Текст книги "Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить (СИ)"

Автор книги: Татьяна Маркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Саша отказался, Таня поставила чашки в раковину, смела крошки со стола и вернулась на свое место.

– Можно я еще покурю? – спросил Саша. Таня кивнула.

– Ну и что, он согласился? – поторопила она Сашу, который, закурив, продолжал молчать.

– Ты бы лучше спросила, что было на кону в случае проигрыша.

– Если проиграл – стал бы рядовым, разве не так?

– У воров не так. Тогда получается это просто жребий, – пояснил Саша, – как монетку кинуть, орел – новый пост, решка – остаешься рядовым. Воры так не играют, со своей стороны Кошель тоже должен получить нечто равноценное по его понятиям, если Максим проиграет. Кошель хотел поставить на кон со стороны Макса – тебя.

– И после той игры мне собирались обстричь волосы? Значит, Максим проиграл. А как хорошо притворялся, что ничего не понимает.

– Совсем не так, в тот раз на тебя, действительно, напали ребята Сухого. И Максим ничего не подозревал. Кошель же хотел большего, чем просто прядь твоих волос. Макс сказал, это было серьезное предложение.

– Какое? – она нервно рассмеялась.

– Его условия были такие: если Макс выигрывает – идет на повышение, если проигрывает – Кошель получает тебя в качестве любовницы. Кстати, ты его видела?

– Кажется. Один раз в подвале, я его даже не разглядела.

– Он видимо тебя запомнил.

Тане стало неприятно, ее передернуло. Она не стала громко кричать и возмущаться, вроде «Да как они посмели, как они могли!». Саша здесь был не при чем. Она попыталась понять воровскую логику:

– Но это же несправедливо. Кошель при проигрыше ничего не теряет. Ставки не равноценны.

– Это другой мир – уголовный, в нем живут по своим законам.

– И что было дальше? – спросила она немного помолчав, – Максим согласился? Он выиграл?

– Нет, Максим посчитал, что ты – слишком высокая ставка по сравнению с этим местом и отказался играть. Но все признали, что Кошель поступил по «понятиям», а отказ Максима – проявление непочтения к «кодексу чести». Он ушёл из отряда. Его могли еще и наказать, а бригадиром стал спортсмен, эта роль как раз для него, он и до этого дневал и ночевал в подвале с ребятами.

– Ужас, неужели это правда? – не могла поверить Таня.

– Я рассказываю, что знаю. Ты успокоилась?

– Немного, давай еще чаю попьем.

– Как скажешь.

– Подогрей, а то чайник остыл, – велела Таня.

Саша поставил чайник на плиту, подошёл к окну. Его левая щека была красной.

– Он рассказывал, что воспользовался твоим советом? – спросила Таня.

– Каким?

– Привести бойца.

Полупустой чайник быстро согрелся. Саша снова разлил чай, сел за стол и только тогда ответил.

– Да. Сначала он хотел поговорить с тобой сам, но когда понял, что ты прячешься от него, взял на помощь бойца, чтобы вскрыть дверь и напугать тебя.

– Что он еще рассказывал?

– Больше ничего существенного.

– Рассказывай все подробно.

– Тань, может не надо? Зачем тебе знать детали? – жалобным тоном спросил Саша.

– Я хочу знать все.

– Он сказал, что из них двоих ты предпочла его.

Таня опустила голову.

– Извини, но ты сама настояла, – попытался оправдаться Саша.

– Что он еще говорил обо мне? Ты же осведомлен обо всех подробностях его похождений.

– Я тебе уже говорил, что мы с Максом не делимся подробностями интимной жизни.

– Ты говоришь так, чтобы не расстраивать меня еще больше?

– Нет, в самом деле, Максим мне больше ничего не рассказывал.

– Тогда откуда ты узнал, что он у меня – первый?

– Я и не знал. Впервые слышу, – начал отпираться Александр.

– Не запирайся, – гневно прервала его Таня, – ты дал мне это понять еще год назад на Чемровке.

– Да не может этого быть! – не сдавался Саша. – Когда я такое сказал?

