Текст книги "Цена Рассвета"

Автор книги: Татьяна Апраксина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

– Я не должна была об этом рассказывать?

– Ничего страшного не произошло, вы же не засекречиваете эту информацию. Я видел ваши фильмы и читал книги, просто решил уточнить из первых рук, – успокоил ее Фархад.

– В фильмах только полная чушь. Вероятностники не могут силой воли двигать континенты или управлять движением светил, – улыбнулась женщина. – Вообще ничего особенного они не могут, на самом деле. Так, по мелочи. Но мы отвлеклись…

– Ничего, у нас есть время, а это очень интересно. Расскажите еще?

Бранвен наблюдал, как Наби разводит вольнинку на информацию, которой, скорее всего, не было и в штабе Синрин Кайдзё Дзиэтай. Способности напарника иногда его пугали. Казалось, что он может договориться с кем угодно, заставить выболтать любой секрет. Сейчас этот талант работал на благо Синрин. А завтра? Против кого и к чьей выгоде он обернется?

– Я пять лет живу с таким человеком. У него очень хорошее здоровье, высокая работоспособность, он очень везучий. Чаще всего его замыслы удаются, особенно не слишком сложные. С ним не случается всяких аварий, несчастных случаев. Со мной тоже ничего плохого с тех пор не случилось. Это, наверное, и все…

Аларья присвистнула, изумленно глядя на сестру.

– Кантор – экстра? Ну надо же… это кое-что объясняет.

– Ничего это не объясняет, и не надо говорить, что власти он добился за счет своего дара. Ничего подобного! Он готовился к этому лет десять, как… как обычный человек. Армия, пресса, общественные движения, связи в правительстве, – сердито фыркнула черноволосая. – Не сочиняй, пожалуйста, я-то все это видела!

– Вот теперь мы действительно отвлеклись, – прервал семейную ссору Бранвен. – Итак, мы составили список вопросов. Теперь давайте договоримся, кто будет их задавать. Итто кайи?

– Нет, – тут же отказался Наби. – Я буду эффективнее в роли наблюдателя. Вмешаюсь, если разговор опять зайдет в тупик. Аларья?

– Ну, хорошо, – помедлив, согласилась любимая женщина Бранвена. – Если все согласны. Бран?

Бранвен задумался. С одной стороны, ему такая расстановка сил не пришлась по вкусу. Было нечто противоестественное в том, что уполномоченной станет женщина, пусть и эта. Но из двух чужаков больше говорила Каймиана, а кто лучше сможет говорить с женщиной? Конечно, другая женщина. Он кивнул.

– Итак, когда они вновь появятся, мы попросим их ответить на вопросы. Возражения есть? – Белл заметил, что ведет себя, как на штабной планерке. Эта роль его устраивала, в ней было уютно. Определились должности аналитика и парламентария.

– Вы, пани Кантор, владеете скорописью. Я не ошибся?

– Да, я умею…

– Превосходно. Вы будете конспектировать ответы. Конечно, вы можете участвовать в разговоре, но только после двух других назначенных мной. Вы не имеете возражений?

– Нет.

– Договорились.

Себя Бранвен без раздумий назначил на должность начальника собственного штаба и ни секунды не сомневался в решении. Кто, если не он?

Президент Кантор беззвучно застонал и уставился на монитор.

Только что ему скинули очередной пакет документов относительно «кризиса чертовой дюжины», как уже успели обозвать неожиданно прервавшуюся связь с базой. Анджей выделил из всех заголовков послание с Синрин, наскоро проглядел его, но ничего ценного там не увидел. Только заверения в непричастности и какая-то глубоко научная чушь для физиков.

Всю ночь накануне он не спал – не мог заснуть в одиночестве; потом по уши закопался в работу по операции «Рассвет над рекой». После этого пришло сообщение о том, что связи с базой нет.

За три часа в его кабинете побывало два десятка людей, половину из которых он раньше не видел и видеть не хотел, на терминал свалилось сотни три экстренно важных документов, большая часть которых без пояснений научного советника была непонятна. Коммуникатор, раскалившийся от сообщений и звонков, валялся на столе и поминутно вибрировал. Всем нужен был лично президент, его решение, его подпись и печать. Вдобавок Анджей разбил кружку – старую, любимую кружку, которой пользовался лет двадцать, и от этого вдруг захотелось скинуть со стола и остальной хлам, разбить к чертям монитор, утопить в унитазе коммуникатор, закрыться в душе и поплакать час-другой.

