин бывают такие периоды…

Он прервал ее:

– Менструация что ли началась?

Она молча кивнула, опустив глаза.

– Так радуйся, что не беременна, – сказал он и, обняв, снова прильнул к ее губам.

Она чуть не задохнулась от отвращения, что и в этом ее состоянии он не откажется от секса. Таня отстранилась от него и сказала:

– Но в такое время, я же не могу с тобой…, – она в смущении замолчала.

Максим прошел в комнату, привычно усевшись на диван. Таня прошла за ним и остановилась посреди комнаты. Он откинулся на спинку дивана и сказал:

– Ладно, я не буду трогать тебя в эти дни. Естественно, если они не будут повторяться каждую неделю.

Он опять вел себя так, что она должна испытывать к нему благодарность.

– И сколько это длится дней? – спросил он равнодушно, взяв со стола «Литературную газету».

– Пять, – выдохнула она, прислонившись к столу.

Максим кивнул, небрежно листая газету. Таня не шелохнулась. Пролистав газету, он отбросил ее на диван и встал.

– Что ж пойду, у меня еще куча дел, – сказал он и пошел в прихожую.

Резко развернувшись, он вернулся назад и подошел к ней ближе.

– Все нормально, старушка, – он легко провел пальцами по волосам.

Когда за ним захлопнулась дверь, Таня, сжав кулаки, бросилась на кровать. Боже, как ей было больно. Она разрыдалась.

В субботу утром к ней зашел Виталий Андреев. Они получили телеграмму из Новокузнецка о смерти отца Люды. Завтра рано они выезжают на похороны, и Виталий просил, чтобы дочка это время пожила у Тани.

– Конечно, конечно, – согласилась Таня.

– Мы приведем ее завтра утром, перед отъездом.

Когда он ушел, Таня опомнилась, что он ничего даже не сказал о садике, а вдруг забыл еще что-нибудь важное о ребенке. Мужчины в этом отношении удивительно бестолковые. И Таня пошла к Андреевым, поговорить более обстоятельно, а может чем и помочь.

Она пробыла у них до самого вечера. Они с Людой собирали вещички на неделю для девочки. Люда объяснила, где находится группа, что туда брать. Она почти все время плакала, потому что не могла поверить, что отец мог умереть. Еще в начале июля, они ездили в отпуск к родителям. Отец ни на что не жаловался, ему оставалось два года до пенсии, и вдруг эта телеграмма.

Анжела весь день гуляла на улице. А когда вечером ей сказали, что мама с папой уедут, она поживет у тети Тани, девочка разрыдалась, сказав, что никуда их не отпустит. Малышка чувствовала, что произошло нечто страшное, и боялась расстаться с родителями. Никакие утешения не помогали.

– Я тогда буду жить здесь одна! – закричала девочка после долгих уговоров.

Тане жаль было ребенка, который боялся потерять родителей и дом, и она сказала:

– Хорошо, оставайся здесь, но и я буду с тобой, ладно?

Андреевы уцепились за это решение.

– Конечно, Танюша, поживи у нас, тебе же удобнее будет, возить ребенка в садик не нужно, он здесь в двух шагах.

Когда девочка успокоилась, Таня ушла домой, пообещав, что придет завтра пораньше. Дома она обнаружила, что приходил Максим. Не дождавшись ее, он съел половину шоколадки, которую сам и принес, и ушел, оставив в блюдце окурки и пепел.

Во вторник в школьный подвал, куда мальчишки-семиклассники переносили пособия из кабинетов, где еще не было ремонта, а Таня следила за порядком, зашла учительница биологии Беленькая.

– Татьяна Викторовна, подойдите к телефону в учительской.

Они вместе поднялись наверх.

– Вам повезло, просто случайно проходила мимо и услышала звонок, – объяснила Беленькая, – там же сейчас никого не бывает.

– А кто звонит? – Таня думала, что она понадобилась завучу или кому-нибудь из учителей.

– Не знаю. Приятный мужской голос, – и Наталья Федоровна свернула в коридор.

– Да, – Таня взяла трубку.

– Привет, беглянка! Где прячемся? – услышала она бодрый голос Максима.

– Я не прячусь. Ты больше не звони сюда, – попросила Таня.

– Хорошо, – согласился Максим, – лучше я приеду в школу, если ты не всплывешь.