– Когда мы сидели под деревом, и ты объяснял, что ничего в машине не видел, когда я переодевалась. Потом мы перевели разговор о Максиме, и ты это сказал.

– Не мог я такого сказать, потому что не знал!

– Ты сказал что-то вроде, что первые ощущения не самые приятные, но самые сильные. Как-то так, но я все поняла.

– Что-то такое припоминаю, но речь шла не об этом! – возразил Саша. – Ты сказала, что впервые сталкиваешься с такими людьми как Макс, и я ответил, что первые впечатления не самые верные, но самые сильные. Ты меня не так поняла.

Таню бросило в жар, ослепленная своим горем, тогда она все видела сквозь призму своего страдания, и по-своему истолковывала все слова, сказанные Максимом и его друзьями. Она готова была провалиться сквозь землю – Сашке незачем было знать, что до Максима у нее никого не было. Но слово – не воробей.

– Максим никогда не афишировал свои победы на любовном фронте, ни мне, ни тем более другим он не хвалился, сколько у него было женщин. А в том, что случилось – есть и моя вина.

– Опять ты его защищаешь. Если, как ты говоришь, это не был спор по-настоящему, никто его не заставлял это делать, да еще привлекать помощника.

– Понимаешь, я задел его самолюбие, для него уже было важно доказать самому себе, что он добьется желаемого. И мне он потом ничего не говорил такого – ну что, мол, убедился.

– Он потому тебе ничего и не рассказывал, что продемонстрировал свою победу без всяких слов.

– Если бы это было так однозначно, все бы и закончилось на Чемровке, или на дне рождения Авроры, после вашей драки с Юлей. Это была бы достойная демонстрация: смотрите, какой успех – девчонки дерутся из-за меня! Но он не хотел с тобой расставаться. Почему? Потому что он любит тебя.

– Не смеши меня! Такие люди не умеют любить.

– Я был уверен в этом раньше и сейчас так считаю, что Макс любит тебя.

– Упаси боже от такой любви. Но ты! Как ты мог после этого спокойно смотреть мне в глаза?

Саша виновато опустил взгляд в кружку с недопитым чаем, отхлебнул уже остывшего напитка, но все же нашел в себе силы посмотреть ей в глаза:

– Извини, но мне казалось, что все у вас хорошо. Да, поначалу ты вела себя как ощетинившаяся кошечка, но новые люди в устоявшемся коллективе обычно ведут себя настороженно. Ты часто бывала грустной, но ты девушка серьезная и раньше не была хохотушкой-веселушкой. Я был уверен, что перед обаянием Максима не сможет устоять ни одна девушка, я даже временами гордился тем, что свел вас. Но если честно, я мало задумывался обо всем этом, тем более о твоих чувствах. Максим был с нами, все было по-старому, я и забыл, как все началось. Только недавно я заподозрил, что все не так гладко – это когда тебе хотели обрезать волосы, а ты потом раскричалась на Макса, чтобы он отлип от тебя. Я быстро увел Аврору под предлогом, что без нас вы быстрее разберетесь, но, наверное, еще и потому, что сам не хотел знать, что творится между вами, чтобы совесть не мучила. Прости меня.

– Какие вы все сволочи, – только и смогла сказать Таня.

С минуту они просидели в полном молчании.

– Пора расходиться, – решила Таня, – а то, наверное, уже поздно.

Саша посмотрел на часы:

– Ого, уже три часа, – удивился он.

– Это мы столько проговорили? – тоже удивилась Таня.

– Аврора меня завтра убьет, я ей обещал, что сразу после тебя зайду к ней. Пожелай, чтобы смерть моя была легкой, – пошутил Александр.

– Я бы предпочла, чтобы ты все-таки помучился перед смертью.

Таня вышла проводить его в прихожую.

– Пойдешь пешком? Автобусы давно не ходят.

– Дойду, не первый раз.

Саша мялся у двери в нерешительности.

– Ты ничего не забыл? – спросила Таня.

– Нет. Хотя, да, забыл сказать. Таня, прости нас.

– Иди уже.

– Спокойной ночи, – попрощался Александр.

– Пока, – Таня закрыла дверь.