Еще хотелось в пачке сообщений увидеть одно, подписанное коротко: «Арья».

Когда он оторвал взгляд от монитора, в кресле для посетителей сидел какой-то бородатый старикашка, одетый в затрепанную клетчатую рубаху и вязаный жилет. На улице стояла душная жара середины лета, и дедок показался галлюцинацией.

– Вы кто?

– Психиатр вашей жены, – сообщила галлюцинация с крошками в бороде.

– И на хрена мне психиатр? – вслух подумал Анджей, захотел извиниться, но тут же передумал. – Вас кто пустил?

– Мы, психиатры, часто сами приходим. И к студентам, и к президентам… Работа такая, – улыбнулся дедок.

– Ну да, очень своевременный визит, – кивнул Кантор. – Вот только жены нет, понимаете ли. Так что подите вон отсюда и не мешайте мне работать.

– Да вы не кипятитесь так, пан президент. Я ведь по делу пришел, не в мои годы мешаться-то под ногами… Помочь пришел.

– Хотите сказать, что моя жена спятила и перерезала всех на базе?

– Ах, пан президент, это была б еще не беда…

– Выкладывайте, зачем пришли, или уходите, – отрезал Анджей. На разговоры со старыми маразматиками времени и сил не было.

– Вы ведь обеих девочек отправили туда, да, пан президент?

– Да, – кивнул Анджей. – Интересно, у нас хоть что-нибудь бывает секретным, а?

– Бывает, а как же, – обрадовался невесть чему старикашка. – А вот к ним, на пару, наверное, два мальчика из «хвостатых» полетели, и оба – им одногодки?

– И откуда вы все это знаете? – Анджей опешил, повнимательнее присматриваясь к краснощекому неопрятному деду.

– Скажите-ка, пан президент, а «Крест над миром» вы читали?

Анджей зажмурился, сосчитал про себя до десяти. Не помогло. Тогда он взял со стола исчерканный лист и принялся его рвать на мелкие части. По-прежнему не открывая глаз. Только после этого он смог заговорить, не опасаясь, что швырнет в придурка чем-нибудь тяжелым.

– Работы профессора Ефимова антинаучны, это знают все! И эта эзотерическая хренотень про предстоятелей за человечество и прочая дрянь меня совершенно не интересует! Это все, что вы имеете сказать?!

– Ох, Анджей, всегда ты умел не видеть очевидное под носом… – вздохнул дедок.

– Да кто вы такой?! – рука сама поползла к пепельнице. Анджей представил, как тяжелый полированный камень заткнет болтливый рот, и сам себя испугался. Вот только убийства в собственном кабинете ему и не хватало.

– Муж Анны Чех, – негромко и без прежнего фиглярства сказал дед. – Академик, профессор, и прочая-прочая-прочая, Иван Чех.

– Не прошло и сорока лет, как ко мне явилось справедливое возмездие! Главное, как вовремя… – рассмеялся сквозь подступившую к сердцу глухую болезненную тоску Анджей.

– И действительно, сорока не прошло, только тридцать три, сынок. Хорошее число. Но если б дело было в мести… Какая месть, о чем ты? Я за девочек болею. Спасать надо девочек-то. Да и мальчиков, наверное, тоже.

– Ну не бывает, не бывает никакого креста экстр, профессор Чех! – взвыл Анджей. – Ну что вы пустое несете? Да и эти две попрыгушки-то тут при чем, я вас умоляю… что одна, что другая – какие они, на хрен, экстры?

– Тогда откуда б я узнал про мальчиков, про одногодков?

– Проболтался кто-то, – резонно ответил Анджей. – Вы кого угодно разговорите, профессор…

– У Ефимова много ерунды написано, признаю. Но теория-то верна. И ладно б еще «хвостатый» со мной спорил – у них все экстры дальше храмовых чудес не идут, но ты же просвещенный человек, научный разведчик? Мог бы треп от сути отделить.

