Текст книги "Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить (СИ)"
Автор книги: Татьяна Маркина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
– Вот, туристическая путевка, горящая, с 4-го июня, пояснил он. – Значит так: сначала по Кавказу маршрут на автобусе, десять дней покатаетесь по горам, потом вас привезут на турбазу в Адлер на две недели. По-моему неплохо, хронических болячек у тебя пока нет, чтобы в санатории матрасничать, туда еще куча справок нужна. Самолет тоже четвертого, рано утром. Обратный билет пока не купил, паспорт пусть у меня побудет. Ты же назад в Челябинск полетишь?
Таня растерялась, это же меньше чем через неделю. Она не верила, что Максим сможет достать путевку, но она забыла, кто у него папа. Это здорово, уехать к морю и забыть обо всех проблемах, хотя бы на время забыть о Максиме.
– Я еще отпускные не получила, – сказала она, разглядывая путевку и билет, – как получу, отдам деньги.
– Об этом не может быть и речи. И не зли меня! – не дал он ей возразить.
Таня положила путевку и билет в ящик стола.
– Деньги я верну.
– Дорогая моя, эту путевку я достал не для того, чтобы сделать тебе приятное. У меня появились определенные проблемы с Колькой. Я должен быть свободен, чтобы разобраться с ним. Если я буду уверен, что ты в безопасности, у меня будут развязаны руки. Я облажался, подставив тебя. И свои промахи я оплачиваю сам, в буквальном и фигуральном смысле. Так что возражения не принимаются. Вопросы есть?
– Я же не смогу ходить на пляж с такими синяками.
Максим опустил глаза вниз. Халат чуть прикрывал колени, но багровые кровоподтеки разлились ниже.
– Там еще горела путевка в Карелию, по-моему с 6-го числа, может, поменяем? Сплав по рекам, будешь все время в спортивном костюме ходить.
– Нет, уж. Лучше я буду загорать под луной, но на море, чем комаров кормить. Знаешь, когда я на море последний раз была?
– Нет.
– В семь лет.
– Тем более, а к тому времени, когда вас привезут к морю, синяки пройдут. Тебе обратный билет до Челябинска покупать?
– Так, у Ольги свадьба шестого, а путевка когда кончается?
Таня вытащила путевку. Они стали прикидывать, на чем лучше добираться до Челябинска. Решили на поезде через Москву. А из Челябинска уже самолетом, самолеты летают два раза в неделю.
Таня уже не боялась ночевать одна дома, и Максим больше не оставался на ночь, но уходить без него из школы не позволял. В магазины она тоже ходила с ним, нужно было подготовиться к поездке. В понедельник в шесть утра они уже ехали в аэропорт.
По дороге Максим забросал ее вопросами и наставлениями:
– Путевку не забыла?
– Нет.
– Первое время на солнце долго не лежи. Хорошо?
– Хорошо.
– Ольге передавай привет. Не забудешь?
– Нет.
– Денег хватит?
– Да, хватит! – Максим начинал раздражать.
– Купальник взяла?
– Да.
– Билеты не забыла?
– Не забыла. Я все проверила на десять раз, ничего не забыла!
– И кроссовки!
– Да!
– И презервативы?
– Да! Да! Да! – сердито повторила Таня и запнулась. – Что ты сказал?
Максим смеялся:
– Молодец! Сексом занимайся только с презервативом! Зачем нам проблемы потом. А ты достаточно взяла? Могу подкинуть.
– Чокнутый!
– Я вполне серьезно. В стране гуляет СПИД.
Потом они долго ехали молча. Пел Юрий Шевчук. Таня любовалась белыми березками за окном, сквозь свежую листву которых пробивались лучи раннего солнца, и предвкушала тепло горячего южного солнца. Уже через несколько часов – горы, солнце, она. И всё! Одна! Месяц свободы! Или насовсем, ведь он за месяц может найти другую.
Перед входом в здание аэропорта, Максим поставил чемодан и крепко поцеловал ее. Все оставшееся время он был собран и деловит, давая последние напутствия:
– Я тебя встречу, не волнуйся, у меня все записано, и рейс и время. Ольге не забудь передать привет. Ты ей подарок в Москве купишь? Правильно. Мне же ничего не привози, не люблю я эти сюрпризы – трипперы всякие.