Глава 22

Проснулась Таня ближе к полудню, хорошо, что летом по субботам у нее был выходной. Как только она поднялась, на нее обрушилась головная боль. Ночью она долго ворочалась, ворошила подробности разговора с Александром, прокручивала в голове по нескольку раз одни и те же фразы. Вконец обессиленная, она гнала от себя мысли о Максиме, старалась переключиться на что-нибудь приятное, но, то представляла Максима в камере, то вспоминала себя наедине с бутылкой водки, снова и снова проживая последний год, и глотала слезы.

Аврора зашла, едва она закончила мыть посуду после завтрака-обеда. Таня не знала, виделась ли она с Сашей и, как он объяснил, почему так надолго затянулся вчера его визит, поэтому ждала, что скажет подруга. Голова продолжала раскалываться. Таня приняла таблетку от головной боли. Аврора посочувствовала:

– Таня, ты что, плакала? Ну, не расстраивайся ты так. В понедельник прилетят родители Макса. Андрей Степанович позвонит куда надо, и его отпустят в тот же день.

Таня с облегчением поняла, что Саша ничего ей не рассказывал. Аврора продолжала:

– Санька позвонил, вчера не мог зайти ко мне, потому что допоздна с тобой разговаривал. Таня, ну что ты, в самом деле, не стоит так переживать, все обойдется.

Аврора пришла поддержать подругу и на следующий день, в воскресенье. Таня устала от ее заботы, она хотела хоть на время забыть обо всем и отдохнуть. В понедельник не просто пошла на работу – сбежала из дому. Уже на работе вспомнила, что сегодня прилетают родители Максима, и в ближайшее время он будет освобожден. После того, что она узнала от Саши, прежних отношений быть не могло. Таня весь день думала, что лучше: просто потребовать у Максима ключ от квартиры, когда он придет, и выставить его за дверь, или, прежде, излить все, что наболело. Она так и не решила, как себя вести, когда придет Максим, и продолжала размышлять об этом и на следующий день. Она проговаривала про себя холодно-презрительные фразы, которые выскажет ему, выслушивала в ответ его мольбу и оправдания, и, в конце концов, придумала целый диалог за себя и за него. Конечно, было соблазнительно выложить ему все, но она понимала, что придуманный ею диалог никогда не повторится слово в слово в жизни. Максим скажет совсем не то, что она от него ждет, она начнет отвечать не по сценарию, не сможет выдержать презрительно-равнодушный тон, более того, вполне вероятно, сорвется на крик, или, еще хуже – расплачется, и потом долго будет жалеть о том, что начала этот разговор.

А во вторник вечером пришел Саша. Впустив гостя, она не сразу закрыла дверь, ожидая, что за ним появится Максим. Потом решила, что Максим приходит в себя после заключения, наслаждаясь домашним комфортом после камеры, а пока зашел Саша с новостями от друга. Но Саша огорошил ее, сообщив, что Максима до сих пор не выпустили. Она испытала облегчение. С тех пор как Максим попал в СИЗО, она чувствовала себя птицей в клетке, в которой забыли запереть дверцу, и птичка все не решается шагнуть на свободу, не веря своему счастью.

Таня пригласила Александра на кухню, она хотела узнать, почему не помогли папины связи. Но Саша сам толком ничего не знал. Похоже, происки велись против самого Данилова-старшего, ему даже не дали увидеться с сыном. По всей видимости, одним выстрелом – арестом Максима – собирались убить двух зайцев: закрыть дело о городском маньяке и сместить председателя горисполкома. Во многих регионах страны заводили разоблачительные дела на власть предержащих, особенно громкие – в среднеазиатских республиках, и на Алтае не хотели отставать. В Барнауле уже был снят второй секретарь обкома, и тоже за «грехи» сына – 20 апреля семнадцатилетний «гитлерюгендовец» и его «соратники по партии» в черных кожаных плащах вышли на площадь Ленина отметить день рождения Гитлера. Парнишка отделался испугом, а папе его выходка стоил поста.

– Таня, ты могла бы стать свидетелем и сказать, что когда произошли убийства, он был с тобой? – спросил Саша.