– Да я, правда, не прячусь. У моей подруги умер отец, она с мужем уехала на похороны, а дочку оставила со мной. Я пока временно живу у них, отвожу ребенка в садик, кормлю.

– И когда они вернутся?

– В воскресенье.

– И ты это время будешь жить у них?

– Да, до конца недели.

– Ты что, решила из меня святого сделать? – вскричал Максим.

– Почему святого? – не поняла Таня.

– Потому что должен воздерживаться столько времени, – объяснил Максим, а потом буркнул, – в общем, я не собираюсь ждать до конца недели. Ты когда с работы приходишь?

– Около четырех.

– А садик когда закрывается?

– Ее нужно забрать до шести.

– Да у нас уйма времени! Значит, после работы сразу пилишь к себе. Я там буду в четыре.

– Но мне из дома далеко идти до садика, я боюсь опоздать.

– Ничего, мы все успеем. Долго ли умеючи? – засмеявшись, он повесил трубку.

Без десяти четыре она была дома. На кухне, как вещественные доказательства пребывания Максима, в блюдце лежали окурки. Таня выбросила их и помыла блюдце. Она собрала кое-что из мелочей, которых ей не хватало в чужом доме, потом включила телевизор и села на диван. Прошло пять минут, десять, а Максима все не было. До садика идти не меньше получаса, а если на трамвае, то можно добираться еще дольше, пятый маршрут ходит очень редко, и от остановки идти минут десять. Малосемейное общежитие, где жили Андреевы, стояло на пустыре, рядом с тремя такими же девятиэтажными малосемейками, между ними находился детский садик. Дома эти выросли словно на пустом месте, настолько они были одиноки. За этими домами строились еще два таких же общежития. В перспективе здесь были запланированы и магазины и почта, но пока люди были отрезаны от городской жизни.

Таня начала метаться по комнате. Она боялась уйти, не дождавшись Максима. Детсад работал до семи, но после дневного сна, как шутили родители, один час приравнивался к трём, а дети с завистью провожая счастливчиков, за которыми пришли раньше всех; летом в шесть вечера уже почти всех забирали, и Таня не хотела, чтобы девочка грустила одна в группе. Ей и так было одиноко без мамы и папы. С Анжелой Тане было легко, девочка ее слушалась, она была веселой и жизнерадостной. Но как-то, услышав по радио про аварию с жертвами в каком-то городе, девочка спросила Таню:

– А мама с папой тоже там?

– Нет, они в Новокузнецке.

– А, может, они потом поехали туда?

Бедная крошка, она впервые разлучалась с родителями, и ее маленькое сердечко сжималось от страха, что они не вернутся.

– Нет, нет. Они любят тебя и скоро приедут.

Если он не придет без четверти пять, нет ровно в пять, она уйдет, оставив ему записку. Таня переоделась в джинсы и синий джемпер. Лето подходило к концу, жара спала, и сегодня утром было холодно, а она взяла к Андреевым только два легких платья. Таня снова села перед телевизором.

Он пришел в пять.

– Максим, я же тебе сказала, что не могу опаздывать!

– Да не волнуйся ты так, через пять минут будешь свободна. Ты пока раздевайся, а я пойду, умоюсь, – он ушел в ванную и включил воду.

Таня растерялась. Что она должна голая ждать, когда он выйдет? Может расправить кровать и лечь под простыню? Нет, только не это. Ждать, когда он вернется и разденет ее? Это может затянуться. Халат! Она наденет халат, его можно быстро снять. Таня разделась и накинула розовый махровый халат. Максим все еще плескался в ванной. Она села на диван. Прошло еще несколько минут, слышно было, как струя воды бьется о дно ванны. Таня готова была разрыдаться, он издевается над ней. Наконец шум воды стих и в комнату вошел Максим.

– Танюша, времени у нас действительно нет, – произнес он, – я решил отложить до следующего раза.

– Можешь одеваться, – подсказал он ошеломленной Татьяне.

После этих слов она вскочила, губы дрожали от негодования. Она не смогла сдержаться, когда поняла, что он все это придумал заранее.

– Ты – свинья, – выдохнула она.

– Радость моя, не сердись. Я так тебя понимаю, я сам хочу того же, что и ты. Но пойми и меня, я не намерен заниматься любовью второпях.