Таня смущенно оглядывалась, мог ли его еще кто-нибудь слышать. Когда она пересекла рубеж, отделяющий пассажиров от провожающих, и подходила к контрольному терминалу, Максим крикнул ей вслед:
– Любовь моя, презервативы лежат в верхнем кармашке, не забывай!
Послышались смешки. Таня не оглянулась, но за спиной услышала злое шипение:
– Совсем молодежь распустилась.
– Ну, хохмач, – улыбнулся ей служащий, совершающий досмотр, – муж?
– Любовник.
– Приколисты, семейка приколистов, – не поверил ей контролер.
Пройдя в накопитель, Таня все-таки обернулась. Максим еще не ушел, сразу замахал ей рукой, заулыбался. Таня подняла руку и сложила ладонь на прощанье. Потом она села на диван к нему спиной и вместе со всеми стала ждать автобуса.
Глава 20
Из Челябинска возвращалась на ЯК-40. Очень удобно с багажом – не надо ждать, когда его выгрузят. Из прохладного брюха самолета они словно опускались в горячий кисель, настолько воздух был нагретым и плотным. Совсем как в Адлере. Автобус подвез их к воротам у здания аэропорта, она сразу увидела Максима – не дожидаясь, когда она выйдет, он прошел через ворота ей навстречу.
– Привет, – протянул он ей букет из разных садовых цветов и забрал чемодан.
– Привет.
Они зашагали к автостоянке.
– Здорово загорела, как шоколадка.
– Ты тоже загорел.
– Три недели на военных сборах, в степи под Рубцовском. Там жара стояла тридцать семь градусов, Сашка обгорел до волдырей, в госпиталь попал с температурой. Ты-то как, хорошо отдохнула?
– Замечательно. Не хотела сюда возвращаться.
– Не волнуйся, теперь все спокойно, никто тебя не тронет.
Неожиданно он свернул и пошел между «Жигулями» вишневого цвета и зеленым «Москвичом». Таня встала. Куда это он? Он открыл багажник «Жигулей». Таня растеряно смотрела на него.
– А где «Волга»? – спросила она, когда он закрыл багажник, положив туда чемодан.
– Разбилась, сейчас в ремонте.
– А это чья машина?
– Моя.
– И «Волга»?
– «Волга» – папина, а эта – моя, на меня оформлена, совсем новая, – с гордостью пояснил он. – Фу, как она раскалилась на солнце, в салоне пластмассой пахнет, надо проветрить.
Максим открыл дверцу со своей стороны, обошел машину и распахнул дверь со стороны пассажира.
– Давай поцелуемся, – предложил Максим, – а то на дороге опасно, сейчас движение больше.
Он сдержанно обнял ее и бережно прижался губами к ее рту. От него чудесно пахло, не одеколоном, а нагретой, чуть вспотевшей кожей, как пахнет от коры живого дерева. Поцелуй затянулся. Нежные объятия стали плотнее. Ее язык очутился так глубоко у него во рту, что ей стало больно. Она замычала и свободной от букета рукой стала отталкивать его. Он отстранился, увлекая за собой ее язык, она замолотила ладошкой по его голове. Он отпустил ее:
– Ты чего?
– Мне больно.
– Извини, я так соскучился, так бы и съел тебя, проглотил всю целиком, – признался он. – Ладно, поехали.
Разглядывая по дороге салон новенькой машины, Таня спросила:
– «Волга» сильно побилась? Ты за рулем был?
– Нет, не я.
– Твой папа? Он не пострадал?
– Нет, не папа.
– Да? А кто? Угнали?
– Да. Почти.
– Как это – почти? Их поймали?
– Слушай, не доставай меня! Твое дело – трахаться, а не приставать с глупыми вопросами!
Таня резко отвернулась и принялась крутить ручку дверного стекла, приспущенное стекло медленно поднялось. Заметив ошибку, она начала ожесточенно вращать ручку в противоположном направлении. Глаза наполнились слезами. Ворвавшийся ветер выгнал капли влаги из глаз и покатил по вискам, оставляя соленые дорожки на высохшей коже. Опустив стекло до конца, она выбросила лежащий на коленях букет в открытое окно. Она все расставила на свои места, вышвырнув фальшивый символ благосклонности. Она вернула стекло на место – ветер трепал волосы, бросая их в лицо и глаза.