– Нет, я не пойду, – покачала головой Таня.

– Не надо самой никуда идти, ничего заявлять, тебя вызовут как свидетеля, спросят, что ты делала такого-то и такого-то числа. Ты ответишь, что была с Максимом.

– А ты не боишься, что я расскажу то, что совсем не пойдет на пользу Максиму?

– Нет, не боюсь, – уверенно ответил Саша.

– Почему? – удивилась Таня.

– Ты не сможешь, потому что ты не стерва, ты совсем не такая.

– Я не такая, я жду трамвая, – вспомнила Таня шутку Максима.

– Вот именно, – даже не улыбнулся Саша.

– Почему ты так думаешь? Я вполне способна утопить Максима.

– Потому, что тогда настоящий убийца останется на свободе. Потому, что в глубине души знаешь, что он тебя любит. И еще потому что, как бы ты ни ненавидела Макса, сейчас ты его жалеешь.

– Я жалею этого подонка? С чего ты взял? – удивилась Таня.

– По тебе же видно. Первым делом ты спросила, не бьют ли его там.

– Я это спрашивала? Не помню.

– Да, сразу же, как только я сказал, что в милиции ждут, когда он сам признается. Ты выдала себя.

– Я бы это спросила, окажись на его месте любой другой.

– Значит, ты относишься к нему не хуже, чем к любому другому. Уже хорошо.

– Это казуистика.

– Как бы ты ни отпиралась, но по всему твоему поведению видно, что ты не будешь подставлять Макса.

– Не обольщайся, сейчас я смогу утопить Максима, – она поняла, что Саша прав, и продолжала возражать больше из упрямства.

– Кроме того, что можешь, нужно чтобы ты еще захотела этого.

– Ты в чем-то прав, столько времени терпеть его, более того, принимать подарки, а теперь, когда он и так сидит, добивать Максима – это, конечно, свинство.

– Я же знаю, о чем говорю, – улыбнулся Саша, – ты не из тех, кто будет пинать мертвого льва.

– А ты действуешь намного тоньше Максима, он играет на низменных чувствах – страхе, борьбе за выживание, а ты взываешь к благородным чувствам, но оба вы манипулируете людьми.

– Ты меня раскусила, – поднял вверх руки Саша, – но, тем не менее, просьба остается в силе: выступи в качестве свидетеля.

– Ни топить, ни выгораживать его я не собираюсь. Врать в суде – это еще и опасно. За лжесвидетельство можно и срок получить.

– Да может дело до суда и не дойдет, если у него будет алиби. Тебе надо просто поговорить со следователем. И тогда им придется поискать настоящего преступника.

– Нет уж, пусть выпутывается сам, помогать я не буду.

Таня помнила, что в тот день, когда точно было известно время убийства девушки, Максим вечером был у нее дома, но не помнила не только день, когда это было, но и даже месяц, то ли сентябрь, то ли октябрь. Но главное не в этом, пусть он и жертва в данной ситуации, помогать ему она никогда не будет, спасать того, кто так поступил с ней, она не собирается, нет уж, увольте.

Перед уходом Саша сказал, что родители Макса хотят с ней увидеться, и он дал ее координаты. Он предполагает, что они тоже попросят ее сделать Максиму алиби.

– Это ты надоумил их? – набросилась на Сашу Таня. – Откуда им известно обо мне?

Саша отпирался. Екатерина Николаевна обнаружила на даче женскую одежду, а ее сестра сказала, что Максим жил там с девушкой. Мать Максима только спросила у него, не та ли это девушка, что приходила с Максимом в последнее время. Он точно не знает, о чем они хотят поговорить с Таней, просто сделал предположение. Собираясь уходить, Саша еще раз спросил:

– Таня, может ты все-таки передумаешь насчет своих показаний? Нет, не ради Максима, – пресек ее возражения Саша, – а ради справедливости.

– Об этом не может быть и речи.

– Ну покеда, бабанька, – попрощался Александр.

– Пока.

– Ты все-таки подумай, – остановился на пороге Саша.

– Иди уже, – Таня закрыла дверь.