Нет, ей лучше молчать, все, что она ни скажет, ему только на руку. Она повернулась к нему спиной и, не снимая халата, быстро надела трусики и джинсы. Только потом скинула халат и надела бюстгальтер, но от злости не могла попасть крючком в петельку. Максим помог ей застегнуть бюстгальтер.

– Благодарить не надо, – сказал он при этом.

– И не собиралась, – словно выплюнула ругательство.

– Всегда рад помочь, – ответил он.

Она надела джемпер и бросилась в прихожую.

– Подожди меня, не убегай одна, – крикнул Максим ей вслед.

– Я спешу, – она открыла дверь.

– Я на машине, отвезу.

Таня остановилась на пороге.

– Я забыла сумку, возьми ее, она на столе.

Они вместе вышли из квартиры. В машине Татьяна объяснила Максиму, где садик, и через десять минут они были на месте. Анжела, на пару с худенькой девочкой, скучала над остывающим ужином. Остальные дети уже поели, и играли на ковре. Таня помахала у себя перед ртом рукой, показывая, чтобы Анжела быстрее работала ложкой. Анжела улыбнулась, а Таня отошла к ее кабинке. Когда девочка вышла в раздевалку, Тане пришлось еще переплести ей косы, растрепавшиеся после тихого часа.

Максим курил, стоя у машины. Таня была уверена, что он сразу же уехал, ведь они договорились, что он придет в воскресенье.

– Прошу садиться, дамы, – сделал он широкий жест, – довезу до дома.

– А мы уже дома. Вот здесь мы живем, – Таня показала на одно из двух одинаковых, словно отраженных в зеркале, дома.

– Чтобы у меня не было ощущения напрасного ожидания, я все равно вас подвезу, до самого подъезда.

– Мы не поедем, – сказала Таня.

– Как тебя зовут, ангел? – Максим сел на корточки перед Анжелой.

Глаза у ребенка округлились от удивления.

– Как ты узнал? – благоговейным шепотом спросила Анжела.

– Что узнал? – не понял Максим.

– Как меня зовут.

– Как тебя зовут, – медленно повторил Максим, – неужели ангел?

– Анжела. Мама говорит, что это значит ангел. А ты как узнал?

– А если я тебе скажу, ты никому потом не расскажешь?

Анжела отрицательно помотала головой, глаза ее горели. Максим взял девочку за плечики и громко прошептал ей на ухо:

– Потому что у тебя за спиной – крылья, как у ангела.

Анжела недоверчиво обернулась назад. Потом обиженно посмотрела на Максима.

– Ты обманываешь.

– Нет. Только их не все могут видеть. А я могу. Ты только никому не говори, а то все будут считать меня сумасшедшим.

Таня устала смотреть на этих двоих сверху вниз. Она возмутилась:

– Максим, прекрати морочить ребенку голову. Ты и впрямь сумасшедший.

– Вот видишь, – подмигнул он Анжеле и прижал указательный палец к губам, – молчок, рот на крючок.

Анжела повторила его жест, они засмеялись.

– А меня зовут Максим. Но ангелы могут звать меня Макс.

Максим поднялся.

– Ну, садитесь в машину, красавицы. Мы можем объехать вокруг вашего района.

– Я же сказала – мы никуда не поедем, – возразила Таня.

Ее как будто не слышали.

– Ты ведь хочешь прокатиться, Анжела?

– Да.

Максим открыл заднюю дверь, и девочка устремилась в душный салон машины.

– Анжела! – прикрикнула Таня.

Ребенок ее не слышал. Максим развел руками:

– Я не виноват, что дети меня любят.

– Нам некогда кататься, – строго заявила Таня в спину Максиму, потому что он уже садился на свое место.

– Ладно, – сказала Таня скорей всего сама себе, потому что на нее не обращали никакого внимания.

– Только мы будем не просто колесить, – велела она, устроившись рядом с Анжелой сзади, – а поедем в магазин, потому что из-за тебя я после работы ничего не купила, а поблизости ни одного магазина.

– Как прикажешь, госпожа, – Максим завел машину.

Ночью Таня проснулась от всхлипываний. Анжела тихо плакала.

– Что у тебя болит? – подскочила Таня к ее кровати.

– Ничего, – ответила девочка.

Таня села к девочке на кровать, и обняла ее. А потом взяла ее на руки и перенесла в свою постель. Они уснули обнявшись – две маленькие песчинки в океане города.