– Не понравился букет? – спросил Максим.
– Да.
– Я сам составлял, значит, не хватило вкуса.
– Не хватило души, – Таня смотрела в боковое окно.
Максим немного помолчал и, сделав над собой усилие, заговорил:
– Я сам дал ему ключи от машины. Вечером не стал ставить машину в гараж. Оставил машину на дороге в кармане у дома. Встретился с Колькой, отдал ему ключи и сказал где машина.
Таня повернулась к нему и внимательно слушала.
– В последнее время он стал невыносим, я не знал, как избавиться от него. Мне, кажется, я даже слышал той ночью, как Сухой завел машину и поехал, окно в комнате было открыто. Его ждали ребята в два часа ночи. Но не дождались, – после паузы Максим продолжал, – я не знаю, как получилось, что за ним погналась милиция. Они же знают эту машину по номерам и никогда не останавливают. Но в ту ночь его попытались остановить, Сухой, естественно, не подчинился, они погнались за ним, – голос Максима становился все глуше, да еще шум мотора врывался в салон, Тане приходилось напрягать слух.
– Он, наверное, смог бы от них оторваться, но полетело рулевое управление, и на повороте он врезался в ограждение, – Максим повернулся к ней, его стало лучше слышно. – Это довольно редкая поломка. «Волга» – в хлам, не знаю, что из нее соберут. Не дождавшись его, ребята разошлись.
– А Сухой? – спросила Таня.
– Ах, да, – словно опомнился Максим, – я не сказал. Он умер по дороге в больницу.
Таня несколько минут крепилась, но не сдержалась и спросила:
– Это ты сделал?
– Что?
– Сломал руль?
– Дура, ты считаешь, что я – убийца? – заорал на нее Максим. – Что я способен на убийство?
– А разве нет? Прошлой весной ты настойчиво убеждал меня в этом.
Максим помолчал, словно о чем-то вспоминая.
– Это совсем другое – девчонка, которую я почти не знал, и товарищ детских лет.
– Товарищ, от которого ты не знал, как избавиться. Сам только что сказал.
– Я его не убивал. Я устал от его нытья. Когда до него дошло, что я платить не буду, он решил, что я должен участвовать в деле. То ли, как прикрытие в случае провала, чтобы папа всех отмазал, может считал, что это круто, если я у него пешкой. Сначала угрожал, потом изменил тактику, от угроз перешел к просьбам. Постоянно уговаривал, упрашивал, нудел. Ныл и ныл каждый день. Да, я хотел избавиться от него, но не так. Чтобы он отстал, я разрешил ему взять машину на одну ночь. Отцу сказал, что ключи потерял. В милиции решили, что это обычный угон, не обратили внимания, или не захотели обратить, что в замке зажигания был родной ключ, так и закрыли дело. Его ребята тоже не знают, что я сам отдал ему ключи, думают, что он хотел меня подставить – потом бросить машину с уликами.
Таня молчала. Еще никто из ее знакомых не умирал. Один дедушка умер еще до ее рождения, второй – когда ей было пять лет, и она его не помнит. Сухого она видела всего один раз жизни, невзлюбила его, но смерть искупила его вину, даже с лихвой, и теперь она осталась ему должна уже тем, что пережила его, осталась жить и больше никогда не сможет с ним рассчитаться.
– Я думаю, он спас мне жизнь, – промолвил Максим.
Таня пришла в изумление. Она тоже испытывает жалость к Сухому, но эта смерть чересчур угнетающе подействовала на Максима, с ним не все в порядке, если он так героизирует Сухого, вознося его смерть в акт спасения жизни товарища.
– Если бы не он, – продолжал Максим, – на следующий день я бы на повороте въехал в дерево или трамвай. Выяснилось, что рулевое уже было надтреснуто, случившееся было неизбежным, но уже со мной.
– Необязательно. Возможно, ты бы смог остановить машину или хотя бы затормозить, – Таня поняла его синтезу.