А позже пришла Аврора, она была «просто в ужасе» от происходящих событий. Аврора пугала себя и Таню всякими небылицами, о том, как относятся в тюрьмах к насильникам, так что Тане даже пришлось ее успокаивать.

На следующий день Александр появился снова. Он сказал, что родителям Максима все-таки разрешили свидание с сыном, Максим категорически запретил им привлекать Таню для дачи свидетельских показаний, и если они все-таки упомянут ее имя у следователя, у них ничего не выйдет – он откажется от их слов.

– Ага, испугался, – сказала Таня.

Саша укоризненно посмотрел на нее – она не проявляла к страдальцу ни капли сочувствия.

– Нет, конечно. Во-первых, он не хочет, чтобы тебя впутывали в это дело, таскали по кабинетам, трепали твое имя, а во-вторых, он считает, что все равно это не поможет.

– Хоть один нормальный поступок с его стороны, – вздохнула Таня.

– Ему удалось передать записку для меня через своих, – неожиданно вспомнил Саша.

– И как он? – все-таки поинтересовалась Татьяна.

– «Прессовали» всю прошлую неделю. На этой пока не вызывали.

– «Прессовали» – это били? – невольно вырвалось у Тани. Она взглянула на Сашу, ожидая услышать от него удовлетворенное «Что я говорил!».

Но сегодня Александр был настроен решительно против нее:

– Надеюсь, нет. Давили морально. А тебе хотелось бы? А он, между прочим, думает о тебе. Написал мне то, что сказал родителям – чтобы тебя не трогали. Так что спи спокойно, – не удержался уколоть Саша.

– Пока не получается. Как ты не можешь понять, я ничем не могу помочь ему, даже если бы захотела – там закрутилась какая-то адская машина, которую нам не свернуть. А я не хочу даже думать о нем, не то что помогать, я хочу забыть все, что связано с Максимом, иначе я сойду с ума.

– Извини. Хочешь Аврора…, – начал Саша.

– Нет, – отрезала Таня. – Саша, у меня к тебе будет большая просьба, скажи Авроре, чтобы она больше не приходила ко мне. Я хочу все забыть, но Аврора же мне не даст. Пожалуйста, придумай что-нибудь, ну, не знаю, скажи, что я очень сильно переживаю и не хочу никого видеть от горя, или скажи ей правду, все как есть, но только пусть она не приходит. Я не вынесу больше ее сочувствия.

– Я постараюсь, – пообещал ей Саша.

– Ты настоящий друг, Сашечкин, – она хотела показать, что к нему это не относится, но Саша промолчал и даже не улыбнулся.

– И не обижайся на меня, я этого не заслужила.

– Ну что ты, что ты, как можно, – с виноватым видом замахал руками Саша.

На этом они распрощались. Аврора действительно перестала заходить, но хватило ее ненадолго. Через неделю она появилась снова. А Таня всю неделю тщилась забыть все, что произошло за последний год. Но воистину, как сказал кто-то из великих, легче запомнить то, что нужно запомнить, чем забыть то, что нужно забыть. В студенческие годы они смеялись над этим афоризмом, когда готовились к экзаменам, не понимая его смысла, и только сейчас она убедилась, как избирательно работает память.

Разговор с Авророй не складывался. Энергичная натура Авроры не позволяла ей спокойно сидеть, когда друг в беде, а так как она ничем помочь не могла, ей оставалось только громко возмущаться и сочувствовать Тане. Видимо, Саша расписал Авроре, как Таня сильно волнуется за дорогого Макса, но сама Таня была недостаточно убедительна. Таня устала притворяться, была скупа на выражение эмоций и суха на ответы. На каникулы из Новосибирска приехала Юлька, и как только узнала, что Максим сидит, тут же попыталась отправить ему передачу и получить свидание. Действия, хотя и безуспешные, но, в отличие от поведения Тани, понятные Авроре. В конце концов Аврора обвинила Татьяну в том, что Максим ей был нужен только из-за папы, поэтому она его так быстро забыла. Более того, Аврора заявила, что с самого начала почувствовала в Тане холодную расчетливость, и это ее бесило, но потом Татьяна смогла провести и ее. Таня не стала ее переубеждать. На этом они расстались, теперь активное естество Авроры надолго нашло подпитку в своей ненависти к Тане, а значит, больше она у нее не появится. Жалко было расставаться с Авророй, но если рвать, так все нити, связывающие ее с Максимом. Исключением оставался Александр, он был единственным, кто знал всё, и с кем она могла быть откровенна.