– У вас хоть одно доказательство есть?

– Откройте досье синринских парней. У них будут светлые глаза. У обоих.

– При чем тут глаза, мало ли, у кого какие глаза?!

– У всех экстр светлые глаза, генетическая сцепка, сам знаешь. Голубые, как у тебя, или серые, синие могут быть, как у Арьи. А на Синрин это редкость, да чтоб двое сразу… И еще что-нибудь откопаешь, с первого взгляда.

Анджей принялся просматривать документы. Избавиться от профессора Чеха с его теорией было легко. Сейчас он откроет снимки, посмотрит на физиономии представителей синринской делегации, и все станет на места. Найдутся более здравые объяснения. Авария, нападение, да хоть массовое помешательство… Параллельно он продолжал спорить.

– Я тестировал Арью так, как никого и никогда. По всем методикам. Она даже на тест стрессового ответа никакой реакции не выдала. Никакой! Новак и вовсе тут не при чем.

– И про это у Ефимова есть, да только дело не в том. В твоем поколении, сынок, нет ни одной экстры с даром различения себе подобных. И в младших нет. Неурожайные такие годы, – посмеялся Чех. – А в нашем с Анной был один такой…

– Вы, что ли? – обреченно спросил Анджей.

Со снимков на него смотрели два синринских делегата. У одного при черных волосах и смуглой коже глаза были светло-серые, у другого, блондина, и вовсе прозрачные какие-то. Словно речная вода, подумал Кантор. Представил себе воды Вислы в самом ее истоке, там, где когда-то родился и прожил первые шестнадцать лет. Захотелось вдруг искупаться, уснуть на мелком розовом песке, про все забыть…

Потом он наскоро просмотрел личное дело блондина. Взгляд уперся в слово «Нинтай». Единственная сорванная операция над Синрин; парень там служил именно во время нападения. Кантор вспомнил невнятный лепет о противодействии на экстра-уровне, которое якобы оказали там вольнинскому специалисту. Тогда Кантор не поверил, списав все на обычный сбой; с молодыми экстрами такое случалось. Но чертов профессор оказался прав дважды…

– Угадал, Анджей. И я угадал. Возьми-ка ты с полки пирожок, попроси у секретаря два кофе, и будем думать, как нам дальше быть…

Арья, уже не скрываясь, любовалась сестрой и белобрысым синринцем. К вечеру они наконец-то перестали делать вид, что знакомы лишь по обязанности – тут-то и началось самое интересное. Кайсё слегка вздрагивал, когда женщина прикасалась к нему, а после того, как Аларья предложила ему размять плечи, и вовсе покраснел, как мальчик. Пятна румянца на лице тридцатипятилетнего, как помнила Арья, мужика, смотрелись трогательно. По их обычаям подобное общение даже между супругами дозволялось лишь наедине.

Зато белобрысый схлопотал суровую выволочку, в очередной раз обратившись к Аларье «женщина». Он покорно выслушал нотацию о том, как положено обращаться к дамам по правилам вежливости, хорошего тона, а также дабы избежать избиения полотенцем, – сестра как раз вытирала посуду, оставшуюся после обеда. Смущенный Белл топтался, мялся и, наконец, сообразил, что нужно бы извиниться.

Эти забавные мелкие происшествия не портили картины. Напротив, благодаря им делалось видно, насколько этим двоим хорошо рядом. Банальность «созданы друг для друга» обретала свое воплощение в реальности, причем в такой безумной обстановке, что Арья тихо радовалась. Островок теплой ворчливой стабильности вокруг парочки становился все более уютным.

В холодильной камере обнаружилось великое изобилие продуктов. Покопавшись там и в кладовке, Арья решила пожарить мясо и отварить рис, а к нему – жареные овощи. Нашлись и свежие яблоки. Привычные кухонные хлопоты если не успокаивали, то позволяли на время отвлечься от разговоров, препирательств и обсуждения головоломных загадок Прагмы. К тому же, Арья знала, что решения, принятые натощак, часто оказываются слишком злыми и поспешными.