– Или не смог. А ты бы даже не пришла ко мне на могилу.
– Ну почему же. Принесла бы тигровые лилии.
– Ты так добра, – улыбнулся Максим, а потом опять посерьезнел, – больше всего меня мучает, что он подумал то же самое, что и ты.
– Я? Что я подумала?
– Ты сказала, что это я сломал руль. Колька тоже решил, что это я подстроил, и так считал до самой смерти.
– Откуда ты знаешь? Он успел кому-то сказать?
– А что он должен был еще подумать? Ты же сделала такой вывод. Это первое, что приходит в голову. Он умер с мыслью, что это я его убил.
– Когда это случилось?
– В ночь на девятнадцатое июня.
– Ты был на похоронах?
Тане показалось, что он отделается однозначным кивком, но Максим продолжал:
– Мать так его звала у гроба, что он не мог не встать, но он лежал такой отстраненный, успокоившийся, как будто узнал нечто такое, от чего не может оторваться, но чего мы никогда не узнаем, пока не дойдем до конца.
Максима до такой степени терзала мысль о том, как он непредумышленно послал бывшего друга на смерть, что ее невольно охватил порыв сострадания.
– Кто-нибудь еще знает, что ты сам отдал ему ключи?
– Сашка.
Значит, есть, кому проявить сочувствие. Таня неожиданно разозлилась на него, на Сашку, на саму себя, что у нее нет наперсницы. Всю оставшуюся дорогу они не промолвили ни слова, слушая Никольского.
Едва они вошли в квартиру, на нее налетел такой сумасшедший шквал поцелуев и объятий, что ошеломленная, она смогла лишь добиться, чтобы это не произошло тут же на полу в прихожей.
…Максим смотрел в потолок и расслабленно улыбался.
– А поехали на речку, искупаемся, – предложил он, – в городе жарища невыносимая.
– Ты что, мне чемодан разобрать надо, помыться, в магазин сходить, что-нибудь из продуктов купить, у меня же есть нечего.
– Совсем забыл, – воскликнул Максим, вскакивая, – никуда ходить не нужно, все есть, утром я загрузил холодильник. Я тебя сейчас таким обедом накормлю, пальчики оближешь. Ты отдыхай, ничего не делай. Можешь пока ванну принять, – и он убежал на кухню.
Она задремала в теплой ванне и очнулась от стука в дверь.
– Радость моя, через десять минут будет готово, не задерживайся.
Когда она вошла на кухню, Максим театральным жестом поднял крышку со сковородки, стоявшей в центре стола. В пышном яичном круге симпатично просвечивали красные и зеленые кусочки овощей, все это было посыпано нарезанной зеленью.
– Ну, как? – спросил Максим.
– Если с утра ничего не есть, как я, то выглядит аппетитно.
– А на вкус еще лучше, – он стал раскладывать кушанье на тарелки.
Вкус блюда действительно оказался отменным.
– Как это называется? – спросила Таня.
– Не знаю.
Максим не надел рубашку, только джинсы. Она отвела глаза от его голого торса, внимательно изучая содержимое тарелки.
– А какие сюда кладут овощи? Болгарский перец, помидоры, еще что?
– Любые овощи с огорода, все, что есть в доме, кроме редьки и свеклы, наверное, – начал рассказывать польщенный вниманием Максим, – обязательные ингредиенты – лук и помидоры. Сначала обжариваешь лук на растительном масле, а потом по очереди добавляешь и перемешиваешь остальные овощи, сначала более твердые, болгарский перец, кабачок, огурцы…
– Огурцы? – перебила его Таня.
– Да, свежие огурцы. Помидоры – в последнюю очередь. Пока все томится под крышкой, взбить яйца, разбавить молоком и залить овощи. Посыпать зеленью, и лучше поставить в духовку, а можно приготовить на плите под крышкой. Пропорции и выбор овощей зависит от их наличия в доме и фантазии.
Рассказывал он с большим аппетитом, смакуя подробности.
– Пусть это блюдо называется «Летняя фантазия», – решила Таня.
– Зимой его тоже можно готовить, с зеленым горошком, добавить колбасы или ветчины, помидоры заменить томатной пастой.