День рождения в этом году у нее выпадал на понедельник, а накануне, в воскресенье, девятнадцатого августа она пригласила Андреевых с Анжелой. Они давно не виделись, поэтому засиделись допоздна. Обстановка располагала к задушевности, Таня поила их красным вином, которое протащила почти через всю страну с юга специально для дня рождения, зная, что у них в городе кроме водки и дешевого портвейна – «чернил» – ничего не купишь. До них уже дошли слухи, что сын Данилова арестован за изнасилования и убийства, и Люда, конечно же, спросила про Максима.

– Я не думаю, что он причастен к убийствам, это ошибка.

Люда хотела узнать от Тани подробности. Пришлось рассказать им в общих чертах положение Максима.

– Переживаешь за него? – поинтересовалась Люда.

– Мы расстались.

– До этого? – спросила Люда.

Таня отделалась легким кивком, и Люда деликатно больше не поднимала эту тему.

А на следующий день ближе к вечеру пришел Саша. В руках он держал букет розовых роз.

– Поздравляю с днем рождения, – прямо с порога сказал он, протягивая цветы.

– Спасибо. Проходи, – приняла она цветы.

Саша прошел за ней на кухню, Таня положила розы на стол, достала ножницы, чтобы состричь у роз шипы.

– Это Максим просил подарить тебе цветы, – сказал Саша, прислонившись к косяку.

– Он вышел? – Таня продолжала обрабатывать розы.

– Нет, передал записку, – ответил Саша. – Я даже не знал, что у тебя день рождения сегодня.

– Очень мило с его стороны, – буркнула Таня, обрезая черенки.

– Он просил не покупать тигровые лилии.

– Ему там заняться нечем, – Таня расщепила ножом стебли внизу.

– Не надо так, Таня, – попросил Саша, – ему не так просто передать письмо на волю.

– А с родителями свидания разрешают? – смягчилась Таня.

– Да, раз в неделю. Кстати, вот записка лично тебе, – Саша вытащил из кармана сложенный листок бумаги.

Таня поставила цветы в вазу.

– Ты читал ее?

– Нет, это для тебя.

Таня развернула письмо в четверть тетрадного листа в клеточку. Вверху листка она прочитала: «Поздравляю, новорожденная». Вместо подписи внизу было написано «Прости меня».

– И это все? – воскликнула она. – Он думает, что это так просто – черкнул пару слов, и можно обо всем забыть, – крикнула она Саше.

– Я же не знаю, что он написал.

Таня сунула ему записку:

– Два слова за все то, что он причинил мне? Всего десять букв. Это меньше, чем по букве за месяц. Как у вас все просто, наделал ошибок, исковеркал чужую жизнь, а потом – прости меня, и можно жить заново.

– Татьяна, ты глубоко заблуждаешься. Все не так просто, как тебе кажется. Максим может многое наговорить, но есть некоторые слова, которыми он не раскидывается. Для него очень тяжело попросить прощения, честно, я не помню, чтобы он когда-нибудь говорил такие слова. В этом мы похожи, и поэтому я его хорошо понимаю. Ты знаешь, мы с Авророй после выпускного поссорились из-за того, что я не смог произнести слова, которые она так хотела услышать.

– Какие слова?

– Что люблю ее. Я считал, что доказал ей это своими действиями, но она требовала от меня слов. Я не мог понять ее – если она не верит моим поступкам, то как слова могут доказать ей обратное? В итоге мы разбежались.

– Но теперь-то вы вместе.

– Поумнели оба, и она поняла, что красивые фразы – не главное в любви, и я научился уступать.

– Ну, ладно, тут понятно, такие слова произносят, может быть, всего раз в жизни. Но что трудного в том, чтобы попросить прощения?

– В слове «попросить».