Наконец-то все ушли из кухонного блока, оставив Арью наедине с плитой и тягостными раздумьями. Она так и не поняла, ошиблась ли, рассказав Наби об экстрах Вольны. По всей имевшейся у нее информации, на Синрин экстр тоже использовали, но не в армии, а в храмах. Анджей об этом рассказывал. Анджей… не оторвет ли он голову, если узнает, что Арья поведала синринцам вроде бы не самые секретные сведения, но?..

Капля горячего масла упала на руку. Арья привычно лизнула обожженное место и вдруг успокоилась. Не было во всем мире ничего такого, что стоило утаивать от сестры или синринцев. Всю жизнь ее семья состояла из двух человек – из нее и Анджея, но в одночасье все изменилось. Теперь у нее была сестра, у сестры – возлюбленный, а у того друг. Изрядная сволочь, как ни крути, но все равно гораздо более близкий, чем все прочие. Не считая Анджея, конечно. Любимый муж был вне конкуренции, но и остальных расставить по полочкам казалось совсем простым делом.

Откуда пришло чувство общности, Арья не задумывалась. Она разложила еду на тарелки, поставила их на поднос и вынесла в столовую.

– Кушать подано, дорогие дипломаты!

Сестра уже накрыла на стол. Две бутылки добытого в кладовке вина, металлическая блестящая посуда, салфетки в колечке. Вполне уютно – особенно, учитывая обстановку, в которой все оказались. Вспомнив, что они совершенно одни на базе, Арья вздрогнула. Космические базы считались очень сложными объектами повышенного риска, каждая система, хоть и была автоматизирована, продублирована дважды и трижды, требовала постоянного наблюдения дежурного. Здесь же их оставили наедине с космосом, а тот никогда не был дружелюбен к хрупким существам из крови и плоти.

– Интересно, когда следующий визит? – спросила Аларья. – Мы хоть выспаться успеем?

– Не знаю, – развела руками Арья. – Хотелось бы надеяться. Но сейчас еще только восемь, рановато спать идти.

– А мне что-то хочется, – зевнула сестра.

Арья улыбнулась. Белобрысый старательно делал морду крупным ящиком, хотя при слове «спать» стрельнул глазами в сторону сестры. Едва ли его интересует крепкий сон в гордом одиночестве, подумала Арья.

– Кстати, а где мы будем спать? Мне будет неуютно, если кто-то уйдет на ту половину. Хотелось бы, чтобы вы были рядом. Если вдруг что.

– Ну, за нас можешь не волноваться. Если вдруг что – постучи в стенку, – усмехнулась Аларья. – А вы, Фархад?

Психованный консультант швырнул палочки на тарелку. Звон получился весьма выразительный.

– Вы предлагаете мне к вам присоединиться? Вам одного мужчины мало? Вполне характерно для таких, как вы, – он брезгливо оттопырил нижнюю губу и вдруг стал совсем некрасивым.

Бранвен дернулся, порываясь встать, но Аларья положила руку ему на плечо и удержала на месте. Белобрысый кайсё выпятил подбородок и сжал кулаки. Пока что они лежали на столе, но две тяжелые лапы со сбитыми костяшками не сулили хаму ничего доброго.

– Для каких именно? Вы уточните. Не люблю, знаете ли, недомолвок, – в упор глядя на Наби, сказала сестра.

– Извольте. Для шлюх и еретичек, совращающих наших доблестных офицеров, – отчеканил консультант. – Впрочем, каков офицер, такова и доблесть. А какова доблесть, такова и победа.

– Итто кайи Наби, напоминаю, что за оскорбление старшего по званию я имею право отправить вас под арест, – медовым голосом проговорил, почти пропел, Бранвен; тем не менее, от такой ласки у Арьи по спине пробежали мурашки.

– Да нет у тебя никаких прав, помойное блядское отродье, – Наби выставил вперед руку, демонстрируя широкое золотое кольцо на среднем пальце. – Так что заткни свою пасть и помни, кто тут главный.

Арья посмотрела на Бранвена. Тот открыл рот, потом закрыл, молча поднялся из-за стола и упер руки в бока. Что-то мешало ему врезать по морде наглецу. На широкой физиономии кайсё отображалось такое борение чувств, что женщине стало его жаль. Еще больше ей было жалко сестру, изумленно созерцавшую сцену. Вся эта пантомима вокруг кольца, похожего на обручальное, имевшая какой-то смысл для Бранвена, ей осталась глубоко непонятна. Из последней реплики Наби она поняла только цензурные слова, синринской брани ее никто не учил. Зато Арья поняла другое: сестру и ее любовника оскорбили.