Анжела стала приходить к Тане спать каждую ночь, Таня надеялась, что это не войдет в привычку и, когда родители приедут, все вернется в свое русло.

Люда с Виталием приехали, как и обещали, в воскресенье утром. Таня рассталась со своей подопечной, от радости при виде родителей тут же забывшей о Татьяне.

Дома на письменном столе в трехлитровой банке с водой стоял большой букет гладиолусов. Таня остановилась на пороге комнаты, залюбовавшись цветами. К гладиолусам она относилась без того душевного трепета, который вызывали некоторые другие цветы. Они ей казались какими-то слишком практичными, что недостойно истинной красоты. Особенно ей почему-то не нравились багрово-красные цветы, излишне драматических расцветок. Было в них что-то агрессивное. Но нежные тона этого букета заставили ее прийти в восторг. Восхищенная, она подошла поближе рассмотреть это чудо. Гладиолусов было девять: два белых, два бледно-сиреневых, два розовых с белыми прожилками, два чисто розовых и один оранжевый, с желтой бахромой. За банкой стоял листок бумаги, согнутый пополам и поставленный на ребро. Это была записка. Таня не хотела брать ее в руки. Наверняка, что-нибудь вроде: «Жди в пять». Если Максим не предупреждает о своем приходе, это, конечно, мучительно – с тревогой прислушиваться к шагам – замрут ли они перед дверью или проследуют выше по лестнице. Но хоть какая-то степень свободы у нее есть. Ей захотелось вышвырнуть букет вместе с запиской в мусорное ведро. Но на цветы у нее не поднялась рука – уж слишком они были трепетно-нежными. Она взяла листок. За ним пряталась розовато-серая коробка в целлофане. На развороте бумаги было крупно написано: «Это тебе, новорожденная». Она сначала не поняла, что он имел в виду, может, решил, что она все-таки беременна. И только потом вспомнила, что сегодня у нее день рождения. Она взяла коробку в руки. Это были духи «Anais Anais». Настоящие французские духи. Но откуда он узнал? Она сама забыла про свой день рождения.

В дверь позвонили. Таня открыла. Принесли сразу три телеграммы – от мамы, отца и Ольги. Она вспомнила письмо, в котором Оля сокрушалась, что не сможет лично поздравить ее двадцатого августа. В тот день она бросила письмо на пол на кухне, а потом оно снова оказалось на столе. Значит, этот гад прочитал его. Вот почему он ничего не спрашивает про Ольгу. На помойку вместе с цветами следует выбросить и духи. Но вместо этого она распечатала коробку с духами. У нее еще никогда не было французских духов…

Таня привыкла отмечать свой день рождения более чем скромно. Когда она училась в школе, все друзья летом обычно разъезжались на каникулы и в гости приходили взрослые родственники и хорошо, если две ее подружки. Если она сама была в это время в лагере, то там обычно проводили день именинника для всех, родившихся в августе. В университете было еще хуже, когда она была дома, понимала, что с бывшими одноклассниками у нее становилось все меньше общего, и приходили все те же две старые подружки. Но никогда еще не было, чтобы она забыла о собственном дне рождения.

Она пошла в магазин, в холодильнике было пусто, а еще нужно купить что-нибудь выпить – она намеревалась напиться. Но Таня оказалась далека от реалий жизни – она забыла, что спиртное продавалось только с двух. Пришлось идти в магазин еще раз в два часа, там уже стояла огромная очередь. Она решила было отказаться от своей идеи, но потом заметила, что в очереди среди мужиков стоят вполне приличные женщины, и встала в конец очереди, как раз за женщиной лет сорока. Пока они стояли, женщина рассказала ей, что двадцать пятого у нее день рождения, а нужно и домой гостей пригласить и на работе сотрудников угостить, а дают только по две бутылки. Так разговаривая, они подошли к прилавку. Таня купила две бутылки водки, одну отдала соседке по очереди. Та вернула ей деньги.

Дома она поставила бутылку в холодильник и стала готовить ужин. Она приготовила салат и дожаривала картошку, когда пришел Максим. Он занес на кухню белые георгины, шампанское и конфеты.

– Знаешь, я не совсем был уверен, что гладиолусы не окажутся в мусорном ведре, поэтому прихватил вот это, – вместо поздравления сказал он, подавая букет.

Таня нашла вазу и налила в нее воды. Она подрезала черенки и поставила цветы в вазу. Максим открыл холодильник – поставить шампанское и увидел бутылку, купленную сегодня.