– Ну, конечно, он же никогда никого ни о чем не просит! Привык брать силой! – воскликнула Таня.

– Не в этом дело, когда просишь, то находишься в зависимом, унизительном положении, ведь в просьбе могут и отказать.

– Значит, вы никогда не признаете своей вины?

– Я не знаю, как тебе объяснить, Таня, но мне кажется, если в чем-то виноват, то надо исправлять свою вину делами, а не виниться, не каяться на словах. Просить прощения – это, фактически, признать свою слабость.

Таня поняла, что Саша не выдумывает, не выгораживает друга, в школе она наблюдала таких маленьких упрямцев, которых никакими силами было невозможно заставить просить прощения. Они насупившись смотрели в пол, сопели, кряхтели, потели, но не могли выдавить из себя членораздельного звука. Так вот что вырастает потом из этих молчунов.

– Ладно, если трудно произнести, зато легко написать. Тут не надо смотреть в глаза человека, которого обидел.

– Я думаю, прежде чем написать это, Максим сломал не один карандаш, мучаясь от бессилия.

– Не надо за него додумывать. Ты выполнил его просьбу, передал цветы и записку, тебя ведь больше ни о чем не просили. Красивые розы, спасибо.

– Я рад, что тебе понравилось. Танюш, вы что, поссорились с Авророй? – спросил Саша.

– Нет, мы не ссорились, но она считает, что Максим мне нужен был только из-за папиного положения, а я не могу ей рассказать всего. Нам, наверное, лучше не встречаться.

– Да, она не хочет тебя видеть.

– Так будет лучше пока, – Таня развела руками.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Саша.

– Попей со мной чаю. У меня все-таки день рождения. Я вчера торт пекла, остался в холодильнике.

– Неудобно как-то, я даже без подарка.

– А цветы?

– Они от Максима.

– У меня еще и вино есть, с юга везла. Не уходи, – попросила она.

– Извини, у меня дела.

И Саша убежал.

Через час он вернулся, держа перед собой огромный арбуз. Пройдя на кухню, Саша водворил его на стол и торжественно произнес:

– Поздравляю, Пух! – и прибавил, – теперь можно и остаться.

– Спасибо. Вино будем пить или чай? – засуетилась Таня.

– И того и другого, и побольше. Но в первую очередь вскроем арбуз, не терпится узнать, зрелый я выбрал или нет.

Арбуз оказался спелым. Они напились «и того и другого» и трепались обо всем на свете, перескакивая с одной темы на другую. Болтая с Сашей, невозможно избежать разговоров о Максиме, но в этот вечер из его уст ненавистное имя звучало ненавязчиво, как будто он говорил о своем далеком друге, которого Таня не знает. Если бы не на работу Тане на другой день, они засиделись бы допоздна. В десять Саша ушел.

Второй год она проводила свой день рождения вдвоем с мужчиной, но какие разные вышли эти дни.

Начался учебный год. Таню затянула работа. Она больше не видела ни Аврору, ни Сашу. К ней в общежитие поселили девушку, тоже окончившую Томский университет, но она была местной, и прописка в общежитии была ей нужна только для того, чтобы встать в очередь на жилье, а фактически она жила с родителями. Она оставила Тане свой адрес, если ее будут искать, и больше не появлялась. Иногда до Тани доходили слухи, что сын Данилова до сих пор содержится в СИЗО. И всегда при этом у нее что-то сжималось в груди.

В середине сентября к ней снова зашел Александр. Он явно хотел ее о чем-то попросить, но не решался и расспрашивал о жизни, о работе. Потом заговорил о Максиме, что его до сих пор не выпускают. «Я знаю», – кивнула Таня. На допросы тоже не вызывают, чего-то выжидают, его отец ничего не может сделать, хорошо, что его еще не сняли. Они, видимо, не знают, что Макс не понаслышке знаком с уголовным миром, подсаживают каких-то приблатненных, но пока безуспешно. Так может продолжаться долго, Макса берут на измор, ждут, когда сам признается.

– Странно, разве нельзя взять анализы, чтобы узнать, он это сделал или не он? Ведь уже не тридцать седьмой год, когда считалось, что признание вины это царица доказательств.