Темная густая ненависть вскипела в груди. Привкус железа во рту, легкая упругость мышц, какой она не помнила со времен училища, а может, и с поры дворовых драк…

Арья опустила руку в карман пиджака, спокойно поднялась, отодвинув стул, а потом швырнула в лицо хаму свою тарелку. Тот успел дернуться, и недоеденное мясо с рисом высыпалось ему на грудь. Его секундной заминки хватило, чтобы женщина сделала шаг и приставила острие ножа к горлу Наби, прямо под челюстью, как учил ее когда-то приятель-хулиган.

– Слушай меня, поганый выблядок, жертва мутации, – сказала она, наблюдая, как мертвенная бледность вновь заливает лицо урода. – Бледная немочь подвальная. Если ты еще раз откроешь рот на мою сестру или Белла, я вырежу тебе твой поганый язык. Мне на твои побрякушки наплевать, ты знаешь. А еще я псих со справкой, это все знают. Так что ты захлебнешься кровью, а меня просто полечат месяца три. Понял?

Арья слегка повертела ножом. За несколько лет лезвие наполовину сточилось, и нож она носила в кармане ради пилки. Хулиганская выходка, как раз в духе того приятеля, отсидевшего к двадцати годам два срока, оказалась лучшим средством, чтобы заставить синринского аристократа мелко трястись и покрываться потом.

– Понял, я спрашиваю? – «спра-ашью», наглое, с растяжечкой, как давным-давно.

– Да… убери нож, ты…

– Кто – я? Ну-ка, давай, я подскажу. Глубокоуважаемая пани Кантор…

– Глубокоуважаемая… пани… Кантор… уберите нож.

– Пожалуйста?

– Пожалуйста…

Арья убрала нож и отступила на шаг, но поверженный соперник не шевелился. Он судорожно глотал воздух и ощупывал челюсть. Женщина только чуть наколола кожу, выступила всего пара капель крови.

– Знаешь, что, Фархадик-тысячник? – с усмешкой сказал Бранвен на синринском. – Когда ты доболтаешься, и она действительно будет вырезать тебе язык, я пойду посрать. А делаю я это долго, с плеером, чтоб не скучать. Посмотрим тогда, поможет ли тебе жреческое колечко, паскуда…

– Что он сказал? – спросила Арья у сестры.

Аларья перевела. Арья с наслаждением вытерла лезвие о тыльную сторону ладони и широко улыбнулась:

– Спасибо, ребята.

Вдруг ей показалось, что воздух в столовой сгустился – нет, скорее, в глазах потемнело. Звон в ушах. Арья испугалась, что упадет в обморок; это испортило бы все впечатление. Но она удержалась на ногах, приступ отпустил так же внезапно, как и начался. Показалось даже, что просто мигнуло освещение. Однако остальные тоже пережили что-то неприятное. Аларья судорожно вздохнула, Бранвен закашлялся. Даже ядовитая гадина Наби нервно поежился.

– Рубикон перейден, – сказал кто-то.

Секундой позже Арья поняла, что сама же и произнесла загадочную фразу.

Ночь

Президент Кантор умывался в крохотном санитарном блоке своего кабинета, когда под левую лопатку ударило раскаленное острие. Он охнул и согнулся между раковиной и унитазом. Перед глазами замелькали пятна, голубые, как плитка, которой были отделаны стены.

– Только не сердце, нет, ну, пожалуйста, не сейчас, – прошептал он, борясь с подступившей тошнотой.

Горький привкус желчи и кофе во рту, бешеный пульс…

Полгода назад он прошел осмотр в лучшей клинике Министерства обороны. Кардиолог предупредил, что в ближайшее время необходимо лечь на плановую операцию.

– При вашем режиме жизни я не отвечаю ни за что. Выбирайте, какой из столов вам больше нравится – хирурга или патанатома.