– Это будет «Зимняя фантазия».
– Любите вы, женщины, все приукрашивать. Ты как Сусанна в «Самой привлекательной и обаятельной», у нее не ватрушки, а «Утренняя заря». Это же просто овощи, запеченные в яйце.
Таня прекрасно помнила фильм.
– А вы любите все приземлять. Помнишь, как там Куравлев сказал? «Что-то вы печете все, девочки, печете. Лучше уж капусту солили, что ли».
– Это я от скромности, а вообще-то я рад, что ты оценила мои старания.
На «летней фантазии» Максим не остановился и пошел дальше – из холодильника была торжественно извлечена миска с садовой клубникой.
– Давай дуршлаг, – он отсыпал половину ягод и отдал дуршлаг Тане, – помой, – распорядился он, оставшуюся ягоду поставил в холодильник.
Она практически одна съела тарелку клубники, Максим съел несколько ягод:
– Я в саду наелся, пока собирал, не хочу больше. Надо как-нибудь тебя в сад свозить, – осенила его счастливая мысль, он воодушевился ею, – будешь есть клубнику прямо с грядки, малину с куста.
Таню эта мысль нисколько не обрадовала. Когда Максим ушел, Таня разобрала чемодан, постирала одежду после путешествия.
На следующий день, прихватив с собой Сашу с Авророй, они все-таки съездили на речку, на Чемровку и загорали там до вечера.
Во вторник ей повезло – она застала Люду дома, Люда работала в лагере воспитателем, выходной она брала по вторникам. Максим отвез Таню в общежитие, где жили Андреевы, пообещав заехать через час. Лагерь принадлежал химкомбинату и в нем отдыхали в основном дети работников химкомбината. У Люды был старший отряд, Анжела жила с ней. В лагере было много детей из их школы, в том числе и Дима Ильин, он находился в среднем отряде, Людмила не заметила бы его пребывания, но вчера Дима взбудоражил весь педагогический состав, устроив побег из лагеря, и Люда вспомнила, что он из Таниного класса. Побег не удался, его случайно увидела в соседней деревне воспитательница, заехавшая по пути на продуктовой машине в магазин. Дима ушел из лагеря через неделю после заезда, на следующий день после выходного, когда к детям приезжали родители и привозили гостинцы. Дима уже «отбывал второй срок», первый сезон в лагере был еще его младший брат и к ним каждый выходной приезжали родители (Люда не знала, что Черных не отец Димке), а сейчас он в лагере один, и в этот раз его никто не навестил. Парня на первый раз простили, но Люда думала, что Дима может повторить попытку.
Выйдя от Людмилы, Таня попросила Максима ехать не домой, а домой к Диме. По дороге пришлось рассказать ему о неудавшемся побеге и что она хочет выяснить у матери, почему та не смогла приехать к сыну в лагерь. У дома Максим вышел из машины вместе с ней, она подумала, что ему не хочется ждать ее, сидя в душном салоне, но Максим вместе с ней зашел в подъезд.
– А ты куда? – удивилась она.
– Я с тобой.
– Это еще зачем?
– Ты забыла, что там живет мой бывший одноклассник и друг.
Таня действительно забыла, но заявляться в дом своего ученика вместе с любовником не собиралась.
– Может ты его навестишь в другой раз? – предложила она.
– А я сейчас хочу, – Максим невозмутимо продолжал подниматься по лестнице.
– Тогда я никуда не пойду, – психанула Таня и повернула назад.
– Какая у них квартира? – как ни в чем не бывало спросил Максим.
– Пятнадцатая, – машинально ответила Таня.
– Жди меня во дворе, – не оборачиваясь приказал Максим.
Ожидая Максима, Таня заводилась все больше – Максима долго не было, а значит Влад оказался дома, и они болтают о чем попало, в то время когда у нее важное дело к матери Димы. Когда Максим вышел, она вложила весь свой сарказм в невинный вопрос:
– Ну как, хорошо пообщались с Владиком?
– Нормально, – кивнул Максим, – завтра я его отвезу в лагерь к Димке, можешь присоединиться к нам.
– А почему ты? – Таня растерялась.