– Но план по раскрываемости ещё никто не отменял. Тем более, такое громкое дело. Тут не одни погоны могут полететь. Если он признается, результаты экспертизы фальсифицируют, лишь бы дело закрыть.

Таня кивала, стараясь понять, чего он хочет? Саша вряд ли пришёл к ней просто с отчётом о состоянии дел Максима. Ему что-то нужно от неё.

– В таком случае ему не поможет и десяток свидетелей.

Саша согласился с ней:

– Ты права. Я вот что хочу спросить, Таня: ты-то понимаешь, что настоящий убийца остался на свободе?

Ещё в самом начале, когда Максима арестовали, ее поразила мысль, что это несправедливо, и что Максим сидит за чужое преступление. Таня снова кивнула.

– Женька Демченко сейчас работает в милиции, правда, к уголовке он имеет отдаленное отношение, но немного в курсе этого дела. Все убийства были совершены весной и осенью.

– Сезонное обострение.

– Вроде того. А сейчас как раз начало осени. А это означает, что мы можем сами выследить этого маньяка, не дожидаясь, когда милиция предпримет хоть какие-то шаги. А они похоже, ничего делать не собираются, вцепились в Макса, и на этом успокоились.

– И как вы с Евгением собираетесь его поймать? – поинтересовалась Таня.

– На живца.

– Это как?

– Все девушки, подвергшиеся нападению, садились на трамвай на остановке «Политехнический институт». Мы пришли к выводу, что он садился на той же остановке или немного раньше и уже в вагоне выслеживал свою жертву. Если девушка выходила одна на безлюдной остановке, он выходил следом и шел за ней. А там, воспользовавшись удобным моментом, нападал на нее, насиловал и убивал.

– Это все ваши предположения. Допустим, что все так и было. Вы теперь хотите поставить охрану для каждой студентки, которая ездит домой на трамвае? У вас хватит людей?

– Нет, не так. Нужна всего одна девушка, которая будет выполнять роль «живца», она будет ездить на трамвае, как только начнет темнеть, выходить на безлюдной остановке, и идти по пустырю. Мы с Женей будем незаметно следить, кто за ней идет и, в случае нападения, его обезвредим. В день можно сделать по три ходки.

– Но зачем рисковать? Если вы так уверены, что этой осенью он снова совершит нападение, то надо просто немного подождать. Так как Максим сидит, всем станет ясно, что это не он совершил последнее преступление, значит и к предыдущим убийствам он отношения не имеет.

– Сидеть и спокойно ждать, когда произойдет очередное убийство?

– А что делать? Если наша милиция не хочет работать.

– Преступник может запрятать тело так, что его не скоро найдут, как уже было c Берестовой, и тогда Максу свободы не видать. Или могут провести убийство по другому делу, если у них заказ засудить именно Данилова, то они могут сказать, что новый труп не имеет отношения к предыдущим убийствам, просто кто-то подделывает почерк маньяка.

– Ну, хорошо, а от меня-то вам что нужно, – спросила Таня и похолодела, осознав какой услышит ответ.

Саша только открыл рот, чтобы ответить ей, но она перебила его:

– Это невозможно. Даже не думай.

– Танечка, это абсолютно безопасно, мы будем тебя охранять.

– Да как ты вообще посмел прийти ко мне с таким предложением? Чтобы я рисковала жизнью ради этого ублюдка!

– Риска никакого нет, мы с Евгением всегда будем рядом.

– Как я ненавижу этого придурка! Да я палец о палец не ударю ради него.

– Но мы это делаем не только для Максима, а для всего города. Чтобы по улицам города можно было спокойно ходить.

– Вот вы и защищайте свой город. Почему вы не хотите взять своих девчонок? Свету или Марину? А меня оставить в покое?

– Светка лежит в патологии на сохранении, у нее что-то с давлением. Люба с Вовкой разбежались, еще по весне, они ужасно поскандалили, Люба ни с кем из нас теперь не разговаривает. У Марины тяжело заболела мама, ей сделали сложную операцию, Маринка каждый день ходит к ней в больницу.

– Тогда попроси Аврору.