Анджей, конечно, предпочитал обойтись без услуг патологоанатома, но в плотном расписании двухнедельного окна все не находилось. Он тянул и тянул, зная, что пока не позволит себе расслабиться и заболеть, ничего не случится, но в какой-то из дней прикинул, что в начале осени можно будет выделить неделю на больницу и другую на санаторий. Природа-мать, наградившая его даром экстры, позаботилась о том, чтобы любимое чадо могло выносить перегрузки, которые других давно бы уложили в гроб, но испытывать ее терпение не стоило.

Врач велел ему меньше курить и отказаться от кофе, спиртного, острой пищи, стрессов и сексуальных излишеств. Вспоминая этот ценный совет, Анджей усмехнулся. На кофе он работал, как коммуникатор на батарейках; спиртное помогало расслабиться, когда от усталости не получалось заснуть; стрессы составляли профессиональный риск президента; одна-единственная женщина, с которой он жил последние пять лет – разве ж это излишество? Но острое Анджей есть действительно перестал – нельзя пренебрегать советами медиков.

Да, одна-единственная женщина, вместо двух десятков постоянных и временных любовниц везде, куда заносила его судьба. Именно в этой женщине проблема и состояла, именно из-за нее теперь раскаленное сверло ввинчивалось под лопатку, не давая вздохнуть полной грудью. Женщина, опрометчиво отправленная на переговоры…

Сухая шершавая ладонь легла ему на шею, другая на лоб.

– Ох, сынок, ну ты себя и уделал…

– От вас хоть где спрячешься, а? – Анджей пожалел, что не закрыл дверь. Секретарь никогда никого не пропускал без звонка, но профессора Чеха это, видимо, не касалось.

– Помолчи чуток…

Жесткие стариковские пальцы больно сжали шею сзади, передвинулись к затылку. Боль усилилась, а потом исчезла, словно вытащили занозу. Президент Кантор выпрямился в рост и развернулся, сверху вниз глядя на профессора, который был ему по грудь. Клочья седых волос окружали роскошную, глянцево блестевшую лысину. Зато борода с лихвой восполняла недостаток растительности на затылке.

– Эк тебя скрючило-то. Я и сам на лестнице запнулся, ноги подкосились. Но то я, а тебе лет-то сколько?

– Пятьдесят три, – зачем-то ответил на откровенно риторический вопрос Кантор, потом до него дошло. – Вы-то чего? За компанию?

– Век бы без твоей компании не хворать. Не в том дело, Анджей. Это крест сошелся полностью. Хорошо, значит, живы все. Только они там, а мы здесь…

– Вот именно что они – там. А мы – здесь. Опять будете про чудесные свойства креста экстр толковать?

– А ты попробуй поймать «сетку»… – поднял голову, заглядывая Кантору в глаза, профессор Чех.

Почти забытое уже выражение, которое Анджей не слышал столько же лет, сколько и фамилию Чех, ударило по нервам. Он никогда не называл веер вероятностных раскладов «сеткой». Это выражение умерло вместе с Анной, тридцать с лишним лет покоилось на дне памяти, но надо ж было окаянному старику напомнить!..

– Давайте в кабинет выйдем. Жмемся в сортире, как невесть кто, – сквозь зубы буркнул он.

Профессор плюхнулся в гостевое кресло. Анджей присел на край подоконника, закрыл глаза. Ему уже лет десять не требовались препараты и методы, которыми пользовались остальные. Нет, не десять: восемь. С того года, как он привез Арью в Надежду. Ни алкалоиды, ни кислородная кома, ни даже безобидная углекислотная гипервентиляция. Все получалось само. Веер информационного поля раскрывался перед ним, послушный и покорный.

Задержка дыхания, команда «режим», отданная резким женским голосом, отключение слуха – привычная простенькая подготовка. Мгновение темноты – и должна была раскрыться другая, видимая лишь экстра-вероятностникам, вселенная. Сплетения цветных нитей основных линий бытия, фракталы возможностей, пульсирующие очаги факторов хаоса, жемчужные дорожки мертвых линий…

Вместо этого по глазам больно хлестнула невидимая ладонь, и его сбросило вниз. Жгучая боль опять тяпнула за лопатку, но на этот раз Кантор был готов и отшвырнул ее прочь.

– Вот то-то же, сынок.