– Автобус для родителей будет только в воскресенье, долго ждать, ну мы и договорились съездить на машине, пока пацан новый побег не устроил. Завтра поедем днем, у Влада выходной.
– А мать? Она дома? Почему забыла о ребенке? Я поднимусь к ним?
– Нет ее. К мужу в больницу пошла.
Уже в машине Максим рассказал ей о делах в Димкиной семье: младшего сына пристроили в школьный лагерь, муж ушел в отпуск, сначала они отпускные обмывали, поэтому к Диме не смогли поехать, и дообмывались так, что муж загремел в больницу с печеночной коликой. Теперь мать Димы в больницу к мужу ходит – снова некогда сына навестить. Вот Влад и попросил Максима отвезти его к Димке, когда узнал о побеге. Максим предложил ей поехать с ними. Таня наотрез отказалось – ее разозлило то, что Максим за ее спиной договорился с Владом, они с ней даже не посоветовались, а ведь это она классный руководитель Димы.
Но утром следующего дня она изменила свое решение, она зайдет к подруге в лагере, отвезет Анжеле конфет. Максим сказал, что Влад собирается взять Димку часа на три, и он хочет отвезти их недалеко от лагеря на речку искупаться. Таня засомневалась, что брату разрешат забрать мальчика из лагеря, ведь это не день посещений. Она сердилась на Максима, как бы из-за их инициативы не вышло хуже, боялась, что увидев, вместо матери, брата, которому к тому же только и разрешат свидание на вахте всего минут на пятнадцать, а потом, получив посылку из дома, как попытку откупиться, Димка сбежит той же ночью. Всё ещё продолжая сердиться на Максима, согласилась поехать в лагерь, чтобы убедиться, что с Димой все в порядке.
Все получилось очень даже здорово, Таня вызвала на вахту Люду, и подруга провела ее и Влада на территорию лагеря, Владу под расписку разрешили забрать брата на время тихого часа с территории лагеря. Узнав, что они едут на речку, Люда попросила взять и Анжелу покупаться. Таня с радостью согласилась. Решили даже не ждать обеда, ведь они набрали с собой кучу продуктов, и все двинулись из лагеря. Дима, конечно, обрадовался приезду старшего брата, но старался вести себя сдержанно. Когда они вышли за ворота и пошли по направлению к машине, возле которой стоял и курил Максим, Дима не выдержал и присвистнул:
– Ни фига себе.
Анжела оживленно рассказывала Тане, какие у нее появились друзья из маминого отряда. Подойдя к машине, она не сразу узнала Максима.
– Привет, ангел! – сказал Максим и, приложив указательный палец к губам, подмигнул ей.
Анжела тут же вспомнила его и заявила:
– У тебя новая машина! Эта мне нравится больше!
С Димой Максим обменялся рукопожатием.
– И чем эта машина лучше? – серьезно спросил Максим у Анжелы.
– Цвет красивый.
Дима снисходительно хмыкнул – девчонка, что с нее взять, – и сказал:
– Девятка, последняя модель, – и деловито уточнил у Максима, – переднеприводная?
– Садитесь, – пригласил всех Максим и начал объяснять Диме, с какого номера моделей «Жигули» стали выпускать с передним приводом.
– Чур, я у окошка, – Анжела залезла в машину первая.
Максим привез их в одно замечательное местечко на Чемровке, с чудесным пологим берегом и песчаным дном. Таня не догадалась взять купальник, и просто гуляла по мелководью босиком, а Анжела с Димой практически не вылезали из воды. Максим с Владом развели костер, и дети на прутиках обжаривали себе колбасу и хлеб. Наевшись, они завалились на траву, и Димка сказал Анжеле:
– Представляешь, Анжелка, у них там тихий час, а мы тут балдеем.
Услышав эти слова, Таня перестала сердиться на Максима.
Еще через день они с Авророй и Сашей ходили в гости к Светлане, уже замужней жене. Таня одна не присутствовала на свадьбе и Светка показывала ей фотографии со свадьбы, которая состоялась 8 июня.