– Старые привычки не исчезают бесследно. Тебя уже не тошнит при виде водки?

Таня помотала головой. Максим закрыл холодильник.

– Шампанскому нужно время охладиться, – он увел ее из кухни.

…Разомкнув объятья, Максим повернулся лицом к столу и сказал:

– А ты, смотрю, даже не выбросила гладиолусы.

– Купил? – вместо ответа спросила Таня.

– Да нет, из сада. Вчера ночевал на даче. У матери на этих гладиолусах сдвиг по фазе, насадила три грядки, только место занимают, – в этих грубоватых словах слышались теплые нотки.

– Красивые, – похвалила Таня.

За ужином они пили только шампанское, Максим не дал выпить водки – ей завтра на работу, а когда он ушел, одна она пить расхотела.

На следующий день он пришел около семи. Таня мыла посуду.

– Привет, котеночек. Мне нужно тут недалеко к одному корешу заехать, одевайся, съездишь со мной.

– Зачем?

– А чтобы мне скучно не было. Давай, собирайся быстрей.

Они поехали в район новостройки. Таня ждала в машине, слушая музыку, пока он не выйдет из новой, недавно заселенной многоэтажки.

– Его нет дома, – сказал он, почти сразу вернувшись, – ладно, поедем в другое место.

В «другом месте» Таня долго просидела одна, изнывая от скуки, музыка, которую оставил Максим, была ей незнакома. Наконец открылась калитка, и Максим вышел со двора частного дома.

– Все, аут! – сказал он, хлопнув дверью «Волги», – едем к тебе.

В пятницу, как только Таня пришла с работы, появился Максим.

– Все бросай, – сказал он, – идем к Авроре на день рождения.

Таня попыталась возразить.

– Не спорь и одевайся. На следующей неделе те, кто учится в Томске и Новосибирске, разъедутся. Мы последний раз встречаемся вместе. Этим летом, разумеется.

Таня попеняла, что ее не предупредили заранее, и заикнулась о подарке.

– Ты долго еще будешь выступать? – прикрикнул Максим. – Мы опоздаем.

– А подарок уже есть, не волнуйся, – объяснил он, когда она стала одеваться.

Она хотела надеть блузку с юбкой, а сверху – пиджак, потому что вечером будет прохладно. Но Максим не одобрил ее выбор, и заставил надеть красный костюм, в котором она была, когда познакомилась с ним. Это было слишком пафосно для домашней вечеринки, но она не стала возражать. Кроме того, Максим заставил ее накраситься. Волосы она оставила гладко зачесанными в пучок, насчет прически Максим ничего не сказал, и они пошли.

За стол Таня и Максим сели рядом. Приглядевшись, Таня многих узнала – они вместе отдыхали на Чемровке. Андрея, естественно, не было. Зато она впервые увидела двух парней и симпатичную худенькую девушку, похожую на лисичку, с остреньким личиком и длинными рыжеватыми волосами. Разлили шампанское. Первый тост произнесла эта новая девушка, которую звали Юлей, и вручила подарок от всех. Таня выпила шампанского. А потом, когда предложили на выбор водку или вино, она выбрала водку. Она чувствовала себя не в своей тарелке, ей казалось, что за ней пристально наблюдают.

За столом сидели недолго. Потом отодвинули его к стене и стали танцевать. Таня устроилась в глубоком кресле, стараясь меньше привлекать к себе внимания. Во время танцев продолжали пить, желающие подходили к столу, наливали и закусывали. Максим два раза вытаскивал ее танцевать, но потом она снова возвращалась в кресло. К ней с двумя бокалами вина подошла Света. Она предложила выпить. Таня не смогла ей отказать, хотя, если после водки пить вино – будет болеть голова. Максим следующий медленный танец протанцевал с Юлей. Когда Света ушла танцевать под какую-то ритмичную музыку, Таня посидела еще в кресле и пошла в туалет. Через вентиляционную решетку она услышала разговор, происходивший в ванной.

– Да плюнь, ты на него, Юлька, – этот низкий голос явно принадлежал Авроре. – С ним же невозможно иметь серьезных отношений. Он же ни одну смазливую девицу не пропустит. Весь в папашу.

– Аврора, ну при чем тут папаша. Я уверена, что у нас все было серьезно. Если бы не эта звезда, у нас было бы все нормально.