– Какой я вам сынок? – стекая по стеклу, выдохнул Анджей. – Замучили, папаша.

– Ну, младшее поколение, как ни крути. «Сетка» закрыта даже на вход, и не понаблюдаешь. Все, как предсказано. Ты решил?

– Да, сейчас распоряжусь насчет вылета.

– Вот и славно, – потряс бородой профессор.

Через пятнадцать минут помятые и отекшие от бесконечных кофепитий заместители выслушивали распоряжения президента.

– Мне – курьерский бот, к нему стандартный эскорт. Пассажирскую экипировку на двоих.

– Но там всего три места?! – подскочил начальник охраны, старый друг Коста, отрастивший неспортивное брюхо и облысевший, как заметил вдруг Кантор. – Два для охраны.

Анджей детально рассказал ему, куда Коста может засунуть охранников и что именно с ними там сделать.

Далее одновременно поднялись со своих мест министры обороны и чрезвычайных ситуаций. Смерив друг друга ревнивыми взглядами, оба заговорили вместе. Анджей мог и не слушать их – и так загодя знал все, что они могут сказать. Оба категорически против. Без президента в нынешней обстановке никак.

Анджей разъяснил им, где и в какой интересной позе видел обстановку, и нынешнюю, и будущую.

– Полномочия я до возвращения передаю госпоже премьер-министру, – солнечно улыбнулся он женщине, которая от удивления стала похожа на сизую псевдосову, разбуженную средь бела дня. Как и эндемичная обитательница полярных областей, премьер-министр встопорщилась и втянула шею в плечи.

– Но как же я…

– А вот как я с вами всеми пять лет трахался, так и вы теперь… поработаете! – с наслаждением бросил он в круглое удивленное лицо.

– Вы не можете! – возопил министр дипломатических сношений.

– Могу, – еще раз улыбнулся Кантор. – Я все могу. К четырем утра жду машину для нас с профессором. А сейчас все свободны. Приступайте к работе, пани временно исполняющая обязанности президента. Желаю удачи!

Битый час Аларья утешала свое белобрысое сокровище. Погрустневший и словно уменьшившийся в объеме Бранвен сидел на койке в ее каюте и монотонно повторял одно и то же:

– Я офицер, а это символ высшей государственной власти. Но я должен был его убить. Но это символ высшей власти, я присягал ему. Но я должен был его убить…

– Кого? – возопила наконец Аларья. – Символ власти, которому присягал?

– Нет, Фархада, – сраженный наповал Бранвен даже не отреагировал на шутку. – Должен был, но не мог… как так вышло?

– Ну вышло, ну что теперь, а?

– Он меня оскорбил. Мою мать. Тебя оскорбил…

– Меня он не оскорбил. Только попытался. Но я, знаешь, как-то не готова оскорбляться бредом сумасшедшего, которому полдня назад своими руками делала уколы. Он же просто невменяемый. У него задвиг на сексуальной почве. Все-то у него шлюхи, понимаешь ли… тоже мне, блюститель нравственности недотраханный!

– Оскорбление от такого не считается? – удивился Бранвен; проповедь возымела успех – по крайней мере, из цикла он вышел.

– У меня лично – не считается! – тоном, не допускающим возражений, заявила Аларья.

К полуночи ненаглядный Бранвен окончательно оклемался и почувствовал себя вполне успокоенным, а вот Аларья едва сползла с койки. Пять шагов по направлению к душевой кабине дались титаническими усилиями. Сексуальная терапия себя оправдала, но отняла все силы.

– Ты куда собрался? – спросила она, выйдя из душа и обнаружив любовника одетым. – Спать пора.

– Что-то мне нехорошо, – признался тот.

– Не удивительно. Ложись, спать будем.

– Нет. Чего-то я не сделал. Останься здесь, запри дверь.

– Прости, дорогой, но лучше я пойду с тобой.

Аларья натянула длинное трикотажное платье, в котором раньше не собиралась выходить за двери каюты, чтобы не смущать умы синринцев разрезами до середины бедра и глубоким вырезом. Теперь уже было все равно. Причесываясь, взглянула на себя в зеркало. Лицо осунулось, под глазами синяки, губы опухли, но физиономия довольная – дальше некуда. «Морда блядская, счастливая. Кошмар Фархада».