С Авророй Таня виделась каждый день, они вместе ходили по магазинам, а потом пили чай у нее на кухне. Максиму быстро наскучила Танина общительность, его раздражало, что ее редко можно застать одну, что чаще всего он выступает в роли извозчика, и он увез ее жить на дачу, как только его родители уехали отдыхать в Сочи. Она не хотела ехать, ей казалось, что она будет чувствовать себя неловко в чужом саду, но Максим не привык слушать возражений.
– Не бойся, работать тебе много не придется, утром грядки прополешь, тяпкой пройдешься – землю подрыхлишь, усы у виктории оборвешь, помидоры, огурцы соберешь, поесть приготовишь, вечером огород польешь. Вот, собственно, и все, если что забыл, потом напомню.
С тех пор как Максим рассказал о смерти Сухого, ей все меньше верилось, что он мог убить Берестову, даже не сам, а приказать кому-то. Но чем больше она убеждалась в том, что он не убивал раньше, тем больше казалось, что её-то он не отпустит живой, настолько он был одержим желанием заполнить ее жизнь собой, заменить ей друзей, школу, город своей персоной. И она не смогла сопротивляться ему.
Они поругались в первый же вечер.
Приехали они туда днем, выгрузили и разложили вещи. Максим по просьбе Тани привез из дома книги – она не представляла, чем еще занять себя на даче, – в Нижневартовске у них не было дачи, Таня никогда не интересовалась жизнью растений, и мало чем могла им помочь. Но все равно прошлась по участку. Она была здесь в день рождения Александра, когда еще лежал снег, и сейчас ее пленило огромное множество цветов, особенно гладиолусов. Она была очарована этим буйством цвета. Цветы доминировали на этом участке, среди них терялись грядки с овощами. По периметру были посажены кустарники, вокруг домика росли деревья. Несмотря на то, что участок был побольше стандартных шести соток, и что добротный дом был двухэтажным, дача была скромнее, чем мог бы себе позволить председатель горисполкома. Пройдя по улице, невозможно было бы угадать, не зная точно, чья это дача. Наверное, сад был приобретен в самом начале карьеры хозяина и нарастал удобствами по мере продвижения его по служебной лестнице.
После ужина, который приготовил Максим – она еще не знала, где что находится – Максим поставил греть воду для мытья посуды, показал, куда положил постельное белье, и где можно спать, а сам куда-то собрался:
– Ложись спать без меня, я вернусь поздно или даже утром.
Вот тогда-то она и раскричалась, что не собирается здесь оставаться ночью одна, это ему хотелось жить на даче, вот пусть сам и живет, а ее отвезет домой.
Максим уверял ее, что бояться ей нечего, что здесь безопасней чем в городе, и на их улице ночуют многие дачники. Таня не хотела его слушать:
– Ты привез меня сюда, хотя я не хотела, а теперь бросаешь! Отвези меня домой и делай, что хочешь.
– У меня срочное дело, некогда мне тебя возить. Да и что тебе дома делать, у тебя все есть здесь.
– Если ты меня не возьмешь, я уйду сама.
– Ага, иди, к утру как раз дойдешь, если не заблудишься.
Она почувствовала себя беспомощной, собственное бессилие злило.
– Ненавижу, – только и смогла она сказать.
– Я тоже тебя обожаю, – улыбнулся Максим и спокойно вышел.
Через некоторое время она услышала шум отъезжающей машины. Она не могла даже заплакать – все слезы высохли от негодования.
Успокоившись, она все-таки вымыла посуду, закрыла дверь на засов, везде выключила свет, кроме веранды – не нашла выключатель. В комнате, где ночевала Света с девчонками, когда отмечали день рождения Саши, застелила разложенный диван и легла с книгой в постель. Она выбрала «Сто лет одиночества» Маркеса и читала роман до часу ночи. Потушив свет, она закрыла глаза. Звонкая прозрачная тишина вплыла в комнату. Вкусный теплый воздух, наполненный слабым запахом струганного дерева и тонкими ароматами цветов, вдыхался легко и свободно. Глубоко вздохнув, на выдохе она уже заснула.