Первым делом они постучали в каюту Арьи, но никто не открыл. Аларья прислушалась и обнаружила, что с нижнего уровня раздаются голоса. Тихие, спокойные. Говорили сестра с Фархадом, а потому мирные интонации изумляли. Спустившись, они обнаружили, что Арья, едва не убившая три часа назад консультанта, преспокойно сидит в кресле вольнинской гостиной, Наби – в соседнем кресле, а на столике между ними стоят два бокала и полупустая бутылка с темной жидкостью.

– А мы тут коньяк пьем! – болтая ногами, сообщила Арья. – Присоединяйтесь!

– Уже помирились? – удивилась Аларья. – Это хорошо. Давайте вообще больше сцен устраивать не будем, мы же не знаем, когда Каймиана заявится…

– Согласен! – чуть громче, чем нужно, заявил Фархад, и Аларья поняла, что оба здорово набрались. Не так, чтоб лыка не вязать, но весьма и весьма.

Отношения в группе начали окончательно напоминать будни палаты сумасшедшего дома, причем, как ее видят в анекдотах. Аларье хотелось выпороть обоих, потом загнать спать и накрепко запереть двери кают. То они ссорятся, то, как ни в чем не бывало, хлещут коньяк…

– Бранвен! Я должен… должен принести извинения!

– Приноси, раз должен, – буркнул Бранвен.

– Я прошу меня… простить!

– На первый раз прощаю, – не стал мучить Фархада кайсё. – Пани Кантор, мое почтение. Вам удалось меня удивить. Не знаю, чем вы сумели так на него повлиять.

– Мы просто выяснили, насколько друг друга ненавидим. Это стимулирует вести себя достойно! – пьяным счастливым голосом ответила Арья.

– Г… глубокоуважаемая пани Кантор – удивительная женщина. Вы все удивительные люди! – добавил Фархад.

– И чем же мы такие удивительные? – спросила Аларья, наливая и себе коньяку.

Бранвен присел на край дивана и с недоумением смотрел на всех троих. Ему, судя по тщательно сдерживаемой зевоте, хотелось спать, а вовсе не вникать в тонкости пикировки.

– Ну вот пани Кантор живет с человеком, который убил любовника ее сестры. А вы, панна Новак, на этого человека работаете. Разве не удивительно, что все вы при этом лучшие друзья и соратники?

– Сволочь, – мгновенно протрезвев, выкрикнула Арья. – Откуда ж ты все знаешь?

– Потому что, как мы уже ута… установили, я вас ненавижу. А вы меня, – с пьяным глубокомыслием прояснил вопрос Фархад.

Аларья посмотрела на зарыдавшую сестру, забившуюся в уголок кресла. Присела на журнальный столик между обоими ненавистниками. Сквозь теплую коричневую влагу посмотрела на лампу, на сестру, на Фархада, на Бранвена. Ничего и никого через коньяк видно не было.

– Вы ошибаетесь, Фархад. Дважды. Глор Давенант никогда не был моим любовником. И это я его убила.

– Как?! – спросили оба хором.

Бранвен поднял голову и перестал зевать. Все трое уставились на Аларью, словно она, по образу и подобию Каймианы, только что вышла из стены. Впрочем, к Бранвену это относилось в последнюю очередь. Его не очень-то заинтересовало чистосердечное признание. Аларья подозревала, что может убить еще два десятка мужиков, а Бранвену будет все равно – наверное, бросится помогать. По крайней мере, в его взгляде она читала именно это.

– Из пистолета, если это важно. Он почти каждый день разбирал его, чистил и собирал. Сидел у себя за столом, возился со всякими штучками. Пистолету место было в музее, он еще терранский. Но это фамильная реликвия. Глор заказывал в мастерских детали и патроны. Мы часто выбирались за город пострелять по банкам… Мы поссорились. Он как раз закончил сборку. Я взяла со стола пистолет и выстрелила в него.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь все более тихими всхлипами Арьи. Аларья еще раз обвела всех взглядом и залпом выпила коньяк. Никогда она не любила этот напиток с мерзким запахом и слишком сильным вкусом, но сейчас горячее тепло, прокатившееся по горлу, пришлось к месту.