Что-то тоненько, но назойливо тренькало прямо у нее в голове, отчего она проснулась, не открывая глаз, поняла, что бренчит не внутри головы, а снаружи, и пока соображала, что это, послышался голос Максима – он запел романс «Отвори потихоньку калитку», подыгрывая себе на гитаре. У него оказался неплохой голос, в прошлый раз на даче он дурачился и хрипел так, что нельзя было оценить его голос. Он не смог зайти в дом, поняла Таня, ведь она заперлась изнутри на засов, и теперь вымаливал разрешения войти. Она заслушалась и не торопилась спускаться вниз, чтобы открыть дверь. Исполнив романс, Максим спел «Дом хрустальный» Высоцкого. Когда запел «Солнышко лесное» Визбора, она подумала, что Максим ведь не знал, что она закроется на засов, но привез гитару, все-таки своими серенадами хотел загладить свою вину за то, что бросил её ночью одну. Он спел еще один романс, потом стал петь совсем неизвестные ей песни каких-то бардов, а может и собственного сочинения. Она уже давно спустилась вниз и отомкнула дверь, но Максим продолжал услаждать окрестности своим пением – он не слышал, как она открыла засов, потому что сидел под ее окном с другой стороны от двери дома. Похоже, он мог петь не повторяясь до утра. Таня открыла окно:
– Максим, дверь открыта, – она высунулась из окна, чтобы увидеть его – он сидел на перилах открытой веранды.
Но Максим не воспользовался дверью, а влез в открытое окно.
На следующий день Максим встал, когда солнце перевалило за полдень. Таня не могла так долго спать, она проснулась в девять, попила чаю, почитала книгу. Делать было нечего. Когда Максим встал, то обнаружил ее среди грядок клубники, собирающей ягоду.
В следующие дни она принялась, как умела, ухаживать за садом. Она нашла тетрадный лист, заброшенный Максимом на верхнюю полку, в котором Екатерина Николаевна, без всякой надежды на выполнение – учитывая предыдущие годы, – просто так, на всякий случай, оставила наставление сыну, что делать с теми или иными растениями, и стала работать. Максим смеялся над Таней, утверждал, что все должно расти само – выживает сильнейший – закон эволюции, и уговаривал отдохнуть. Но, кроме чтения, делать больше было нечего, не валяться же, действительно, с Максимом в постели. А его она снова не узнавала. Он откровенно бездельничал, валяясь на топчане в тени деревьев, включал магнитофон или радио, и читал или спал, иногда играл на гитаре, изредка, с ленцой, ездил в магазин или готовил еду, но только когда был голоден. Это было так не похоже на него, всегда такого энергичного и активного. Единственно, в чем он проявлял активность, так это в сексе. Котенком он ласкался возле нее, ураганом валил с ног, светлым праздником согревал в своих объятьях, летним дождем баюкал на руках.
Через неделю заехала тетя Максима, сестра матери, проверить сад и полить его, потому что знала, что когда родители уезжают, Максим и носа не показывает на даче. Она была удивлена, тем, что застала Максима в саду и что, несмотря на жаркий и засушливый период, еще ничего не засохло. Апатичный племянник практически не реагировал, сидя на своем излюбленном месте. Тетя удивлялась до тех пор, пока Татьяна, поборов свое смущение, не вылезла из кустов малины, хорошо еще, что она надела рубашку, чтобы не оцарапаться о колючие ветки. Это была старшая сестра матери, одевалась и выглядела она проще Екатерины Николаевны. Она оказалась такой, какой выглядела – простой и доброй. Увидев Таню, она откровенно обрадовалась и стала советовать, как удобнее собирать малину – обвязать горлышко литровой банки веревкой и повесить на шею, а уж из нее высыпать в ведро. А потом засобиралась домой, раз у них все в порядке.
Наконец Максим подал голос:
– Я тебя отвезу, куда ты пойдешь по жаре.
– Ну, спасибо, племянничек, неужели ради тети поднимешь свою задницу? – поддразнила его родственница.
– Все равно мне в магазин надо, сигареты закончились, – парировал Максим.
– Я так и знала, для родной тетушки ты бы и не пошевелился, а за куревом готов на край света бежать. Охота пуще неволи, – весело ответила тетка, судя по интонации совсем не обидевшись.
– Весь в тебя, хочется тебе с этими грядками возиться, ты же приехала сюда, никто не заставлял.
